Текст книги "Девушки для диктатуры сионизма"
Автор книги: Михаил Маковецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
В моём понимании, самым забавным в этой истории было то обстоятельство, что из семи своих жён Марк Абрамович находился в разводе только с пятью. С двумя же он состоял в законном браке, хотя на момент ареста проживал у любовницы. Следователь ОБХСС выяснил, что куренной атаман был счастливым обладателем двух паспортов, выписанных на имя Рубинчика Марка Абрамовича, 1948 года рождения. Но если в первом паспорте в графе национальность было записано «еврей», тогда такие паспорта выдавали совершенно бесплатно, и юный Марик получил его абсолютно законно в шестнадцатилетнем возрасте, то во втором паспорте, который мама Марка вынуждена была приобрести ради поступления её сына в ГИТИС, в графе национальность была указано «эвенк».
Увидев этот паспорт, мечтавший о служении театру Марк, пришёл в неистовство. Он кричал на маму, заламывал в отчаянии руки, метался по комнате как загнанный зверь и с большим чувством говорил, что национальность под названием «эвенк» не существует вообще, и что эвенк – это один из видов аквариумных рыбок. При этом он подводил свою маму к аквариуму и показал ей рыбку породы «эвенк». Таким образом, он пытался доказать, что в паспортном столе посёлка Светлогорск её подло обманули. Доверчивой маме Рубинчика пришлось специально летать в Эвенкийский национальный округ, чтобы выяснить всё на месте.
После её возвращения аквариумная рыбка породы «эвенк» была безжалостно скормлена кошке, а Марк поступил на актёрский факультет ГИТИС на место, забронированное за представителем народов Крайнего Севера. После окончания первого курса актёрского факультета разочаровавшийся в театре студент Рубинчик перевёлся на экономический факультет того же института, на котором готовили экономистов для объектов культуры. В принципе этого делать не положено, но для представителя народов Севера сделали исключение.
Извилистый путь из евреев в эвенки странным образом повлиял на брачное поведение куренного атамана Рубинчика. Его многочисленные жёны были все как на подбор не красивы и не приспособлены к жизни. Об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что для большинства из них Марк Абрамович был первым и единственным мужчиной. Но при этом их объединяло ещё одно обстоятельство. Все бывшие и нынешние жёны Рубинчика являлись представительницами разных, как правило, экзотических, национальностей.
– Мой снаряд в одну воронку два раза не падает, – говорил по этому поводу Марк Абрамович.
Я тогда работал психиатром в институте судебной экспертизы имени Сербского, и был его лечащим врачом.
– Недавно он женился на цыганке из Мурманска, – жаловалась мне мама Рубинчика, – Вы, Миша, могли бы полюбить заполярную цыганку? Молодая супруга, как это было всегда, хотя с этим я никак не могу примириться, страшна как чёрт. И, как это заведено на Марикиных свадьбах, на четвёртом месяце беременности. С этим я уже смирилась.
– Мама, – с чувством говорил Рубинчик, расхаживая по моему кабинету, – Вы просто мало образованы. Ну что Вы знаете о воззрениях Карла Маркса? Кроме того, что он был евреем, Вас больше ничего не интересует. А ведь он экспериментально доказал, что количество переходит в качество. Если бы Вы это знали, Вы бы давно поняли, что мои многочисленные браки с уродливыми не еврейками в конечном итоге приведут меня к женитьбе на красавице-еврейке.
– Я мало образованна, потому что родила тебя в шестнадцать лет. Если бы родители твоего папы отнеслись ко мне по человечески и дали бы деньги на аборт, моя жизнь сложилась бы совершенно по-другому. Я бы не осталась на второй год в девятом классе и поступила бы куда-нибудь в институт. А так мне приходится быть матерью неблагодарного эвенка, который украл массу денег, обеспечил материально всех своих жён, которых можно пересчитать только на бухгалтерских счетах, а так же своё многонациональное потомство. После чего он чистой совестью садится в тюрьму. Его мама из последних сил отправляет его в сумасшедший дом имени академика Сербского. Туда он идёт со спокойным сердцем, потому что в тюрьме его кто-то обидел. А его больная мать, которой он не дал не копейки, должна носить ему передачи с продуктами в институт судебной психиатрии. Хорошо хоть, что Вы, Миша, меня понимаете. Кстати, Вы не могли бы мне устроить встречу с академиком Сербским?
– Мама, – перебил её Рубинчик, – встречу с академиком Сербским Миша организовать может, но делать этого не будет. Академик давно умер.
– Так я могу надеяться? – с намёком спросила мама. Рубинчик уже оплатил врачебное заключение «Врождённое слабоумие в форме выраженной дебильности. За свои действия отвечать не может, но может себя обслуживать», но маме об этом не рассказывал. Когда она об этом узнала, она была чрезвычайно возмущенна.
– Пускай слабоумие, но почему врождённое? Опять он всё хочет свалить на меня, – со слезами на глазах жаловалась она директору института.
Врачебная комиссия, после длительных совещаний, выставила ему диагноз: «Болезнь Тея-Сакса. Слабоумие в форме выраженной дебильности». Далее по тексту.
Болезнь Тея-Сакса – исключительно редкая наследственная патология, которая описана только у европейских евреев и некоторых народов Крайнего Севера. В те годы в институте судебно-психиатрической экспертизы имени Сербского подобрался необыкновенно сильный состав клиницистов.
Всесторонне изучив обстоятельства дела, суд пришёл к заключению, что:
А) Действия Рубинчика Марка Абрамовича, 1948 года рождения, которые он произвёл в качестве бухгалтера фильма «Дружба, переросшая в Братство», не содержат в себе состава преступления.
Б) Действия Рубинчика Марка Абрамовича, 1948 года рождения, связанные с наличием двух паспортов, несут в себе признаки мошенничества. В качестве вещественного доказательства к делу был приложен паспорт, выданный паспортным столом Светлогорского отделения милиции Эвенкийского национального округа на имя Рубинчика Марка Абрамовича, 1948 года рождения, эвенка по национальности. На фотографии в паспорте Марк Абрамович был изображен в национальном эвенкийском головном уборе и на фоне оленьей упряжки. Снимок производился в московском зоопарке в июне месяце. Эвенкийский головной убор шили на заказ из меха шиншиллы в закрытом ателье на улице Грановского. Подсудимый совершил преступление в результате психического расстройства (болезнь Тея-Сакса, Слабоумие в форме выраженной дебильности), которым он страдал на момент совершения преступления.
В связи с чем суд постановил направить Рубинчика Марка Абрамовича,1948 года рождения, на принудительное лечение в психиатрическую больницу общего типа по месту жительства.
Вместе с тем суд также постановил, что наличие психических расстройств у подсудимого не может являться причиной для неуплаты им алиментов своим супругам. В результате чего по решению суда было удержано 50 % доходов за период в шесть месяцев в счёт Рубинчиковых жён. Тем более что сделать это было не трудно. В течение указанного промежутка времени Марк не удосуживался получать свою зарплату в сумме 146 рублей в месяц. В течение полугода, пока снимался фильм, Рубинчик так же позволил себе уклониться и от уплаты алиментов.
Кроме того, суд счёл необходимым вынести частное определение в адрес киностудии детских и юношеских имени Горького. В частном определении суда указывалось, что художественные достоинства фильма «Дружба, переросшая в Братство» не могут быть объектом судебного разбирательства. Но вместе с тем, отсутствие у китайских детей в вышеупомянутом фильме признаков жёлтой расы не может не вызывать законных нареканий. В связи с чем суд рекомендовал администрации киностудии детских и юношеских фильмов имени Горького усилить работу по интернациональному воспитанию творческого коллектива вышеупомянутой киностудии.
Отдельное постановление суда назначало опекуна Рубинчику Марку Абрамовичу, 1948 года рождения, исполняющему обязанности бухгалтера на киностудии детских и юношеских имени Горького, в связи с наличием у него психического заболевания и его не способностью отвечать за свои действия. Опекуном была определена Ковальчук-Рубинчик Софья Ароновна, 1932 года рождения.
Своего лечащего врача в психиатрической больнице имени Кащенко Рубинчик обучил таким премудростям игры в преферанс, что через два месяца после начала принудительной госпитализации он был выписан под наблюдение врача психоневрологического диспансера по месту жительства как не представляющий социальной опасности.
Я встретил Рубинчика через много лет, когда приезжал в Москву в гости к своей сестре. Куренной атаман, под руководством мамы и опекуна, занимался отправкой своих многочисленных жён и детей в Израиль.
– Вы понимаете, Михаил, – говорил мне заметно прибавивший в весе Марк Абрамович, – тех жён, на которых я женился по первому паспорту, где графу национальность украшала запись «еврей», мне удалось отправить в Израиль относительно безболезненно. Но отправить туда же тех моих жён, которые вышли за меня замуж как за эвенка, оказалось почти невозможно. Трудности, которые я преодолел, беспрецедентны в истории сионизма. Но ничего, последняя супруга через полгода отправляется в Израиль, на историческую Родину своего супруга-эвенка. А там и я с Наташей начну собираться в дорогу.
Наташа, атлетического сложения немолодая мулатка, которую Рубинчик привёз в Москву с Ярославского вокзала, утвердительно кивнула головой, покачивая при этом похожего Марка Абрамовича грудного ребёнка. Ребёнок сопел во сне на мулатском языке.
– И Вам не жалко покидать такую замечательную многонациональную страну, каковой является Российская Федерация? – спросил я, – Мне кажется, в Израиле Вас будет беспокоить ностальгия.
– Посмотрите на эти руки, Михаил, – возбудился Рубинчик, суя мне под нос свои ничем не примечательные ладони, – Посмотрите на эти руки! Эти руки никогда не поднимали ничего тяжелее рюмки водки. Человек с такими руками не может врать.
– Может, – возразил я. Марк Абрамович не стал со мной спорить и продолжил:
– Моя мама считает, что в своих любовных пристрастиях я излишне многонационален. Но, будучи человеком тонкой душевной организации, она винит в этом только себя.
Прибыв на свою историческую родину, Марк Абрамович продолжил плодотворно трудиться на ниве кинематографа. Он организовал киностудию по производству порнографических фильмов ориентированных на арабского зрителя. Дело в том, что в любой арабской стране с мастерами кинематографа, работающими в жанре жесткой порнографии, жестоко борются. Структуры, призванные заботиться об общественной нравственности, при поимке такого мастера кино, быстро и неизбежно проведут с ним процедуры, после которых интерес к порнографии пропадет у любого. В Израиле же производство фильмов острой эротической направленности не является правонарушением, если в них не участвуют дети. Предприимчивый и всесторонне одаренный Марк Абрамович брал за основу высоко моральные, но популярные египетские фильмы, и перерабатывал их таким образом, что от высокой морали там не оставалось и следа. Все бы было хорошо, но многоженец-интернационалист физически не мог не нарушать действующее законодательство. Что и привело его вновь в лоно судебно-психиатрической экспертизы, в этот раз израильской. Увидев меня, он был тронут. Потом мы вместе вспоминали его покойную маму. Марк утверждал, что был к ней не справедлив, при этом на его глазах блестели слезы. Израильские психиатры сошли не коллегиальным отменять диагноз, выставленным в таком авторитетном учреждении, как институт судебной психиатрии имени Сербского, тем более что Рубинчика обвиняли в какой-то ерунде, за которую все равно в тюрьму бы не сажают. То, что этот яркий кинематографист тесно связан с миром продажной любви, сомнений у меня нет. И сейчас мы это проверим.
Рабинович набрал номер телефона и задал вопрос:
– Как прошла полярная ночь у иерусалимских оленеводов, Марк Абрамович?
– А, это вы, Мишенька, – ответили в трубке, – рад вас слышать. Как ваше психическое здоровье?
– Спасибо, на прежнем уровне, – отрапортовал Рабинович, – я, собственно, беспокою вас по делу.
– На старости лет решили исполнить главную роль в арабском порнографическом фильме, Мишенька? – раздалось из трубки.
– Спасибо, меня пока устраивают порно спектакли, в которых я систематически участвую вместе со своей женой-украинкой, – уклонился от заманчивого предложения Рабинович, – дело в другом. Где-то месяц-полтора в Израиль была достелена девушка двадцати лет, которую зовут Наташа Пятоева. Видимо, она находиться в одном из публичных домов. Один мой хороший знакомый очень хочет знать, где она находиться.
– Найдем, Мишенька, найдем, – обнадежил голос в трубке, – кстати, а как у вашего знакомого с презренным металлом. Ему, по всей видимости, придется расплатиться с теперешними хозяевами девушки.
– Если презренным металлом вы, Марк Абрамович, называете свинец, то с нынешними хозяевами девушки мой знакомый расплатиться в полной мере. Можете быть спокойны.
– Хоть и признан официально ненормальным, но не дурак, понял, – раздалось в трубке, – Я перезвоню вам завтра, Мишенька.
– Он действительно ненормальный? – переспросил Пятоев.
– Он такой же ненормальный, как чижик-пыжик трезвенник, – ответил Рабинович, – он позвонит завтра. А сейчас мы поедем спать. На сегодня впечатлений достаточно.
Иерусалимский эвенк позвонил на следующий день ближе к вечеру. Этот день показался Пятоеву вечностью.
– Я нашел вашу девушку, – сообщил эвенк, – ее передали в «Алые паруса». Вы знаете, где это?
– Найдем, – громко пообещал Пятоев.
– Как я понял, Мишенька, по поводу девушки к вам обратился мужчина с командирским голосом? Я чувствую сердцем, что мужчина только что из России? – продолжил Эвенк, – на родине нас не забывают. Это приятно. Вот и ко мне обратился один россиянин. И просьба у него пустяковая, даже вы без труда ее сможете выполнить. А мне, в силу ряда обстоятельств, не хотелось бы засвечивать крепкую дружбу между мной и моим гостем.
– Сделаем, – тоном Пятоева громко пообещал Рабинович.
– Вот и договорились, – обрадовались в телефонной трубке, – а если нужда в девушке не отпадет, обращайтесь. Старый добрый эвенк всегда к вашим услугам. Так я дам моему гостю ваш телефон, Мишенька?
– Конечно, – отозвался на зов Рабинович, – только когда позвонит, пусть спросит Ларису Ивановну. Моей супруге будет приятно.
Ларисой Ивановной заинтересовались минут через десять. Встречу назначили на вечер в ресторане. После довольно вкусной торжественной части – подали плов из баранины, который едят только руками, смачивая их в пиале, и запивают зеленым чаем. Традиционная еврейская пища, бухарский вариант, который плавно перешел в традиционно еврейский ужин – блины с икрой под «Очи черные» в ресторане «Сибирь» города Тель-Авива. Далее официальная часть естественным путем перешла в деловую. В теплой (+31 °C) и располагающей к откровенности атмосфере тель-авивского пляжа. Кроме Рабиновича здесь присутствовали Пятоев, Шпрехшталмейстер, представительный мужчина, назвавшийся Глебом Петровичем, и менее представительный, хотя и очень нехрупкого телосложения, молодой человек. Молчаливый, но изредка и неохотно отзывавшийся на имя Саша. По словам Рабиновича, когда он выслушав эти сказки тысячи и одной безлунной ночи и понял, что ему предлагают, у него дыхание спёрло не только в зобу, но и в том месте, которым испытывают глубокое внутреннее удовлетворение.
С поистине псковской прямотой ему было поведано следующее. Глеб Петрович и сопровождающие его лица совершали путешествие по святым местам (поселились в эйлатской гостинице «Хилтон» и купались в Красном море). Ничто не предвещало бури, вьюги или снегопада. Но за два дня до возвращения в родной Псков пришло принеприятнейшее известие. В содержание известия во всем его многообразии Пятоев посвящен не был. Но Глеб Петрович сообщил, что Сашу ищут правоохранительные органы Российской Федерации, справедливо полагая, что старший лейтенант запаса Гришин Александр Федорович, 28 лет, утопил в реке Великая господина Авдеева Виктора Степановича, 49 лет, уроженца города Пскова. Параллельно с этим Сашу Парашютиста разыскивала большая, сплоченная общим делом и располагающая серьезными финансовыми возможностями и тесными неформальными связями с работниками внутренних дел группа города Пскова товарищей. Разыскивался он в связи с тем, что им был замочен пожилой следователь, активно и успешно занимающийся туризмом девушек из Пскова в Израиль. Более того, замочив пожилого следователя, Парашютист изъял адреса девушек в Израиле и адреса их родственников в городах и весях псковской области. Неоценимую помощь в деле мочения пожилого следователя Саша-Парашютист получил от другой сплоченной общим делом группы товарищей, возглавляемой почтенным Глебом Петровичем.
После всего вышеизложенного Глеб Петрович заявил, что положение Александра сложное. Для того чтобы оно не стало безнадежным, Саша Парашютист должен быть спрятан, причем спрятан в Израиле и спрятан надежно. При появлении в Москве его встретят уже в аэропорту. В случае если он останется в Израиле, его также будут искать долго и всерьез. Скорее всего, его уже ищут.
На выполнение боевой задачи Рабиновичу были предоставлены сутки. Причем работать ему предлагалось за идею, так как в настоящее время на руках Глеба Петровича наличных денег практически не было. Самым трогательным в этой эпопее было то, что Саша Парашютист оказался сослуживцем Пятоева по псковской дивизии ВДВ.
Но если Пятоев только познакомился с псковским олигархом в Тель-Авивском ресторане, то Шпрехшталмейстер дружил с Глебом Петровичем домами. Потому мастеру яркого циркового слова и пришлось эмигрировать в Израиль.
– Псковский цирк существует, главным образом, на пожертвования меценатов, – рассказал Шпрехшталмейстер, – И меценаты родом из комсомольских работников свято блюдут традиции российского купечества. Одна из них требует иметь на своем содержании актрис. Но городской драматический театр не мог удовлетворить самые насущные потребности псковского купечества. И взоры псковского делового мира обратились к кордебалету городского цирка. И это справедливо, так как танцовщицы традиционно следили за своей фигурой гораздо строже, чем драматические актрисы. И вот однажды скромного шпрехшталмейстера пригласил к себе директор цирка.
– Аристарх – сказал директор, – мы с тобой работали один номер, знаем друг друга не один год, и поэтому я тебе скажу так, как есть. Псковский олигарх положил любящий взгляд на твою Настю. Наш цирк существует, пока нас поддерживает рублем олигарх. Пойми, я с большим уважением отношусь к девочкам из кордебалета. Практически, они нас кормят, но при этом репетируют до седьмого пота и ни одна из них не хамит цирковым старикам. Я помню историю тебя и Насти, но у меня нет выхода. Я отвечаю за несколько десятков семей, многие из них родились и выросли на арене. Не мне тебе рассказывать, на сколько цирковые беспомощны вне цирка. Поэтому я хочу, чтобы ты сказал мне, что ты собираешься делать.
– Если Настя согласиться, мы уйдем из цирка и уедем из Пскова, – сказал я.
Поторопись Аристарх. Мы соберем тебе денег, сколько сможем. Только не отказывайся. В таких случаях так в цирке поступали еще при царе Горохе.
После окончания хореографического училища моя Настенька могла бы танцевать на сцене Кировского театра. Но, на естественное в таком случае предложение о постели, она, ничего не сказав, недоуменно пожала плечами и попала в псковский цирк. Для выпускников ленинградского хореографического училища традиционно считалась самой глубокой дырой.
Когда я работал свой номер, мне пришлось принимать анаболики, без этого нарастить мышечную массу нельзя. Анаболики принимают все профессионалы. Как всегда бывает в таких случаях, у меня появились проблемы с потенцией, и мой первый брак распался. Я сам выбрал свою судьбу и никого не в чем не обвиняю. Старшему сыну я помогаю, как могу, но его так воспитали, что со мной он общаться не хочет. Наверное, он прав. Потом мой друг, директор цирка, взял меня шпрехшталмейстером, и я ушел из номера. После прекращения приема анаболиков все постепенно восстановилось, и Настенька переселилась ко мне. Мы поженились, потом родился Митрофан, но Настенька восстановила форму и продолжила работу в кордебалете.
Из кабинета директора я вышел как пьяный. Возле дверей меня ждал жонглер Раппопорт.
– Послушай, Аристарх, – сказал он, – то, что сейчас произошло с тобой, завтра неизбежно должно произойти со мной. Моя Алла танцует в кордебалете не первый год, там это витает в воздухе. В Невеле ты не спрячешься, да и что ты там будешь делать? Больше тебе ехать некуда. Мой тебе совет, антисемит ты мой пламенный, езжай в Израиль.
– И пустят тебя туда по рекомендации жонглера Раппопорта? – спросил я.
– Нет, моя рекомендация не потребуется – ответил жонглер Раппопорт, – у тебя есть старый паспорт с легендарной записью в графе «национальность». А в Израиль пускают по паспорту, а не по форме морды. Так что езжай. Ты будешь там мой единственный знакомый. Когда мне придется схватить мою Аллу в охапку и перебираться туда, только на тебя я смогу положиться.
– Настенька, как бы ты не поступила, я не скажу тебе не одного дурного слова – сообщил я свой супруге после беседы с директором цирка.
– Ну, если ты не будешь в претензии, – пожав плечами, сказала моя супруга и влепила мне пощечину, вложив в нее все свою силу.
– Ну, если ты так считаешь… – сказал я, пожав плечами. И мы стали собирать документы. Что было дальше, вы знаете.
– История жуткая. Хотя об осложнениях от приема антибиотиков я знаю не понаслышке, – выслушав историю Шпрехшталмейстера, сказал Гришин, – со мной то что делать будете?
После его вопроса все посмотрели на Рабиновича.
Спрятать тебя несложно, – меланхолически сообщил закаленный общением с уголовным элементом медбрат, – я сталкивался с тем, что когда кого-то в Израиле ищут, а тот не заинтересован в том, чтобы его нашли, то самое надежное место – это поселения, как писалось в Советской прессе, на оккупированных территориях. Эти поселения расположены в стратегически важных точках, обычно на вершине холмов или на перекрестках дорог. Состоят они из нескольких десятков или сотен двухэтажных домов, расположенных свободно, на больших участках. Поселения эти охраняются, и попасть в них можно, только проехав контрольно-пропускной пункт. Незаметно въехать и выехать оттуда сложно. Сегодня выучишь свою легенду, а завтра отвезу тебя на нелегальную квартиру. Твоим Шушенским станет поселение на западном берегу реки Иордан под названием Ливна.
На завтра в поселении Ливна появился рыжебородый, в здоровенных зеленых солнцезащитных очках, парень. Одет он был в широкий комбинезон. Через 40 минут в поселении знали, что рыжего мужика с бородой зовут Саня, и он страдает коньюктивитом, поэтому солнечные очки не снимает. Выяснилось также, что он является родственником жены Михаила Рабиновича, сидит в Израиле на нелегале и старается заработать на квартиру в Пскове, где живут его жена и ребёнок.
Саша-Парашютист был надёжно спрятан под рыжим париком и накладной, того же цвета бородой в пасторальной атмосфере постоянно охраняемого тремя солдатами поселения Ливна. Через несколько дней после переезда, Рабинович обратился к Парашютисту с невинной просьбой. Его дочь в школе терроризировала какая-то мразь. Девочка перестала почти перестала ходить туда, и через её подружек Рабинович узнал, что какая-то великовозрастная шпана пристает к ней. Хорошо зная израильские законы, сам он принимать участие в рассправе не мог. По его мнению, Парашютист мог решить вопрос быстро и действенно. Саша поручение воспринял как должное. С учетом израильских реалий вопрос с алиби был решен самым радикальным образом.
В 8 часов утра, когда соседский мальчик Коля рассказывал случайному прохожему с большими мускулами, как выглядят пацаны, цепляющие Юлю Рабинович, ее папа появился в полицейском участке города. Его сопровождал Пятоев, который, вместе с Шпрехшталмейстером, уже завершил знакомство с публичным домом «Алые паруса» и его окрестностями, и собирался нанести туда визит, что не предвещал ничего хорошего руководству этому очагу культурного отдыха трудящихся. Хотя Наталья Пятоева там была всего один день и выбыла оттуда в неизвестном направлении и при не выясненных обстоятельствах.
В результате появления Рабиновича и сопровождающего его лица в полицейском участке сильно запахло чесноком. Рабинович попросил бланк, долго его заполнял, после чего с большим достоинством предъявил его дежурному офицеру. В его жалобе было указано, что у соседей проживает собака по кличке Фиби. Более того, вышеупомянутая Фиби своим лаем беспокоит не только самого Рабиновича, но и работающего вместе с ним в психиатрической больнице господина Пятоева Игоря во время их послеобеденного сна. Измученные бессонницей сотрудники сумасшедшего дома настоятельно требовали принять самые строгие меры незамедлительно. Что им обещано не было. Более того, полицейский офицер, ответственный за принятие заявлений от граждан позволил себе позвонить в вышеупомянутую больницу и выяснить, действительно ли там работают упомянутые граждане, или они проходят там курс лечения и покинули лечебное учреждение без разрешения медперсонала.
В ответ на это Пятоев и Рабинович высказали пожелание встретиться с самым большим начальником.
У дежурного офицера воровато забегали глазки, и им было предложено подождать. Вероятно, долго. С большим сочувствием было сообщено, что большой начальник сегодня может не прибыть вообще.
В силу важности и неотложности своего дела Пятоев и Рабинович, после громких препирательств, решили ждать. Далее Рабинович переводил жалобу свежее приехавшей в Израиль броско одетой женщине о пропаже у неё в аэропорту им. Бен-Гуриона чемодана. В Израиле принято присваивать чему угодно имена Рабина или Бен-Гуриона. И если относительно Бен-Гуриона это ещё понять можно, он был первым премьер-министром Израиля, оставался на своем посту 12 лет и его заслуги неоспоримы, то с Рабином всё гораздо сложнее. Ицхак Рабин был премьер-министром дважды. Первый раз ему пришлось покинуть свой высокий пост из-за финансовых злоупотреблений. Во время второго пребывания на посту премьер-министра своей деятельностью на благо мира он вызвал такую волну арабского террора, которую не могут сбить и по настоящее время. С тех пор в Израиле и повелось называть всё, что движется и не движется именами самого удачного и самого неудачного главы государства. Именами Давида Бен-Гуриона и Ицхака Рабина. Но оставим на какое-то время в покое израильских премьер-министров и вернёмся к женщине и её чемодану.
Женщине было предложено обратиться в отдел находок вышеупомянутого аэропорта. Был предоставлен телефон. По телефону говорил Рабинович. Минут двадцать он описывал чемодан. При этом он неоднократно взывал к небесам и предлагал Богу быть свидетелем. Служащий бюро находок, а также руководитель этого учреждения его не поняли. Пятоев тем временем помогал женщине бурно выражать её возмущение. Далее Рабиновичем, за подписью женщины, была написана жалоба на имя министра полиции. В связи с чем у дежурного офицера ему пришлось уточнить, как правильно пишется на иврите выражения «ветеран сцены», «злобные антисемиты» и «бесценный груз». А тем временем Пятоевым не был найден туалет в помещении оружейного склада.
Время шло. Часам к девяти в полицейском участке началась какая-то странная активность. Но Пятоев, Рабинович и примкнувшая к ним броско одетая женщина продолжали беззаботно бесчинствовать. Но с каждой минутой им было все трудней и трудней привлечь к себе внимание. Людей в полицейском участке становилось все больше, и погоны их были все весомее. Исполнение Пятоевым песни «Ой, мороз, мороз» внимание не привлекло. Наконец прибыло телевидение. Попытка Рабиновича дать интервью позорно провалилась. Оказалось, что телевидение – это не полиция. Обоих пострадавших от собачено лая послали по матушке без всяких сантиментов. Хотя женщина дважды с громким стоном теряла сознание.
Солнце катилось к закату. Все трое заметно устали и почти исчерпали свой репертуар. И, наконец, броско одетой женщине пришлось покинуть полицейский участок ни с чем. Мужчин же как-то буднично попросили пройти в какую-то малоприметную комнату.
