Текст книги "Героин"
Автор книги: Михаил Маковецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)
– Завтра утренним поездом.
– Значит, ночь сегодня не поспишь, расскажешь мне аккуратненько все, что знаешь об организованной преступной группировке Олигарха. В поезде отоспишься.
* * *
– Явился, наконец. Долго же я тебя ждал.
– Ничего, ты у нас терпеливый. Списки давай.
– О каких списках речь?
– Не кокетничай, Лысый, не крути локон на пальце. Ты же на Олигарха и всех братков с первого дня архив собирать начал. Или я не прав? Если не прав, то я пойду, мне с тобой разговаривать в этом случае не о чем.
– Остынь. Есть списки. Отдам я им тебе. Для кого же я их составлял, если не для тебя. Только что я буду иметь с этого?
– Так ты же это тоже просчитал, чего зря спрашиваешь? Олигарх с его командой садится. Ты, с оставшимися на воле, начинаешь все с начала. Схема известная, когда-то с тобой ее сам Олигарх сработал.
– Это правильно. На ошибках учатся. Олигарх все это провернул, потому что все руками Капитана сделал. Потому-то я твоего прихода и ждал. Но лично ты меня крышевать не будешь, это понятно. Тогда кто?
– Твою голову что, мозги вместе с волосами покинули? Кто может быть? – Да кроме Саранчи больше некому.
– Так чего спрашиваешь?
– Ладно, разговор закончен, давай так посидим, старое вспомним. – Это смотря что нальешь.
– Плесну что-нибудь, садись.
– Слушай, Лысый, я спросить тебя хотел. То, что идею избить подругу Саранчи Олигарху ты подал, это я сразу понял. Уж очень не терпелось тебе события ускорить, Саранчу с Олигархом столкнуть. Тут ума большого не надо. Меня интересует другое. Как ты вообще на эту комбинацию решился. Я ведь это уголовное дело недавно внимательно перечитал. Ты же Антонину тогда вместе с Плетнем насиловал. Стоило ей не просто заикнуться, просто пискнуть тихонько, и Саранча бы с тобой такое сделал, что отсутствующие волосы у тебя бы на голове встали. Саранча же узбек, мусульманин, братан в законе. Как же ты решился?
– Перед Антониной на мне вины нет. Меня Плетень тогда вместе собой взял. Он же ненормальный, Плетень. Он ее избивать начал, если бы я его не остановил, он бы ее добил. Он же невменяемый, начинает бить, в раж входит, и остановиться уже не может. Я ему предложил трахнуть ее, чтобы как-то избиение прекратить. Пока я с ней на полу возился, Плетень немного в себя пришел, успокоился. Потом он ее и трогать не стал, плюнул просто и мы ушли. Когда я из лагеря вернулся я сам к Антонине пришел. Никакого Саранчи тогда и в помине не было, в любом случае не могла она ничего мне сделать. Она мне сказала тогда, что сразу все поняла, еще на полу. Я ведь фактически ее и не насиловал, больше защищал от того, чтобы Плетень ее ногами не бил. Она потом даже меня у себя спать оставила. Мне же после тюрьмы некуда было идти, ты же знаешь.
– Знаю.
– А потом меня к себе Олигарх взял. Лестно ему было, шестеркой у меня бегал, а сейчас у него служу.
– Ну уж и служишь.
– Хожу под ним, к словам не придирайся. А потом, когда меня в бригаду к Хомяку направили, я ей помог ларек на моем участке открыть. Она ведь баба безалаберная, и дочку одна тянула. Я к Хомяку подошел, объяснил по-хорошему. Он ей время дал раскрутиться. Я от нее и мелкую шпану отгонял. Когда к ней первый раз Саранча подошел, я и ему хотел по лбу дать. Он же тогда дурака валял, мол «бэдный узбэк, дыня продаю». А Тонька мне еще кулак показала, мол, не мешай, я этого чучмека на деньги раскручу. Она такая хулиганистая с детства была, потому к нам еще школьницей прибилась. Ее первым мужчиной знаешь кто был?
– Как не знать, Олигарх.
– Но она для него так была, одна из многих. У него же никогда настоящей подруги не было, тоже урод своего рода.
– А у тебя-то как с подругой? Есть кто-нибудь?
– Да нет, в общем. Не берет никто. Может им прическа моя не нравиться?
– Врешь ведь, от тебя одна пол года, как родила.
– Не вспоминай о ней никогда, пожилой следователь. Она совсем не при делах.
Ладно. А Антонину бы взял, если согласилась бы?
– Да я из-за нее в Сков после лагеря и вернулся. У меня же тут никого не осталось. Да что говорить теперь.
– Из-за Саранчи?
– Нет. Она со мной жить не сама не стала, с самого начала к себе не подпустила. Не было тогда никакого Саранчи. Никого у нее тогда не было.
– За это ты ее под мордобой подвел?
– Нет, просто она мне однажды сказала, что запретила Саранче приставлять к себе охрану. Хвасталась, как он на нее запал. Не мог же я не воспользоваться таким случаем.
– Она знала, что ты на нее стрелки перевел?
– Нет, наверное. Я, по крайней мере, об этом ей не говорил.
– Еще бы! А на деньги она, кстати, Саранчу раскрутила?
– Да как тебе сказать. Саранча же вначале из себя торговца дынями строил, у которого в Самарканде семья осталась. Но расколола она его быстро, он с акцентом говорить забывал. Пока ясно не стало, что она жить с ним станет, он на деньги до смешного жадный был. Ну а как к ней спать каждую ночь приходить стал, так вопрос о деньгах сам собой отпал. Она сразу поняла, что хозяйка над ним, но денег у него не брала, в ларьке продолжала работать. Он злился, но ничего сделать не мог. А после больницы он в себя пришел и ее к себе в дом забрал. Да и она сама ситуацию поняла, страшно ей стало, перестала капризничать.
– Понятно. Да, а где же списки?
– Что, уходишь уже?
– Поеду я. У меня жена молодая.
– Наслышан. Молодец, так и надо. Вот она, папочка заветная. Бери, пользуйся. Здесь много чего написано.
– Не волнуйся, ничего не упустим.
* * *
– Ну что, Хомяк, выспался?
– Мог бы еще спать. До Москвы почти четыре часа ехать.
– Сдуй щеки, Хомяк, и слушай меня внимательно.
– Что ты так возбудился, Ноготь? Или пока я спал, тебе чей-то коготок приснился?
– Эх, если бы не нужда, разве я стал бы с таким поленом как ты разговаривать. Говорю тебе, слушай меня внимательно. Это тебе для здоровья исключительно полезно будет.
– Ладно, уговорил. Давай, раскрывай подноготную.
– Подробности опускаю, чтобы ты снова не заснул.
– Правильно. Валяй самую сукровицу.
– Списал нас Олигарх, списал без права на апелляцию.
– Это почему ты так решил? И кого это «нас»?
– «Нас» – это всех нас, кроме Челюсти и еще нескольких. Но тебя и меня он зачеркнул особо жирной чертой. Девулька, которую мы искать едем, может быть в ментовке уже давно арию поет: «О, дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить». А ведь она наши лица заполнила. Не могла не заполнить, она же от страха чуть коньки не отбросила, я же ей иголки под ногти обещал загнать.
– Я бы тебя прибил тогда, если загнал бы.
– Я это сразу понял, между прочим. Ты же, как красивую бабу увидишь, так мозгами сразу отъезжаешь, а еще меня ненормальным называешь.
– А нормальный мужик при виде красивой бабы и должен мозгами отъезжать, все остальное – ненормальность. А уж испытывать потребность ее покалечить… Ну ты меня извини, братан.
– Ладно, оставим актуальные вопросы психиатрии в покое. Поговорим о более насущном. Девчонка нас запомнила, сомнения в этом нет. А потому, если она в ментуре, нас уже ищут. Но это все ерунда. Эта кукла в полной уверенности, что мы живем в Москве, и кроме кличек о нас ничего не знает. Дело в другом. Олигарх решил всех в Скове сдать и правильно сделает. Объясню почему. Мы работаем на рэкете. Ту сумму, которую Олигарх получает с этого промысла, не идет не в какое сравнение с тем, что дает героин. Причем речь идет о том героине, который идет на Запад, а не том, который остается в Скове. Ты помнишь, как прыгал Челюсть, когда ему нужно было пять кило порошка растолкать?
– Помню.
– А почему? А потому, что в Скове рынок узкий, много все равно не заплатят. Процентов восемьдесят героина уходит в Эстонию и дальше со всеми остановками. Сейчас же граница между Эстонией не охраняется и никто никого не обыскивает. Оттуда и приходят основные деньги. Сейчас все остальное, кроме переправки героина, для Олигарха не интересно. Будет – будет, не будет – не будет. Лишь бы его самого это не затронуло. Поэтому он нас сдаст не задумываясь, плевать ему и на нас, и на то, что мы споем ментам. Он острый период в Эстонии пересидит, у него уже эстонский паспорт на другое имя есть.
– Но не так то мы ему и не нужны. Мы же ему очередную партию порошка привести должны.
– Это партия уйдет через два дня. А дальше? Дальше нас заменить не представляет никакой проблемы, ты хоть это понимаешь?
– Ладно, играть с тобой больше смысла нет. То, что Олигарх нас сдать собрался, я уже давно понял. Тут ты прав. Ты мне другое скажи. Что ты предлагаешь? Делать нам что? Только конкретно.
– Мы должны вычислить канал поставки героина Олигарху.
– И что?
– Если мы хотя бы еще одну партию перехватим, а лучше две и больше, то Олигарх утонет в долгах.
– А мы?
– А мы? А мы этот героин возьмем и растаем в пространстве и во времени. И будем потихоньку продавать порошок по розничным ценам. Если у каждого будет по пять кило, представляешь, сколько это по розничным ценам где-нибудь в Мюнхене? Даже если больше ничем не заниматься? Или под Магаданом в лагере трудиться ударно, как твое мнение?
– Мудр ты Ноготь. Болен психически, но мудр. Значит, эта партия к Олигарху не пойдет?
– Не пойдет, конечно, хватит его баловать. Но главная задача в другом – выйти на поставщиков.
– А телочку искать не будем?
– Будем обязательно. Пять кило – очередная партия, у девочки этой еще четыре с половиной. За это времени она потратила, может быть, полтора грамма, может меньше. А после этого посмотрим, что мы с поставщиков снимем. Или мы не рэкетиры?
– Уломал ты меня, охальник. Завтра начнем бомбить связи этой куколки. Дитя она, дурочка. Где-нибудь у своей подружки сидит, максимум день поисков. Я ее, пожалуй, с собой возьму. Девочка нуждается в опоре на надежное мужское плечо, как считаешь?
– Нравится – бери. Все права имеешь.
– Ты мне лучше скажи, как мы на поставщиков героина выйдем?
– Уверенно и спокойно. Ты помнишь, как они нам товар передают?
– Звонят и говорят, куда придти. Когда мы приходили – товар уже был на месте.
– Вот именно. Схема самая что ни есть примитивная. Объясню почему. Пять килограмм героина без присмотра никто не оставит не на минуту, это ясно как день. Кто-то из них провожает товар, пока он не попадет к нам в руки. Вспомни, как мы робота ведем, и Толик роботом командует, и Золушка в одном купе с ним едет. У них все то же самое. Пока мы сумку с товаром в руки не взяли, кто-то из них рядом с сумкой находиться, чтобы гарантировать товар от всяких неожиданностей.
– Ну?
– Баранки гну. Наше дело этого человека найти. Они нам команду по телефону дают, после чего мы на другой конец Москвы едем. А сейчас один из нас на пол часа раньше приедет и проследит, кто все время возле сумки с героином крутится, а после того, как ты возьмешь сумку в руки, я подожду, чтобы их братан на хату отправился, ну а дальше уже дело техники.
– А если ты его не вычислишь?
– Тогда ты мне иголки под ногти загонишь! Не могу я не вычислить, нет тут ничего сложного, Хомяк.
– Значит, мирно их звонка ждем?
– Наоборот, крутимся как вошь на гребешке. Нам до звонка от них с девочкой встретиться нужно. Во-первых, чтобы у тебя яйца не болели, а во-вторых, порошок изъять. Такой хорошей девочке от такого количества героина могут быть одни только неприятности. Ты согласен со мной?
– Конечно. Ноготь, дружище, мы должны защитить ребенка от гнусных посягательств. Тем более что уже к Москве подъезжаем.
– Ты помнишь, где она работала?
– Как же, агентство экстремального секса «Уникум». Разве такое можно забыть?
– Совершенно верно, агентство экстремального секса «Уникум» под художественным руководством господина Аркадия. Старокукоцкий переулок, номер дома забыл. Но мы найдем. Ты, Хомяк, свою бригаду с вещами в Буйноголовку отправь, пусть ребята отдохнут с дороги, а мы сразу бросимся в «Уникум». Пусть Аркадий поможет нашу мадонну с героином найти.
* * *
– Здравствуйте, Аркадий.
– Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте. Вас мне послало само проведение. Нет – то знак судьбы! Это рок, который услышал мои молитвы!
– Так вы еще и перед сном молитесь?
– Да откуда? Я даже не знаю, есть ли вообще в Москве синагога. И тем более перед сном. Да и какой сейчас у меня может быть сон? Так, полузабытье, полное ночных кошмаров.
– Что так плохо? Не уж то совсем перевелись в первопрестольной поклонники сексуальных крайностей, и «Уником» захирел в отсутствии спроса?
– Нет, нет, и еще раз нет! Пусть погибну я, но на мое место придут другие. «Уником» – это не просто место эротического отдохновения, нет. «Уником» – это целый пласт столичной культуры, это непрерывность традиции, это новый взгляд на самое интимное, наконец!
– Кончайте триндеть оба. Аркадий, вы можете рассказать без аллегорий, что случилось?
– Хомяк, не вежливо вмешиваться в беседу интеллигентных людей. Чему тебя только в дивизии ВДВ учили. Не обращайте на него внимания, Аркадий. Его хотели наградить медалью толи за взятие Грозного, толи за его оборону, но, хорошенько все взвесив, выперли из армии вообще. После этого он стал такой несдержанный. Так что, вы говорите, встало на пути нового взгляда на самое интимное?
– Мама всегда мне говорила: «Аркадий, большой спорт и крепкое здоровье несовместимы. Запомни это». Моя мама знает, что говорит, она по профессии акушер-гинеколог, но сейчас на пенсии. Я представлял вас своей маме?
– Пока нет, но мы в нетерпении.
– А вы мне поможете? Прошу вас! Вы же не хотите оставить мою маму безутешной?
– Разумеется. Ведь это наш священный долг перед целым пластом столичной культуры. А вас что, поставили на счетчик?
– Вот именно! Именно меня и именно на счетчик! Ну зачем я занялся большим спортом? Я же погубил «Уникум»! Тайсон недоделанный.
– Аркадий, голубчик, вы что, приняли участие в соревнованиях по боксу?
– И до вас это уже дошло? Впрочем, что же здесь удивительного. Да, я победил в абсолютной весовой категории техническим нокаутом в пятом раунде. Идиот, зачем мне все это было нужно!
– Аркадий, вы себя хорошо чувствуйте? Подумайте хорошенько и вспомните, в соревнованиях по какому виду спорта вы приняли участие перед тем, как вас поставили на счетчик. Только не нервничайте. Наверное, это были шахматы, я почти уверен. Нет? Ну, тогда настольный теннис. Ну конечно! Именно в супер тяжелой весовой категории у вас были реальные шансы на победу. В финале ваш противник не смог нагнуться и поднять с пола шарик, после чего вам засчитали техническую победу.
– Ноготь, ты почему в спортивные комментаторы не пошел? Там бы тебе цены не было. Аркадий, не обращайте на него внимания, он садист по натуре. Итак, вы победили в абсолютной весовой категории техническим нокаутом в пятом раунде. Несомненно, это была яркая, добытая в честном бою победа. И к каким же драматическим событиям это привело? Расскажите подробнее, быть может мы вам поможем.
– Вы добрый, отзывчивый человек, господин Хомяк. Я обязательно расскажу об этом своей маме. А поставили меня на счетчик вот почему. Я все с начало расскажу, можно?
– Если только это никоим образом не задевает честь и достоинство вашей вышедшей на заслуженный отдых мамочки. Скажите, Аркадий, только честно. А по вечерам она не скучает без гинекологического кресла?
– Ноготь, мать твою! С твоим гинекологическим креслом мы никогда до сути не дойдем. Аркадий, прошу вас, доложите обстановку. Строго и по существу, как в армии. Вы в армии служили?
– Так точно, не служил. Был комиссован в связи с многочисленными неизлечимыми заболеваниями. Но строго и по существу доложить обстановку могу. Как вы знаете, руководимое мною учреждение оказывает высококачественные сексуальные услуги штучного характера. Каждая сотрудница «Уникума» неповторима в своем роде. У нас есть девушка ростом более двух метров. У другой нашей сотрудницы в каждую грудь влито по бидону силикона. Вы себе представить не можете…
– Мы себе уже представили. Дальше.
– Далее. У меня работает девушка, у которой на руке шесть пальцев. Казалось бы мелочь, ерунда. Но вы должны видеть, как…
– Обязательно взглянем. Дальше. – Недавно к нам поступила сотрудница. 1 метр, 49 сантиметров…
– В обхвате?
– Ноготь заткнись, дальше.
– Вы напрасно иронизируете. Каждая девушка по-своему действительно уникальна. Взять, к примеру, Офелию. Какое будущее ее ждало в глухом дагестанском районом центре? В «Уникуме» же ее дарование расцвело ярким цветом.
– Она что, меняет окраску при изменении освещения? Или писает кипятком на счет «четыре»?
– Вот вы, господин Ноготь, все время шутите, а Офелия у нас настоящая мазохистка. Она даже в психиатрической больнице лечилась, слава Богу, безуспешно. Настоящий талант ничем не испортишь.
– Что!? Что значит «настоящая мазохистка»!?
– Она испытывает оргазм в тех случаях, когда ей причиняют боль. Правда мне приходится следить, чтобы клиенты ее не покалечили, но…
– Да я их сам покалечу! Блин, я даже вспотел весь. Да я ее, голубушку, на руках носить буду, пылинки с нее сдувать. Где моя Офелия? Аркадий, блин, я твой должник на веки. В натуре, блин.
– Она педагог по образованию, но чуточку полновата…
– Да хоть с шестью пальцами, совершенно конкретно! Ты пойми, братан, мне скоро тридцатник, я так истосковался…
– Заткнись, Ноготь. Аркадий, я хочу обрисовать вам нашу ситуацию. Мой друг Ноготь, при всей его крутизне, в сущности, хороший добрый парень. Не жадный, толковый, в драке за друга на нож пойдет. Клянусь. Но мать природа его чуточку обидела. Он садист. Кайф ловит, только когда кому-то больно делает. Мы в Москву приехали по делу. Мы – это Ноготь, я, и состоящие под моим началом братаны, бригада моя. Чтобы у вас создалось ясное представление о том, что мы собой представляем, я расскажу вам следующую историю. В свое время в Чечне сковский ОМОН попал в засаду. Погибла большая часть. В том бою я с ними случайно оказался, меня прикомандировали к ним для поддержания связи и организации боевого взаимодействия. После того, что я сказал открытым текстом по рации в том бою своим командирам, меня судили судом офицерской чести и из армии попросили. Подмога не пришла вовремя, так как все вертолеты были задействованы на обслуживании делегации Европарламента, которая прибыла выяснить положение с правами человека в мусульманской республике Ичкерия. Почти все, кто остался жив и не был покалечен – это моя бригада. Занимаемся мы рэкетом и всем тем, где нужна грубая сила. Половина заработка у нас идет себе, половина – тем, кто покалечен и семьям погибших. Как вы понимаете, в бою права человека мы не соблюдаем и на помощь с прилетевших вертолетов не надеемся. В силу ряда обстоятельств туда, откуда мы приехали, мы уже не вернемся. Мы собираемся пустить корни в Москве. В конце концов, это столица нашей родины, за которую мы кровь проливали. У меня к вам, Аркадий, такое предложение. Вы передаете Ногтю, не на временное пользование, а насовсем, педагога-мазохистку. Он ее не покалечит, уверяю вас, тут вы имеете дело не просто с садистом, а мастером своего дела. Далее. Как я понимаю, в Москве вы знаете, что к чему и кто почем. Продумайте форму нашего будущего плодотворного для обеих сторон сотрудничества. Мне оно кажется вполне возможным.
– Девушку-мазохистку пускай берет, не жалко. Все равно «Уникуму» осталось жить до вечера. Да и мне, скорее всего, тоже. Ситуация здесь такова. В Москве в последнее время вошел в моду женский бокс. Правила там такие. Это настоящий боксерский поединок, с судьями, с рингом, все как положено. Там работает тотализатор, и организаторы боев гарантируют, что покупных боев там нет. Кстати, это правда. Я проверил, денег не пожалел. Там все по-честному. Единственное, чем правила московской ассоциации женского бокса отличаются от общепринятых, это то, что там нет весовых категорий. А так все как обычном боксе. Деньги крутятся там астрономические. Об этих соревнованиях я, конечно, знал, но думал, что к моему бизнесу это не имеет никакого отношения. А у меня свой сайт в интернете есть. Я там приглашаю обращаться ко мне всем, кто является чем-то уникальным в сексуальном плане. Обычно обращаются со всякими глупостями, но иногда пишут серьезные люди. И вот как-то приходит мне письмо из Польши. Так, мол, и так, пан Аркадий. Был я мужчиной, но сделал себе операцию по перемене пола и сейчас я девица чистой воды. Не могла бы я у вас поработать сезон-другой? Отчего же, отвечаю, приезжайте, попробуйте себя, жду с нетерпением. Приезжает. Девица девицей, блондинка, глазки хлопают, грудь высокая, ножки длинные, по-русски еле-еле. Мой сайт его знакомый нашел, он же и письмо по электронной почте прислал. Начал работать. Спроса особого не было, но это естественно, по началу ни у кого нет. Тут важно репутацию хорошую создать, это время берет. Вот однажды Ядвига, Ядвигой его звали, мне и говорит: «Пан Аркадий, я тут афишу видела, там женщины боксируют, может я не поняла чего?»
– Все правильно, – говорю, – это бои московской ассоциации женского бокса. Сейчас это у нас большой популярностью пользуется. А ты что, хочешь с женщиной-боксером познакомиться? Аттракцион «Лесбиянки на ринге»?
– Ну, что вы, пан Аркадий. Это чисто спортивный интерес. Я ведь до того, как сделать операцию по перемене пола сделать, был боксером полусреднего веса, в профессиональных боях вступал. Потом серьезную травму глаза получил, пришлось бросить ринг, чтобы не ослепнуть. Потом свою истинную сексуальную вспомнил, сделал из нее профессию. Но к боксу сантименты остались, у меня же вся молодость на ринге прошла. А сейчас афишу увидел, нахлынуло. А я ведь человек очень чувствительный, это у меня от мамы передалось.
– Ядвига, – говорю, – я тебя на завтрашние бои приглашаю, я с их организаторами знаком, в первом ряду сидеть будем. Ядвига даже зарделась от удовольствия. В руководстве московской ассоциации женского бокса у меня действительно знакомые были, когда-то известные спортсмены, которые весь юг Москвы рэкетируют. Я им позвонил и говорю, ребята, тут у меня подружка новая, хочет ваши бои посмотреть. Можете почетное место организовать, к рингу поближе? Выпендриться хочу.
– Да плати деньги, говорят, и приходи. Местами обеспечим, нет вопросов. Приходим. Дерутся огромные мужеподобные тетки, килограмм за сто каждая. Как по мне, такого зрелища и бесплатно не надо, но народу набилось море, все кричат, ставки делают. В общем, грамотно все поставлено. Вышли мы в буфет, спрашиваю Ядвигу:
– Как тебе?
– Да боксом тут и не пахнет, – отвечает, – набрали каких-то коров, объяснили на словах правила и выпустили на ринг.
– А судейство как? – спрашиваю.
– Судейство настоящее, – отвечает, – все как положено. Но боксеров там нет.
– Кончай выпендриваться, – говорю, – это в тебе польский гонор играет. Ты бы на ринг с одной из них вышла?
– Ни одна из этих коров против меня не устоит и одного раунда, – пожимая плечами говорит Ядвига.
– Но они же все гораздо здоровее тебя?
– Пан Аркадий ничего не понимает в боксе.
– А если я тебе устрою схватки, не боишься?
– А за первое место мне хорошо заплатят?
– Я тебе замечательно заплачу и не за первое место.
– Была бы пану Аркадию очень благодарна.
– А как же твой глаз?
– Глаз могут повредить в боксе, а здесь бокса нет.
Подхожу к организаторам. Братаны, говорю, у меня девушка есть, хочет в боях поучаствовать. Это возможно?
– У нас правила такие, – отвечают, – Все строго как в боксе, кроме весовых категорий. Есть четвертьфинал, полуфинал и финал. Хочешь участвовать – плати тысячу евро. Прошла в полуфинал, получи пять тысяч. Прошла в финал – десять тысяч. Победила в финале – получила двадцать пять. На майке можешь писать любую рекламу, твое право. Финалисты в следующих соревнованиях освобождаются от вступительного взноса. Поймаем на купленном бое, кончаем обеих, уже было два прецедента. Найдем кастет в перчатке или что-то в этом духе – покалечим. Мы не шутим, ты нас знаешь. Соревнования идут с шести часов вечера и до утра. Сам боксер играть на тотализаторе право не имеет. Если решишь прислать кого, звонить до среды включительно. С четверга мы проводим жеребьевку и решаем все организационные моменты. В жеребьевке личное участие боксеров обязательно. Бои по субботам. Вот, собственно, и все. Если вопросов нет, то привет семье.
– Пошил я Ядвиге костюмчик у известного модельера, фамилию называть не буду, на слуху. Юбочка коротенькая, на попе реклама «Уникума», маячка просвечивающаяся, лифчик кружевной. На маячке написано «Уникум» спереди и сзади, на плечах светлые волнистые локоны, носочки с кружевами, на боксерских ботинках, оказывается, такие тоже есть, профессиональный художник нарисовал сердечки, проткнутые стрелой.
– В шесть часов в зале зрителей почти нет, народ собирает к полуфиналу. Но как Ядвигу увидели, все чуть не попадали, звонить по мобильникам начали, знакомых звать, пока ее не кончили. Там все бабы как быки размалеваны, у одной на спине реклама собачьих боев, у другой реклама элитного жилья. Все бабы огромные как экскаваторы, у кого-то нос сломан, у кого-то ухо надкусано. Начинается бой. Против Ядвиги в четверть финале выходит что-то толстое и бесформенное. На спине реклама каких-то автомобилей. Грузовик дан почти в натуральную величину. Ставки принимают один к ста! Такого в истории московской ассоциации женского бокса вообще никогда не было. Выходит Ядвига, рукопожатие, Ядвига морщится от боли, кокетливо откинув голову. Немногочисленные зрители стонут от хохота. Один из судей от смеха плачет, сам видел. Начинается бой. Реклама грузовиков бросается вперед и падает в глубоком нокауте. Ядвига жеманно делает публике глубокие реверансы. Свет прожектора делает майку окончательно прозрачной и подчеркивает величину и форму грудей. Никто не хлопает, потому что все говорят по мобильнику. К началу полуфиналов в зале не только некуда упасть яблоку, огрызку некуда упасть. Рекламу автомобилей с пристрастием допрашивают на предмет купленности боя, но к нам не пристают – впереди следующий бой. Зрители в факте того, что бой куплен, и не сомневаются. Организаторы подделывают результаты жеребьевки, и против Ядвиги выходит старый известный боец. Такая женщина коня на скаку не остановит. Лошадь упадет и обкакается при первом на нее взгляде. Удар гонга. Соперница, размахивая пудовыми кулаками, несколько раз пробегает мимо уворачивающейся Ядвиги со скоростью летящего у нас паровоза, после чего останавливается отдышаться. В это время Ядвига, без всякой спешки, бьет ее в живот и в челюсть, после чего, не глядя на поверженную соперницу, замирает в глубоком реверансе. Что интересно, что единственный, кто сделал ставку на Ядвигу на тотализаторе, был я. В финальном поединке стадвадцатикилограммовая соперница Ядвиги весь первый раунд бегала по рингу с изменившимся лицом. У нее был настоящий тренер, который порекомендовал ей больше двигаться, и она поняла его слишком буквально. После окончания раунда она рухнула в своем углу на табуретку. Из ее могучей груди вырывалось шумное дыхание, и ее тренер энергично махал полотенцем перед ее лицом. В это время Ядвига, сидя в левом углу ринга, поправила юбочку, кокетливо закинула ногу за ногу, и начала красить губы. Потом она потребовала заколку, так как у нее растрепалась прическа. Заколки у меня не оказалось. На глазах у всего зала она закатила мне по этому поводу совершенно безобразную сцену, которую прервал удар гонга. Раздраженная пропажей заколки, Ядвига быстро подошла к своей сопернице, и, без ненужного жеманства, сильно ударила ее в нижнюю челюсть. Несчастный мужеподобный гигант, у которого и так голова кружилась от трехминутной бессмысленной беготни, отлетел на канаты, откуда медленно съехал на пол. Судья, путаясь в цифрах, досчитал до десяти и поднял Ядвиге руку. При этом Ядвига чмокнула его в щеку, оставив там следы губной помады. Сказать, что аудитория при этом рыдала, это не сказать ничего. Зрители лежали друг на друге, не в силах от смеха поднять голову. В первом ряду, у какого толстого красномордого мужчины, смех перешел в рвоту. Кому-то сдала дурно, у кого-то поднялось давление. Короче говоря, это был триумф. Но, как говорится «Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал». Вечером ко мне пришло несколько человек. Это были руководители московской ассоциации женского бокса, они же руководители всемогущей ясеневской группировки.
– Вот что, Аркадий, – сказали они, – мы с тебя решили получить миллион евро.
– Почему? Я что, покупной бой организовал?
– Да Господь с тобой! Если бы это случилось, мы бы тебя кончили без всяких разговоров.
– Так в чем же дело?
– Ты понимаешь, в чем дело, Аркадий. У нас остался тяжелый осадок от последних боев. Но не потому, что ты тотализатор снял, не потому. Из-за этого мы бы слова тебе не сказали. И снимать в этом случае с тебя деньги было бы беспределом. А мы живем по понятиям, ты же знаешь. Дело совсем в другом. Насмехался ты над нами, Аркадий, гонор свой еврейский сдержать не смог. А титульную нацию уважать надо. Ну, чего ты вытаращился? Не понимаешь? Я тебе подробнее объясню. Если бы ты просто нашел боксершу, которая всех бы побила, тут вопросов нет. Но ты же спектакль устроил, с наложением тонального крема на ринге. На всю московскую ассоциацию женского бокса обильно покакал. Ты не поверишь, я домой по Рублевскому шоссе еду, мимо Крылатского проезжаю, вдруг вижу, на меня дети пальцем показывают. Их мамаши улыбку прячут. Да за такое миллион евро снять – это бесплатно практически. В натуре. Не могу спокойно говорить об этом, ком к горлу подкатывает. Не могу, пойду я. А ты уж, Аркадий раны мои не береди, сумку с деньгами, или там пакет, ты уже сам реши, принуждать тебя не буду, принеси мне к следующим боям. Как полуфинальные бои начнутся – я тебя жду. Ты уж меня не подведи, голубчик, поспей во время. У меня там серьезные гости обычно приходят, мы потом пиво пойдем пить, а потом финальные бои. Сам понимаешь, не до тебя тогда будет.
Такое вот дело. Сегодня суббота, но сегодня я туда не пойду. В этот день евреи не работают, да и миллион евро для меня явно неподъемная сумма. Я даже искать и не пытался.
– Наверное, мы вам поможем, Аркадий. Как твое мнение, Ноготь?
– Аркадий, а она действительно мазохистка?
– Понятно. Спасибо Ноготь.
– Хомяк, лучше я вам порекомендую хорошего психиатра. Вы представляете, о ком идет речь?
– Скажите, Аркадий, а где происходит эти ваши девичьи схватки и потуги?
– Спорткомплекс на Фрунзенской, а…
– А эти двое похожих на поэтов бритых юношей в красном джипе с символами московской ассоциации женского бокса …
– А кто же еще? Скажите, а вы действительно…
– Аркадий, я вам советую провести сегодняшний вечер в родном «Уникуме». Мы вам обязательно позвоним.