Текст книги "Героин"
Автор книги: Михаил Маковецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)
– Ты понимаешь, Олигарх, неожиданно пожилой следователь отправляет меня на месяц на какую-то идиотскую учебу. И как только я уехал, как он собирает весь личный состав и устраивает всем такой разнос, которого не было со времен смерти Сталина. Суть разноса сводилась к следующему. Распустились в конец, мышей и комаров не ловите, документацию правильно оформить не может, пьянствуйте на работе. В последнее время столько дел в суде рассыпалось, что хоть милицию вообще закрывай за ненадобностью. Лейтенант Волков поймал торговца шмалью, но, вместо того, чтобы оформить незаконный оборот десяти грамм гашиша, которые злоумышленник хранил в килограмме навоза, и отправить злоумышленника в места лишения свободы, лейтенант Волков оформил обвинительное заключение на незаконный оборот килограмма навоза. Сказывается еще в лейтенанте Волкове его колхозная классовая сущность. Ох, сказывается. И такие примеры не единичны. Доколе… Да я вас живьем… Видишь, не получается с женщиной – сними погоны… Как это всегда бывает у пожилого следователя, его слог журчал, как реченька и трогательные катышки грязи сыпались на личный состав как из ведра. Единственный комплемент за всю двухчасовую речь прозвучал только в адрес все того же лейтенанта Волкова. Его пожилой следователь назвал шестиколесным бабаукладчиком. И тут же, чтобы загладить неприятное впечатление от невольно вырвавшегося наружу комплемента, пообещал лично для лейтенанта Волкова составить план прививок от анального бесплодия.
– Пожилой следовать, а сказал хорошо. Он у вас военно-половые романы случайно не пишет? Если да, то я ему протекцию могу составить в публикации. Через бабушку мой рыжей Анастасию Аполинарьевну. Она редактирует литературный журнал «Недуги Наши». Там и моя книга публикуется, «Истоки и смысл русского киллеризма». И пожилого следователя там засобачить можно.
– Вот ты, Олигарх, тут поллюционно галлюцинируешь, а шесть человек село, и такое дело накрылось. Не жалко?
– Это мне-то не жалко? Жалко. Но красочные погребальные церемонии по этому поводу я устраивать не буду. Навоз сделал свое дело и теперь должен быть предан земле. То, что государство не будет долго терпеть наглый удар по своему карману, было ясно с самого начала. Идея была хороша, принесла должную сумму денег и умерла естественной смертью. Мир, так сказать, праху. У меня родственница дальняя есть. Сама сектантка, а в погромах свидетелей Иеговы участвовала. Это я к тому, что важно вовремя остановиться. И осуждать пожилого следователя за высказывания перед личным составом мы не будем. Не ругаются матом только немые, спроси мою рыжую. Этот вопрос закрыт. Есть еще что-то?
– Есть. Раньше у меня были подозрения, но сейчас я уверен. Пожилой следователь работает на Саранчу. Более того, Фигура Саранчи мне остается не понятной. Не вписывается он в образ Иоанна VI Насретдиновича, повелителя торговцев дынями. Что-то за ним еще есть, значительно более серьезное. Поверьте мне, ясновидящему.
– Здесь как раз я тебе верю. Эта его постоянное педалирование на то, что он киргиз, являясь при этом каракалпаком. Этот периодически появляющийся, периодически пропадающий узбекский акцент. Эти явные следы тяжелого детства на лице чурко-падонка. Ваххабит он конечно законченный. И вообще, меня всегда настораживал какой-то необычный запах из его рта. Я не расист, но глубоко убежден, что в идеале люди должны быть белыми. Да и впечатления существа без перспективы, тянущего свое бремя жизни на сутулых плечах работяги, он на меня не произвел с первого взгляда.
– Олигарх, дай ему по морде.
– По морде, так по морде. А кому, рыжая?
– Этому.
– Капитан, поздравляю. Предложено вломить тебе по чайнику. А почему, рыжая?
– Он меня ударил. Просто так. Сильно. В живот. Я плакала.
– Аня, перестань. Когда я тебя ударил, ты еще не была подругой Олигарха. Сейчас так вопрос ставить не красиво.
– Но ты же меня ударил! Ладно, ты был бы мой клиент, но ты же был мент в форме. Почему ты меня ударил?
– Если честно, Аня, то я просто не помню. Наверно ты мне что-то не так сказала. Извини, пожалуйста, я больше не буду.
– Не хочу ничего понимать. Мне, как бабе, тупость простительна. Почему ты меня ударил?
– Анечка, сколько в Вас затаившейся сексуальной энергии – идите и осчастливьте кого-нибудь, например Олигарха. А на ключевые вопросы мироздания у меня нет ответа. Ударить без всякого повода пятнадцатилетнюю девочку в солнечное сплетение не красиво, согласен. Но в тот вечер у меня было плохое настроение.
– Понесло человека, но остановился очень резко. Оставил в недоумении. Капитан, а действительно, почему ты ее ударил?
– Понимаешь, Олигарх. Если в течение двух часов подряд повторять всем «Пошел на…!», то к концу занятия мат будет неотделим от речи. Мы зашли, даем всем по сопатке, атмосфера соответствующая, вдруг подворачивается какое-то длинное рыжее существо женского пола, спокойное, как три тополя на Плющихе, и начинает с тобой играть словами в большой пеннис. Как тут удержаться? Естественно, появляется желание превратить ее в беременную девственницу.
– Почему ты меня ударил? Мне так больно было!
– Ну, хватит, выбрана поза «doggy-style», позднее признанная многими врачами как наиболее эффективной для начала половых отношений. Олигарх, у тебя очень прикольная подруга, по-своему красивенькая, чрезвычайно обаятельная и даже остроумная. Но если она сейчас не заткнется, я просто уйду. Я ее ударил не для того, чтобы на тебя наехать, ты это знаешь. Дальнейшее разборка здесь беспредметна. Ей обидно, я понимаю. Сейчас она избалована и ей хочется отыграться за старые унижения. Ее полное право. Но только не на мне. Успокой свою рыжую или выгони ее отсюда. Я по делу пришел.
– Мой разум отказывается понимать этого человека. Почему ты меня ударил, гад?
– Анечка, а что ты такая сегодня заводная? Фантазия у тебя просто фонтанирует через сфинктер. Уймись. Понимаешь, ржавчинка моя, матом нужно уметь ругаться. У кого-то мат звучит как флейта. Я тебя обожаю и готов потакать любым твоим капризам. Но с Капитаном мы работаем вместе уже много лет. Когда он тебя ударил, ты еще моей подругой не была. Не могу я за тебя сейчас с него спросить, не по понятиям это. Понимаешь?
– Плохо понимаю. Наверно я глупая гугукающая павианиха, но я чувствую себя забитой моськой, умильно дрыгающей лапками и трусливо лающей на слона. Мол, получила телка слегка, это ей только на пользу. И пускай теперь еще и прощение сосет! Мол, если хочешь быть здорова – не выступай. Капитан тапочкой убил таракана. Понравилось. Выбросил из окна кошку. Здорово. Затем придушил кого-то. Тоже ништяк. Прошло пять минут. На яйцо Капитану села муха. Но муху Капитан не обидел!
– Аня, спасибо тебе крестьянское за науку. Теперь никогда без причины не ударю ни одну малолетнюю женщину, торжественно клянусь.
– Ты знаешь, Капитан, меня вообще-то мужчины возбуждают. Главное, чтобы перхоти поменьше и потом не несло за версту. Ну ты какой-то особенный, тянет на рвоту от тебя, и все. Ничего поделать с собой не могу.
– Что делать. Я вот сегодня ехал в автобусе на работу. Машина сломалась. И кто-то тухло дал в салоне, да так, что любой бомж это Hugo Boss по сравнению с этим ароматом. Пришлось терпеть.
– Угу. В зоопарке слоны передохли от диареи. Весь район тогда эвакуировали. Я горжусь тобой, мужик! Это я к тому, что ты сам и дал, Капитан. Жар горячего благородного сердца согревает расположенный под ним котел с кипящим калом. Закон физики. Я же помню тебя еще подростком, отважно хватающего себя за гениталии под одеялом, пока мама не видит. Кого ты обмануть хочешь?
– Ну да. Ты, Олигарх об этом своей рыжей расскажи. А уж она в поэтической форме опишет все подробности. При ее то даровании это как два пальца под струю подставить.
– Ого! Да я уже человеком авторитетным стала, от меня все шарахаются. Ты меня боишься, Капитан?
– Никто тебя не боится, рыжая. И дяденька Капитан же так может, если захочет, просто детские комплексы, синдром Дауна и хроническая пляска святого Витта ему немного в этом мешают. Его из-за этих болезней и в органы сначала брать не хотели.
– А почему вы оба, люди образованные и культурные, ругаетесь в моем присутствии сразу матом? А я дама.
– Анечка, когда ты вырастешь большой, ты сама поймешь, что образованные люди как раз матом и ругаются. А чем же им еще ругаться?
– Олигарх, он меня опять обижает. Почему ты меня не защищаешь?
– Действительно, Капитан, когда ты, наконец, поймешь, как нужно вести себя с прекрасным полом?
– Все, понял. Теперь буду с ними только на «Вы». Аня, а вы не хотите отправиться в Зимбабве организовывать революции? Для этого я могу вам выдать броневик, кепку и лысину.
– Ну, ну, ну, только без слез. Рыжик, тебя никто не гонит, успокойся. С тобой шутят как с взрослой дамой, как тебе не стыдно? Аня, перестань. Села в кресло, поджала ноги и спокойно слушай, что мы говорим. Хочешь что сказать – мы тебя с интересом выслушаем. Можешь взять в руку бокал вина. Хочешь? Только не забывай, что женский алкоголизм неизлечим. Ты в любом случае мой идеал, Анечка, невзирая на целлюлит и лёгкий аромат атлантической сельди.
– А что такое целлюлит?
– Это то, что бывает у взрослых дам, рыжик, а у тебя не будет еще лет двадцать.
– Купи и мне, Олигарх!
– Не покупай ей, Олигарх. Она не заработала.
– Капитан купил накладные титьки пятого размера. Говорит, он с ними в профиль мужественнее выглядит. Гад. И еще, Капитан. Никогда не говори фразы длиннее семи слов. Ты теряешь смысл уже на пятом.
– Я знал, что вы, Аня, адекватно все воспримите. Спасибо за понимание. Олигарх, может быть, вернем, наконец, беседу в предметное русло?
– Рыжая, действительно, не мешай нам общаться.
– Ах, Олигарх, милый, пойми, вот если со мной такой умный мужик говорит, как ты (жеманничаю) или Капитан (кокетничаю), то вас не должны коробить мои зачатки интеллекта.
– Аня, ты начинаешь забывать, что мужчина – это свято. Я тебя вместе с твоим интеллектом сейчас выставлю отсюда. И запомни на будущее, мой сексуальный рыжик, прежде чем защищать культуру, надо научиться ею пользоваться для выражения мыслей. И еще. Когда орлы базарят – воробьи не чирикают.
– Продолжай меня ненавидеть, Олигарх, мой маленький классовый враг. Нет ни мужей, ни жен, есть супруги. Их половая принадлежность является их личным дело и никого не интересует. И не трогай меня! Отпусти! О Боги, я затыкаюсь, лишь подчинившись грубому нажиму. И запомни, Олигарх, февральский сперматозоид – зверь настырный и, если его в нужное направление не нацелить, то он щекочет мозг и, умирая, отравляет этот мозг депрессией.
– Не переживай за судьбу моих сперматозоидов, любимая. Все будет хорошо. В крайнем случае я тебя изнасилую. А если ты, Анечка, не станешь, причем сейчас же, послушной как пластилин, перед тобой есть два варианта. Можно тебя в унитазе утопить, а можно застрелить, предварительно помучив. Что ты выбираешь, свет очей моих?
– Возник ряд разгневанных замечаний. Унижена и оскорблена всеми и повсеместно. Странно, никогда раньше не замечал этого дядьку с оптической винтовкой на крыше противоположного дома. Может, это астроном?
– Где!?
– Капитан, ты что, не понял, что она тебя разыгрывает? Я сейчас ей рот зажму рукой, и мы спокойно продолжим беседу. А ты, рыжая, теперь перестань кусаться и слушай любовное признание: «Отрыгнув плохо переваренными котлетами из сельской столовой, нежно хватаю рукой с черными заскорузлыми ногтями тебя за левую ягодицу. Далее, пнув кирзачем собачонку, путающегося под ногами, начинаю гонять шкурку на члене, не встававшем с 1995 года, года невиданного урожая брюквы. Только несколько глубоких затяжек самокрутки помогают пробудить во мне некое подобие желания. После шести с половиной часов попыток совокупиться я удовлетворяю тебя полуосью от прицепа, а сам же кончаю в аккумулятор, дабы избежать нежелательной беременности». Признание в любви закончено. Теперь можешь кусаться, тебе это мало поможет.
– Ты что, сдурел? Ты же меня задушить мог! Слушай, как это описать надо, убожество, тракторист колхоза «Пунцовый партизан». «Я не увижу и не почувствую, ожидая твои губы, как упадет блузка с плеч моих, как, тонко пискнув на застежках, прыгнут куда-то вверх лямки бюстгальтера, как сам бюстгальтер, сползая, задержится на груди моей, и как ты сбросишь его подбородком, зарывшись лицом в мою грудь». Слова теперь не пророню, дурак.
– Господи, даже не верится, что она заткнулась. За что я тебя люблю Олигарх, так это за то, что ты всегда можешь найти верную интонацию в беседе с девушками. Так вот, о Саранче в органах охраны правопорядка слухи разные ходят, в том числе и не очень приличные. Есть такое образное ругательство у народов Востока: «Твоя мама сосет в аду мой раскаленный член». Так это про Саранчу.
– Конкретизируй.
– Есть мнение, в дебрях правоохранительных органов, что Саранча только прикрывается мелкой суетой на Сковском рынке. В действительности главное поле его деятельности совсем другое.
– Серьезно? Впрочем, я об этом догадывался. Уж очень мощно у него поставлена система переправки среднеазиатов в Эстонию и, как я понимаю, далее в Европу. Здесь большие деньги крутятся, но вряд ли мы сможем туда забраться. Для этого прочные связи нужны на Востоке.
– На этом он тоже зарабатывает немало, но и это не главное.
– А что главное?
– Ты уже большой, Олигарх и можешь знать правду. Главное то, что он лицо не самостоятельное, а представляет большую организацию, которая гонит афганский порошок в Европу. И что в организацию эту входит и пожилой следователь, который не просто тут и там делает что-то для Саранчи, а сам является членом этой организации. Ты помнишь, как пожилой следователь не понятно как вышел сухим из воды во время служебного расследования?
– Ну и? Опиши, порадуй народ.
– Есть мнение, что тогда же его и завербовали. Они же ему и помогли после этого на нары не попасть. Так что он с Саранчой не просто за два евро работает, там все гораздо серьезнее.
– Бабло, как всегда, победило добро. Я вообще-то всегда подозревал, что пожилой следователь крокодил скорее зеленый, чем длинный. И не по простоте душевной, а из-за болезни токмо. А то, что он тогда из-под служебного расследования вывернулся – это ничего, каменоломни еще ждут своих героев. Он у меня еще зимой в мокрой майке в метель с тачкой побегает.
– Один сумасшедший внезапно трижды надругался над седым профессором-психиатром во время врачебного приема, когда тот спросил: «Какие ассоциации у него вызывает слово «задница»?
– Это ты к чему, Капитан?
– Организация, в которой состоят пожилой следователь и Саранча, более чем серьезная. Ты против них, Олигарх, честный пролетарий, да ещё и в долгах. И крутиться как ослы, которые вытаптывают себе место под лежанку, здесь опасно. Как бы они тебя, и меня за одно, гнус кормить не отправили. Или не помогли бы нам, в гроб сходя, благословить потомков словом матерным.
– Да уж, я беден материально… допустим. Ну, и что ты предлагаешь конкретно? А то ведь сделать ребенка – очередь стоит, а как кормить – то все в кусты.
– Я предлагаю похоронить Саранчу. Это раз. Хотя понимаю, что это чрезвычайно сложно. Но скорбеть здесь нечего. Невозможно практически, но вдруг. Подобраться к слону незаметно – дело не простое, но реальное. Можно, к примеру, поработать с его подругой. Бабенка, конечно, смазливая, но колхозное детство из нее прет за километр. Ее Антонина, кажется, зовут?
– Антонина. Известно о ней кое-что, можно к ней ключики поискать. Может действительно поможет казнить Саранчу через отравленный минет? И второе. В городе появилась какая новая сила. Странная какая-то. Малопонятная по методам заработка, но активная. И связывают ее с нашим старым знакомым Хомяком.
– Я тоже слушал, что его видели в городе. Но тут надо иди в школы, в крестьянство! Хомяк от природы парень туповатый. Можно сказать жертва грубого насильственного прерывания обучения в ПТУ. Как увидишь нечто вульгарно накрашенное, в сарафане – знай, это он. Хотя связи у него в Скове обширные. Но, с другой стороны, город то наш как Китай. В смысле, все с косичками, а трахнуть некого. Денег то нет ни у кого-то. Но подработать рады многие. Я слышал, Хомяк в Москве норку вырыл. Поднялся даже вроде над уровнем плинтуса. Может он братанов в свою бригаду вербует?
– Может и вербует. А может и интерес какой у него в Скове. Но его появление в городе, в свете не простого расставания с тобой, Олигарх, вынуждает меня пребывать в лёгком недоумении и огромном удивлении.
– Нужен мне он как зайцу триппер, чтобы с ним воевать. Да и вряд ли Хомяк придумает что-то оригинальное. Другое дело, Ноготь. Тот да, может. Типа продуктов питания для нетрадиционно ориентированной публики. Но у Ногтя другой дефект – не может он с людьми работать. Команду ему не организовать никогда. Да и ленивый он.
– Лень – это не зло. Лень – это двигатель прогресса. Я бы Ногтя со счетов не сбрасывал.
– Нет Ногтя в городе, иначе мне бы донесли. Другое дело, что Ноготь сидит где-то в норе, продумывает, а Хомяк технические вопросы решает. Тогда это серьезно, сам понимаешь. Бригада у Хомяка совершенно особая, ты же помнишь, а Ноготь может такое придумать, что другому и в голову не придет.
– Нет его в городе или есть, ты Олигарх не знаешь. Он не долго в Скове пробыл. Его мало кто видел и мало кто помнит.
– И концов у него здесь нет. И обратиться не к кому, и залечь негде. Так что вряд ли Ноготь в Скове.
– Любите ли вы марихуану так, как люблю её я?
– Чего? Рыжик, тебе что, в голову что-то жидко-желтое ударило?
– Поговорите со мной немножко, а то все «ноготь», «ноготь». Как будто вы не братаны конкретные, а косметички.
– Могу и с тобой поговорить. Сколько раз я говорил тебе, не ходи в кофточке с открытой радикулиту спиной. Ведь недавно же лечилась по этому поводу.
– Это мое личное дело. А недовольным предлагаю ротовой секс.
– Рыжая, ты социально аботированный зародыш. На месте Олигарха я тебя бы…
– Спокойно, Капитан. Всплески эмоций прощаются только бабам.
– Вот, вот. Все смешалось – люди, кони, курвы. Глядишь иной раз на Капитана, и понимаешь – скоро у мужиков будут случаться регулярные менструации. Ты зачем меня в живот ударил, гад?
– Рыжая, ты тему не меняй. Я тебе, пока не выздоравливаешь, вообще из дома выходить запретил. А где, к примеру, тебя сегодня утром лошадь Пржевальского носила? И не смотри на меня с тоской в глазах. Я тебе сейчас действительно устрою.
– Отстань, Олигарх. Я выживу даже там, где крысы дохнут.
– Однажды, средь бела дня, в сковском доме престарелых инвалидов был совершенно изнасилование. На месте изнасилования возник дух. Потом дух долго летал по дому престарелых и пугал старушек и дедуль. Так знай же, рыжая. Тем духом был я!
– Изнасиловал старушку и правильно сделал. И моя старая говорит: «Вредно долго на одном онанизме жить». И меня, кстати, судьба поруганной тобой бабушки не пугает. И попрошу тут не ущемлять моего архинедюжего достоинства на предмет культуры и образованности!
– Олигарх, у твоей Ани начинается бешенство. Зря ты еще в самом начале прививку не сделал, как ветеринар советовал.
– Действительно, рыжая, у тебя что, овуляция, что ли началась?
– Просто я в очередной раз констатирую, что Капитан политическая проститутка. А может и физическая.
– Так, рыжая, начнем разрыхление твоего литературного поноса. Ты что этим сказать сказала? Объяснись.
– То и сказала. Капитану страстно хочется занять должность пожилого следователя, вот он под него и капает. И тебя в опасные авантюры втягивает. Честь и почет тебе, боец невидимого фронта! В лес в багажнике поедешь перед пацанами ответ держать. Прими свою судьбу, как подобает – если живой останешься, униженно молчи и проживи остаток дней в стыде.
– Шарю по себе в поисках ран. Анечка, уж не внучка ли ты Павлика Морозова? Одно время какая-то проститутка систематически давала объявления в «Сковской Правде». И в графе дополнительные услуги у нее указывалась и «копровыдача». Ты случайно не знаешь, как ее звали? А твоя бабушка, кстати, знает, чем ты тут занимаешься?
– Нет, Капитан, я имен знакомых тебе проституток не запоминаю принципиально, так как считаю их поведение аморальным. И Павлику я не родственница. Мне просто совсем не хочется, чтобы трехнедельный сгнивший труп Олигарха был собран в белый одноразовый пластмассовый стаканчик каким-нибудь обкуренным шахидом Саранчи. Протезом оторванной при предыдущем теракте головки. Да и стать женой декабриста, если Олигарх сядет лет на десять, я тоже не желаю.
– Рыжая, ты мой домашний буревестник хаоса. Аплодирую стоя. И здравый смысл в твоих словах есть. Но и с пожилым следователем давно пора кончать и вне интересов карьерного роста Капитана. Старенький совсем пожилой следователь. Морщинистая старость видна в каждом его движении. Он ведь еще на сталинских похоронах плакал. И суета его в последнее время вышла за всякие разумные рамки. Братва в городе волнуется, есть недовольные. Многие благодаря его усилиям поуезжали из Скова, куда – не хочу говорить, и вернуться скоро не обещали. Их приговорам просто не хочется верить. Есть такой технический термин: «рабочий орган». Так вот этот рабочий орган нашей сковской милиции действительно пора поменять. Тут Капитан прав. И обагренные братанской кровью руки пожилого следователя пусть на пенсии поскучают по штурвалу.
– Сказанное тобой, Олигарх, оставляет неоднозначное впечатление. С одной стороны есть литературная форма, легок язык изложения. Но, с другой стороны, удаляюсь, кидая каждому из вас по пачке презерватива, дабы не плодились идиоты на планете. Кто сказал, что место пожилого следователя займет именно Капитан? А вдруг та организация, которая спасла пожилого следователя во время служебного расследования, поставит на его место кого-то своего? Как говорил один мой клиент: «Кто старого моего дерьма не нюхал, тех на новое не жду». Между прочим умнейший был человек, пока белая горячка его не скрутила.
– Слушай, Олигарх, а устами твоего рыжего сексуального ребенка глаголет истина! Аня, теперь я действительно раскаиваюсь в том, что в свое время ударил вас в живот. Вспоминается такой случай. Как-то наш губернатор выступал на областном телевидении и тихим шёпотом произнёс: «Ну, … теперь …. вам всем … … …!!» Я тогда в гостях был у одного разводящего из бригады немых. Там еще с нами немых пару человек сидело. И немые, умеющие читать по губам, матерные слова, шепотом сказанное губернатором, поняли. И содрогнулись. К чему это я клоню? Всего ведь не угадаешь. А если действительно к нам пришлют пожилого следователя с командой «рубить все под корень»? Что тогда делать будем? Пожилого следователя целиком под свой контроль нам не поставить, это ясно. И иногда он нас больно кусать будет, это тоже ясно. Но и другим его тоже под себя подмять не удастся. Он от природы такой. Но, в целом, с ним еще можно разговаривать, мы к нему как-то притерлись. А пришлют кого-то со стороны, у кого команда будет «строительную площадку под Саранчу расчистить». Ты представляешь, что такой может наворотить, прежде чем мы ему похороны устроим с воинскими почестями?
– Значит так, рыжая. Сняла с себя нафиг костюм, лифчик и трусики. Кошачьей походкой, но без кокетства, подошла ко мне. Моя рука скользит под твоей кофточкой. Твои серые бездонные глаза устремлены в мои. Мы вдвоём, Капитан не в счет. Твоя грудь взволнованно вздымается, и ты шепчешь: «Разорви меня, любимый!»
– Ну что ты несешь, Олигарх? Я уже сняла с себя нафиг костюм, лифчик и трусики. Скажи мне, с какой целью твоя рука скользит под моей лежащей на полу кофточкой?
– Действительно, что ты, рыжая, не то делаешь. Но умение приходит с опытом и постоянными тренировками. Значит так. Сняв лифчик и трусики, ты вновь надеваешь кофточку, и моя рука, которая, как правило, является …
– Ладно, не продолжай. Попытки смочь дослушать не предпринималось, я и так все поняла. Интересное неторопливое развитие отношений, плавно (со временем) перетекающее в нечто большее, что захватит и понесет нас в пучины сладострастия. Что ж ты сегодня многословный такой? Не пробовал свои эротические фантазии сжато излагать? «Которая, как правило, является»… В страшных снах. Рука скользит, напуская на себя кокетство и жеманность, с куском водопроводной трубы диаметром два дюйма. В пароксизме экстаза. Мальчик так переживает, испуганная родня в ужасе. Поздно повзрослевший ребенок собирает кубик Рубика своими ягодицами, не мешайте ему. Когда же я тебя отучу от этой бабской литературщины, а? Сколько можно над тобой биться? Данное произведение наводит на мыслю, что тебя уже пора током лечить, Олигарх.
– Вы, вашбродь, девушка еще молодая совсем. И рыжая. А то, что вы говорите, это грязно и пошло. Я ващще даже об этом слышать не хочу и наказать вас ремнем желаю при всем моем к вам расположении. А то вы, войдя во вкус, начнете хвастаться всем своим подругам и им же рекомендовать дерзить своим повелителям в лицо. А это, в свою очередь, приведет к неслыханному падению нравов в Сковской Барвихе.
– Ты напрасно ее пугаешь, Олигарх. Даже шутя. Она запуганный ребенок, из которого еще не вышел страх перед тем, что ее в живот могут ударить. Если она начнет бояться болтать языком и ногами в твоем присутствии, то потеряет большую часть своего редкого обаяния.
* * *
– По вашей просьбе я выяснил подоплеку ваших неприятностей на работе. К сожалению, пожилой следователь, ваше положение гораздо хуже, чем вы думаете. Я сейчас дверь на ключ на ночь закрою, ключ проглочу, а потом разъясню весь трагизм ситуации.
– И в чем же трагизм ситуации, Саранча?
– Дело ни в том, что кто-то в дебрях вашего ведомства борется за ваше место, а от вас, соответственно, хотят избавиться. В этом случае организация, которую я представляю, грудью встала бы на вашу защиту и, скорее всего, нам удалось вас отстоять. Но здесь получилось вот что. В нашей организации всегда существовало относительно вас мнение, что вы не верный и преданный ее член, а двойной игрок, который помогает нам только тогда, когда считает это выгодным для себя. Мол, бумажка, на которой нарисована Бритни Спирс – это не настоящий доллар. Вас обвиняли в излишней терпимости к нашим врагам, нерешительности, склонности к бесконечно длящимся комбинациям там, где все нужно было решить одним ударом. А так же утверждают, что вас, пожилой следователь, нет ни страсти, ни огня. И что вы по характеру склонны гайки от самолетов откручивать и рыбакам продавать на грузила.
– Даже так? Это смотрится занятно… Так в вашей организации мне ни медальки не дали, ни кольца в нос – нет стимула творить.
– Да, у нас к награде почетным медаль-орденом никакого не представляют. А жаль. Именно в этом ключе, кстати, я и защищал вас перед руководством, утверждая, что вы выдающийся светоч нравственности, и что ваша помощь позволяет нам спокойно и эффективно работать на этом направлении. И, что если не втягиваться в местные сковские разборки, то ваша деятельность нас вполне устраивает. И что люди, которые с этим не согласны, лишены чувства вкуса и должны делать себе карьеру в публичном доме, а не на ниве наркоторговли. Наше руководство считала мои доводы разумными, и мы продолжали спокойно работать. Но в дальнейшем случилось два обстоятельства, которые в корне поменяли все картину. Первое. Изнутри вашего ведомства к нам поступило такое предложение. Заменить вас человеком из нашей организации. У нас есть один заместитель пожилого следователя. В другом городе. Мы ему сделали карьеру, он наш преданный работник, делает строго то, что ему говорят и, в отличие от вас, никаких игр с нами не ведет. В последнее время ситуация так сложилась, что его нужно срочно убрать из города, в котором он работает. Есть мнение, что его нужно перевести в Сков на ваше место. Из Скова он должен сделать выжженную пустыню, посадив практически весь организованный преступный мир этого города. При условии поддержки со всех сторон это можно сделать. После чего наша организация начинает спокойно работать в городе, поставив под свой контроль не только торговлю наркотиками, но и вообще все. Сков на сегодняшний день занимает стратегическое положение на пути героина из Афганистана в Европу, и такое положение вещей сочли более удобным. Кроме того, определенный доход принесет деятельность в Скове. И, наконец, подвернулся приемлемый человек для замены вас. С ним все равно надо было что-то решать. Откровенно говоря, вы, пожилой следователь, всех уже достали по суровому. То здесь какого-то посадите, то тут что-то укусите, руководствуясь якобы интересами светомаскировки. Вот и решили.
– Боженька накажет вас, Саранча! Я Аллаха имею в виду. В седьмой круг ада попадете, причем без Антонины. Зачем же вы мне об этом рассказываете? Сугубо внутреннюю информацию сливаете непосредственно объекту оперативных действий. С чего бы это?
– Потому что не настолько я умственный кастрат как вам кажется, пожилой следователь, и прекрасно понимаю, что вслед за вами поменяют и меня. Причем если вас могут просто отправить на пенсию, то из меня сначала сделают ослика со смычком в заднице, засунутым ему туда за плохую игру на скрипке, и только потом в могилу. Ко мне тоже есть целый ряд претензий. А рассказываю я вам об этом вот почему. То, что дело закончиться тем, чем оно закончилось, я знал с самого начала. В силу ряда обстоятельств связанных и с вами, и со мной. Поэтому с самого начала готовил себя к самостоятельному плаванию в бурных сковских водах. Теперь я предлагаю вам ко мне присоединиться, или я присоединяюсь к вам, как вам будет удобнее, мы становимся самостоятельным центром силы и отбиваемся от наседающих врагов.
– В тему, добренько так, празднично. И незамысловато. Впрочем, незамысловатость – сестра таланта. То, что меня не убили чего-то… Это уже странно… Я бы давно мог покончить с собой выстрелом в грудь и контрольным выстрелом в голову. Правда, Генеральная Прокуратура будет утверждать, что перед тем, как покончить с жизнью двумя выстрелами, я скончался от обширного инфаркта миокарда, но вы не верьте. Да-а, тут действительно дело пахнет запоем. А если я откажусь, Саранча?
– Моральных травм у меня впереди и без вашего участия много, так что вы так не поступите. Впрочем, в принципе я приветствую в людях лёгкую долю снобизма. А вопящих сусликов наоборот, не уважаю. Тогда я возьму Антонину и растворюсь в пространстве и во времени. Быть может, меня не найдут.
– Но вы этого делать не хотите?
– Убиваться с низкого старта головой об ближайшую стену я не собираюсь. Если мы с вами продолжим наше сотрудничество, я чувствую себя достаточно сильным для продолжения схватки по новым правилам. А вы не откажетесь. Потому что если откажетесь, вас совсем не обязательно отправят на пенсию. Да и Сков за короткое время утонет в наркотиках. Насколько я вас знаю, для вас это тоже фактор не маловажный?
