Текст книги "Героин"
Автор книги: Михаил Маковецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)
– Золушка, к твоему сведению, сидя в тюрьме восемь лет была нашим внештатным осведомителем. Благодаря ее работе была обезврежена группа заключенных, готовившая побег из мест лишения свободы и предотвращено два убийства. Так что она далеко не дура, и ухо держит востро. Что касается наружного наблюдения, которое наше учреждение к тебе приставило, то потерпишь. Твои охранники из «Уникума» оберегают тебя грубо и кустарно. Что не так уж плохо, потому что они отвлекают на себя внимание и дают профессионально работать нашим людям.
– А что, Путина тоже так опекают? В таком случае я ему сочувствую.
– За Путина не беспокойся, Статуэтка ты бесстыжая. Есть что сказать – скажи. Нет – промолчи. А свою охрану воспринимай как признание заслуг перед отечеством.
– Ой, товарищ пожилой следователь, спасибо за мядальку! Щас нацеплю на правую грудь и загоржусь страшно!
– Не выступай. И вообще, не открывай личико лишний раз без необходимости. Период у тебя сейчас такой, что осторожной надо быть.
* * *
– Антонина, а где твой инородец?
– Скоро обещали быть-с. Велели-с накрыть стол и расстелить кровать. А вообще с ним пока все в порядке, стул с утра был оформленный. Проходите, пожилой следователь, проходите. Что-то вы стали нас забывать, поговорить уже не с кем. Мой ходит последнее время злой, все его в доме боятся, и меня заодно.
– А что случилось?
– Вы же знаете, в свои дела он меня особенно не посвящает. Что – то интересное могу услышать только тогда, когда он с вами беседует, а я на стол накрываю.
– Ух ты и кокетка, Тонька. Ты же им как хвостом крутишь.
– Да ну его. Когда он не хочет, чтобы я поняла, он по-узбекски говорит, чучмек чертов.
– Людей оценивать по етническому признаку некрасиво, Антонина. И, по сути своей, неправильно.
– Да ну его. С глаз коросту, нечисть – с тела! Я на него обижена. Да и надоели они все, эти узбеки, таджики и остальная нехристь. Недавно у нас проживал пуштунский шейх в изгнании с тремя неряшливыми супругами и несчетным количеством детей. Причем дезодорантом эти принцессы в туалете не пользуются, а к пище нашей они не приучены, понос у них все время, видите ли. Представляете? А шейх этот при этом облизывается на наших женщин. Маме моей предложил разделить с ним тяжкие дни изгнания вдали от родины. В Париже мол, он по горам афганским тосковать собирается. Урод, наркотической субкультурой прокуренный.
– А мама твоя ему что?
– Предложила выпить и продолжить беседу под столом. Но шейх отказался, сославшись на то, что он мусульманин. Представляете, какой дурачок?
– Представляю. Над характером твоей мамой годы не властны. Слушай Тоня, можно тебе вопрос задать, на правах друга семьи и бывшего приемного родителя?
– Валяйте. Отвечу, невзирая на лица.
– Ты, насколько я знаю, с женой Аптекаря подруги. Общаетесь достаточно тесно, если обе в Сковской Барвихе находитесь. Даже в свет выезжаете вместе за покупками. Расскажи мне о ней.
– Томная Мать Тереза. Хотя жопка у нее очень даже ничего, да и титьками боженька не обидел. Люмпен-интеллигентка. Образование получила на панели, но гуляли с ней заброшенным садом мужчины незаурядные. Набралась она от них многому. Ирка Челюсти, например, по сравнению с ней жалкий сапожник. Обладает крохотными кулачками, но склонна бить по пролетарски грубо. На вопрос: «Кому на Руси жить хорошо?» отвечает: «С-сукам!», хотя в целом политически инфантильна. Ее платья открывают разное количество живой плоти, но действует на представителей мужского пола эта плоть совершенно сокрушительно. Помню, однажды мы шли по Москве и у нее был открыт животик. Но, судя по окружающим, она шла голая. С горечью приходится констатировать, что на нее больше смотрели, чем на меня. Я к этому не приучена, но в ее присутствии это неизбежное зло. Ух, как на размышления меня пробило что-то.
– Ей что, Аптекарь одной гулять разрешил!?
– Да уж. Охраняли ее как папу римского.
– Пожилой следователь, извините, что заставил вас ждать.
– Ничего, Саранча, ваша Антонина развлекала меня едой и разговорами. – Понимаю. Набор абсолютно не связанных друг с другом высказываний, мягкая добрая улыбка и обильный стол.
– Ты хочешь сказать, что я, твой секретарь-референт, дурочка? Что я глупа и посредственна? Ой, Саранча, будешь горькими слезами кровь с груди своей смывать. Не жалеешь ты себя, членистоногий.
– Стоп, стоп, Антонина.
Положу труп на кровать,
Буду горькими слезами
Кровь с груди твоей смывать.
Где-то я это уже слышал. Подругу Олигарха уже цитируют. Быстро что-то.
– Вот вы пожилой следователь, а совершенно не в курсе местных сплетен. Стыдно. Эта длинная рыжая подруга Олигарха своими высказываниями и туалетами произвела в Сковской Барвихе подлинный фурор.
– А как она сюда вообще попала?
– А вы не знаете? Олигарх для нее здесь купил дом. У самого леса, ну, вы помните, мрачный такой. Он решил сделать для нее подлинное убежище поэтессы. Разрешил ей делать там все по ее вкусу, представляете? Шестнадцатилетней девчонке! Вся Сковская Барвиха в шоке.
– Наши сквовско-барвихинские великосветские дамочки в шоке не поэтому, да меня это и не интересует, Антонина. Но спасибо, что рассказала. Как-нибудь схожу, поздравлю Олигарха с новосельем. Его рыжеватая подруга, по моему мнению, влияет на него очень положительно. Как ваше мнение, Саранча?
– Откуда я знаю? Я его рыжее сокровище и видел всего один раз, и то мельком.
– Да и то тогда, когда та еще возле пристани работала. Да там, на ветру, в суете и полумраке, разве разберешь что-нибудь? Сколько, кстати, она за мимолетное знакомство брала?
– Тонька, кончай меня ревновать. Иначе я сюда еще одну жену приведу. Я мусульманин, мне можно.
– Убью. И похороню без уголовных почестей. Ты, султан комсомольский, почему записную книжку с номерами телефонов знакомых женщин хранишь и перечитываешь? Или забыл ужо, что я люблю купаться в реках крови?
– Да, Саранча, покой вам только сниться, как я погляжу.
– Сон в руку – моча в голову! Он меня еще не знает, хлопкороб. Я ему еще устрою. И не сажай меня себе на колени! Да что за манера такая! Пусти! Как тебе не стыдно, Саранча? Мне же не шестнадцать лет, в конце концов, как этой рыжей дылде. И ляжки у меня толстые, а так вся юбка задралась.
– Цыц, русский женщин. В моих записных книжках речь идет не о любимых. «Настя» или «Люба» там означают совершенно другое. Так что сиди спокойно на коленях у повелителя, а юбку я сам тебе поправлю. Давай лучше послушаем, что нам пожилой следователь расскажет. Он же просто так никогда нас не навещает.
– Послушайте, Саранча, послушайте. Спустили мне мои начальники один документ, Пока читал, вспотел как обезьяна, скачущая по бетонным лестницам. И с тех пор, как думаю о нем, так мысли живо перекатывались в голове навозными катышками.
– И что же это за документ такой живородящий?
– Да так, служебный. Но вопросы он породил. Скажите, Саранча, каковы, по вашему мнению, маршруты, по которым героин течет по России.
– За других говорить не могу. В нашей организации каналы перемещения наркотиков следующие: Кыргызстан – Астана – Новосибирск. Другой путь из афганцев в варяги: Душанбе – Махачкала – Астрахань. Есть еще: Алматы – Екатеринбург, Казахстан – Омск. Эти пути-дороги все время меняются.
– Да? По данным нашего ведомства ежегодно через территорию России в Европу проходит более 40 тонн наркотиков, из них 13 тонн оседает в нашей стране. Каково ваше мнение по этому поводу.
– Серьезно? А аналитическая служба нашей организации считает, что в России оседает не более десяти процентов героина. Все остальное идет в Европу.
– Ну и кому вы верите, Саранча?
– У меня нет выбора, пожилой следователь, я обязан руководствоваться выводам нашей аналитической службы.
– Хм. Свободолюбивый документ нашего ведомства готовился почти три месяца. Закрытые источники, специалисты, аналитики. Великие, харизматичные мужчины.
– Оставьте. Не нужно загружать свою голову мрачными мыслями. Ваши мужчины харизматичны, пока начальство, грозно глянув, не укажет им на нужные результаты. Это же легко проверить. Возьмите количество героина, потребляемое в Европе, вычтите переправленное через Турцию…
– Да, картинка, которая не смущает только клинических оптимистов. Но основная масса порошка идет через Россию?
– Конечно. Из Афганистана, через Турцию, до Европы границ много. Иран, Ирак… Хлопот не оберешься. Таможня не даёт добро, а берёт, причем охотнее в баксах. Пожилой следователь, а вас действительно беспокоит Гондурас? Какие кремы Вы пробовали?
– О чем вы, Саранча?
– Я аж покраснел от недоумения, но понять никак не могу. Какая вам разница, сколько героина уйдет в Европу? Вас, по идее, должен оставшийся в России порошок интересовать.
– Значит, порошок идет только через Россию? – Нет, конечно. Я же говорил, есть еще Турция. Следующим транзитным звеном стали Балканы, где наркотрафик держится на албанцах и боснийских мусульманах. А уже они везут порошок в Германию.
– Хорошо, следующий вопрос. Какие факторы влияют на то, что маршруты поставки героина меняется?
– Главным образом политические пертурбации. На маршруте Афганистан – Средняя Азии – Сибирь, который является основным, ваша контора наращивает активность. Одна комплексная оперативно-профилактическоя операция «Канал-2004» чего стоила. Поэтому многие стали переходить на маршрут Афганистан – Средняя Азия – Дагестан или Средняя Азия – Калмыкия. И в Дагестане, и в Калмыкии, если проплатить местные власти, то любые проблемы исключены и никакие милицейские структуры, даже московские, помехой являться не могут. Это очень удобно. Я вам, по-моему, это уже рассказывал.
– Далее Астрахань. И если спрятать на зашедшую в Астрахань баржу даже тонну героина, то потом эта баржа может беспрепятственно доплыть до Москвы, не вызвав не у кого подозрений?
– Тонна – это все-таки чересчур. Баржи периодически осматривают. Но баржа большая, всюду не влезешь. Да и осмотр все-таки формальный, никаких границ баржа то не пресекает.
– В крайнем случае, можно дать проверяющим пару килограмм икры. Мол, икорку осетровых рыб везу из Астрахани, уж извините братцы, чего по барже шастать, ноги зря топтать. Все как есть сам скажу.
– А что, это мило. Пожилой следователь, спасибо за идею, я предложу это своему начальству. Сами повозить героин не хотите попробовать? У вас обязательно получиться, уверяю вас.
– Саранча, не вгоняйте меня краску. Лесть и похвалу я не выношу органически, сразу размякаю и становлюсь недопустимо добрым. Но меня интересует следующее. А существует ли наркотрафик через Осетию? А если существует, то в чем его преимущество перед остальными?
– Существует. И, потенциально, он очень перспективен. В случае если политическая ситуация сложиться благоприятно, конечно.
– Поясните.
– Охотно. Завести порошок в Грузию сложностей особых не составляет. Провести по Грузии – это вообще копейки, там сейчас революционный хаос. Статус южной Осетии покрыт туманом, это часть Грузии, где работа российских правоохранительных органов еще не поставлена на должную высоту. Грузинская Южная Осетия плавно и без видимых преград переходит в уже российскую Осетию Северную. С соблюдением законом там – как и всюду на северном Кавказе. Далее начинается самое интересное. Казачки жаждут свою долю пирога вплоть до создания собственного государства. Или, в крайнем случае, согласны взять в свое пользование многотрудное дело охраны Российских рубежей с бурлящим интифадами и исламскими революциями югом. Причем как есаулы, так и атаманы легко кормятся с руки. Кроме того, благодатные донские и кубанские земли заполнены беженцами как с Кавказа, так и, в меньшей степени, со Средней Азии. Которые также готовы оказать посильную помощь в транспортировке героина… куда бы вы думали?
– В Москву?
– Зачем? Конечная то цель – это Европа. А борющаяся за светлое оранжевое завтра Украина вот она, рядом. Можно через Керченский пролив, в Крым, благо паром есть. А можно и через Донбасс. На Украине революция. До рейдов батьки Махно дело еще не дошло, но все-таки. Как сказал поэт: «Есть у революции начало, нет у революции конца», будем ждать.
– Рейдов батьки Махно по атомным электростанциям вокруг Гуляй Поля вы вряд ли дождетесь.
– Я утрирую, но мысль понятна. По Украине катятся кадровые революции, уголовные дела переходят на рiдну мову. Старые пожилые следователи, верные псы продажного прежнего режима изгоняются на заслуженный отдых. Новые пока освоятся, обрастут агентурой… Это время. А, чтобы воспитать настоящего Аптекаря, нужны годы.
– Откуда вы знаете!?
– Вот только не надо на меня смотреть лицом, испуганным ещё при родах, товарищ пожилой следователь. Прочитал в журнале «Придворный рабочий». Но не будем отвлекаться на частности. Итак, за Украиной начинается земля обетованная в лице стран Общего Рынка. Польши в данном случае. И если гарна украинска дивчина, отправляясь поторговать своим телом куда-нибудь в Чехию или Италию, купит бюстгальтер на размер больше и положит туда грамм двести-триста героина, кто ее за это осудит? Таким образом, прошу обратить на это особо ваше внимание, товарищ пожилой следователь, мы имеем наркотрафик, при котором героин течет по России, не попадая в районы с твердой центральной властью. Там, где деятельность всякого рода антинаркотических департаментов затруднена, как и любой другой федеральной службы. Там, где федеральные структуры если и действуют, то с оглядкой на местные власти и прочие не относящиеся к делу факторы. А местные власти, в национальных автономиях в особенности, обычно являются страстными патриотами своих счетов в швейцарских банках. Когда кто-то говорит, что ему принцип важнее денег, в действительности ему все-таки важнее деньги. Нашей организации вполне по силам с такими людьми договориться.
– Хорошо излагаете. Складно. Слушаешь и радуешься. Чувствуется, что автор опытен в описании вопроса. Но смущает одно. В мое время хотя бы грудастые пионервожатые обещали при случае закрыть амбразуру грудью, а у вас никаких идеалов, Саранча. Скажите честно, вам приятно смеяться сквозь чужие слезы?
– Какие слезы? Вот если и на нашей улице будет оранжевая революция, вот тогда да! Приходите, поплачем вместе. А пока мы просто рассуждаем на отвлеченные темы.
– Саранча, я убью вас глазами и осыплю ненормативной народной лексикой, если вы сейчас же не прекратите свои провокационные политические прогнозы. И постарайтесь удержаться от насмешек, когда речь идет о судьбах моей страны. Меня это раздражает.
– Твои построения поражают удивительной литературной детализацией. Особенно в той их части, которая касается гарных украинских дивчин. Правда, Саранча, от услышанного от тебя у меня дыбом встали волосы. Причем даже те из них, которые растут на интимных местах.
– А ты их сбрей.
– А еще мне от твоих прогнозов скоро волосатая попа мертвой мартышки присниться, ее тоже побрить прикажешь?
– Антонина, ты на моих глазах растешь и как мать, и как женщина.
– Ваша комплементы, пожилой следователь, в последнее время становятся по-стариковски хамоваты. Как вас только ваша Тамара Копытова терпит. Но закончим с этим, давайте я вам лучше торт с чаем принесу.
– Пожилой следователь прав, Тонька. Когда с тобой разговаривает аксакал, тем более мой гость, ты должна сложить руки ладошками друг к дружке и замереть в поклоне. А ты как себя ведешь? Обещала принести торт – действуй. Деловито сопя.
– Слушаюсь и повинуюсь, радуясь как ребенок. Щас даже соплю пущу. Ай, перестань! Ну, Саранча, перестань. Ну, прошу тебя! Гад. Да пусть встречные девушки бросаются в тебя козюльками!
– Тоня, мне кажется, тебя надо высечь. На главной площади Скова. В граните. Хочешь?
– Саранча, Антонина добрая и очень отзывчивая девочка. Не обижайте ее.
– Вы считаете, я ее обижаю?
– «Цыц, русский женщин». Это звучит обидно.
– Что делать, от национального вопроса не убежишь даже в постель. Я ей недавно джип купил. Она водить машину любит, но не умеет. Если стукнется, то хоть сама не разобьется. Она к машине теплыми чувствами прониклась, какие-то занавесочки повесила, еще что-то. Недавно ей кто-то аккуратно на двери гвоздем написал: «Антонина + 15 хачей с рынка = любовь». Платит ваша отзывчивая девочка за то, что с черным живет, по полной программе. Дома я просто эту тему обшучиваю. Это ее успокаивает.
* * *
– Олигарх, почему вы меня на новоселье не позвали? Или рюмку мне уже налить брезгуете?
– А-а, пожилой следователь, страна, значит, отдыхает, а спецназ тренируется. Ну проходите, проходите.
– Калоши снимать не надо.
– Рыжая! Ее лицо синяк под глазом не испортит? Каково ваше мнение, как специалиста по малолетним любимым женщинам? Каждый серьёзный общественный излом порождает армию моральных пидаров, это я могу понять. Но поведение моей рыжей переходит все границы общественных устоев. Терпеть нет мочи.
– Генеральная линия публично формулируется с помощью иносказательных оборотов речи, иногда прямо противоположных по смыслу истинным намерениям.
– Гражданин пожилой следователь, вы образованный, много повидавший на своем веку человек. Вы можете мне объяснить, что она хотела этим сказать?
– Аня, действительно, объяснитесь.
– Олигарх опять будет меня трахать. Когда он обещает меня побить, всегда трахает.
– Да пошла ты…
– «Пошла на х..» – это не аргумент, это настоятельная рекомендация. Даже приказ. Так что точно трахать будет.
– Олигарх, скажите ей, что она ошибается.
– Она права.
– Вот видите. В лице Олигарха мы видим человека, способного полностью абстрагироваться от социальных норм и правил. В настоящее время он собирается трахнуть несовершеннолетнюю рыжую девушку на глазах у гражданина пожилого следователя. Я уже знаю. Вначале он будет целовать мои алые губы. Вначале большие, а потом и малые. После этого Олигарх будет биться мошонкой о мое покрытое веснушками тело. И это только начало.
– Крепитесь, Олигарх, вам выпал тяжкий крест. Я вам искренне сочувствую. В утешение мне хочется вам сказать, что испытания закаляют.
– Да уж.
Пролетела пара соек
– Я мудаковат, но стоек!
– Выдюжу.
– Действительно, Аня, не обижаете его. Олигарх вам добра желает. Он вашей бабушке уже квартиру купил, наверное, а вы ему гадости всякие говорите.
– Квартиру он ей действительно купил, а с работы ее из-за него вытурили. Как мы жить теперь будем?
– Я убежден, что произошло какое-то недоразумение, из-за Олигарха выгнать с работы не могли. А где ваша бабушка работала?
– Она работала притуалетной старухой.
– Что!?
– В общественном туалете она работала, на площади Славы. Убирала там, деньги за вход брала, туалетную бумагу продавала, если надо кому. Место там хорошее, даже мыло иногда покупали, а иногда и забывали что-нибудь. Или в парашу роняли. У одного однажды даже мобильник из кармана выпал, он и не заметил. Трубу забило, старая, когда расчищала, мобильник то и нашла. А Олигарх, когда мы переезжали, позвонил ее начальнику и сказал, что сегодня она на работу не выйдет, и вообще, она больше там работать не будет. Другого такого места моя старая никогда не найдет, как мы теперь жить будем – не представляю.
– Аня, а вы ей немного не поможете?
– Ага, держи внутренний карман шире! Я сама в долгах по самое нихочу, мне же квартиру отрабатывать надо. Да и на пожрать хоть что-то оставить.
– Олигарх, что вы скажите о переживаниях пионэрки.
– Гордые они. Неподкупные. Бабка ее, Богатырёшкина Анастасия Аполлинарьевна, заявила мне, что она уже не в том возрасте, чтобы находиться на содержании у мужчины. Рыжая замуж за меня пойти отказалась категорически. Согласна со мной спать только за деньги. И то, пока не отработает за квартиру, а потом она обещала поглядеть.
– Аня, и как долго вы должны квартиру отрабатывать? – Четыре с половиной года, я посчитала. Это если без выходных работать, но и без сверхурочных.
– Полных шесть лет пахать будешь.
– Олигарх, почему шесть? Мы же вместе с тобой считали!
– Считал я, ты считать не умеешь. А я забыл посчитал, сколько ты мне за крышу платить будешь. Крышевать то тебя должен кто-то?
– Ну да, в принципе.
– Вот я и буду тебя крышевать. А с крышеванием все шесть лет как одна копейка.
– Да-а, типа эпическое полотно. Трагедия рыжего ребёнка в период невиданных катаклизмов. Вы молодец Олигарх, своего не упускаете.
– Все по закону. Рыжая даже договор составила и собственнопальцево напечатала в двух экземплярах. Один экземпляр у меня, а второй Анастасия Аполлинарьевна взяла.
– Нет слов. Сентиментально. Мило и мерзко. Эта история по своей элегантности ни с чем не сравнима. Если бы я слушал ее пьяный, то заплакал бы обязательно. Размазывая мозолистой пятерней по небритой харе слезы.
– Я чувствую, что из-за этой истории я поседею раньше времени, но выхода другого нет. Наша комната совсем сырая была, штукатурка сыпалась. Мне то ничего, а моя старая в кашле уже заходится, сколько она там протянуть могла? Это еще мне повезло, честно сказать, что Олигарх подвернулся.
– А что сам Олигарх говорит по этому поводу?
– Говорит что-то, но впечатление тягостное от самого словесного набора. В любви признается. Говорит, что если я от него замуж не пойду, то он вскоре умрет от венерических болезней. Обещает немедленно мои стихи включить в школьную программу всех школ сковской области. Гарантирует честным словом рэкетира, что все дети Скова будут их изучать и конспектировать. Мол, детишки будут читать и плакать. А потом учить наизусть! Обещал при составлении договоров не искажать русский письменный язык до степени непонятности. В общем, Шарль Перро нервно курит. Якоб и Вильгельм Гримм берут у автора автографы. Ганс Христиан Андерсен уходит в запой. Учитесь писать сказки, дяденька пожилой следователь. Перед вами живой классик этого жанра.
– Рыжая вам еще не все сказала. Я, вместе с ее бабушкой, Анастасией Аполлинарьевной, буду издавать литературный журнал «Недуги Наши». Анастасия Аполлинарьевна любезно согласилась взвалить на свои плечи многотрудную работу редактора и вести рубрику «Литературная критика». В первом номере журнала будет начата публикация моей неизвестной ранее работы под названием «Истоки и смысл русского киллеризма», в которой автор подробно разбирает внутренний мир среднероссийского наемного убийцы и, естественно, приходит к выводу об уникальности российских киллеров. Рыжая, я правильно излагаю свою мысль?
– Понятно, по крайней мере. Старая начала редактировать его «Истоки русского киллеризма». Эпохальное полотно, почти три миллиона печатных знаков, так чего там только не наворочено. К примеру, он пишет «жалким высером» в смысле «мелким бисером». Старую, когда она это прочитала, чуть Кондратий не схватил. Впрочем, и там есть отдельные проблески, вселяющие надежду. О годах своего отрочества, когда юный и неспелый Олигарх еще проживал со своей маменькой в коммунальной квартире с удобствами во дворе, он сообщает, что отравил её любимого мраморного дога, лишив матушку последних радостей секса. Но таких ярких мест там не много. А с рифмой «буй-хуй» автор вообще был отправлен в клуб юных пушкинцев. Старая аж белая стала, так кричала. Олигарх от страха в шорты наложил и обещал «тренировацца».
– Понимаю, понимаю. Непотребство Олигарх совершил ужасное. Но, под влиянием рыжих мегаспецов пятнадцати лет от роду, он постепенно выпрямиться. Тем более время есть – шесть лет.
– Последние пять с половиной лет эти пятнадцатилетние мегаспецы будут уже не рыжими, а седыми.
– Ну не так все грустно, Анечка, все еще утрясется. И потом у меня к вам просьба. Можно я немного поговорю с вашим другом Олигархом на отвлеченные от литературного процесса темы?
– Он мне не друг, он мой клиент.
– Большое спасибо, Анечка. Скажите, Олигарх, так что у нас с больными СПИДом проститутками?
– Район возле пристани от них полностью очищен.
– Большой спасибо. До свидания. И непременно кланяйтесь от моего имени Анастасии Аполлинарьевне.
