Текст книги "Героин"
Автор книги: Михаил Маковецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)
– Так точно, товарищ пожилой следователь, никак нет. Первый раз слышу.
– В 1903 году, в Вербное воскресенье, в Кишиневе был погром: евреев обвинили в том, что они убили ребенка и выпили из него кровь. В ходе погрома убили несколько сот евреев. После этого случая полтора миллиона российских евреев отвалили в США, а оставшиеся устроили революцию 1905 года.
– А убийц ребенка то нашли?
– В царское время не то, что сейчас, Волков, тогда полиция как часы работала. Нашли, конечно. Быстро выяснилось, что ребенок был убит своими же родственниками. Только легче от этого кому стало? Так вот, лейтенант Волков. По сравнению с тем, что сейчас произошло в Скове, кишиневский погром меркнет. А потому поднимай всех, кого можно и нельзя, пускай сидят здесь и ждут или моей команды, или известия о моей безвременной кончине. И следственную группу вместе с бабушкой в редакцию. А я буду действовать по своим каналам. Но если я погибну, лейтенант Волков, то ты помни – наша Библия – это УК РФ, а юридический язык создан специально для того, чтобы цинично увиливать от законов. И еще, что угодно можно объявить незаконным, даже рождение детей. Но работник правоохранительных органов должен всегда груз ответственности на своих плечах чувствовать. Перед людьми и их родственниками. Ты меня понял, лейтенант Волков?
– Понял, товарищ пожилой следователь.
– И всем все жизнь это упорно разъясняй, даже если посылать будут. Да-а. Когда-то меня тоже грохнуть хотели, и я полдня просидел невидимкой в женском туалете. Это было незабываемо. Прошло много лет, но одна моя внештатная осведомительница до сих пор никак не простит мне так бестактно прерванный акт дефекации. Да-а. И сейчас что-нибудь придумаю. Ты в Бога то хоть веришь, Волков?
– Да откуда мне? Атеист я. Погряз в атеизме, товарищ пожилой следователь, аки член во влагалище, по самые яички.
– Атеизм есть судорога мозга, лейтенант. Можешь мне поверить. Да-а. Круто они за меня взялись, со всех сторон обложили. И в суд на меня подали за развратные действия в отношении малолетних, Тамару Копытову мою на допрос вызывали. Слышал, небось, Волков?
– Как не слыхать, товарищ пожилой следователь.
– Да-а. Тут на все вызовы в суд пряталками в погребе у тёщи не ответишь. Да и тещи у меня нет, наверное.
– Как это «нет, наверное»? Это же теща, ни … собачий!
– Эх, лейтенант Волков, лейтенант Волков. Вот если и на этот раз выкручусь, повешу на твою широкую грудь еще одну медальку – «За прочтение Му-му».
– Служу Отечеству!
– Вот это правильно. Твой мозг пока не настолько развит, чтобы понимать, что такое ирония, и это хорошо. Потому что если ты до конца поймешь, что произошло, от избытка эмоций ты, скорее всего, не справился с управлением собственным мочевым пузырем. А ведь ты на службе. При исполнении, так сказать. Кто это звонит? Наконец-то. Нет, мне трубочку передавать не надо. Ну, что у них там, на месте преступления? Где заложницы – неизвестно? Вот, блин, расчленители итальянских порнозвезд и до Скова добрались. Вообще никаких следов? Что ты смотришь на меня, лейтенант, как будто я твоя воспитательница в детском саду? Ты милиционер или граф Монте-Дристо, в конце концов? Ничего другого я и не ожидал. Скажи им, пускай работают, и жди смиренно результатов. Если что-то будет – сообщишь немедленно. В любое время суток. Ты у меня как радиоуправляемый говорящий огурец теперь. И не теряй оптимизма, Волков, кризис не климакс. Пройдет. А не пройдет, так обойдется. А я пойду, пожалуй, у меня дела есть. Неотложные. Эти суки видно не знают, что я до армии машинистом вибропилы работал, но ничего, я им напомню.
* * *
– Алло, это агентство экстремального секса «Уникум»? Будьте добры Аркадия.
– Кто просит?
– Руководитель общественно-политического движения «Сделаем Россию кошерной» просит.
– Нет его, морда твоя жидовская.
– То есть как это «Нет на месте, жидовская морда»? Ты что, хочешь чтобы мы, еврейский народ-скрипач, сидящий на крыше и разглядывающий таких как ты через оптический прицел, тебе кровавое обрезание сделал? Фальцетом петь будешь, если меня разозлишь. Высоким голосом. Молчать! Быстро позвать Аркадия!
– Ладно, позову сейчас.
– Аркадий у телефона, кто говорит?
– Добрый день, Аркадий, вас пожилой следователь беспокоит. Это с кем мне посчастливилось по телефону побеседовать? Я уже думал, что не туда попал.
– А-а, это наш малолетка-девственник. Дерьмо редкостное, и с долей крепкого идиотизма. Да и антисемит патологический в придачу. Но работник прекрасный, на его гомосексуальный стриптиз под музыку Вивальди ценители с других городов приезжают. Приходиться терпеть. Да что мы все обо мне, да обо мне? Как у вас, гражданин пожилой следователь. Что на фронте борьбы с преступностью?
– Да на фронте борьбы с преступностью дела обстоят неважно. Скоро, скорее всего, подписывать безоговорочную капитуляцию придется. Поэтому и звоню, собственно. Просто полный шалом, не знаю, что и делать!
– Дела настолько плохи, что вы нацию, паразитирующую на теле планеты, воспеть решили? Или с общественно-политическим движением «Оставим Русь без свинины» вы все-таки пошутили?
– Нет, маразм великоеврейства пока обошел меня стороной. Но если так и дальше пойдет, то только в нем я и буду находить свое утешение. Я к вам по делу звоню, Аркадий.
– Я понимаю, что вы не собираетесь пригласить меня в оперу целоваться в последнем ряду, гражданин пожилой следователь. Слушаю вас внимательнейшим образом.
– Аркадий, без объяснений причин, найдите Хомяка, я что-то не могу ему дозвониться, и передайте ему, что бы вся его бригада тихо, незаметно, но быстро покинула столичный регион и собралась у меня дома в Сковской Барвихе. И чтобы заняли там круговую оборону по всем правилам боевого искусства, их там наверняка боевики навестят. Я пока прячусь по постелям знакомых девушек, но долго так продолжаться не может. За мной идет серьезная охота.
– Понял. Хомяк сегодня вечером возвращается из Италии, но вы не волнуйтесь, пожилой следователь, я все сделаю. Бригада Хомяка, под видом оркестра еврейских народных инструментов «Поющие обрезки», бронежилет, соло на ручном пулемете, отправляется на гастроли в Сков немедленно. Репетиционная база в Сковской Барвихе. Тамара Копытова предупреждена?
– Да, да, она в курсе. Пароль «Крайняя Плоть».
– Отзыв «Бегом в койку!». Они уже выезжают.
* * *
– Здравствуйте, пожилой следователь. Да на вас лица нет. Вы выглядите как злой подросток, переживающий бурную атаку половых гормонов. Что случилось?
– Вы даже не представляете, Ноготь, на сколько вы близки к истине. На мне действительно скоро не будет лица. В буквальном смысле. Будет посмертная маска.
– Что, сбылись худшие предсказания?
– Сбылись. Для убийства меня, организация, в которую входил Саранча, прислала в Сков ликвидационную команду. По мою бессмертную душу. А, как поется в известной песне, «от тайги до британских морей нарко мафия всех сильней!»
– Достаточно нагло с их стороны, ведь у вас в городе все схвачено.
– И, тем не менее, есть не плохие шансы что скоро мой обезображенный труп будет случайно обнаружен в песочнице молодой мамой. Об их ликвидационной команде не зря ходят легенды. Одним элегантным ударом они парализовали всех моих потенциальных бойцов и защитников. Теперь я гол и беззащитен.
– Каким образом можно нейтрализовать все бригады, действующие в городе? Это чистая фантастика.
– Я тоже так думал, но оказывается можно. Им удалось собрать в одном месте подруг всех главарей преступного мира города, после чего их просто украли. А потом мой ликвидаторы отзвонились всем этим Саранчам и Олигархам, дали им послушать писк их любимых по телефону, и вежливо попросили сидеть тихо и со мной в контакт не вступать. В результате я не могу не до кого дозвониться. Да даже если и дозвонюсь – мне это ничего не даст. В результате у меня появилось ощущение, как будто громадная обезьяна оглядывает меня внимательным, настороженным взглядом. К счастью, Ноготь, они ничего не знали о вас.
– Вы думаете, мне удастся вас защитить? Каким образом?
– Нет, Ноготь, я надеюсь, что вам удастся найти заложниц. Сков город маленький, и найти их не трудно, даже обладая небольшими ресурсами. Просто я заниматься этим не могу, мне самому нужно прятаться.
– И как долго вы собираетесь прятаться?
– Пока вы не найдете заложниц. После этого я предоставлю нашим городским авторитетам их любимых. Лучше живыми, но можно и мертвыми. После этого Саранча, Шпала, Олигарх, Челюсть, все вместе или каждый в отдельности, разорвут эту ликвидационную команду в клочья, не особенно задумываясь их легендарной репутации. Как вы прекрасно знаете, Ноготь, наезд на подругу человека, который имеет вес в уголовном мире…
– Это самое страшное оскорбление. Предел беспредела. В этих случаях даже стрелок не забивают. Кончают обидчиков, не вступая с ними не в какие разговоры. Так диктуют суровые законы гор и ресторанов.
– Вот и я о том же. Но для этого вы, Ноготь, должны найти этих женщин раньше, чем этих женщин убьют. Для меня это принципиально важно. Давайте обсудим план поисков, мне некогда.
– Я никого не буду искать, пожилой следователь.
– Вот как! И почему же?
– Я знаю, где находятся заложницы.
– Где!?
– У нас в сумасшедшем доме.
– Приятно слышать радостный ослиный рев на этой помойке жизни! Что же вы молчали, Ноготь?
– Пожилой следователь, иногда вы бываете безнадёжно вторичен! Но я только сейчас это понял. Где заложницы, я имею в виду. Сегодня утром медсестра Гавриловна жаловалось, что в какую-то особо охраняемую палату в женском отделении завезли сразу несколько новых пациенток. И их настолько строго охраняют, что даже ветеранам психушки Гавриловне и санитару Коле и близко не разрешают приближаться к этой палате. Там выставлена охрана какого-то странного охранного предприятия. Причем их там аж шесть человек. Правда, четверо куда-то недавно уехали. В сумасшедшем всякое может случиться, был даже случай, что в больничной столовой пациентов грудью кормили. Но чтобы сотрудники частного охранного предприятия, в бронежилетах и с автоматами за пациентками ухаживали… Такого еще никогда не было.
– Куда уехали эти четверо, я, допустим, догадываюсь. Они поехали в Сковскую Барвиху пожилого следователя мочить. Только они просчитались. Свою Тамару Копытову я далеко спрятал, а сам я сегодня ночевать там не намерен. А завтра там уже будет сидеть вся ваша бригада, кроме Хомяка. Но и он утром приедет. С оставшимся в родном сумасшедшем доме двоими мы решим вопрос, Ноготь?
– В приличном сумасшедшем доме слюнтяев в санитарах не держат. Каждый из них при необходимости легко и шустро способен передвигается на четвереньках с человеком в зубах, и заменить три упряжки собак в суровую полярную зиму. Без этого тут никак. Один только санитар Коля чего стоит, есть еще парочка. Да и медсестра Гавриловна, она, хоть и лечит гонорею травами, если надо, пальцами подкову гнет. В нашей псих больнице есть отделение принудительного спецлечения, где изнывает от скуки скопище Чикатил. В частности там парнишка один лечиться, сто килограммов мышц, убил бабушку из-за полкило изюма. Или один сумрачный мужчина. Рост два метра шесть сантиметров, коренной петербуржец, интеллигент до мозга костей, убежден, что женат на коне Медного Всадника. Я ему напомню, что на глобальном рынке сексуальных услуг спрос на детей повышается из-за все большего числа случаев заболевания СПИДом среди взрослых проституток, но выход есть. Вы себе не представляете, гражданин пожилой следователь, на что он способен в припадке похоти. Есть еще студент-медик, который задушил старика-профессора бычьим цепнем. К ним можно обратиться за помощью. Эти душевные люди согласятся, я уверен. И они будут ишачить как подорваные за копейки. Так что устроить операцию «Саблезубые еноты освобождают похищенных сельских учительниц» нет никакой проблемы.
– Вот и чудненько. Ноготь, в вас пропадет нечто ценное, да и дорого сейчас лечащееся. Вам надо это в себе беречь. А вот это легендарной ликвидационной команде давно пора почистить зубы жвачкой «Бледный мент или пожилой следователь». Грохнуть меня они, видите ли, пытались! Ничего, скоро они на своей шкуре почувствуют, что такое заказное изнасилование. Кончать давно пора с этими неуловимыми Тузиками.
– Полчаса на сборы и подготовку и начинаем. Потираю ладошки в предчувствии лесбийского шоу. Что скажешь, Коля?
– А мне что, если деньги плотют. Помню одной старухе дед говорит: «Иди, старая, мусор в контейнер вынеси!». Та и пошла с ведром. К баку подходит, замахивается ведром, ведро её перетягивает – и бабка вслед за ведром ныряет в контейнер. Перевисла через край, жопа наружу. Идёт мима БОМЖ… Увидел жопу – задрал подол и сношает. Дед (увидев с балкона эту картину): «Ты што делаешь! Бесстыдник!» БОМЖ (не останавливаясь, в полоборота): «Да с ней исчё жить-да-жить!!! А вы её на помойку выкинули». Так вот я – что та старуха. Хоть и на помойке, а еще на многое сгодиться могу. Во мне только прелесть мою разглядеть надо.
* * *
– Товарищ пожилой следователь, наконец-то! Тут вас в приемной весь цвет уголовного мира Скова с утра дожидается. Олигарх, Саранча, Челюсть, Шпала. Ведут себя прилично, но, чувствуется, кипят. Какой черт их принес сюда? Телохранителей, кстати, я в приемную не пустила, пусть снаружи побудут, а то разнесут мне все.
– Вы все правильно сделали, Зина. Люди у нас терпеливые, в очередях с малолетства стоять приучены, так что ничего страшного. А главари уголовного мира и должны смирно сидеть у дверей моей приемной, здесь им самое место. Причем с наполненными слезами глазами. Сейчас вы мне чайку вскипятите, Зиночка, я пока в туалет загляну, сейчас самое время для дефекации. А там и начнем прием посетителей, не торопясь. И так я часа на два припознился, а народ уважать надо. Пускай заходят по одному минут через пятнадцать-двадцать.
– В порядке живой очереди?
– В порядке живой очереди, чтоб обидно никому не было.
– Кстати, Зиночка, у меня тут в приемной плакат висел: «Запомнил сам – скажи другому, что честный труд – дорога к дому!». Куда он делся?
– Так вы сами приказали убрать перед приходом губернатора, товарищ пожилой следователь! Сказали, может быть неверно понято.
– Губернаторы, Зиночка, приходят и уходят, а плакаты остаются. Вы, голубушка, плакатик то достаньте. Там в приемной вы сказали посетители сидят? Вот пусть они вам его к стене прикрепить и помогут. Все равно, как вы говорите, от безделья мучаются. Все веселее, чем так сидеть. А как плакатик повесят, пусть и заходят в порядке живой очереди. Послушаем, что скажут. То, чем простой народ живет из первых рук знать надо!
– А-а, Олигарх, голубчик! Как я по вас соскучился! Вчера даже звонил вам несколько раз, но вы трубку не брали.
– Пожилой следователь, с сегодняшнего дня я самый преданный поклонник вашего паясничанья. Где моя рыжая?
– Вы имеете ввиду Богатырёшкину Анну, семнадцати лет?
– Ей уже семнадцать? Блин, как время летит. Да когда я ее поимею?
– Гражданин Олигарх, в каком тоне вы говорите о несовершеннолетней девице?
– Может и несовершеннолетней, но старше вашей Тамары Копытовой. Где она? Рыжая, кукла моя, блин, я так волновался! Ну, как ты? Что с тобой было?
– Олигарх, эти суки меня украли и сказали, что зарежут меня, наверное, если я не заткнусь. Олигарх, мне страшно было знаешь как? А потом на них санитары вместе с психами как налетели, и избили сильно так, а потом менты приехали. А когда я пожилого следователя увидела, я чуть не кончила от умиления. Правда.
– Что-то, рыжая, сегодня твой слог был не выверен, но суть ясна. И потом, ты радуешь меня своим тотально освежающим простым стилем и практически полным отсутствием мата. Но об этом мы потом поговорим. А сейчас ты спустишься вниз, там мои братаны стоят, они тебя домой отвезут. А мне тут кое-что с пожилым следователем перетереть нужно.
– Пожилой следователь, вы меня спасли, они меня бы правда зарезали. Хотите, я вам за это почитаю эксклюзив – матерные стихи Ленина? Ай! Олигарх, за что ты меня шлепнул?
– Грязная, платье порвано, под глазом фонарь, а все мужиков клеит. Привычка – вторая натура. Брысь домой, я тебе сказал!
– У вас очень милая подруга, господин Олигарх.
– Моя то рыжая? Она у меня просто сучка-невезучка какая-то, вечно с ней что-то случается. Пожилой следователь, я вам обязан за нее, но об этом потом. Когда я смогу их получить?
– Кого?
– Перестаньте, пожилой следователь. Мы недавно устроили масленицу на природе, моя ненаглядная Анечка покурила гашиша и вместо блинов приготовила бублики. Я вчера это вспомнил и мне так тоскливо без нее стало… Где сейчас находятся люди, которые украли мою рыжую?
– Олигарх, это с вашей сообразительностью и кругозором этого не понимать? Естественно, до суда они будут находиться в камере предварительного заключения.
– Понятно. Ну что же, с вами мне не договориться, как я и ожидал. Но этот вопрос решаемый и без вас. Я им устрою детский оздоровительный крематорий «Уголёк» и они умрут безропотно, как умирают никому не интересные народы Севера. А к разговору о том, чтобы расплатиться с вами за рыжую мы еще вернемся.
– Респект за здравомыслие, Олигарх.
* * *
– Ну, пожилой следователь, рассказывайте. Кстати, а где моя Антонина? С ней ничего не случилось?
– Антонину сейчас приведут. К счастью, все женщины целы и невредимы. Только подругу Олигарха избили, но той по жизни положено. Ее тоненький визгливый голосочек всегда раздается там, где следовало бы промолчать. Когда барышень спеленали, она была единственная, которая авторитетно заявила, что ее похищение является кошмарным и жутким нарушением прав и достоинства человека, и что никчемное существование похитителей прекратится в самом ближайшем будущем. И тут же получила по физиономии. Заложницы, кстати, сейчас дают показания, то да се… Что делать, Саранча, бюрократия.
– А почему заложниц вообще задержали?
– Было мнение, что какая-то из заложниц сотрудничала с похитителями с самого начала. Теперь эта версия отпала. Впрочем, я не был сторонником этой версии с самого начала.
– А как вам вообще удалось их так быстро найти? Заранее что-то знали?
– Я знал об этом деле не больше, чем Маугли о высшей математике. Но меня выручила случайность, Саранча. У меня друг детства из дурдома неделю назад вышел. Пищимуха его фамилия, если вам придет в голову промерять мои слова. Между прочим, мой осведомитель. Хороший парень, руки золотые, но может не слабо выпить. Его иногда в сумасшедший дом привозят дыхание перевести и от белой горячки полечиться. После очередной выписки я его навестил, и он мне сообщил следующее. В сковской психбольнице силами пациентов возводиться какая-то странная палата. Комфортабельная тюрьма, полностью отрезанная от внешнего мира. Зачем? Тогда я ему сказал: «Тебя когда оттуда выпустили? Поторопились доктора». Но когда мне сообщили о захвате заложников, я этот разговор сразу вспомнил.
– Какая я же это случайность, пожилой следователь, просто у вас весь город под присмотром, потому и всплывает все.
– А без этого нельзя, Саранча. В России 2 миллиона милиционеров плюс 400 тысяч сотрудников ФСБ. А в США, к примеру, 700 тысяч полицейских и население в два раза больше. Так что у нас всегда правопорядок поддержать можно, только свисни. Если желание есть, конечно. Кстати, вот и Антонина.
– Тоня, с тобой все в порядке?
– Все как обычно, любимый. Стукнули по голове, я отключилась на какое-то время, потом рвота была, сейчас немного качает. В общем, все как всегда.
– Да? Пожилой следователь, как я понимаю, ваши знакомые, ну там Олигарх, Челюсть, еще какой-то молодой человек…
– Шпала.
– Да, да, Шпала. Они, по всей видимости, захотят прирезать этих… Которые мою Антонину по голове ударили. В связи с этим у меня к вам маленькая просьба, пожилой следователь. Я пришлю к вам Ахмеда, Сусанну и, наверное, еще кого-нибудь. Вы не могли бы проследить, чтобы они спокойно кончили эту бригаду ликвидаторов согласно лучшим традициям восточной кухни? Все-таки я с ними в одной организации много лет проработал.
– Что-то вас на не нужные думы пробило, Саранча. Не делайте глупостей под влиянием эмоций. Мне тут только узбекского мюзикла «Аллах ахбар суперзвезда» не хватало, у меня и так дел невпроворот. Вот недавно трех восьмиклассниц поймали – торговали школьными унитазами. Ничего не могли сделать, чуть в школе занятия не прекратили. Школьники заходят в общественный туалет – а там только отравленный вантуз. На соплячек вышли чудом. Так что не нужные заботы мне не нужны. Члены ликвидационной команды вашей организации дадут признательные показания, после чего предстанут перед судом. И вы, Саранча, больше других заинтересованы в их показаниях. Если хотите, чтобы ваши бывшие начальники побыстрее попали в поле зрения правоохранительных органов, конечно. Так что лучше поговорите с Челюстью. Он что-то совсем озверел из-за своей Иры, интеллигент чертов. Выделяется так сказать из общей массы своей прочувствованной нелюбовью. А к вашему мнению он прислушивается. И не смотрите на меня, Саранча, как будто вы буй весом полторы тонны. Успокойтесь, покажите врачу свою Антонину, я уверен, что у нее нет ничего серьезного, и спокойно подумайте над тем, что я вам сказал. Договорились?
– Уговорили. Кулинарную обработку членов ликвидационной бригады отложим на потом. Тем более что просроченный навоз становиться причиной небывалого урожая.
– Саранча, вы мне напоминаете неполноценных школьников 12-го интерната сковской области, которые похитили 57-летнюю женщину. Во время допросов они мычали четыре недели, пока старая дура не забрала свое заявление об изнасиловании. Пройдет время, вы, Саранча, тоже успокоитесь и поступите разумно.
– Саранча, да прекрати ты, наконец! Пожилой следователь ведь просто по-хорошему предупредил тебя, богом обиженного урода, не трогай никого, сиди тихо. Вот что с человеком хроническая трезвость делает. Или ты нарочно косишь под идиота? От военкомата скрываешься? Если так дальше пойдет, я никогда тебе не буду рассказывать, когда меня по голове бьют. Уродец ты моральный, простите за нормативную лексику.
– Антонина, как-то неудобно на людях абижухи всякие дискутировать. Может быть, ты продолжишь тихо скандалить в домашних условиях?
– Ты мне, Тохтамыш, сын Мамая от Батыя, зубы не заговаривай. Дома ты обо мне вспоминаешь только тогда, когда видишь меня разложившуюся на кровати в вопросительном ожидании. Больше двух минут подряд ты со мной разговариваешь только в присутствии посторонних. Представляете, пожилой следователь, он от меня требует, чтобы я являлась пред ним одетой в черной юбке, черных туфлях на высоком каблуке и в черных чулках. Все очень строго. Но голая до пояса. Он называет это стилем примерной школьницы – «светлый верх», «темный низ». Низкий вкус среднеазиата. Я даже не хочу представлять, при каких обстоятельствах состоялось его первое знакомство с прекрасным.
– Мое первое половое сношение произошло во время сбора урожая хлопка, Антонина.
– Представляю себе следующую картину. После напряженного трудового дня еще безусый и застенчивый Саранча с кухонным ножом набрасывается на девушку, таким образом склоняя её к акту пылкой любви. Свой поступок юноша мотивирует суточным половым воздержанием.
– Ох, нравятся мне ваши альковные обзоры, ребята. Конечно, хочется больше знать о ваших сексуальных фантазиях. Но что делать, времени нет, служба. Поэтому я попросил бы Саранчу с супругой очистить помещение. Здесь вам не хлопковое поле, в конце концов.
– Какого черта! Когда, на конец, я увижу свою Иру!?
– Спокойствие, Челюсть, только спокойствие. Ваша Ира сейчас дает свидетельские показания. После того, как она подпишет протокол, ее немедленно приведут сюда. Да, собственно, привели уже.
– Ирочка, дитя мое, что с тобой сделали эти изверги? Как врач, я даже не знаю, как классифицировать увиденное, дорогая моя.
– Ах, это? Это просто синяк, любимый. Наверное, у меня еще один такой на попе есть. И, кажется, на правой груди. Вши они бельевые. Убожество. Рекомендую для колхозных слоев населения, которые не видели светской жизни. Но ничего, встреча со мной станет самым значительным испытанием для их нервов перед отправкой в колонию строго режима. Грачи они перелетные. Пусть родители за них краснеют!
– Челюсть, да ваша супруга, после своего похищения, приверженцем нравоучительной прозы стала, как я посмотрю.
– Ира, они тебя били?
– Меня? Били? Эти ничтожества, которые даже ниже уровня давления канализации? Нет, они меня даже пальцем не тронули. Но жене Олигарха действительно досталось. Скажи, милый, а па-ачиму правда, что бабы дуры??? (плакает). Ну, зачем она им это сказала? Они нас украли, а эта рыжая нахалка, с достоинством так, посылает их нa недельку нa ихнюю биологическую родину. И как пошла, как пошла… «Маковая соломка, пищевой мак». «Сок из бивня лошади способствует выходу шлаков». Подумаешь, Крупская изменяла Ленину с Гарри Гудини! Ей то какое дело, кто кому изменял? Умная какая, небось, букварей начиталась. И потом, что она нос везде сует? Глумление над идеалами никто не любит, за это всегда бьют. Или она думает, что волшебство подействует? И Тонька эта, жена Саранчи – дура! По морде опять получила. Ну чего она за рыжую вступилась? Если четвертый муж бьет по морде – дело не в муже – дело в морде. Ей тоже в любой ситуации по голове ударят. Ее бачок на плечах восстановлению уже не подлежит. Прохудился. Не реет в ее голове государственный флаг. Давно не реет. Тоже мне, ведет себя как балерина Большого Театра, а ее муж, говорят, ей стекловату в трусы подкладывает. Хотя может это и сплетни. Вы знаете, пожилой следователь, что она про моего мужа говорила?
– Что?
– Что белье для тучных людей испытывают в аэродинамической трубе. Вот дрянь!
– Челюсть, на вас клевещут, а вы терпите?
– Вы не смотрите, что мой Челюсть такой тихий-тихий. В зоне то он, говорят, петухом хаживал. Так что с ним лучше не связываться!
– Ира, да кто тебе такое говорил!?
– Челюсть, вы просто безжалостны! Берите свою супругу и идите домой. После того, что она пережила, ей надо хоть немного придти в себя.
* * *
– Сережа, я должен перед вами извиниться. Я втянул вас в это дело, а закончиться для вашей Люси это могло очень плохо.
– Перестаньте, пожилой следователь. Все сложилось, как сложилась. Я уже давно не просто Сережа, блатной авторитет по кличке Шпала. Как говорится: «Взрослел как осел и поллюционировал, как молодой мамонт». Если бы мне эта роль не нравилась, я бы давно мог выйти из игры и уехать куда-нибудь. Так что это мой выбор, я знал, на что шел и к вам не имею никаких претензий.
– Понимаю, Сереженька, понимаю. Как говорится: «Да я уже забыла, а ты всё бубнишь». А если бы с Люсей все же что-то случилось?
– Спрос бы был с плоских аульских харь ликвидационной команды. Ликвидировал бы без видимых отрицательных эмоций. Вспомнил бы что-нибудь из того, чему меня когда-то учили. Типа «фугас – это зажигательный заряд, и его главный поражающий фактор – ударная волна», или что-то в этом роде. И решил бы вопрос. А потом ускакал бы галопам под марш Будёнова. В дымке пожарищ.
– Да вы шалун еще тот, Сереженька! Прямо Летающий Истребитель Идиотов, в самом деле. От вас веет каким-то мрачным кладбищенским монументализмом. И интонации, ну точь-в-точь как у косноязычного школьника, улетевшего в эмпиреи. Вы себя просто изводите. Так нельзя, мой дорогой. Впрочем, это подростковое, оно само проходит. И не пришёл еще клоп-черепашка на наши огороды, и мы еще ой как повоюем. Как ваше мнение, Сереженька? Кстати, вот и вашу Люсю, наконец, к нам доставили. Люся-тян, мне передали, что, находясь в неволе, вы вели себя как вьетнамская партизанка, и не потеряла лицо. Ваш супруг может вами гордиться. Кстати, что вы имели в виду, обращаясь к главарю ликвидационной команды, когда сказали ему: «Мастурбатор из Бухары изобрёл волшебные перчатки». А ваша фраза: «Мой муж сделает из тебя наглядное пособие по анатомии под названием «Член обыкновенный», а оставшиеся внутренности продаст аукциону Сотбис»? Не знаю, как других, а меня это впечатлило.
– Не принимайте близко к сердцу, пожилой следователь, это был просто набор случайных слов, почерпнутых из свободных источников. При подобных обстоятельствах и не с такими как я может случиться творческое недержание. Я как лезвие перед своим лицом увидела, так от ужаса совсем разум потеряла. Можно, наконец, я домой пойду.
– Конечно, Люся, конечно.
