Текст книги "Семейные тайны (СИ)"
Автор книги: Михаил Казьмин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Казьмин Михаил Иванович
Семейные тайны
***
Примечания автора:
Боярка без аниме, но с детективом. Алексей Левской выполняет данное Лидии обещание выяснить судьбу её исчезнувшего мужа. А тут ещё отец захотел Алексея женить, породнившись с князьями Бельскими. Бельские тоже выразили самое горячее желание породниться, но... Но невеста решительно против такого поворота в своей жизни. «Даже так?» – заинтересовался Алексей и принялся выяснять, с чего бы вдруг. И вот зачем, зачем Алексею Филипповичу копаться в тайнах сразу двух семей, да ещё и столь разных по своему положению? Но это же боярич Левской, он иначе не может...
Кчитателям
Дорогие читатели!
Поздравляю вас всех с Новым годом! Искренне желаю в новом году здоровья, успехов, счастья – и побольше, побольше, побольше!!!
Вот вам новогодний подарок – начало выкладки четвёртой книги об Алексее Левском. Пока не закончу «Небоскрёб», буду класть по главе в неделю, как закончу, выкладка пойдёт более человеческими темпами.
Приятного чтения!
Ваш автор
Пролог
– Садись, сын, – отец указал мне на место за приставным столом, – поговорим.
Что-то мне настроение боярина Левского не нравилось, как не нравилось и то, что я и близко не предполагал, с чего бы это отцу быть таким озабоченным. Я вроде нигде ничего не натворил, дома у нас всё тоже в порядке, о каких-то сложностях с семейными предприятиями я даже близко не слышал.
– Что ты с сестрой Лидией встречаешься, я тебя за то ругать не стану, – оп-па! Вот это поворот! Откуда он знает-то?! – Что она для тебя и нашей семьи сделала, помню и никогда не забуду. [1] Но то я. А вот узнают, не дай Бог, в свете...
Ну да, тут можно огрести, что называется, по полной. Повалять в грязи имя Левских из-за моей связи с простолюдинкой желающие найдутся, ещё и в очередь встанут... Мы с Лидой, конечно, шифровались, и вроде даже успешно, но отец-то узнал. А узнал он – могут узнать и другие...
– Прячешь ты вашу связь хорошо, хвалю, – продолжал отец. – Шаболдинские люди умаялись тебя выслеживать, тут ты молодец.
Я признательно склонил голову. Ага, теперь понятно. Да уж, особые отношения отца со старшим губным приставом Шаболдиным – это не просто так. Хорошо, что мои похождения в Мюнхене [2] Шаболдин раскопать никак не сможет, хе-хе.
– Но чем дольше ты будешь к ней ходить, тем скорее тебя в том заметят, – это да, тут он, пожалуй, прав. – А потому, Алексей, пора тебе жениться.
– Не рано? – я попытался удержаться на занимаемой позиции. – Ваську вон в двадцать четыре женили, а мне двадцать два ещё только исполнится.
– Васька по блядям ходил, – криво усмехнулся отец, – а такое для света простительно.
– И кто это будет? – заинтересовался я. Что ж, рано или поздно это должно произойти, так что мне и правда стало интересно, кого отец хочет видеть снохой.
– Бельские, младшая московская ветвь. Там старшая княжна как раз на выданье.
Я еле удержался от того, чтобы присвистнуть. Князья Бельские... Про младшую их ветвь я, честно говоря, почти ничего не знал, кроме того, что таковая вообще существует, а вот со старшей пересекался, было дело. С княжичем Иваном Бельским в Старшем стремянном пехотном полку вместе служили. Княжна Анна Бельская, помнится, мне даже понравилась, но она моя ровесница и уже давно замужем. Но князья же... Они хоть, считай, те же бояре, но их ступенька на социальной лестнице повыше нашей, так что для нас, Левских, породниться с ними – шаг вперёд. Для них в родстве с нами тоже прямая польза – дядя Андрей сейчас в Боярской думе товарищ думского старосты, а вскоре и думским старостой станет. Против такого встречного движения двух родов мне не устоять, это точно.
– Что ж, отец, значит, так тому и быть, – пришлось мне согласиться. – Но есть одно обстоятельство...
– Это какое? – боярин Левской заметно повеселел. Кажется, он и правда сильно заинтересован в родстве с Бельскими.
– Я обещал Лидии выяснить судьбу её мужа, безвестно пропавшего два года назад, – не стал я ходить вокруг да около. – По всему, он давно мёртв и Лидия вдова, но что с ним произошло, никто не знает. Я дал ей слово узнать. [3]
– Слово дал... – задумчиво протянул отец. – Честно ты, Алексей, со своими женщинами поступаешь. Что с Аглаей, что с Лидией... Что ж, значит, и в семье у тебя лад будет. Раз слово дал, держи, тут никуда не денешься, но времени тебе на то – до октября месяца.
– Так точно, – по-военному ответил я. Отцу, кажется, понравилось.
К себе я поднимался в лёгкой задумчивости. Сейчас у нас заканчивается июнь, стало быть, у меня остаётся почти три с половиной месяца. И часть этого времени уйдёт на другие дела – я ещё не знаю, что там с работой над новыми ружьями и патронами, мне надо потихоньку готовить открытие своего собственного дела, да наверняка и с будущей роднёй знакомиться и общаться придётся, потому как положено. Что ж, значит, надо успеть. А раз надо, прямо сейчас и начну – до обеда ещё есть время проведать старшего губного пристава Шаболдина.
Искать Шаболдина я направился в губную управу – вряд ли он в эти часы дома. Опять же, бумаги по делу о розыске безвестно пропавшего мещанина Петра Акимова Бабурова дома пристав тоже не держит. В лучшие времена путь от дома до управы занимал у меня двадцать минут, сейчас, с тростью и лёгкой хромотой, будет побольше, вот и скрашивал себе дорогу, перебирая в уме последние события...
Шведов дожали. Они не стали ждать, пока наши, перейдя границу, углубятся на их земли, а им и правда оставалось только ждать, препятствовать этому они уже никак не могли, и запросили мира. Мир заключили вот буквально на днях, и он, ясное дело, оказался для шведов заметно тяжелее того мирного договора, который они этой войной хотели пересмотреть. Нет, пересмотрели, конечно, но не в ту сторону – и земель у них поубавилось, и морскую торговлю им ограничили, и контрибуцию они нам заплатят изрядную. Впрочем, это их шведские трудности. Теперь шведы кинули освободившиеся войска против датчан и скоро, как я понимаю, королю Христиану Датскому придётся лить горючие слёзы, что не договорился он с царём Фёдором, а решил воевать шведов в одиночку, но это тоже не наши трудности, а уже датские. В газетах подробностей пока не было, всё это я узнал от дяди.
Лида вернулась в Москву месяц назад, седмицу спустя в столицу возвратилась с войны и Сводная Стремянная бригада, а с нею и мой старший брат Василий. Братец не посрамил чести Левских и тоже заслужил «Георгия» четвёртой степени, так что теперь Васька аж целый поручик. Говорит, генерал-полковник Романов, вручая ему орден, вспомнил и меня, сказав несколько добрых слов о нашем роде. Приятно, да.
С Лидой у меня всё сложно. И не в том лишь дело, что нам приходится соблюдать конспирацию. Пробивает её периодически на чувство вины перед мужем, которого сама же она в душе давно не числит среди живых. Нет, у монастырского воспитания есть, конечно, положительные стороны, но теперь я вижу, что и отрицательных хватает. Но в общем и целом нам с ней хорошо, но это всё, как оказалось, только до октября. Тоже вот задачка – как ей об этом сказать? Ладно, чему быть, того и не миновать...
– Желаю здравствовать, Алексей Филиппович! – приветствовать меня старший губной пристав Шаболдин аж из-за стола вышел.
– И вам не хворать, Борис Григорьевич! – улыбнулся я ему.
– Чем могу быть полезен? – поинтересовался Шаболдин, когда мы уселись и обменялись всеми положенными вопросами и ответами о здоровье, родных и прочими проявлениями дежурной вежливости.
– Дело о розыске Петра Бабурова мне интересно, – просто сказал я.
– Вот как? Позволите спросить, почему? – не ожидал пристав такого захода, ох, не ожидал.
– Борис Григорьевич, вы же смогли выследить, к кому я хожу, – я изобразил самую вежливую улыбку, на которую оказался способен. – Зла никакого я на вас за то не держу, всё понимаю. И вы понимаете, что действую я с ведома и в интересах вдовы пропавшего, Лидии Бабуровой, урождённой Лапиной.
– Понимаю, Алексей Филиппович, – признательно склонил голову пристав. У него, похоже, гора с плеч упала, когда я проявил такое миролюбие. Снова выбравшись из-за стола, он вытащил из несгораемого шкафа укладку с бумагами и положил на стол. – Хотите, берите домой, только к пятнице вернуть попрошу.
Я поставил на стол сумку и принялся запихивать укладку в неё. Уф-ф, не ошибся с размерами – укладка кое-как, но влезла. Хорошо всё-таки иметь особые отношения с губным сыском!
– Ежели вопросы какие появятся, всегда буду рад помочь, Алексей Филиппович, – заверил меня Борис Григорьевич. – Только должен вас предупредить: дело почти что безнадёжное.
– Даже так? – недоверчиво спросил я.
– Да как бы и не ещё хуже, – махнул рукой Шаболдин. – Тухлое это дело, Алексей Филиппович, совершенно тухлое...
[1] См. роман «Жизнь номер два»
[2] См. роман «Пропавшая кузина»
[3] См. роман «Царская служба»
Глава 1. Тухлое дело
Старший губной пристав Шаболдин оказался совершенно прав – дело о безвестной пропаже Петра Акимова Бабурова, двадцати семи лет от роду, православного вероисповедания, мещанина, родившегося в Москве, проживающего в собственном доме нумер шесть по Никульскому переулку, женатого на Лидии Ивановой, урождённой Лапиной, бездетного, и правда было тухлым.
Пётр Бабуров родился в одна тысяча семьсот девяносто пятом году. Восьми лет от роду поступил учиться в девятую Московскую народную школу, каковую и закончил в одна тысяча восемьсот десятом году. Закончив школу, поступил в домашнее услужение к доктору медицины Игнатию Федосеевичу Ломскому. В одиннадцатом году умер отец Бабурова, в восемнадцатом мать, и Бабуров унаследовал родительский дом. Поскольку содержать собственный дом, живя в доме доктора Ломского, Бабурову было бы невозможно, доктор, довольный работой своего слуги, устроил его служителем в Головинскую больницу, где Бабуров и познакомился с сестрой милосердия Лидией Лапиной.
Двадцать первого сентября двадцать первого же года Бабуров и Лидия поженились, а в декабре того же года Пётр вдруг решил прекратить службу в больнице и устроился приказчиком в кондитерскую лавку купца Эйнема. По показаниям Лидии, связано это было со значительно более высоким жалованьем, которое её муж получал у кондитера. А двадцатого июля двадцать второго года Бабуров вышел из дому, сославшись на какие-то свои дела, и дальнейшая его судьба осталась неизвестной. Как и незавидной – в дело была подшита бумага, заверенная настоятелем Иосифо-Волоцкого монастыря архимандритом Власием, свидетельствовавшая, что молитвенное разыскание по чину Святителя Антония показало отсутствие раба Божия Петра Бабурова среди живых, однако же обстоятельства его смерти и место погребения открыть не удалось.
Всё это я уже слышал от Лиды, но было в деле и такое, о чём она мне не рассказывала – то ли умолчала, то ли не знала сама.
Оказалось, уже в апреле двадцать второго года Бабуров от Эйнема ушёл, причём жене о том ничего не сообщил – до самого исчезновения мужа она считала, что Пётр так и продолжал продавать сладости. Губные установили, что после этого Бабурова неоднократно видели в трактире Самсонова на Остоженке – заведении весьма приличном, доступ куда всяких голодранцев отсекался уровнем цен. Установили губные и заходы Бабурова в весьма дорогую блядню, что держит в Сивцевом Вражке мещанка Аминова. Источники дохода Бабурова за это время выявить не удалось, однако же домой он приносил деньги в количестве, соответствовавшем размеру его жалованья у Эйнема.
Далее, опрос соседей Бабуровых показал, что это был не первый и не единственный случай, когда Пётр не появлялся дома несколько дней кряду. Видимо, потому Лида и подала прошение на розыск мужа лишь первого августа, спустя более чем седмицу после его исчезновения.
Содержались в деле и бумаги, всегда сопутствующие розыску – в основном допросные листы. Губные допросили всех, пересечение чьих жизненных дорог с жизненной дорогой Петра Бабурова стало им известно – учителей в школе, нескольких школьных товарищей, соседей, доктора Ломского и всей прислуги в его доме, врачей, сестёр и служителей Головинской больницы, приказчиков Эйнема. Я решил заказать Шаболдину сделать с них списки – возвращаться к этим бумагам мне придётся не раз и не два, а дословно запомнить их содержание невозможно. Однако уже сейчас я видел в некоторых из них огрехи и провалы, совершенно меня не устраивавшие. Что ж, постараюсь и с этим разобраться.
Главное же – ничто в деле даже не намекало на то, как можно было бы объяснить исчезновение Бабурова. Вообще ничто. И потому оставалось непонятным, где искать его останки. Ладно, глаза, как говорится, боятся, а руки делают. Начал я с разговора с Шаболдиным, что состоялся, когда я вернул ему дело.
– Знаете, Алексей Филиппович, что мне в этом деле не нравится? – похоже, я пришёл вовремя. Пристав явно был настроен со мной поговорить, видать, общение с сослуживцами и подопечными ему к концу седмицы успело как следует надоесть. Я, понятно, показал самое искреннее внимание, играть тут мне не пришлось.
– Вот смотрите. Бабуров, не имея никакого законного дохода, стеснён в средствах не был. Значит, был у него доход незаконный. Так ведь?
Я согласно кивнул – мол, продолжайте.
– Раз незаконный, то значит воровской. Вряд ли Бабуров имел какое-то достойное занятие, которым занимался тайно, чтобы не платить налогов. А у воров же главный закон какой? Каждый за себя. Да, с губными они не шибко разговорчивы, но ежели вора потрясти как следует, да припугнуть, что его молчание ему же боком выйдет, он о других-то ворах много чего расскажет. Но про Бабурова никто, повторюсь, никто ни единого слова не сказал! – в сердцах Шаболдин едва не выругался.
– А чем вы такое можете объяснить? – вот тут мне стало интересно по-настоящему.
– Тут объяснений может быть немало, – задумчиво произнёс пристав. – Бывает, что шайка настолько сплочённая, что никто там даже не осмелится не то что сказать, помыслить против главаря. Но это не наш случай – уж главарём Бабуров точно не был, не того полёта птица.
Бывают воры-одиночки, но это тоже не здесь – такие по блядням не ходят, содержат постоянных девок. Да и вообще, у этих всё поведение иное, не такое, как у Бабурова было. Бывает, что жертвы воров сами на руку нечисты и потому к нам не приходят. Но такие воры, которые своего же воровского брата обижают, среди воров все наперечёт, и всегда найдётся кто-то, кто нам о них по-тихому шепнёт. Да много чего бывает!.. – Шаболдин опять чуть не ругнулся. – Уж мы и так, и этак тут копались, и ничего. Ни-че-го!
– То есть сам Бабуров жертвой воров стать не мог? – сделал я вывод из сказанного приставом.
– Да нет, мог, конечно, – после недолгой паузы ответил Борис Григорьевич. – Но...
Я терпеливо ждал продолжения и после ещё одного недолгого перерыва оно последовало.
– Если так, очень уж тщательно тут всё проделано. Тела мы так и не нашли. Да что мы – монахи не смогли! Поверьте, Алексей Филиппович, моему опыту, так поступают в тех лишь случаях, когда речь идёт о больших деньгах. Об очень больших. Или когда замешаны большие люди. Бабуров большим человеком и сам не был, и никаких его связей ни с кем из таких мы не нашли. А большие деньги... Ну откуда они у него? Да, к блядям Аминовой ходить, тут жалованья приказчика не хватит, но это всё равно не те деньги, за которые убьют так, что монахи не найдут тела.
– То есть, Борис Григорьевич, если я вас правильно понимаю, уровень исполнения преступления никак не соответствует уровню жертвы, – заключил я.
– Вот, Алексей Филиппович, именно так! – пылко поддержал меня пристав. – Никак, никак не соответствует! Самую суть вы ухватили! Вот потому мы тут никакого просвета не видим...
– Что же, Борис Григорьевич, я вас понял, – а ещё я понял, что ничего полезного сейчас больше не услышу и пора мне и самому домой возвращаться, и пристава домой отпустить. – Посмотрю, что тут можно сделать. Мне бы списки с допросных листов получить, не посодействуете?
– Обязательно, – пообещал Шаболдин. – Уж как вы можете посмотреть, я знаю, так что на вас только и остаётся надеяться. Я списки вам или сам занесу или человека пришлю, и уж никак не позже вторника.
Ладно, эту часть расследования я мог считать выполненной. По крайней мере, теперь хоть есть с чего начать. На очереди пункт следующий...
К выполнению этого следующего пункта я приступил за завтраком после замечательной ночи, проведённой с Лидой. Эх, жаль, конечно, портить себе и ей послевкусие, но деваться некуда.
– Лида, – я отставил чашку со слишком горячим чаем, – а почему ты мне про Петра рассказала не всё?
– Как не всё? – голос Лиды звучал почти искренне, но глазки она спрятала.
– Да вот так и не всё. Не сказала, например, что из дому он пропадал и раньше.
– Так я ж губным о том говорила, – хорошая попытка уйти от ответа, но со мной такое не пройдёт.
– Губным про то соседи ваши сказали, – в деле об этом говорилось совершенно определённо. – И только после того, как губные тебя спросили, подтвердила и ты.
Лида тяжело вздохнула, опустила глаза в пол и тихо заговорила:
– Я, когда Петруша первый раз пропал, на рынке его случайно увидела. Он с какой-то девкой говорил, ну блядь блядью по виду. Я его окликнуть хотела, да там такой галдёж стоял, он, видать, меня и не услышал. Пошла к нему, а он быстро-быстро ушёл куда-то... Домой он назавтра пришёл, я его спросила... Он кричал, ругался, даже поколотил меня... Никогда раньше на меня руку не поднимал, а тут... Говорил, что старается изо всех сил, чтобы деньги дома были, что девка та служит в семье, что через него сладости покупает...
Хм, в деле таких подробностей я что-то не видел. Пришлось спросить, почему она не сказала губным.
– Стыдно было, Алёша, – призналась она. – Я молодая, красивая, а муж с блядьми прилюдно болтает...
– Губным, Лида, такое рассказывать надо. Стыдно, не стыдно, а надо. Мне – тем более. Давай, говори уж, о чём ещё ты промолчала.
– Да больше и нечего говорить-то. Когда в другой раз он домой не пришёл, я уж и из дому не выходила. Боялась, что опять потом поколотит и ругаться будет. Так и молилась два дня, дома сидючи, пока он не вернулся...
Ну прямо как в сказке. Два раза ничего, а на третий всё и случилось... Ушёл и с концами. Хреноватая сказочка, что тут скажешь.
– И когда это было? – захотел я уточнить.
– Первый раз в апреле запрошлого года, я уж потом от губных узнала, что от Эйнема Петруша тогда ушёл уже, – ответила Лида. – А второй раз в мае запрошлом Петруша пропадал.
– Что за девка была? – спросил я. – И с чего ты взяла, что она блядь?
– Ну, Алёша, я ж, пока в больнице служила, на блядей-то насмотрелась. Часто они к нам ходили – болезни лечить стыдные, заклятия от зачатий накладывать... Одета вроде как по-господски, да видно, что не из благородных. Лицом татарка или другая какая басурманка, да только басурманки так не оденутся ни в жисть, чтобы шея да руки открыты были и голова не покрыта.
Так, а ведь Аминова, хозяйка блядни, где Бабурова видели, судя по фамилии, из тех же магометан будет... Интересно, много ещё таких же в её заведении?
– Ещё что? – вернулся я к расспросам.
– Да всё вроде, – пожала плечами Лида.
– Вроде? – я подпустил строгости. – Или точно всё?
– Так ничего другого не упомню, – похоже, не врёт. – Ежели что, тебе теперь точно скажу.
– Это хорошо, что скажешь, – согласился я. – Вот только, уж прости, но про девку я губным расскажу. У них, Лида, служба такая, – я назидательно поднял палец, на корню пресекая попытки подруги возразить, – в чужом грязном белье копаться, чтобы всё выведать и виновных найти. Им самим, думаешь, нравится всё это? Но иначе никак. Опять же, блядей таких они по-быстрому найдут, да тебе на опознание покажут, чтобы именно ту девку взять да допросить. А подумай, как бы мы с тобой её искали?
Лида подумала. Глупой она никогда не была и потому пришлось ей со мной согласиться. Что ж, хоть какой шажок. Ещё бы знать, в ту ли сторону...
Борис Григорьевич с ожидаемым энтузиазмом уцепился за добытые мной сведения, и вскоре мы с ним и с Лидой сидели в маленькой каморке с небольшим окошком, выходившим в соседнее помещение. С той стороны окошко это было зеркальным и аминовские девки, коими то самое помещение было наполнено, всячески по очереди перед этим зеркалом прихорашивались. А и правда, сплошь из магометанских народностей... Прямо для любителей восточной экзотики заведение.
– Вот! Вот эта самая! – Лида ткнула пальчиком в стекло, когда перед ним озабоченно изучала своё лицо очередная мастерица продажной любви, и несколько позже я имел сомнительное удовольствие присутствовать при допросе Алии Мурадовой Жангуловой, двадцати двух лет от роду, магометанского вероисповедания, уроженки земли Астраханской, состоящей в услужении у мещанки Аминовой и проживающей в доме поименованной Аминовой, нумер тридцать второй по Сивцевому Вражку в Москве.
Сомнительным оное удовольствие я посчитал по той причине, что ничего интересного Жангулова не сообщила. По её словам, на рынке, куда она пошла за съестными припасами по указанию хозяйки, Бабурова она встретила случайно и просто остановилась с ним поболтать, поскольку до того обслуживала его в блядне и они таким образом были знакомы. Аминова, которую тоже пока не отпускали, слова Жангуловой подтвердила и сообщила, что в книге приходов и расходов есть соответствующая запись. Тут же в сопровождении двух губных стражников и помощника губного пристава она отбыла в свой дом, затем вернулся шаболдинский помощник и принёс ту самую книгу, где двадцать пятого апреля одна тысяча восемьсот двадцать второго года была записана выдача Жангуловой под отчёт четырёх рублей с полтиною для покупки съестного, а далее шёл перечень купленного. На вопрос, как Жангулову занесло на рынок, расположенный так далеко, та ответила, что цены там намного ниже рынков и тем более лавок, что находятся поблизости. Вроде подкопаться тут было не к чему, но Шаболдин велел негласно присмотреть за Жангуловой, как и за всей блядней.
Предвидение тихонько подсказало, что многого тут ожидать не стоит, хотя разумом я оценивал действия Шаболдина как правильные. Пару дней я ломал голову над вопросом, почему предвидение и логика вступили в этакое противоречие, а на третий Борис Григорьевич позвонил по телефону и пригласил к себе в губную управу. Тут мой внутренний спор и разрешился – Шаболдин с недовольным видом сообщил, что вчера поздно вечером его люди потеряли Жангулову из виду, а сегодня утром она найдена мёртвою.
– И как узнали-то, что мы всю блядню из-за одной этой Жангуловой забирали! – негодовал пристав. – Мы ж так устроили, что поступил донос, будто там воры скрываются, под такое дело всех и замели!
– Я так думаю, Борис Григорьевич, она сама сказала, – ответил я.
– Сама?! Это, простите, как и почему?
– А чего ради ей надо было от слежки оторваться? – удивился я его непониманию. – Как раз для того, чтобы с кем-то встретиться и сообщить, что губные у неё про встречу с Бабуровым на рынке спрашивали. И этот кто-то решил, что сболтнула она нам лишнего, да принял меры к тому, чтобы больше не болтала. Получается, что тот, кто Жангулову убил, в блядню не ходит, иначе она бы никуда не бегала, а дождалась его прямо там. Могла бы, глядишь, и в живых остаться...
– Хм, и верно, – согласился пристав. – Умеете вы, Алексей Филиппович, суть ухватить.
Благосклонным кивком я засчитал Шаболдину прогиб и тут же спросил:
– А как её убили?
– Задушили шнурком. Шнурок убийца унёс с собой.
– Унёс? Не унесла? – захотел уточнить я.
– Унёс, – уверенно сказал Шаболдин. – Женщины удавкой не душат, подушками обходятся. Да и борозда на шее показывает, что ростом душитель был намного выше Жангуловой.
– И она не ожидала от него такой пакости, раз спиной к убийце повернулась, – не мне тут спорить с профессионалом, но вот в этот нюансик ткнуть пальцем явно стоило.
– Опять верно, Алексей Филиппович, – снова согласился со мной старший губной пристав.
М-да... Согласиться-то он согласился, но и я теперь полностью был согласен с его определением дела как тухлого. Первую же найденную мной зацепку сразу и обрубили. Да, конечно, смерть Жангуловой показывала, что я на верном пути, но утешением это смотрелось слабым. Ладно, чего теперь, будем искать дальше...
