Текст книги "Семейные тайны (СИ)"
Автор книги: Михаил Казьмин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Да-да. Только вот чего я не видел тут раньше, так это того, что неприятности Ломской устроили не Бельские как таковые, а лично княгиня Елена Фёдоровна Бельская. Оно и понятно – я же не знал тогда, что князь прекрасно понимал, что за девочку они берут в семью, а вот княгиня почти наверняка нет. Не возьмусь утверждать, что Елена Фёдоровна до сих пор пребывает в неведении, но это теперь...
На этом месте я отложил свои размышления в сторону, подошёл к зеркалу, состроил самую злобную морду, какую смог, и покрутил пальцем у виска. Я дурак. Дурак, идиот и не знаю даже, кто ещё. Как же я мог такое пропустить?!
Впрочем, приступ острой самокритики быстро прошёл, и мой разум, получив столь болезненный толчок, резко повысил напряжение своей работы. Через полчаса я уже смог выстроить в уме стройную и непротиворечивую картину событий, и пусть некоторые места в ней вместо фактов занимали чистые умопостроения, я мог поручиться за то, что они единственно только и возможны в имеющихся условиях. Но вот общая картина получилась безрадостной и пугающей, а когда я представил себе последствия всего, о чём додумался, испугался уже по-настоящему...
[1] Гласный – депутат (устар.)
Глава 31. Решение
– Вина, Алексей Филипович? – предложил князь Бельский. Пропустить по бокалу стало у нас с ним уже традицией, которую мы неизменно соблюдали при моих визитах. Уж больно хорошее вино делают в кавказских виноградниках князя, должен признать.
– Благодарю, Дмитрий Сергеевич, было бы к месту, – немного рассеянно ответил я.
– Что-то случилось? – рассеянность мою князь заметил и поспешил проявить дежурную вежливость. А я ведь сейчас отвечу. Отвечу так, что ему не понравится...
– Случилось, Дмитрий Сергеевич, случилось, – признал я. – Только случилось оно два года тому назад. Вы тогда убили Петра Бабурова. Зарезали. Как я понимаю, кинжалом.
– И до этого добрались, – вздохнул князь. – Откуда вы узнали?
– Из этого вашего вопроса, – ответил я. – До сего момента всё основывалось исключительно на умственных построениях.
– Знаете, Алексей Филиппович, – задумчиво произнёс князь после некоторой паузы. – Было время, я считал страшным человеком себя. Но тогда я не был знаком с вами.
Ну вот, опять я страшный человек. Кто же меня так последний раз называл-то? Не помню, но вроде бы майор Лахвостев. И что такого страшного он и князь во мне углядели?
– Если не возражаете, Дмитрий Сергеевич, я расскажу вам, как я всё это вижу, а вы меня поправите, если в чём ошибусь, – предложил я.
– Не возражаю, Алексей Филиппович, – князь отсалютовал мне бокалом, и мы выпили. Что я пью с человеком, которого обвиняю в убийстве, мне было уже как-то безразлично. Я, в конце-то концов не ловить его пришёл, а пригласить к совместному поиску решения.
– Когда поймали бесчестного вымогателя Малецкого, – начал я, – один из его подручных, Бабуров, решил попытать счастья в деле вымогательства сам. Порочащие сведения, за неразглашение коих Малецкий вымогал со своих жертв деньги, добывал для него доктор Ломский, супруг известной вам Евдокии Ломской. Бабуров раньше служил в доме Ломских, оставался вхож туда и далее, вот однажды он и обокрал своих бывших хозяев, утащив часть бумаг, те самые сведения содержавших. В том числе и расписку, которую вы не так давно сожгли. Почему он начал именно с вас, теперь уже не узнать, но не столь оно и существенно. Как я понимаю, получив письмо с требованием денег за молчание о происхождении Александры, вы сразу и увязали это с тем, что её мать оставила расписку в получении денег от, как вы думали, Ломской.
Князь Бельский согласно кивнул, и я продолжил:
– Вы пошли к Ломской и потребовали объяснений. Тогда она и рассказала вам о бывшем слуге, укравшем расписку. О том, что он устроился служить у Эйнема в лавке, она тоже рассказала, как и о том, где того Петьку искать. Бабурова вы зарезали, но расписку не нашли. Впрочем, смерть вымогателя вас успокоила. Но когда спустя полтора года вы снова получили письмо с требованием денег, помочь вам найти вымогателя Ломская уже не смогла, потому что не знала, кто это. Вот тут вы забеспокоились и решили обезопасить себя, выдав Александру за племянника будущего старосты Боярской Думы.
Князь долго молчал, затем долил оба бокала почти до краёв и приглашающе поднял свой. Выпили мы их до дна.
– Знаете, Алексей Филиппович, – заговорил, наконец, князь, – я на службу в Стремянной Гренадёрский поступил... А потом на Кавказ по своей воле перевёлся, – говорить князю, что я о том знаю, я не стал, раз уж сам начал про Кавказ, пусть дальше расскажет, – хотел проверить себя в настоящем деле. Да и жизненные мои обстоятельства тогда были такие, что я, по правде сказать, пресытился и московской жизнью, и службой стремянного гренадёра, да и много чем ещё. А тут война, дикие горцы, опасность... Затянуло.
Князя я понимал, хотя и лишь отчасти. Да, сам в Усть-Невском в ополчение пошёл, имея право того не делать, но меня что-то не затянуло.
– А потом я заметил, что мне это всё нравится, – князь улыбнулся, но меня от его улыбки аж покорёжило, до того она смотрелась хищной и совсем не человеческой. – Нравится воевать, нравится ощущение опасности, нравится переносить и преодолевать тяготы походной жизни в горах... А главное – я понял, что мне нравится убивать. Отнять у врага жизнь, нанести ему рану, после которой он умрёт не сразу, но не сможет даже кричать или стонать... Такая, представьте себе, полная власть над чужой жизнью и чужой смертью... Но когда срок моей службы уже выходил, я подумал: и что мне с тем дальше-то делать? В Москву возвращаться, где кинжалом ничего не решишь, или остаться на войне? Сам я с теми раздумьями справиться не смог, пошёл к батюшке, отцу Афанасию. Батюшка как услышал про то, что мне убивать нравится, аж лицом почернел.
Князь налил ещё, мы выпили, закусили сыром, и он продолжил:
– Вот и напомнил мне тогда отец Афанасий, что за всё, что воин на царской службе совершает, ответ перед Господом царю и держать. А я и подумал: да как же я смею-то такое на государя нашего взваливать, раз на верность ему присягал?! Вот тогда мне первый раз по-настоящему страшно и стало... Я потом ещё к отцу Афанасию ходил, душевно мы с ним беседовали, а как срок вышел, я получил отставку и вернулся в Москву. Вскоре и отец мой, князь Сергей Владимирович, царствие ему небесное, преставился, и пришлось мне делами земельными заняться. Так вот всё, что на Кавказе со мной было, и ушло... А тут думаю, это что же, какой-то проходимец власти надо мной захотел?! Так я ему покажу, какая власть настоящая бывает! Ну и показал, уж показал, так показал!
Да уж... Не на того Бабуров нарвался, ох, не на того... Хотел денег на красивую, в его понимании, жизнь, а получил некрасивую смерть.
– Мне бы его допросить, а я по привычке сразу под грудину ударил, чтоб не пикнул, – невесело усмехнулся князь. – Расписку Татьянину искал, да не нашёл. Но подумал, раз уж требовать с меня денег теперь некому, то и Бог с ней, с распиской. А двух лет не прошло, снова письмо... Я вспомнил, Ломская говорила, что поганец тот у Эйнема служил, решил на всякий случай поменять поставщика сладостей. С Еленой посоветовался, вот и придумали мы с ней Александру к вам пристроить, чтобы боярин Левской в случае чего нам помог по-родственному. Юрия мне жаль было, конечно, но семья важнее.
Да, подвела князя привычка. Нашёл бы он тогда расписку, и не знаю даже, как всё тогда повернулось бы. Но что было, то и было.
– Теперь снова ваш черёд, Алексей Филиппович, – князь налил ещё вина, на сей раз по полбокала. – Как вы вообще до всего этого докопались?
– Про свой интерес в розыске Петра Бабурова я вам, Дмитрий Сергеевич, уже говорил, – сказал я. – С губным сыском у меня особые отношения, так что возможность участвовать в розыске я получил. А вскоре узнал, что выдать Александру за меня вы собираетесь, не принимая во внимание её чувств к Юрию Азарьеву. Перспектива иметь супругу, питающую чувства к другому, меня не порадовала, и я попытался выяснить, что за предполагающимся семейным союзом стоит. Польза для нас тут была очевидна, а вот чем такой брак мог быть полезным для вас, я не видел, и это вызвало у меня желание разобраться.
– Вы всегда начинаете разбираться и выяснять, когда сталкиваетесь с чем-то непонятным? – заинтересовался князь.
– Почти, – ответил я. – И уж во всяком случае, когда это касается меня или моих близких. Но я, с вашего позволения, продолжу. Что с происхождением Александры что-то не так, я узнал из Бархатной книги, там указано, что родилась она в Коломне. Я сперва подумал, что роды по пути в ваше имение случились, но мне показалось, что в таких условиях отправляться в путь было бы опрометчиво. Я не поленился съездить в Коломну, но особых подробностей толком не выведал. Тем временем губные арестовали доктора Ломского и на допросе он упомянул, что среди украденных Бабуровым бумаг были и сведения о незаконной дочери некоей дворянки Поляновой, причём губные быстро убедились в том, что фамилия эта вымышлена. Видимо, Евдокия Ломская, зная, чем занимается муж, из предосторожности отметила в своих записях Татьяну Андреевну как Полянову. Но Бабуров украл не только записи, но и саму расписку, а какие имена были в ней, вы и сами помните.
Мы с князем сделали ещё по глотку вина, и я продолжил:
– Про Александру я тоже не забывал и отправился в Кремлёвский архив просмотреть бумаги по её рождению, что туда из Коломны забрали. И можете представить, что испытал, найдя ту самую Полянову среди постояльцев гостиницы, где вы с Еленой Фёдоровной остановились и куда Видяеву вызвали. Что Видяева была знакома с Ломской, я к тому времени тоже знал. Не скрою, найти Татьяну Андреевну было сложно, но губные её нашли. Догадаться, зачем вам родство с Левскими, после такого оказалось уже не так и сложно.
– Да, Алексей Филиппович, знал бы, что вы такое умеете... – заканчивать фразу князь не стал. – Я, откровенно говоря, боялся не только обнародования происхождения Александры, – сменил он тему, – но и того, что эта тайна станет известна княгине. Потому и строг всегда был со старшей дочерью, чтобы она сама больше к Елене тянулась и Елена к ней тоже. Сказать по чести, сперва я думал, не предложить ли Елене взять в семью воспитанницу, но Татьяна убедила меня выдать Александру за нашу с Еленой дочь.
Так вот что так заинтересовало Бельских в нашей Оленьке, когда они были у нас в гостях... Сравнивали, стало быть, и оценивали. Ну и ладно. Мнение князя относительно моей названой сестрицы меня не настолько интересовало, чтобы прямо его спрашивать, а сам князь продолжать не стал, снова поменяв направление беседы.
– А про меня вы как додумались? – спросил он.
– В ходе розыска на заметку к губным не попал никто, кто мог бы зарезать Бабурова так умело и жестоко, – ответил я. – Поэтому, как только я узнал от дяди о ваших заслугах на Кавказе, сразу о вас и подумал. Что меня тогда удерживало, так это лишь то, что я не понимал, как вы нашли Бабурова и почему не нашли следующего вымогателя. Но третьего дня ко мне приходила Луговая и просила сообщить ей, где похоронена Ломская. Такой интерес показал мне, что Луговую с Ломской что-то связывало. Да и участие Ломской в пристройстве дочери Луговой тоже само за себя говорило – понятно же, что именно Ломская всё и устроила, Видяева лишь помогала ей. Как я понимаю, с Ломской вас Татьяна Андреевна и свела. А раз так, то именно к Ломской вы и должны были пойти, получив то самое письмо. Мне бы сразу сообразить, но я-то считал, что после истории с Александрой вы с Ломской порвали. А порвала, как я понимаю, Елена Фёдоровна, вы же вели себя более осмотрительно. Или же обратились к Луговой, а уже она снова свела вас с Ломской.
– Вы правы, так и было, – признал князь. – Я сообщил о вымогательстве Татьяне, и она устроила мне встречу с Ломской.
– Про комнату, что Бабуров снимал в доме Саларьева, знал муж Ломской, значит, могла знать и сама Ломская. Про второго вымогателя знал доктор Ломский, а вот супруга его могла и не знать, потому не узнали и вы, – закончил я про Ломскую.
– А что с этим вторым? – встревожился князь.
– Он совершил убийство и за это его будут судить. За соучастие в вымогательстве тоже, но про Александру он будет молчать, – поспешил я успокоить Бельского.
– Будет ли? – без особого доверия спросил князь.
– Будет, – опустив подробности, пообещал я. – Мне же тоже никакого резона нет имя Бельских прилюдно полоскать.
– Что же, Алексей Филиппович, – лёгким кивком князь обозначил понимание, – я вам очень благодарен за такое участие. У меня остался один лишь вопрос: для чего вы со всем этим пришли ко мне?
...Вопрос этот мне уже задавали вчера. Я тогда выдержал настоящую битву с отцом, матушкой, дядей и братом, дружно пытавшимися заставить меня вообще забыть об этом и оставить будущего тестя в покое. Обсуждение вышло до крайности бурным – мне поставили в вину, что я чрезмерно увлечён Лидией, что утехи с нею ставлю выше интересов семьи и рода, и даже пригрозили запереть меня в доме, чтобы я не пошёл к Шаболдину. Я возразил, напомнив, что к Шаболдину мне идти не с чем, и всё, что у меня есть, это только мои умозаключения, на что отец проворчал, что уж к моим-то словам Шаболдин прислушается, а дядя потребовал эти самые умозаключения сей же час огласить.
– И ты говоришь, тебе не с чем идти к Шаболдину? – недоверчиво хмыкнул дядя, когда я огласил. – А как ты с этим пойдёшь к князю Бельскому?
– А с князем проще будет, – усмехнулся я. – Он-то, в отличие от Бориса Григорьевича, знает, что так оно и было.
– Но зачем, Алексей?! – тяжело вздохнул отец. – Зачем тебе с этим идти к князю?
– Именно затем, что он мне без пяти минут тесть, – ответил я. – Между своими таких недоговорённостей быть не должно.
– А ведь Алёшка прав, – первым сдался брат. – Среди своих можно о многом молчать, но не о таком.
Потихоньку и остальные родственники начали сдавать позиции. В конце концов идти к князю мне дозволили, взяв с меня слово, что я пойду только к нему, а не к Шаболдину. Что ж, в моём положении и того было достаточно, но князю знать об этом не стоит...
– А к кому ещё? – от воспоминаний я вернулся к беседе с князем. – К губным идти мне запретили родные, да с этим я бы к ним и сам не пошёл. К вдове Бабурова? И что я ей скажу? Что знаю, кто убил её мужа, но ничего с этим поделать не могу?
– То есть вы, Алексей Филиппович, хотите, чтобы я сам решил, что со всем этим делать? – князь понял меня правильно.
– Именно, Дмитрий Сергеевич, – подтвердил я. – Я понимаю, вы защищали честь и интересы семьи, а также доброе имя Татьяны Луговой. Но убийство остаётся убийством. Здесь не война и не Кавказ, здесь жизнь человека, даже такого как Бабуров, чего-то стоит.
– Знаете, Алексей Филиппович, – князь Бельский немного помолчал, кивнул каким-то своим мыслям и продолжил: – Я и сам о том думал. Странно, да? На Кавказе под сотню врагов убил, и ничего, а тут одного и до сих пор не по себе как-то...
Так, значит про полторы сотни лично зарезанных князем – это армейские сказки. Впрочем, следовало ожидать, молва, она такая...
– Было дело, пришло мне на ум, как со всем этим поступить, – князь улыбнулся, но так, одними губами, взгляд оставался серьёзным, – но всё никак не решался. Но раз уж вы всё знаете, я, пожалуй, так и сделаю, пока кто-то ещё не узнал.
– И что же это, Дмитрий Сергеевич? – не понял я.
– Царский суд, – ответил князь и, видя, что я не понимаю, пояснил: – Как князь, я вправе потребовать суда у самого государя.
– Царский суд? – удивился я. – Разве такое ещё бывает? Это же совсем старина какая-то!
– Да, последний раз царь судил князя Мещерского в одна тысяча шестьсот седьмом году, – подтвердил князь.
Историю эту я помнил из гимназического курса. Князь Мещерский после мятежа Шуйского бежал в Польшу, но потом вернулся и потребовал царского суда. Царь Владимир Десятый тогда Мещерского простил, вменив ему, однако, во искупление измены поставить на свой счёт крепость на Тереке. Но никаких более поздних случаев такого суда я припомнить не мог, да сам же князь и говорит, что это был последний.
– Однако же никакой отмены этого права с тех пор не последовало, – продолжал князь. – А раз так, то я обращусь к государю Фёдору Васильевичу. Вас, Алексей Филиппович, такое удовлетворит?
– Вполне, Дмитрий Сергеевич, – я встал и поклонился. Да, пожалуй, ничего лучше тут и придумать нельзя. Хотя нет, кое-что общую благостную картину не то чтобы портило, но испортить могло...
– А как же тогда быть с тайной происхождения Александры? – спросил я.
– Царь судит самолично и самолично же решает, что из сказанного ему на суде оглашать, а что нет, – напомнил князь. – Я буду просить государя не предавать огласке всё, касаемое рождения Александры, и надеюсь, что прошение моё он удовлетворит. Тем более, княжеское достоинство через дочерей не наследуется, а княжной быть Александра перестанет, едва лишь выйдет замуж за Юрия Азарьева.
А вот это сильно... Нет, какое там сильно! Это гениально! За такое стоило выпить, что я и предложил князю сей же час. Князь предложение принял, и мы с удовольствием осушили по полному бокалу. Есть за что!
Эпилог
– Вот так, Борис Григорьевич и Фёдор Павлович, всё и закончилось, – завершил я свой рассказ.
Мы с Шаболдиным и Елисеевым сидели всё в том же трактире Дятлова. Не возьмусь утверждать, что решение рассказать им, чем закончилось дело, далось мне легко. Да, дядя и родители прямо запретили мне идти к губным с моими умозаключениями относительно князя Бельского, но царский суд уже свершился, и я посчитал, что родительский запрет теперь не имеет смысла. В конце концов, я его исполнил и губному сыску князя не сдал. Да, это, разумеется, абсолютный формализм, как сказали бы в прошлой моей жизни, но оставлять в неведении тех, без кого я бы ничего раскопать не смог, я посчитал непорядочным. Скрывать от обоих своё скорое родство с князем Бельским я тоже не стал, но вопрос с рождением Александры ухитрился-таки обойти. Нет, они-то всё поняли, но и я прямо ничего не говорил, и они ни единого вопроса мне не задали.
– Да, Алексей Филиппович, говорил я вам, что дело тухлое, так оно и вышло, – напомнил Шаболдин. – Но раз государев суд состоялся, значит, оно и закончено. Буду ждать, пока мне прикажут дело закрыть и сдать в архив.
– Мы сделали, что могли, – Елисеев, видимо, решил подсластить коллеге пилюлю. – В любом случае тот, кто убил Бабурова, от суда не ушёл.
Ну да, слово «убийца» применительно к моему будущему тестю Фёдор Павлович произносить не стал. Дипломат, однако...
...Побывать на царском суде мне самому довелось не более пяти минут – по ходатайству князя Бельского царь допросил меня как свидетеля по содержанию расписки Татьяны Луговой. Зато когда суд завершился, царь вызвал меня к себе.
– Ты, Левской, смотрю, и здесь поспел, – усмехнулся государь. – Рассказывай, как всё выведывал!
Я рассказал. Утаивать не стал ничего, мало ли, уж у царя-то возможностей проверить мои слова куда как больше, чем у кого бы то ни было.
– Хитрый, как я погляжу, – рассказ мой государю, похоже понравился. – Палату Тайных дел обойти не каждый догадается, а ты сумел. Но про Луговую теперь забудь!
Я послушно поклонился. Такой прямой приказ посильнее увещеваний Мякиша будет...
– Князя-то ко мне обратиться тоже ты надоумил? – продолжал спрашивать царь.
– Нет, государь, он сам, – ответил я. А что, чужих заслуг мне не надо, своих пока хватает.
– Оба, значит, хороши, – заключил царь, – стоите друг друга, прямо два сапога пара. А теперь скажи-ка мне, Левской, вот что. Царевич Леонид мне твои ружья да револьверы показывал, любопытные вещицы. В магазин ваш мне идти недосуг, так что я вот прямо сей же час их тебе заказываю.
– Меня, государь, с оружием во дворец не пропустили, – доложил я с заранее отрепетированным сожалением, – отец мой Филипп Васильевич да брат у крыльца ожидают.
А что вы хотели? Пока князь Бельский подал прошение, пока оно до царя дошло, пока царю сведения готовили для суда, мы развили бурную деятельность и успели-таки приготовить пару револьверов, карабин под медный револьверный патрон, по одной охотничьей одностволке и двустволке для подарка государю – всё с золотой инкрустацией да накладками, да патронов побольше, да машинку патронную. Ювелиры с нас за срочность исполнения содрали, конечно, не по-людски, но оно того стоило – получилось на славу, не стыдно перед царём будет.
– Хваткие какие, – похвалил царь, велев порученцу сходить со мной и передать, чтобы нас пустили.
Кремль большой, нашлось в нём и где пострелять. Царю оружие пришлось по нраву, но много времени он нам не уделил, сославшись на дела и пообещав отцу вызвать нас потом. Как я понял, генерал-воевода Романов пока государю о наших винтовках не докладывал, поскольку испытания ещё не проводились, что ж, не стали говорить о том и мы.
...А сам царский суд оказался скорым и справедливым. Что там было, мне потом рассказали по отдельности князь Бельский и Лида. Да, Лиду тоже вызвали как потерпевшую. Если верить князю, перед царём она, конечно, поначалу отчаянно робела, но быстро взяла себя в руки и держалась очень даже неплохо.
Князь Дмитрий Сергеевич Бельский по царскому суду стал на семь тысяч рублей беднее, причём в казну царь не взял с него ни копейки – всё пошло вдове убитого. Лида, выслушав историю гибели мужа, ясное дело, не обрадовалась, однако же с виной Петра Бабурова согласилась, от любых иных претензий к князю отреклась и присягу молчать о том, что она на суде узнала, дала.
Сам князь, помимо выплаты этакой позаимствованной в седой старине виры, [1] получил и ещё один источник затрат, на сей раз куда более существенных – царь обязал его завести в Царстве Русском выращивание чаю, чтобы был не хуже того, что возят от маньчжур. Неплохое такое возмещение за смерть одного подданного, да ещё не самого лучшего! Ох, боюсь только, исполнять это повеление ещё и наследникам князя придётся...
О происхождении княжны Александры Бельской царь велел молчать. Дядя поведал, что уже на следующий день Палата тайных дел изъяла из Кремлёвского архива часть бумаг о тех самых событиях семнадцатилетней давности в Коломне.
Меня, честно говоря, не оставляло, однако, некоторое недовольство. Я так и не узнал, что же связывало Татьяну Луговую и Евдокию Ломскую, теперь уже никогда и не узнаю. Но прямой царский запрет ни на чём не объедешь, значит, так тому и быть. В конце концов, не все семейные тайны стоит вытаскивать на свет Божий. А недовольство моё со временем пройдёт, никуда не денется.
Варя сказала, вчера Юрий Азарьев прислал телеграмму, что сегодня выезжает поездом в Москву. Молодец лейтенант, быстро действует. Что ж, значит, скоро погуляем на свадьбе, а там и нам с Варенькой легче будет своей дожидаться. Рассказывать ей про сестру или нет, я пока не решил, но в любом случае до свадьбы это подождёт. Кстати, о свадьбах...
– Борис Григорьевич, тут у меня к вам дело есть, – пока мы ещё не напились, а оно к тому шло, надо было договориться с приставом. – Андрея Василькова, того студента, что по Жангуловой проходил, помните?
– Помню, конечно, – ответил Шаболдин. – А что, натворил что-то? Вроде на него не похоже...
– Иван Лапин, брат Лиды, говорит, Васильков за его сестрой ухлёстывает вовсю, да и та вроде как не против, – выдал я страшную тайну. – А Лида теперь невеста богатая, и нечего к ней всяких уродов подпускать. В общем, надо Василькова вызвать да настрого ему внушить, чтобы те два придурка, Каталкин с Балабудкиным, рядом с ним больше не ошивались.
Вообще, Ваньку я разыскал для других дел. С составлением учебного курса для артефакторов я несколько продвинулся, но теперь мне был нужен, так сказать, подопытный доброволец, на коем можно было бы мои наработки проверить, усовершенствовать и довести до ума. Ванька согласился, заодно и сестру сдал. Против Василькова я ничего не имел, но этим двоим позволять даже просто быть с Лидой знакомыми не собирался.
– Сделаем, Алексей Филиппович, – пообещал Шаболдин. – Вот прямо послезавтра к полудню приходите, я Василькова как раз велю доставить, вместе с вами с ним и потолкуем.
– Чудесно, – согласился я и вернулся к текущему моменту. – Так, господа, я предлагаю выпить за успех нашего с вами безнадёжного предприятия!
– Хорошо сказано, Алексей Филиппович! – отозвался Шаболдин. – За успех!
– За успех! – подхватил Елисеев, и тут началось... Боюсь, наш загул у Дятлова запомнят надолго. Да и ладно, мы же в отдельном кабинете...
Москва, декабрь 2021 – июнь 2022
[1] Вира – широко практиковавшийся у многих народов в раннем Средневековье назначаемый судом выкуп за убийство и иные преступления, переходный шаг от кровной мести к государственной монополии на наказание.
