Текст книги "Сухой закон 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Дорохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Похоже, я всё же прав в своих мыслях насчёт статьи в «Фактах». Виктор говорил о том, что в прессе начались споры по поводу детей-сирот после новости об Анастасии. Может, кабинет Гардинга отследил это и посчитал хорошей точкой приложения сил для будущих законопроектов?

Информация по поводу мигрантов была мне на руку. Нужно полностью легализовать соотечественников. А если Штаты займутся «раскидыванием» паспортов и социалки, то это может привести к ещё большему развитию социалистических движений. Или заложить мину в виде увеличивающейся дыры в бюджете США. И тот и тот вариант меня на данном этапе устраивал. Да и если бы у меня сейчас были полные права, то я мог бы арендовать не только месторождение Бербанк в Оклахоме, но и участвовать в том же аукционе «Вяза». Да и в принципе руки были бы развязаны намного сильнее!

Я свернул газету, и Блум подхватила меня под руку. Мы прошли на ипподром и встретились с Савелием и Томасом Брауни-Ноксом. Вчетвером мы поднялись в центральные ложи и заняли свои места. Скоро начнутся скачки, которые Блум будет смотреть с замиранием сердца. А пока есть время, я решу вопрос с виски для Торрио и Аль Капоне…

* * *

На следующее утро. Квартира семьи Соколовых. Бронкс. Нью-Йорк.

Зимнее солнце, решившее неожиданно осветить холодный февральский Нью-Йорк, робко пробивалось сквозь кружевные занавески большой дорогой квартиры на Ангерр-авеню. Лучи золотили край толстого персидского ковра, пылинки, танцующие в воздухе, и светлые волосы Сашки, усердно возводившего крепость из деревянных кубиков. Неподалёку за столом сидела беглянка – Анастасия. Её волосы были заплетены в две беспокойные косы, а веснушчатое лицо склонилось над тетрадкой. Она сосредоточенно выводила заковыристые русские буквы, которым упорно учила её Елена Михайловна: «Ж… Ч… Ш…». Сама хозяйка дома, штопая у окна детские чулки, время от времени поднимала взгляд на детей, и на её усталом, но всё ещё прекрасном лице появлялось выражение тихого счастья.

Тишину разорвал резкий стук в дверь. Тяжёлый, властный, от которого даже дрогнули стёкла в буфете.

Кубик замер в руке у Саши. Анастасия резко подняла голову. Елена Михайловна медленно отложила шитьё. По её лицу скользнула тревога, но уже через мгновение в позе появилась привычная твёрдость.

За дверью послышались сдержанные, но уверенные голоса охранников – Степана и Тихона, неотлучно дежуривших на квартире. Приглушённый разговор длился несколько секунд, затем внутрь после тихого стука вошёл Тихон, его грубоватое лицо было непроницаемо.

– Елена Михайловна, там социальная служба Нью-Йорка. С полицией. Требуют впустить, – тихо доложил он.

– Пусть войдут, – также тихо ответила она, жестом показывая детям, чтобы они ушли в другую комнату и сидели молча.

В дверях появились трое. Двое – в одинаковых пальто и костюмах мышиного цвета, с потёртыми портфелями. Их лица были бледными и невыразительными. Третий – в стандартной униформе нью-йоркского полицейского, с массивной дубинкой на поясе. Позади них, в дверном проёме, виднелась громадная фигура Степана, внимательно наблюдавшего за происходящим. Тихон остановился вместе с Соколовой около двери, закрывая обзор в квартиру.

– Миссис Соколова? – начал старший из клерков, его взгляд, холодный и скользкий, сразу устремился вглубь квартиры, пытаясь разглядеть хоть что-то за Тихоном.

– Мэм… – спокойно поправила визитёра Елена Михайловна.

– Эм… Да. Мэм…Бюро по делам детей штата Нью-Йорк. Мы здесь по поводу несовершеннолетней Анастасии Джонс. Поступила информация о незаконном проживании и отсутствии надлежащего опекунства.

Елена Михайловна выпрямилась и подняла подбородок, её фигура в скромном тёмном платье вдруг показалась удивительно величественной.

– Вы ошибаетесь, – голос Соколовой прозвучал ровно и холодно. – Анастасия взята нами на попечение. Она находится под защитой нашей семьи.

– Это всего лишь проверка, мэм, – парировал гость, пытаясь сделать шаг вперёд, но на его пути оказался Тихон, молча сдвинувшийся с места. – Мы должны произвести осмотр и изъять ребёнка.

Степан нахмурился. Гости сказали все так казённо, словно девочка была вещью.

– Прежде всего, я требую ваши документы. Ваши удостоверения. И, главное, судебный ордер на «изъятие» ребёнка, – потребовала Елена Михайловна, и её голос зазвенел сталью.

Младший клерк нервно переминулся с ноги на ногу. Полицейский нахмурился. Ему явно не нравилось происходящее. Он искоса рассматривал телохранителей семьи Соколовых и явно не хотел ввязываться в перепалку. Старший чиновник на секунду смутился, его бесцветные глаза забегали.

– У нас есть все необходимые полномочия… – начал он уклончиво.

– Как я могу в них удостовериться? – отрезала Елена Михайловна. – Девочки, которую вы ищете, здесь нет. Она уехала. Так что вы можете уходить.

В этот момент Степан, стоявший в дверях, негромко произнёс, обращаясь больше к полицейскому, чем к клеркам:

– Джентльмены, не сто́ит тревожить этих людей. Мисс Соколова уже всё вам сказала. Лучше вам прийти в другой раз.

Охранник буквально навис над всей троицей. Его спокойный тон и внушительная фигура производили эффект. Полицейский недовольно поморщился, понимая, что формальности не соблюдены, а силы очевидно не равны. Сотрудники бюро переглянулись. Маска официальной учтивости сползла с лица старшего, обнажив злобную досаду.

– Хорошо, – прошипел он, – Формальности будут соблюдены. Но мы вернёмся. С ордером. И не с одним патрульным. Мы заберём девочку, мисс Соколова.

Он сделал паузу и добавил уже тише:

– И знайте, винить в этом стоит не нас. А вашего старшего сына. Алекса. Он позволил себе перейти дорогу весьма влиятельным людям. Из демократической партии. Его журналистские «разоблачения»… стали причинять серьёзные неудобства. Теперь от него не отстанут.

Сказав это, он кивнул своим спутникам, и трое, не сказав больше ни слова, развернулись и вышли на лестничную площадку. Степан проводил их до двери на улицу, убедившись, что те покинули здание.

Дверь квартиры закрылась. Елена Михайловна неподвижно стояла посреди комнаты, одна рука гладила волосы притихшего Саши, что уже вышел из спальни. Женщина посмотрела на бледное, испуганное лицо Анастасии, на её огромные глаза, застывшие в немом вопросе.

– Настю заберут? – жалобно спросил Сашка.

– Нет, родной. Всё будет хорошо. Лёша вернётся в Нью-Йорк и разберётся с этим. Я уверена. А сейчас я должна позвонить…

* * *

Немного спустя. Поместье Блум Брауни. Окрестности Луисвилла. Кентукки.

Морозное утро в Кентукки – это нечто особенное. Я стоял у огромного окна в гостиной, наблюдая, как лучи зимнего солнца золотят иней на ветвях вековых дубов. Позади тихо потрескивали дрова в камине, пахло воском, старой древесиной и дорогими духами – запахом спокойствия. Запахом, к которому я начинал привыкать.

Блум сидела в кресле, укутавшись в плед, и что-то читала. Пробивавшийся из окна свет играл в её тёмных волосах, и на мгновение мне показалось, что время остановилось. Эта идиллия была такой же хрупкой, как небольшие ледяные узоры на стекле, и я вот-вот должен был её оставить и уехать в Нью-Йорк. Во двор поместья, покачиваясь, закатил грузовик.

– Мисс Браун, – произнёс я, отходя от окна и заставляя свой голос звучать максимально нейтрально, – Не могли бы вы одеться и выйти на минутку? Там требуется ваше профессиональное мнение…

Она подняла на меня удивлённый взгляд. Её глаза, цвета тёмного-тёмного мёда, выражали недоумение.

– Профессиональное? Интересно… – любопытство заставило Блум отложить книгу.

Она без лишних слов встала с кресла, и уже в прихожей я набросил на неё тяжёлую дублёнку, в которой девушка обычно ходила по своему конному заводу. Красавица повязала шерстяной шарф. Мы вышли на крыльцо, и колючий ветер ударил в лицо.

Её взгляд сразу зацепился за тёмно-бордовый закрытый грузовик для перевозки лошадей. Рядом, куря папиросу, переминался с ноги на ногу от холода Матвей. Увидев нас, он бросил цигарку, выпрямился и коротко кивнул, улыбаясь. Мол, «ваше поручение выполнено». Рядом с ним, пряча улыбку, стоял Фил Криспи – главный конюх Блум.

– Алекс, что это? Вы тоже решили приобрести лошадь? – в голосе девушки прозвучала заинтересованность.

– Это сюрприз. Открывайте! – скомандовал я, и Матвей с Филом принялись за работу.

Раздался скрежет засова, и массивная дверь фургона отъехала в сторону. Из темноты бокса вырвалось громкое, нетерпеливое ржание. И затем на свет вышел конь.

Гнедой жеребец с шелковистой гривой и хвостом, с умными, тёмными глазами, в которых отражалось зимнее небо. Совершенство линий, мощь, благородство в каждом мускуле. Он фыркнул, выпуская в морозный воздух белые клубы пара, и нервно перебрал копытами по снегу, удерживаемый Филом.

Блум замерла. Она не издала ни звука. Её рука в толстой варежке медленно поднялась ко рту. Красавица смотрела на коня широко раскрытыми глазами, в которых сквозило восхищение.

– Этого не может быть… – прошептала она, – «Лето»? Жеребец из Павуски?

Я кивнул, наблюдая за бурей эмоций на её лице. Девушка удивилась:

– Но… его продали. Техасскому консорциуму. За сумму, которую даже озвучивать неприлично, – хозяйка поместья говорила, не отрывая восхищённого взгляда от коня, профессиональное чутьё коннозаводчицы оценивало его, находя все новые и новые достоинства.

– Я оставил Матвея в Павуске с одним-единственным указанием, – объяснил я, подходя ближе. – Не уезжать без этого жеребца. Техасцы оказались сговорчивыми. Так что «Лето» – ваш!

Теперь она смотрела на меня. Её привычная сдержанность куда-то испарилась, уступив место чистому, детскому изумлению. Да, этого жеребца стоило купить только ради этого. Чтобы посмотреть на «истинную» Блум. Ту, которую она скрывала от всех за маской аристократического спокойствия.

– Позвольте, я… – произнесла красавица.

– Конечно!

Она медленно приблизилась к жеребцу. Обошла его, ещё раз оценивая постав ног, глубину груди, мощную холку, сильную спину. Девушка провела рукой по его шее, говоря с ним тихими, ласковыми словами, которые я не мог разобрать. Конь наклонил голову, прислушиваясь к её голосу, и ткнулся тёплыми губами в варежку. Блум тут же сняла её и прикоснулась пальцами к храпу на морде.

– Он идеален, Алекс, – наконец выдохнула она, и в её голосе звучало благоговение. – Абсолютно идеален. Я… я не знаю, что сказать.

Она повернулась ко мне. Щёки красавицы раскраснелись от мороза и волнения, глаза сияли поистине детским восхищением.

– Мистер Соколов… Алекс… это… это слишком щедро. Я не могу принять…

– Шутите? Я думал подарить его вам ещё когда вы рассказали о нём. Я не приму возражений. Не оскорбляйте меня отказом!

– Спасибо, – прошептала она. И затем, неожиданно для себя самой, сделала стремительный шаг вперёд, обняла меня за шею и крепко прижалась ко мне, забыв о холоде, о сдержанности, обо всех условностях этого времени, – Спасибо! Это самый прекрасный подарок в моей жизни!

Я обнял девушку в ответ, чувствуя холод её щеки на своей, вдыхая пьянящий запах волос. В этот миг не было ни кентуккийской зимы, ни прошлого, ни будущего. Был только один миг. Подобные ему составляют нашу жизнь. Расцвечивают её яркими красками.

Позади раздался деланный кашель горничной. Мы расцепили объятия, и вышедшая из дома девушка произнесла извиняющимся голосом:

– Мистера Соколова просят к телефону.

Я с сожалением отпустил Блум устраивать Лето в стойло, а сам прошёл в дом. Взял трубку.

– Алексей, это Громов.

– Что случилось?

– На квартиру к твоей матери приходили из Бюро по делам детей…

– Зачем? – нахмурился я.

– По поводу нашей маленькой Насти. Похоже, демократы не могут успокоиться из-за «газетной войны». Когда ты будешь в Нью-Йорке?

– Планировал выезжать сегодня.

– Поторопись.

– Узнай – кто там в Бюро мутит воду?

– Уже занимаемся этим…

Глава 13

«Мягкая» сила

На следующий день. Бронкс. Нью-Йорк.

– То есть, этих клерков к моей матери подослал начальник городского Бюро по делам детей? – нахмурился я.

В моём кабинете в офисе «Соколов и Ко» собрались я, Виктор, Мишка, Гарри и капитан Синицын.

– Он самый. Дин Марсо. Живёт на Лонг-Айленде в своём доме. Катается на голубой Изотте.

Я присвистнул:

– Слишком богато даже для зарплаты начальника департамента…

Громов добавил:

– За статьёй про Настю стоит тоже он…

– Это вряд ли, – не согласился я, – Нью-Йорк, конечно, большой город, но Марсо – местечковый чиновник. Скорее всего, ему дали команду топить меня «сверху». Как вы узнали, что это он?

– Некоторые сотрудники демократических изданий очень любят деньги и готовы заложить своих начальников, – усмехнулся Виктор.

Отлично. Радует, что без меня мои люди абсолютно самостоятельно решают подобные вопросы. Однако начальник городского Бюро… Было бы неплохо познакомиться с ним лично.

– Матвей отвезёт меня к нему после обеда. Посмотрим, что он скажет, – хлопнул я рукой по столу.

– Может, просто кого-нибудь послать к нему? – предложил Мишка.

– Хочу лично побеседовать с тем, кто возглавляет один из департаментов города.

– А ты не думал просто дать Насте «трибуну»? – спросил Громов.

Я посмотрел на друга тяжёлым взглядом. Понятно, что они не привязались к беглянке, как моя семья, где теперь жила девчушка. Но выводить девочку под софиты для интервью? Журналисты ради сенсации сожрут её живьём. Не педагогу бывает не понять это сразу. Никакой прессы!

– Исключено. Я не буду делать из ребёнка «экспонат» для газетчиков. Какие новости, пока меня не было?

– Соломон Михайлович едет из Бостона. Он расскажет всё лично. Главное: у него получилось установиться контакт с тем дельцом – Джозефом Кеннеди. Джозеф будет на сезонном фестивале в Атлантик-Сити, где мы будем представлять свои радиоприёмники и проводить трансляцию. Кеннеди согласился увидеться, – ответил Громов.

– Отлично! – я потёр руки, – Если удастся с ним договориться, то можно будет попробовать организовать прямые поставки недорогого вина из Европы!

Гарри подал голос:

– Я пообщался с нищими на улицах…

Сеть из информаторов на улице периодически подкидывала нам интересные вести. И поэтому на заднем дворе «суповых» всегда толклись бродяги города. Их подкармливали, а за сто́ящие новости подкидывали денег.

– Что-то случилось? – поинтересовался я.

– Ходят слухи, что в порту Нью-Йорка была перестрелка. Там чуть меньше десятка трупов. Кто-то даже застрелил охранника в старых доках…

Я нахмурился:

– И о таком не писали газеты?

– Похоже, полиция максимально скрывает подробности дела.

– Интересно… И что там произошло?

– Из китайского порта на сухогрузе прибыла большая партия «порошка». Её захватили неизвестные налётчики, убившие тех, кто принимал груз.

Внутри меня почему-то вспыхнула тревога. До того времени, как итальянская мафия в Нью-Йорке плотно займётся таким опасным «товаром» ещё был год-два, не менее. Кто мог ввезти подобный груз в Штаты? Но настораживало меня другое:

– И на улицах уже знают, что пришла именно партия «порошка»? Именно БОЛЬШАЯ?

– Да… – непонимающе нахмурился Гарри.

– Странно… Очень странно…

– В чём дело? – не выдержал Рощупкин, озадаченно посмотрев на меня.

– Такие вещи обычно тщательно скрывают. Тем более от копов ничего не утекло в прессу. Представьте себя на месте любого шефа полиции. Покрывать такое – гарантированная «политическая» смерть. Значит, управление полиции Нью-Йорка пытается расследовать дело втихую, чтобы не поднимать волну среди общественности. Но при этом нищие на улицах в курсе – что именно было на сухогрузе…

– Кто-то НЕ из полиции пустил слух? – догадался Громов.

– Похоже на то… Вопрос – зачем? В любом случае, капитан, следите, чтобы эта дрянь не появилась на улицах Бронкса. Если кто-то из барыг продаст хотя бы грамм «порошка» на нашей территории – принимайте самые жёсткие меры, – напутствовал я Синицына.

Начальник моего охранного агентства лишь кивнул в ответ, молча принимая указание. А я продолжил:

– Гарри, пусть бродяги на улицах попытаются разузнать подробности. Если партия «порошка» действительно большая, то стоит такую кучу денег, что в городе может начаться стрельба. И вообще! Это для всех! Было бы неплохо знать – кто покупатель товара? Кто пригнал этот сухогруз в Нью-Йорк?

– Сделаю, – заверил меня ветеран. Остальные тоже закивали.

– Если это все новости, на этом закончим. Мне надо ещё позвонить Блум и узнать – добралась ли Настя до Кентукки… Капитан, на вас организация похорон Вольги послезавтра…

После звонка матери я договорился с коннозаводчицей о том, что девочка поживёт какое-то время у неё в гостях. Во-первых, Анастасии понравилось в поместье Брауни, когда мы приезжали в прошлый раз перед скачками в Атлантик-Сити. Во-вторых, тогда Блум быстро нашла общий язык с беглянкой и та хвостиком ходила за ней всё время в Джерси. Судя по тому, что мне рассказала мама, девочка сильно обрадовалась возможности поехать на конный завод. Там её ждала забота, красивая природа и лошади. Мисс Брауни обещала научить её хорошо держаться в седле, так что скучать Настя точно не будет.

Чтобы не создавать лишнего напряжения, беглянку следовало увезти подальше. Если сотрудники Бюро по делам детей заявятся с ордером и полицейскими – не спускать же их кубарем с лестницы. Такое кино нам не нужно. Лучше уж уйти в несознанку. Тем более, на крайний случай оставался план, о котором мы договаривались с Блум ещё по пути в Павуску. Если мне не дадут стать опекуном из-за отсутствия гражданства, то девушка оформит Анастасию на себя. Я покрою все траты, связанные с этим, и маленькая беглянка будет пока жить там, где ей комфортно, получая хорошее образование. Частенько навещая нас.

* * *

К пятиэтажному зданию, выполненному в стиле нью-йоркской неоклассики, я подъехал на своём привычном бронированном «Паккарде». Оставив в машине Матвея и Кислова, который теперь заменил Вольгу, я поднялся по широким ступеням в святая святых бюрократии «Большого Яблока». Второе неофициальное название мегаполиса.

Неподалёку около здания я приметил сверкающую Изотту Фраскини небесно-голубого цвета. Шикарное авто. И совсем не по карману чиновнику, который живёт только на зарплату.

Здесь располагались всевозможные городские службы. Тут же работал Симон Дуглас, сотрудник департамента хозяйства Нью-Йорка, который часто помогал моей компании «ускорять» процессы по аренде зданий.

Но сегодня мне нужен был не он.

Поднявшись на четвёртый этаж, я прошёл по стёртому ковру длинного коридора и остановился у таблички «Дин Марсо. Начальник бюро по делам детей». Вошёл внутрь и увидел симпатичную секретаршу за столом. Она тряхнула золотистыми локонами и прощебетала певучим голоском:

– Простите, сейчас перерыв. Мистера Марсо нет на месте. Я могу вам чем-то помочь?

В глазах красотки мелькнуло удивление. Ну да… Сомневаюсь, что здесь много посетителей. В данный момент это Бюро было шикарным местом для отмывания денег из бюджета. Домов призрения сирот поистине мало, распределение в них идёт уже на местах, а значительная часть подростков просто сбега́ет. Самое интересное, что заявление об исчезновении доходит до полиции и бюро не сразу…

Поэтому несколько месяцев, а то и полгода, выделенные на детей деньги всё ещё поступают от государства. И «исчезают».

Я вежливо улыбнулся, снял шляпу и посмотрел девушке прямо в глаза:

– Уверен! – нажал я на это слово, – Мистер Марсо меня примет. Я знаю, что он здесь. Передайте, что пришёл Алекс Соколов.

Глаза красотки округлились. А я добавил:

– По вашей реакции я могу сделать вывод, что вы читаете газеты… Поэтому поторопитесь. Или мы с мистером Марсо пообщаемся прямо сейчас, или никогда.

Она раздумывала несколько секунд. Затем нахмурилась, гордо вздёрнула носик и пошла виляющей походкой к дверям своего босса. За дверью вскоре послышались возмущённые выкрики. А затем секретарша позвала меня внутрь. На её щеках алел румянец. Но смотрела она на меня без злобы. Видимо, ор её шефа предназначался мне, а не ей.

Я, не спеша, зашёл в кабинет начальника Бюро по делам детей и плотно закрыл за собою дверь. От посторонних ушей. Обернулся и вперил взгляд в полноватого, пышущего здоровьем усатого мужика.

Он сидел в высоком кресле набычившись, и злобно зыркал в мою сторону.

– Славный день, мистер Марсо! – улыбнулся я.

– Славный для чего? – нахмурился он и метнул пару молний из глаз.

Ух, какой грозный. Ну ничего. В прошлой жизни доводилось мне общаться с чиновниками из разных сфер и разного калибра. Этот, судя по всему, любитель красиво пожить за государственный счёт. Нет твёрдости в глазах. Ни на йоту. Просто цепной пёс, которой орёт только тогда, когда ему говорят «фас».

– Славный для разговора. Который, надеюсь, положит конец нашему недопониманию… – ответил я и без приглашения устроился в кресле.

– Не понимаю – о чём вы! – усмехнулся Дин и потянулся к пачке сигарет.

– Давайте я начну без лишних прелюдий. Вчера в квартиру моей матери приходили из вашего бюро. Искали Анастасию Джонс. Говорю прямо: оставьте ребёнка в покое. И я не хочу, чтобы ваши клерки появлялись на пороге моего дома.

– Ха, мистер Соколов! Я исполняю волю закона! – поднял палец Марсо.

– И кто же донёс вам эту волю? – тут же «ухватил» его за слова я.

– Это неважно.

– Почему же? Я пока что пришёл поговорить…

– «Пока что»? Вы угрожаете мне? – покраснел от ярости напыщенный индюк.

– Нисколько. Вы и газета, в которой вы состоите в совете директоров, и которая напечатала ту статью про Анастасию, можете сколько угодно копаться в моих делах по указанию демократов штата. Но не трогайте мою семью. Этого не дозволено делать никому, – отрезал я.

– Анастасия Джонс – не ваша семья!

– К ней относятся как к члену семьи. В ближайшее время она станет таковой официально. И если мы найдём с вами общий язык, то каждый останется довольным.

Я чуть приподнял руку и потёр пальцами, намекая на деньги.

Дин хохотнул и запалил спичку. Подкурил сигарету и помахал рукой, гася огонёк:

– Вы не поняли, мистер Соколов. Это не тот случай…

Значит, возможность решить всё за деньги была. Но Марсо не хотел на это идти…

– У всего есть своя цена, – возразил я.

– Не в этот раз. Ваша гнусная газетёнка «Нью-Йорк. Факты» испортила карьеру кузену моей жены.

Я нахмурился. А это что-то новенькое. Потом сощурился и подался вперёд:

– Так судья Алонзо Доусон…

– Да, именно так. Кузен жены. И теперь под арестом и следствием. Так что я лично и с удовольствием буду топить вас и вашу семью!

Значит, местная ячейка демократов просто нашла нужного козла и пустила его в огород. Марсо и сам был рад стараться. Интересно, какие делишки связывали его с судьёй Доусоном, что покрывал Билла Хотфилда и Аунего? Если Марсо так печётся над тем, чтобы закидать меня грязью.

А Дин развалился в кресле, самодовольно разглядывая меня. Его понесло:

– Ваши выходки стоили мне места в партийных списках штата. Из-за ВАС, мистер Соколов, всех вокруг Алонсо трясут уже несколько недель. Вы – забрали МОЁ! Точнее, ваша газета. А я заберу девчонку. Которую вы незаконно пригрели.

Я сжал зубы. Поиграл желваками и через несколько секунд уже спокойно произнёс:

– Рекомендую вам пойти со мной на сделку. Вы не понимаете…

– Что я не понимаю? Что какой-то мигрантишка возомнил себя «гласом народа»? Дам вам совет, Алекс. Забейтесь в ту нору, откуда вы вылезли! Понимания мы с вами не достигнем.

Признаться, я даже удивился. Такой отповеди я не ожидал. Дин Марсо поверил в себя. И, похоже, был совершенно не в курсе расстановки сил в «теневом» Нью-Йорке. Правда, и я старался не светиться.

В ответ я бросил:

– Я вас услышал.

– А я не желаю больше слышать ничего от вас!

Встав с кресла, я надел шляпу и уже около дверей обернулся к чиновнику:

– Умение слушать – самая важная часть моего бизнеса, мистер Марсо. Запомните эти слова…

* * *

Полночь. Лонг-Айленд. Нью-Йорк.

Двухэтажный дом стоял посреди лужайки за высоким забором. Колонны в античном стиле поддерживали козырёк входа. На двери до сих пор висел неубранный красивый рождественский венок.

Чёрный замызганный фордик остановился на соседней линии, куда выходила задняя часть дворика. Жалобно скрипнув от натуги, он выпустил на ночной мороз громадную фигуру человека в тёплой дублёнке. Здоровяк неторопливо обошёл машину, надел перчатки и открыл багажник. Достал длинный толстый валик. Покряхтел, взваливая его на плечо. Вытащил канистру и оставил багажник открытым. Затем осмотрел пустынную улицу. Никого. В это время все обитатели богатых пентхаусов Лонг-Айленда либо изволят почивать, либо прожигают деньги в клубах, до утра трясясь под музыку и набулькиваясь запрещённым пойлом.

Николай Лесной подошёл к высокому забору. Канистра полетела на снег во дворе. Следом он с натугой перекинул валик через острые зубцы, удерживая его за край. Полотно расправилось и легло поверх ограды, звякнув стальными сегментами о металл прутьев.

Николай ухватился за них, и поставил носок ботинка на узорный вензель. Добротная ограда всё же заколыхалась и задребезжала, когда здоровяк перелезал через неё.

Спрыгнув на другой стороне, Лесной осмотрелся и заприметил гараж, стоя́щий чуть поодаль от красивого коттеджа. Окна в доме не горели.

– Хотя бы собаку завёл… дурень… – пробормотал себе под нос громила, припечатав хозяина ещё парой слов.

Подхватив канистру, он проскрипел по снегу к гаражу и присел рядом с замком. В руках появился длинный, тонкий напильник. Остриё трёхгранника вонзилось в замочную скважину. Лесной без натуги прокрутил орудие, круша зубцы замка. Затем в ход пошли две тонкие полоски стали. Язычок чуть отбился в сторону, и здоровяк пару раз рванул дверь на себя. Она с лязгом распахнулась. То, что хозяин дома может проснуться, Николая не волновало в принципе. Пусть. Больше страху наберётся, если столкнётся с громилой нос к носу. На крайний случай, если начнёт палить из чего-нибудь, то у Лесного в кармане заряженный пистолет.

Зайдя внутрь гаража, он включил небольшой карманный фонарик, осветил голубую Изотту Фраскини и цокнул языком, проводя лучом света по благородным линиям машины. Красавица! Даже жаль такую…

Замок авто «помер» очень быстро. Громила сунулся внутрь Изотты и обильно полил весь салон. Затем капот и крышу машины. Канистру поставил рядом. Чуть отступил в сторону и достал папиросу. Чиркнул большой штормовой спичкой. Подкурил папироску и выкинул горящую спичку в авто.

Салон тут же полыхнул огнём, осветив лицо Николая. Абсолютно спокойное и задумчивое. Лесной вышел из гаража и, попыхивая дымом, пошёл к дому, на ходу доставая из-за пазухи свёрнутую газету. Остановился около деревянной опоры козырька над дверью чёрного хода. Приложил газету к дереву, размахнулся кривым ножом и приколол бумагу на видное место. Отступил, полюбовался «работой», и двинулся обратно. Вскоре он уже погрузил «валик» обратно в фордик, захлопнул багажник и сел в машину. Дал газу и покатил домой по одиноким и пустынным улочкам Лонг-Айленда.

* * *

Дин Марсо спал замечательно. После работы он игриво подогнал свою секретаршу Милли шлепком по округлой корме. И они полетели на дорогой машине Дина в ресторан «Соломенный Джо». Приняли на грудь, потанцевали и пару часов провели в номере гостиницы прямо над рестораном. Чиновник два раза попыхтел на «коллеге» пару минут, а затем долго курил толстые кубинки, запивая ромом и любуясь на голый зад Милли. Она лежала посреди кровати на животе и болтала ногами, треща по телефону со своей подружкой.

Лишь вечером Марсо вернулся в самом лучшем расположении духа домой. Жене он сообщил, что у него было важнейшее безотлагательное жутко сложное совещание в департаменте социальной работы Нью-Йорка. Супруга, дородная женщина степенно кивнула и накрыла богатый стол. Муженёк у неё вообще что надо! И денежки текут рекой, и живут душа в душу. Ну и что с того, что он гуляет? Она уже давно всё поняла. И её это устраивало.

Оба улеглись на постель, по-пуритански прикоснулись щеками друг к другу и синхронно выключили свет. Марсо мгновенно захрапел как кабан в свинарнике. Ему снились золотые локоны Милли, огни Манхэттена и Роллс-Ройс, о котором он мечтал уже третью неделю.

Посреди ночи он завертелся на кровати нахмурившись. Потом его толкнули. Затем ещё раз. Дин с неудовольствием разлепил глаза и обернулся к жене:

– Ну что ещё?

– Пожар, Дин! На заднем дворе! – почему-то шёпотом возвестила супруга.

Сон как рукою сняло. Марсо вскочил на ноги, подлетел к окну и отдёрнул штору. Гараж! Твою же за ногу!

Он на бегу схватил халат и бросился по ступеням на первый этаж. Споткнулся внизу пролёта, упал, больно ударился, чертыхнулся, но понёсся дальше. Рванул дверь и выскочил на мороз. Двери гаража были открыты нараспашку. Внутри объятая пламенем стояла его ласточка, его любимая Фраскини. Огонь жадно лизал капот, гулял внутри салона, пожирая дорогущую обивку.

– Нет! – бросился вперёд Марсо.

Раздался громкий хлопок, и Изотта осела. Двери её распахнулись. Похоже, рванул бак. Огонь полыхнул сильнее, жаром окатив лицо Дина. Чиновник от неожиданности упал на пятую точку, во все глаза глядя на машину, которую уже было не спасти.

Он в прострации заозирался по сторонам. На крыльцо чёрного хода вышла жена. Марсо вдруг увидел рядом с ней на деревянной опоре воткнутый нож и газету. Дин поднялся и на негнущихся ногах подошёл к ним. С первого раза достать клинок не удалось. Это же какая силища была у того, кто загнал лезвие так глубоко?

Чиновник развернул газету. В руках оказалась «Нью-Йорк. Факты». А на полях крупными печатными буквами было выведено:

«Думаю, теперь мы услышали друг друга?»

Изотта Фраскини (Isotta Fraschini) 1920 года. Вот такую красавицу пришлось спалить. Чуть позже в тг-канале https://t. me/doroxovfantastic выложу более поздние варианты.

Глава 14

Миттельшпиль в Нью-Йорке

Спустя сутки. Бронкс. Нью-Йорк.

Утро выдалось на редкость малоприятным. Морозный воздух, пришедший с севера, гулял по прямым, как стрела, улицам Бронкса, заставляя редких прохожих кутаться в пальто и спешить по своим делам как можно скорее. Но на одной из улиц время словно остановилось. Здесь царила траур, разбавленный горьким запахом сажи и угля из бесчисленных труб домов.

Чёрный, лакированный катафалк с зеркально-блестящими бортами, запряжённый парой вороных лошадей с плюмажами на головах, полз, словно корабль по застывшему снежному морю. На козлах возница, закутанный в чёрный бушлат, лишь изредка щёлкал кнутом, и тот трещал в морозном воздухе с каким-то чуждым для воцарившейся тишины звуком. На катафалке среди цветов покоился гроб. Дубовый, тяжёлый, обитый тёмно-бордовым бархатом.

В гробу лежал Вольга. Погибший на чужой земле, оставаясь верным своему долгу и службе. Теперь его «пост» был окончен.