Текст книги "Сухой закон 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Дорохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

'…Согласно архивным записям и показаниям немногих оставшихся в живых свидетелей-старожилов из Огайо, Герхард Шульц родился в 1880 году в семье немецких иммигрантов. Как выяснилось в ходе расследования, домашняя атмосфера была далека от идиллии. Отец мальчика, Иоганн Шульц, владелец небольшой пивоварни, часто прибегал к рукоприкладству, жестоко избивая сына за малейшие провинности. Мать, Марта, женщина замкнутая и глубоко несчастная, предпочитала не замечать происходящего, погружаясь в молитвы.

12 декабря 1892 года в их скромном доме на окраине Цинциннати произошёл пожар, унёсший жизни обоих родителей. Двенадцатилетний Герхард чудом выжил, выпрыгнув из окна второго этажа…'

Так-так! Вот он и первый триггер из детства. Не зря же Пророк хотел соорудить «Ковчег» и вознестись на нём в очищающем огне вместе со своей паствой.

'…Официальной версией тогда была неисправность печи. Однако, как выяснили детективы, мальчик на исповеди признался священнику, что игрался со свечами в спальне, подражая церковным обрядам, которые так любила его мать. Огонь вышел из-под контроля.

Также сейчас всплыло, что по словам соседей, которые пожелали остаться анонимными, в ту роковую ночь из дома доносились особенно яростные крики Иоганна Шульца – отца Пророка. Ребёнка сочли невинной жертвой трагического стечения обстоятельств и определили в католический приют «Святого Креста». Случайным ли был тот пожар, или будущий лидер секты устроил его сам – теперь не узнать…'

Внутреннее ощущение подсказывало мне, что это не было случайностью. А вот неосознанная попытка мести, после которой у ребёнка от осознания совершенного нарушится психика – вполне могла иметь место. Почитаем, что там нам дальше расскажет по этому поводу Таймс?

'…Именно в приюте, по мнению экспертов, могли усилиться те трещины в сознании Герхарда, что в итоге привели к трагедии в Аунего. Дело в том, что приют, по словам найденных нами бывших его воспитанников, был местом суровым. Физические наказания и жёсткая дисциплина приюта прикрывались риторикой о спасении грешных душ. Кстати, данное заведение дважды было замечено в скандалах со смертями воспитанников.

«Герхард был тихим, странным мальчиком, – вспоминает один из бывших воспитанников, пожелавший остаться неизвестным. – Всегда смотрел в огонь в камине во время вечерних молитв. Нам было тяжело смотреть ему в глаза. У Шульца был очень необычный взгляд. И его наказывали чаще других. Братья-монахи считали, что в нём сидит демон, что он виновен в смерти родителей и должен искупить это постом и молитвой. Они называли его „дитём греха“. Вероятно, для него приют стал лишь продолжением отчего дома – те же побои, то же бессилие, та же безразличная мать, но уже в лице Церкви, с которой у него появились печальные ассоциации, и об этом он несколько раз говорил соседям в общей спальне…»

То есть, Пророку в детстве сверху добавили ещё комплексов, поместив в почти такие же условия, как были у него дома. Может, даже хуже…

«…В 1895 году, в возрасте пятнадцати лет, Герхард Шульц сбежал из приюта. Его следы затерялись на долгие годы. Следствие предполагает, что он скитался по стране, работая на фермах и заводах, прежде чем 'воскреснуть» под новым именем и с новой, ужасающей целью.

К 1910 году Герхард Шульц появляется в небольшом поселении Аунего, где начинает проповедовать своё учение. Он говорит о «чистоте», «огненном очищении» и грядущем «новом мире». Его харизма и знание церковных текстов, полученное в приюте, привлекли последователей. Он основал общину, которая постепенно превратилась в изолированную, фанатичную секту…'

Вообще, интересная заметка. Потому что сейчас, в ревущие двадцатые личные проблемы мало кого волнуют. Если человек не творит откровенную дичь прямо на улице – значит, с ним, по мнению большинства, всё нормально. Для рядового американца история Шульца – настоящее откровение. Мол, оказывается, существуют какие-то психические отклонения…

В настоящее время у простого обывателя в отношении людей, подобных Герхарду, есть простые объяснения: агрессивный, забитый, нелюдимый, в лучшем случае – чудак да юродивый.

«…В этот же момент Пророк начал сближаться с сенатором Биллом Хотфилдом, объявив прихожанам о том, что конгрессмен должен быть единственной связью с 'больши́м миром». По мнению лидера секты, Билл влачил бремя греха за всё поселение, как потомок основателя Аунего, коим являлся дед Билла Хотфилда.

«Герхард мастерски использовал психологические механизмы, – заявил в эксклюзивном интервью нашей газете известный психолог, профессор Колумбийского университета доктор Артур Ван Дорен. – Скорее всего, он делал это инстинктивно. Его учение – это классический пример реакции бегства и реконструкции его психических отклонений».

Редакция «Нью-Йорк. Таймс» задала вопросы профессору и получила следующие комментарии.

Вопрос: Доктор Ван Дорен, что могло толкнуть Пророка на создание собственного вероучения, основанного на подготовке к самосожжению – «Ковчегу»?

Ответ: Вся жизнь Герхарда Шульца была попыткой справиться с чудовищной, неосознанной виной, усугубленной годами домашнего насилия. Огонь в детстве мог быть не просто несчастным случаем, но и актом вытесненной ярости против отца-тирана и матери, которая позволила этому происходить. Шульц уничтожил с помощью огня свой мир, своих богов – своих родителей. Пламя стало для него и ужасом, и фетишем, единственной силой, способной стереть его грех и наказать обидчиков. Церковь в лице приюта не дала ему прощения, а лишь усугубила чувство вины, став для него символом карающего, бездушного бога, повторяющего образ родителей. Поэтому его учение было направлено против церкви – Герхард создал своё мнимое божество, которое не судило его, а требовало жертв…'

Я невольно проникся уважением к профессору. Дело в том, что он был весьма близок к тому, о чём говорили психологи в «моём времени», когда разбирали ситуации, связанные с появлением фанатиков или серийных убийц. Ван Дорен бил не в бровь, а в глаз. Интересная личность, надо бы про него разузнать…

'…Вопрос: Почему его ненависть распространилась на иммигрантов и индейцев?

Ответ: Это проекция. Герхард Шульц был сыном иммигрантов. Он ненавидел в других то, что ненавидел в себе – «чужеродность», «нечистоту». Пророк видел, как его семья и он сам подвергались насмешкам и дискриминации. Его разум, чтобы защититься, создал парадоксальную логику: «Я не страдалец, я – очиститель». Уничтожая «чужаков» в своей риторике, он символически уничтожал ту часть себя, которая вызывала у него стыд и боль, а также мстил миру, что так и не защитил Шульца ни от побоев отца, ни от материнского равнодушия…'

Пока всё укладывалось в систему, которую я знал. Три «стартовых» кита для появления серийного убийцы или маньяка: домашнее насилие, травмы головного мозга и, как бы это не странно звучало, нехватка витаминов.

Первое очевидно было в наличие, второе вполне могло быть следствием отцовских избиений. Только третье под вопросом. Остальные семь пунктов, которые выделяют психологи-криминалисты уже частности. И среди них – отвращение к самому себе и попытка «победить» триггер. Данные два фактора тоже явно присутствовали у Пророка.

'…Вопрос: И последнее, почему именно самосожжение? Почему такой ужасный конец?

Ответ: Для Пророка это никакой не конец. В его искажённом сознании это, наоборот, апофеоз, кульминация. Герхард не шёл на смерть. Он шёл к выходу из жестокой для него реальности. Сжечь себя – это последний акт тотального контроля над своей жизнью. Это одновременно и самонаказание за ту детскую ночь, и триумф над огнём, который когда-то отнял у него пусть жестокую, но семью и дом. Это акт величайшей мести миру, ставшему для него гигантским подобием отцовского кулака. Шульц не убегал от наказания. Он совершал величайшее, по его мнению, жертвоприношение, в котором палачом и жертвой был он сам. А, как я уже говорил, тому «божеству», что он нарисовал себе, требовались жертвы. Пророк создал секту, и в рамках Аунего попытался построить собственный мир по своим законам. А потом разрушить его так, как он посчитает нужным. Это должно было дать Герхарду ощущение полного контроля…'

Я невольно вздрогнул от воспоминаний о кричащих в огне людях. Получается, я не дал Пророку достичь своей цели, идеи фикс, главного момента в жизни.

«…Таким образом, наша редакция считает, что Пророк из Аунего был не посланником небес, а трагическим порождением земного ада. Он был ребёнком, сломленным двойной трагедией домашней жестокости и смертоносного огня. А ещё он стал мужчиной, который так и не смог из всего этого выбраться, попытавшись утянуть за собой в пламя десятки доверчивых последователей. История Пророка – это мрачное напоминание о хрупкости человеческой психики и о том, как невылеченные раны прошлого могут порождать чудовищ будущего. И поэтому так важно решить вопросы, которые в своей программе „возвращения к нормальности“ поднимает кандидат в президенты от республиканцев Уоррен Гардинг…»

Дальше шли дифирамбы в адрес предвыборной программы Гардинга. Таймс явно уже не скрывали в симпатии республиканцам. Как я и думал, «слоны» плотно оседлали главную газету штата. После прочтения статьи о Пророке хотелось протереть руки. Словно притронулся к чему-то грязному и мерзкому.

Тишину кабинета нарушил стук. Вошёл капитан Синицын:

– Лексей Выныч, разрешите. Есть важные новости…

– Входи… – кивнул я.

– Я позвал остальных по…эм… силовому блоку, – выдал Георгий название, которое я часто использовал в наших беседах.

А вот это уже не очень хорошо. На моей памяти мой начальник «силовиков» впервые сам инициирует подобное совещание.

– Пусть заходят.

В кабинет вслед за капитаном вошли Молотов, Волков и Гарри. Вся четвёрка устроилась в креслах вокруг длинного стола.

– Рассказывайте, – вздохнул я, видя озабоченные выражения лиц.

Слово взял Синицын:

– Вы говорили докладывать, если на улицах появится «порошок». В общем… Сегодня как прорвало. По всему Бронксу появился товар. Много.

Волков добавил:

– Я бы даже сказал – неприлично много…

Я перестал вертеть в руках ручку. Кулаки сжались сами собой. Я прекрасно знал, что через пять лет «белая смерть» захлестнёт улицы Нью-Йорка, но намерен был удержать Бронкс на плаву. А тут вдруг такая напасть…

– Чей товар?

– Мы не знаем.

– С чего это у барыг такое обострение? – нахмурился я, – Мы же придавили даже тех, кто торговал опием. Откуда такая смелость?

Молотов покачал головой и ответил:

– Это не «наши»… Не из Бронкса. Эти продавцы как мухи: прилетели, наследили и исчезли. Практически весь товар принесла мелкая шушера, что торгует вразнос.

– Поймали их?

– Несколько человек взяли на месте с поличным.

– Допросили? Откуда они?

– Почти все – из Бруклина.

Я задумался. Это что за такой странный «исход»? Бруклин сейчас – самое бедное боро Нью-Йорка. Там кучкуется сброд из низших слоёв криминального мира.

– Интересно другое, – задумчиво протянул Волков, – Все они – мелочь. Которая никогда ничего серьёзного не продавала.

– Тогда почему они все рванули сюда? – нахмурился я.

– Очень высокий барыш. Товар нереально чистый. У них высокий процент навара, – ответил Синицын, – И низкая закупочная цена.

– То есть, поставщик КАЧЕСТВЕННОГО «порошка» сам занизил цены? – удивился я, – Как так?

Шулер тут же добавил:

– И я тоже удивился. Какой-то чудной бизнес. Себе в убыток. Так имеет смысл делать, если «порошок» достался главному продавцу вообще бесплатно. Но я это слабо верится…

Я откинулся в кресле:

– И так по всему городу?

Вся четвёрка переглянулась. Затем Синицын прокашлялся и тихо ответил:

– Нет…

Я на секунду замер:

– В смысле? Где-то ещё продают, кроме Бронкса? Гарри, ты в курсе? Узнавал у нищих на улице?

Бездомные до сих пор кормились на задних дворах моих «суповых кухонь». И Гарри периодически получал от них информацию о происходящем в городе. Иногда она была весьма важной.

Ветеран глухо ответил:

– Всплеск продаж сегодня был у нас и на территории Джо Массерии.

В кабинете повисла напряжённая тишина.

Спустя пару секунд я вкрадчиво спросил:

– То есть… я правильно понимаю? Такой чистый «товар» не вышел за пределы Бронкса и Квинса?

Волков лишь утвердительно кивнул.

– Интересно… – я нервно побарабанил пальцами по столешнице.

– Алексей Ваныч, думаете, это Джо?

– Вполне возможно, что и он. Других вариантов нет. Ведь логично продавать «порошок» на своей территории. Это всегда легче. Полиция прикормленная, продавцы не чужие. Да и Бруклин близко от его владений. В этом районе, конечно, редкая солянка из мелких бандитов. Но у Массерии там самое большое влияние в городе… Плюс, все «боссы» в городе – уже знают о моём отношении к «порошку».

– Считаете, что это он забросил сюда продавцов? Но зачем? – удивился Гарри.

Я усмехнулся:

– Наша власть в Бронксе строится на трёх столпах. Мы даём хорошо оплачиваемую работу – это раз. Мы заботимся о своих – это два. И мы следим за порядком – это три. Продажа «порошка» на наших улицах сводит на нет последние два момента.

– Звучит логично, – заметил Синицын.

Но я всё равно лихорадочно перебирал другие варианты. Я не помнил, чтобы «большие боссы» занимались в эти года сбытом белой смерти. А Массерия и Ротштейн относились именно к этой старой гвардии.

С другой стороны – я помнил лишь главные вехи криминальной истории Нью-Йорка. И лишь потому, что в ней активно участвовали мигранты. А я изучал экономическую сторону именно их жизни. Более того, в подобной тематике всегда была масса «чёрных дыр».

Сами гангстеры неохотно раскрывали свои дела, даже будучи на суде. Тем более, их допросы были частично закрыты, потому что копы использовали эту информацию, чтобы поймать других преступников. В то же время полицейские официальные отчёты зачастую содержали не совсем точные данные. В них могли «потоптаться» агенты Бюро расследований, засекречивая какие-то моменты. И, в конце концов, оттуда торчали уши Вашингтона…

Да-да, власти в будущем будут умело использовать гангстеров при подавлении профсоюзных бунтов, а с мафией вообще будут сотрудничать, чтобы найти подпольные ячейки нацистов. Мейер Лански, кстати, сыграет в этом не последнюю роль.

Поэтому я запросто мог и не знать о подобных делишках Массерии. Они могли быть скрыты завесой секретности и не попасть на известные страницы истории.

– Вся эта мелочь, что рванула к нам продавать «порошок» из Бруклина… – Георгий поморщился, – Может, у них там дикая конкуренция, вот и переползли к нам?

Ему тут же возразил Волков:

– Тогда почему в самом Бруклине не продают такой чистый «порошок»? И доверили это дело именно шпане?

– Действительно… всё очень странно… – протянул я.

– А если это кто-то «новенький»? – спросил Молотов.

– Вряд ли. Большой риск. Зайти на территорию Массерии и продавать без его ведома? Или на нашу, зная, что здесь будут против «порошка»? Даже если это кто-то со стороны, сбывать товар у Массерии он смог бы только с его разрешения. А значит, Джо в доле и обо всём знает. Более того, Ротштейн занимается казино, игорными домами, ставками и поставками алкоголя. Он не лезет на улицы. Поэтому кто-то целенаправленно зарядил барыг конкретно к нам в Бронкс.

– И в Квинс, зная, что там им не будет ничего… – добавил Волков.

– … Потому что Массерия им разрешил сам, – закончил я.

Получалось логичное объяснение. Но что-то не давало мне покоя. Что-то ускользало от моего внимания.

– Один из продавцов, пока мы с ним… беседовали, выдал кое-что. Говорит, что он получил товар от какого-то ДиДарио из Гарлема, – рассказал Синицын.

– ДиДарио… – имя мне ни о чём не говорило, – Найдите его. Живым. Мне нужно знать, кто он и на кого работает, – потребовал я, – Что ещё про него рассказали ваши «пленные»?

– Почти ничего. Эта шпана не пересекалась с ДиДарио до этого времени. Он работал только с более крупными барыгами.

Я встал с кресла и принялся мерить кабинет шагами. Только что прозвучал ещё один аргумент в копилку того, что всё это – не случайность. Потому как ДиДарио почему-то целенаправленно имел сейчас дело с теми, кто выбрал мой Бронкс для сбыта.

– Ищите! Гарри, обязательно подключай нищих. Они зачастую видят больше, чем остальные. Нужно как можно быстрее выйти на этого урода.

Я подошёл к окну. За мутным стеклом шёл проливной дождь.

– Этот «порошок» нужно убрать, – сказал я, поворачиваясь к четвёрке «силовиков», – Вымести с улиц эту грязь. Мне не нужно, чтобы на моей территории люди сходили с ума от этой дряни. За ней потянутся ограбления, кражи и убийства…

Капитан задал вопрос, который интересовал всех.

– Что будем делать с Джо Массерией?

– Найдёте ДиДарио и тогда станет всё понятно. Если он работает на Джо, то пора разобраться со всем этим… – нахмурился я.

– На сходке «боссов»? – понимающе ухмыльнулся Волков.

– Да…

Глава 24

Переводя стрелки…

16 апреля 1920 года. Кафе 'Палермо. Маленькая Италия. Нью-Йорк.

Массерия впервые на памяти Лучано метался по всему кафе. Он со злобой пнул стул, и тот с грохотом улетел к стойке бармена.

– Это он! Это Соколов! Я уверен! А строил из себя такого моралиста! Теперь барыги толкают «порошок» в Бронксе и на МОИХ улицах! Это точно русские! По-другому быть и не может! Ротштейн не полез бы в это дело и не сунулся бы на мою территорию. А этот выскочка обнаглел настолько, что за несколько месяцев прибрал к своим рукам Бронкс, а теперь ещё и это! Ты слышал про ограбление сухогруза из Макао?

Лучано старался изо всех сил делать вид, что он абсолютно не в курсе – из-за чего началась такая шумиха. Он лишь покачал головой и задумчиво протянул:

– Слышал краем уха.

– Это же не Ротштейн? – вдруг остановился Джо и пристально поглядел на Чарли, сузив глаза, – Я должен знать точно! Ты работаешь с ним. Отвечай!

– Нет, Арнольд не имеет дел с «грязным» бизнесом, – Чарли сделал жест, мол «зуб даю» на итальянский лад.

– Хорошо… Хорошо… – Массерия остановился и сжал здоровенными ладонями спинку стула, – Значит, остаётся Соколов. Когда в доках отжимали «порошок» из Макао, то сработали чисто. Такое в стиле людей этого Алекса. Кстати, убитых никто здесь, в Нью-Йорке, не знает. По ним вообще – полная тишина. Значит, в город пытались пролезть новички. И это тоже плохо!

Джо сел за столик и сложил руки, доверительно обращаясь к Лучано:

– Мне уже позвонили. Из Чикаго, и из Атлантик-Сити… Интересовались – что происходит в моих районах? И Арнольд, кстати, тоже трезвонил! Ты знал, что он будет это делать?

– Нет, мы с Мейером пробыли весь день на поставках виски. Пришла новая партия из Европы для Ротштейна. Нужно было организовать развоз.

– А я тебе говорил! Если бы ты сразу начал работать на меня, то тебе не пришлось бы выполнять подобные поручения, Чарли. Ты ведь умный парень и далеко пойдешь.

Лучано осторожно ответил:

– Я всё же пришёл несколько месяцев назад к вам, босс! И показал, что готов работать на вас…

– … после передела Нью-Йорка, – понимающе кивнул Массерия, – Это правильно. Продолжай работать на Арнольда. И не забывай приносить сюда вести: чем он занимается и чем дышит?

– Что будем делать с этим русским? – спросил молодой гангстер.

– Мои люди сообщили, что «порошок» толкал ДиДарио. Я слышал об этом ублюдке раньше. Но немного. Так что надо разыскать его. Первыми! Поэтому я пошлю на это дело Анастасио[1]. Я тебе уже рассказывал про этого калабрийца! Альберто, зайди!

В зале кафе появился крепыш в неплохом костюме. Он буквально пронзил Лучано взглядом тёмных глаз. От Анастасио так и веяло угрозой.

– Да, босс… – глухо промолвил калабриец.

– Познакомьтесь. Я хотел вас свести раньше, но всё не было времени… Это Чарли Лучано. Чарли – это Альберто. Альберто – учти, ты никому не должен говорить, что вы будете работать вместе. До поры до времени.

Анастасио лишь молча кивнул. Массерия продолжил:

– Нужно найти продавца порошка. ДиДарио. И привести ко мне. Пусть он запоёт. Альберто, это – твоя задача! Лучано. Для тебя у меня кое-что другое! Я соберу сходку «больших боссов». Как младшие, вы с Мейером тоже там будете. И мне нужны ваши голоса против Соколова. Ты должен убедить в этом же Ротштейна. Что русский нам здесь ни к чему и он вредит и моему бизнесу, и делам Арнольда. Ты понял?

– Да, – ответил Лучано.

Всё это время он делал вид, что не замечает, как Анастасио пристально изучает его.

– Если всё пройдёт гладко, то мы первыми перехватим Бронкс. В ближайшее время я соберу всех здесь, в Нью-Йорке. Или в Атлантик-Сити у Наки Джонсона. И мы «приговорим» этого русского. Он слишком много на себя берёт.

– А если Алекс вытащит свой «козырь»? – спросил Лучано, – В виде Паоло Колетти. И раскроет, что мы работали с полицией?

– Я сумею убедить остальных, что это было необходимостью, чтобы убрать Соколова. И теперь у нас будет аргумент…

– В виде «порошка»? – усмехнулся Чарли.

– Именно так… Иди, мальчик мой. Не подведи меня, – Массерия взмахнул рукой с перстнями, уже придя в более или менее спокойное настроение.

Через несколько кварталов Лучано уже привычно остановил автомобиль, и к нему сел его бессменный напарник.

Мейер одним взглядом спросил друга об итоге встречи. Чарли заговорил:

– Массерия в бешенстве. Уверен, что «порошок» – дело рук Соколова. Будет собирать «боссов», чтобы приговорить русского.

– Это хорошо… – ухмыльнулся Лански, – Главное, что на нас никто не подумал! Пока что всё идёт по плану… По крайней мере, на этом фронте, – недовольно нахмурился Мейер.

– В смысле? – удивился Лучано, – Что-то не так?

– Какие-то очень странные парни искали барыг в Бруклине. И даже на территории Бронкса и в землях Массерии. Действуют жёстко. Они куда-то увезли несколько мелких продавцов. И это явно не «соколовцы». И не люди Джо «Босса»…

Лански многозначительно поглядел на Чарли.

Итальянец округлил глаза и спросил:

– Думаешь, это хозяева «порошка»?

– Думаю да. Они объявились. И явно очень жаждут крови. А также хотят найти свой товар. Точнее, его остатки. Если они выйдут на ДиДарио – нам крышка. Неважно – они пойдут за нашими головами, или Массерия, если узнает про всё. Или Соколов. Уверен, что и Ротштейн не станет нас защищать в таком случае.

Лучано встревоженно добавил:

– Массерия тоже хочет достать ДаДарио. Познакомил меня с каким-то Анастасио…

– Альберто? Калабриец? – тут же перебил его Лански.

– Да. Ты его знаешь?

– Слышал. Редкий головорез. И всегда выполняет то, что ему поручили.

Чарли остановил машину около небольшого ресторанчика и задумчиво побарабанил по рулю:

– Альберто будет искать ДиДарио. Соколов тоже ищет нашего барыгу. Думаю, продавать «порошок» через него и дальше – слишком рискованно.

– Согласен, – кивнул Мейер, – Оставим товар на будущее, а пока придержим[2]. А вот ДиДарио…

Он посмотрел на своего компаньона. Лучано вопросительно поднял бровь и молча провёл ладонью по горлу.

Лански хмыкнул:

– Да… Надо его убирать из этого уравнения, пока все не вышли на нас!

* * *

Вечером того же дня. Бруклин. Нью-Йорк.

Вечерний туман стелился по улицам, будто едкий дым. В промозглом воздухе смешивался запах угольной гари и болотно-мазутного дыхания Ист-Ривер.

«Форд» катил по тёмным улочкам Бруклина. За рулём сидел Фёдор. Молодой парень, что, несмотря на свои годы, уже успел повидать многое на войне. На пассажирском устроился коренастый Артём. А на заднем сидении, рядом с Ильёй Дмитриевичем, согнувшись в три погибели, ютился «человек-медведь» – Иван Плетнёв.

После того как он вместе с Волковым провернул «фотосессию» для компромата на агентов Бюро расследований – шулер часто брал Ивана на свои аферы в Нью-Йорке. Капитан Синицын дал остальных двух парней, позаботившись о том, чтобы на сегодняшнее дело пошла надёжная и проверенная команда.

Илья Дмитриевич чувствовал тяжесть своего Кольта под пальто. Это придавало немного уверенности. В этих районах никто не мог чувствовать себя в полной мере «своим». Даже отпетые гангстеры. Самое дно Нью-Йорка, где балом правила «белая смерть», калечило души людей быстрее и вернее, чем пули – тела. Если «порошок» будет и дальше попадать отсюда в Бронкс и доходить до эмигрантов, то они начнут находить в этой стране не спасение, а медленную погибель.

Машина свернула в узкий переулок, застроенный облупленными трехэтажками, и замерла у тротуара. Мотор смолк.

– Если что, жди сигнала, – тихо бросил Волков Феде.

Водитель молча кивнул.

Цель была перед ними – старый, полузаброшенный дом. Несколько окон зияли пустотой, другие были заколочены гнилой фанерой. Всё строение напоминало какое-то квадратное облезлое чудовище. Казалось, сама смерть поселилась здесь, вытеснив последних жильцов.

Наводку на этот притон дали нищие с набережной. Они пришли час назад на задний двор «суповой кухни» и выдали нужную информацию, накопав её по просьбе Гарри. Глаза и уши социального дна Нью-Йорка оказались весьма кстати.

Илья Дмитриевич подал знак Артёму. Боец вышел из машины первым, и его массивная фигура растворилась в сумерках. Волков с Плетнёвым последовали за ним.

Дверь в дом была приоткрыта, будто скрипящее ветхое строение ждало незваных гостей. Внутри пахло плесенью, мочой, чем-то сладковато-приторным – знакомый Илье Дмитриевичу по госпиталям запах разложения, смешанный с дымом опиума. Мерзкое место…

Подъезд утопал во мраке. Волков жестом приказал Артёму остаться у входа, прикрывая тыл, а сам достал «Кольт». Лязг затвора прозвучал в гробовой тишине оглушительно громко. Шулер поморщился.

Он двинулся по коридору, прижимаясь спиной к стене. Из-за одной из дверей доносился приглушённый стон, из другой – бессвязный бормочущий шёпот. Притон жил своей уродливой, полусонной жизнью. Где-то здесь должен быть ДиДарио. Продажа, пополнение запасов, просто залечь на дно – что-то должно было привести барыгу сегодня в это логово.

Шулер шагнул в первую комнату справа. Помещение было пустым, если не считать скомканных одеял на полу и уже пыльных бутылок из-под виски. Но в углу, в тени, что-то шевельнулось. Волков тут же перевёл ствол в сторону движения:

– Выходи. Медленно.

Из темноты выползла человеческая фигура. Тощий, измождённый парень с лихорадочным блеском в глазах. Его руки дрожали, а взгляд был остекленевшим, устремлённым в несуществующую реальность.

– У тебя есть? Дай, а? Дай немного, я всё сделаю… – его голос был хриплым, прерывистым.

– Лежать! На пол! – скомандовал Волков, но наркоман будто не слышал.

Внезапно в его глазах вспыхнула животная ярость, рождённая ломкой и отчаянием. С низким рыком он рванулся с места, взяв курс прямо на незваного гостя. Словно желая вцепиться в него, вымолить дозу, или убить и ограбить. Бесноватые глаза даже не посмотрели на пистолет в руках шулера.

Волков не выстрелил. Но не из жалости, а из расчёта. Шум пальбы поднимет на ноги весь дом. Вперёд из-за его спины шагнул «человек-медведь». Он встретил атакующего плечом, отбросил его, и в следующее мгновение уже заломил руки нападавшего за спину. Наркоман слабо и бессильно забился, его крики перешли в подавленные всхлипы.

В дверном проёме возникла тень Артёма.

– Всё в порядке?

– Свяжи его и возвращайся ко входу, – приказал Волков, – А мы с Ваней пойдём дальше…

Артём кивнул и занялся наркоманом, тут же найдя где-то тряпку и попутно заткнув ему рот. Несчастный теперь лежал на грязном полу, тихо постанывая.

Волков вытер лоб рукавом. Сердце заколотилось сильнее. Напарники продолжили осмотр. Комната за комнатой – та же картина: нищета, опустошение, люди-тени, почти не реагирующие на вторжение. Но ДиДарио нигде не было. Никто из этих задохликов в притоне не тянул на ушлого и расчётливого барыгу.

– Может, наводка ошибочная? – тихо спросил Плетнёв, спускаясь в полуподвал, заваленный хламом.

– В любом случае это единственная наша серьёзная зацепка, – пробормотал Волков, вглядываясь в темноту.

И тут его взгляд упал на едва заметную, низкую дверь в дальнем углу подвала, заставленную пустыми ящиками. Массивная, обитая когда-то железом, она была не похожа на вход в какую-нибудь мелкую кладовку. Шулер мотнул Кольтом в сторону находки. Иван без лишних слов оттащил ящики в сторону.

Дверь оказалась не заперта. За ней открывался узкий тоннель, уходящий вглубь, под землю. Их него потянуло сыростью и помётом.

– Подземный ход, – выдохнул Плетнёв. – Хитро.

– Ага… и теперь придётся лезть в эту гадость… – скривился Волков, осматривая своё пальто, – Пора просить у Лексей Ваныча прибавку к жалованию…

Здоровяк-подопечный первым шагнул в темноту, зажигая фонарик. Туннель был недолгим, метров десять. Он вёл в такой же подвал, но уже чистый и пахнущий известью. Отсюда наверх шла аккуратная деревянная лестница.

Оба «соколовца» замерли. Сверху доносились приглушённые звуки – играла граммофонная пластинка, чей-то голос на потрескивающей записи выводил арию из оперы.

Волков медленно, стараясь проверять ступеньки, чтобы те не скрипели, поднялся по лестнице. Дверь в коридор была приоткрыта. За ней обнаружилась уютная, хорошо обставленная прихожая с дорогими обоями и ковром. Полная противоположность тому притону, из которого они только что «вылезли».

Шулер усмехнулся. Неплохо! ДиДарио не дурак. Грязь и упадок с одной стороны, респектабельность – с другой.

«Гости» двинулись по коридору, прислушиваясь к звукам музыки. Мелодия доносилась из-за последней двери. Волков жестом показал Ивану встать с одной стороны входа. Пистолеты уже были наготове. Затем шулер кивнул компаньону.

Тот глубоко вдохнул и резко, ударом тяжёлого ботинка, распахнул дверь.

– Руки! – крикнул он, врываясь в комнату.

Но команда повисла в воздухе, никем не услышанная.

Граммофон у окна всё ещё играл, игла шипела на последних бороздках пластинки. В центре комнаты, за массивным дубовым столом, сидел человек в дорогом костюме. Его голова была запрокинута на спинку стула, а глаза, широко раскрытые, смотрели в потолок с выражением немого удивления и ужаса одновременно.

На шее ДиДарио зияла длинная рана, алая и глубокая. Кровь успела залить воротник белой рубашки убитого, каплями застыть на столе и тонкими ручейками стечь на дорогой ковёр, образовав у ног тёмное, почти чёрное озерцо.

Воздух был густым и тяжёлым. Медный запах крови перебивал даже дым от дорогой тлеющей сигары на столе.

Волков первым нарушил оцепенение. Он подошёл к телу, наклонился над мертвецом:

– Не успели мы… Совсем чуть-чуть опоздали. Работа чистая. Тот, кто это сделал – прекрасно орудует клинком…

– Илья, Митрич, надо бы опросить соседей. Может, кто видел убийцу? – предложил Плетнёв.

– Надо… Но если наш злодей ушёл незадолго до нас тем же путём, что пришли и мы, то из свидетелей у нас только обдолбанные куклы в соседнем притоне. Вряд ли они расскажут что-то интересное, – кисло ответил шулер.