Текст книги "Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе"

Автор книги: Михаил Джавахишвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Гришка переселился на Английскую набережную и, хоть скулил и жаловался, что его никто не слушает, чувствовалось – его влияние нисколько не ослабло, а даже усилилось. Он показал Квачи телеграмму от царицы, полученную в Сибири: государыня писала, что не может прожить без Гришки ни дня: с нею постоянные обмороки и нервические припадки, а у царевича участились кровотечения, лучшие доктора бессильны.

Вернувшись из Сибири, Гришка успокоил царицу, а приведенный им тибетский лекарь Бадмаев остановил царевичу кровотечение.

С того дня царь с царицей не расставались с ним.

Гришкины враги попытались еще раз свалить его. В ответ Распутин явился во дворец и пригрозил:

– Лютые враги роют мне могилу. Если послушаетесь их, а меня удалите, через шесть месяцев лишитесь и престола, и наследника!

Царица пала перед ним на колени и воздела руки:

– Мы не можем удалить тебя, святой отец! Ты наш единственный заступник. О милости молим тебя! О милости!..

Отныне Гришке ни в чем не было отказа. Он многое решал и приказывал, не спрашиваясь у царя; что же до Николая, то без ведома старца тот не решал даже простейших дел.

Однажды Распутин сказал Квачи:

– Наши враги уверяют Францию, будто я жалаю прекращения войны. Это правда, моя вера такая. Но папа с мамой хочут, чтобы я успокоил хранцузского посла. Чичас я напишу яму письмо, а ты отнесешь...

Сел, поднапрягся и накарябал:

"Дай Бох по примеру жить рассии а не укоризной страны например нечтожества сей минуты свит бох евленье силу увидите рать силу небес победа свами и вас распутин".

Этот мистический бред Квачи вручил послу Франции Морису Палеологу. Ни сам Квачи, ни посол и никто другой не мог уразуметь смысла послания.

Через несколько дней Гришка с Квачи навестили с подарками один из великокняжеских дворцов, отданый под военный госпиталь, и там встретили французского посла.

Гришка вдруг покраснел, заволновался:

– Очень хотел тебя видеть!.. Аполончик, переведи: Россия рушится! Народ муки крестные спытывает. Пора кончать... Не то, если мы не покончим с войной, народ покончит с нами. Да, пора! Это говорю я, Гришка Распутин! – он вдруг обнял Палеолога и, не дожидаясь ответа, бросился к выходу, размахивая руками и крича на бегу:

– Какая там палитика! Я мужик и люблю мужицкую правду. Не время для политики, когда народ готов забить нас камнями. Мир! Скорее мир, иначе всем погибель!

Сказ о крупнейшем военном «деле»

Шло время. Квачи стал частым гостем военного министра Сухомлинова, поскольку «Добрый самаритянин» был тесно связан с военным ведомством, а великолепно изданная благотворительным обществом биография министра и общий друг Распутин окончательно побратали генерала с Квачи.

Квачи, как и прежде, держал в руках поводья нескольких газет, по пустяшному поводу и даже без повода превозносивших его и военного министра.

В знак признательности и особого доверия Сухомлинов наградил Квачи двумя крестами и сказал:

– Наполеон Аполлоныч! Хочу поручить вам дело государственной важности – отправить в Америку с заказами на вооружение и боеприпасы... Согласны?

– Не ко времени, генерал, очень не ко времени. Но от служения родине не отказываюсь. Приказывайте!

– Помните: дело величайшей важности. И секретности!..

– Мотри у мине, Аполончик! – прибавил Распутин и погрозил пальцем перед носом Квачи.

Через несколько дней оснащенный директивами, деньгами и толстыми запечатанными пакетами Квачи отбыл в Америку.

На Стокгольмском вокзале его встретил знакомый генерал:

– Вы направляетесь с секретным заданием в Америку...

Они зашушукались. Спорили долго – торговались. Затем за секретные пакеты взялись немецкие каллиграфы и так переписали, что никакой эксперт не отличил бы от подлинника; в переписанное внесли лишь незначительные поправки – изменили цифры. На следующий день вручили Квачи запечатанный, как прежде, пакет, а также чек, пожелали счастливого пути, а сами поспешили в Берлин.

Через неделю английский крейсер доставил Квачи в Нью-Йорк.

Военный атташе России немедленно собрал промышленников. Поторговались, договорились.

Подписав договора и получив еще один чек, Квачи облегченно вздохнул и занялся своими делами.

По дешевке скупил с десяток судов, набил их дешевым продовольствием и военным имуществом и отправил в Архангельск – за счет военного ведомства. А сам поехал по крупнейшим городам, всюду "провернул" по паре комбинаций, огорошил тамошних холодноватых дам грузинской горячностью; затем пересек всю Америку, заглянул в Японию, поякшался с гейшами, отведал этот экзотический плод и бесконечными сибирскими дорогами воротился в Петербург.

Гришке, Елене, друзьям и тузам из военного ведомства привез дорогие подарки.

Генералу Сухомлинову доложил:

– Орудий и снарядов нужного калибра оказалось в избытке. Пришлось переплатить, но зато половина на подходе, а остальные прибудут через три месяца...

Отправленное из Америки гнилье, не проверяя, оплатило военное ведомство.

Через две недели Квачи вызвали в Царское Село.

Государь и государыня в присутствии Сухомлинова, Распутина, Фредерикса и многих министров поблагодарили его за службу, назначили камер-юнкером и навесили на грудь еще три креста.

За обедом государь посадил Квачи рядом с собой и милостиво расспросил о поездке. Квачи слегка понизил голос:

– Я знал, что вашему величеству будет интересно узнать мнение выдающихся американцев об этой страшной войне...

– Да, да... И что же?

– Как лицо официальное ни один из них не стал бы высказывать своего истинного отношения, поэтому я виделся приватно – с Рузвельтом, Вильсоном, Юзом, Эдисоном, Морганом, Рокфеллером и другими. Скажу кратко: все желают нам победы, но...

– Но?

– Но... Не смею ничего скрывать от моего государя, считаю святым долгом сказать правду, даже если она неприятна. Почти все утверждают, что война продлится еще года два...

– О, Боже...

– Победа непременно останется за нашим союзом... Но если Россия... Россия не продержится до конца...

Все за столом примолкли и нахмурились, Гришка же ободряюще подмигнул Квачи.

Царь глубоко задумался. Поник головой и не ел и не пил. Наступило тягостное молчание.

Затем все без слов поднялись. Царица с благодарностью взглянула на Квачи и протянула ему свою изящную руку, к которой жадно припал слегка оробевший Квачи.

– Молодца, Аполончик, молодца! – похвалил Гришка.– Теперь тебе в самую пору Георгиевский крест получить... Жаль расставаться, но что поделаешь! Прогуляйся на недельку на фронт и воротись георгиевским кавалером. Что скажешь?

Что мог сказать Квачи? Он понимал, что если Гришка с Сухомлиновым пожелают, для получения Георгия ему достаточно разок пальнуть из винтовки, причем, хоть за сто верст от фронта.

– Не боись, Аполончик!—успокаивал его Распутин.– Генерал Сухомлинов напишет главнокомандующему, чтоб берег тебя пуще собственного ока. Да и ты не суйся, держись поодаль, пальни разок из ружья и вертайся...

Пожалуй, на таких условиях Квачи рискнет съездить за георгиевским крестом...

И единственный сын, надежда и гордость Силибистро из Самтредии двинулся на юг, по направлению к Грузии.

Сказ о фантастическом превращении Квачи и победе в проигранном сражении

Через десять дней Квачи прибыл в Турцию и явился в штаб.

Опытные штабисты сразу раскусили, что за птица к ним залетела, и о цели двухнедельного вояжа догадались.

Первая неделя прошла в кутежах: начальник штаба и Квачи быстро нашли общий язык.

Затем столичную штучку вручили одному из командиров дивизии – пьянице генералу и отправили на фронт. Квачи повез три телеги с вином, водкой, коньяком и разными деликатесами. Телеги сопровождали надежные люди – Габо Чхубишвили, Лади Чикинджиладзе и пятеро русских солдат.

Два дня двигались верхом на лошадях.

Дорога запружена фургонами, телегами, кавалерией и пехотой, пушками и ящиками со снарядами, ранеными и больными. Тащатся вяло, устало, то и дело останавливаются.

К вечеру вступили в сожженный и разрушенный городок.

В штабе работали до ночи – выслушивали донесения, составляли дислокацию.

Затем сошлись у накрытого стола. Понемножку разогрелись, затянули "Мравалжамиэр", "Аллаверды, Господь с тобою", "Последний нонешний денечек". Распаляясь, грозили кулаками невидимым туркам, без особого, впрочем, азарта выкрикивая угрозы в их адрес.

Когда перевалило за полночь, генерал неожиданно объявил:

– Теперь, друзья, спать! Спать! Невыспавшемуся вояке – цена копейка. Пью последних! тост – за завтрашнюю победу! Ура-а-а!

– Ура-а-а! – не слишком дружно подхватили господа офицеры, переколотили стаканы и рюмки и разошлись.

Квачи лег не раздеваясь. Закрыл глаза, вообразил себе завтрашний бой. И словно какой-то бес закрался ему в душу.

"Завтра будет бой... прольется кровь... перекалечат друг друга... Может случиться, что раскаленный осколок разворотит мне внутренности... или проткнут штыком...– он и впрямь почувствовал боль от штыка в боку, и раскаленный осколок в животе.– Ох, бедовая моя головушка! Тебя бы на месте привязать. Пригвоздить к Питеру. Чего тебе не доставало? Денег выше головы, женщин без счета, мундир камер-юнкерский, титул – княжеский. Чего еще?.. Сытая коза волка бодает – это обо мне сказано! А еще говорят – Квачи не дурак. Как же не дурак, если бросил сладкую жизнь и головой рискую ради какого-то креста, которому рубль – красная цена! Гришка с Сухомлиновым божились, что даже выстрела не услышу, а тут в пекло бросили, как пушечное мясо". Боль в развороченном осколком животе не проходила. Голова пылала. Квачи, как в смоле, ворочался в жаркой постели, потом вскочил и выбежал на балкон.

В развалинах и на пожарищах сожженного городка жутко выли собаки. Из-под горы доносились лошадиное ржание, скрип телег и арб, лязг оружия. Лагерь пробуждался.

Вдруг где-то щелкнул ружейный выстрел. За ним другой.

– Что такое? – бросился Квачи к сопровождавшим его русским солдатам.– Что случилось?!

– Ничего-о,– успокоил один из них.– Тута в развалинах полно бездомных собак. Днем они прячутся, а по ночам вылезают и тревожат нашего брата, трупы неубранные пожирают. А солдаты в них и постреливают. Ничего.

Рассвело. Лагерь поднялся и тронулся в путь.

За ним последовал штаб.

Где-то далеко громыхнула пушка; грохот прокатился по всему ущелью и несколько раз, затихая, отозвался в горах.

– Началось! – сказал кто-то.

И опять в душу Квачи закрался бесенок страха. Он огляделся. Все были спокойны, кое-кто даже улыбался. Солдаты брели так беспечно, словно возвращались домой с полевых работ.

– Может, война – это не так уж и страшно? – обернулся Квачи к Чхубишвили.

– Держись молодцом, парень! Эти чертовы турки выкусят у нас! – подбодрил его Габо. – Уж я-то знаю, что говорю.

Поднялись на обширное плоскогорье и перед глазами открылось поле будущего сражения.

По всему нагорью петляли траншеи, окопы и укрытия. В складках гор на северной стороне хребта укрывалась русская армия. Тянущаяся через плоскогорье пыльная дорога была забита войсками.

Вдоль горной реки, по дну глубокого провала черным потоком извивалась конница и, сворачивая куда-то вправо, пропадала из вида. По крутосклону лошади и солдаты с трудом вкатывали пушки. В разных направлениях галопом скакали посыльные.

Параллельно первому хребту, вдали, окутанная утренним туманом, тянулась другая гряда, голая и каменистая. Между двумя хребтами пролегла изрезанная балками долина с несколькими спаленными селами и остатками садов и рошиц. На склонах второго хребта Квачи увидел в бинокль копошащегося, как муравейник, противника.

Вдруг в воздухе послышался комариный писк; в одну секунду писк превратился в странное жужжание, и тут же на гору точно обрушился удар молнии, перед которой все склонили головы; кто едва кивнул, кто согнулся, а кто и пал ниц.

Квачи невольно распластался на земле. Снаряд разорвался, взметнув в небо столп дыма, огня и камней.

Вокруг одни посмеивались, другие испуганно озирались.

Квачи с трудом поднялся. У него кружилась голова. Он потерянно пялился по сторонам и лопотал:

– Будь око неладно... Чуть не испугался... Чуть не погиб. А?..

– Первая чарка всегда плохо идет, – обнадежил его Габо.– Это только "здрасти".

– Если от случайною снаряда такое, что же прицельный натворит! – бормотал Квачи.

– Начинайте! – приказал, командующий.

Поскакали посыльные. Задребезжали телефоны связи.

Маленькая горная пушка тявкает, как комнатная собачонка.

Полевая – ревет и грохочет.

Мортира – гремит и рыкает.

Гаубица – рокочет.

Пулемет – кудахчет курицей.

Винтовки стучат вразнобой, точно град по листьям.

Небо клубится белыми, желтыми и розовыми клубами шрапнели. Долина между двух хребтов полнится громом и грохотом, шипеньем и воем, стонами и воплями, хрипами и проклятиями, топотом копыт и сапог, ржанием, свистом и криком. Противники то схлестываются насмерть, то с полпути сворачивают в стороны и растекаются по оврагам и балкам...

Миновал полдень.

Уставший от криков и ругани дивизионный генерал обедает в тени под скалой. Остальные офицеры тоже подкрепляются.

– Позиция Демир-Тепе испытывает большие трудности,– доложил дежурный по штабу.– Четвертая бригада почти уничтожена.

– Пошлите третью,– коротко бросил генерал.

– И она располовинена.

– Подкрепите двумя полками и передайте, что судьба сражения решается на склонах Демир-Тепе!

В центре сражение затихло, а на правом фланге заполыхало яростней и жарче. С Демир-Тепе слышится непрерывный, слившийся воедино грохот.

Вдруг складки гор на противоположной стороне долины выплеснули несколько черных волн.

– Атакуют! Кавалерия пошла! Кавалерия!..

Все схватились за бинокли, Выползшие из укрытий черные змеи соединились посреди поля, слились воедино, превратившись в одного громадного дракона.

– Прекратить пальбу! – приказал генерал, восхищенно глядя на дракона, ползущего через долину и вырастающего на глазах.

Пушки, пулеметы и винтовки смолкли. Командиры хлопотали, соединяя разрозненные ряды и готовясь встретить противника.

А черный дракон то растягивался, то сжимался и разворачивался, напрягая когтистые лапы для решающего броска.

Дежурный по штабу опять доложил командующему.

– Демир-Тепе в отчаянном положении!

Генерал указал рукой на поле:

– Вот что нам грозит! Отсюда я не могу снять ни одного человека. Выдвиньте вперед резервы, а на Демир-Тепе передайте: приказываю стоять насмерть! – он отвернулся от дежурного, глядя на атакующую османскую кавалерию и, не удержавшись, закричал: – Молодцы, турки! Вот это зрелище! Вот высочайшее искусство!.. Все равно через полчаса мы уничтожим вас! Но вы мне нравитесь, неверные! – он, размахивал руками, грозил неприятелю кулаком, затем отрывочно скомандовал: – Изо всех орудий! Картечью! Подпустить поближе! Пока не приблизятся, чтоб ни одна винтовка не стреляла!..

Турецкая конница развернулась для решающей атаки: в середине скакали арабы в белых бурнусах и курды с повязками на головах. Страшный утробный вздох и рев дракона потряс воздух:– Алла иль Алла-а-а!!..

И пошли переходя на галоп, и вот уже понеслись ветром; на ветру трепетали зеленые стяги; сверкали на солнце кривые ятаганы; задние ряды исчезли в вихре пыли. Земля дрогнула под тысячами копыт.

– Алла иль Алла-а-а!!..

Грянули русские пушки. Клубы дыма, столбы земли и взметнувшихся камней окутали дракона. Он слегка смешался, стал закручиваться, извиваться и замедлил бег. Затем перешагнул через поверженных, выступил из дыма и двинулся дальше.

Грохот орудий, пулеметные очереди и тысячи ружейных залпов слились в один непрерывный раскат. Казалось, небо обрушилось под страшным ударом грома и грянуло оземь.

Дракон с разгона взлетел на пригорки и дотянулся до передних траншей.

– Бей! Руби! Коли!

– Алла иль Алла-а-а-а!

Все смешалось: пушки и ружья, меч и штык, пехота и кавалерия, друг и враг.

– Спасайся, кто может! – ошалевший от ужаса Квачи носился в поисках спасения и не находил ни коня, ни дороги. Он то лез в кусты, то падал в окоп, то отбивался от янычар.

– Князь Квачантирадзе! – в самое ухо одеревеневшему от страха Квачи крикнул генерал.– Видите вон ту гору? Это Демир-Тепе. Там ключ к победе! Если ее уступим, из этого ада не вырвется никто. Связи нет, телефоны молчат. Судьба армии в ваших руках, князь! Спешите!

Квачи с трудом отыскал своих спутников. Сели на коней и поскакали.

Издали приметили несущихся навстречу всадников.

– Нас отрезали! Это турки! Скачем направо!

Повернули коней. В ущелье наткнулись на лазарет. Военные врачи, засучив рукава, ножами и пилами кромсали раненых.

От вида крови Квачи сделалось дурно. Он пришпорил коня; скакал не разбирая дороги, а гром и грохот битвы катился следом.

На всем скаку завернул за каменистый выступ и – оказался в гуще турок! Неожиданное появление в тылу русских переполошило врага. Справа скалистая круча, слева – бездонный провал; турки в панике прижались к скале, открывая путь Квачи, и не враз вскинули ружья.

"Поскачу вперед – погибну, отступлю – тоже гибель!"– промелькнуло в голове у Квачи, и он вдруг с такой силой потянул коня за узду, что тот взвился на дыбы, оседая на задние ноги. Квачи выхватил наган и оглянулся. Из-за скалы, на полном галопе, показались его люди.

– Стой! – громовым голосом крикнул им Квачи.– Первый эскадрон остается за скалой! Второй заходит сверху и соединяется с третьим! – и по-французски обратился к турецкому офицеру: – Если б ваша смелость и готовность пролить кровь имела хоть малейший смысл... Но вы же видите, что попали в капкан. Сдайте оружие!

– Да, мы в западне,– ответил турок.– Против трех эскадронов я бессилен. Вы так хитро устроили засаду, что даже не знаешь, откуда ждать нападения.– И бросил оружие на землю.

Янычары последовали примеру командира.

– Габо, бери русских ребят и веди этих! А мы с тобой, Лади, прикроем с тыла... Эфенди, командуйте своими молодцами!

– Да... Но где... где же ваши эскадроны?

– Будь у меня три эскадрона, я взял бы в плен не вас, а весь ваш корпус...

– Ай, шайтан! – вскричал турецкий офицер и схватился за голову.– Шайтан, капитан!..

Тут из-за леска показалась бегущая под гору расхристанная толпа солдат.

– Обошли!! – вопили они – Отрезали!! Спасайтесь!!

Из толпы, пошатываясь, выступил незнакомый генерал с перебинтованной головой и обратился к Квачи:

– Капитан, выручайте! На Демир-Тепе турки. Штаб перебит. Уцелел я один. Если мы не вернем высоту, армия окажется в мешке. Вся надежда на вас. Вспомните родину, капитан, вспомните государя и ваш долг!..– и раненый генерал рухнул в пыль, на землю.

Что произошло в ту минуту с Квачи? Кто преобразил его столь неожиданно? Этого никто никогда не узнал.

– Стойте!! Стойте, вам говорят! Трусы! – закричал он и направил своего коня против обезумевшей отары.

– Нас обошли! Спасайтесь!..

– Стойте, я сказал, не то...– он уставил дуло револьвера в грудь солдату, бежавшему во главе толпы.

Случилось нечто непостижимое: прежний Квачи исчез и на свет явился другой – решительный и мужественный, как Леонид Фермопильский, как Александр Македонский, как Ираклий Кахетинский, или же Наполеон Аркольский. Вместо лукавого и робкого сердечка в его груди забилось львиное сердце, словно сам князь тьмы вытеснил из него суетную душонку. Рослый Квачи вырос чуть не на целую пядь и, испепеляя огненными очами перепуганную отару, оглушил ее громом голоса:

– Сто-я-ать!! Все – сюда!!

Обезумевшие от страха солдаты продолжали бежать. Квачи пришпорил коня, орлом облетел поле и семью выстрелами уложил семерых. Затем выпрямился в седле, окинул взором оторопевшее воинство и бросил громокипящие слова:

– Братья! Судьба армии в ваших руках! Путь отрезан. Мы все сгнием в плену и от стыда никогда не поднимем глаз. Братья! Товарищи по оружию! Царь и отечество смотрят на вас и ждут подвига! Исполните свой долг! Среди нас нет трусов. Кто изменит и побежит, разделит судьбу этих ничтожеств, которых я убил собственной рукой. Я поведу вас, а уж вы не отставайте! Исполним наш долг, братья!

– Веди нас! – прогремело в ответ из тысяч глоток.– Веди!

– Унтер-офицеры – вперед! Произвожу вас в офицеры! Стройте солдат повзводно и разворачивайтесь кругом!.. За мной!..– и Квачи неторопливым шагом пошел в гору.– Смело! Дружно! В ногу!

Лади Чикинджиладзе возглавил левый фланг, Габо Чхубишвили – правый. За ними двигалась колышущаяся, колючая н несгибаемая стена штыков.

– Стройнее, братцы! Смелей!

На высоте заволновались, раздались одиночные выстрелы, за ними залпы. Железную цепь осыпало градом пуль. Но ни один солдат не остановился, не отстал и не выстрелил в ответ.

Марш в полном молчании вызвал у турок панику; кровь стыла в жилах, бледные аскеры шептали:

– Шайтан гели ер! Алла иль Алла! – и дрожащими руками палили в воздух.

Квачи, высокий и стройный, не сгибаясь, вел стальную колышущуюся стену, изредка оглядываясь и взмахивая саблей:

– Дружней, братцы! Не отставать!

Железная стена молча подступила к горе, вползла на нее и обрушилась на турок.

– Бей! Руби! Коли! – кричит Квачи, охваченный общим безумием и мечется в гуще битвы. Его сабля сверкает, как молния, его очи извергают огонь.

Бои был короткий и жестокий. Сражались мечами, штыками, кинжалами, прикладами, руками, зубами.

– Аскам! Сдаемся! – слышатся испуганные голоса аскеров.

– Наша взяла! – гремит Квачи. – Ура! Победа!!

Сказ о ссоре в верхах

Бледный, разъяренный Сухомлинов кричит с пеной на губах:

– Что это такое, князь?! В надежде на ваши снаряды мы начали большое сражение. А снаряды оказались не того калибра. Сражение проиграно. Потери неисчислимые. Теперь мы отступаем, отбиваясь дубинками н прикладами. Я вас спрашиваю, что все это значит?!

– Не знаю. Я не разбираюсь в артиллерии,– спокойно отвечает Квачи и поигрывает Георгиевским крестом на груди.

– Тут пахнет изменой, князь! Я вас арестую! Расстреляю!

Квачи вытянулся, надменно откинул голову.

– Осторожней, генерал!

Между Квачи и генералом встрял Гришка, успокаивая обоих.

Квачи погрозил пальцем перед носом генерала:

– Не будь вы министром нашего государя, я бы силой впихнул вам в глотку эти слова. Когда вас уволят, советую не попадаться мне на глаза! – ив гневе хлопнул дверью.

Однако дело осложнилось.

Военный прокурор вызвал Квачи на допрос.

Что такое? Князь Квачантирадзе передал секретные документы немцам? В Стокгольме? Что за бред! Дичь какая-то! В Стокгольме Квачи никого не видел и ни с кем не встречался. Ха-ха-ха! Смешно, да и только! Что? Пусть Квачи не отшучивается и не смеется?.. Да нет, не Квачи, а господин прокурор изволит шутить. С такими документами на руках вам не удастся погубить Квачи!

Прокурор составил протокол допроса:

– При столь серьезных обвинениях мы сажаем подозреваемого в тюрьму. Но вы, из уважения к отцу Григорию, покамест остаетесь на воле. Подпишите обязательство о невыезде.

Квачи подписал, вышел. Бросился к Гришке.

– Святой учитель, похоже, они не шутят... Помогите, не то каши враги сначала изведут меня, а потом примутся за вас,

Гришка захныкал:

– Слушай, Аполончик! Ты мой названный брат. Я делал все, что ты просил... Но времечко переменилось. Нет уж у Гришки прежней силы. Одолевают вороги. У всей страны на устах твое имя – винят тебя в поражениях. Кто прав, кто виноват – выяснит суд. Сколько мог, я тебе помогал. Пока не добудут новых документов, тебя не тронут. Отойди от дел, затихни, уйди в тень – вот мой совет...

Квачи и впрямь засел дома. На всякий случай "Доброго самаритянина" и разнообразную недвижимость продал Гинцу, а вырученную наличность припрятал у Силибистро.

Несколько газет проехалось по его адресу, не слишком вежливо упомянув удачливого князя. Квачи послал в "свои" газеты отповеди клеветникам, три газеты их напечатали – с сокращениями, остальные отказали.

В новостях, принесенных биржевыми агентами, тоже не было ничего утешительного.

– Дела идут неважно,– коротко суммировал Бесо.

– Смывайся,– посоветовал Чикинджиладзе.

– Э, нет, дела еще не так плохи,– ответил Квачи и решил еще разок испытать судьбу: объехал знакомых министров и вельмож.

Всюду ответ был короткий:

– Не изволят быть дома.

Или:

– Больны.

Или того хуже:

– Заняты.

Гришка повторил то же, что и в последний раз:

– Больше я ничего не могу...

Все отступились, все закрыли перед ним двери и умыли руки.

– Смывайся,– опять посоветовал Лади. Его поддержал и Бесо.

– Ни за что! – отрезал Квачи.– Скоро увидим, кто к кому пойдет на поклон...

Но когда на другой день вбежавший в его кабинет Чипунтирадзе испуганно выдохнул:

– Все пропало! Одельсонов арестовали...

Квачи встал и изрек:

– Вот теперь и впрямь пора! – сорвал с плеч эполеты, с груди кресты, швырнул их и зашумел, распаляя себя:

– Хватит, сколько несправедливостей я натерпелся! Довольно! Пора расквитаться с этими мироедами!..

И в тот же день развернул фронт на сто восемьдесят градусов.

Сказ о пророчестве Квачи, а также о ловушке

Однажды вечером Елена через Бесо передала Квачи: «Немедленно приходи. Может, удастся тебе помочь».

Спустя полчаса Квачи был уже у нее.

Елена представила его чернобородому и лысому Пуришкевичу.

Квачи удивился, обрадовался. Подумал: вдруг и правда этот поможет. Обнюхали друг друга, прикинули, кто чего стоит, и долго шушукались.

На следующий день Пуришкевич представил Квачи великому князю Дмитрию, князю Феликсу Юсупову, капитану Сухотину и доктору Лазоверту. Ужин растянулся до рассвета. Обо всем условились, выработали план действий, поклялись в верности и расстались.

Воротившись домой, Квачи с ядовитой улыбкой на губах делился своими мыслями с друзьями.

– Спятили, дурачье! Сами себя пожирают, пилят ветку, на которой сидят! Рыба гниет с головы, вот в чем беда. Ха-ха, перворот-то сверху задуман! Просят: мы, говорят, извести себя решили, помогите!.. Пожалуйста, господа! В таком благом деле охотно помогу!.. А того не ведают, недоумки, что первая капля крови обернется потоком, в котором раньше других сами же и утонут. Иисус учит: помоги в беде ближнему своему. И мой человеческий долг диктует мне то же самое. Ха-ха-ха! Да, господа, да! Я охотно и радостно приду вам на помощь – и он погрозил пальцем кому-то в пространстве, пророчествовал, точно вещий ворон: – Погодите! Придет время и вы горько пожалеете! Станете биться головой о стену, пить свою кровь и есть свое мясо, но всю вину на вас же и возложат! – Квачи выпрямился и опять стал выше ростом, как некогда на Демир-Тепе. Голос его звенел, и глаза сверкали: – Товарищи! Запомните мои слова и, если я погибну, передайте их миру и истории. Я – Квачи Силибистрович Квачантирадзе 27 декабря 1916 года заявляю, что Россия, вступив в мировую войну, подписала свой смертный приговор. Это раз. На днях несколько вельмож подрубят столп России, точнее – матицу, что держит кровлю. Это два. Еще через несколько месяцев эта же группа поддержит недовольные и тайные силы и вместе с ними разрушит плотину перед бездонной запрудой, копившейся тысячу лет – это три. Хлынувший поток первым делом смоет нынешнюю власть – это четыре. Затем он наберет силу, взвихрит бурю, с треском и грохотом сметет новую власть и снесет головы тем, кто сейчас растаскивает плотину и пилит матицу собственного дома – это пятое, и последнее. – Квачи вещал словно охваченный медиумическим трансом.– Товарищи! У меня много врагов. Я знаю – они постараются затушевать мои заслуги. Но и верных друзей, вроде вас, у меня немало. Быть может, мне суждено погибнуть, но вы не позволите историкам вышвырнуть мое имя на свалку забвения...

Еще долго витийствовал новоявленный пророк, но его друзья не запомнили ничего, кроме вышеприведенных слов и лишили историков бесценного клада.

Однажды я уже высказал свое мнение – сплетница-история как правило врет. Эту истину подтверждает судьба нашего героя. Книг о России, написанных в последовавшее за предсказанными событиями десятилетие, не уместить и на двухстах арбах. Но вот она, человеческая неблагодарность – нигде в них вы не найдете имени Квачи! Другие поделили его славу. Однако – благодарение Всевышнему! – в живых остались свидетели его деяний: хотя бы те же Бесарион Шикия и Джалил Эмин-оглы. Как же им не поверить!

Сказ о благодарности и искажении истории

На следующий день Квачи, Пуришкевич, Юсупов и другие собрались еще раз.

– Застрелить! – предложил один.

– Отравить! – посоветовал другой.

– Задушить! – вокликнул третий.

– Наша задача,– внушительно и со значением сказал Квачи,– перерубить ось, на которой вертится сегодняшняя Россия.

Столь образное мышление всех привело в восторг:

– Верно! – закричали, перебивая друг друга.– Перерубить!

Затем обсудили предложенный Квачи план.

– Учитель! – говорил Квачи в тот же вечер Распутину. – Святой отец! Ты так пекся обо мне, позволь хоть в малой степени отблагодарить... Если ты в настроении, пять красавиц хотят с тобой в баньку... – и шепнул на ухо еще несколько слов.

Гришка расплылся.

– Где? Когда?

– Этой ночью, у князя Юсупова...

– Красивые, говоришь?

– Красавицы из красавиц!

Гришка не дал договорить и, растроганный, обнял своего благодарного ученика и надежного защитника.

Примерно в полночь Юсупов с Квачи подъехали на автомобиле к дому Гришки и стали подниматься по лестнице.

– Нет, не могу! – вдруг прошептал побледневший Феликс и прислонился к стене.– Это низко, неблагородно! Я готов застрелить его здесь, но заманить в свой дом и... В этом что-то нечестное.

– Надо было думать раньше! – заметил Квачи.

– Вы правы! – Феликс собрался с духом.

Взбежали по лестнице, постучались в дверь и обнялись с расфранченным Гришкой.

Квачи с деланным смехом поддел старца:

– Ну, святой отец, отправимся во святые места!

Гришку словно куснуло подозрение:

– С поцелуем Иуды схожи твои лобзания, Аполончик! – и окинул взглядом обоих. В глазах мелькнул огонек недоверия.

Квачи с Юсуповым прикрылись шутками и смехом.

– Аполончик! Мы с тобой клялись друг другу в верности до гроба... Много я тебе сделал хорошего... Если у вас зло задумано, вспомни Господа и удались от меня.

– Учитель! Святой отец! Ты, верно, шутишь!.. – Квачи воскликнул это с таким искренним укором, что погасил вспыхнувшее в Гришке сомнение.

– Чудной ты, право, шуток не понимаешь! – осклабился старец. Но потом еще разок заглянул в глаза и пригрозил: – Мотри у мине!

Минут через двадцать все были в юсуповском дворце.

Квачи с Феликсом пили шампанское и потчевали старца.

– Святой отец, вот ваша любимая марсала. Почему не пьете?..

С верхнего этажа доносились звуки граммофона.

– Гости еще не разъехались...– неловко объяснил Феликс.– Сейчас разъедутся и... Красотки уже здесь...

Гришка выпил бокал марсалы, заел двумя пирожными.

– Почто енто не едите? – подвинул пирожное князю.

Квачи с Юсуповым переглянулись.

– Спасибо, святой отец... Я не любитель...