Текст книги "Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе"

Автор книги: Михаил Джавахишвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Три дня и три ночи Квачи и леди Харвей не видели ни в казино, ни на пляже, ни в парках.

Они точно повредились в рассудке; не в силах унять взыгравшую кровь, каждую неделю мчались на вокзал и носились по курортам всей Европы – Виши!.. Остенде!.. Карлсбад!.. Монтре!.. Веве!.. Лугано!..

Наконец остановились в Ницце, в "Отеле Небраска" и перевели дух.

О том, как «провернули» одно большое дело

Казино в Монте-Карло.

Искатели счастья со всех уголков земли, словно мухи на мед, слетались сюда. Азия и Европа, Америка и Африка – все здесь, все крутят колесо судьбы и жаждут богатства.

Удача и поражение отпечатаны на лицах: одни сияют, другие наливаются желчью, третьи попрошайничают в безнадежном отчаянии и, случается, кропят своей кровью сказочно красивый зимний сад.

Некоторые так привыкли к этому дворцу фортуны, что тут и старятся, живя на подаянье. Они знают секрет игры! Открыли способ обогащения! Он у них в руках – ключ к тайне, с десяток табличек, исписанных математическими формулами, безошибочными, как сама истина, плод проигранного состояния и десятилетних наблюдений. Хотите выиграть – поверьте этим людям! Плата невелика: проигрыш – ваш, выигрышем поделитесь; или дайте им хотя бы сто франков, чтобы они могли купить белье и сменить обувь. Большего они не просят, поскольку в этом казино легче умереть с голоду, чем войти туда в несвежей рубашке и запыленных штиблетах: стерильная опрятность, безупречная вежливость и беспрекословное послушание – вот чего требует от этого рода людей дирекция казино за право бесплатного входа во дворец фортуны.

Леди Харвей и Квачи каждую ночь пытают счастья в казино. Им не везет: леди Харвей скоро проигралась. Квачи пришел ей на помощь, однако повернуть колесо судьбы не удалось. Они проигрывали все больше и увязали все глубже, играя то по своему разумению, то по системе разорившихся советчиков.

Наконец Квачи получил свой чек из банка с уведомлением: на вашем счету ничего нет.

Расстроился Квачи! Очень расстроился.

– Бесо, поезжай в Экслебен и продай мою виллу!

Бесо привез деньги.

Квачи почти все отсчитал крупье.

Через неделю:

– Бесо, поезжай в Биарриц и продай мою виллу!

– Ты подарил ее леди Харвей,– напомнил Бесо.

– Отыграюсь и верну...

Через две недели опять призвал Бесо.

– Бесо. Сегодня же езжай в Париж и продай особняк. Ладно, ладно... Сам знаю, что гибну, но другого пути нету... Не робей, пока ты обернешься, я обстряпаю тут дельце...

В ту пору из Лондона приехал в Ниццу брат леди Харвей – лорд Броукстоун, богатый бонвиван и денди.

Квачи и лорд по достоинству оценили друг друга. Две недели их имена не сходили с уст у всей Ниццы. Они поразили старожилов размахом и роскошью, немного выиграли, в сто крат больше проиграли и без счета выпили. Наконец лорд сказал Квачи:

– Пренс, будьте моим гостем в Лондоне.

– Олрайт!..

По пути в Лондон заехали в Париж. Квачи пригласил брата с сестрой в свой особняк, уже не принадлежавший ему, но еще не освобожденный для нового владельца. Он еще разок тряхнул мошной, вернее тем, что в ней осталось, восхитив гостей своим домом.

Перед отъездом дал Лади Чикинджиладзе секретные инструкции, Бесо с багажом заблаговременно отправил вперед, сам же отбыл с леди Харвей и лордом Броукстоуном.

В Лондоне стараниями Бесо его ждали апартаменты в "Астории", ландо с гербом, автомобили и куча репортеров.

На следующий день газеты опубликовали сообщение:

"В Лондон прибыл кавказский принц царского происхождения. Большой друг Англии... Сторонник русско-английского сближения. Принц, личный друг лорда Броукстоуна, остановился в "Астории"".

Лорд Броукстоун и леди Харвей повезли Квачи показывать Лондон: Трафальгар, Черинг-кросс, Сен-Джеймс, Тауэр...

В Вестминстере Квачи встретил спикер палаты, в Бритиш-музеуме – главный директор, в Адмиралтействе – адмирал флота.

Вечером Броукстоун дал в фамильном дворце большой обед в честь Квачи: на следующий день Квачи пригласили в яхт-клуб и затем приглашали нарасхват, буквально не давая роздыха.

Через две недели Квачи отблагодарил всех: устроил такое сказочное пиршество, что гости по сей день вспоминают его. Присутствовали более трехсот гостей, высшее лондонское общество: люди либо чрезвычайно родовитые, либо столь же преуспевшие и богатые. Играл оркестр, пели лучшие певцы Европы: Карузо, Батистини, Нелли Мельба и Тито Руфо, Зал украшали экзотические цветы и тропические растения, выписанные с Ривьеры.

Целую неделю весь Лондон говорил об этом приеме.

Квачи того и добивался.

Вскоре по прибытии сюда он получил перечисленные телеграфом из Парижа десять тысяч фунтов стерлингов. В тот же день Бесо переслал их назад в Париж Чикинджиладзе. На другой и на третий день эти же деньги опять перечислялись из Парижа в Лондон и из Лондона возвращались в Париж.

Опытный Бесо сообщал о поступлении денег в самое неподходящее время – зачитывал телеграмму князю Багратиону как раз тогда, когда у него были гости. Квачи извинялся:

– Простите, господа, должно быть, срочная депеша...

Затем отдавал распоряжения:

– Немедленно получите эти десять тысяч фунтов. Сорок тысяч срочно отправьте главному управляющему в Тбилиси... Сообщите моему банкиру в Париже, чтобы выдавал моему парижскому секретарю князю Трубецкому ежемесячно миллион франков, а в Петербург, в нашу главную контору, телеграфируйте, чтобы решали все на месте и впредь не беспокоили меня...

– Яхта вашего сиятельства на пути в Лондон.

– Прекрасно.

– Тбилисская контора запрашивает, сколько им позволено расходовать ежемесячно на благотворительные цели?

– Триста тысяч.

– Еще одна телеграмма: граф Орлов согласен за предложенную вами цену – три миллиона – уступить золотые копи в Сибири.

– И слава Богу! Уведомите об этом главную контору. Остальное – после... Еще раз прошу извинить, друзья...

Примерно такой диалог затевали Квачи с Бесо в присутствии влиятельных лордов и могущественных банкиров.

Квачи понимал, что деловые разговоры в присутствии гостей здесь, в Европе, "шокинг", но знал он и то, что гости не осудят его строго, а лишь скажут с улыбкой:

– Вуаля ан пренс этранже э-э... экзотик!

А его друг лорд Броукстоун примерно так заступится за него:

– У каждого народа свои особенности...

А вот к чему Квачи вел дело, никто не знал...

Прошло две недели после нашумевшего и по сей день не забытого ужина "у князя Багратиона-Мухранского".

Квачи просматривал утренние газеты. Вдруг ему на глаза попалось сообщение, набранное крупным шрифтом: в Париже началась забастовка работников почты... Он выпустил газету из рук и задумался. Наконец подсел к столу, набросал что-то карандашом на листке бумаги и кликнул Бесо:

– Это список моих лондонских друзей. Направь всем письмо вот такого содержания. Желательно ответ получить в один день... Смекаешь?

Бесо улыбнулся:

– Еще бы! – отрезал коротко и вышел.

План был простой и ясный.

На следующий день около шестидесяти лордов, банкиров и промышленников получили письмо следующего содержания:

"Высокочтимый лорд (или мистер, или сэр!). Позвольте довести до Вашего сведения некоторые обстоятельства.

Завтра мне необходимо перечислить в мою главную контору в Петербурге изрядную сумму для немедленного покрытия срочных расходов. Большей частью необходимой суммы я располагаю, недостающую же велел выслать из Парижа моему парижскому управляющему.

Однако из сегодняшних газет я узнал крайне неприятную для меня новость: французская почта и телеграф не работают по причине забастовки почтовых служащих. Это обстоятельство спутало мои планы и задержало ход обычных финансовых операций.

Это бы полбеды. Но, как мне стало известно, в ближайшие дни собирается объявить забастовку английская почта.

Вышеозначенные обстоятельства вынудили меня, высокочтимый лорд (мистер, или сэр), воспользоваться Вашим щедрым гостеприимством и дружеским расположением. Пять тысяч фунтов стерлингов (некоторым он написал три тысячи, некоторым две и даже одну) избавили бы меня от временных затруднений. На всякий случай высылаю вексель сроком на десять дней. Нынче же отправлю в Париж одного из моих секретарей за деньгами, поскольку существует опасность затягивания забастовки.

Отныне жду возможности достойно оценить доброту Вашего сердца и широкое гостеприимство.

Заранее шлю Вам, высокочтимый лорд (мистер или сэр), сердечную благодарность и мои сожаления по поводу того, что пришлось Вас побеспокоить.

Примите мой сердечный привет и заверения в глубочайшем к Вам уважении.

Ираклий Багратион Мухран-батойи Князь и флигель-адъютант Императора Всероссийского"

Расчет Квачи оправдался сполна. С десяток адресатов не удалось нигде застать, остальным же письма были вручены и почти от всех получены деньги. Лорд Броукстоун лично посетил Квачи и вручил сумму вдвое больше запрашиваемой.

Леди Харвей тоже прознала о затруднениях Квачи: она заложила подаренные им жемчуга и фамильные драгоценности, по телефону пригласила его к себе и насильно вручила деньги, сопроводив их жаркими ласками. Могла ли бедняжка знать, что это был последний приступ умопомрачительной любовной горячки!

В тот вечер Квачи с Бесо два часа, не поднимая головы, считали деньги. Затем спешно собрали чемоданы и вызвали автомобиль.

Бесо объявил директору отеля:

– Их сиятельство отправляется в Бирмингем, посмотреть новейшие устройства на заводах – на предмет приобретения. Послезавтра вернемся. Апартаменты оставляем за собой...

Попетляли узкими лондонскими улицами, выехали к речному порту и вниз по Темзе ринулись к морю.

Через день вместо Бирмингема они были в Антверпене.

А теперь сказ о драгоценных камнях, сумасшедшем доме, дуэли, кинокартине и прочих деяниях

С тех пор Квачи Квачантирадзе колесит под разными фамилиями по белу свету: то он князь Багратион, то наследник афганского эмира, то граф Тышкевич, то иранский принц Каджар. Кто сосчитает все его подвиги, кто опишет разнообразные трюки, их изящество и остроумие!

В Нью-Йорке он где-то откопал особу своего пошиба.

Начали с небольшого опыта.

Квачи вошел в ювелирный магазин, отобрал несколько превосходных камней и тщательно их рассматривал. Погодя в магазине появилась его новая сподвижница; завела у витрины разговор с владельцем магазина. Квачи незаметно обронил один бриллиант; тот мягко упал на ворсистый ковер. Сподвижница переменила место, наступила на камень, затем закончила разговор и ушла, унося на подошве прилипший бриллиант.

Владелец магазина обнаружил потерю, с сомнением покосился на Квачи. Тот оскорбился, потребовал, чтобы его обыскали. Появилась полиция – обыск, протокол, затем извинения. Бледного от негодования Квачи проводили до автомобиля да еще попросили принять несколько тысяч долларов в качестве моральной компенсации.

В Антверпене – городе алмазов, Квачи направил свою подружку в частную, только что основанную лечебницу для душевнобольных.

– Вы знаете мсье Вермье? – спросила она директора лечебницы.

– К сожалению, не знаю. Я совсем недавно в Антверпене.

– Это мой отец. Бедняга сошел с ума, все время бредит бриллиантами. Не выпускает из рук свой маленький саквояж и уверяет, что тот набит алмазами. Временами он становится таким буйным, что нам приходится применять силу. Я очень прошу взять его в вашу лечебницу.

– С удовольствием, мадмуазель!

– Все мои драгоценности папочка забрал – собирается, видите ли, открыть ювелирный магазин... Предупреждаю – когда будете их отбирать, он станет сопротивляться.

– Это уже по нашей части. Справимся. Вы сами его привезете, или прислать санитаров?

– Нет, нет, я сама. Не надо его травмировать...

Затем ловкая девица явилась в магазин мсье Вермье. Отобрала прекрасные серьги, диадему и жемчужное ожерелье.

– Мсье Вермье! Сегодня день моей помолвки. Отец дал семьдесят тысяч и доверил самой выбрать подарок. Мне безумно нравится это ожерелье, но не хватает двадцати тысяч. Папа, конечно, не постоит за ценой, но я боюсь опоздать: пока вернусь домой, пока он выпишет чек, банк закроется... Пожалуйста, сделайте для меня одолжение, поедемте к нам!

Мсье Вермье задумался. Предвкушение барыша взяло верх над осторожностью:

– Хорошо. Идемте.

– Возьмите все три вещи. Может быть, папа выберет серьги, или диадему: они тоже дивно хороши. Хотя я обожаю жемчуг...

Вермье сложил отобранные украшения в маленький сак. Сели в авто и подъехали к лечебнице, которая больше смахивала на роскошный особняк, нежели на сумасшедший дом.

Их встретили с приветливыми улыбками.

– Милости просим! Присаживайтесь. Сегодня чудесная погода...

Девица вела себя как дома: отдала людям несколько несущественных распоряжений и прямиком направилась к директору.

– Привезла, доктор. И, конечно же, со своим саком. С нашими фамильными драгоценностями. Еще раз предупреждаю: он будет сопротивляться, бредить... Главное, конечно, лечение, но согласитесь – не очень-то приятно, когда все состояние семьи в руках душевнобольного.

– Не беспокойтось, мы привычны к эксцессам – опыт!

Директор с девицей вышли в гостиную.

– Бонжур, мсье Вермье! Очень приятно познакомиться! Пожалуйста, пройдемте со мной...– и увел Вермье из гостиной.

– Папочка, вот драгоценности! – бросила в пространство девица и взяла у Вермье сак якобы для того, чтобы показать отцу украшения. Невозможно было понять, к кому она обращалась, кто ее "папочка" – Вермье или директор.

Вермье озадачила обстановка комнаты, в которую его ввели, да и одежда персонала настораживала. Он смешался, потянулся за своим саком. Однако девица с улыбкой, покачав головой, выбежала из комнаты. Вермье бросился за ней. Тут-то его и схватили – трое сильных санитаров легко, как пушинку, подняли немощного старичка.

– Пустите! Мой сак! Мои жемчуга! Мои бриллианты! – вопил Вермье.

– Успокойтесь, мсье Вермье! Ваши бриллианты не пропадут... Успокойтесь, Я врач-психиатр. Вы находитесь в лучшей лечебнице. Скоро мы вас вылечим и вернем назад, в вашу семью.

– Что? Психиатрическая лечебница? Кто из нас сумасшедший – я или вы?.. A-а, я все понял! О, горе мне!.. Все пропало!.. Господи, что же делать! Пустите! Помогите! Где мои алмазы?!

– Я сказал, успокойтесь, мсье Вермье! Ваши драгоценности у вашей дочери.

– Какая дочь? Да вы бредите! Эта девица ваша дочь. Ваша, а не моя!

– У меня нет ни дочери, ни жены, уверяю вас.

– У меня тоже нет дочери. Так значит...– Вермье вдруг прозрел, все понял и чуть впрямь не свихнулся,—Поймите, олухи безмозглые – эта воровка провела нас всех... Хватайте ее! Догоните! Быстрее!!!

Директор лечебницы встревожился не на шутку. Минут за пять они с Вермье скороговоркой пересказали друг другу и сопоставили все, что знали. Затем бросились к телефону, но было поздно: Квачи и его напарницу словно земля поглотила...

В Вене Квачи приметил богатого барона еврея. В клубе вроде бы случайно толкнул его локтем и сам же возмутился.

– Осторожней! Невежда! Грубиян!

– Извините... но я... я...

Квачи не дал ему договорить и легонько ткнул в подбородок.

Поднялся шум, кончившийся тем, что Квачи с бароном обменялись адресами.

На следующее утро секунданты Квачи – Бесо и Чипи Чипунтирадзе явились к барону и объявили:

– Это дело не может кончиться без крови.

Затем вскользь бросили:

– Советуем не торопиться, барон! Афганский наследник прославленный стрелок, без преувеличения – в летящую муху попадает. Можете сами убедиться: сегодня в пять часов принц будет в тире Пратера. А вечером мы зайдем еще раз... поговорим. Возможно, удастся избежать кровопролития...

– Но мне кажется, что без дуэли уже все-таки...

– Да, да! Конечно! Дуэль непременно состоится. Но... можно сделать так, чтобы не пролилась кровь. Подумайте до вечера...

С пяти до шести часов Квачи палил в тире – изрешетил все мишени. Подосланный соглядатай убедил барона, что афганский принц и впрямь стреляет без промахай

Вечером Бесо сказал барону:

– Принц дает честное благородное слово и клянется святым именем Магомеда, что не прольет вашу кровь, если... если мы договоримся.

– К делу. Сколько вы хотите?

– Ваша жизнь бесценна. А ваш капитал ценится в десять миллионов. Нам довольно и одного.

– Мне проще сегодня же исчезнуть из Вены.

– От позора никуда не скроетесь. Мы на всю Европу раструбим о вашей трусости.

– Евреи никогда не хвастались смелостью и никогда не платили так дорого за сомнительную славу дуэлянта.

– Не забывайте, что вы австрийский барон.

– Сто тысяч. И кончим на этом.

– Девятьсот тысяч с кровью и восемьсот без крови.

– Не понимаю.

– Вы легко раните принца и выйдете из дуэли победителем. Как мы это устроим? Это уже наше дело.

Идея дуэли с кровью барону понравилась.

– Если дуэль кончится ранением принца – двести.

– Восемьсот!

– К двумстам не прибавлю ни пфенига.

Сошлись на полмиллиона и половину тут же получили.

В день дуэли поутру Бесо расцарапал Квачи левую руку, наложил легкую повязку и повез в Шенбурнский лес, где дожидались барон и его секунданты.

– Что ж, начинайте... Раз... два... три!

Барон и Квачи, не целясь, пальнули друг в друга.

Квачи уронил пистолет, схватился за левую руку и, пока доктор подбежал к нему, сорвал повязку с раны.

– Ничего, ничего... Пустяки! Рана легкая, за три дня заживет!– успокаивал доктор.

Барон напыжился и заважничал. То и дело повторял:

– Я ранил на дуэли афганского принца... В левую руку... Научил молодца вежливости!

В тот же вечер Квачи с бароном окончательно рассчитались, и в том же клубе отметили свое примирение. Барон и там ходил гоголем и хорохорился:

– Я благодарю Бога за то, что мой друг принц так легко отделался. Принц, выпьемте на брудершафт! Ты счастливчик!.. Да, да, поверьте – он счастливчик: ведь сначала я целился ему в сердце, но пожалел такого молодого и красивого...

Квачи улыбался, пил и дружески похлопывал барона по плечу...

Прошло немного времени. "Афганский принц" и эти деньги пустил по ветру – прокутил и профукал.

Туго ему пришлось, очень туго! А как приперло, опять взыграла творческая жилка. Он маялся, тужился, буквально как роженица, и произвел на свет премилую комбинацию. Она была так хороша, что Квачи проявил особое старание: тщательно сплел силки, завязал узлы – все привел в надлежащий порядок и затем явился к директору одного крупного банка:

– Позвольте представиться: я от фирмы Патте. Мне нужно снять ограбление банка для синема. Не буду долго занимать ваше внимание, сейчас вы все поймете: банк ваш, а артисты наши. Вы с сотрудниками также примете участие в съемках и навсегда останетесь на экране. К тому же неплохо заработаете.

Директор расплылся в улыбке.

– Спасибо, что остановили выбор на нашем банке...

Собрал сотрудников и сообщил новость. Все оживились.

– Мы приедем завтра, каждому разъясним мизансцену и проведем репетицию...– говорил Квачи: – Да, вот еще что: дайте знать полиции! Впрочем, я и сам договорюсь с ними.

Bce так же улыбаясь, директор взялся за телефон.

– Алло! Мсье Град, это вы? Сообщаю, что завтра наш банк будет ограблен.

– Что? Кто?! Что вы такое говорите?!

– Успокойтесь, мой друг, успокойтесь! Это собираются снимать картину для экрана. Да-да, и вас тоже снимут. К вам сейчас же заедет режиссер от Патте...

На следующий день Квачи и полицмейстер обошли полицейских в окрестностях банка. Полицмейстер предупредил каждого.

– Этот человек будет снимать для синематографа ограбление банка. В самом банке и на подступах разыграют суматоху, поднимут крик. И тебя тоже снимут. Но пока вот этот человек не даст указаний, ни во что не вмешивайся. Понял?.. Передай остальным!

Затем Квачи и его свита с аппаратом заявилигь в банк.

– Итак, все по местам! Работайте, как ни в чем не бывало. Когда ворвутся бандиты, вы испугаетесь. Вот вы полезете под стол... Вы броситесь к директору... Да, да, именно так... Вы не успели закрыть кассу, подняли руки вверх и с перепугу разинули рот. Пошире чтоб было посмешней... И все! В этой сцене больше ничего. Погоню за бандой снимем на улице... Итак, по местам!..

Разъяснив мизансцену клеркам, Квачи зашел к директору.

– Вот этот бандит ворвется к вам и станет угрожать револьвером. Вы окаменеете от страха и не сможете шелохнуться. Вот этот перережет телефон и...

– Револьвер случайно не заряжен?

– Ну что вы! Можете не волноваться... Начнем, пожалуй.

Чипунтирадзе ворвался в кабинет директора и в самом деле перерезал телефон. Оператор во всю крутил ручку аппарата:

– Сцена с директором снята! Отлично! Переходим в кассу...

"Артисты" вышли в общий зал и вынесли аппарат.

– По местам! Сначала снимем кассу, а уже после остальных... Второй и четвертый бандиты, начинайте!

Чипунтирадзе и Бесо Шикия ворвались в кассу.

Квачи носится и командует:

– Руки вверх! Вверх!.. А вы раскройте рот пошире! Не улыбаться, испортите! Отвернитесь, отвернитесь! Бесо. шуруй! Чипи, сметай все! И дуйте, братцы, со всех ног! Кассир, можете повернуться!

Пока Квачи командовал, оператор крутил ручку аппарата, а кассиры изображали из себя артистов, "бандиты" и впрямь смели все из касс и сейфов и исчезли.

Директор и несколько служащих как-то насторожились, в их души закралось сомнение: деньги-то и впрямь унесли...

Оператор направил аппарат на встревоженных служащих, восхищенный естественностью их игры. Квачи кричал:

– Именно так! Замечательно! Гениально! От артистов никогда не добиться такой подлинности!.. Теперь снимем сцену на улипе!

Директор бросился к перерезанному телефону, остальные погнались за Квачи.

– Помогите! – завопили кассиры.– Банк ограбили! Ловите!

– Знаем, знаем! – посмеивались в усы полицейские и не двигались с места.– Это все для кино...

– Да говорят вам, ограбили!

Не скоро удалось убедить полицейских ринуться в погоню, но...

Режиссера от Патте разыскивают по сей день.

Дурные деньги, также дурно утекали из рук. Приходилось плести и раскидывать все новые силки и сети.

Но тут грянул гром и европейский Эдем поразила молния – началась мировая война.

И Квачи мгновенно сменил фронт: изобрел новые капканы, ловушки, обрядился в соответствующие времени доспехи.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Сказ о тайном обязательстве

Берлинская биржа походила на сумасшедший дом. Одни связали судьбу и свое состояние с войной, другие – ставили на мир: крутился поистине неистовый вихрь из акций, облигаций и тысяч ценных бумаг, а также бумаг, не представляющих ни малейшей ценности; одни в течение дня взлетали на немыслимую высоту, другие низвергались в бездну.

Квачи поставил на войну и, соответственно, положил глаз на акции рудников, сталелитейных концернов и оружия. Воспользовавшись ситуацией, вступил в сговор с игравшими на понижение и скупил акции Шнейдер-Крезо, Шкоды, Армстронга и Круппа. Вложил в эту операцию все, оставшись почти без наличности.

Затем, подхватив лозунги толпы, стал вопить на улицах, в газетах, в кафе и салонах:

– Нах Пари! Нах Москау! – На Париж! На Москву!

Через несколько дней из Германии проник во Францию и там тоже сорвал голос:

– А Берлин! А Берлин! – На Берлин!

Позже, вернувшись в Россию, надрывался, где только мог:

– На Берлин! На Константинополь!..

Прошло время. Искра, высеченная в Сараево, ярким пламенем охватила весь мир. Выстрел Принципа отозвался эхом, гром которого достиг небес. Капля крови, пролитая в Сербии, сперва превратилась в реку, а затем разлилась неоглядным морем. Миллионы обученных воинов яростно ринулись друг на друга. Остальные подперли тылы и стали служить кровавому Марсу, одинаково страстно утверждая: "С нами Бог!" И крестились окровавленными пальцами, и молили Властителя Душ о поддержке, видя в нем военного союзника.

Враг рода человеческого сперва ступил в кровь по щиколотку, затем вошел по колени, погрузился по пояс в кровавую запруду, а под конец саженками вплыл в кровавый омут и целых пять лет бултыхался в нем.

Поднебесье и преисподняя захлебнулись слезами и кровью, оглохли и ослепли от плача, причитаний и стонов.

Только Квачи Квачантирадзе с подручными точно зубастая щука шнырял по морю крови, носился по гудящему мировому пожарищу и, обезумев от свалившейся удачи, сражался на всех фронтах:

– Акции Шнейдер-Крезо продать!.. Круппа купить!.. Армстронга заложить!.. Шкоду выбросить!.. Сахаром запастись!..

Но вот к нему зажился французский закон в фуражке с козырьком:

– Квачи, на фронт!

Квачи на фронт? То есть, на войну? В Верден или в Ардены?.. Спятили они, что ли? А вдруг рядом разорвется снаряд и прольется кровь? И какая кровь – князя Квачантирадзе, афганского принца, грузинского Багратиона!..

И поскольку Лондон все еще был опасен для него – уж очень он там наквачил и проквачился во время своего пребывания, Квачи с товарищами вынырнул в Манчестере.

Прошло немного времени, и тот же закон настиг его в Англии:

– Тотальная мобилизация! Все на фронт!

– Бесо, видать и туточки свихнулись! Айда в Рим...

В Риме повторилось то же самое.

И только в Женеве Квачи достиг мирного берега. Забрался повыше в Альпы и с тихой своей кочки, с безмятежного островка поглядывал на полыхающий пожар войны.

Там, на островке, его нашло письмо Распутина. Учитель писал:

"Брат мой Аполончик!

Чаво виляйся~то по иропе паганой? Воротись суды, ато скушно биз тибя да дилов очинъ много. Здеся будит у тибе мир, покой, слава, деньги и благодать Божия. Да тащи суды илену и таню. Так хочу я! Да, я! Григорий! Мотри, не опоздай. Да, Григрий!"

Напуганный и обрадованный этим письмом российский посол обеспечил Квачи комфортабельное путешествие по суху и по морю и просительно скуксился на прощание:

– Уж замолвите за меня пару слов перед святым старцем...

Бесо разыскал где-то Елену. Прихватили и ее с собой.

Кто знает – чьей-то волею, или же волею судеб случилось то, что случилось: при погрузке на корабль на пристани Квачи лицом к лицу столкнулся с Ребеккой. Ни Квачи, ни Ребекка не вспоминали историю расставания.

Из трюма на палубу вылез Исаак Одельсон. Захныкал:

– Разорился! Еду в Питер к моему дяде... Гинцу...

– Гинцу? Гинц ваш дядя? Что же вы раньше не говорили?..

Квачи несколько раз прижимал Ребекку в темных пароходных закутках, но Реби упрямо твердила:

– Нет, нет... Только не здесь... Не будь таким нетерпеливым...

Пароход в сопровождении крейсеров прибыл в Берген. Пересели в поезд, пересекли Норвегию, добрались до Стокгольма.

Едва Квачи успел переодеться в гостинице, как к нему заявились Одельсон с каким-то немцем. Осмотрели номер, заперли дверь, усадили Квачи и зашушукались, то и дело выглядывая в коридор и озираясь. Шушукались долго, часа два. Наконец сговорились и встали с каменными лицами. Выходя из номера, Одельсон обернулся:

– С этой минуты мы не знакомы. Вы знаете только Ребекку, у которой берете уроки французского. Связь через нее. Прощайте!..

Кое-что Исаак передал в тот же вечер. Целой ночи не хватило на то, чтобы выслушать Реби и самому высказаться.

Наутро Квачи нашли какие-то грузины, тоже заперлись с ним и зашептали:

– Нам выгодней, чтобы победила Германия: поработайте на немцев с той стороны. В случае их победы, мы, как Польша, хотя бы получим автономию...

– Грузии ни к чему автономия.

– Ради чего же мы проливаем кровь?

– Ради великой России! Ее победа – и наша победа! А все остальное – язык, национальная культура, политические права – химера! Чего вы вцепились в эту Грузию – горсточку народа на крохотной земле! Окиньте взглядом Россию – шестая часть Земли! Если у вас есть силы, расправьте крылья и парите по этому бескрайнему простору!

Но земляки не отступились, и Квачи решил дать им расплывчатые обещания – вдруг из них удастся вытопить жирок.

Вернувшись в Петербург он за две недели раскинул ажурную сеть, прорыл осыпавшиеся канавы, протоптал заросшие тропки и навел новые мостки.

Избежав воинской повинности, вырядился в форму "земгусара", навинтил на сапоги лихие шпоры, приделал кокарду к военной фуражке, на плечи – золотые эполеты, не забыл и аксельбант, и бравый блестящий князь вернулся к проспектам, ресторанам, клубам и придворным красавицам, коих за прошедшие годы развелось больше, чем прежде.

Сказ о «Добром самаритянине» и новом успехе Квачи

В один прекрасный день на Невском проспекте открылась контора с вывеской золотыми буквами: "Общество помощи инвалидам и жертвам войны «Добрый самаритянин».

Председатель и фактический хозяин общества – Квачи Квачантирадзе; на него работают девять секретарш, столько же адъютантов и до двухсот служащих – из отборных "земгусаров". Среди множества смазливых машинисток особым расположением хозяина пользуется золотоволосая Ребекка Одельсон.

Квачи собрал под своим крылом всех старых друзей, кроме Габо и Седрака, призванных в армию и брошенных на Стамбул. Пришлось хлопотать и вызволять обоих, поскольку они были незаменимы в многотрудном "патриотическом" начинании; Квачи ждал их со дня на день.

Наконец они прибыли.

– Ва-а, книаз, да ты генералом заделался!

Обнялись крепко, и шумно отметили в "Аркадии" возрождение былого товарищества.

Квачи отдавал в день десятки распоряжений:

– Второму корпусу – тысячу лошадей!.. Третьей армии – сто вагонов овса!.. В Варшаву – двести вагонов муки!.. Пятой армии – десять тысяч пар белья!..

Он прямо-таки разбухал от доходов.– чуть ли не каждую неделю к его текущему счету приписывался очередной ноль. Время от времени, вызвав Ребеку, тайно передавал кое-какие сведения, зашифрованные и записанные на папиросной бумаге; Ребекка прикалывала ее шпилькой к своей высокой прическе и уходила.

Днем Квачи работал, а вечера проводил с Гришкой и важными тузами.

Гришка сильно изменился: стал невеселый, молился чаще и жарче, сокрушенно вздыхал и рвал на груди рубаху.

– Святой учитель! Что тебя мучает, какая тревога гнетет? – спросил однажды Квачи.

– Брат мой Аполончик! Сердце чует беду. Не угодна Боху эта война, не благославляет он нас. Мы проиграем и рухнем. Господи, спаси и сохрани! Аполончик! Когда зачиналась эта война, я бросился в ноги царю-батюшке и слезно просил: "Николаша, не воюй! Народ загубишь. Расею разрушишь, трон потеряешь, сам погибнешь и нас погубишь!" Не прислушался. Малоумные и нечистые одолели. Я и отошел в сторонку, дабы избежать опалы царской. А теперь свою бестолковость и поражение на нас валют. Сам сатана устроил союз святой Руси с греховной Францией. Что у нас общего с этим народишком? Ни в Бога они не веруют, ни стыда не знают, ни царя у них нету. Пустой и развратный народ, сам сказывал. Вчера цельную ночь простоял я пред иконою. Все время плачет моя икона, Аполончик, плачет! А это значит, что гибнет Расея... Запомни мои слова: ежели мы сейчас же не выйдем из войны, погибнем...

Квачи согласился с Гришкой и пообещал всячески способствовать примирению, хотя видел и чувствовал, что действовать в этом направлении небезопасно: шелудивая и вострозубая сука-война нашла много сторонников среди властьимущих, готовых на все в слепом рвении.