Текст книги "Советский рассказ. Том второй"

Автор книги: Михаил Шолохов

Соавторы: Вениамин Каверин,Валентин Катаев,Александр Твардовский,Владимир Тендряков,Гавриил Троепольский,Эммануил Казакевич,Сергей Антонов,Владимир Лидин,Василий Субботин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 58 страниц)

4

Шурпа давно была съедена. Молодые гафизы продолжат петь. Весельчаки состязались в острословии. Сидевшие на айване пожилые люди делились друг с другом воспоминаниями о прошлом. В кругу молодежи темы бесед менялись ежеминутно. Среди их голосов выделялся зычный голос Мухаммадмурада.

– Занятный парень, – указав в его сторону, сказал Салим-муаллим. – Вбил себе в башку потягаться с тобой.

– Да, – подтвердил Ахмадбек.

– Не правится мне это, завтра обязательно поговорю с ним.

– И что ему скажешь?

– Не беспокойся, знаю, что сказать.

Вдруг Ахмадбек догадался, о чем думает его друг. Что ни говори, а Ахмадбек всю жизнь был дехканином, а дехкане народ простодушный. Он только теперь понял, что думает о нем Салим-муаллим: от Ахмада-пахлавона осталась одна былая слава! Вот почему в прошлом году накануне Октябрьских праздников он не допустил, чтобы Ахмадбек вышел на майдан, вот почему и сейчас намерен поговорить с Мухаммадмурадом и втемяшить ему в голову, чтобы тот перестал задирать Ахмадбека. Слава богу, Ахмадбек еще не успел рассказать своему другу, что случилось сегодня утром на улице, пока он ждал его, иначе Салим вызвал бы Мухаммадмурада в кишлачный Совет и надрал бы ему уши. Вот было бы позору!..

– Салим, – вполголоса, чтобы не слышали окружающие, обратился к другу Ахмадбек, – я хочу тебе кое-что сказать…

– Говори, я слушаю.

– Ты знаешь моего шурина? Да, да, мясника. Есть у него одна интересная способность… Если ты, к примеру, хочешь зарезать барана, корову или телку, он обязательно требует, чтобы ему сперва показали скотину. Барана он схватит за загривок, приподнимет, затем опустит на землю и ощупает. Корову или телку потрогает за подгрудок, потом возьмет за холку, потрясет и скажет: вес вашей скотины такой-то, мяса столько-то, сала столько-то. А после убоя, если ты удосужишься взвесить мясо и сало, то убедишься, что он ни на килограмм не ошибся.

– Что ж, и я знаю такого человека. Нарзи-мельник только взглянет на мешок зерна и точнее весов назовет вес.

– Молодец! Значит, ты понял меня…

– Ну, а что ты все-таки хотел сказать?

– Когда я занимался борьбой, то с первого взгляда мог определить силу противника…

– А теперь?

Ахмадбек с минуту сидел молча, затем сказал:

– Теперь тоже.

– И можешь проучить его? – Салим-муаллим кивнул в сторону суфы, на которой сидела молодежь. – За чем же дело стало?

– Завистник он. До сих пор у меня язык не поворачивался это сказать. Завистник. Еще двадцати полных лет нет, а уже завистник. Только посмотрю на него, увижу, как он ненавидит меня, на душе становится муторно…

– Интересный ты человек, Ахмадбек!

– Ну, допустим, был бы завистником человек нашего возраста… Аллах с ним, сказал бы я. Горбатого могила исправит… Но что делать с двадцатилетним завистником? Глаза у него черные. Поверишь ли, черные глаза, которые великие поэты сравнивали с черносливом и еще с тысячью прекрасных вещей, у него жгут, как осы, как хвост скорпиона…

– Да, взгляд у него тяжелый, – согласился Салим-муаллим и помолчал, задумавшись. – Неприятный какой-то взгляд. Но и ты тоже чудак! Ведь люди бывают разные. Ты хочешь, чтобы все пахлавоны были бы такими же справедливыми и благородными, как Навруз?

– Не знаю… Не могу тебе объяснить, что у меня на душе…

Подали плов. Ахмадбек вынул нож и принялся разрезать мясо. В это время к нему подошел сын хозяина дома. На ладонях он держал тонкую лепешку с большой мясистой мозговой костью…

– Для дядюшки Ахмадбека, – смущенно сказал мальчик, по виду которого было ясно, что такое поручение он выполняет впервые.

– Кто прислал? – спросил Салим-муаллим, принимая у него лепешку.

– Мухаммадмурад, – ответил мальчик и быстро сбежал с айвана.

Друзья многозначительно переглянулись.

5

Удрученный ушел Ахмадбек с туя. Ему хотелось остаться одному, подумать…

Запоздалая луна посеребрила вершины гор. В лунном свете солома, разбросанная на току, поблескивала, словно отшлифованный янтарь. Мириады сверчков завели свою тоскливую песню, и на фоне их монотонного свиста доносящиеся из кишлака звуки домбры и рубоба казались Ахмадбеку далекими и чужими.

Старик сторож спал на узенькой железной койке возле молотилки. Последние две недели Ахмадбек целыми днями трудится на этом хирмане [42]42
  Хирман– ток, гумно.


[Закрыть]и иногда вечером заворачивает сюда скоротать часок-другой со стариком.

Увидев спящего сторожа, он направился к развесистому карагачу, чья прохладная тень днем была прекраснейшим местом отдыха, и там присел. Доброе свойство есть у всех хирманов – как бы ни было тоскливо на сердце, посидишь здесь часок-другой, успокоишься и все позабудешь.

Но сегодня тяжелые мысли не оставляли Ахмадбека. Оскорбительное рукопожатие Мухаммадмурада, его полные неприязни взгляды и то, что на туе на глазах у всех он послал ему мозговую кость, грубо намекая на то, что силы у Ахмадбека иссякли и ему необходимо их восполнить, – все это никак не выходило из головы, сколько он ни старался.

«Парень совсем опьянел от славы… „Звездная болезнь“ вскружила ему голову, – вздохнул Ахмадбек. – Правду говорит Салим, люди все разные, всяк на свой лад…»

В памяти Ахмадбека ожили некоторые картины его собственной молодости. Вспомнилась и встреча с Наврузом-пахлавоном.

В те годы Навруз-богатырь был очень знаменит. Слава о нем гремела по всему Дарвазу. Хотя Ахмадбек был тогда еще новичком, молва о его победах дошла до слуха борцов, пахлавонов соседних районов. Может быть, причина столь скорой известности Ахмадбека заключалась в том, что борьба проходила в самый разгар строительства Большого Памирского тракта и как раз на празднике дорожников он завоевал свою первую победу. А ведь то, что происходит на дороге, быстрее обычного становится общим достоянием. Ведь на строительство собрались тысячи людей со всех концов Таджикистана, и национальная борьба была одним из любимейших развлечений строителей.

Как-то Ахмадбек вел своего охромевшего жеребца в Верхний кишлак к ветеринару. Хотя конь с трудом ступал на больную ногу, Ахмадбек все же перебрался с дороги на тропу, идущую по-над Ванчем, чтобы повстречать меньше людей. Ведь каждый встречный обязательно начнет расспрашивать, отчего и когда охромел скакун, набрал ли Ахмадбек такой-то травы на таком-то склоне, растолок ли ее и приложил ли к больной ноге жеребца, прибегал ли он к помощи целебной воды, которая вытекает из такого-то источника, и так далее и тому подобное.

На одном из поворотов тропы Ахмадбек вдруг остановился. Жеребец, бредущий сзади, ткнулся мягкой мордой ему в шею и обдал горячим дыханием, будто спрашивая о причине внезапной остановки.

Шагах в тридцати, под ореховым деревом возле родника, на расстеленном румоле [43]43
  Румол– поясной платок.


[Закрыть]молился человек. Он стоял на коленях лицом к Ахмадбеку и, опустив голову, беззвучно шевелил губами. Обычаи запрещают мешать молитве. Ахмадбек накинул поводья на ближайший куст и присел на камень в ожидании, пока незнакомец кончит молиться.

Спустя некоторое время со стороны родничка послышался голос:

– Эй, сынок, иди сюда!

Незнакомец, перестелив платок на другое место, вынимал из своей дорожной торбы сдобные лепешки, сушеный урюк, изюм, вареные яйца и прочую снедь. Затем он выпрямился, и Ахмадбек сразу понял, что перед ним пахлавон.

Поздоровались. Поинтересовались здоровьем друг друга.

– Ты из этого кишлака? – указав в сторону, откуда шел Ахмадбек, спросил встречный.

– Да.

– Раздели со мной трапезу, сынок. Когда я один, кусок не лезет в горло.

Незнакомец говорил очень приветливо, с ласковой и доброй улыбкой, и Ахмадбек, хоть и спешил, не смог отказать ему.

Сели за дастархан и начали есть, макая сдобные и вкусные лепешки в воду ручья, который, перерезав пешеходную тропу, сбегал в Ванч.

Гнедой, поджав больную ногу, время от времени нетерпеливо фыркал и, мотая головой, жалобно глядел на хозяина.

Путник спросил Ахмадбека имя председателя колхоза, поинтересовался здоровьем аксакалов кишлака. Ахмадбек отвечал по возможности подробнее.

– Несколько лет назад я гостил у вас, – сказал незнакомец. – Хороший кишлак, и климат мягкий, и живут там добросердечные и гостеприимные люди. – И, пожевав размоченную в воде лепешку, вдруг спросил: – Ахмадбека знаешь?

– Какого Ахмадбека? – Сердце у молодого человека усиленно забилось.

– А разве у вас много Ахмадбеков?

– Из взрослых один.

Поняв свою оплошность, Ахмадбек густо покраснел. К счастью, путник в это время рылся в торбе и не смотрел на собеседника.

– Именно его я и имею в виду. Пахлавона.

– Жив-здоров…

– Говорят, силен и ловок?

– Сила-то у него есть, но молодой еще… – пробормотал Ахмадбек, не зная, куда деваться от стыда: говорит о себе в третьем лице, как о постороннем человеке.

– Э, сынок, борьба и молодость сочетаются очень хорошо.

– Кто его знает…

– Ты ведь тоже, братец, занимаешься борьбой, я это сразу понял… Как тебя звать?

Вопреки желанию Ахмадбека беседа приняла такой оборот, что он и не соврал, но и правду не сказал, и если теперь откроет незнакомцу свое имя, тот будет вправе обидеться, а назовется другим именем, еще больше погрязнет в болоте лжи…

– Иногда выхожу на майдан, – смущенно произнес Ахмадбек, моля аллаха, чтобы незнакомец не повторил своего вопроса.

– А с Ахмадбеком боролся? Небось он тебя уложил?

– Мы были равны.

– Вот как?! – воскликнул незнакомец и поднялся с места. Ахмадбек тоже встал. Незнакомец испытующе осмотрел его с ног до головы, на его лице засияла добрая улыбка, и он сказал:

– Поборемся, сынок?

– Как же?.. Ведь я… – проговорил Ахмадбек, оглядываясь на своего коня.

– Ничего, это не займет много времени, – с прежней улыбкой настаивал незнакомец. Наверное, он улыбался самому себе, потому что и в самом деле выдумал невиданную штуку – в пустынном месте первому встречному предложить померяться силой…

– Вот прямо здесь?.. Но как же?..

– От нечего делать и тыкву сажают, как говорится. Давай разомнемся немного. – И, присев на корточки перед дастарханом, он прочел благодарственную послеобеденную молитву.

Ахмадбек тоже провел руками по лицу и произнес «аминь».

– Вижу, у тебя нет поясного платка, – сказал незнакомец и, стряхнув в ручей крошки с румола, свернул его и подпоясался. Затем достал из дорожной сумы новый желтый шелковый платок и, ловким движением скрутив его в жгут, протянул Ахмадбеку. – На, повяжись.

Ахмадбек все так же растерянно глядел на него.

– Э, да ты, вижу, скромник, – сказал тот, опоясывая его платком. Он хотел и узел завязать, но Ахмадбек со словами: «Спасибо, я сам», – повязал платок.

Обходительные манеры и излучающий доброжелательство облик путника тронули Ахмадбека. Он еще никогда не встречал человека, который бы с первой минуты знакомства приветливостью и лаской заставил бы его подчиниться своей воле.

Начали бороться. Ахмадбек сразу увидел, что по силе и знанию разнообразных приемов его противник во много раз превосходит всех, с кем ему до сих пор приходилось тягаться. И незнакомец, видимо, понял, что внешняя простота парня обманчива и он еще не показал всего, на что способен. Ему стало ясно, что молодой борец соткан из стальных сухожилий.

– Обожди минутку, – сказал незнакомец и после того, как Ахмадбек отпустил его кушак, продолжал: – Давай разуемся и подымемся повыше. Я видел, там есть ровная площадка.

На новом месте схватка продолжалась минут десять. То ли оттого, что очень уж по душе пришелся ему незнакомец и он не хотел обидеть его, то ли оттого, что еще не успел опомниться от столь неожиданного вызова, но Ахмадбек боролся вполсилы. Он внимательно следил за тем, чтобы не быть захваченным врасплох искусными приемами противника, который – Ахмадбек был теперь убежден, – несомненно, являлся опытным пахлавоном. Только один лишь раз, когда тот, будто заскучав от затянувшегося поединка, сильно потянул Ахмадбека на себя, одновременно ударив его ногой под колено, чтобы свалить с ног, Ахмадбек зазевался. Стой он в этот момент прямо, наверняка рухнул бы на землю. К счастью, туловище у него было наклонено вперед, и он лишь качнулся вправо, но сумел удержаться на ногах. И тогда, покрепче схватив соперника за кушак, напрягшись, он поднял его над головой и тут же осторожно поставил на землю.

На лице пахлавона, помимо приветливой улыбки, появилось еще и выражение удивления.

6

Вернувшись вечером от ветеринара, Ахмадбек застал дома гостей. Кто-то взял у него из рук поводья и отвел коня в стойло. Отец протянул Ахмадбеку тяжелую, поблескивающую золотом монету.

– Что это? – удивился юноша.

– Подарок тебе от Навруза-пахлавона.

Отец и гости принялись рассказывать, перебивая друг друга, и Ахмадбек понял, что тот, кто встретился ему на безлюдной тропе, был знаменитый борец Навруз.

Оказывается, придя в кишлак, он зашел в правление колхоза и попросил привести Ахмадбека. Вернувшись, посланный доложил, что Ахмадбек повел охромевшего коня к ветеринару в Верхний кишлак. Услышав это, Навруз-богатырь отправился в дом к отцу Ахмадбека и, вручив ему золотую монету, сказал: «Молитесь за вашего сына. Я его встретил на дороге. Из него вырастет большой пахлавон».

…Год спустя Навруз-пахлавон ушел на войну и вскоре погиб. Монета, которую он оставил на память Ахмадбеку, как утверждали знатоки, была из чистого золота, а затейливая надпись на ней – на древнем кашмирском диалекте.

Жена Ахмадбека, после того как на войну отправился и ее муж, в течение двух лет сберегала монету как память о добром человеке, но, когда пионеры и комсомольцы кишлака устроили сбор шерсти, кож, теплой одежды и обуви для помощи фронту, она отдала им эту монету со словами: «Пусть вернется мой хозяин живым и здоровым, это будет для меня дороже любого золота».

Ни в тот день, ни после Ахмадбек никому не рассказывал о том, как он боролся с Наврузом-пахлавоном. Всякий раз, когда ему вспоминался этот случай, он краснел оттого, что скрыл свое имя и невольно обманул почитаемого и старше его годами человека. Об их поединке стало известно из уст самого Навруза-силача, который всякий раз заканчивал свой рассказ словами: «Никто из нас не был повергнут на землю, но я признаю молодого Ахмадбека победителем. Бог свидетель, он уважил меня как гостя и странника».

Потом люди стали прибавлять к этому рассказу разные домыслы, приукрашивать его, переиначивать по-своему до тех пор, пока достоверное происшествие не превратилось в легенду.

7

Вечерний ветерок доносил на хирман запахи мяты и рокот вод Ванча. Со двора, где происходил туй, теперь доносился голос только одного певца. Очевидно, остальные разошлись по домам, и последний, которому прежде приходилось петь в очередь с другими, почувствовав себя хозяином положения, изо всех сил показывал свое мастерство.

Ахмадбек-пахлавон все так же сидел, прислонясь к стволу карагача, как вдруг услышал шаги. Кто-то шел по тропинке, ведущей из кишлака, и прутиком яростно срубал росшую вдоль арыка высокую траву.

Хотя луна стояла уже высоко над горами, издали признать пешехода было трудно.

Внимательно присмотревшись, Ахмадбек узнал Мухаммадмурада, и у него неприятно засосало под ложечкой.

«Что ж, и место и время сейчас самые подходящие, – подумал он. – Парень, конечно, ищет меня. Что же делать? Неужели принять вызов? Но разве он достоин честной борьбы? Как же быть?»

Мухаммадмурад внимательно вгляделся в сгустившийся под карагачем мрак и спросил:

– Ахмадбек-ака, это вы?

Ахмадбек не отвечал. Он по-прежнему был погружен в свои думы. Видимо, на роду ему написано потягаться с этим зарвавшимся юнцом, проучить его, доказать, что он все еще прежний Ахмадбек, и угомонить парня. Но нет, все-таки он не должен с ним бороться… Где же выход?

– Ака-джон, по правде сказать, мы… мы прах у ваших ног, – бормотал полупьяный Мухаммадмурад, стоя над Ахмадбеком. – Простой прах у ваших ног… Но я подумал, раз вы в районе не вышли против меня и отказались сегодня на туе, значит, не хотите бороться на людях, а может быть, здесь согласитесь? Или я не прав, Ахмадбек-ака, извините меня?.. Мы прах у ваших ног, простите, пожалуйста…

Говоря все это, Мухаммадмурад развязывал и вновь повязывал поясной платок.

Вдруг Ахмадбека осенило. Как это он раньше не вспомнил! Лет этак двадцать – двадцать пять назад, когда некоторые наглецы, мнящие себя пахлавонами, понуждали его на борьбу, он таким способом отделывался от них.

– Ладно, ладно, – сказал Ахмадбек. – Нечего долго рассусоливать. Я давно догадываюсь о твоих домогательствах…

– Уж вы извините, ака, – оборвав его на полуслове, снова принялся бормотать Мухаммадмурад, но Ахмадбек не дал ему продолжать.

– Послушай, я готов бороться с тобой, раз уж ты пришел сюда за этим. Но у меня есть одно условие…

– Хоть тысячу условий, от души согласен, все выполню…

– Для начала выполни одно.

– С величайшим удовольствием. Назовите!

– Подними меня с места.

– Вас? С места? Это я мигом…

Мухаммадмурад шагнул вперед: Ахмадбек протянул ему правую руку и с силой прижался спиной к стволу карагача, упершись пятками в небольшой бугорок. «О покровитель всех пахлавонов, не допусти, чтобы я познал позор… Поддержи меня…» – молил он. В трудные минуты он всегда обращался к какому-то неведомому ему самому святому, который, как ему казалось, был его благодетелем и помощником во всем.

Мухаммадмурад потянул его за руку, но Ахмадбек даже не пошевелился.

– Вы же не встаете! – с удивлением произнес парень.

– А ты подними меня!

Мухаммадмурад пошире расставил ноги и, одной рукой сжав Ахмадбека за запястье, а второй ухватив за плечо, потянул изо всех сил. Правое плечо Ахмадбека чуть-чуть подалось вперед. И все. Он продолжал сидеть.

Это испытание было нелегким и для самого Ахмадбека. Когда Мухаммадмурад во второй раз рванул его на себя, Ахмадбеку показалось, что темный купол карагача покачнулся, поплыл в сторону, и перед глазами бешено заплясали красные и черные точки.

Не добившись успеха и во второй раз, Мухаммадмурад в бешенстве закричал:

– Фокусничаете! Это нечестно! А если я сяду?! Ну-ка, попробуйте вы стронуть меня с места, тогда я признаю…

Ахмадбек усмехнулся и встал. Разбуженный шумом, старик сторож направился к ним, взывая:

– Кто тут? Что случилось?

– Назар-бобо, это я, – успокоил старика пахлавон и, наклонившись к усевшемуся на его место Мухаммадмураду, сказал: – Потверже упрись ногами.

Мухаммадмурад устроился поудобнее, прокашлялся и только после этого сунул руку Ахмадбеку.

А тот, вспомнив сегодняшнее бахвальство Мухаммадмурада на улице, крепко сжал его пятерню, нарочито медленно, без рывков принялся тянуть на себя и поставил Мухаммадмурада на ноги.

– Ахмадбек?! А это кто? Что вы тут делаете? – встревоженно спрашивал старик, приближаясь.

Мухаммадмурад, видимо, совсем протрезвел.

– Еще один раз, ака, очень прошу, – сказал он, и в его голосе послышались просительные нотки.

И во второй раз Ахмадбек оторвал молодого борца от земли, словно мешок с соломой, и рывком дернул на себя с такой силой, что тот проскочил несколько шагов вперед. От кипевшего в нем гнева Мухаммадмурад громко сопел.

– О, чтоб ты свернул себе шею, шалопай! – узнав при свете луны парня, принялся честить его старик. – Как посмел ты, богоотступник, поднять руку на Ахмадбека?! Будь прокляты кости твоего деда! Чтобы черти плясали на твоей могиле, несчастный!..

И тут произошло такое, что старик ошарашенно умолк.

– Нет!.. – во весь голос закричал Мухаммадмурад.

Его крик на какое-то мгновение заглушил все звуки долины и, отразившись от горных кряжей на той стороне Ванча, долго разносился эхом окрест.

– Нет! – еще раз вскричал молодой борец. – Ты будешь бороться со мной по-настоящему!

Подскочив к Ахмадбеку, он рванул его за поясной платок, но Ахмадбек, изловчившись, сам ухватил обеими руками Мухаммадмурада за кушак и, опустившись на одно колено, как это делают штангисты, беря последний и самый тяжелый вес, легко поднял молодого пахлавона на воздух и завертел над собой.

Не переставая кружить, Ахмадбек приближался к току. Мухаммадмурад беспомощно болтал руками и ногами в воздухе, словно ребенок, с которым забавляется отец. Старик сторож замер на месте, широко раскрыв рот. Наконец, стукнув палкой о землю, он воскликнул:

– Молодец, Ахмадбек! Чтобы твоя голова не ведала забот! Ты воздал этому наглецу по заслугам!

Приблизившись к вороху соломы, Ахмадбек швырнул в нее Мухаммадмурада…

Шагая назад к карагачу, он удивленно оглядывался по сторонам, будто в поисках чего-то. Ему казалось, что где-то поблизости громко свистят несколько человек. Он остановился, крепко зажал уши ладонями и только тогда понял, что свист этот раздается у него в голове точно так же, как двадцать четыре года назад, когда он был контужен разрывом дальнобойного снаряда.

Ахмадбек встревожился, что к нему ни за что ни про что вернется давно оставивший его недуг. Однако сердце постепенно стало биться ровнее, гул и звон в ушах проходили и четверть часа спустя и вовсе исчезли.

– На, выпей холодного чая, – протянул ему Назар-бобо черный от копоти кумган.

Прямо из горлышка Ахмадбек сделал несколько глотков и посмотрел в сторону тока.

– Где он?

– Пошел вниз, отряхиваясь от соломы, как пес. Хоть он я внук моего брата, но спасибо тебе, Ахмадбек. Молодец, ты хорошо проучил его. Ах, бродячий шакал, – обернувшись в сторону реки, выругался старик и, стуча посохом, удалился.

Запоздалые сверчки словно нехотя продолжали свою унылую песню. Со стороны двора, где происходил туй, не доносилось ни звука. Запахи мяты, обмолоченного зерна и соломы приятно щекотали ноздри Ахмадбека.

Он обошел вдоль и поперек весь хирман, желая попрощаться с дедом, заглянул за молотилку, но того нигде не было. «Ладно, утром встретимся», – сказал самому себе Ахмадбек и в задумчивости зашагал к кишлаку. Пройдя шагов сто, он вдруг повернул и направился вниз к реке.

Старик стоял на склоне под деревом.

– Где он? – спросил Ахмадбек.

– Вон, гляди.

Мухаммадмурад сидел на камне у самого берега Ванча.

– Плачет, шакал, чтоб ему шею свернуть! – выругался старик. – Шалопай!

1968