Текст книги "Холодный зной"

Автор книги: Мейв Бинчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Нора выражала свое сочувствие отцу, который сейчас так много времени проводил в больнице. Как же правильно они поступили, что продали ферму и переехали в Дублин.

Вскоре пришло очередное письмо от Бренды:

Ты хорошая девочка. Ты абсолютно всех смутила, я уверена, что скоро ты получишь письмо от матери. Но будь начеку. Не возвращайся домой ради нее. Она не станет писать об этом, но тем не менее она ожидает тебя.

У Синьоры перевернулось сердце, когда она увидела знакомый почерк мамы. Да, знакомый, хотя и прошло столько лет. Она знала, что каждое слово в нем продиктовано Хелен и Ритой. Больше двенадцати лет молчания, отказ отвечать на бесконечные письма своей одинокой дочери. По большей части в этом был виновен отец со своими непоколебимыми моральными устоями.

В конце письма было написано: «Пожалуйста, приезжай домой, Нора. Приезжай и живи с нами. Мы не станем вмешиваться в твою жизнь, ни о чем не будем тебя спрашивать».

И почему они раньше не писали этих слов? К своему удивлению, она больше не чувствовала горечи, все переживания остались далеко в прошлом. Может, дело в том, что ее звали только для того, чтобы она ухаживала за пожилыми родителями.

Здесь, живя своей спокойной жизнью, она могла чувствовать лишь жалость к ним. Ее собственная семья теперь ничего не значила для нее. Она очень тактично написала, что не вернется. Если они читали ее письма, то поймут, как нужна она здесь сейчас. Да и отвыкла она за столько лет. Если бы они видели, в каком прекрасном месте она живет. Если бы они общались с ней все это время, они бы наверняка поняли ее.

Шли годы. В рыжих волосах Синьоры появились седые пряди. Но в отличие от смуглых черноволосых женщин в округе она не выглядела из-за этого старше. Казалось, что на ее волосах просто играют солнечные блики. Сейчас Габриела смотрелась как матрона. Она сидела за столом в отеле, ее лицо оплыло, а взгляд был тяжелым и жестким. Ее сыновья вымахали, и с ними стало трудно управляться; они уже не были теми черноголовыми ангелочками, бегающими по двору.

Возможно, Марио тоже постарел, но Синьора не замечала этого. Он приходил к ней уже не так часто и иногда просто лежал рядом, обняв ее.

На одеяле уже едва можно было найти свободное место, чтобы вышить там название еще какого-нибудь города.

– Тебе не надо было вышивать название Джиардини, потому что это совсем крохотное местечко, – говорил он.

– Нет, я не согласна. Там очень красиво, своя атмосфера, даже свой характер, там полно туристов. Нет-нет, это прекрасное местечко.

Иногда Марио тяжело вздыхал, когда его одолевали проблемы. Он делился с ней своими печалями. Его второй сын собирался ехать в Нью-Йорк. Ему было всего лишь двадцать лет, он еще слишком молод и мог попасть к плохим людям.

– Наверное, он так чувствует, возможно, там он найдет себя. Позволь ему ехать, потому что он все равно уедет.

– Ты очень, очень мудрая, Синьора, – сказал Марио и уткнулся головой в ее плечо.

Она лежала с открытыми глазами, смотрела в темный потолок и вспоминала времена, когда в этой самой комнате он называл ее глупой, самой глупой женщиной в мире, потому что она поехала за ним, зная, что у нее нет будущего. А теперь он говорит обратное. Как странно устроен мир.

А потом дочь Марио забеременела. Мальчишка, мывший кастрюли на кухне в отеле, совсем не подходил на роль будущего мужа. Марио пришел в комнату Синьоры и кричал. Как его дочь, которая сама еще ребенок, могла натворить такое. Какой стыд и позор!

Шел 1994 год, и даже в Ирландии это уже не считалось позором. Жизнь так устроена. Возможно, этот парень приехал, чтобы работать в отеле на кухне, но со временем все могло поменяться.

Наступил ее пятидесятый день рождения, но Синьора не рассказала об этом Марио, она вообще никому не рассказала. Она вышила для себя маленький чехол на подушку, изобразив надпись BUON COMPLEANNO – «С днем рождения».

Она наблюдала из окна, как юная Мария выходит замуж за того самого мальчишку с кухни, и молодожены так же входили в церковь, как когда-то Марио с Габриелой. Точно так же зазвонили колокола, как много лет тому назад.

Представить только, ей уже пятьдесят. Она не чувствовала, что стала старше хоть на день, с тех пор как поселилась здесь. И она ни о чем не жалела. Много ли найдется на свете людей, которые скажут о себе то же самое?

И конечно же она была права в своих предсказаниях. Мария вышла за человека, который ее не стоил, по мнению ее семьи, но прошло совсем немного времени, и об этом перестали судачить в деревне.

А их второй сын все-таки уехал в Нью-Йорк, и, судя по слухам, у него все было отлично. Он работал в закусочной своего кузена и каждую неделю откладывал деньги, ожидая того дня, когда вернется на Сицилию и купит там свой собственный дом.

Синьора всегда спала с приоткрытым окном, так что одна из первых услышала крики, когда братья Габриелы, теперь уже располневшие и солидные, бежали по площади прямо к ее дому. Она спряталась за ставнями и наблюдала. Должно быть, произошла авария. О боже, неужели кто-то из их детей… У них в семье и без того было полно проблем.

А потом на пороге она увидела плотную фигуру Габриелы, стоявшую в одной ночной рубашке с накинутой на плечи шалью. Закрыв лицо руками, она кричала на всю улицу.

Марио, Марио… Звук ее голоса унесся в горы, а потом покатился вниз по долине.

Этот же крик пронесся по спальне Синьоры, и ее сердце заледенело, когда она увидела, как родственники вытаскивают тело из машины.

Она не знала, сколько времени простояла как статуя. Но потом, когда площадь заполнилась людьми, она тоже оказалась среди них, и слезы хлынули из глаз. В лунном свете она увидела его лицо, все в кровавых подтеках и синяках. Он ехал домой из деревни, находившейся неподалеку. Он не заметил поворота, и машина перевернулась несколько раз.

Ей необходимо было дотронуться до его лица, поцеловать, и никакая сила не могла остановить ее в тот момент, даже несмотря на то что его сестры, жена и дети стояли там. Она сделала шаг вперед, не осознавая, что все смотрят на нее, абсолютно забыв о годах, покрытых тайной.

Когда она уже почти приблизилась к нему, то почувствовала, как чьи-то руки тащат ее назад. Это были Синьора Леонэ, ее друзья Паола и Джанна и, как потом она узнала, двое братьев Габриелы. Они просто утащили ее оттуда, где все могли видеть неприкрытое горе женщины, любившей его.

В ту ночь она была в домах, где никогда не бывала раньше, и люди поили ее крепким бренди, и кто-то гладил ее руку. За стенами этих домов она слышала причитания и вопли и иногда вставала, чтобы пойти туда, где она должна была быть, стоять рядом с его телом, но всегда чьи-то руки мягко удерживали ее.

В день похорон она сидела возле своего окна, бледная и спокойная, а потом уронила голову, когда из отеля вынесли гроб и понесли через площадь к церкви. Колокол издал единственный траурный звук. Никто не поднял головы и не посмотрел на ее окно, и никто не видел слез, стекавших по ее щекам и капавшим на вышитое одеяло, которое лежало у нее на коленях.

И теперь все были уверены, что настало ее время возвращаться домой.

Понемногу и она осознала это. Ее друзья советовали ей уезжать. А Паоло и Джанна подарили большое блюдо.

– Положи на него все фрукты, которые растут в Ирландии, и оно будет напоминать тебе о времени, прожитом в Аннунциате, – говорили они. Им казалось, что она непременно должна так сделать.

Но у Синьоры не было дома, куда она могла бы уехать, да и не хотела она никуда уезжать. Она прожила здесь больше двадцати пяти лет и здесь умрет. Однажды церковный колокол будет звонить по ней, и она уже начала копить деньги, чтобы ее похоронили в – маленьком резном деревянном гробу.

Так она не замечала намеков, которые ей делали все чаще, не замечала до тех пор, пока Габриела не пришла повидаться с ней.

Габриела шла по площади в темной траурной одежде. Она постарела, и глубокие морщины изрезали ее лицо. Раньше она никогда не приходила сюда. А сегодня постучала в дверь, как будто ее здесь ожидали. Синьора пригласила ее войти и предложила сок и пирожные. Затем села и стала ждать.

Габриела обошла обе маленькие комнаты, дотронулась до расшитого одеяла.

– Превосходная работа, Синьора, – произнесла она.

– Вы очень добры, синьора Габриела.

Затем последовало долгое молчание.

– Вы скоро вернетесь в свою страну? – спросила Габриела.

– Никто не может заставить меня уехать отсюда, – просто ответила Синьора.

– Но здесь нет того, ради кого вы хотели бы остаться. Теперь нет. – Габриела говорила прямо.

Синьора кивнула в знак согласия.

– Но в Ирландии, синьора Габриела, вообще никого нет. Я приехала сюда молодой девушкой, теперь я взрослая женщина, скоро начну стареть. Думаю, я останусь здесь. – Их глаза встретились.

– У вас здесь нет друзей, нет настоящей жизни, Синьора.

– Но я здесь имею больше, чем в Ирландии.

– Вам нужно строить новую жизнь на родине. Там ваши друзья, семья, они будут рады вашему возвращению.

– Вы хотите, чтобы я уехала, синьора Габриела?

– Он всегда говорил, что ты уедешь, только если он умрет. Он сказал, что ты уедешь только тогда, когда я буду носить траур по своему мужу.

Синьора с изумлением посмотрела на нее. Марио пообещал это, не спросив ее мнения.

– Он так и сказал?

– Он сказал, что так и будет. И еще, если я умру, он никогда не женится на тебе, потому что это станет причиной скандала и мое имя будет запятнано. Люди будут думать, что он всегда хотел жениться на тебе.

– И это вас радовало?

– Нет, Синьора, такие вещи не могли меня радовать. Я и думать не могла, что Марио умрет или я умру. Но считаю, он хотел сказать этим, что дорожит мной. Я никогда не боялась тебя. Тебе не нужно оставаться здесь. Это противоречит традициям наших мест.

На площади раздавались голоса людей, торговцы крутились возле отеля, фургон подъехал к мясной лавке, дети возвращались из школы. Лаяли собаки и откуда-то доносилось пение птиц.

Марио рассказывал ей о быте и традициях, и о том, насколько важна для него его семья. Сейчас у нее было ощущение, будто он разговаривает с ней из могилы. Он посылал ей сообщение, просил ее ехать домой.

Она произнесла очень медленно:

– Я думаю, в конце месяца, синьора Габриела. В конце месяца я вернусь в Ирландию.

Глаза женщины, сидевшей напротив, были полны благодарности. Она взяла Синьору за руки и произнесла:

– Я уверена, там тебе будет намного лучше. Там ты будешь счастливее.

– Да, да, – медленно сказала Синьора, и ее слова повисли в теплом полуденном воздухе.

– Si, si… veramente.

У нее не хватало денег на дорогу, и ее друзья откуда-то узнали об этом.

Синьора Леонэ пришла и вложила пачку лир в ее руку:

– Пожалуйста, Синьора, пожалуйста, возьми их. Ты так помогала мне. У меня есть деньги, возьми.

Точно так же поступили Паоло и Джанна. Бизнес в их мясной лавке поначалу не пошел бы без помощи Синьоры.

– Это лишь малая часть того, что мы должны тебе.

А пожилая пара, в чьем доме она прожила большую часть своей взрослой жизни? Они не стали брать с нее арендную плату за последний месяц в благодарность за все, что она сделала для них.

В тот день, когда пришел автобус, чтобы забрать Синьору и отвезти в тот город, где был аэропорт, Габриела вышла на крыльцо своего дома. Они не разговаривали, но кивнули друг другу, как-то торжественно и с уважением. Некоторые из тех, кто наблюдал эту сцену, понимали, что она значила. Они знали, что одна из женщин благодарит другую всем сердцем за то, чего никогда не сможет высказать словами, и желает ей удачи в будущем, которое открывается перед ней.

В городе было многолюдно, в аэропорту стоял шум, толкотня, и люди проносились мимо, не встречаясь взглядом друг с другом. То же самое будет и в Дублине, когда она прилетит туда, но Синьора решила не думать об этом.

Она не строила планов, предполагая поступать по обстоятельствам. Она никому не сообщила, что приезжает, – ни своей семье, ни даже Бренде. Она найдет комнату и сама позаботится о себе, как всегда это делала, а потом придумает, чем заниматься дальше.

В самолете начала разговор с мальчиком. Ему было около десяти лет, примерно такого же возраста младший сын Марио и Габриелы, Энрико. Машинально она заговорила с ним по-итальянски, но он отвернулся от нее.

Синьора посмотрела в окно и погрузилась в свои думы. Она никогда не узнает, как сложится жизнь у Энрико, или у его брата в Нью-Йорке, или у сестры, вышедшей замуж за мальчишку, работавшего на кухне. Ей не узнать, кто поселится в ее комнате. Она будто плыла в открытом море и не представляла, что ее ждет.

В Лондоне она не желала оставаться ни на день. Ей не хотелось возвращаться к воспоминаниям. Ей не хотелось видеться с давно забытыми людьми и ходить по едва узнаваемым местам. Нет, она отправится в Дублин.

Город так изменился. Теперь в аэропорт прибывали самолеты со всего мира. Когда она уезжала, все было по-другому. Раньше автобус петлял между домами, а сейчас на большой скорости мчался по трассе, по обеим сторонам которой были посажены цветы. Боже, как похорошела Ирландия за это время!

Одна американка, ехавшая вместе с ней в автобусе, спросила, где она остановится.

– Я еще не знаю, – объяснила Синьора, – подыщу что-нибудь.

– Вы местная или приезжая?

– Я уехала отсюда много лет назад, – ответила Синьора.

– Так же, как и я… возвращение к истокам. – Американка выглядела довольной. Она собиралась неделю потратить на то, чтобы отыскать свои корни; она считала, что этого времени будет достаточно.

– О, конечно, – сказала Синьора, осознавая, как ей трудно ответить правильно по-английски.

Выйдя из автобуса, она пошла по набережной. Вокруг нее толпились молодые люди, стоявшие по одиночке, по парам и в компаниях. Отовсюду слышался веселый смех. Она вспомнила, что читала где-то о молодеющем населении страны; половина населения не достигла возраста двадцати четырех лет.

Она не ожидала, что увидит столь очевидное тому подтверждение. Молодежь была ярко одета. Когда она раньше уезжала в Англию на работу, Дублин казался серым и тусклым городом. Многие здания снесли, повсюду были красивые автомобили, а раньше на улицах было много велосипедов и подержанных машин. Магазины сверкали витринами и приглашали покупателей войти. Ее взгляд привлек журнал, на обложке которого красовалась девушка с большой обнаженной грудью. Раньше такое, конечно же, было запрещено.

Она пошла дальше, вниз по улице, следуя за потоком людей, вышла на площадь, которая напомнила площадь в Париже, куда однажды давным-давно они с Марио ездили на выходные. Выложенные булыжником улицы, открытые кафе, куда ни глянь, толпятся молодые люди, смеющиеся и болтающие друг с другом.

Никто не писал ей, что Дублин стал таким. Ни Бренда, которая, выйдя замуж, полностью погрузилась в семью и работу, ни ее сестры, ни братья… Все они были не такими людьми, которые любят гулять в подобных местах.

Синьора почувствовала, как ей нравится этот новый для нее мир, и зашла в кафе, чтобы выпить кофе.

Девушка лет восемнадцати с длинными рыжими волосами, точно такими же, как когда-то были у нее, принесла ей кофе. Она подумала, что Синьора иностранка.

– Из какой страны вы приехали? – поинтересовалась она, медленно проговаривая английские слова.

– Из Италии, с Сицилии, – ответила Синьора.

– Красивая страна, но знаете, я бы не поехала туда, пока бы не выучила язык.

– А почему так?

– Ну, я бы хотела понимать, о чем говорят парни, чтобы не вляпаться во что-нибудь, а как понять, если не знаешь языка.

– Я совсем не разговаривала по-итальянски, когда приехала туда, и действительно не понимала, что говорят вокруг, – сказала Синьора. – Но, ты знаешь, у меня все сложилось хорошо, даже отлично. Все было замечательно…

– И на сколько вы там остались?

– Надолго. Я прожила там двадцать шесть лет, – она сама удивилась, когда произнесла эту цифру.

Девушка с изумлением посмотрела на нее.

– Вы так долго оставались там, должно быть, вы полюбили эти края.

– О да, да.

– А когда вы вернулись?

– Сегодня, – ответила Синьора.

Она тяжело вздохнула и поняла, что девушка считает ее немного странной. Синьора знала, что она должна следить за собой и не позволять людям так думать о себе. Не ронять итальянских слов, не вздыхать в голос, не произносить непонятных, бессвязных фраз.

Девушка собралась идти.

– Простите, мне кажется, это очень красивая часть Дублина. Как вы думаете, я могла бы здесь снять комнату?

Теперь девушка точно убедилась, что женщина, сидящая перед ней, со странностями.

«Может быть, люди больше не сдают комнат, – подумала Синьора. – Наверное, стоило сказать апартаменты? Квартиру? Место, где остановиться?»

– Просто что-нибудь обычное, – сказала Синьора.

Девушка выслушала хмуро. Это была одна из наиболее престижных частей города; всем бы хотелось жить здесь. В этом месте располагались пентхаусы, поп-звезды покупали тут отели, бизнесмены вкладывали деньги в строительство домов. Здесь было полно ресторанов. В общем, самое модное и дорогое место в городе.

– Я понимаю. Но не могли бы вы подсказать мне, где я могу остановиться, не в столь респектабельном месте?

Девушка покачала головой. Трудно было ответить на этот вопрос. Казалось, она не знает, на что рассчитывает Синьора, есть ли у нее деньги и сколько времени она собирается пробыть здесь?

Синьора решила помочь ей:

– Я смогу оплатить неделю проживания с завтраками, но за это время мне нужно будет подыскать недорогое место и найти работу, возможно… с детьми.

Девушка была в замешательстве.

– На работу няни обычно берут женщин помоложе, – сказала она.

– А может быть, в ресторане найдется какая-нибудь работа?

– Нет, здесь, я думаю, вы вряд ли что-то найдете… если честно, в этих местах хватает своих, сюда трудно устроиться.

Девушка была довольно милой. Синьоре не хотелось выглядеть жалкой, и она решила скрыть свою тревогу и грусть.

– Это ваше имя вышито у вас на переднике? Сьюзи?

– Да. Боюсь, моя мама была фанаткой Сьюзи Кватро. Это певица, вы знаете? Много лет назад она была популярной. Не знаю, как в Италии.

– Уверена, что и там тоже, просто я не слушала ее тогда. Хорошо, Сьюзи, я не могу занимать у вас целый день со своими проблемами, но я была бы вам очень благодарна, если бы вы смогли уделить мне полминуты и рассказать, какой район подешевле?

Сьюзи перечислила названия маленьких районов, пригородов, отдаленных от города. Во времена молодости Синьоры они считались почти что деревнями, но сейчас, видимо, превратились в большие районы, где жили в основном рабочие. Возможно, многие там сдают комнаты в аренду, особенно те, у кого дети выросли и уехали.

– Вы очень добры, Сьюзи. Откуда вы все это знаете?

– Ну, я выросла в этих краях, как же мне не знать?

Синьора потянулась за кошельком, чтобы заплатить за кофе.

– Спасибо вам огромное за помощь, я ценю это, и если у меня получится устроиться, я обязательно заеду к вам и подарю вам небольшой подарок.

Она увидела, что Сьюзи прикусила губу, о чем-то задумавшись.

– Как вас зовут? – спросила она.

– Я знаю, что это будет звучать странно, но меня называют Синьора. Это не потому, что я требую к себе формального отношения, но меня так называли в Италии и мне нравится.

– Вы в самом деле не подозревали, что это за место?

– Да. – У нее было серьезное лицо, и стало ясно, что Синьора не понимает людей, которых волнует, в каком именно окружении они живут.

– Послушайте. Я не очень лажу со своей семьей и поэтому больше не живу дома. Только пару недель назад они говорили о том, что сдали бы мою комнату – несколько фунтов в неделю им не помешают. Сейчас она пустая, так вы могли бы сказать, что один знакомый дал вам адрес… ну и заплатить им наличными.

– Вы думаете? – Глаза Синьоры засветились.

– Послушайте. Мы с вами говорим о совершенно обычном доме. Вокруг стоят точно такие же дома, немного получше или похуже… ничего особенного. Родители все время смотрят телевизор, орут друг на друга, а еще мой брат Джерри. Ему четырнадцать лет, и он ужасен.

– Мне просто нужно где-то остановиться. Я уверена, все будет замечательно.

Сьюзи написала адрес и сказала, на каком автобусе доехать.

– Поспрашивайте там у кого-нибудь, как добраться. Когда придете, не забудьте сказать про деньги и что вы ненадолго. Вы им понравитесь, потому что вы уже взрослая женщина и с вами не будет проблем. Только не говорите, что вы от меня.

Синьора посмотрела на нее благодарно.

– Им не нравился ваш друг?

– Друзья, – поправила ее Сьюзи. – Мой отец говорит, что я шляюсь не пойми где, но, пожалуйста, не пытайтесь ему противоречить, когда он будет вам об этом рассказывать, потому что тогда он поймет, что мы знакомы. – Выражение лица Сьюзи сделалось серьезным.

Синьора задумалась, было ли у нее такое же выражение лица, когда она уезжала на Сицилию.

Она села в автобус и, когда он тронулся, все время смотрела в окно, не переставая удивляться, как же город, в котором она выросла, разросся. Дети играли на улицах прямо под колесами без конца снующих автомобилей, а раньше они убегали подальше от дорог в поля или в небольшие сады и там гоняли на велосипедах.

Синьора спросила у пассажиров, как добраться до дома, адрес которого ей написала Сьюзи. Мужчина и женщина сказали ей, что у них в домах все занято.

– А вы можете посоветовать кого-нибудь? – спросила она.

– Попробуйте к Салливанам, – предложил кто-то.

Она постучала в дверь. Станет ли это место ее новым домом? Сможет ли она зажить по-новому и унять боль по потерянной жизни в Сицилии? Не только по любимому человеку, но по всей своей жизни. По всему. Но ей не нужно отчаиваться, если ей откажут.

Джерри открыл дверь, жуя. У него были рыжие волосы и все лицо в веснушках, в руке он держал сандвич.

– Да? – произнес он.

– Могу я поговорить с твоими родителями?

– О чем? – спросил Джерри.

– Я хотела узнать, смогу ли я снять комнату? – начала Синьора. Она слышала, что в квартире убавили звук телевизора, чтобы слышать, о чем говорят в дверях.

– Комнату здесь? – Джерри состроил такую гримасу, что Синьора решила, что ее слова и впрямь звучат как нонсенс. Но ведь вся ее жизнь сплошной нонсенс. К чему же теперь останавливаться?

– Так могу я поговорить с ними?

В прихожей показался отец мальчика, полный мужчина с взъерошенными волосами. Он был примерно ровесником Синьоры. Лицо у него было красное, и выглядел он неухоженным. Вытерев ладони о брюки, он спросил:

– Могу я помочь вам?

Синьора объяснила, что ищет комнату в этом районе и интересуется, нет ли у них свободной.

– Пегги, выйди сюда, – позвал он, и в прихожей показалась уставшая женщина с темными кругами под глазами и прямыми волосами, зачесанными за уши. Она курила и кашляла одновременно.

– Что такое? – спросила она неприветливо.

Видя, что удача ей здесь вряд ли улыбнется, Синьора все же еще раз объяснила свою ситуацию:

– Я жила вдали от Ирландии долгое время, и сейчас мне тяжело ориентироваться, но мне нужно где-то жить. Я и подумать не могла, что здесь все так подорожает и… ну… мне понравилось это место, потому что отсюда видны горы.

По какой-то причине, видимо, им было приятно услышать такие слова.

– У нас никогда не жили постояльцы, – сказала женщина.

– Я вас не побеспокою, буду тихо сидеть в своей комнате.

– Вы бы не хотели поесть вместе с нами? – Мужчина показал на стол, где стояла тарелка с неаппетитного вида сандвичами, лежало масло, так и не вынутое из фольги, и молоко в бутылке.

– Нет-нет, большое спасибо. Мне только нужно купить электрический чайник, а ем я в основном салаты, и еще мне бы пригодилась маленькая электроплитка. Знаете, чтобы варить суп.

– Но вы даже не видели комнату, – сказала женщина.

– Вы можете показать мне ее? – Голос Синьоры звучал мягко, но настойчиво.

Все вместе они поднялись по ступенькам.

Комната была маленькой, с умывальником. Пустой гардероб, никаких картинок на стенах. Ничто не напоминало о длинноволосой красавице Сьюзи, жившей здесь.

За окном уже стемнело. За пустырем вдалеке видны горы, но через несколько лет этот район застроят новыми домами.

– Как приятно иметь такой красивый вид из окна. Я жила в Италии, и там бы это назвали Vista del Monte – вид на горы.

– Маунтинвью, так называется школа, где учится наш сын, – сказал мужчина.

Синьора улыбнулась ему:

– Если вы сдадите мне комнату, мистер Салливан, миссис Салливан… я думаю, что обязательно схожу туда, – сказала она.

Она увидела, как они обменялись взглядами, не понимая, что у нее на уме и правильно ли они поступают, показывая ей дом.

Потом она посмотрела ванную комнату.

– Здесь немного не прибрано, – сказали хозяева и выделили ей крючок для полотенца.

Они сидели внизу и разговаривали, и, похоже, ее мягкость в обращении произвела на них впечатление. Мужчина убрал еду со стола, женщина затушила сигарету и выключила телевизор. Мальчик сидел в углу и с интересом наблюдал.

Они объяснили, что напротив живут муж с женой, которые всегда суют нос в чужие дела и потому обязательно доложат в налоговые органы, что в доме напротив поселилась некая гостья.

– Может быть, сказать, что приехала двоюродная сестра?

Она рассказала им, что много лет прожила в Италии и что недавно умер ее итальянский муж, и ей пришлось вернуться домой, в Ирландию, чтобы строить здесь свою новую жизнь.

– И у вас здесь нет семьи?

– У меня есть родственники, я навещу их через какое-то время, – ответила Синьора.

Они рассказали ей, что у них были трудные времена, и что Джимми работал водителем, а Пегги – в супермаркете кассиром. А потом снова заговорили о комнате наверху.

– Эта комната принадлежала кому-то еще в вашей семье? – вежливо поинтересовалась Синьора.

Салливаны рассказали о дочери, которая предпочитала жить поближе к центру города. Затем разговор зашел о деньгах, и она показала им свой кошелек. У нее были деньги, чтобы оплатить пять недель аренды.

– Вы хотите получить деньги сразу за месяц вперед? – спросила она.

Хозяева удивленно переглянулись. Они всегда с подозрением относились к людям не от мира сего, которые показывают незнакомым кошелек, полный денег.

– Это все, что у вас есть?

– Пока все, но у меня будет больше денег, когда я найду работу. – Казалось, Синьора разволновалась. Они все еще не были до конца уверены.

– Возможно, мне лучше пойти и подождать внизу, пока вы решите, – сказала Синьора и вышла во дворик. Она посмотрела вдаль, на горы: некоторые люди называли их холмами. Они не грубые и не острые и такие же синие, как ее горы, оставшиеся на Сицилии.

Люди там сейчас заняты своими делами. Вспомнит ли кто-нибудь из них о Синьоре, подумает ли, где сегодня ночью она нашла пристанище?

Салливаны подошли к двери, приняв решение.

– Я думаю, если вам угодно, вы можете оставаться здесь прямо сейчас, – сказал Джимми.

– О, как хорошо, – ответила Синьора.

– Ну, вы можете заплатить за неделю, и если мы вам понравимся, можем поговорить о том, чтобы вы и дальше оставались, – сказала Пегги.

У Синьоры засветились глаза.

– Grazié, grazié, – выпалила она, прежде чем опомнилась. – Я так долго прожила там, понимаете, – заизвинялась она.

Они не возражали.

– Пойдем, поможешь мне убрать кровать, – сказала Пегги.

Джерри продолжал следить за ними, не произнося ни слова.

– Я не хочу причинять беспокойство Джерри, – сказала Синьора.

– Откуда вы узнали, что мое имя Джерри?

Конечно, его родители могли назвать его по имени, но они не разговаривали с ним при ней.

– Потому что тебя так зовут, – просто ответила она.

И, казалось, ответ его удовлетворил.

Пегги достала простыни и одеяла.

– Сьюзи забрала кое-что с собой.

– Вы скучаете по ней?

– Она приезжает раз в неделю, правда, обычно, когда отца нет дома. Они давно не могут общаться друг с другом, но уж пусть лучше так, чем слушать те скандалы, что бывали здесь раньше.

Синьора распаковала вещи, достав одеяло, расшитое названиями итальянских городов.

У Пегги округлились глаза от изумления.

– Какая красотища! – выкрикнула она.

– Я вышивала его много лет, добавляя новые и новые названия. Посмотрите, вот Рим, а вот Аннунциата, место, где я жила.

У Пегги на глазах выступили слезы.

– И вы, и он накрывались им… как грустно, что он умер.

– Да.

– Он болел?

– Нет, погиб в аварии.

– У вас есть фотография, чтобы поставить ее здесь? – Пегги показала на столик.

– Нет, у меня нет фотографий Марио, он остался лишь в моем сердце и в мыслях.

Слова повисли в воздухе.

Пегги решила сменить тему:

– Вы знаете, вам нужно попробовать шить на заказ. У вас должно появиться много заказчиков.

– Я никогда не думала зарабатывать деньги шитьем.

– А чем же вы собираетесь заниматься?

– Например, преподаванием или работать гидом. На Сицилии я продавала туристам маленькие сувениры, салфетки, которые вышивала, но я не думаю, чтобы здесь они будут кому-нибудь нужны.

– Можете попробовать изготавливать какие-нибудь поделки. Ну ладно, вам нужно отдохнуть с дороги.

– Благодарю, что так быстро дали мне крышу над головой. Я уже говорила, что не хотела бы мешать вашему сыну.

– Не обращайте на него внимания, это он досаждает всем нам, лентяй. У меня уже сердце болит от его выходок. Но хоть Сьюзи избавилась от него.

– Я уверена, что все это пройдет с возрастом. – Синьора всегда разговаривала с Марио о его детях, всегда поддерживала его. Она говорила те слова, которые родители хотят слышать.

– Что-то долго тянется у него этот возраст. Послушайте, спуститесь вниз и выпейте с нами чаю, а потом ляжете спать.

– Нет, благодарю вас. Я так устала сегодня, что лучше мне лечь спать.

– Но у вас даже нет чайника, чтобы вскипятить себе чаю.

– Спасибо, но у меня правда все хорошо.

Пегги пошла вниз, где Джимми смотрел по телевизору спортивную программу.

– Убавь звук, Джимми. Женщина устала с дороги, она добиралась сюда целый день.

– Подумаешь.

– Не подумаешь, а имей совесть. Она здесь живет не просто так, а платит нам деньги.

– Как ты пустила незнакомого человека в дом? Ведь ты совсем ничего о ней не знаешь.

– Она говорит, что была замужем и ее муж погиб в автокатастрофе. Так она сказала.

– И ты беспрекословно веришь ей?

– Ну, у нее нет его фотографии. Вообще она не похожа на замужнюю женщину. Если бы ты видел, какой необыкновенной красоты у нее одеяло. Она сама расшила его. У замужней женщины никогда не найдется столько времени.

– Но кто же она, по-твоему?

– Она вполне могла быть монахиней, такая она выдержанная и спокойная. Я бы так сказала, но кто ее знает?

– Все может быть. – Джимми задумался. – Ну если она монашка, то не вздумай ей рассказывать о похождениях Сьюзи. Если она узнает что-то, то вылетит отсюда как ошпаренная.

Синьора стояла у окна и смотрела на горы. Станет ли это место ее домом?

Чего ей ждать? Ее родители, наверное, совсем состарились. Сможет ли она простить им их холодность и то, что они не поддержали ее тогда? Или ей придется остаться в этом унылом маленьком доме у чужих людей? Синьора знала, что она будет по-доброму относиться к Салливанам, хотя никогда раньше не знала их.