Текст книги "Серебряное небо"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
ГЛАВА ВТОРАЯ
Из долины у водопада они ушли через четыре дня. К тому времени почти все добытое мясо было съедено, а лапа Алы более-менее зажила. Несмотря на это, Лесли натянула на нее сшитый из куска кожи мокасин – хуже не будет.
Щенки ехали у нее на спине, в корзине; Дана бежала рядом. Ничего, ей не привыкать – предыдущие два помета тоже выросли вот так, на ходу. Единственное неудобство – дорога занимает больше времени: каждые три-четыре часа нужно останавливаться и давать ей возможность покормить их.
Именно из-за этих остановок Лесли и не успела, как рассчитывала, за один день добраться до горы с раздвоенной вершиной. Из-за остановок – и из-за Алы: вскоре после полудня собака начала прихрамывать, и, сняв мокасин, Лесли убедилась, что рана на лапе опять открылась.
Поэтому на первом же подходящем месте пришлось остановиться на ночевку. Что ж – город никуда не денется, философски рассудила она, поглядывая на видневшуюся впереди гору с раздвоенной вершиной. Завтра-то они точно туда доберутся.
Интересно, что смогут предложить его жители? Муку, сало? От топленого сала бы она, пожалуй, не отказалась. Хорошо бы еще добыть колбасы. А может, и сыр найдется?
К подножью горы они действительно пришли на следующий день. Заодно обнаружили и дорогу – растрескавшееся асфальтовое шоссе. Дорога огибала гору с юга и уходила туда, где, по прикидкам Лесли, находился город.
Дальше идти смысла не было, да и место для стоянки нашлось, как по заказу: окруженный кустами снежноягодника[15]15
Снежноягодник – произрастающий в Северной Америке кустарник с яркими, но несъедобными ягодами.
[Закрыть] травяной пятачок возле узкого – перепрыгнуть можно – ручейка всего в паре сотен ярдов от дороги.
Весь вечер Лесли отбирала образцы товаров, которые собиралась предложить горожанам. С одной стороны, много брать было нельзя – кто их знает, еще решат, что дешевле просто отнять вещи, чем платить за них. С другой – хотелось показать, что у нее найдется товар на любой вкус.
Иголки и нитки, ножницы, две фляги – побольше и поменьше. Леска, рыболовные крючки, сушеные лекарственные травы. Коробка патронов – хоть и не фабричных, но неплохих; выделанные змеиные шкурки, мягкие, как шелк. Пуговицы, отвертка и коробка шурупов. Пряности и краска для шерсти. Зажигалка и пинтовая бутылка из-под кока-колы, полная бензина…
Джедай, как всегда, сидел у костра и смотрел на огонь; тем, что делала Лесли, не интересовался, хотя рюкзак, в который она складывала товары, предназначался именно для него. Завтра им предстояло идти в новый город вдвоем.
Конечно, она бы охотно взяла еще одну из собак – неизвестно, сколько времени предстоит там провести, и если придется возвращаться в сумерках, то с собакой идти безопасней. Но Але с ее больной лапой лучше было денек отдохнуть, а щенков Даны нельзя было надолго оставлять без материнского молока. Остальные же собаки в поселениях никогда не бывали и могли испугаться посторонних людей.
Вышли они, едва рассвело. По прикидкам Лесли, до города было миль десять, но оказалось, что он даже ближе – не прошло и часа, как впереди на фоне гор обрисовалась островерхая колокольня, а потом стали видны и отдельные дома.
Еще через пару миль по обе стороны дороги потянулись возделанные поля – пшеница, картофель; участок чего-то ярко-зеленого – то ли гороха, то ли бобов – и снова пшеница.
И ни одного человека – ни в поле, ни на дороге, ни впереди, на фоне уже отчетливо видневшихся домов…
Что бы это значило? Может, сегодня воскресенье – святой для здешних жителей день, когда положено молиться в церкви или наоборот, сидеть дома? Если так, то не повезло, придется прийти снова завтра. Но прежде Лесли хотела все же пройтись по городу, найти кого-то, с кем можно поговорить, и убедиться, что это действительно так.
Они дошли до входа в поселок – по-прежнему никого. Слева и справа потянулись дома, не новые, но и не полуразрушенные – за ними явно кто-то следил и ремонтировал. Во дворах – ни бурьяна, ни травы, кое-где в окнах видны занавески… но люди, где же люди?! Как тихо!..
Лесли постепенно становилось не по себе. Может, сюда налетела какая-то банда и всех перебила… или увела с собой? Но зачем?
До церкви оставалось всего ярдов сто. Она решила дойти туда, заглянуть внутрь – и если никого не найдет и там, побыстрее уносить ноги. Казалось, ее беспокойство передалось и Джедаю – хотя он размеренно топал рядом, но то и дело с недоуменно сдвинутыми бровями поглядывал по сторонам.
Наконец они добрались до центральной площади. Круглая, ярдов сорок в диаметре, в отличие от дороги она была покрыта не растрескавшимся асфальтом, а низкой полувытоптанной травкой. Посредине возвышалось странное сооружение, напоминающее арку из грубо обделанного известняка.
Дойдя до нее, Лесли придержала Джедая за руку, сказала:
– Стой здесь и жди! – сбросила к его ногам свой вещмешок и уже сделала пару шагов к церкви, когда внезапно над ее головой оглушительно ударил колокол.
Она невольно вскинула голову вверх, к колокольне. Опустила ее – и увидела людей. Казалось, они появились сразу отовсюду – из церкви и из-за росших по ее сторонам кустов сирени, из ближайших домов и проулков. Старые и молодые, мужчины и женщины – все молча шли к площади и так же молча останавливались, огораживая ее, словно цепью, а колокол бил и бил, пока вдруг не затих так же внезапно, как и зазвучал.
– Я… – неуверенно сказала Лесли, – я… пришла торговать.
Слова ее, казалось, упали в пространство, лишь где-то за спиной послышался короткий смешок.
Несмотря на теплую погоду, ей стало холодно. Конечно, возможно, этим людям нужны только ее вещи, рюкзак… конечно…
В памяти молнией вспыхнула слышанная еще от Джерико история о Городе, откуда не возвращаются – Проклятом Городе, жители которого убивают всех чужаков. Тогда, в семнадцать лет, она про себя усмехнулась: «Если бы оттуда никто не вернулся – как бы о нем вообще узнали?» – а теперь подумала: «Похоже, это он и есть, тот самый Город…»
Прижавшись спиной к арке, она судорожно оглядывала окруживших площадь людей. Многие из них держали в руках дубинки и палки, кое-кто – ножи. Огнестрельное оружие было лишь у двоих – допотопный револьвер у высокого худого старика справа от нее и дробовик-бокфлинт[16]16
Бокфлинт – двустволка с вертикальным расположением стволов.
[Закрыть] у стоявшего на ступенях церкви краснолицего мужчины с воротничком священника.
Смотрели они на нее без злости – скорее, с любопытством. Одна старуха с висящими по обе стороны сморщенного лица седыми космами даже смеялась, беззубый рот кривился черным провалом.
Вдруг она подалась вперед и вскрикнула.
– Вот они!
Лесли обернулась – как раз вовремя, чтобы увидеть, как людское кольцо разомкнулось и на площадь вступили трое мужчин. Все трое молодые, крепкие и загорелые, одеты они были только в шорты, на ногах – мокасины. Один держал в руке охотничий нож с длинным лезвием, другой – обрывок железной цепи, третий – небольшой топорик.
– Давай, Джорди, не зевай! – пронзительно расхохоталась старуха. – Смотри, какой здоровяк попался – сегодня у нас будет славный обед!
«Неужели это правда?!» – мелькнуло в голове у Лесли, следом накатила волна ужаса – такого, какого она еще в жизни не испытывала.
Накатила – и схлынула, унеся с собой и все остальные эмоции. Не осталось ни страха, ни даже удивления; в голове припевом боевого горна зазвучали слова сержанта Калвера: «Пока у тебя есть хоть какой-то шанс – действуй!»
Похоже, перед тем, как убить ее, эти сволочи хотят развлечься – что ж, это развлечение они надолго запомнят.
Мужчины медленно приближались, расходясь и охватывая ее полукругом; средний побрякивал цепью. До них оставалось еще шагов тридцать.
Лесли тоже шагнула вперед, делая вид, что испуганно оглядывается. Свисавший на ремне с ее пояса арбалет выглядел не слишком опасным, тем не менее вся надежда сейчас была только на него.
Глаза ее то и дело возвращались к точке на бедре наступавшего слева парня – точке, куда должна была попасть стрела. Нужно подпустить его шагов на восемь, иначе можно промахнуться – стрелять придется навскидку.
Священник, если он не идиот, дробовиком не воспользуется – ведь разлетом дроби заденет и тех, кто стоит на другой стороне площади; старик же с его костлявыми руками едва ли может быть хорошим стрелком.
Она мельком оглянулась на Джедая – тот с отрешенно-тупым видом стоял перед аркой. Бедняга, он даже не понимает, что происходит! Снова взглянула на противников – рано, пусть подойдут ближе… еще ближе… Сейчас!
Лесли вскинула арбалет, и тетива еле слышно тенькнула, отправляя стрелу в цель. Уронив топорик, парень схватился за бедро, руки его мгновенно окрасились кровью…
И в этот момент остальные двое бросились в атаку.
Еле увернувшись от удара цепью, Лесли сжалась в комок и метнулась вправо, на ходу выхватила нож и распрямилась, как пружина, целясь в живот мужчине с цепью – но тот вильнул вбок, и вместо того, чтобы вонзиться по самую рукоять, лезвие лишь царапнуло его.
– Джорди! – тонко и испуганно вскрикнул раненый парень. Мужчина с цепью отскочил назад и обернулся – зато другой, с ножом, пригнувшись, бросился на Лесли.
Она увернулась, пнула его в колено и хотела полоснуть по шее – но от внезапного удара цепью ее нож выскользнул из руки и отлетел далеко в сторону.
– Все, Лу, добивай сам! – крикнул мужчина с цепью и бросился к раненому. Держась за бедро обеими руками, тот корчился на земле – на самом деле он был уже не жилец, хотя никто из горожан, ни даже он сам еще об этом не знал.
Парень с ножом, усмехаясь, перебросил свое оружие из руки в руку. Уже по этому движению было понятно, что с ножом он управляться умеет. Тем не менее, будь они один на один, Лесли бы наверняка с ним справилась – но не сейчас, когда в любую секунду и с любой стороны на нее мог наброситься еще кто-нибудь.
Она отступила на шаг и быстро оглянулась – позади была арка и… Джедай. Он по-прежнему стоял неподвижной глыбой, за все это время так и не сдвинувшись с места. Мелькнула страшная в своей простоте и цинизме мысль – он здоровенный, такого с одного удара не завалишь. Это даст ей время – те самые несколько секунд, которые нужны, чтобы перезарядить арбалет…
Ее противник снова неуловимо-быстрым движением перебросил в правую руку нож, взмахнул им, целясь ей в лицо, но Лесли, пропустив клинок над головой, откатилась кувырком назад, мимо Джедая, к арке. Прижалась к ней спиной и выхватила из-за пояса стрелу.
По сторонам она не смотрела, только на арбалет. Вставить стрелу в желобок, рвануть рычаг, чтобы тетива легла на выступ – сколько раз ее руки уже проделывали эти привычные действия! Но сейчас любая небрежность могла стоить жизни.
Хриплый вскрик, хруст – и следом стон, почти вой; он раздался со всех сторон одновременно, словно окружавшая ее толпа горожан превратилась в единый организм. Лесли вскочила, вскидывая арбалет, и огляделась – как раз вовремя, чтобы увидеть, как парень в шортах оседает к ногам Джедая.
– Да что же… Валите их! – заорал священник. – Гор… – арбалетная стрела ударила прямо в распяленный в крике рот – он замолк, страшно выпучив глаза, и рухнул ничком.
Лесли рыбкой метнулась вперед, схватила выпавший из его рук дробовик и, взлетев на ступени церкви, повела дулом.
– Ну, кто первый заряд в морду хочет?!
Толпа, готовая уже кинуться на нее, разом отшатнулась.
Лесли бросила взгляд вправо – над раненым парнем хлопотали несколько человек, кажется, пытались наложить жгут. Бесполезно – пробитая бедренная артерия не оставляет шансов.
Медленно, все так же поводя дробовиком из стороны в сторону, она спустилась со ступеней. Озираясь и зорко оглядывая толпу, подошла к Джедаю, левой рукой достала из-за пояса маленький, но острый как бритва нож.
Резанула лямку рюкзака, вторую – в повисшей над площадью тишине его падение прозвучало неожиданно громко. Лесли снова огляделась – «героев», желающих напасть на нее, пока не находилось. Но если кто-то решится, следом могут ринуться все остальные…
Коснулась руки Джедая.
– Пойдем.
Шаг за шагом, не слишком быстро, но и не медленно, они двинулись к выходу с площади. Лесли напряженно всматривалась в лица горожан – если кто-то попытается напасть на нее сзади, они невольно выдадут это взглядом.
Шагов за пять до перегородивших дорогу людей повела дробовиком:
– Ну-ка, в сторону!
Те расступились, освобождая проход.
Старик! Лесли резко обернулась – он по-прежнему держал револьвер, но поднять его не пытался, как и все, стоял, молча вперив в нее взгляд. Приказать, чтобы бросил? Нет, нельзя, это может задержать ее, выбить из ритма.
Еще шаг, еще… Самый трудный момент – они с обеих сторон, совсем близко…
Внезапным броском преодолев десяток футов, Лесли повернулась, чтобы видеть всю площадь. Кольцо оцепления давно разрушилось – горожане сбились в тесную толпу и выглядели как готовые броситься и выжидающие подходящего момента волки. Откуда-то из-за их спин доносились истерические рыдания.
Теперь она отступала спиной вперед.
Горожане дали ей отойти шагов на двадцать, после чего всей толпой двинулись следом. Она притормозила, повела дробовиком – люди остановились, но стоило ей сделать пару шагов назад, как и они возобновили свое продвижение.
Вдруг шедший справа мужчина судорожно дернулся, за его плечом мелькнуло тощее белесое лицо старика. И следом – направленное на нее дуло револьвера, Лесли заметила его чудом, лишь потому, что смотрела в ту сторону.
Рука сама нажала на спуск. Грохот выстрела ударил по барабанным перепонкам.
Дожидаться, пока рассеется облако дыма, она не стала. Перехватив за дуло, с размаху огрела прикладом бокфлинта по асфальту и отшвырнула изуродованное ружье в сторону; схватила Джедая за руку:
– Бежим!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Остановились они лишь через полмили. Джедай к тому времени выбился из сил, дыхание тяжело и шумно вырывалось из его полуоткрытого рта; у Лесли тоже все лицо было покрыто потом.
Она оглянулась – дорога позади была чистой, никаких следов погони. С этого расстояния городок казался мирным и спокойным. Вытащив из штанов футболку, она обтерла полой лицо, взглянула на Джедая и облегченно рассмеялась:
– Кажется, выпутались, – он неумело и неуверенно улыбнулся в ответ, и Лесли похлопала его по локтю. – Ты молодец, все сделал правильно.
Сняла с пояса флягу, сделала пару глотков и дала попить ему.
Дальше они уже не бежали – шли. Казалось бы, чем дальше позади оставался город, тем меньше была опасность, но нараставшее внутри тревожное чувство заставляло Лесли ускорять и ускорять шаг.
Не верилось, что горожане отпустят ее, не попытавшись догнать – после того, как она убила их священника и сломала такую ценность, как дробовик. И еще неизвестно, сколько человек было ранено тем выстрелом!
В городе есть лошади – проходя по улице, она заметила на обочине следы подков. И понятно, что ни убежать от всадников, ни укрыться в гладкой, как тарелка, степи ей не удастся. Пока горожане в шоке, но это продлится недолго – возможно, уже через несколько часов по ее следу двинется погоня. А значит, нужно уходить, как можно быстрее и как можно дальше.
Добравшись до стоянки, Лесли не стала тратить времени на отдых. Отрезала Джедаю пару ломтей вяленого мяса, сунула половину оставшейся от завтрака лепешки, а сама, жуя на ходу вторую половину лепешки, принялась собирать вещи и наполнять все имеющиеся фляги водой из ручья.
Собаки провожали каждое ее движение удивленными взглядами. Они привыкли, что после возвращения из людских поселений хозяйка разжигает костер и принимается готовить ужин. Но на этот раз она явно собиралась в путь – вечером, когда вот-вот сядет солнце! – такого еще не бывало!
Собралась Лесли быстро. Впервые за все это время достала из мешка револьвер, зарядила его и сунула за пояс. Один арбалет привычно свисал с пояса, второй был закинут через плечо – если бы она утром знала, что произойдет, то взяла бы его с собой и в город… хотя, если бы она это знала, то вообще бы обошла стороной это место.
Последней на волокушу встала корзина со щенками. Закрепив ее, Лесли надела Джедаю на плечи лямки.
– Прости, дорогой – сегодня весь груз на тебе, я пойду налегке.
«…Тем более что и рюкзака больше нет – придется мастерить новый – и вещмешка. А вместе с ними патронов и ножниц, и ниток, и крючков – и всего остального, что я взяла в этот чертов город…»
Она с усмешкой отмахнулась от собственных мыслей – ладно, главное, что сами живы остались! – и похлопала Джедая по плечу.
– Ну что, двинулись?
Они шли всю ночь. Шли по степи и по каменным пустошам, пробирались сквозь кустарник и пересекали ручьи. Небо было ясным, но лившийся с него серебристый свет скорее мешал идти, чем помогал, делая все вокруг призрачным и лишенным объема.
Поначалу Лесли то и дело оглядывалась и прислушивалась, но никаких признаков погони не было. Да и собаки вели себя спокойно, лишь однажды кобель с дымчатым воротником вокруг шеи, самый крупный в стае, вдруг остановился, коротко взлаял и, когда она подошла, указал носом на свернувшуюся в десятке шагов впереди крупную гремучку. Лесли прикончила ее и сунула в мешок.
Потом она перестала оглядываться – сил едва хватало на то, чтобы идти… идти… делать шаг за шагом, стараясь не угодить ногой на неустойчивый камень и выбирая для Джедая дорогу поровнее.
К тому времени, как небо слева порозовело, Лесли уже еле передвигала ноги. Впереди них вздымался пологий склон – вот там, наверху, можно будет отдохнуть.
Вверх… вверх… Больше всего ей хотелось лечь – свернуться в клубочек и закрыть глаза, но она продолжала идти, зная, что если хоть ненадолго остановится, то больше не сможет сделать ни шага.
Когда подъем под ногами наконец сменился ровной поверхностью, сил уже не было совсем. Услышав «стой!», Джедай то ли сел, то ли просто осел на землю, опустив голову и тяжело дыша. Лесли тянуло сделать то же самое, но она, стиснув зубы, сказала самой себе: «Ничего, потерпи, скоро отдохнешь!» Оглянулась, обшаривая взглядом оставшуюся позади равнину – насколько хватало глаз, все было пусто; никаких всадников, никакой погони.
Расстегнув лямки волокуши, она достала из мешка флягу, наполнила кружку и сунула Джедаю под нос:
– На, попей!
Сама глотнула прямо из фляги, остальную воду вылила в миску собакам – они жадно зашлепали языками. Лесли тем временем сняла с волокуши корзину со щенками, отнесла в сторону и выложила их под куст полыни. Дана тут же растянулась рядом и принялась вылизывать своих деток.
Каждое движение давалось с трудом. Преодолев искушение обойтись без одеял, Лесли разворошила мешки и достала их – как водится, с самого низа. Потянула Джедая за плечо:
– Пойдем! – он покорно встал и поплелся за ней.
Подойдя к росшей неподалеку сосне, Лесли раскинула под ней одеяло, махнула Джедаю:
– Ложись!
Во второе завернулась сама и опустилась на подстилку из хвои. Последним усилием, приоткрыв глаза, позвала:
– Ала!
Собака сунулась под руку, и Лесли, ослабив завязки, стащила с нее мокасин: если рана снова вскрылась, пусть сама залижет. Остальное все потом…
Спала она часов пять. Несколько раз тревожно вскидывалась, но, окинув взглядом безмятежно спавших вокруг собак, снова проваливалась в сон.
Наконец, увидев, что солнце уже в зените, Лесли заставила себя встать. Развела тут же, под сосной, костерок – небольшой, только чтобы сварить похлебку; густая крона скроет поднимающийся дым. Добытая ночью гремучка оказалась кстати – пара фунтов мяса пошла в котелок, остальное досталось собакам. Конечно, горячая еда – это задержка, но чтобы двигаться дальше, нужны силы.
Мысленно Лесли пообещала самой себе, что когда уже не будет такой спешки, она сварит Джедаю его любимый ягодный отвар. Чем еще можно вознаградить его за то, что он сделал вчера в городе?! Конечно, он не поймет, но хоть удовольствие получит.
Но каков молодец! Она до сих пор не понимала, как он ухитрился, не получив ни царапины, обезвредить того парня с ножом – и с легкостью, буквально в несколько секунд! Наверное, когда-то он хорошо умел драться и теперь применил былые навыки так же бессознательно, как вытирал лицо полотенцем или спускал штаны, чтобы помочиться.
Окончательно Лесли уверилась, что погони за ними нет, лишь через два дня. После этого револьвер перекочевал обратно в мешок, а они свернули к югу и пошли уже в своем обычном темпе – после последних изнурительных дней это была почти прогулка.
В Вайоминг в этом году она решила не идти – не судьба! – а вернуться в Колорадо, поторговать там и двинуться дальше, в Аризону. Заодно набрать и насушить ягод и трав: малина и черника в предгорьях небось уже созрели…
Но пока о ягодах оставалось только мечтать. Бесплодную пустошь, по которой они шли, оживляли лишь торчавшие кое-где пучки сероватой жесткой травы. Единственным достоинством этого неуютного места было то, что через каждые несколько миль равнину пересекали ручьи. Все они текли в одном направлении – с запада на восток; хотя многие к середине лета уже высохли, оставшихся вполне хватало, чтобы пополнять запасы воды.
Но тут были и свои неудобства: русла ручьев прорезали почву до скальной породы, образуя овраги глубиной в человеческий рост. Дойдя до такого оврага, приходилось отцеплять волокушу и спускать ее на веревке по крутому склону, после чего на противоположной стороне, вскарабкавшись вверх, втягивать за собой груз.
Перейдя очередное, уже пятое с утра русло, Лесли решила, что с нее хватит. Почему бы, дойдя до следующего ручья – разумеется, если в нем будет вода – не остановиться там на ночевку? Конечно, до заката еще далеко, но зато при свете дня можно будет начать шить новый рюкзак.
Она с сомнением взглянула на шедшего впереди Джедая и, хотя ничто в его ровной размеренной походке не говорило об усталости, решила, что ему тоже не помешает отдохнуть.
На ужин опять, в который раз уже, похлебка из гремучки – здесь они какие-то особенно жилистые и безвкусные… С утра Лесли надеялась, что собаки поднимут зайца, даже второй арбалет зарядила. Но нет, надеяться нечего – вокруг только полынь да солянки.[17]17
Солянка – пустынное растение.
[Закрыть]
Сейчас оба арбалета висели у нее за плечами, один справа, другой слева – так было удобнее перебираться через овраги. Перевешивать один из них обратно на пояс смысла не было – наверняка через милю-другую будет очередное русло, и наверняка по закону подлости оно окажется сухим…
Тянувшаяся справа неглубокая лощина впереди изгибалась, пересекая их путь – нужно взять левее, чтобы пройти поверху, а не спускаться в нее. Лесли прибавила скорости, чтобы, догнав Джедая, подтолкнуть его влево, и тут…
«Что случилось с его затылком?..» – эта мысль еще не успела оформиться в слова, как откуда-то слева раздался звук выстрела, а сам Джедай начал валиться ничком вперед.
В следующий миг Лесли прыжком сбила с ног Алу и вместе с ней нырнула в лощину. Снова выстрел, истошный собачий визг – и следом за ними по склону, извиваясь и воя, покатилось темное тело.
Приказав Але: «Лежать!» – Лесли поползла наверх, к Джедаю. Вцепилась в бессильно выброшенную вперед руку и что есть силы потянула.
Он уже наполовину был на склоне, когда раздался новый выстрел, и она почувствовала, как его тело содрогнулось. Привстав на колени, отчаянным усилием рванула его к себе – под действием собственной тяжести он вместе с волокушей начал сползать вниз.
Мысли Лесли тем временем лихорадочно работали. Стреляли из винтовки, ярдов с трехсот, если не больше. Кто, почему – сейчас не важно. Важно другое: стрелявшие знают, что она жива, поэтому через какое-то время попытаются подойти… или обойти ее сзади.
Но для начала они будут выжидать…
Джедай еще дышал, из развороченного пулей затылка текла кровь. Вторая рана, на ягодице, тоже кровила. Подстреленная собака лежала на боку, еле слышно подскуливая.
Но Лесли сейчас было не до того, чтобы с этим разбираться.
Секунду она колебалась – может, взять револьвер? – но потом решила, что он лишь помешает; взглянула на собак – Алу и еще двух, каким-то образом оказавшихся в лощине, шепотом приказала: «Ждите здесь!» – и сначала на карачках, а когда лощина кончилась, то по-пластунски поползла в сторону сухого русла, через которое они с Джедаем недавно перебрались.
Наконец выкинутая вперед рука нащупала край обрыва; Лесли съехала на животе вниз и, пригнувшись и стараясь держаться песчаной полоски в центре русла, побежала в ту сторону, откуда донесся выстрел. Время от времени она осторожно, используя как прикрытие росшие на краю обрыва кусты, выглядывала наружу и, не увидев ничего, кроме безжизненной пустоши, продолжала свой бег.
Триста шагов… Четыреста… пятьсот… Они должны быть где-то здесь!
Лесли в очередной раз выглянула наружу и замерла: стрелявшие открылись перед ней, как на ладони. Их было двое; лежа на склоне пригорка и приподняв головы, они смотрели в сторону лощины. Вот один обернулся к другому, что-то сказал; под рукой у него винтовка – видно, как отблескивает черненый металл.
Как она и предполагала, выжидают…
Она бесшумно сползла вниз; присев, перезарядила арбалеты – от толчков стрела могла сдвинуться – и пошла по оврагу дальше, заходя врагам в тыл.
Снова остановилась Лесли ярдов через сто; выглянула – теперь стрелявшие были видны почти со спины. Нагнулась, сняла ботинки и, оставив их стоять на дне оврага, осторожно вылезла наружу.
Несколько секунд, сжавшись в комок, она балансировала на краю обрыва, готовая, если кто-то из врагов попытается обернуться, мгновенно соскользнуть обратно в овраг. Но нет – они лежали и по-прежнему о чем-то разговаривали.
Тогда Лесли выпрямилась. Сняла с плеча арбалет, взяла его в правую руку, палец – на спусковом крючке. И – побежала к лежавшим мужчинам, чем дальше, тем быстрее. Ноги в толстых шерстяных носках почти бесшумно отталкивались от земли, рука с арбалетом была выдвинута вперед, в любую секунду готовая выстрелить.
Лежащему на животе человеку, чтобы увидеть, что творится позади него, нужно повернуться всем телом; слышит он то, что происходит сзади, тоже плохо.
Мужчина с винтовкой услышал ее лишь шагов за сорок. Обернулся, опираясь на локоть – глаза испуганно расширились; он рванул к себе винтовку, но Лесли была уже в десяти шагах от него.
С такого расстояния она попадала в шею гремучке, не промахнулась и теперь. Стрела вошла врагу в глаз. Умер он мгновенно, еще опираясь на локоть, и лишь потом с бескостной вялостью завалился на бок.
Так же мгновенно Лесли сорвала с плеча второй арбалет и, держа в левой руке, направила на второго мужчину.
Нет, не мужчину… только теперь она увидела, что второй ее противник – подросток лет пятнадцати, рослый, но костлявый и тонкошеий. Не обращая на нее внимания, он вскрикнул:
– Папа! – затряс убитого мужчину, повторяя: – Папа, папа! – и лишь потом, сидя на песке, растерянно обернулся к Лесли. – Ты убила его? Ты… ты…
– Он хотел убить меня, – Лесли поймала себя на том, что чуть ли не оправдывается.
– Ну и что? Тебе не положено жить, никто не должен знать, где наш город!
«Значит, не зря я боялась – все-таки была погоня!» – пронеслось у нее в голове.
– Папа – самый лучший у нас охотник, если нужно кого-то поймать, всегда посылают его! – продолжал паренек. Наверное, ему легче было говорить об отце как о живом. – Он и меня учит всему, что знает!
– А зачем он стрелял в собаку? – спросила Лесли; подумала: «Какого черта я вообще с ним разговариваю?» Было ясно, что в живых мальчишку оставлять нельзя: если он вернется в свой город, за ней могут послать новых убийц.
Но уж очень не лежала душа вот так, просто взять и убить безоружного подростка…
– Это не он – это я стрелял! – парнишка шмыгнул носом. – Папа мне разрешил. Из-за этих проклятых собак мы целых два дня не могли к вам близко подобраться – приходилось все время держаться с подветренной стороны.
Может, связать ему руки, взять с собой? Ну и что дальше?
– Скажи, а это правда, что вы едите людей? – медленно спросила Лесли; внутри все содрогнулось от отвращения.
– Чужаков? Да, – ответил парнишка, интонацией словно спрашивая: «А что тут такого особенного?» – Это пища, благословенная Господом – если бы Он не хотел, чтобы мы их съели, то не привел бы их к нам. Так всегда говорил отец Квентин. Когда они приходят, мы вечером устраиваем праздник с танцами; на площади накрывают столы, а если плохая погода, то в церкви…
– Хватит! – она шагнула вперед, потянула винтовку за дуло и выдернула из-под трупа…
– Не тронь! – подросток попытался вцепиться в приклад, но опоздал и лишь повторил с беспомощным отчаянием в голосе. – Не тронь, это папино!
Не обращая на него внимания, она перехватила винтовку поудобнее и уже хотела разбить ее об землю, как давеча разбила дробовик – но вовремя удержала руку. Потертая, но ухоженная, с ложем из черного дерева и серебряной гравировкой на ствольной коробке, эта винтовка была настоящим произведением искусства. В любом поселке за нее с радостью отдали бы все, что ни попросишь.
– Где ваши лошади? – обернулась Лесли к мальчишке.
– Что?
– На чем вы приехали?
– Я тебе ничего не скажу! – упрямо и зло воскликнул он, бросив быстрый взгляд куда-то за ее правое плечо.
Ага, значит, там.
– Ты… ты дрянь! – продолжал подросток. – Ты убила отца Квентина. И Чака. И папу! И взяла его винтовку – а он даже мне ее трогать не разрешал! – дрожащий от слез голос звенел негодованием: какое она, обреченная на смерть жертва, имела право бороться за свою жизнь?
Маленький злобный фанатик, достойный наследник своего отца. Недаром тот натаскивал сына, готовя его себе на смену!
И все-таки убивать его не хотелось. В бою – другое дело, а теперь… Как Лесли ни пыталась разозлиться, ничего не получалось – особенно после того как, прервав вдруг свой монолог, парнишка рухнул на труп отца и обнял его, всхлипывая: «Папа… папочка!»
Что же с ним делать? Может, взять с собой и оставить в каком-нибудь поселке? Здорового рослого подростка охотно возьмут в работники… Так ведь сбежит – он уже в том возрасте, когда и лошадь сможет украсть, и дорогу обратно найти…
Парнишка сам выбрал свою судьбу. Лесли не предполагала, что у его отца за поясом был еще револьвер, а сын это знал – и внезапно взметнулся, почти в упор целясь ей в лицо.
Она успела первой нажать на спуск; выстрел раздался через долю секунды, но пуля просвистела мимо. Впрочем, он едва ли мог быть прицельным: это был последний импульс умирающего тела – тяжелая стальная стрела попала пареньку прямо в сердце.
