Текст книги "Серебряное небо"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Беда подступила незаметно…
Началось все со снегопада. Снег шел трое суток подряд; легкие кружевные снежинки мало-помалу сменились сырыми хлопьями, они таяли на лице и стекали по нему, как холодные слезы.
Все эти дни Лесли на охоту не ходила – сидела в шалаше и штопала носки, меняла завязки на мешках и чинила одежду.
На четвертое утро снегопад наконец прекратился. Когда она вылезла на улицу, ее встретило ясное небо, просвечивающее сквозь серебристую дымку солнце – и ослепительно-белый снег. И звук капели – температура поднялась градусов до тридцати пяти по Фаренгейту, если не больше.
Встретило ее и еще кое-что, куда менее приятное: с привязанной к двум соснам жерди, где на холоде висели припасы, пропал мешок с копченой олениной. Оказалось, что его утащила рысь: ночью, перед самым концом снегопада, прошла по жерди и, вцепившись в мешок, повисла на нем – ремень не выдержал, оборвался, и она умчалась с добычей. Все это удалось установить по застрявшим в сосновой коре серым шерстинкам и по полузасыпанным снегом следам.
Неприятно, конечно, но не смертельно, подумала Лесли. Поругала собак: разбаловались, привыкли ночевать в шалаше – вот воровку и не учуяли; пригрозила: «Ух я вас! Всех вечером на улицу выставлю!»
Оттепель продлилась недолго, уже на следующую ночь грянул мороз. К утру подтаявший было снег покрылся ледяной коркой – собак она кое-как выдерживала, но под человеком проламывалась.
Два дня Джедай мастерил охотничьи лыжи. Бурчал, что никогда такого не делал и не знает, что получится, но результат превзошел все ожидания. Шириной в полторы ладони и длиной больше трех футов, они легко скользили по насту; надев их, Лесли почувствовала себя так, будто у нее выросли крылья.
И на следующий день (наконец-то!) отправилась на охоту.
Собаки, как всегда, бежали впереди, Лесли скользила за ними. Хотя последний раз на лыжах она ходила шесть лет назад, но тело быстро вспомнило утраченные навыки. Вокруг возвышался засыпанный снегом лес – красно-желтые стволы сосен и темная хвоя красиво выделялись на белом фоне.
Красиво… и пустынно. Казалось, она и собаки в этом лесу единственные живые существа. Не было ни зверей, ни птиц, ни даже их следов; лишь однажды Лесли пересекли путь двухдневной давности следы оленя.
Наконец собаки встрепенулись, помчались вперед – и через несколько минут с радостным лаем пригнали зайца.
«Ну, с почином!» – подумала она и, чувствуя приятную тяжесть закинутой за спину тушки, несколько прибодрилась. Увы, этот «почин» так и остался в тот день ее единственной добычей. На обратном пути собаки облаяли сидевшего на дереве тетерева, но он сидел слишком высоко, чтобы Лесли могла рассчитывать на прицельный выстрел.
Теперь она ходила на охоту каждый день, возвращалась чуть ли не затемно, но добычу приносила скудную – одного-двух зайцев, порой тетерева. Стала охотиться и на тех птиц, которых раньше за дичь не считала – рябчиков, куропаток и голубей; все-таки фунт-полтора мяса – это тоже еда.
Сделанные за первый месяц зимовки запасы вяленого и копченого мяса постепенно таяли. На исходе была и мука – что поделаешь, из-за нехватки мяса нередко приходилось варить собакам густую мучную баланду.
Вообще кормление собак стало постепенно болезненной проблемой.
Для Лесли само собой разумелось, что, пока у них остаются хоть какие-то крохи еды, собак кормить надо. Для Джедая, как оказалось, – вовсе нет.
Как-то, когда она в очередной раз сварила котелок баланды и остужала его в снегу, он вышел из шалаша вслед за ней.
– У нас мука кончается.
– Знаю, – угрюмо ответила Лесли.
– А ты ее на собак изводишь! – как он ни старался, а раздражение в голосе скрыть не смог.
Лесли пожала плечами – ссориться и спорить не хотелось.
– Они едят вдвое больше нас!
«Втрое», – мысленно вздохнула она, вслух же попыталась объяснить:
– Пока они держатся на ногах, они могут охотиться. И если в окрестностях появится добыча, они ее и найдут, и под выстрел пригонят. А без них у нас не будет мяса – вот тогда мы действительно можем не дотянуть до весны. Сейчас трудное время, и его надо перетерпеть…
– Но зачем тебе их столько?! – перебил Джедай. – Неужели для охоты не хватило бы пяти-шести штук?!
– Они не штуки! – Лесли вскочила. Повторила, яростно меряя его взглядом: – Они не штуки, Джед! Они мои друзья. Нам с ними много чего пришлось вместе пережить, и я скорее сама есть не буду, чем перестану их кормить. Но… раз ты этого не понимаешь, то тебе и объяснять бесполезно.
В этот день она легла спать отдельно – завернувшись в одеяло, устроилась возле костра на лапнике. Собаки тут же окружили ее со всех сторон, привалившись теплыми боками.
Прошла неделя. Джедай не делал попыток сблизиться, Лесли тоже. Просто старалась лишний раз не раздражать его, понимая, что сейчас, когда им некуда друг от друга деться, любая мелкая стычка может перерасти в ссору.
Подстрелив добычу, она теперь разрезала ее на куски и отдавала собакам прямо в лесу, принося на стоянку лишь то, что предназначалось на ужин. Баланду варила реже, тем более что муки и впрямь почти не осталось.
Но всего этого оказалось недостаточно, чтобы предотвратить очередную вспышку.
Как-то за ужином он внезапно рявкнул:
– Может, хватит, а?
– Ты что?! – не поняла Лесли, быстро огляделась – вроде все нормально…
– Мне надоело! – сверля ее зло сощуренными глазами, выпалил Джедай. – Противно смотреть, как ты с ней сюсюкаешь! «На, девочка, покушай!»
Так это все из-за того, что она сунула Але остаток лепешки? Он что, совсем свихнулся?
– Ты что, не понимаешь, что нам самим скоро жрать будет нечего?! – продолжал он.
Отвечать Лесли не стала, подхватила свою миску и вышла с ней на улицу. Присев на груду лапника, доела похлебку, но к костру возвращаться не спешила – на улице было не так уж холодно, а ей хотелось многое обдумать.
Вернулась в шалаш она, лишь продрогнув до костей. Подошла к Джедаю, сказала без долгих предисловий:
– Джед, я завтра ухожу.
До сих пор он сидел, опустив голову, и, казалось, вообще ее не замечал, но тут вскинулся:
– К… куда?! – аж голос дрогнул.
– В схрон. За продуктами.
– Что такое схрон? Поселок?
– Нет. Это место, где я храню запасы товара и кое-какие продукты, – добавлять, что в каждом схроне у нее хранится еще и оружие, не стала: не его это дело.
– Я с тобой пойду!
– Нет, – отрезала Лесли. – Ты меня задержишь.
– Я умею ходить быстро.
– Нет, – повторила она. – Ты тяжелее меня и на насте будешь проваливаться. Я пойду налегке, с собой возьму Дану и… – обернувшись, пошарила глазами, – Дымка, – кивнула на крупного мохнатого кобеля с серым «воротничком». – Вернусь дня через четыре или через пять, как получится.
Отошла и, присев на корточки, принялась собирать вещи: теплые носки, маленький котелок, пару полос вяленого мяса и немного крупки. Почувствовала, что Джедай стоит совсем рядом, за спиной, но продолжала заниматься своим делом, пока не коснулся ее плеча и не сказал:
– Лесли… – голос его звучал неуверенно, чуть ли не умоляюще. – Лесли, пожалуйста, – повторил он, и только тогда она выпрямилась.
– Что тебе?
– Ты это делаешь… из-за того, что я сказал?
Лесли пожала плечами:
– Нам действительно нужна еда.
Снова присела на корточки, положила к отобранным вещам мачете, чтобы было чем рубить лапник для ночлега. Джедай по-прежнему стоял рядом, непохоже, что собирался пойти заняться своими делами.
Она вздохнула и встала:
– Ну, что еще?
– Может, тебе все-таки не стоит идти одной? – положил руки ей на плечи, попытался притянуть к себе, но, почувствовав сопротивление, ослабил объятие. – Как-нибудь продержимся… или пойдем вместе?
– Джед, я уже много лет одна. Мне приходилось неделями голодать, драться с тремя противниками зараз, спать на снегу – и, как видишь, я до сих пор жива. Так что не беспокойся, я и вернусь, и продукты принесу. Единственное, о чем я тебя попрошу – в мое отсутствие кормить собак. «А не будешь, так и черт с собой!» – мысленно добавила она, решив с утра, перед уходом, сварить полный котелок баланды, сдобрив ее как следует копченым мясом. Это поможет Стае продержаться до ее возвращения, если Джедай, душимый жабой, решит поэкономить припасы.
Кажется, было сказано уже все, но он не уходил и не убирал ладоней с ее плеч. «Ну что еще?» – спросила она уже не словами – взглядом.
– Пожалуйста, ляг сегодня со мной.
– Я должна выспаться.
– Я не… ничего не буду делать. Просто… ну пожалуйста!
– Ладно, – нехотя кивнула Лесли.
Когда она, покончив со всеми делами, нырнула в спальный мешок и легла спиной к Джедаю, он действительно не стал ничего делать, даже говорить – лишь приобнял ее и зарылся лицом в волосы. Его тело источало привычное уютное тепло, и Лесли почти сразу потянуло в сон. Последней, уже размытой и полусонной мыслью было: «С Кейп-Розой придется что-то решать…»
Ала была обижена, что ее не берут с собой, жалобно сдвинув бровки, заглядывала в глаза, но Лесли покачала головой:
– Нет, ты остаешься.
Искоса взглянула на Джедая – он с потерянным видом стоял возле шалаша. На секунду ей захотелось подойти к нему, потрепать по волосам, сказать: «Не волнуйся, я скоро вернусь!» – но стоило вспомнить его вчерашнюю вспышку, как желание это начисто исчезло.
Когда Лесли отошла на полсотни ярдов, следом примчался Дураш. Игриво подтолкнул Дану в плечо и, задрав флажком хвост, загарцевал рядом с ней. Та обернулась, рявкнула – он отшатнулся, чуть не сел. Постоял несколько секунд и, опустив голову и хвост, потрусил обратно.
Первая часть пути, по лесу, была самой простой – лыжи легко скользили по присыпавшему наст мелкому снегу, собаки трусцой бежали впереди. Лесли знала, что миль через тридцать ей придется выйти на открытую местность, но пока старалась об этом не думать – вообще ни о чем не думать, чтобы не сбиться с ритма.
Притормозила она лишь однажды, когда Дана с Дымком, умчавшись в сторону, заполошно позвали: «Сюда, скорей!» На сосне сидели несколько тетеревов; на собак они почти не обращали внимания, но при виде человека испуганно сорвались с места. Одного все же удалось подстрелить, Лесли отрезала кусок себе на ужин, остальное рассекла пополам и кинула собакам.
Отдохнуть она остановилась, пройдя миль пятнадцать – скинула лыжи, подложила под себя вещмешок и уселась на него, прислонившись к толстой сосне. Ноги гудели, морозный воздух приятно охлаждал разгоряченное лицо. Не торопясь, по ягодке, она сжевала пригоршню сушеной малины и только почувствовав, что замерзает, пустилась дальше в путь.
Солнце еще не село, когда Лесли вышла на опушку. Впереди простиралась сверкающая белизной равнина с темными пятнами присыпанных снегом кустов. Погода была ясная, и на горизонте хорошо просматривались горы. Она нашарила глазами две одинаковой высоты вершины, разделенные глубокой седловиной. Это и было целью ее похода: у подножия левой вершины, в пещере, находился схрон.
До гор оставалось еще по меньшей мере миль тридцать.
Лесли с сомнением оглянулась. Позади был лес, впереди – поле. Конечно, до захода солнца можно пройти еще миль пять – только где там потом ночевать? В поле ведь ни лапника не нарубишь, ни дров для костра… Нет, лучше уж остановиться здесь, а завтра утром выйти пораньше и в один переход добраться до схрона.
Идти по полю было куда труднее, чем по лесу. Встречный ветер, несильный, но холодный, заставлял Лесли щуриться и наклонять голову. Куртка под подбородком от дыхания быстро покрылась инеем, а нос мерз так, что приходилось останавливаться и греть его ладонью.
Но самым неприятным оказался переход через реку. Мелкая – кое-где всего по колено – но быстрая, она так и не покрылась льдом. В свое время Лесли не раз перебиралась через нее, прыгая по выступавшим из воды валунам. Но это было летом, теперь же, запрыгнув на валун, она несколько секунд побалансировала на нем и соскочила: верхушка камня, покрытая ледяной коркой, оказалась невыносимо скользкой.
Еще раз смерив глазами переправу. Лесли вздохнула и – делать нечего – села на снег и принялась разуваться. Лучше уж перейти реку вброд, чем, поскользнувшись, грохнуться с камня в ледяную воду и промокнуть до нитки.
Дана с Дымком мочить лапы не захотели и перебрались через реку по валунам. Что ж, на то у них и по четыре ноги с когтями, а не две.
Наступили сумерки, но она все шла и шла, нарушая собственное правило не идти до изнеможения и молясь лишь об одном: полтора года назад она оставила в пещере кучу хвороста – только бы до нее никто не добрался! Собаки тоже устали – они уже не бежали бодро впереди, а плелись за ней по пятам.
Горы были совсем близко, но, казалось, с каждым шагом Лесли они понемножку отступают назад, не желая подпускать ее к себе.
Когда прямо перед ней взметнулся ввысь крутой склон, в первую секунду она подумала, что ей это мерещится, ведь не может быть, что она дошла! Но потом сняла лыжи, закинула их за спину и на четвереньках полезла по склону, то и дело поглядывая вверх, на хорошо просматривавшуюся на фоне неба кривую сосну – слева от нее находился вход в пещеру.
Как оказалось, до хвороста кое-кто добрался – а именно кабаны. К счастью, они ничего с ним не сделали, только раскидали по полу – наверное, искали еду.
Лесли подобрала несколько обломков потолще и сложила костер, присела рядом, согревая закоченевшие руки. Сил уже не осталось, хотелось растянуться прямо на каменном полу, подложить под голову мешок – и спать, спать… Стиснув зубы, она заставила себя наполнить котелок снегом и, кинув туда несколько кусков вяленого мяса, установила его над костром. Сама же подожгла конец длинной хворостины и направилась в глубь пещеры.
Проход постепенно сужался. Когда он стал фута три шириной, Лесли переложила факел в левую руку, а правую вытянула вверх и, двигаясь дальше, повела ею по каменной стене. Отверстие удалось нащупать через несколько шагов. Сначала она сунула туда факел, прислушалась: ни стрекота, ни шороха чешуи (хотя, впрочем, о какой гремучке может идти речь в январе?) Затем засунула в отверстие руку, нащупала лямку мешка и с облегчением вздохнула: вещи были на месте.
Поужинала Лесли вареным мясом, с удовольствием запив его крепким солоноватым бульоном; спать устроилась, можно сказать, с комфортом: разложив у костра хранившуюся в схроне толстую шерстяную попону, легла на нее, завернувшись в два одеяла. Дана тут же свернулась клубком у ее живота, Дымок привалился к спине.
Последнее, что она сделала перед тем, как провалиться в сон – это напомнила себе не вскакивать завтра ни свет ни заря: перед тем, как пускаться в обратный путь, нужно как следует выспаться и отдохнуть.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
До знакомых мест Лесли добралась на пятый день утром. За последние двое суток у нее день перепутался с ночью: хорошенько отдохнув в пещере и пустившись в обратный путь в середине дня, до леса она дошла лишь на рассвете, усталая настолько, что еле хватило сил развести костер. После чего, обнаружив, что сделанное ею три дня назад гнездо из лапника цело и невредимо, она устроилась в нем и благополучно проспала весь день.
Так что по лесу пришлось идти уже ночью.
Но теперь все, до шалаша осталось миль пять, не больше! Лесли повела плечами, чувствуя за спиной тяжесть вещмешка – там и мука, и пшеница (каша с мясом из нее – просто объедение!) и даже горшочек с патокой. Вот Джедай обрадуется! Впрочем, он наверняка обрадуется не только еде, но и тому, что она сама вернулась, живая и невредимая. Кинется навстречу, обнимет ее…
Она как раз мечтала о том, как славно будет прижаться к нему и зажмуриться – все, дошла! – когда Дана с Дымком внезапно насторожились. Еще секунда, и, даже не взлаяв, они рванулись вправо и скрылись за деревьями.
С минуту она стояла, ожидая вот-вот услышать знакомый лай: «Сюда, сюда!» – но вокруг было тихо. Она позвала: «Эй!», свистнула – собаки не возвращались. Может, учуяли оленя?
На всякий случай она зарядила оба арбалета, подождала еще немного – и, свернув с лыжни, двинулась за собаками.
Следы шли почти по прямой, словно Дана с Дымком точно знали, куда бегут. Лесли прибавила ходу, на ходу поглядывая по сторонам, и вдруг… она остановилась, прислушиваясь. Да, с той стороны, куда умчались собаки, снова донесся еле слышный звук, заставивший ее бегом рвануться вперед.
Чем дальше она бежала, тем отчетливее он слышался, тем громче звенел набатом: «Сюда, сюда!» Лаяли не две собаки – вся Стая; теперь Лесли различала в этом лае не только отчаянный призыв, но и басовитые нотки угрозы и ярости.
Наконец лай зазвучал совсем близко. Продравшись сквозь густой подрост, она выскочила на поляну и замерла, одним взглядом охватив всю картину: надрывающихся от лая собак, пятна крови на снегу и посреди этого хаоса огромного бурого зверя.
Он прижимался задом к толстой раздвоенной сосне и угрожающе покачивал головой; собаки окружали его со всех сторон. В первый миг Лесли показалось, что это исполинский кабан – но нет, не бывает, не может быть кабана ростом семь футов![29]29
7 футов – примерно 2 м 12 см.
[Закрыть] В следующую секунду она поняла, что это бизон…
После Перемены их осталось мало – за все эти годы Лесли видела бизонов лишь трижды и ни разу на них не охотилась. Но теперь упускать такую добычу было нельзя: ведь это целая гора мяса!
Она шагнула в сторону, чтобы лучше разглядеть бурое страшилище. Сердце сжалось – стала видна неподвижно лежавшая в стороне собака; по белому кончику хвоста она узнала одного из щенков Даны.
С низким, похожим на рев мычанием бизон внезапно скакнул вперед, пытаясь поддеть рогом кого-нибудь из собак, но они набросились на него с разных сторон. Дымок вцепился ему в хвост, бизон резко развернулся, и пес, отлетев в сторону, покатился по снегу.
Бизон снова отступил к сосне.
Лесли скинула вещмешок и лыжи и, пригнувшись, двинулась вдоль границы поляны.
Куда в эту громадину стрелять, чтобы наверняка? В шею? Но там сплошная шерсть… В глаз? А что если он, подхлестнутый болью, прорвется сквозь кольцо собак и умчится прочь?
Нельзя, ни в коем случае нельзя дать ему уйти!
Лесли с сомнением взглянула на арбалет – нет, стрелой это чудовище не свалишь. «Твое оружие – скорость и ловкость», – всплыли в памяти не раз слышанные слова сержанта Калвера. Скорость и ловкость…
Отступив на несколько шагов, она сняла куртку и завернула в нее арбалет. Достала из ножен мачете и, пригнувшись, скользнула вперед.
Собаки потеснились в стороны, и она заняла место среди них, припав к земле и выжидая; задние ноги и хвост бизона были теперь футах в шести от нее. Зверь недобро оглянулся, но клацнувшая зубами у самой морды Дана отвлекла его. Он мотнул головой, собака чудом успела увернуться, но бизон ринулся вслед за ней.
Между его крупом и сосной образовался промежуток – это и был шанс, которого Лесли ждала. Словно выпущенная из арбалета стрела, она стелющимся прыжком метнулась в просвет, рубанула мачете по задним ногам бизона и, отпустив рукоять, кубарем покатилась дальше. Успела подумать «Бинго!»,[30]30
Бинго! – междометие, означающее «Вот оно!» или «Есть!»
[Закрыть] когда внезапный сильный удар по ногам швырнул ее лицом в снег.
Она вскинулась и оглянулась. Бизон снова прижимался задом к сосне, собаки с лаем наседали на него. Мотая рогатой башкой, зверь отбивался от них, но было видно, что он сильно припадает на левую заднюю ногу.
Из груди Лесли вырвался рыдающий вздох – все, теперь он далеко не уйдет! В следующую секунду она почувствовала боль в собственной ноге, опустила глаза и увидела растекающуюся под ней кровь.
Рана была глубокой, но не опасной – острый рог как ножом наискосок полоснул по икре, по счастью, не задев артерию. Промыть, зашить, и недели через три нога будет как новенькая.
Но сейчас эта рана могла стать серьезной проблемой. Опираясь на здоровую ногу, Лесли встала, попыталась шагнуть – и со стоном села на снег. Позвала:
– Ала!
Собака прибежала – запыхавшаяся, возбужденная охотой. Сунулась мордой, лизнула в щеку.
– Поищи там и принеси мои вещи, – махнула Лесли рукой.
Сначала Ала принесла куртку с арбалетом, затем, пятясь, волоком притащила по снегу тяжелый вещмешок и побежала искать остальное.
Лесли промыла рану пригоршней снега и накрыла ее куском чистого бинта; обмотала ногу запасными носками и, поверх носков, ремешком. Понятно, что такая временная повязка ходить ей не поможет, но хоть рану защитит.
Она взглянула на бизона – под его задней ногой растекалось кровавое пятно; он уже не пытался бросаться на собак, а стоял неподвижно и лишь угрожающе поводил головой. Собаки тоже притихли, некоторые даже прилегли на снег.
Да, теперь он далеко не уйдет, но силы у него еще есть, и эта осада может продолжаться долго – до вечера, до ночи.
Нужен револьвер. Револьвер и Джедай.
Лесли порылась в вещмешке: мешки с едой, одеяла, котелок… Подтянулась к молодой сосенке, срезала кусок коры размером с ладонь и, кольнув ножом палец, кровью вывела на ее светлой внутренней стороне одно слово: «Револьвер».[31]31
В английском слове GUN (револьвер) всего три буквы.
[Закрыть] Хватило еще места для корявого «Л» с точкой.
Взглянула на Алу – та терпеливо сидела рядом, перед ней валялись лыжи и шапка. Отряхнув шапку от снега, Лесли сунула в нее кору с запиской, завернула и протянула собаке.
– Возьми. Пойди к Джедаю, отдай ему.
Схватив зубами сверток, Ала пытливо глянула Лесли в глаза: «Так ли я тебя поняла?»
– Да. Ищи Джедая! Беги!
Собака сорвалась с места и скрылась за кустами.
Ждать пришлось долго.
Лесли вытащила из вещмешка одеяла, расстелила и легла на них, закуталась в куртку – ее знобило. Нога болела чем дальше, тем сильнее, и никак не удавалось найти для нее подходящего положения.
Большинство собак лежали на снегу, но при каждом движении бизона вновь настороженно вскидывались. Впрочем, он почти не двигался – стоял, низко опустив голову; один раз почти сел задом на снег, но из последних сил выпрямился. Даже издали было видно, как тяжело вздымаются его бока.
«Наверное, к вечеру он так обессилеет, что можно будет убить его копьем, – прикинула Лесли. – Сделать из ствола сосенки древко, привязать ремешком нож…» – но тут же осадила себя: что за глупости, скоро придет Джедай!
Первой из-за деревьев вывернулась Ала – довольная, хвост победно развевается. Подбежала, вывалив язык, – Лесли наградила ее найденной в кармане куртки сушеной малинкой.
Джедай появился через пару минут, еще более запыхавшийся, чем Ала. С топотом выскочил на поляну (все-таки охотник из него никакой!) и остановился, оторопело глядя на бизона. При виде нового врага тот приподнял голову и заревел, собаки сразу повскакивали.
– Эй! – негромко позвала Лесли, помахала рукой. Только теперь Джедай наконец заметил ее и, проваливаясь по щиколотку в снегу, бросился к ней. Подбежал, упал на колени и обнял, прижав ее голову к своей груди, уткнулся лицом в волосы, шепча нечто неразборчивое – Лесли уловила лишь «родненькая».
Ее щеке, притиснутой к его заляпанной снегом куртке, было холодно и неуютно, может, потому у нее перехватило горло. Тем не менее она бы потерпела еще немного, если бы не его попытка подхватить ее еще и под коленки, вызвавшая у нее болезненный вопль:
– Осторожно!
Он отпустил ее, аж шарахнулся.
– Что случилось?!
– Ты мне ногу задел, – мрачно объяснила Лесли.
Джедай уставился на стягивающую ее голень повязку с таким видом, будто это была готовая взорваться граната.
– Что…
– Да ничего страшного, – поморщившись, перебила она. – Он, – кивнула на бизона, – мне там рогом неудачно полоснул. Ты револьвер принес?
– Да, – Джедай достал из-за пазухи револьвер.
– Его надо добить… Помоги мне встать, нужно к нему ближе подобраться.
– Погоди, скажи, что нужно сделать – в конце концов, я тоже умею стрелять!
Лесли про себя усмехнулась – и правда, по бизону-то он наверняка не промахнется. Но подробные указания все же дала:
– Стреляй в грудь, сбоку, три-четыре выстрела подряд. И присядь, чтобы пули снизу верх шли, а то, если навылет пройдет, может в собаку попасть. Я и так одну уже сегодня потеряла, – вспомнила погибшего щенка – не повезло бедняге, даже до года не дожил!
Бизон упал после третьего выстрела – даже не замычал, просто рухнул где стоял. Джедай обернулся к Лесли:
– Что теперь?
– Помоги мне встать и до него добраться, – она достала из вещмешка котелок. – Нужно спустить ему кровь.
– Да я… – начал было Джедай, но потом осекся и взглянул на гигантскую тушу, к которой явно не знал, как подступиться.
Сначала он хотел перенести Лесли, подхватив ее за спину и под коленки, но она протестующе замотала головой. Тогда он просто взял ее под мышки, приподнял и, сделав несколько шагов, аккуратно поставил рядом с бизоном.
– Найди мачете, – выдала она следующее указание, – оно где-то у задних ног валяется, и сруби пару веток подлиннее, для волокуши. А я пока начну тушу разделывать. Нужно все мясо к шалашу перетаскать, на ночь его здесь оставлять нельзя.
– Но у тебя же нога!..
– Об этом пока забудь – мясо важнее!
Больше всего в тот день досталось Джедаю: ему пришлось сделать четыре ходки туда и обратно, да еще с грузом. Когда он в первый раз собрался идти к шалашу, Лесли приказала:
– Ала, Дана, идите с Джедаем, будете охранять мясо. – Обе собаки встали и подошли к волокуше.
Сам Джедай, даже не обратив внимания, что она назвала его не по имени, удивленно взглянул на нее:
– Ты блефуешь, или они действительно поняли, что ты сказала?
– Конечно, поняли, – улыбнулась Лесли. – Они довольно много слов знают, а Ала в этом отношении на голову выше всех остальных. Кстати, – не упустила она случая подначить его, – если бы собак у меня было меньше… штук, нам бы этого бизона не видать как своих ушей.
– Да ладно тебе! – наморщил лоб Джедай. Это прозвучало как извинение.
Пока его не было, она продолжала разделывать тушу; если надо было передвинуться – переползала на коленях. Раненую ногу ломило, прохватывая при каждом неудачном движении вспышками боли, но Лесли старалась не думать об этом – все равно, пока она не попадет к шалашу, сделать больше ничего нельзя.
Подготовив мясо для следующей ходки, она разожгла костерок и сварила кровянку, добавив в бизонью кровь остатки крупки и сушеный чеснок; поискала глазами Алу – большую любительницу этого лакомства – и лишь потом вспомнила, что сама отправила ее с Джедаем.
Остальные собаки, лежа на снегу, лениво наблюдали за ней пьяными от сытости глазами, в которых, казалось, было написано: «В животе тепло и уютно – зачем еще чего-то делать, когда самое время отдохнуть?!»
Но отдыхать Лесли себе позволить не могла – дело должно быть сделано; едва поев, протерла лицо снегом, подползла к туше и вновь взялась за нож.
Джедай вернулся, тоже поел кровянки, нагрузил волокушу и ушел; потом снова пришел – и опять ушел, а она все продолжала резать, отделять и расчленять. Выкопав саперной лопаткой могилу, похоронила убитого щенка; отрезала часть бизоньей шкуры и тщательно очистила ее снегом.
Усталости Лесли не чувствовала, скорее было ощущение, что она превратилась в робота и теперь до конца жизни будет ползать по этой поляне и резать, резать, резать…
Что снова появился Джедай, она заметила, лишь когда он подошел сзади и обнял ее за плечи.
– Лесли, заканчивай.
– Мне уже немного осталось.
– Ты сама меня учила – нельзя работать до изнеможения!
– Но я же знаю, что ты обо мне позаботишься! – усмехнулась Лесли.
– Вот я и забочусь! Я сам все доделаю, а ты отдохни.
Она огляделась – смотри-ка, уже смеркается!
Пригоршней снега Джедай оттер ей перепачканные в крови руки, подхватив под мышки, перенес к волокуше и усадил на расстеленное на ней одеяло.
– Все, отдыхай! Укрыть тебя вторым одеялом?
– Да…
Лесли легла и свернулась калачиком, спрятав на животе замерзшие кисти. Джедай набросил на нее одеяло, хотел уже отойти, но она позвала:
– Эй!
– Что?
– Там кусок шкуры лежит очищенный – его нужно взять, остальное можно оставить.
– Хорошо.
Она прилегла, но едва он отошел на несколько шагов, снова вскинулась:
– Джед!
– Ну что?
– Не забудь мои лыжи. И мачете!
– Ладно. Отдыхай!
Лесли закуталась в одеяло с головой, закрыла глаза и представила себе, как будет сидеть у костра, пить кофе, горячий и сладкий, и пугать Джедая рассказом о том, как переходила вброд речку. Хихикнула: бедняга, он до сих пор не знает, что сегодня ему предстоит еще «удовольствие» зашивать ей рану.
