Текст книги "Девушка с обложки"

Автор книги: Мери Каммингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Можно просто Клодин.

– Клодин? Ну что ж, отлично, Клодин. А вы, когда рядом никого нет, можете меня называть, скажем... устаз Омар, – сказал шейх таким тоном, будто был монархом, дарующим подданной привилегию. – При людях же я буду по-прежнему звать вас мисс Бейкер, а вы меня, как и все мои европейские знакомые, мистер Абу-л-хаир. Итак, Клодин – на чем же мы остановились... ах да, на том, почему мой выбор остановился именно на вас. Как я уже сказал – а почему нет? Вы – образованная светская женщина, знаете европейские языки, ну и кроме того, тут сыграли роль – простите уж невинную прихоть старика – ваши потрясающие глаза.

– Глаза?! – удивленно переспросила Клодин.

– Да. Видите ли, у вас необычный цвет глаз. Большинство блондинок голубоглазы, а у нас в стране голубые глаза считались всегда признаком коварства и распущенности – ваши же глаза цветом подобны глазам львицы.

– А у вас... там, – больше у нее не нашлось, что сказать, – водятся львы?

– Нет. Но мне приходилось их видеть, – улыбнулся Абу-л-хаир. – Ну так как, Клодин – вы согласны?

– Даже к не знаю...

К плюсам следовало отнести и то, что судно выходило из Лондона, а значит, если выехать туда пораньше, то можно денек-другой провести с Томми – это была первая мысль, которая пришла ей в голову. Не говоря уж о самом круизе – обязанности хозяйки занимают не так уж много времени, будет возможность отключиться на пару недель от привычных забот и почувствовать себя почти что в отпуске.

К минусам относилась экстравагантность самого предложения – Клодин не слышала, чтобы хоть одной из ее знакомых предлагали что-либо подобное. То есть предлагали – но при этом подразумевались еще «дополнительные обязанности» интимного характера.

Но она могла поклясться, что у шейха и в мыслях ничего подобного нет. Тем более – в его-то возрасте...

– Соглашайтесь! – весело предложил он. – И, кстати, теперь, когда мы уже знакомы, возможно, вы не откажетесь все же принять от меня эту маленькую безделушку? – рука его скользнула в складку балахона и извлекла оттуда бархатную синюю коробочку.

Клодин не сомневалась, что в ней то самое кольцо, которое она отослала.

– Нет, не могу, – она постаралась смягчить отказ улыбкой. – Спасибо, но... нет. Тем более что речь идет о кольце с бриллиантом.

– Вам не нравятся бриллианты? А я слышал, у вас, американцев, даже есть поговорка «Бриллианты – лучшие друзья девушек»!

– Есть. Но бриллиант – это не просто драгоценный камень. Кольцо с бриллиантом у нас дарят в том случае, если мужчина делает женщине предложение... я имею в виду руки и сердца. И принимают лишь в случае согласия. Так что если я надену такое кольцо – меня тут же все начнут спрашивать, за кого я выхожу замуж и когда свадьба.

Про себя она удивилась, что шейх, прожив столько лет в Европе, не знает элементарных вещей.

– Кроме того, это может быть неправильно понято... – она чуть запнулась, – человеком, от которого я в скором времени надеюсь получить подобное кольцо.

– А-а, теперь я понял. То есть если я вам дарю кольцо с бриллиантом – значит, я хочу на вас жениться.

– Совершенно верно. Я думаю, что вы не имели этого в виду, предлагая мне его? – осторожно пошутила Клодин.

Глаза шейха хитро блеснули.

– Вообще-то у мусульманина может быть до четырех жен, а у меня их всего две. Но... я полагаю, вас перспектива заполнения вакантного места не заинтересует? – рассмеялся он, блеснув ровными, идеально-белыми зубами.

– Нет, – с улыбкой качнула она головой; внезапно пришедшая в голову мысль заставила ее недоуменно нахмуриться. – Но если у вас две жены – почему вы предлагаете мне, фактически незнакомому человеку, стать хозяйкой на вашей яхте?

– Женщины из моей семьи ведут замкнутый, по европейским меркам, образ жизни, и ни одна из них для этой роли не подходит, – отмахнулся шейх. Взял кубик рахат-лукума и положил в рот, после чего ополоснул пальцы в чаше с водой и лепестками (наконец-то Клодин поняла, для чего эта чаша предназначена!)

Вернувшись домой, она первым делом позвонила своей давней, еще со времен колледжа, подруге – та была замужем за преподавателем кафедры восточных языков в университете. Попросила узнать у мужа, что значит «устаз». На всякий случай – а вдруг это что-то совершенно непотребное, вроде «возлюбленный мой господин».

Ответ последовал незамедлительно: устаз – значит «учитель», либо просто обращение к пожилому уважаемому человеку.

Что ж – устаз так устаз – тем более что он действительно весьма пожилой.

Хотя ответа шейху Клодин не дала, но в глубине души она уже почти решила согласиться.

Немалую роль в этом сыграло и его заявление, сделанное «под занавес» – то есть когда она, выпив несколько чашечек сладкого, пахнущего кардамоном кофе и съев с десяток «рожек газели», вдруг осознала, что завтра ей придется как минимум полдня провести на тренажере, сбрасывая лишние калории. Рука, тянувшаяся за следующим печеньем, бессильно опала.

И именно в этот момент Абу-л-хаир, глубоко вдохнув, выпрямившись и от этого став вроде как даже ростом выше, торжественно изрек:

– Когда я приглашал вас сюда, то собирался заключить контракт, в котором бы значилось, что вы за определенную плату готовы взять на себя некие обязанности. Но теперь, после знакомства с вами, я передумал.

Он сделал паузу, и Клодин растерянно подумала: «Что случилось? Вроде же до сих пор все нормально было. Или он обиделся, что я не взяла кольцо?»

– Контракт сделал бы вас обычной наемной служащей, наравне с секретарем, – продолжил шейх. – Нет, – величественно повел он рукой, – я этого не хочу. Я прошу вас быть гостьей на моей яхте и на время плавания стать на ней хозяйкой. Надеюсь, что к концу плавания мы уже будем достаточно хорошо знакомы, чтобы вы не отказались принять от меня подарок, которым я смог бы выразить вам всю меру своей благодарности.

Несмотря на восточную витиеватость его речи, было ясно, что фактически подарок этот будет той же самой платой, которую бы она получила по контракту, но выглядело все вместе как-то... симпатичнее, что ли.

– Я не могу так вот, сразу. – Клодин похлопала ресницами. – Я должна подумать, посмотреть, что у меня со съемками и... и...

– Ну что ж – я жду от вас ответа до воскресенья, – кивнул шейх. Губы его внезапно растянулись в улыбке, которую иначе как ехидной назвать было трудно. – Клодин, учтите – вам не идет, когда вы пытаетесь изобразить глупенькую девочку, у вас слишком умные для этого глаза.

Она вспоминала эти слова до сих пор – с двойственным чувством.

С одной стороны было неприятно, что он так легко раскусил ее. Неудобно, конечно... но не объяснишь же человеку, что тут, как говорится, «ничего личного», просто в имидж блондинки-фотомодели никак не вписывается ни IQ 160, ни полученная в колледже степень бакалавра. Вот и приходится, чтобы не прослыть «синим чулком», натягивать на себя привычный, как разношенные тапки, образ недалекой блондиночки, думающей в основном о тряпках и поклонниках (будь она брюнеткой – было бы хуже, пришлось бы разыгрывать из себя стерву).

С другой... С другой стороны, самолюбию Клодин льстило то, что шейх с самого начала разговаривал с ней без той снисходительной манеры, в которой большинство мужчин общаются с этой самой недалекой блондиночкой. И чем дальше, тем увереннее она склонялась к тому, чтобы принять его предложение.

Томми она позвонила поздно ночью – с учетом разницы во времени так проще всего было застать его перед уходом на работу.

Говорить ему про шейха и яхту она не собиралась – собиралась поинтриговать, пообещать сюрприз. А потом приехать (позвонить ему в последний момент, перед вылетом, чтобы встретил) – и тогда уже рассказать все с подробностями.

Но, едва заслышав ее голос, он воскликнул:

– Хорошо, что ты позвонила! Я как раз сам собирался тебе звонить, у меня тут командировка наметилась недели на три, так что если пропаду – не нервничай.

– Когда?!

Может, дней через десять – тогда они успеют увидеться!

Но ответ Томми разбил ее надежды в прах:

– Послезавтра.

– И куда? – спросила Клодин больше из вежливости – не все ли равно, главное, что сюрприза не выйдет...

– В... в Исландию.

Отвечая, он на миг запнулся – запинка эта ей очень не понравилась. Случайность – или придумывал на ходу, что бы половчее соврать?!

Они поговорили еще немного – так, ни о чем. На прощание Томми сказал:

– Ладно, не скучай. Я, может, после командировки выпрошусь на недельку, приеду.

В другое время Клодин бы обрадовалась, а тут только вздохнула. Но он слишком торопился на свою работу, чтобы спросить, в чем дело.

На следующий день она получила с посыльным еще одну коробку – с кофейным сервизом на шесть персон. Помимо подставок и чашечек, похожих на те, из которых они с шейхом пили кофе, в него входили кофейник и поднос, камни же, украшавшие все это, были не красными, а огненно-оранжевыми.

К сервизу, как и следовало ожидать, была приложена визитная карточка шейха с запиской на обратной стороне: «Клодин, надеюсь, вы не обидите меня отказом еще и от этой безделицы?!»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Из дневника Клодин Бейкер: «...Трап, трап, трап, а не лестница! И не этаж, а палуба, и не кухня, а камбуз!»...

Приехав в Лондон, Клодин, ругая себя за ненужную подозрительность, все же позвонила Томми. К телефону никто не подошел. Позвонила на работу – отозвался незнакомый голос. Сердце замерло: а вдруг ей сейчас ответят, что Томми в отпуске, а ни в какой не в командировке?

Но голос подтвердил – да, Томас Конвей в отъезде и вернется не раньше чем недели через три.

Ключ от квартиры Томми у нее имелся, но заезжать туда она смысла не видела – поехала в отель, где был для нее заказан номер. Утром ей предстояло перебраться на «Абейан» и последние сутки перед отплытием провести на яхте.

Секретаря шейха звали Халид. Несмотря на то, что он оставил свою прежнюю мрачность и был с Клодин вполне любезен – улыбался, попросил называть его имени, она, что называется, печенкой чуяла, что не нравится ему. Возможно, причина неприязни крылась в том, что он был на добрых десять сантиметров ниже ее – некоторые мужчины воспринимают это как удар по самолюбию.

Тем не менее утро он посвятил тому, чтобы показать ей «Абейан» – подробно, проведя по всем этажам (то есть палубам) снизу доверху.

Яхта впечатляла – по-другому сказать было нельзя. Девяносто метров в длину и почти двадцать в ширину; по высоте же – плавучий пятиэтажный дом, даже больше, если считать за этаж и машинное отделение.

При этом роскошные ковры везде, где только можно, великолепная мозаика, изображающая несущуюся во весь опор белую лошадь, в обеденном салоне, бесшумные лифты и лестницы с перилами резного дерева – их было столько, что если бы не Халид, Клодин заблудилась бы через пять минут.

Если не считать десятидневного круиза по Карибскому морю пару лет назад, она была человеком сугубо сухопутным, и морская терминология, которой щеголял секретарь, вызывала у нее желание поморщиться: ну почему нельзя говорить по-человечески и называть лестницу лестницей, а не трапом, кухню – кухней, а окно – окном. «Трап с широкими ступенями, устланными ковровой дорожкой, и с резными деревянными перилами» – согласитесь, звучит нелепо.

И зачем придумывать названия для каждого этажа? Притом названия совершенно нелогичные! Казалось бы, просторная палуба, где стояли два больших катера и вертолет и оставалось еще достаточно места, чтобы не только погулять, но даже пробежаться – должна называться «главной». Но главной палубой почему-то именовалась галерея этажом ниже, тянувшаяся вдоль бортов от середины судна к корме. Ближе к носу галереи не было – борт поднимался плавным уступом вверх, и в него выходило длинное окно обеденного салона и большие круглые окна кают, в том числе и каюты Клодин.

И почему «верхней» называется не самая верхняя палуба, на которой расположена рулевая рубка? Ведь это было бы логично: верхняя – она и есть верхняя! Но нет – верхней считается другая, под ней, где находятся апартаменты шейха и библиотека!

Закончилась экскурсия по «Абейан» в кабинете шейха. Сидевший за столом Абу-л-хаир при ее появлении поднял голову.

– А, Клодин, здравствуйте! Халид вам все показал?

– Да.

Несмотря на улыбку, растянувшую его губы, ей показалось, что он чем-то встревожен. Или недоволен.

– Присаживайтесь, – не вставая, махнул он рукой на кожаное кресло, стоявшее у стола.

Клодин села. Ощущение было, словно она погрузилась в воду – такое оно оказалось мягкое и так обтекло ее со всех сторон.

Секретарь молча прошел в боковую дверь и бесшумно прикрыл ее за собой.

– Сейчас, еще минутку. – Шейх досмотрел лежавший перед ним документ и, перевернув, отложил в сторону. – Ну как – вы уже устроились?

– Я... – Клодин хотела сказать, что свою каюту видела лишь мельком, даже чемодан распаковать не успела, но в этот момент из боковой двери снова появился Халид и негромко сказал что-то на незнакомом языке.

– Говори по-английски! – не поворачивая головы, бросил шейх.

Секретарь зыркнул на Клодин недобрым взглядом, но покорно повторил по-английски:

– Пришел факс из Японии. Мистер Иошикава просил подтвердить получение документов.

– Я сейчас подойду, – кивнул Абу-л-хаир. – Клодин, прошу прощения – дела. Надеюсь, вечером вы поужинаете со мной? – Встал, не дожидаясь ответа, добавил: – Я пришлю за вами стюарда, – и со стремительностью, которую трудно было ожидать от такого старого человека, вслед за секретарем скрылся за дверью.

Клодин поняла это как окончание аудиенции.

До своей каюты она добралась минут через двадцать, да и то с помощью случайно встретившегося матроса. До того она, непонятно как, забрела в большой салон с пустым неосвещенным баром и тянувшимися вдоль стены аквариумами с тропическими рыбками; потом оказалась в каком-то коридоре, заканчивающемся холлом с двумя диванами и панорамным окном.

Но тут, как по волшебству, метрах в десяти впереди нее распахнулись двери лифта, Клодин увидела молодого блондина в матросской шапочке, крикнула: «Прошу прощения!» – и через минуту была уже в своей каюте.

Каюта эта ничем не отличалась от номера в фешенебельном отеле – разве что окно было не прямоугольное, а круглое. Стены, обитые серо-голубой материей с рельефным узором, пушистый ковер под ногами, широкая кровать. В углу – узкий высокий бар, рядом кофеварка, на низком столике возле кресла – блюдо с фруктами.

Чемодан оказался уже распакован, вещи аккуратно развешаны на плечиках в стенном шкафу.

Клодин переоделась и несколько секунд колебалась, выбирая между чашечкой «эспрессо» и виноградом. Конечно, виноград калорийнее, но на блюде лежала кисть такой немыслимой красоты, с большими, розовыми, покрытыми матовым налетом ягодами, что раздумывала и колебалась она больше для очистки совести.

Наконец, напомнив себе, что виноград содержит массу витаминов и пообещав (себе же), что в обед ограничится салатом и обезжиренным йогуртом, Клодин переставила блюдо на тумбочку и, удобно устроившись на кровати, раскрыла купленную в аэропорту толстую книгу с завлекательным названием «Кошки в истории, искусстве и религии народов мира».

Увы, обещание выполнить не удалось. Не прошло и часа, как в дверь постучали. Когда Клодин открыла, перед ней предстал матрос с конвертом в руке.

– От капитана, мэм, – сказал он, вручая ей послание.

В конверте была записка: капитан «Абейан» А. Конн приглашал ее на обед в офицерскую кают-компанию.

Нет, никогда ей не понять этих моряков: зачем было гонять человека, когда можно просто позвонить?!

– Спасибо, – подняла она глаза на ожидавшего матроса. – А где это – офицерская кают-компания?

– На твиндеке.

– А где твиндек?

Показалось ей – или в глазах матроса мелькнула тень усмешки?

– Я провожу вас туда.

Твиндек оказался совсем недалеко – этажом ниже ее каюты.

Капитан, Ангус Конн, был высоким сухощавым шотландцем лет сорока, невозмутимым и немногословным, будто сошедшим со страниц романов Жюль Верна. Как сразу заподозрила Клодин, этим имиджем он очень гордился и всячески его поддерживал – даже отрастил бакенбарды по моде позапрошлого века.

Кроме него, на обеде присутствовал второй помощник Джерри Тейлор – молодой русоволосый парень, ровесник Клодин. Четвертым за столом был Халид.

Обед прошел вполне весело. Капитан и помощник рассказывали истории из морской жизни – интересные, но малоправдоподобные; некоторые из них Клодин смутно припоминала – судя по всему, читала уже где-то. Халид ел молча, безостановочно, накладывая себе то одно, то другое; челюсти его работали, как заведенные.

Клодин чуть не предложила называть ее по имени, но, заметив, что капитан с помощником зовут друг друга мистер Конн и мистер Тейлор, и вспомнив про известную всему миру чопорность англичан, решила этого не делать. Вместо этого она в юмористическом ключе рассказала о своих блужданиях в поисках каюты и о том, что никак не могла сообразить, на каком она этаже.

– Так по цвету же понятно, – удивленно заметил Джерри. В глазах капитана тоже промелькнуло удивление.

– То есть?.. – насторожилась Клодин.

– По замыслу дизайнера, каждая палуба «Абейан» выдержана в определенной цветовой гамме, – охотно начал объяснять помощник. – Главная, та, где вы живете – серо-голубой тон. И ковры, и стены, и мебель – все так или иначе в этом тоне выдержано. Твиндек – сами видите, – махнул рукой в сторону обитой светло-оливковым шелком стены, – зеленый, средняя палуба – бежевая... Вам что – Халид этого не объяснил?

– Нет... – Клодин взглянула на сидевшего по правую руку от нее секретаря.

– А разве это так важно? – в ответ на ее немой вопрос поднял он наконец глаза от тарелки. – Я не придал значения. Передайте мне, пожалуйста, горчицу.

Капитан принялся рассказывать длинную историю про то, как судно, на котором он служил, затерло льдами – не то в Арктике, не то в Антарктике.

Клодин сидела и молча злилась. Для нее было вполне очевидно, что не сказал ей Халид такую важную вещь вовсе не потому, что, как он утверждал, «не придал значения», а чтобы сделать ей хоть маленькую, но гадость.

Если до сих пор, несмотря на скрытую неприязнь секретаря, она относилась к нему вполне нейтрально, даже про себя посочувствовала, когда шейх на него цыкнул в кабинете, то теперь он, можно сказать, добился своего: вид его жующей физиономии с черными усиками а-ля Гитлер вызвал у нее острое отвращение и желание отодвинуться подальше...

– И как вы думаете, что я тогда сделал, мисс Бейкер? – триумфально спросил капитан.

– Не знаю, – честно ответила Клодин – за всеми этими мыслями она упустила нить его повествования.

Отплытие из Лондона было намечено на три часа следующего дня, но гости начали прибывать уже с полудня. Клодин, правда, этого не видела – с самого утра она безвылазно сидела в апартаментах шейха и играла с ним в шахматы.

То, что Абу-л-хаир оказался завзятым, азартным и увлеченным шахматистом, выяснилось еще вчера – и выяснилось совершенно случайно.

В отличие от апартаментов шейха в «Риттенхаусе», его гостиная на яхте была истинным уголком Востока. Стол, за которым они ужинали, казался чужеродным в этой комнате с коврами и разбросанными по ним вышитыми яркими подушками, с маленькими столиками на изогнутых ножках, с кальяном, стоявшим возле низкого диванчика, обивка которого, казалось, была сделана из павлиньих перьев.

После ужина, пока стюард расставлял на одном из таких столиков все, что полагается для кофе по-арабски, Клодин решила рассмотреть поближе это достойное Шахерезады убранство.

Встала – и вот тут-то и заметила шахматы совершенно дивной красоты.

Они стояли на столике черного дерева, столешница которого, выложенная перламутром, представляла собой шахматную доску. Фигуры же, сделанные из темного и белого полупрозрачного камня, были инкрустированы сеточкой из золотой проволоки; у королей и ферзей имелись также миниатюрные золотые короны, в которых посверкивали крошечные рубины.

Она присела на корточки, взяла в руку коня – рассмотреть поближе. Он оказался тяжелым, но удобно лег в руку; ажурный налобник на конской голове тоже был сделан из золота.

– А вы играете в шахматы? – спросил, подойдя, шейх.

– Да, немного, – скромно ответила Клодин. Зачем хвастаться, что три года подряд она была чемпионкой колледжа...

– Тогда, может быть, после кофе сыграем партию?

Партия продлилась часа полтора. Шейху стоило большого труда выиграть. Клодин не меньшего – проиграть, сделав это незаметно, то есть допустив пару тщательно просчитанных – так, чтобы они не выглядели слишком уж глупо – ошибок, которые и решили исход поединка.

Выиграть она могла бы куда быстрее, но решила, что это будет недипломатично. Зачем огорчать пожилого человека, тем более что для нее исход этого поединка особого значения не имеет; играть в шахматы Клодин хоть и умела, но никогда особо не любила.

Она оказалась права – выиграв, Абу-л-хаир обрадовался как ребенок; старался не показывать виду, что страшно доволен, но даже вроде бы ростом выше стал.

– Вот уж не ожидал, что встречу в вас такого сильного противника! – сказал он, решив, очевидно, ее утешить.

«Знал бы ты!» – подумала Клодин.

Чувствовалось, что его так и подмывает предложить ей сыграть еще партию, и лишь то, что время близилось к полуночи, заставило его отказаться от этого намерения. Зато на следующее утро, когда она возвращалась из тренажерной комнаты после пробежки на «бегущей дорожке», в холле ее перехватил Халид.

– Клодин, – он изобразил на лице сладенькую улыбочку, – а я вас повсюду ищу. Мистер Абу-л-хаир просил меня узнать, не позавтракаете ли вы с ним.

– Да, конечно. Я сейчас переоденусь и приду, – кивнула она.

– Что вы предпочитаете на завтрак?

– Обезжиренный йогурт, – Клодин вздохнула, – салат из капусты, ананасовый сок и кофе без сахара.

Когда она поднялась к шейху, завтрак уже ждал ее. И – столик с расставленными шахматами, на который Абу-л-хаир нетерпеливо поглядывал.

Первую партию она выиграла – не проигрывать же все время! Шейх заметно расстроился и предложил матч-реванш. Отказываться было как-то неудобно; про себя Клодин решила следующую партию проиграть и побыстрее уйти, сославшись на головную боль.

С самого начала игры Абу-л-хаир принялся отвлекать ее болтовней – Клодин не сомневалась, что намеренно. Но не объяснять же ему, что этим он только мешает ей «подставить» его под выигрыш!

Для начала он, словно невзначай, заметил:

– Вы что-то говорили про молодого человека, от которого надеетесь получить бриллиантовое кольцо. Это тот самый лорд, о котором в разговоре с Халидом упоминала ваша подруга?

– Он не лорд, он инженер в «Дженерал электрик», – выдала Клодин привычную ложь, при этом мысленно обругав Делию за ее язык без костей – и тут разболтала, не удержалась!

– Инженер? – шейх взглянул на нее с легким удивлением. – Вы уж простите старика, но такая пери достойна быть женой принца, а не инженера. Меня вообще удивляют ваши западные нравы – у нас родители, сговаривая девушку, ищут прежде всего человека, с которым она жила бы в достатке.

– Что значит – «сговаривая»? – В голосе Клодин, против ее воли, прозвучало возмущение. – И при чем тут мои родители?

Мысль о том, что кто-то может за нее решать, с кем ей встречаться и тем более за кого выходить замуж, показалась дикостью. Она знала, что раньше на Востоке девушек выдавали замуж без их согласия – но сейчас уже двадцать первый век! Неужели у них там до сих пор так?!

– Вот в этом-то вся и беда! У молодых людей чувства затмевают разум – родители же, имея жизненный опыт, смотрят на жизнь более здраво.

Абу-л-хаир ненадолго задумался – и, сделав ход, продолжил свою мысль:

– Они понимают, что красивый юноша – это, конечно, хорошо. Но красота проходит, молодость тем более – а семья и дети остаются. И лучше, чтобы это были дети «хозяина жизни», а не какого-нибудь... маленького человека.

Наверное, он заметил что-то в глазах Клодин и, махнув рукой, слегка улыбнулся:

– Прошу прощения, наверное, вам так же непонятны наши обычаи, как нам – ваши. Что поделаешь – Запад есть Запад, Восток есть Восток...

Вроде бы даже извинился, хотя извиняться, собственно, было не за что. Но в глубине души у Клодин оставалось какое-то неуютное ощущение, словно, не ответив шейху, она тем самым молча признала его правоту. Поэтому, не высказавшись вслух, она теперь возражала ему про себя.

«Маленький человек» – наверное, эти пренебрежительные слова относятся и к Томми. Да, не лорд, не принц... Ну и что?! Ну и что, черт возьми, ее прадедушка тоже ведь отнюдь не лордом был, а простым шахтером из Ирландии, а прабабушка в свое время работала в прачечной. И вообще – какое отношение могут иметь их предки к тому, что ей с ним хорошо?!

«Красивый юноша»? Да при чем тут это?! Тем более что Томми не такой уж и красавец... Но Томми – это... это Томми, больше даже ничего и говорить не надо!

Она возмущенно взглянула на шейха – тот сидел сдвинув брови и вперившись в доску. Переведя взгляд туда же, Клодин с легким замешательством поняла, что отвлечь ее от шахмат Абу-л-хаиру удалось в полной мере: мысленно споря с ним, она, вместо того чтобы в нужном месте «ошибиться», последние несколько ходов сделала, что называется, «на автомате» и была теперь близка к нежеланной победе.

Правда, шанс свести партию к проигрышу – красивому, который не выглядел бы как нарочитый зевок – еще оставался. Но для этого требовалось содействие шейха: если сейчас он пойдет конем, то все получится, если же ладьей или ферзем – то его проигрыш почти неизбежен.

Абу-л-хаир, глубоко задумавшись, уставился на доску.

«Конем ходи!» – мысленно подсказала ему Клодин.

Словно услышав ее, он потянулся к коню – но потом отдернул руку, вытер ее о полу балахона и снова задумался.

«Ну конем же, конем!» – взмолилась она и про себя чертыхнулась, заметив Халида – его появление сейчас было совершенно некстати.

Бесшумно ступая по ковру, он подошел к шейху и почтительно склонил голову, но сказать успел лишь:

– Я...

Шейх бешено сверкнул на него глазами.

– Что ты болтаешься тут?! Не видишь – я занят! – рявкнул он визгливым голосом. – Уходи и не мешай!

После первого секундного замешательства Клодин уставилась в доску, чувствуя себя так неловко, как если бы попала в гущу семейного скандала.

Секретарь молча вышел. Шейх снова, сердито и решительно, протянул руку и... подвинул коня именно туда, куда ей было надо.

Она вздохнула с облегчением – наконец-то!

Не прошло и получаса, как она, перескакивая через ступеньки, вприпрыжку бежала вниз. Ноги, затекшие от долгого сидения на низком пуфике, слегка гудели.

Абу-л-хаир получил желанную победу, и теперь по меньшей мере до завтра с шахматами было покончено. Конечно, не стоило ей вчера признаваться, что она играет в шахматы, теперь шейх до конца путешествия будет зазывать ее к себе на партию-другую – но кто же мог знать, что он окажется таким заядлым игроком! Ну да ладно, тем более что игра эта в шахматы-поддавки получается куда занимательнее, чем в обычные шахматы...

Добежав до главной палубы, Клодин, не замедляя хода, свернула в холл – и впилилась прямо в объятия какого-то мужчины.

– Ух! – воскликнул он – тела их столкнулись весьма чувствительно.

– Пардон! – Она хотела высвободиться из его рук, но мужчина, похоже, был не из тех, кто легко отпускает то, что туда попало. Со словами:

– Осторожнее, вы могли упасть! – он сцепил руки у нее за спиной.

Клодин возмущенно вскинула голову – на нее в упор смотрели сапфирово-синие глаза, опушенные черными ресницами, которым позавидовала бы любая девушка. Да и все остальное было под стать этим глазам: загорелый, с белозубой улыбкой, с правильными чертами лица и волевым подбородком с ямочкой. И совсем молодой – она готова была поклясться, что ему от силы года двадцать два.

– Простите! – Она снова попыталась высвободиться. Парень разжал руки, но не отступил, а продолжал стоять совсем близко, глядя на нее с веселым любопытством.

– Судя по всему, вы не принадлежите к экипажу этого судна, – заметил он очевидное.

– Нет! – мотнула головой Клодин, улыбнулась ему и побежала дальше, уверенная, что он смотрит ей вслед.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Из дневника Клодин Бейкер: «...Я просто обалдела, когда его увидела – глазам своим не поверила!»...

Часа за полтора до праздничного ужина по случаю начала круиза в дверь постучали. Клодин открыла и увидела Халида.

– Я могу войти? – с улыбкой спросил он.

Видеть его у нее не было ни малейшего желания – особенно после неприятной сцены, которой она сегодня стала свидетельницей и которая непонятным образом вместо сочувствия к человеку, которым так грубо помыкают, вызвала у нее еще большую неприязнь к секретарю.

Но правила вежливости требовали впустить, поэтому, скрепя сердце, Клодин отступила от двери.

Войдя, он протянул ей плоский футляр, обтянутый зеленой замшей.

– Господин Абу-л-хаир просил, чтобы вы сегодня вечером надели вот это.

– Передайте шейху мою благодарность, – кивнула Клодин.

Нетрудно было догадаться, что в футляре лежат какие-то драгоценности. В этом не было ничего необычного – фотомодели и актрисы часто брали напрокат украшения известных фирм, чтобы надеть их на званый ужин или прием.

Едва Халид вышел, она плюхнулась на кровать и распахнула футляр.

На белой бархатной подкладке лежали серьги с изумрудами – большими прямоугольными темно-зелеными камнями с синеватым отливом – и колье из таких же камней. Бриллианты размером с булавочную головку, посверкивая в золотой оправе, оттеняли красоту изумрудов.

Похоже, украшения были сделаны лет сто назад – от них веяло каким-то несовременным, варварским великолепием.

Загвоздка состояла лишь в одном: светло-лиловое платье, которое Клодин собиралась надеть, к изумрудам никак не подходило. Из имевшихся у нее нарядов с ними идеально смотрелся бы лишь один – платье из бежевого плотного шелка со вставками из золотисто-черной парчи и с узким глубоким вырезом.

Времени было в обрез. Клодин вызвала горничную и попросила срочно – быстро, буквально сейчас привести в порядок бежевое платье, а сама села делать макияж. Он был продуман еще с утра, но теперь приходилось импровизировать на ходу – ведь, понятное дело, сиреневые тени, сочетающиеся с лиловым платьем, не подходят к бежевому и тем более к изумрудам.

Согласно правилам этикета, Клодин полагалось встречать гостей вместе с шейхом. Поэтому в назначенный срок она поднялась к нему в апартаменты, чтобы потом рука об руку спуститься в холл – и убедилась, что сколько бы ни прошло лет, но парижский дух из Абу-л-хаира до сих пор не выветрился: встретил он ее истинно французским возгласом:

– Шарман, шарман! Повернитесь, чтобы я мог вас рассмотреть как следует!