Текст книги "Девушка с обложки"

Проснулась она от стука в дверь – казалось, всего через минуту после того, как задремала. Вскинула голову, прислушиваясь – может, со сна почудилось?

За окном едва брезжил рассвет – полшестого, не больше...

– В дверь стучат, – шепотом сказал на ухо Томми.

Словно в подтверждение его слов, стук раздался вновь.

Может, кто-то пронюхал, что Томми у нее? Да нет, такая глупость – проверять, кто, где и с кем спит – никому бы и в голову не пришла...

Эти мысли метались у Клодин в голове, пока, нашарив ногами тапочки и всунувшись в них, она шла к двери.

– Кто там?

– Мисс Бейкер, это Джерри... Джерри Тейлор, второй помощник капитана. Тут у нас произошел один инцидент... вы не могли бы сейчас подойти в салон?!

– Хорошо, я только оденусь. – Она оглянулась на Томми – он пожал плечами и скривил нижнюю губу, показывая, что понятия не имеет, о чем идет речь.

– Просто накиньте какой-нибудь халат, – донеслось из-за двери, – это займет всего несколько минут, но нужно срочно.

– Да, сейчас.

Так же на цыпочках она вернулась к кровати – Томми, уже полуодетый, обхватил ее за плечи теплой рукой, притянул к себе и шепнул на ухо:

– Не нужно, чтобы нас вместе видели!

Клодин кивнула.

Куда его спрятать, чтобы от двери не заметили? В ванную?

А вдруг кто-нибудь случайно в каюту войдет?!

Приоткрыла дверцу стенного шкафа; достав длинный теплый бархатный халат, обернулась и махнула рукой: давай туда. Томми усмехнулся: любовник в шкафу – ситуация классическая; бесшумно проскальзывая внутрь, на ходу потрепал ее по затылку.

Она сунула следом его ботинки и прикрыла дверь шкафа, заметив на тумбочке запонки, смахнула их в ящик. Идя к двери, подумала: в конце концов, ничего страшного, если бы даже Томми у нее и обнаружили – она свободная совершеннолетняя женщина, что хочет, то и делает!

И – открыла дверь.

Точнее, отперла. В следующий миг дверь распахнулась от толчка снаружи, в каюту, оттолкнув Клодин, ворвались несколько человек.

– Что... – больше она ничего не успела вымолвить – кто-то обхватил ее сзади, одной рукой притиснув к себе, другой – зажимая рот, и вытолкнул в коридор.

Она оказалась окруженной людьми – вооруженными людьми, как, судорожно шаря глазами по сторонам, заметила Клодин; у двоих в руках были автоматы, у одного – пистолет. Еще один автоматчик стоял в стороне, наставив оружие на прижавшегося к стене Джерри.

У второго помощника было жалкое лицо. Поймав ее взгляд, он шевельнул руками и болезненно сморщился, словно пытаясь сказать без слов: «А что я мог сделать?».

Из ее каюты вышли двое автоматчиков, один из них что-то невнятно буркнул и захлопнул дверь.

– Молчать. Не кричать. Выполнять приказы. Тогда тебе ничего не сделают, – с акцентом, почти по слогам сказал над ухом незнакомый мужской голос. – Если поняла – кивни!

Клодин послушно кивнула. Чужие руки с ее живота и ото рта убрались.

– Иди вперед. – Нечто твердое толкнуло ее в спину, побуждая двигаться в сторону обеденного салона.

Светильники в салоне горели еле-еле, в четверть накала, и этот тусклый свет делал обстановку еще более мрачной, чем если бы их не было вообще.

Большой овальный стол, за которым гости шейха ужинали прошлым вечером, исчез. Вместо него посреди салона стояли буквой «П» три узких стола, накрытых белыми скатертями – один короткий и два подлиннее. Вдоль внешней стороны «П» были расставлены стулья, кое-где на них уже сидели гости шейха. Похоже, что, как и Клодин, их подняли внезапно, некоторые были в халатах.

И – автоматчики. Двое. Один стояли промежутке между столами, второй, увидев Клодин, направился к ней. Почему-то она ничуть не удивилась, узнав в нем старшего помощника.

– Не разговаривать, слушаться, молчать, – монотонным, как у робота, голосом сказал он, подходя; обменялся с ее конвоиром несколькими словами на незнакомом языке – на арабском, теперь Клодин была в этом почти уверена – и, подтолкнув ее дулом автомата, повел вдоль стола, мимо спин сидевших людей. Дойдя до первого свободного стула, снова подтолкнул.

– Здесь. Сядь.

Она молча села.

Ей было жарко и одновременно холодно; слегка пробивало в пот, как всегда, когда приходилось вставать не выспавшись. И почему-то не было особо страшно – может, потому, что происходящее представлялось не совсем реальным; казалось, достаточно сделать небольшое усилие, и можно будет проснуться под теплым одеялом в объятиях Томми.

Томми... они его не нашли, иначе эти двое с автоматами не вышли бы из ее каюты так быстро. Хоть это хорошо...

Взгляд Клодин уткнулся в тускло просвечивавшую позади сидевших напротив нее людей мозаику, воображение дорисовало остальное: белая лошадь с раздувающимися ноздрями во весь опор несется по пляжу.

«Кобылица пророка», – вспомнилось ей. Кобылица пророка...

Наверное, то, что сейчас происходит – это и есть та самая операция, о которой так скупо поведал Томми. Ошиблись аналитики МИ-5, вычисляя «самые» и «не самые» вероятные версии: все должно было случиться не в самолете, не на танкере, а здесь, на этой самой яхте.

Вопрос лишь – что? Что будет дальше, что все это значит?

Автоматчики то и дело, поодиночке и парами, приводили все новых гостей, и старший помощник со своим монотонным «Не разговаривать, слушаться, молчать» рассаживал их за столом.

Вскоре привели Карренов – старшего и младшего. Легкая небритость, равно как и расстегнутая рубашка, Ришара ничуть не портили – наоборот, придавали ему этакий небрежный шарм.

На ходу он переглянулся с Клодин, словно обменявшись репликами: «Как дела?» – «Сам видишь» – «Что это все значит?» – «Не знаю». Потом его повели дальше и посадили стульев через шесть в том же ряду, где сидела она сама, так что дальнейшее безмолвное общение стало невозможным.

Наконец все места за длинными столами были заполнены – короткий оставался пустым.

В салоне появились еще двое автоматчиков. Клодин попыталась незаметно, не глядя в упор, а словно скользя по ним рассеянным взглядом, рассмотреть их получше – люди как люди, молодые смуглые парни, и одеты нормально – брюки, рубашки; на одном – форма стюарда, даже бейджик до сих пор на нагрудном кармане болтается. Ничего зловещего и угрожающего в них не было, если бы... если бы не висевший у каждого на груди автомат.

Свет вспыхнул так внезапно, что она на миг зажмурилась, и почти сразу раздались шаги за дверью – ближе, ближе...

Первым вошел шейх, в своем обычном белом балахоне; его не подталкивали и не вели силком – двое следовавших за ним автоматчиков выглядели скорее как почетный эскорт. Халид, растрепанный, без галстука, шел рядом.

И, позади автоматчиков – Клодин даже не сразу заметила его – еще один человек, в таком же балахоне, как шейх, но черном. Лицо его было скрыто маской, сделанной из гладкого белого пластика с прорезанными в нем отверстиями для глаз и для рта. В сочетании с черной накидкой на голове впечатление эта маска производила жутковатое.

После короткого момента ужаса при виде безжизненного блестящего овала вместо лица Клодин это показалось даже несколько театральным: черная мантия, белая маска...

Быстрым шагом, опустив голову и ни с кем не встречаясь взглядом, Абу-л-хаир проследовал к короткому столу и уселся там. Человек же в черном зашел в промежуток между столами, почти до упора, остановился и обернулся.

Пока он молча обводил взглядом сидевших по обе стороны людей, Клодин успела заметить, что балахон ему коротковат и из-под него торчат коричневые ботинки. Подумала – сама зная, что думать сейчас об этом глупо и неуместно: «После шести – ничего коричневого![6] А шесть утра – это как считается, после шести или до?»

– Я не буду говорить долго, – сказал он наконец. Голос звучал из-под маски глухо как из бочки, но в повисшей в зале тишине каждое слово было отчетливо различимо. – Мы не бандиты, и ваши жизни нам не нужны. После выполнения всех наших требований мы вас отпустим. До тех пор пассажирам запрещено покидать свои каюты. Запрещено пользоваться сотовыми телефонами. Телефоны и ноутбуки нужно сдать, позже вы получите их обратно. Если вы будете...

– Я не позволю, это возмутительно! – отчаянный женский крик резанул по ушам.

Кричала полная яркая брюнетка лет сорока пяти, жена итальянского промышленника. Отмахиваясь от мужа, который тянул ее за руку, пытаясь заставить сесть, она обводила окружающих полубезумным взглядом и выкрикивала:

– Пусти меня! Пусти! Я не позволю!

Вырвавшись из рук мужа, женщина выскочила из-за стола и с неожиданной для ее комплекции резвостью обежала торец. Охранники дернулись было ей вслед – и, повинуясь короткому жесту человека в маске, остались стоять на месте.

– Я не отдам! – подлетев к нему, снова выкрикнула она. – Мой телефон с бриллиантами... мне его муж подарил... я не позволю его забрать... я давала деньги на палестинское движение... и в митинге участвовала... Как вы смеете! – Ее крики становились все громче и пронзительнее. – Я не по...

Пощечина оборвала ее на полуслове. Итальянка взвизгнула, отшатнулась, но человек в маске, ухватив ее за волосы левой рукой, правой ударил снова, по другой щеке – звонко и хлестко – и еще... и еще. Ее муж попытался вскочить – подбежавший охранник уткнул автомат ему в шею, и мужчина медленно опустился на стул; рот его был приоткрыт, выпученные глаза полны ужаса.

– Позво-олите, – не отпуская женщину, врастяжку, с презрением в голосе сказал человек в маске. – Вы мне позволите все. Даже больше, чем все, если я этого захочу!

Оттолкнул ее от себя, снова замахнулся...

Дальше все получилось очень быстро. Клодин даже не поняла, каким образом рядом с ним вдруг оказался Халид, схватил его за руку; мгновение – и они уже сцепились в драке, охранники бросились в их сторону – и в этот момент прозвучал выстрел... второй...

Халид отступил на пару шагов и, зажав руками живот, опустился на колени. Сквозь пальцы, окрашивая их бордовыми потеками, сочилась кровь.

Человек в маске стоял перед ним с пистолетом в вытянутой руке.

Казалось, все вокруг замерло – не было слышно даже дыхания.

– А! – не то вскрикнул, не то простонал Халид и рухнул ничком к ногам своего противника. Тот медленно опустил пистолет.

Тишина разорвалась истерическим женским воплем, коротким и невнятным, который сразу перешел в заглушенные всхлипы.

– Ее – в каюту, – приказал человек в маске. – Его – киньте за борт!

Часов в девять в дверь постучали. Клодин, не спрашивая, кто там, открыла: захотят – все равно войдут. Но это оказался завтрак – молоденькая девушка испуганного вида, в белом халате и белой косынке, протянула ей поднос, на котором стоял стакан с апельсиновым соком, упаковка йогурта, тарелка с яичницей-глазуньей, парой сосисок и ложкой пюре и тарелочка поменьше с двумя булочками и шариком масла. Кроме того, на подносе кучкой громоздились плавленые сырки и одноразовые упаковки с медом и с джемом – похоже, их вывалили туда пригоршней.

За спиной у девушки виднелся сервировочный столик, уставленный такими же подносами, сбоку маячил автоматчик.

В первый момент Клодин подумала отказаться – есть не хотелось до такой степени, что даже смотреть на еду было противно. Но потом взяла: неизвестно, когда дадут еще.

Дверь захлопнулась.

Она поставила поднос на столик, выпила сок и снова легла на кровать, лицом к стене.

По каютам их развели сразу после гибели Халида – очевидно, человек в маске счел эту «демонстрацию силы» достаточно убедительной, чтобы добавлять к ней что-то еще.

Уводили, как и приводили – поодиночке и парами, под конвоем автоматчиков. Клодин конвоировал старший помощник; когда, войдя в каюту, она услышала сзади его шаги, ее захлестнула волна ужаса – такая, что не осталось сил даже на то, чтобы оглянуться. Но он лишь сказал равнодушно:

– Давай телефон.

Телефон? После секундного замешательства Клодин торопливо выхватила из сумки серебристый плоский аппаратик и протянула, стараясь не встречаться с ним взглядом. Старпом молча взял его и вышел.

Едва за ним закрылась дверь, как она бросилась к шкафу. Вопреки здравому смыслу, вопреки всему – а вдруг Томми все еще там?!

Но в шкафу никого не было, не было и запонок в ящике тумбочки. В каюте вообще не осталось следов его присутствия – даже вмятинки на подушке с той стороны, где он спал. Лишь несколько крохотных шоколадок, лежавших прежде в корзинке рядом с кофеваркой, были высыпаны на стол и выложены дужкой – наподобие улыбки. Это мог сделать только Томми, больше никто бы не догадался вот так, непонятно для посторонних, сказать ей: «Все в порядке! Улыбнись!»

Оставалось лишь утешать себя мыслью, что его не схватили, что он ушел сам и даже нашел время оставить ей эту весточку.

Наверняка он еще не знает обо всем, что произошло в салоне...

А может, знает? Может, он наблюдал за происходившим из какого-нибудь укромного места и теперь уже успел сообщить своему начальству, что яхта находится в руках террористов?

Он придумает, он непременно придумает что-нибудь!

Лучше было думать о нем, чем вспоминать Халида, неподвижно лежавшего лицом вниз в луже крови, и глухой голос из-под маски: «Киньте его за борт». И итальянку, которая стояла, схватившись обеими руками за щеки и с ужасом глядя себе под ноги, и бледные, перепуганные лица сидевших напротив людей, и застывшее лицо шейха – он так и не сказал ни слова, даже не шевельнулся, словно пребывал в ступоре...

«Нет, я не буду об этом думать», – в который раз велела себе Клодин и, неожиданно для самой себя, заплакала от детской нелогичной обиды, что нет рядом теплого плеча, в которое можно уткнуться лицом, и никто не гладит по голове: и не говорит: «Это тебе только приснилось...»

От слез стало легче и потянуло в сон; последней связной мыслью было: «Он придет, он поможет...»

Проспала Клодин, как ей показалось, довольно долго и удивилась, увидев, что прошло меньше трех часов. Чувствовала она себя несравнимо лучше. Не осталось ни глупой слезливости, ни беспомощной апатии; голова снова работала четко.

Она встала, сварила себе кофе – большую керамическую кружку, которую возила с собой во все поездки. Остывшая яичница энтузиазма не вызвала, поэтому была сослана в холодильник; с сомнением посмотрев на булочки и йогурт, Клодин сунула туда же и их.

Как и всегда, когда она нервничала, есть ей не хотелось совершенно. Каким-то краешком души она даже порадовалась этому обстоятельству хоть несколько фунтов, авось, удастся сбавить!

После кофе в голове прояснилось окончательно. Спохватившись и обругав себя, что не сделала это раньше, Клодин переоделась в черные брюки и черный вязаный жакет с белой закрытой блузкой (не хватало еще, чтобы, если человеку в маске вдруг снова захочется собрать пассажиров в салоне, она опять явилась туда в халате). И – села причесываться, считая взмахи щеткой, чтобы получилось, как положено, сто раз.

Все эти мелкие дела требовали внимания, позволяя не думать о самом главном, не спрашивать себя: что же будет дальше?

Хуже всего было то, что думай не думай – а сделать она не могла ровным счетом ничего. Оставалось лишь надеяться на Томми и гнать от себя мысль о том, что, возможно, его давно уже схватили где-нибудь в коридоре и заперли вместе с остальными членами экипажа.

Нет, не может такого быть, не должно – не тот он человек, чтобы дать себя захватить! Бывший десантник, специалист по рукопашному бою – сам не раз говорил, что запросто справится с тремя-четырьмя противниками... Да, у них, конечно, автоматы – но стрельбы ведь не было: если бы где-то, пусть даже далеко, стреляли, она бы услышала, непременно услышала...

В конце концов, чтобы хоть как-то отвлечься, Клодин включила телевизор. Тишину каюты прорезал вой полицейской сирены, выстрелы... нет, этого не надо! Она нажала кнопку, переключаясь на музыкальный канал, и бездумно уставилась на пляшущую в облаке цветного дыма полуголую певицу...

Когда около семи вечера в дверь постучали, в первый момент Клодин испугалась. Потом подумала, что это принесли ужин, и даже слегка обрадовалась: хоть какое-то разнообразие! Но на пороге стоял смуглый сухощавый парень с автоматом на шее – больше в видимом пространстве коридора никого не было.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом, не сказав ни слова, он повел стволом автомата – выходи, мол. Клодин покорно вышла. Было почти не страшно, словно не осталось сил бояться.

На разговоры с ней парень тратить времени не собирался – подтолкнул дулом в сторону холла. «Наверное, опять в салон поведет», – подумала она – и ошиблась: следующий тычок автоматом направил ее к лифту.

От него странно пахло, в небольшой кабинке это сразу почувствовалось: не потом, а чем-то резковатым, мускусным – как от зверя, невольно пришло ей на ум. Какую кнопку он нажал, Клодин не видела, но когда через минуту створки лифта раскрылись, перед ней была библиотека и, впереди слева – двери в апартаменты шейха.

Именно в ту сторону и толкнул ее конвоир; впустил внутрь, а сам остался за дверью.

Сидевший на диване у электрического камина шейх обернулся:

– Здравствуйте, Клодин!

В комнате все было как обычно: тепло, даже жарковато; сбоку – богато сервированный стол, на низком столике у дивана – электрожаровня с песком и джезве, рядом – блюдо с «рожками газели», рахат-лукумом и белой вязкой халвой, кофейные чашечки и чаша с плавающими в воде алыми лепестками. Все как всегда, словно за дверью не стоит автоматчик, словно вот-вот в комнату войдет Халид, живой и невредимый...

– Надеюсь, вы поужинаете со мной, – сказал, подойдя, Абу-л-хаир. – Прошу! – приглашающе повел рукой.

Клодин стояла, не двигаясь с места. Так что, ее привели сюда под дулом автомата – поужинать?!

– Я вижу, вы удивлены всем этим, – с улыбкой кивнул на стол шейх. – Но согласитесь, что поскольку эти люди намерены получить с меня несколько миллионов, то я по крайней мере вправе рассчитывать на приличный ужин – тем более за мой счет.

– Несколько миллионов? – тупо переспросила она.

– Да, это выкуп, который они требуют за яхту и за пассажиров. Но пойдемте же к столу, мясо по-афгански нужно есть горячим, а то вкус будет совершенно не тот!

– Ну и что же будет дальше? – Сумма показалась Клодин непомерной, но в следующую секунду она поняла, что они с Абу-л-хаиром мыслят несколько разными категориями.

– Ничего, – пожав плечами, хладнокровно ответил он. – Я заплачу, они возьмут катера и уедут. На этом вся история закончится. Надеюсь, что мои гости простят меня за этот инцидент – тем более что в общем-то никто и не пострадал.

– Как... как никто не пострадал?! – Она не верила собственным ушам. – А Халид?!

– Халид... – Лицо шейха помрачнело. – Халид... – Махнул рукой, но потом все же сказал неохотно: – Не стоило ему так себя вести. Он чуть не навлек беду на нас на всех!

Клодин не нашлась, что ответить. Положа руку на сердце, у нее и у самой жалеть о секретаре получалось плохо: типом он все же был пренеприятнейшим. Но шейх-то – дело другое, ведь Халид работал у него! А теперь в качестве эпитафии для него нашлось лишь это холодное «не стоило так себя вести...»

Неужели для Абу-л-хаира человек – всего лишь вещь, деталь, которую можно заменить, и все пойдет дальше, как и прежде?

Или, как он любит говорить – Запад есть Запад, Восток есть Восток?..

Временами она забывала о террористах – настолько обыденно и мирно выглядело все вокруг. Разве что шейх был, пожалуй, словоохотливее обычного: извинился, что на столе из напитков лишь лимонный щербет, и напомнил, что при единоверцах он вина не пьет; заметив, что Клодин почти не ест, начал уговаривать ее попробовать какое-то совершенно особенное, по его словам, мясо.

Она из вежливости положила себе пару кусочков – мягкое и нежное, почти тающее во рту, оно действительно могло прийтись по вкусу тем, кому нравится баранина с корицей, курагой и изюмом (то есть, по разумению Клодин, с ингредиентами, больше подходящими для сладкого пирога).

Тем не менее оно было вполне съедобным. Клодин лениво жевала его, Абу-л-хаир же тем временем рассказывал легенду, связанную с рецептом этого блюда. Когда он дошел до слов: «И тогда шах снял с руки драгоценный перстень и протянул визирю...» – она вспомнила про изумрудное колье и, дождавшись, пока запутанная история про шаха, повара и визиря закончится, сказала:

– Устаз Омар, я не успела вас вчера поблагодарить за украшения, которые вы мне прислали. – Абу-л-хаир сделал жест, словно говоря: «Ну что вы – какие пустяки!» – Я хотела их вам еще утром отдать, но... сами знаете, что было. А когда этот... с автоматом за мной пришел, я не знала, что он меня к вам поведет. – Она неловко пожала плечами. – Я надеюсь, что, пока я здесь сижу, их не... – хотела сказать «не украдут», но потом выбрала более нейтральное слово, – не заберут.

– Клодин, вы считаете этих людей бандитами? – спросил, чуть помедлив, шейх.

– А вы – нет?! – Она недоуменно вскинула голову: что за странный вопрос?! – но Абу-л-хаир смотрел куда-то вниз. Потом медленно поднял на нее глаза и покачал головой.

– Я – нет. Более того, я, конечно, не одобряю их методы – но в какой-то степени вижу в этом перст судьбы... и надеюсь, что мои деньги пойдут на благое дело...

– Что?! – Клодин не верила своим ушам, – По-вашему, терроризм...

– Терроризм – это лишь метод, – перебил Шейх, – а цели могут быть самые разные. Людей, которые борются за свободу своего народа, тоже часто считают бандитами – например, так называли фашисты французских партизан в годы второй мировой войны. Но в данном случае я говорю о другом. Хотя в исламском движении есть и радикальные группировки, но основная его цель – это все же просвещение, помощь попавшим в трудное положение единоверцам...

– Но ведь они людей убивают!

– Я же говорю – есть, конечно, и радикальные группировки, я их не одобряю, но цель...

– Цель, которая оправдывает средства?!

Она думала, что шейх снова будет возражать, но он сказал лишь:

– Вот видите, и тут мы с вами не сходимся. – Чуть помедлил и добавил: – Наверняка с точки зрения Ноттингемского шерифа Робин Гуд тоже был бандитом.

Больше он об этом не говорил – сменив тему, пустился в воспоминания молодости. Рассказал о золотых приисках, на которых бывал еще подростком, потом переключился на арабских борзых, по его мнению – самых красивых и быстрых собак в мире. По взглядам, которые он пару раз бросил в сторону столика с шахматами, Клодин понимала, что ждет ее дальше.

Первую партию она проиграла без всяких усилий, честно сделав грубую ошибку. После окончания партии Абу-л-хаир мягко попенял ей:

– Клодин, ну вы же сами знаете, что шахматы требуют полного сосредоточения...

Что делать – справедливо! Она действительно отвлеклась и думала о посторонних вещах – то есть злилась. В том числе и на него самого: Робин Гудов, понимаешь, нашел! Из-за них внезапный и так обрадовавший ее подарок судьбы – целых две недели с Томми – превратился черт знает во что!

Где он, что с ним?!

В свою каюту Клодин вернулась в двенадцатом часу и первое, что сделала – это проверила изумрудный гарнитур. Действительно, он благополучно пребывал в ящике тумбочки.

Переоделась и устало присела на кровать, пару минут расслабиться перед ванной; едва ли ее кто-нибудь еще сегодня потревожит...

Вторую партию она выиграла – выиграла красиво, пожертвовав шейху ферзя и ладью, заставив его уже почувствовать вкус близкой победы – и в последний момент поставив мат. Разочарование, промелькнувшее на лице старика, вызвало у нее злорадную мысль «Вот тебе с твоими Робин Гудами!»

На прощание он сказал:

– Клодин, но я рассчитываю на матч-реванш – завтра после завтрака. Вы ведь не против позавтракать со мной?

Возражать она не стала: если альтернативой является сидение в четырех стенах собственной каюты, то уж лучше шахматы. Тем более что шейх больше нее знает о происходящем и охотно делится сведениями...

Сначала Клодин подумала, что тихое, непонятно откуда донесшееся постукивание ей лишь почудилось. Но услышав звук снова, вскинула голову – да, и вправду стучат!

Томми?! Сердце сразу заколотилось.

Она на цыпочках подбежала к двери, тихо спросила:

– Кто там?

Молчание...

Осторожно приоткрыв дверь, Клодин выглянула – в коридоре никого не было. Закрыла дверь, прислушалась – и, движимая скорее интуицией, чем слухом, резко обернулась к иллюминатору.

Снаружи, сквозь стекло, на нее смотрело бледное лицо Томми.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Из дневника Клодин Бейкер: «Томми, Томми, Томми! Господи, подумать страшно, что могло бы случиться, если бы я у шейха еще с этими шахматами задержалась!»...