Текст книги "Девушка с обложки"
Автор книги: Мери Каммингс
Жанр:
Женский детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Из дневника Клодин Бейкер: «...Но как же трудно ждать – и не иметь возможности ничего сделать, ничем помочь, ничего изменить...»
В каюту ее отвел Зияд. Сказал по дороге:
– Запрись, придвинь к двери стул. Никому, кроме меня, не открывай. Если начнут ломиться – кричи. Громко.
Войдя, Клодин послушно заперла дверь, притащила стул и кое-как подперла им ручку – было ощущение, будто она движется в густом, будто кисель, тумане, где почти ничего не видно и каждое движение, даже вздох, дается с усилием. Потом вернулась к кровати и не раздеваясь, кое-как заползла под одеяло.
Может, если бы удалось заплакать, то стало б легче – пусть даже потом и болела бы голова. Но плакать не получалось, только все тело дрожало, и, как ни цеплялась Клодин обеими руками за подушку, дрожь не прекращалась.
Перед глазами снова и снова, как клип из нарезанных кусочков кинопленки, проносились недавние события, мелькали лица: залитое слезами – Дорны Тиркель, искаженное, растерянное – шейха, белая пластиковая маска... мерзкая улыбка старпома...
Два часа... Всего два часа назад она сидела на этой самой кровати и с нетерпением ждала, когда шейх пришлет за ней. Кажется, будто давным-давно, будто с тех пор прошли недели, месяцы...
А может, то, что она снова в каюте, ей только кажется, как умирающему, говорят, порой чудятся картины спасения? Может, сознание отключилось и показывает то, что она хочет увидеть? А на самом деле она по-прежнему стоит под дулом автомата – или... или...
Картина предстала в воображении так ярко, что Клодин ущипнула себя – лишний раз убедиться, что все вокруг реально и под лицом подушка, а не залитый кровью пол. Получилось больно.
Наверное, стоило сейчас пойти и залезть в горячую ванну, но на это не было сил. Ни на что не было сил...
Сколько она так пролежала, Клодин и сама не знала – пока не вскинулась от еле слышного потрескивания. Вскочив, оглянулась на иллюминатор – никого, потом на решетку воздуховода... подошла ближе, спросила тихо:
– Это ты?
Ответа не было. Звук раздался снова, и стало ясно, что это потрескивает, мотаясь взад-вперед, пластмассовая шторка кондиционера, из которого дует теплым воздухом.
Не Томми...
Ну когда же он наконец придет?!
В том, что он придет, Клодин не сомневалась – не может быть, чтобы не пришел! Тем более после всего, что сегодня случилось.
Ванну она приняла в ускоренном темпе – все время чудилось, что кто-то стучит, тянуло выскочить и посмотреть; потом закуталась в теплый халат и села причесываться – сто взмахов щеткой с одной стороны, сто с другой...
Сумятица в голове постепенно улеглась. То, что произошло в салоне, вспоминалось уже по-другому: ведь это все придется рассказывать Томми, поэтому нужно восстановить в памяти как можно больше подробностей, важных для него – сколько было террористов, как они выглядели, чем были вооружены – а не то, как всхлипывала уводимая Дорна и как она сама, глядя на дуло автомата, вдруг подумала: все, это смерть...
Что-то там было, еще до Дорны, до Ришара... какая-то мелочь тогда привлекла ее внимание и озадачила. Но теперь никак не удавалось вспомнить, что же это было – мысль ускользала как ящерка: кажется, вот-вот поймаешь... но снова лишь хвостик мелькнул – и нет ее.
Томми появился лишь в первом часу.
Услышав тихое постукивание, Клодин подошла к двери, позвала негромко:
– Ты? – Услышав сверху так же негромко сказанное: – Да, открывай! – влезла на стул и принялась нетерпеливо отвинчивать решетку. Сдвинула ее в сторону – Томми высунулся из образовавшегося отверстия.
– Привет! Отодвинься.
Головой вперед скользнул из воздуховода вниз, приземлился на руки и, ловко перекатившись, вскочил на ноги.
– Ну, вот и я...
Клодин охватила его взглядом – улыбку и полосы грязи на лице, и взъерошенные волосы, и протянутые ей навстречу руки, и треугольник кожи в распахнутом вороте рубашки – туда она и уткнулась лицом, сдержав рвущийся из горла крик, пока ее ладони гладили и обнимали его.
– Ну что ты, что ты, – сказал он, как обычно говорят мужчины, когда им кажется, что женщина вот-вот готова заплакать; быстрыми утешающими поцелуями пробежался от виска к щеке. – Только не плачь, ладно?
Она замотала головой, вжимаясь в него лицом: она не будет плакать, не собирается! Тем более теперь, когда рядом тот главный и единственный человек, который защитит ее, спасет и убережет от любой беды...
Томми снова потерся губами об ее висок, щекотное теплое дыхание коснулось уха. Клодин тоже поцеловала, куда пришлось – его кожа была соленой, будто он искупался в море.
В какой момент потребность утешиться и согреться переросла в нечто большее, она и сама не знала, но все произошло очень быстро. Хватило нескольких легких поцелуев, ощущения прильнувшего к ней упругого сильного тела, знакомого запаха, знакомых рук, обнимавших ее – чтобы желание, словно током, пронзило Клодин от ступней до корней волос, так что они, казалось, встали дыбом.
Она подняла голову, взглянула Томми в глаза.
– Ты... – сказал он, и больше ничего; слова были сейчас не нужны – они оба и без того знали друг про друга почти все. Не разжимая объятий, мелкими шажками, точно в танце, подтолкнул ее к кровати и сам рухнул туда вслед за ней.
– Ты плачешь?
– Нет... – Ее пальцы прочертили по влажному плечу Томми идущую в никуда дорожку.
– Я тебе сделал больно?
– Нет...
– Сам не знаю, что на меня нашло...
– Перестань. Все хорошо...
Сегодня он вел себя как-то необычно – словно изголодался по ней и никак не мог насытиться; был требовательным и напористым, чуть ли не грубым. Но может быть, именно эта его яростная, неуемная страсть и нужна была Клодин, чтобы раствориться в ней, забыться, очиститься от всего, что произошло этим вечером в салоне. Во всяком случае, оскорбленной она себя не чувствовала; слегка кружилась голова, хотелось закрыть глаза и уснуть – и даже во сне чувствовать его объятия.
Томми пошевелился.
– Мне скоро надо будет уходить.
– Ты не поспишь? – Она огорченно приподнялась. – До рассвета же еще время есть!
– Да нет, я сегодня и так полдня спал.
– Где? – невольно вырвалось у Клодин. Она-то предполагала, что он выбивается из сил, чтобы сорвать планы террористов – а он, оказывается, спал!
– Нашел один укромный уголок, – усмехнулся Томми. – В прачечной, там внутри целая куча белья лежит, я на ней, как на перине, и устроился. Тихо, тепло... Так что я сейчас еще немного побуду – и пойду.
Перевалился на спину, обнял Клодин и подтянул ближе, чтобы она щекой легла ему на плечо.
– Ну что, ты хочешь знать все, что сегодня произошло? – вздохнула она. Не хотелось ни вспоминать об этом, ни говорить.
– Нет, не надо. Я сам был... неподалеку и все видел.
– А если бы они меня все-таки потащили, как Дорну, ты бы... ты бы помог мне? – Клодин сама не знала, что заставило ее задать этот вопрос, и пожалела о нем, едва он вырвался.
Томми не шевельнулся, но между ними, казалось, мгновенно образовалась невидимая преграда. Взгляд стал холодным, губы отвердели; он чуть помолчал прежде чем ответить – жестко, словно ставя точку в каком-то споре:
– Их было семеро. Все с автоматами. Может, я с двумя-тремя бы успел справиться, но если бы началась стрельба, они и тебя, и еще десяток человек могли положить...
Все эти слова значили на самом деле лишь одно: нет. Нет, что бы с ней ни делали, он бы не пришел и не спас ее.
Да, конечно, все правильно – кому, как не ему, знать, как положено действовать, когда вокруг террористы... все правильно – но лучше бы он соврал! – горько подумала Клодин. Лучше бы он соврал, чтобы не было сейчас ощущения, будто ее обманули и предали, в самый трудный момент выдернув из-под ног опору.
– Я надеялся, что, может, они действительно ограничатся деньгами шейха и уберутся на катере, – продолжал Томми (А зачем еще что-то объяснять? Итак все ясно!), – потому ничего не предпринимал, не хотел их провоцировать, чтобы не пострадали заложники. Но после сегодняшнего ясно, что они в любой момент могут начать разбираться с пассажирами. Поэтому я должен как можно быстрее сообщить, что яхта захвачена. Это единственный шанс для всех нас... и для тебя тоже.
Он продолжал обнимать ее, но теплая тяжелая рука, лежавшая у нее на боку, казалась Клодин теперь чем-то чужеродным и неподходящим к их разговору. Возможно, Томми тоже это почувствовал, потому что убрал ее, откинул одеяло и сел; подытожил, не оборачиваясь:
– Я не имел права вмешиваться и рисковать собой и другими – даже ради тебя.
Сейчас он скажет что-нибудь вроде «Извини»... Хотя на самом деле – за что извиняться?! Она сама виновата, не надо было спрашивать... И обижаться нельзя, потому что он такой, какой есть, офицер до мозга костей, и слова «долг», «дисциплина», «приказ» – это основа его жизни.
– Я чуть не сдох, когда увидел, как он тянет к тебе руки, – сказал он вместо этого. – Я не знаю, честно, не знаю, что бы я сделал, Клодин. Я лежал там, меня трясло, и я готов был выстрелить... Я знал, что нельзя себя выдавать, нельзя стрелять – и до сих пор не знаю, как бы на самом деле поступил, если бы шейх не вмешался. Потому что если бы... если бы они что-то сделали с тобой, то мне лучше было бы умереть, чем жить потом с этим!
Все полтора года, что они были вместе, Клодин казалось, что ничто не может поколебать его уверенность в себе – и сейчас ей было странно слышать в его голосе нотки чуть ли не отчаяния.
– Я не знаю, – повторил Томми тише, – не знаю... – Как всегда, когда он волновался, в его речи появился уэльский акцент. – Сегодня я мог придти к тебе раньше – и не шел... лежал, думал. Потому что знал, что ты можешь меня об этом спросить – и не знал, что ответить.
– Ну что ты! – Клодин привстала на колени, обняла его сзади и прижалась щекой к широкой голой спине. – Все в порядке. Я понимаю...
Она и правда понимала – понимала куда больше, чем он хотел сказать: и что эти сбивчивые слова, которые дались ему так нелегко, на самом деле равносильны признанию в любви, и что пусть Томми даже не сказал об этом напрямую – но он сделает все, чтобы спасти ее.
Он снова лег и потянул ее за собой; укрыл их обоих одеялом, сказал, согревая ухо теплым дыханием:
– Когда это все закончится, я попрошу отпуск дней на десять, и мы с тобой съездим куда-нибудь в тихое-тихое место, где тепло, где растут пальмы и светит солнце, и можно полдня лежать на пляже – а полдня плавать под водой и смотреть на пестрых рыбок...
– Да...
Когда это все закончится.
Когда это все закончится...
Встали они через полчаса. Выйдя из душа, Томми собрал раскиданную по полу одежду, взглянул на нее с сомнением.
– У тебя не найдется, во что мне переодеться? А то я уже больше суток белье не менял, скоро свое присутствие запахом начну выдавать.
Единственное, что могла предложить ему Клодин – это трикотажную пижаму, состоящую из шортиков и свободной майки. Впрочем, свободной – это для нее, на него майка налезла впритирку.
– Поприличнее цвета, конечно, не нашлось? – взглянув на себя в зеркало, скривился он при виде жизнерадостных желтеньких ромашек на голубом фоне, украсивших его торс. – Спасибо, что хоть без рюшечек! – Клодин хихикнула.
Зато синяя водолазка с высоким воротом, обтянувшая его, будто вторая кожа, пришлась ему явно по душе. Прежнее белье и рубашку он, свернув в тугой узел, вышвырнул в иллюминатор.
Клодин хвостиком ходила за ним, смотрела, как он одевается, как бреется, как застегивает на запястье браслет часов... Выло невыносимо думать, что он сейчас уйдет и она снова останется одна.
Она полагала, что, когда Томми сказал «я готов был выстрелить», это была лишь фигура речи, но, к ее удивлению, в кармане брюк у него и впрямь обнаружился пистолет – плоский, черный.
– Откуда это? – спросила она, когда, повертев пистолет в руках, он сунул его за пояс сзади.
– Украл, – коротко ответил он, и было непохоже, что пошутил.
Сел на кровать, махнул рукой, показывая на кресло – Клодин тоже села.
– Теперь слушай... Если что – если меня спросят об этих вещах, я скажу, что я их у тебя украл из чемодана, когда тебя не было в каюте. И, Клодин, что бы ни случилось – ты меня не знаешь. Даже если тебе скажут, что я сознался, что мы с тобой знакомы – все равно, ты меня не знаешь. Не знаешь, понимаешь?! Пожалуйста, я тебя очень прошу... Я надеюсь, что до этого не дойдет, но если что... пожалуйста, не узнай меня...
– Да, – сказала она тускло, понимая, что значит это его «если что».
– Держись поближе к шейху – похоже, он к тебе благоволит.
– Да... Ты сейчас пойдешь и попытаешься сообщить, что яхта захвачена?
– Да.
– Они все сотовые телефоны отобрали...
– Телефон не проблема достать. Но это бесполезно – у них стоит глушилка.
– А как?..
– Клодин, поверь мне – я знаю, что делать. – Беглой улыбкой Томми смягчил безапелляционный тон, в котором так и слышалось «хватит вопросов!».
– Их там человек десять – а ты один...
– Зато они дилетанты – а я профессионал. И кроме того – это, кажется, у вас, американцев, говорят: «Нам не дано рассуждать – но сделать или умереть»?!
Клодин никогда раньше не видела его таким – странно, как-то жестко веселым, словно перспектива «сделать или умереть» вызывала у него радость.
Он встал, передернул плечами, словно проверяя, не тянет ли одежда – высокий, весь в темном; ворот водолазки тесно обтягивал шею, рукава были ему чуть ниже локтей. Взглянул на отодвинутую решетку воздуховода и снова обернулся к Клодин.
– Сделай мне напоследок кофе, а?
– Да, конечно! – обрадовалась она – хотелось еще хоть ненадолго отсрочить его уход; казалось, пока он рядом, все страшное, что окружает их, отступает. – Только у меня еды почти нет – плавленые сырки, крекеры и джем...
– Ничего не надо – просто кофе.
За стол он садиться не стал, выпил кофе стоя, пристально глядя на нее.
– Чего ты так смотришь? – не выдержав, спросила Клодин.
– Ничего... – Поставив кружку, Томми коснулся пальцами ее щеки. – Все-таки ты очень красивая. Ну что – давай прощаться?
Она шагнула к нему, скрылась в его объятиях – и снова на миг почувствовала себя маленькой и защищенной.
– Ты... – Не хотела говорить – и все-таки сказала: – Ты, пожалуйста, будь осторожнее, ладно?
– Клодин, – он отступил на шаг и улыбнулся, – не бойся. Я им не по зубам. – Щелкнул ее по носу – весело и беззаботно. – Выше нос, все будет путем!
И только когда ботинки Томми в Последний раз мелькнули и скрылись в тоннеле воздуховода, и Клодин полезла на стул, чтобы привинтить на место решетку, она вдруг вспомнила, что не сказала ему самое главное: что тот террорист в маске, который вчера утром убил Халида – и тот, который сегодня глумливо говорил про «две новости», а потом угрожал пассажирам, требуя выкуп – это разные люди...
Не рассказала она и еще об одной, казалось бы, мелочи, но странной; очень уж быстро человек в маске сумел раздать пассажирам конверты с написанными внутри суммами выкупа. Если бы самой Клодин пришлось раздавать письма дюжине малознакомых людей, ей потребовалось бы хоть несколько секунд, чтобы, прочитав имя, вспомнить: «Ага, это вон тот!» – и отдать письмо.
А человек в маске просто шел вдоль столов, быстро, как шулер колоду карт, перебирая пачку конвертов; доходил до следующего «адресата», отдавал письмо – и шел дальше. Ни на секунду не задумался, вспоминая имя, и ни разу не ошибся.
То есть вел себя так, будто хорошо их всех знает.
Разбудил ее взрыв – сильный, где-то совсем близко, так что вздрогнули стены каюты. Клодин вскинулась, попыталась зажечь свет, но лампочка не загорелась.
Вдалеке послышался топот, крики.
Томми... это он, наверняка он! Влажные от пота налитые плечи, по которым она водила пальцем, теплое щекотное дыхание... Он пообещал, что когда все это кончится, они вместе уедут куда-нибудь...
Клодин сидела на постели, сжавшись в комок и обхватив колени руками, вся превратившись в сплошной слух.
Еще взрыв, глуше и тише, чем первый, и тут же короткое стакатто автоматной очереди – далеко, на грани слышимости...
Пожалуйста, пожалуйста, пусть с ним все в порядке будет!
Еще выстрелы... еще... Может, это на палубе стреляют?
Подбежав к иллюминатору, Клодин распахнула его и прислушалась – ни звука, ни шороха, даже шум двигателей почти не слышен. Зато вспыхнула лампа у изголовья.
Из иллюминатора задувало холодным ветром. Подождав с минуту, она закрыла его, вернулась в постель и выключила свет – слушать можно и в темноте; обняла, прижала к себе и стиснула обеими руками подушку, которая до сих пор пахла его волосами.
Больше ни взрывов, ни выстрелов не было – только какие-то отдаленные шорохи и еле слышное урчание двигателей. Мало-помалу эти звуки убаюкивали, поначалу Клодин вскидывалась, пытаясь бороться со слипающимися глазами, пока наконец не задремала, уткнувшись лицом в подушку.
На этот раз стука не было – к ней просто с грохотом ворвались в дверь. Вспыхнул свет, и Клодин увидела трех автоматчиков. Четвертым оказался вбежавший последним Зияд.
Она сжалась в комок, подтянула до ушей одеяло, с ужасом глядя на них: сейчас они скажут: «Вставай!» – и поведут, и покажут ей Томми... и надо будет его не узнать...
Но террористы, не обращая на нее внимания, принялись обыскивать каюту – один сунулся в шкаф, заглянул под кровать, другой прошел в ванную и, выйдя оттуда, мотнул головой. Третий террорист, вроде бы командовавший остальными, шагнул к Клодин, протянул руку...
Его оттеснил Зияд, резко и громко сказал что-то. Тянувшийся к ней бандит чуть ли не зарычал, но руку опустил. Зияд снова что-то сказал, упомянув Абу-л-хаира.
Клодин смотрела на них, сжавшись в комок.
И тут сквозь страх и напряжение, словно струйка свежего воздуха, пробилась мысль; если они ищут в шкафах и в ванной – то есть в таких местах, где может прятаться человек – значит, Томми удалось от них скрыться! Значит, он жив и с ним все в порядке!
Облегчение было так велико, что она, не в силах сдержать торжествующую улыбку, прикрыла, словно в испуге, лицо руками и для большей убедительности всхлипнула. На самом же деле ей хотелось рассмеяться им в лицо: что, гады, не по зубам он вам, да?!
Незаметно взглянула сквозь растопыренные пальцы – главный бандит перебросился с Зиядом еще несколькими сердитыми репликами, махнул рукой – и вся троица затопала к выходу.
Зияд задержался еще на несколько секунд, чтобы повторить свой совет:
– Запрись и придвинь стул!
Через несколько секунд Клодин услышала за дверью грохот и визг. Похоже, визжала ее соседка напротив – та самая итальянка, которая негодовала насчет сотового телефона с бриллиантами.
Значит, террористы никого персонально не подозревают, а подряд все каюты обыскивают. Ну, пусть ищут, если делать нечего...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Из дневника Клодин Бейкер: «В экстремальных условиях у человека какие только способности не просыпаются – например, к языкам!»...
В это утро – уже третье с тех пор, как террористы захватили яхту – Клодин разбудил не стук в дверь, а лучи солнца, проникшие в иллюминатор. Когда она открыла его, пахло теплым воздухом. Ни мелкого противного дождика, ни холодного ветра – до горизонта, сколько хватало глаз, расстилалась отблескивающая на солнце серо-синяя шелковистая гладь.
Сейчас бы по палубе погулять, пробежечку по свежему воздуху устроить... Но увы – к чему мечтать о несбыточном?
Поэтому – делать нечего – Клодин достала из чемодана дисковый тренажер и сборный хула-хуп и минут сорок с их помощью очищала совесть, хотя бы частично компенсируя нарушения диеты, допущенные в последние дни. Заодно пообещала себе, что как бы ни уговаривал ее сегодня шейх попробовать блинчиков – а также сыра, лепешек, пирожков и печенья – она будет держаться стойко: йогурт и кофе, больше ничего. Ну, разве, может, еще немножко фруктов...
Вроде бы хорошему настроению в сложившейся ситуации взяться было неоткуда – но тем не менее, крутясь на тренажере, она даже подпевала певице в телевизоре, стараясь двигаться в одном ритме с ее подтанцовками.
Теперь, когда Томми сообщил своему начальству – или еще кому-то, ему лучше знать – что яхта захвачена террористами, спасение должно быть уже близко. В том, что он сумел сообщить, она не сомневалась: если уж Томми брался за что-нибудь, то всегда доводил дело до конца.
Но он появится теперь только ночью, не раньше. А ей пока неплохо было бы пообщаться с шейхом и вообще по сторонам оглядеться – возможно, удастся узнать еще что-нибудь, что будет ему полезно!
Пробило девять – а в дверь никто не постучал. Полдесятого...
Клодин, полностью готовая к выходу, в золотисто-зеленом брючном костюме с полосатым галстучком «в тон», валялась на кровати и недоумевала: про нее что – забыли?
Когда наконец раздался стук в дверь, она восприняла это как трубу ангела, возвещающую об освобождении из узилища. Но увы – все та же напуганная, а сегодня еще и с покрасневшими глазами девушка в белой косынке молча сунула ей поднос с завтраком.
На сей раз порция была куда скуднее: три сосиски, пара крутых яиц и несколько ломтиков сыра. Кроме того, черствоватая булочка и, как и в прошлый раз, наваленные кучкой одноразовые упаковки с джемом, сливками, медом и маслом. Даже сока не дали!
Как назло, есть хотелось зверски. Но Клодин помнила свой зарок, кроме того, нужно было что-то приберечь для Томми. Поэтому, облизнувшись на сосиски, она решительным жестом отставила поднос в сторону и заварила кофе. Правда, маленькую уступку голоду все же сделала: запивая кофе, вымазала пальцем и съела две коробочки клубничного джема.
Спать не хотелось, книга про кошек была прочитана, телевизор осточертел. Лежать на кровати надоело. Оставалось только сидеть в кресле и размышлять.
Кто такой человек в маске? Точнее, почему два террориста по очереди косят маску? Откуда один из них – вчерашний, в черных ботинках – так хорошо знает пассажиров?
В голову лезли не слишком правдоподобные идеи: например, что, когда главарь (то есть тип в коричневых ботинках) внезапно заболел, маску надел его заместитель, который обладает феноменальной зрительной памятью: один раз взглянул на фотографию в газете – и запомнил человека на всю жизнь. Или наоборот, феноменальной памятью обладает главарь, а в первый день перед пассажирами выступал (и Халида убил) как раз его заместитель. А главарь был тем временем занят чем-нибудь в рубке. Или вообще позже прибыл – скажем, на вертолете (почему бы и нет? То, что она не слышала звука мотора, еще ничего не значит!).
Зияд пришел в начале двенадцатого. Клодин сама не ожидала, что так обрадуется, когда, открыв, увидела знакомую смуглую физиономию. Даже улыбнулась – он тоже невольно улыбнулся ей в ответ, но тут же сдвинул брови и напустил на лицо мрачную суровость.
– Мистер Абу-л-хаир... – начал он.
– Да, иду, – кивнула Клодин, выскальзывая за дверь.
Впервые она обратила внимание, как изменилась за это время яхта. Вроде всего три дня прошло – но отовсюду веяло какой-то неухоженностью, будто от долго остававшегося нежилым помещения. На ковровых дорожках видны были следы ног, кое-где валялись какие-то бумажки и окурки. Даже пахло не по-жилому: кисловатым сигаретным дымом к словно бы горелым чесноком.
Выйдя в холл, она привычно направилась к лифту, но Зияд остановил ее.
– На лестницу!
– Почему? – осмелилась спросить Клодин.
– Лифт... поломался.
– А-аа... – Понятно, похоже, первый взрыв, тот, что прозвучал так близко, был связан с лифтом. И вот чем это пахнет – не чесноком, горелой изоляцией!
Невнятные возгласы и шум борьбы она услышала, едва выйдя на лестницу, и чем выше поднималась, тем отчетливее они становились, пока уши не резанул хриплый крик: «Я ведь уже перевел деньги – чего вы еще от меня хотите?!» – и сразу – звук удара.
Клодин побежала по ступенькам вверх и выскочила в холл этажом выше как раз чтобы увидеть, как трое террористов обступили пытающегося встать с колен мужчину и один из них уже занес над его головой приклад.
– Да вы что?! – крикнула она, прежде чем узнала в этом мужчине Каррена-старшего.
– Идем! – схватил ее за локоть Зияд, но Клодин вывернулась из его руки и бросилась вперед с истошным воплем:
– Вы что делаете?!
То ли от неожиданности, то ли еще от чего – но террористы даже отшатнулись, когда она подлетела к ним.
– Как вы смеете его трогать?! – Подбежавший сзади Зияд снова поймал ее за локоть, Клодин не глядя отмахнулась и ушибла обо что-то твердое руку. – Он вам что... – На миг запнулась – в голову почему-то лезли слова «уличная девка», которые здесь явно были не к месту.
Тот самый тип, который замахивался на Каррена, опомнился быстрее других и с автоматом наперевес шагнул к ней. Зияд втиснулся между ними, оттеснил ее плечом и что-то затараторил. Клодин не сомневалась, что хотя он и пытался ее остановить, но сейчас в обиду не даст.
– Вставайте! – не слушая, что они там говорят – все равно не понять, нагнулась она к Каррену. – Давайте, я помогу...
Но вместо того, чтобы встать, он вдруг вцепился ей в плечи с такой силой, что она чуть не вскрикнула; взгляд синих, как у Ришара, глаз был совершенно обезумевшим.
– Пожалуйста! – Казалось, он едва соображал, кто перед ним стоит. – Я хочу увидеть моего мальчика!
– Не надо, не унижайтесь перед ними, вставайте! – повторила Клодин.
Каррен с трудом выпрямился; не отпуская ее рук, задыхаясь, начал сбивчиво объяснять:
– Они потребовали, чтобы я перевел им деньги... выкуп... и я перевел, и сейчас они ведут меня обратно в каюту, а Ришар... Его вчера увели... и все... и... – Он замотал головой, лицо исказилось. – Пожалуйста, пусть мне теперь разрешат с ним увидеться! Я уже перевел деньги!
– Я попытаюсь вам помочь. – Клодин трясло, в горле стоял комок, но она старалась говорить мягко и убедительно. – Обязательно. Не спорьте с ними сейчас. Пожалуйста, я не хочу, чтобы они побили еще и вас!
– Мисс Бейкер, вы с ним танцевали... вы видели, какой он хороший мальчик, он...
– Я все понимаю. – С трудом высвободившись из цепкой хватки, она успокаивающе погладила его по руке. – Я постараюсь. Идите в каюту и ждите меня там. – Обернулась к обступившим их мужчинам. – Шейх Абу-л-хаир Омар ибн Муса аль-Маари, – на этот раз заковыристое имя выговорилось без запинки, – много раз мне говорил, что у вас на Востоке уважают стариков, что так принято, что это часть вашей культуры! И вот – пожилой человек, который всего лишь хочет увидеть своего сына – а вы его прикладами, да?!.. – Клодин говорила все громче, пока на последнем слове не сорвалась на крик. – Да люди вы вообще или нет?!!
Террорист, который хотел ударить Каррена, ответил ей по-арабски полупрезрительным тоном. Уловив слово «шармута», она каким-то образом догадалась, что это оскорбление, и не задумываясь рявкнула:
– Сам такой! – Сердито взглянула на стоявшего сбоку с индифферентным видом Зияда. – Ладно, пошли!
Направилась обратно к лестнице, но по дороге обернулась – Каррен покорно шел в сторону коридора, террористы сзади.
В апартаменты шейха Клодин почти вбежала – Зияд еле поспевал за ней.
Стоя у камина, Абу-л-хаир о чем-то спорил с человеком в маске. Ей удалось уловить обрывок реплики: «...все равно, хочешь ты или не хочешь!» – сказано это было почему-то по-французски. При появлении Клодин оба повернули головы.
«А, вот этот гад здесь как раз кстати!» – подумала она.
– Что случилось, Клодин? – шагнул к ней шейх – очевидно, ярость, кипевшая в ней, проступила и на лице.
– Случилось то, – она глубоко вздохнула, стараясь говорить спокойнее, – что я сейчас стала свидетельницей весьма неприятной сцены. Трое этих... – едва удержалась, чтобы не сказать «поганых сволочей», – так называемых «робингудов» избили месье Каррена...
Абу-л-хаир, хмуро и непонимающе сдвинув брови, взглянул на Зияда – тот стал что-то быстро объяснять.
– Он всего лишь хотел узнать, что с Ришаром, – вклинилась Клодин, – а они ему не давали встать с колен и били прикладами.
Зияд заговорил снова, но шейх, прервав его взмахом руки, обернулся к человеку в маске.
– Что с Карреном-младшим?
– Заперт в каюте на твиндеке. – Террорист пожал плечами. – Молодой здоровый парень. Ничего страшного.
– Может быть, вы позволите мне зайти к нему, отнести еду и лекарства? – Клодин по-прежнему обращалась к шейху.
– Нет, – безапелляционно отрезал человек в маске.
Но Абу-л-хаир был не из тех, кто позволяет кому-то говорить и решать за него.
– Думаю, что да, – кивнул он.
Террорист раздраженно возразил что-то. «А я говорю – нет!» – мысленно «перевела» Клодин.
Пронзительные черные глаза шейха сощурились. Он приказным тоном бросил Зияду пару фраз – парень чуть ли не бегом выскочил из комнаты. Человек в маске снова что-то сказал – Абу-л-хаир ответил длинной тирадой, с неменьшим раздражением, чем его оппонент.
Атмосфера в комнате наэлектризовалась так, что, казалось, того и гляди с треском пробежит искра; громкие, на грани крика реплики звучали как щелчки кнута.
Клодин напряглась, услышав вдруг промелькнувшее среди незнакомых гортанных фраз слово «бармен». Показалось?! Нет! Вот, снова – теперь его произнес шейх, махнув рукой в ее сторону; в интонации так и слышалось: «А она-то тут при чем?!»
Человек в маске издал странный звук – нечто между шипением и рычанием, выплюнул ядовитым тоном еще одну короткую фразу и отвернулся к камину.
– Клодин, я уже послал Зияда, – чуть задыхаясь, сказал шейх, – он сейчас распорядится насчет завтрака, который вы сможете отнести Ришару Каррену.
– Мне нужны еще лекарства, – напомнила она. – Что-нибудь обезболивающее вроде тайленола и, наверное, что-то для перевязки. И аспирин.
– Аспирин? Ах да, вы, американцы, его же от любой болезни принимаете. – Абу-л-хаир невесело усмехнулся краем рта. – Хорошо, возьмите в медотсеке все, что нужно.
– И еще... пожалуйста, я хотела бы зайти потом на минутку к месье Каррену. – Краем глаза Клодин увидела, что человек в маске обернулся, словно собираясь вмешаться, и заторопилась: – Я ему обещала. Он очень беспокоится за сына.
– Да, конечно. Зияд вас проводит.
Ощущение было такое, что главаря аж передернуло от злости, но сказать он больше ничего не посмел – наклонив голову, быстро вышел.
Шейх проводил его взглядом и плавной неторопливой походкой двинулся к дивану, но вдруг замер. Клодин показалось, что он покачнулся – бросившись вперед, она подхватила его под локоть.
– Ничего, спасибо, я сам... – сказал Абу-л-хаир невнятной скороговоркой; глаза были закрыты, словно он прислушивался к чему-то. Потом пару раз глубоко вздохнул и кивнул. – Спасибо, Клодин.
Она отпустила его, готовая в любую секунду поддержать снова, но шейх сам дошел оставшиеся несколько шагов и тяжело опустился на диван.
– Клодин, подойдите, сядьте. Пока никого нет, я хочу вам сказать... – Смуглое лицо его было почти серым, под глазами залегли глубокие тени. Клодин послушно села рядом, Абу-л-хаир коснулся ее руки – старческие пальцы были до скользкости сухими и холодными.
