Текст книги "Том II: Отряд"

Автор книги: Мэри Джентл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 47 страниц)

Молчание углублялось. Никто из них не сумел бы сказать, давно ли длится ночь; поют ли в соборе всенощную, или заутреню…

– Герцог Карл мечтал, – нарушил молчание епископ, – воссоединить срединные земли Европы, стать со временем новым Шарлеманем, новым верховным императором. Как иначе положить конец бесконечным распрям и войнам, как объединить христиан против общего врага? Да, Шарлемань, осененный Благодатью Хейто… Мой брат был способен осуществить свой замысел… Не сбылось. Обрати он свой взгляд на юг, быть может, мы не оказались бы теперь в таком отчаянном положении. Но да упокоит его Господь. Теперь герцогиня вы.

– Да, я знаю, – рассеянно согласилась Флориан, постукивая костяшками пальцев по каменной ляжке Хейто. – Вы лучше вот что скажите: почему над Бургундией светит солнце?

8

– Что? – Аш в растерянности даже оглянулась по сторонам, и подняла голову к темным сводам часовни.

– Да не здесь! Снаружи, днем. Почему светло? Почему не темно?

– Не поняла?

Флориан ударила рукой об руку:

– Ты сама сказала: Дикие Машины высасывают солнечный свет. И это не чудо! Тогда почему здесь светло? Почему над Бургундией солнце? Вокруг нас всюду Тьма.

Аш открыла рот, но снова закрыла, не найдя ответа. Епископ Джон тоже молчал. Ветер сверху принес запах холодного камня и гнили.

– А это точно… не чудо? – спросила Аш. – Солнечный свет – настоящий?

– Откуда мне знать?

– Знала же ты про оленя?

Флориан помрачнела.

– Что бы ни было у меня в крови, я впервые воспользовалась этим даром во время Охоты. Тогда я что-то сделала. Но с тех пор… нет, я тут ни при чем.

– После Охоты вам и не надо было ничего делать, – возразил епископ. Достаточно того, что вы есть. Пока вы живы, вы охраняете нас.

– Не знаю, – смутилась Флора. – Я ничего не чувствую.

У Аш вспотели ладони. «Чего еще мы не знаем?»

– Может, это потому, что все молятся о Свете. Епископ говорит, в каждом есть своя доля Благодати… – она прошлась по терракотовым плиткам, остановилась на середине шага и развернулась обратно: – Нет, не то. Ручаюсь, во Франции и в кантонах люди молятся еще горячей. А там черно, как в… пиковой масти!

– Я давно растеряла свое благочестие, – с трудом улыбнулась Флориан. – Во время омовения в священной купальне я думала: я сохраняю обыденность. Как сохранял ее герцог Карл. Я еще удивлялась, почему в госпитале так плохо. С тех пор, как я попала сюда, мы потеряли несколько человек. Они должны были поправиться. И священники, молившиеся о здравии Карла, тоже не смогли ему помочь! Здесь мир реален, никаких чудес.

Епископ пробормотал:

– Самая тяжкая ноша – преданнейшим слугам. Ничто не дается даром.

Флориан снова стукнула кулаком о ладонь.

– Тогда почему же здесь светло? – она опустила глаза, осматривая смятую накидку. – И почему под Оксоном свершилось чудо?

На миг Аш снова увидела себя в поле, на размокшей земле; увидела обугленные струями пламени лица. Рука невольно потянулась к губам – запах вспомнился слишком живо.

Аш вспоминала коленопреклоненных священников, и перемену ветра, принесшего снег.

– Я просила де Вира добиться от герцога позволения священникам молиться – о снегопаде, который ослепил бы противника, о встречном для них ветре, который относил бы в сторону стрелы.

Глаза Флориан вспыхнули, она схватила Аш за локоть:

– Я сначала думала, это от того, что герцог был ранен, ослабел… Но Ла Марш утверждает, что чудо случилось раньше, – Флориан обернулась к епископу: – Разве не должны были эти молитвы остаться без ответа? Или… кровь Хейто стала жиже с поколениями?

– Мы всего лишь люди, – скромно отвечал священник. – Мы век за веком хранили род герцогов, но мы – только люди. Мы несовершенны. Подобные вещи неизбежно случаются, хотя бы раз в поколение. Если бы мы совершенно отвергли чудеса, как мог бы Господь посылать нам чудесного оленя, воплощающегося в реальность?

– Олень, – повторила Флориан. – Ну конечно, олень!

– Флориан не может быть совершенной, – решительно заметила Аш. – Ни коим образом. Я побывала в Карфагене. Двести лет инцеста, – она едва не засмеялась, увидев лицо епископа. – Столько потребовалось Диким Машинам, чтобы создать Фарис. Две сотни лет расчетливого, научного выведения человеческой породы. Инцеста! А вы чем занимались в Бургундии?

— Только не кровосмешением! – потрясенно заявил епископ Джон. – Это было бы против законов Божеских и человеческих!

Хриплый смешок вырвался из горла Аш, прежде чем она сумела сдержаться. Ну как было не расхохотаться, глядя на его возмущенную бледную физиономию? «Ладно, я наемница, а не придворная дама», – насмешливо фыркнула про себя Аш.

– Вот и получайте награду за послушание Божьему закону! Вы сами сказали мне тогда, на охоте: «Наследственная линия Бургундии». Так уж делали бы все как следует! Династические браки, рыцарская любовь, время от времени любовники со стороны – дерьмо! Разве так выводят породу? Вам бы сюда Леофрика!

Флориан не без иронии заметила:

– Однако я существую! И воплотила геральдического оленя в реальность, – она подошла поближе к раке с мощами святого Хейто, тихо проговорила, не глядя на Аш: – Если герцог должен доказать свои права, то я это сделала! Если бы не я, Дикие Машины совершили бы свое чудо во время Охоты.

– Ну, да, – Аш смущенно откашлялась. – Ну, это понятно…

– До смерти… – это было сказано еле слышным шепотом, для себя. Но затем Флориан повернулась к ним лицом. – И все-таки я не понимаю. Я жива. То, что делают Дикие Машины – реально…

– Наверняка, – подхватила Аш. – Если бы Дикие Машины способны были творить чудеса, им не понадобилась бы Фарис. И Бургундия превратилась бы в пепелище еще шестьсот лет назад.

Флориан передернула плечами – дама, привыкшая к пышному платью, никогда не позволила бы себе подобного жеста.

– Раз мы еще живы, значит, рассуждаем правильно. Но, Аш, тогда мы тоже не должны бы видеть солнца.

Сверху на несколько секунд прорвались из-за открывшейся двери голоса послушников. Епископ Джон крикнул в гулкую шахту, отпуская их по домам.

От маленьких свечей остались только лужицы воска, более толстые еще горели – их огоньки светились сквозь не оплавившиеся края, как сквозь стенки фонарей. Бродячий сквознячок холодной лапкой погладил Аш по загривку. Она рассеянно запустила палец под меховой воротник.

– Мне нечего и пытаться – второй раз их врасплох не застанешь.

– Да, я знаю, – Флориан снова собрала в горсть складки одежды, потуже натягивая их на плечах. – Но со мной все в порядке? Или нет? Епископ, вы тоже не знаете?

– Следовало бы вынести этот вопрос на большой совет, – пожал плечами епископ Джон. – Или, может быть, сперва на малый. Возможно, кто-нибудь сумеет найти ответ. Если же нет, нам останется заключить, что Воля Божья для нас непостижима, и, если Он осенил нас своим благословением, нам подобает не сомневаться, а смиренно благодарить Его за дарованный нам Свет.

Аш, которой стало не по себе от столь возвышенного тона, заметила:

– Годфри говаривал, что Господь не жульничает.

Флориан обернулась к ней, и Аш увидела ее глаза – глубоко запавшие, измученные. В ответ на взгляд Аш женщина сказала:

– Мне не нравится, что еще остается что-то непонятное.

Епископ Камбре отступил назад к алтарю. В его черных глазах отражались огоньки свечей, в осанке появилась величие. Он склонился над плитой, а когда выпрямился, в руках у него отказался венец, тщательно вырезанный, составленный и склеенный из кусочков оленьего рога. Корона герцогов.

– Вы задали вопросы. Вы получили ответы, – сказал он. – Это ваше бдение. Примете ли вы корону?

Аш видела, что Флоре страшно. Блистающие стены смыкались вокруг нее, под кирпичными сводами, потеющими ртутными каплями, метались тени; плитки под ногами пропахли кровью. Ничто здесь не напоминало о резном белом камне дворца, пронизанного воздухом и светом. Они оказались в кулаке земли, готовом сжаться и раздавить.

Наконец Флориан заговорила:

— Зачем? Я и без короны делаю то, что делаю. Все это… мне это ни к чему!

Она попятилась на шаг от епископа.

– Тебе это ни к чему, – угрюмо подтвердила Аш. – И мне тоже. Но понимаешь ли, Флориан, надо решаться! Либо ты бросаешь все и удираешь, либо – ты герцогиня. Давай выбирай, а то получишь у меня такого пинка, что до завтра будешь оглядываться!

– А тебе-то что? – почти проскулила Флориан. Аш ни разу не слышала у нее такого голоса, но подозревала, что Джин Шалон, пятнадцать лет назад, частенько добивалась именно этой интонации.

Аш ответила:

– Ни ты, ни я ничем не обязаны Бургундии. Ты останешься тем, что ты есть и в Лондоне, и в Киеве, если сумеешь туда добраться. Но говорю тебе, если уж оставаться здесь, то без дураков – герцогиня так герцогиня. Как мне прикажешь строить людей, если ты сама не знаешь, чего хочешь?

Епископ Джон заметил, словно бы про себя:

– Теперь ясно, зачем Господь прислал вас сюда, мадам.

Аш притворилась, что не слышит.

Флориан пробормотала:

– Мы… отряд Льва согласился защищать Дижон.

– А ни хрена! Если я придумаю, как отсюда выбраться – хрен знает как! – они пойдут за мной. Я говорила с людьми. Они гроша не дадут за славу Бургундии, и, представь себе, их даже не прельщает честь сражаться рядом с мессиром де Ла Маршем. Хоть кое-кто из наших и погиб здесь, но никакой верности этому городишке никто из нас не питает…

– А я? Если приму корону?

– А ты собираешься?

– Да.

Аш недоверчиво взглянула в лицо Флориан. Лицо было лишено всякого выражения – но вдруг волной хлынуло все: сомнение, неуверенность, страх оказаться втянутой, страх сказать «да» не по внутреннему согласию, а потому, что этого требуют. Слезы переполнили глаза и побежали по щекам серебряными дорожками.

— Я не хочу! Не хочу!

– Да? Это ты мне говоришь?

В голосе Флориан проскользнула знакомая ехидная интонация:

– Тебе, Дева Бургундии!

– Наши ребята не станут драться за какую-то там герцогиню, – сказала Аш. – Но за тебя они драться будут – мы своих не бросаем. Ты – наш лекарь, ты была в Карфагене – они будут драться как черти, чтобы спасти тебя, как дрались бы за меня, за Роберто, за любого из наших. Но нам на самом деле все равно, драться с крысоголовыми, чтобы спасти герцогиню, или драться с бургундцами, чтобы вытащить тебя отсюда. Это бургундцам важно знать наверняка, что ты их герцогиня, дошло?

– Что ты собираешься делать?

Аш, не давая увести разговор в сторону, ответила кратко:

– Я? Буду делать, что приходится. Буду их знаменем, коль им приспичило. Сейчас важнее, что ты собираешься делать. Они сразу поймут, если ты это не всерьез.

Флориан отошла на несколько шагов, ступая по холодным плиткам, словно по раскаленным углям. Ее заметно трясло.

– Это место предназначено, чтоб исповедоваться в грехах, – вдруг сказала она.

Из тени над алтарем отозвался епископ:

– Вообще-то да, но наедине…

– Зависит от того, кому хочешь исповедаться.

Она вернулась, взяла руки Аш. Аш поразило, какими холодными оказались сжимающие ее ладони пальцы. «Она на грани обморока», – подумалось ей. И тут до нее донеслись слова Флориан.

– Я труслива. Труслива в по-настоящему важных делах. У меня хватает смелости вытаскивать раненых из боя. Я могу, если необходимо, причинить им боль. Взрезать брюхо. Но на большее меня не хватает.

Аш хотела сказать: «Боятся все, со страхом можно сражаться», но Флориан перебила.

– Я хочу кое-что тебе рассказать. Аш открыла рот, чтобы бросить легкомысленное: «Давай!», взглянула на лицо Флоры и осеклась. «Ты хочешь рассказать мне о чем-то, чего мне не хотелось бы слышать», – поняла она и, помедлив, кивнула:

– Расскажи.

– Это трудно.

Епископ Джон натужно кашлянул, напоминая о своем присутствии. Флора то ли не возражала, то ли просто не замечала его.

– В моей жизни есть одна вещь, которой я стыжусь, – сказала Флориан. – Это ты.

– Я? – Аш почувствовала, как пересохли вдруг губы.

– Я влюбилась в тебя, м-м… года три назад!

В затянувшемся молчании, Аш спросила:

– Это ты считаешь трусостью? Что не сказала мне?

– Это? Нет, – свет мигнул; новые полоски слез блеснули на щеках Флоры. Она не замечала их, и голос ее не изменился. – Сперва я просто хотела тебя. Потом поняла, что могу полюбить. Настоящей любовью, той, от которой больно. Тогда я убила ее.

– Что?

– О, это вполне возможно, – глаза Флориан ярко блестели. – Я не могла знать наверное, что ты мне не ответишь. Эстер говорила, что не хочет меня, а потом захотела…. И с тобой так могло быть… но я знала тебя. Знала твою жизнь. Ты должна была умереть. Рано или поздно. Тебя принесли бы после боя на носилках, с изрубленным лицом, или с разбитой головой, и что тогда мне?.. Опять?

Длинные пальцы епископа сжимали вересковый крест. Аш видела, что костяшки пальцев у него побелели.

– Так что я убила любовь и стала твоим другом – потому что я струсила, Аш. Я не хотела больше боли. Не смогла перенести. С меня хватило одного раза.

Аш безразлично поинтересовалась:

– А разве можно убить любовь?

– И это ты меня спрашиваешь? – Флориан яростно тряхнула головой. Слова разрывались снарядами в темноте катакомб. – Я хотела не просто трахаться! Я знала, что могу полюбить тебя! Но я задушила это. Не только потому, что ты должна была умереть молодой! Потому что ты никому не позволяла прикоснуться к себе! К телу еще может быть. Но не к душе! Ты только притворяешься. До тебя не дотянуться! Зная об этом, я не нашла в себе храбрости растить любовь!

Аш, сквозь собственное смущение и закравшееся в душу желание не слышать, видела, сколько боли причинила себе эта женщина.

– Флориан…

С ее побелевшего лица на Аш смотрели глаза, в которых были не только боль и гнев…

– И как же ты могла постоянно твердить мне об этом? – тихо спросила Аш. – Как могла то и дело дразнить меня этим? Да еще говорить, мол, ладно, не хочешь, не надо. А потом снова… Почему ты не могла оставить меня?

– Потому что я не могла оставить тебя, – эхом отозвалась Флора.

Аш готова была сейчас отдать что угодно, лишь бы бежать из этого места, полного пыли, сырости и мерцания древних мозаик, вырваться из-под давящей тяжести веков – на свет. Оставить все это, все оставить…

«Что это меня так зацепило? В чем дело?»

– Откуда берется надежда? – прошептала Флориан. – Никогда не могла понять.

Боясь обмануть, словом или взглядом, Аш только покачала головой.

– Все равно бы ничего не вышло, – сказала она чуть погодя. – Признайся ты мне три года назад, я бы вышибла тебя вон, а может, и послала бы за священником. Сейчас я бы все отдала, только бы найти в себе ответ… но ведь это больше из чувства вины перед Годфри, которому я так и не дала того, в чем он нуждался. И все равно я до сих пор хочу Фернандо больше, чем любого из вас.

Она подняла взгляд, только сейчас заметив, что стояла, опустив голову, разглядывая Быка Митры, истекающего кровью из дюжины смертельных ран.

– Ты знаешь, – лоб Флориан блестел от пота. Она быстрым движением утерла ладонью лицо, загладив назад влажные волосы. – Умеешь ты прикончить все раз и навсегда. Чтоб тебя. Умеешь ведь? Это было…

«Жестоко».

– Какая есть, – сказала Аш. – Я – это я. Не доживу до тридцати, не хочу трахаться с тобой. Я люблю тебя так, как вообще могу любить; я не хочу причинять тебе боль. Но прямо сейчас я хочу знать, что ты собираешься делать, потому что мне предстоит отдавать какие-то приказы, и не будешь ли ты так любезна мне помочь?

Флориан подняла руку и кончиками пальцев коснулась щеки Аш. Легко и быстро, и лицо у нее при этом было, какое бывает у маленьких детей, когда они с плачем просыпаются среди ночи. Аш вздрогнула.

– Мне не нравится, что я не все ответы узнала.

– Угу, мне тоже.

– Ты, по крайней мере, знаешь, как обходиться с войском. А я понятия не имею, как взяться за управление.

– Вот тут ничем не могу помочь.

Флориан уронила руки.

– Не жди от меня драматических решений, – Флора задрожала, словно от озноба. – Я попала сюда, и знаю, что должна сделать. И я сделаю все, что смогу – но знаешь что? Я тоже из твоего долбаного отряда, не забывай! И не смей обращаться со мной так, будто я уже не ваша. Кроме нас, мне ни до кого нет дела. И если найдется способ нам всем выбраться отсюда, я им воспользуюсь. Но пока мне придется остаться. Я знаю, что не все поняла насчет Диких Машин, но за неимением лучшего, придется им удовлетвориться мной.

Аш потянула завязки своего плаща, распустила узел, скинула с плеч тяжелое сукно и завернула в него замерзшую герцогиню.

Флора взглянула ей в глаза:

– Я могу сделать только то, что могу. Я не могу быть твоей любовницей… и твоим боссом тоже не могу.

Аш растерянно моргнула и только через минуту, опомнившись, понимающе склонила голову.

– Дерьмо, дождешься от тебя поддержки… ладно, как-нибудь управимся, правда?

Она обняла Флору за плечи и чуть подтолкнула. Та улыбнулась с еще не просохшим лицом, изобразив, будто уклоняется от удара. Аш подняла глаза к темневшей над ними шахте.

Епископ Камбре прокашлялся:

– Мадам, корона?

Высокая женщина протянула руку, взяла венчик и беззаботно покрутила его на пальце.

— Черта с два мы будем дожидаться рассвета. И пошли подальше ваши свидетели, – заявила Аш. – Епископ Джон, велите мм держать рты на замке и покажите нам, как отсюда выбраться. Если вам сегодня понадоблюсь я или Флориан, найдете нас в башне с Робертом, Анжели и прочими ребятами. Весть пришла четыре дня спустя.

9

Черные тени метались по облицованным гранитом стенам гардероба note 86Note86
  Туалет.


[Закрыть], опадали и снова росли, когда залетающий снизу сквозняк раздувал огонек свечи. Ветер шуршал свисающими по обе стороны полами. Аш, задубевшими пальцами поддерживая сзади камзол и рубаху, выругалась.

Голос Рикарда из-за тяжелого занавеса спросил:

– Босс, вы заняты?

– Christus Viridianus!

Заляпанная вином и воском пола камзола выскользнула из пальцев и легла на деревянные дощечки. Ледяной ветер снизу пробрался к спине. Аш взвизгнула.

– Нет, я не занята! С чего ты взял? Я просто сижу здесь, свесив задницу, и раздумываю, не пригласить ли в компанию весь траханый бургундский совет. Иисус Христос на Древе, я здесь просто время теряю! Ты не мог бы придумать, чем мне еще здесь заняться?

Раздался звук, в котором, не будь Аш так поглощена сложностями своего туалета, она могла бы опознать хихиканье подростка, в голосе которого басовые ноты смешиваются с мальчишеским сопрано.

– Док… герцогиня… Флориан хочет вас видеть, босс!

– Скажи ее милости великой и могущественной герцогине, что она может прийти подтереть мне… – Аш не договорила, потому что пришлось ловить сбитую локтем свечу. По стене пронеслась гигантская тень, фитиль жирно зачадил. На руку плеснуло горячим воском.

— Гадина, – прошептала она. – Поймала тебя, зараза! – она выпрямила свечу и прищурилась, всматриваясь. Толстая восковая свеча почти догорела до следующей отметки: миновала заутреня, скоро Хвала. note 87Note87
  Заутреня – полночь, Хвала – 3 часа пополуночи. Время приблизительно соответствует трем часам ночи.


[Закрыть]

– Рикард, чтоб тебе пусто было, ты знаешь, сколько времени?

– Док сказала, пришло какое-то известие. Они ждут ее во дворце, а она хочет, чтоб и вы с ней пошли.

– Ясно, она хочет, провалиться б ей, – буркнула себе в нос Аш, дотягиваясь до ящичка с чистой ветошью.

– Известие получил мессир де Ла Марш…

– Сын вшивой, блохастой суки!

– Вы в порядке, босс?

– Кажется, потеряла значок Лазоревого Льва. Отвалился с камзола, – Аш подтянула двухцветные рейтузы и заглянула в дыру в настиле, в черную и пустую бездну. Стояла она опасливо, как стоял бы всякий, зная, что под ногами двести футов обрыва. Двести футов заляпанной экскрементами стены в темноте не видны, однако лететь на залитую дерьмом ничейную полоску под дижонской стеной нет ни малейшего желания…

– Помоги-ка мне с этими проклятыми шнурками, – сказала Аш, откидывая занавеску. Взметнувшийся огонек осветил парнишку, все еще одетого в кольчугу, помилуй Боже, и стрелковый салад с довольно жалким желтым султаном.

– Ты-то куда собрался? – спросила она у его затылка, пока парень привычно возился с ее завязками. Полоска шеи под саладом покраснела.

– Просто показывал Маржи один прием с луком…

Первые два ответа, которые пришли ей в голову, были: «В темноте?» и «Бьюсь об заклад, ты ей и еще кое-что показал!» Имея дело с Робертом или Анжелотти – правда, Анжелотти вряд ли удалось бы застать с какой-нибудь Маржи – она бы так и сказала. Но, снисходя к его смущению, переспросила только:

– Маржи?

— Маргарет Шмидт. Маргарет-арбалетчице. Той, что жила прежде у сестер, в монастыре.

Глаза у пария сияли, а лицо заметно порозовело. Аш кивнула ему на пояс с ножнами, а сама придержала свечу. «Так она осталась в отряде? Интересно, знает ли Флориан?»

– Ты успеешь переписать донесения до утреннего совета?

– Я уже почти покончил с ними, босс.

– Небось, жалеешь теперь, что монахи обучили тебя читать и писать, – рассеяно заметила Аш, передавая ему свечу, а сама поудобнее устраивая на бедрах пояс с ножнами и кошелем. Ладно, кончай с донесениями и принеси их мне в башню Филипа Доброго. Так будет скорее.

Она чуть задержалась, расслышав невнятный шум и не сразу догадавшись, что это дождь начал постукивать по камням стены внизу. Аммиачная вонь стала заметно сильнее. Впрочем, Аш ее просто не замечала. Новый порыв ветра в дыру настила принес с собой мелкие брызги.

– Вот и замечательно, – вздохнула Аш. – В следующий раз придется еще и сидеть с мокрой задницей. Рикард, пусть паж принесет мои паттены note 88Note88
  Высокие деревянные платформы, которые привязывались к подошвам, чтобы пробраться через уличную грязь.


[Закрыть] и толстый плащ. Флориан, насколько я понимаю, в госпитале? Ладно. Скажи вахтенным, пусть натягивают штаны. Нам понадобятся шесть человек для сопровождения, – она задумалась, прислушиваясь к шороху и поскуливанию из-за занавески. – И сворку для мастиффов. Я беру с собой Брифо и Бонио.

– Опасаетесь нападения? – округлил глаза Рикард, прикрывая от ветра огонек свечи.

– Нет, просто крошки давно не гуляли, – Аш улыбнулась ему. – Давай берись за перо! Только подумай, мой мальчик, если отец Фавершэм прав, после такой жизни тебе уже ни дня не придется мучиться в чистилище!

– Вот спасибо, босс…

Выходя из гардероба, Аш едва не наступала ему на пятки, чтобы не упустить из виду круг света. На верхнем этаже отрядной башни еще тлели в камине угли, а рядом, притулившись в скудном тепле, спали, свернувшись клубочками, пажи.

Рикард унес свечу к своей конторке, чтобы приняться за работу. Проходя, он пнул одного из спящих; Аш тем временем потянулась, хрустя суставами.

«Виридианус! Когда же мне последний раз удавалось выспаться? Хоть бы одну ночку без обстрела и бумажной тягомотины, больше ни о чем не прошу…»

Комочки у огня развернулись – двое маленьких пажей подошли, чтобы снарядить ее для прогулки сквозь чернильно-черную промозглую ночь по мокрым улицам. Два мастиффа неслышно подошли и ткнулись ей в колени.

Аш нашла Флориан в закутке на втором этаже. Ее пациент сидел, перекинув штаны через плечо, голый ниже пояса. В каменной комнатушке стоял застоявшийся запах мочи.

– Кажется, тебя де Ла Марш вызывал? – Аш заглянула через плечо лекаря.

– Заканчиваю… – длинные грязные пальцы Флориан растянули разрез, начинавшийся выше колена раненого. Тот охнул. В глубине раны блеснула казавшаяся черной кровь и, кажется, кость.

– Подержи его, – через плечо пациента приказала Флориан второму солдату, стоявшему на коленях у стены. Солдат крепко обхватил раненого, прижав ему локти к бокам. Аш присела на пятки, наблюдая, как Флориан промывает рану вином.

– Ла Маршу, – через плечо бросила Флора, плеснув еще вина, – придется подождать. Я скоро освобожусь.

На лице солдата блестели крупные бусины пота, он непрерывно бормотал себе под нос: «Сука, сука, сука…» и наконец, широко улыбнулся лекарю:

– Спасибо, док!

– О… всегда пожалуйста! – Флориан поднялась, вытирая руки о камзол, и оглянулась на ожидавшую в сторонке Бальдину. – Оставьте рану открытой. Смотрите, чтоб в нее ничего не попало. И не зашивать! Я коровьей лепешки не дам за галеновский «доброкачественный гной»! note 89Note89
  «Pus bonum et laudabilc» – неправильно понятое место в сочинении Галена, которое, вероятно, стоило тысяч жизней раненых в средневековой Европе после заката римской медицины.


[Закрыть] Открытые раны, которые я видела в Александрии, не загнивают и не воняют как раны франков. Через четыре дня я наложу повязку. Ясно? Ладно, пошли.

Просвинцованные стеклянные окна башни Филипа Доброго не пропускали внутрь дождь, но сквозняки пролезали в щели рам и холодили лицо Аш, пытавшейся разглядеть что-нибудь сквозь свое отражение в темном стекле.

– Ни хрена не видно, – доложила она. – Нет, погодите, вон зажгли по берегам Оуч греческие огни. Активность… странно.

Она отступила от окна в яркое сияние двух дюжин свечей, как раз когда дверь отворилась, пропуская Оливера де Ла Марша.

Флоран немедленно спросила:

– Что такое?

– Новости, ваша милость, – рослый воин остановился, загремев латами. Лицо под откинутым забралом показалось Аш застывшим.

– Снова копают?

– Нет, ваша милость, – де Ла Марш стиснул пальцами эфес меча. – Новости с севера – из Антверпена.

У Аш вырвалось:

– Подкрепление?

А Флориан в ту же секунду спросила:

– Каким образом?

– Да, – смутилась Аш. – Не подумала. Чертовски хороший вопрос. Как проникли сюда новости, мессир? Лазутчик?

Бургундец чуть качнул головой. Отблеск света с начищенных лат ударил в глаза Аш. На миг ослепнув, она расслышала голос Ла Марша:

– Нет, не лазутчик. Вестника пропустили. Прислали в сопровождении визиготского герольда.

Флориан смотрела озадаченно, но Аш поняла сразу и почувствовала, как перевернулось что-то в животе.

– Давайте послушаем, – сказала она и, опомнившись, вопросительно покосилась на Флориан. Та кивнула и вдруг спросила:

— Плохие новости, да?

– Да уж, с хорошими гонца бы не пропустили. Единственный вопрос: насколько плохие?

Де Ла Марш громко крикнул, и два бургундца ввели третьего, а сами попятились за дверь. Аш не успела разобраться, что выражали их лица, но пальцы ее сами сжались в кулаки.

Вошедший, моргая, смотрел на Флору дель Гиз. Руками он придерживал на животе перекинутый через плечо мешок.

Де Ла Марш приблизился к вестнику и положил руку ему на плечо. Тот был без брони, а грязная ливрейная накидка, как заметила Аш, перепачкана кровью и следами засохшей рвоты. Герб совершенно незнакомый, если не считать косого андреевского креста Бургундии.

– Говори, – сказал Л а Марш.

Человек молчал. У него была светлая, прозрачная кожа и темные волосы. Черты обострились, то ли от голода, то ли от глубокой усталости.

– Тебя привели визиготы? – поторопила Флориан. Подождала ответа, потом прошла к возвышению и села на трон. – Как тебя зовут?

Оливер де Ла Марш сказал:

– Отвечай герцогине, мальчик.

И правда, мальчик, с высоты пяти десятков Ла Марша, сообразила Аш; а человек поднял голову и посмотрел сперва на женщину на троне, затем на женщину в броне – все без малейших признаков интереса.

«Дерьмово, – подумала Аш. – Ох, как дерьмово!»

– А надо, мессир? Я не хочу. Ни от кого нельзя такого требовать. Они прислали меня. Я не просил…

– Что они приказали тебе сказать? – Флориан подалась вперед, жадно глядя на гонца.

– Я был в бою? – он словно сам не уверен был в своих словах. – Давно, наверно недели две…

Аш решила было, что он смотрит только на Ла Марша, не Желая говорить с женщинами, но, перехватив его больной взгляд, поняла, что парень даже не замечает их.

– Все мертвы, – тупо проговорил он. – Не знаю, как шло сражение. Мы отбились в сторону. Я видел, как убили Гасельма и Арно. Все мое копье перебили. Мы налетели на них в темноте, но они не стали драться. Окружили… Когда рассвело, мы увидели вокруг их строй…

Аш, заметив, что Флориан собирается заговорить, предостерегающе подняла руку.

Солдат плотнее прижал к себе тяжелый узел – не суконный, мешок из гесенского полотна, разглядела Аш – и огляделся, окинув взглядом светлые стены зала и грязные следы своих сапог на выскобленных дубовых половицах. На столе стояло вино – гонец молча сглотнул, но не попросил пить.

– Все пропало, – сказал он. – Вся северная армия. Они окружили нас и погнали в Антверпен…

Аш поморщилась.

– Антверпен в руках готов? Дерьмо! Флориан остановила ее взмахом руки, склонилась к посланцу:

– И…

– Загнали на баржи.

В зале стало тихо. Аш озадаченно оглянулась на де Ла Марша. Рассказчик чуть не плакал.

– Никто не знал, что у них на уме. Они вытащили меня из толпы… я перепугался до полусмерти… – он помолчал, собравшись с силами, заговорил снова. – Я видел, как их гнали, подталкивая пиками. Всех загнали на борт. Всех – солдат, шлюх, кашеваров, долбаное командование… всех. Я не знал, что это значит, не знал, почему они оставили меня…

– Чтобы прислать сюда, – ответила Аш, скорее самой себе, но солдат с отвращением оглянулся на нее.

– Что ты понимаешь? – он покачал головой. – Баба, напялила латы… – он снова взглянул на де Ла Марша. – А та, вторая, вправду герцогиня?

Де Ла Марш спокойно кивнул.

Человек продолжал.

– Они отчалили баржи. Без команды, просто оттолкнули и дали выплыть по течению из гавани. Потом раздалось оглушительное: «Пухх!» – он взмахнул руками. – И ближайший корабль разом вспыхнул. Они не дали им уйти. Обстреливали греческим огнем, а когда наши пытались спастись вплавь, расстреливали из арбалетов, как мишени. По всей гавани пылали факелы. Вода горела. Эта дрянь плавала поверх воды. И тела плавали. И горели.

Де Ла Марш провел рукой по лицу.

– Большинство погибло еще раньше, – рассказывал гонец. – Не знаю, сколько нас оставалось. Хватило, чтоб набить битком шесть или семь кораблей. Теперь никого не осталось. А меня они прислали с этим…

Он приподнял полотняный мешок.

– Покажи, – громко сказала Флориан.

Солдат присел и грязными пальцами принялся неловко распутывать завязанную горловину мешка. Ла Марш нагнулся к нему и перерезал завязки кинжалом. Человек поднял мешок за два нижних угла. На пол выкатился тяжелый округлый предмет.

– Ё.., – Флориан с ужасом уставилась на него.

Аш сглотнула, вдохнув знакомый запах падали, посмотрела на де Ла Марша. Солдат поднял грязный, сине-белый ком, развернув его к герцогине.

Его голос прозвучал совершенно бесстрастно:

– Это голова мессира Антони де ла Роша.

Глаза мертвого были затянуты пленкой и запали, как у начинающей гнить рыбы, цвета волос и бороды не разобрать под запекшейся кровью.

– Верно? – оглянулась на Ла Марша Аш.

Тот кивнул.

– Да. Я его знал. Хорошо знал. Мадам Флориан, быть может, вас лучше избавить от…

– Я врач. Продолжайте.

Гонец достал из мешка вторую, а затем и третью голову. Он касался их с какой-то нежностью, словно они еще могли ощутить его прикосновение. Обе головы принадлежали женщинам, у обеих были светлые волосы. На лицах – синие пятна, то ли следы синяков, то ли признаки разложения. Длинные волосы, свалявшиеся от крови и грязи, тяжело распластались по половицам.

Аш всмотрелась. Голову старшей женщины еще можно было опознать. «Последний раз я видела ее в этом дворце, в августе».

Так много зависело от этого, что Аш поймала себя на попытке увидеть другое лицо, лицо какой-нибудь простолюдинки, убитой и присланной в город, чтобы посеять в нем панику. Но черты были слишком знакомы. Она не могла не узнать в этой голове с бесцветными запавшими глазами женщину, которая так сурово отчитывала Джона де Вира, графа Оксфордского, супругу Карла, добродетельную Маргариту Бургундскую.