Текст книги "Том II: Отряд"

Автор книги: Мэри Джентл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 47 страниц)

Дело было не в ее гордости, а в объективном знании: ее люди сражаются усерднее и дольше, если с ними Аш; и доверчиво принимают любое ее объяснение, почему победа необходима.

Подлесок стал не таким густым. Судя по почерневшим пням, тут поколение назад, видно, пылал пожар; лес состоял из ясеня и ольхи, причем высота деревьев не превышала пятнадцати футов. На больших пространствах росла бурая трава, без шипов.

Гнедой устало склонился к ее плечу, выбирая, куда ставить копыта рядом с ней на покрытые мохом камни. С неба лился молочный свет. Аш подняла голову к небу, высматривая хоть какой знак направления. Она моргала изо всех сил; смотрела в сторону, потом снова наверх, через голые искривленные сучья ольхи.

Ближе к горизонту на небе проступили белые точки. Они были слишком низко и их было не рассмотреть как следует, но чем-то они были ей знакомы. «Ну да, – подумала она. – Это же звезды».

На ночном небе замерцали августовские созвездия, они были бледными на бледном фоне.

Они, тем не менее, были видны при слабеющем свете солнца.

Аш зашептала:

– Христус регнит, Христус имперад.

Лес трещал вокруг нее.

Перед ней вдруг земля пошла вниз. Под откосом ничего не было видно, только голые вершины деревьев, среди темных глянцевых – вечнозеленые. Под ее башмаками, подошвами сапог была скользкая бурая почти мертвая трава. Она снова забралась в седло, у нее болел каждый мускул, и стала уговаривать гнедого идти вперед и вниз между деревьями.

Землю усеивали красные точки.

Из седла она увидела, чем покрыт откос: под копытами гнедого был шиповник. Бледнозеленый шиповник, мягкий и легко ломающийся. Запах сломанных стеблей витал вокруг нее. А лепестки цветов – красные и розовые – полетели по ветру в туче золотой пыльцы, разнося свой аромат.

Она подумала: вот последний осенний цветок, чудом сохранившийся.

Земля стала плоской, когда она подъехала к высоким валунам, торчащим среди деревьев. Валуны были покрыты мохом, яркой зеленью – цвета лимона и бутылочного стекла. Зелень была очень яркой, как будто солнце, повсюду бледное, светило на эти камни изо всех сил; но, взглянув на небо, она убедилась – оно молочно-белое, покрытое звездами. Гнедой остановился как вкопанный.

В заросших травой берегах бежал ручеек. Траву усеивали белые и красные цветы. Ручеек вытекал из спокойного темного пруда за валунами. Его темная поверхность покрылась рябью, и Аш ничуть не удивилась, увидев белого оленя. Он лакал воду, опустив морду в пруд. Золото короны было таким ярким, что больно резало глаза.

Издали обогнула валуны собака с лохматой шерстью.

Собака не обратила внимания на оленя. Аш видела, как она деловито обнюхала край пруда, в котором абсолютно четко отражались рожки оленя. Вторая собака из этой же своры присоединилась к первой. Они спокойно посуетились тут и ушли туда же, откуда появились.

Аш, когда они ушли, снова посмотрела на белого оленя, но он уже больше не пил из пруда.

За ней следил кот, уши его обросли пучками шерсти. Больше охотничьей собаки, размером почти с ее суку-мастиффа Брифо. Прямо в глаза ей смотрели блестящие черные, как камешки, глаза, не похожие на глаза животного; его черные губы раздвинулись, обнажив острые зубы, и он завопил.

– Кот-волк! note 55Note55
  «Волк-кот». Судя но описанию в тексте, скорее всего рысь.


[Закрыть] – левую руку на ножны, правую – на рукоять меча; поводья обмотать вокруг бедра – тут кот отвернулся и затопал по усыпанной цветами траве, скрылся за валунами.

Она крепко хлопнула гнедого по шее – ей вовсе не хотелось видеть, как бока коня будут изодраны когтями, не важно, насколько кровожадного зверя, – и спешилась. Здесь на земле не было следов ни оленя, ни кота на упругой траве. Носом она все еще ощущала аромат диких роз, и этот запах вызывал ощущение давно ушедшего лета.

– Господи, избавь нас от.., – вслух проговорила она и удержалась, хоть и очень хотелось, не спросила: Годфри, помоги, что мне делать?

В той части разума, которой она воспринимала голоса, напряжение стало сильнее, и откуда-то издалека зазвучал триумфальный бесконечно тонкий голосок:

– СКОРО! ЧТОБЫ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ВАС…

– …ПОГАСИМ СОЛНЦЕ!

– …ДОБЕРИСЬ ДО НЕЕ: НАШ ВЫБОР, НАШЕ ДИТЯ…

…ПРИВЛЕЧЕМ ВСЕ НАШИ СИЛЫ…

Но теперь в ее душе примолкли даже голоса Диких Машин, стали слабыми и почти нематериальными.

Раздался звук горна.

– Эй, сюда!

Аш стояла, склонив голову набок, глаза почти закрыла. Женский голос – откуда он? Из-под откоса, из-под деревьев ольхи?

Мягкая белая морда гнедого вдавилась в ее нагрудник, сжимая сталь и подкладку.

– Уф-ф-ф! – пробормотала она и ухмыльнулась коню. Гнедой насторожил уши и поглядел вниз под откос.

– Ну… если ты так считаешь, – Аш тяжело впрыгнула в седло, оттолкнувшись от почерневшего пня дерева. Седло заскрипело, когда она приземлилась в него. Она повернула гнедого и осторожно поехала вниз по откосу, наклоняясь под низко нависшими ветвями ольхи, покрытыми свежими зелеными завитками листиков, как почками на сучках. – Харо! Лев!

– Сам Лев! – Флора дель Гиз, все еще верхом на тощем сером мерине, в сопровождении четырех собак и двух охотников, выехала из чащи. Женщина в мужской одежде ехала совершенно беззаботно, подпрыгивая в седле: Аш удивилась, как она еще усидела в нем. – Ну, видела его? Мы опять потеряли след!

— Видела ли я – что? Я за последний час много чего видела, – угрюмо сказала Аш. – Флориан, я половине из этого не верю – розы зимой, белые олени, золотые короны…

– О, олень несомненно белый, – Флора погнала своего коня к ней, оторвавшись от охотников. – Мы его видели. Он альбинос. Помнишь, Брифо принесла такого же щенка в Милане? – в ее довольной улыбке заметен был оттенок скептицизма. – Короны? И после этого ты будешь говорить мне, чтобы я отставила местное вино!

– Постой, я серьезно… – упрямо говорила Аш.

– Чушь собачья! – весело ответила Флора. – Это был просто олень. Просто не следовало охотиться, когда не сезон, – но куда денешься.

Аш уже не ощущала запаха роз, она подумала, собралась было заговорить, но вдруг осознала, что не знает, о чем собиралась сказать. Эта охота не имеет значения, но есть люди, которых я должна вести; людей, которых ты знаешь! Взгляни-ка на солнце!

Но при первом же взгляде на отрешенное озабоченное лицо Флоры у нее слова застряли во рту. Она даже не могла сказать: Я снова обращусь к Диким Машинам, я не могу удержаться…

— Охотничья команда растянулась на пять лиг! – Флора сбросила капюшон со своих соломенных волос и остро взглянула на Аш. Если Томас и Эвен не могут выбраться к визиготскому лагерю, это хорошо. Потому что если найдут его, все – они считай трупы.

– А если не найдут, тогда мы все – трупы. Надо было мне ухитриться остаться с ними!

Аш в досаде стукнула себя кулаком по бедру, рукавица царапнула по набедреннику; женщина с остриженными, как у раба, серебристыми волосами, в доспехе, верхом на грязной светлой лошади. Гнедой жалобно вздрогнул. Аш подняла глаза, взглянула через голые по-зимнему ветви ольхи, но небо слишком мутно – нависли тучи или что-то вроде, и не видно невидимого солнца.

Один охотник – краснолицый, лихорадочно тощий наклонился к подножию валунов; его лохматые собаки тоже сунулись мордами туда же. Очень слабый звук лая послышался из-за деревьев. От неподвижно стоящих коней донесся густой запах из двух конских куч.

– Ты пойми, нам никак не вытащить каменного голема, – объясняла Аш. – Значит, надо убить ее. Флориан, наплевать мне, сестра не сестра. Если Эвен и Томас прямо сейчас не совершают нападения, не убивают ее, я думаю, что нам финиш.

Казалось, в первый раз за сегодняшний день хирург забыла об охоте. Она сощурилась, глядя на молочно-белое небо:

– И что тогда будет?

Аш вдруг сардонически улыбнулась:

– Я до сих пор не видела чуда, которое совершалось бы для меня! Не знаю. Если кто-то и знал, как это было, когда Гундобад лепил своих чудищ, так они давным-давно померли и не могут рассказать нам свои впечатления!

– Дерьмо! – хихикнула Флора. – А мы думали, что ты-то знаешь!

Аш схватила Флору за руку, легонько хлопнула по плечу. Два мерина стояли бок о бок. Аш обратила внимание на абсолютно счастливое лицо Флоры – хоть и заляпанное грязью, лиственным перегноем, украшенное парой-другой царапин – видимо, шлепнулась хоть разок.

– Чему суждено случиться, то… уже происходит. Начало происходить, – настойчиво сказала Аш. – Мне кажется, я чувствую.

И как только она это проговорила, периферическим зрением она заметила мелькание белого пятна, собаки взвыли и ринулись вперед, один охотник прокричал в горн сигнал – дать знать Мастеру Охоты, что его пара спущена с поводка; а Флора дель Гиз привстала в стременах и заорала:

– Даешь! Давай, командир!

В фарлонге впереди среди деревьев ольхи бежал белый олень. Аш смотрела поверх яростно вертящихся задов собак, большими прыжками настигавших свою дичь. Мерин Флоры раскидывал копытами комья мха. Впереди мчались охотники.

«Милый Христос Зеленый с Дерева, в такое время, как сейчас, не до преследования этого чертова оленя…»

От ее крика гнедой вздрогнул. Он рванул по неровной местности, спотыкаясь, легким галопом, так, что у нес все зубы застучали от тряски. Во время скачки она заметила какие-то красные вспышки, поняла, что они выехали из ольшанника в рябиновый лес, и осенние ветви усеяны красными ягодами. Впереди них, через участок выгоревшей земли, в поле ее зрения попали другие собаки – не меньше дюжины, они направлялись к подножию гранитных скал.

– Флориан!

Хирург, подпрыгивая в своем седле даже при степенном шаге коня, подняла руку – в знак того, что слышит. Но не оглянулась. Аш увидела, что она старается пятками подгонять свою лошадь.

«Сукин сын, да ведь она вылетит, или конь сломает ногу…»

Бурелом закончился. Под рябинами мох и бурая трава покрывали землю с включениями обломков гранита. Здесь свет затмевал все: светило осеннее солнце с бледного покрытого тучами неба. Она подняла голову и долго смотрела на небо; увидела, что обрамленный деревьями горизонт был чистым, не было бледных точек-звезд, и поскакала дальше, агонизирующе медленным шагом, у нее вдруг поднялось настроение.

– Флориан! – прокричала она вслед бургундке. – Подожди!

Но ее голос утонул в громком вое собак. Аш въехала на гребень откоса. Длинные следы скольжения по грязи показывали, где один из охотников упал на скалы. Она погнала коня между скалами. Собак все больше, звучат рожки; и крик откуда-то спереди, от подножия скалы.

– Аш, они его загнали, – вот дерьмо!

Между тонкими рябинками появился мерин Флоры. Волкодав note 56Note56
  Разновидность охотничьей собаки.


[Закрыть] с короткой мордой, торчащими ушами подпрыгивал, кусая мерина. Аш увидела, как Флора пяткой отбивается от него. Черный пес прыгал и обнажал клыки. И дико лаял.

– Эй, иди забери своего чертова волкодава! – злобно крикнула Аш охотнику, летящему к ним между деревьев. Она пришпорила коня, подъехала к Флоре, отогнала собаку сапогом со стальной шпорой, обернулась поговорить с хирургом – но той уже не было.

«Мне надо отыскать брод… о-о, дерьмо!»

И послала своего гнедого вслед за мерином Флоры. Тут, среди рябин, ветер дул очень сильно; ей очень не хватало шлема и капюшона. У нее покраснел нос и кончики ушей. Тыльной стороной ладони она утерла нос, от ее теплого дыхания побелела сталь на манжете варежки. Флора гнала своего мерина вверх по откосу.

По обе стороны откоса земля уходила вниз, и стало понятно, что они оказались на огромном выступе земли, который скорее всего тянулся вверх на целые лиги, заросший чащей. Поколение назад тут пылал пожар, сжегший все древние деревья. И откос зарос рябинами высотой в пятнадцать-двадцать футов. Вокруг все было усыпано красными ягодами, их давили сапогами и копытами, мимо промчались еще две-три пары собак, и Аш отвела пятки назад и всадила шпоры в бока гнедого, и исключительно от этого и от импульса ее силы воли измученное животное стало подниматься по откосу до подножия обросшей мохом скалы.

По поверхности скалы сбегал тонкий ручеек. Он сверкал холодным блеском, отражая солнце.

Гнедой наклонил голову. Аш спешилась, набросила поводья на ветвь и потопала пешком дальше, к гребню, за которым исчезла Флора. Воздух разорвали звуки горнов. Далеко внизу, под откосом, слева отсюда, огромное количество народу – некоторые еще верхом, но в основном пешие – устремилось вверх по откосу, вместе с собаками; в холодном воздухе ярко сверкали красно-синие ливреи. Бургундские ливреи.

Аш, тяжело дыша, добралась до верха и остановилась, переводя дух; ее доспехи стесняли не больше, чем при пешем бое, – добираясь до вершины, она мысленно отметила: «Позже все отзовется!» – и ее перегнали два дородных мужика, мчащихся за своими собаками, в разорванных рейтузах, закатанных ниже колена.

Рога трубили так, что у нее лопались барабанные перепонки. Два всадника в плащах и богатых бархатных шляпах пришпоривали своих коней вверх по откосу, наклоняясь под увешанными ягодами ветвями рябин. Она неслышно выругалась; добралась до вершины и оказалась у подножия скалы перед кустарником: это был колючий шиповник и боярышник с облетевшими листьями. Волкодав скулил, нюхая скалу, и она положила руку на кинжал, когда он оглянулся на нее.

– Ну-ка, попробуй, сволочь! – прорычала она тихо. Волкодав опустил морду, понюхал и вдруг деловито пошагал направо, обходя скалу сбоку.

Слева тоже раздался громкий звук рожков. Она, задыхаясь, колебалась; ее окружила толпа – две-три дюжины охотников и жителей Дижона; у женщин были раскрасневшиеся лица под льняными шапочками, они упорно бежали за собаками. Никто не взглянул на спешившегося всадника, они рвались наверх по неровной земле и тут же устремлялись в обход скалы налево.

– Флориан, черт побери! – заорала Аш.

Около нее загромыхали доспехи другого рыцаря – она узнала по ливрее, что это Арман де Ланнуа; он прошел мимо нее пешком. Обернулся к ней и крикнул:

– Клянусь, мы сегодня выгнали из убежища не меньше дюжины оленей! И еще ни одного не загнали!

Он поскользнулся на мокрой холодной скале, но восстановил равновесие и побежал.

– Да мне-то насрать! – риторически заявила Аш в пространство и опять подняла глаза к холодному небу. – Мне-то что? Ни хрена! Я вообще никогда не любила охоту!

Между двумя ударами пульса внутренним ухом она услышала голос Годфри Максимилиана:

– Но ты получишь другого герцога, если сможешь.

От удивления она прикусила губу и вздрогнула. И задрожала всем телом, ожидая неминуемого. И точно: за такой же промежуток времени другие голоса заглушили его голос, зазвучал рев сплетающихся многих голосов, толпы, собрания:

– УЖЕ СЛИШКОМ ПОЗДНО; ОН СЛАБЕЕТ, ОН УМИРАЕТ…

– ПОРА, ВСЕ ЭТО ВОПРОС ВРЕМЕНИ.

– МЫ ВЫБИРАЕМ ПРОШЛОЕ; А ЧТО ПРИДЕТ…

– ОН УМИРАЕТ.

– ОН УМИРАЕТ!

– УЖЕ СЕЙЧАС, ОН УМИРАЕТ…

– Господи, упокой его и приими его… – Аш судорожно вдохнула воздух и на минуту от испуга ощутила благочестивость. У нее болели колени и мышцы икр, и она заставила себя побежать, – не чтобы убежать от голосов в голове, а просто чтобы не стоять на одном месте. Она бежала, тяжело топая башмаками по земле, за волкодавом; в обход скалы направо.

Губы ее пересохли, глубоко вздохнуть ей мешал металлический доспех, но она бежала по казням; закрыла лицо руками и нырнула в выросший на пути куст боярышника. Шипы длиной в шесть дюймов царапали тыльные стороны ее рукавиц. Один оцарапал голову. Она прорвалась через кусты, выставив наплечник вперед.

– Аш! – услышала она голос Флоры, настойчиво и громко перекрикивающий лай собак.

И остановилась, отняв руки от лица.

Оба волкодава, белый и черный, скакали перед скалой по бурому мху; собачник понукал их. Белый олень ощетинился отростками рогов. Прислонившись крестцом к скале, обросшей зеленым мхом, он злобно смотрел на собак покрасневшими глазами в красных кругах. Бока его тяжело поднимались и опускались. На шее у него не было короны, на вытоптанной земле не наблюдалось металлических звеньев цепи.

Олень сделал выпад в сторону Аш и боярышника. Черный волкодав вцепился зубами, ободрав его заднюю ногу над поджилками. Охотник яростно загудел в свой рог, бегая за своими собаками, поскользнулся и тяжело упал на смерзшуюся грязь.

– Убей его! – вопила Флора из кустов боярышника в дюжине ярдов от них. Из-за скалы вышел тощий мерин. Спешившаяся Флора металась из стороны в сторону и кричала, расставив руки. Олень посмотрел на нее, опустил голову, но передумал и въехал рогами в одного волкодава, прямо поперек его тупой оскалившейся морды.

– Убей его, Аш! Не дай ему уйти! – Флора хлопала своими грязными голыми руками одной об другую. Хлопок ее ладоней, как выстрел, эхом отозвался от скал. – Мы должны узнать… кто герцог…

– Ну что, тебе нужны внутренности хренового оленя… Для предсказания… – Аш машинально вытащила меч. От твердого эфеса оружия ладонь ощутила боль, через льняные перчатки боевых рукавиц. Полированная сталь доспеха и клинка была покрыта тонким слоем ржавчины. Аш выступила из кустов, закрывая собой прореху в кустах, через которую олень мог бы убежать вниз по склону.

Охотник все так же яростно дул в свой рог, все еще сидя попой в грязи. Сюда слабо доносились лай собак и крики людей, но как бы откуда-то издалека: с другой стороны скалы. Белый волкодав кинулся вперед и вдруг завизжал, извиваясь всем телом. Упал на бок, его тяжело вздымающиеся ребра оказались разрезаны и из отверстия потекла кровь.

Белый олень спиной приблизился к скале, рассыпая экскременты. Опустив голову, выставил вперед свой лес рогов; и начал пускать слюни из своей чистой морды с бархатными ноздрями.

– Аш! – умоляла Флора. – Пусти к нему собаку! Мы его убьем!

Услышав слова хирурга, Аш стала воспринимать оленя не как зверя, дичь, а как противника в бою. Автоматически большими шагами она переместилась по крошечной площадке и стала напротив черного волкодава и подняла меч в оборонную позицию. Не спуская глаз с оленя, она перешла налево, а собака – направо, и следила, как олень опустил голову, угрожая собаке…

Между ярусами белых рогов, светящихся, как будто от них отсвечивало солнце, Аш увидела фигурку человека на Дереве.

И сразу опустился кончик ее меча.

Волкодав заскулил, пятясь, поджав хвост между задними ногами.

Осторожно, как танцор, белый олень поднял голову и взглянул на Аш спокойными золотыми глазами. Она видела во всех подробностях Дерево между рогами: Кабан у корней и Орел в ветвях.

Губы белого оленя задвигались. Аш, неожиданно почувствовав запах роз, подумала: «Он сейчас заговорит со мной!»

– Аш! Ну что же ты! – Флора подбежала к ней, через узкую площадку между кустами боярышника. – Уйдет ведь! Давай!

Черный волкодав бросился вперед, сомкнул челюсти на ягодице оленя и повис. По белой шкуре оленя потекла, разбрызгиваясь, кровь.

– Держи его! – в безумии орал охотник. – Мастера Охоты тут нет, и никого из господ!

– Мы его еще не загнали! – рявкнула Флора.

Вдруг морда собаки и челюсти окрасились кровью, красный цвет проступил через ее черный окрас.

Олень вскрикнул.

Он запрокинул голову наверх и назад и коленями упал в грязь. Острые рога мелькнули в воздухе. Охотник отполз к кусту боярышника и оказался в ярде от Аш, справа, и она не могла двинуться, не могла поднять руку с мечом, не могла отличить воплей и лая вокруг от звучащего у нее в голове:

– Нет!

Аш даже не могла сказать, что перед ней: олень с грязными, заляпанными кровью боками и налитыми кровью вращающимися глазами; или животное со шкурой цвета молока и золотыми глазами. Она замерла.

Кто-то потянул ее за руку.

Она смутно это ощущала; чувствовала, как кто-то отдирает пальцы ее рукавицы один за другим от эфеса меча.

В руке уже не ощущалась тяжесть оружия. И от этого она опомнилась совсем.

Вперед вышла Флора дель Гиз, неловко держа меч правой рукой. Женщина в камзоле и рейтузах, капюшон откинут назад, несмотря на холодный воздух. Она пошла по кругу направо. Аш заметила выражение ее лица: настороженное, собранное, отчаянное. Глаза блестят, под золотисто-соломенными волосами; вся ее высокая поджарая фигура в боевой готовности, движется рефлекторно – «Конечно, она ведь из аристократической бургундской семьи, она с детства охотилась» – и когда Аш открыла рот, чтобы запротестовать – почему ее лишили меча, черный волкодав сделал ложный выпад налево, и Флора вошла в круг.

Так быстро, как это бывает на поле боя, Флора вытянула руку и схватила упавшего на колени оленя за один рог. Острая кость скользнула по ее руке.

– Флора! – вскрикнула Аш.

Волкодав выпустил из пасти ягодицу и вцепился в заднюю ногу. И зубами прокусил сухожилие оленя. Тело оленя вздрогнуло и стало заваливаться набок.

Флора дель Гиз, все еще не выпуская из руки рог, подняла меч Аш с колесиком-эфесом и ткнула кончиком в лопатку оленя. Она вогнала его в тело оленя, налегла всем своим телом, Аш слышала, как она кряхтит. Брызнула кровь, Флора втолкнула меч поглубже, меч вошел глубоко под лопатку и дошел до сердца.

Аш не могла сдвинуться с места.

Все так и рухнули одной кучей: Флора на коленях, задыхаясь; олень поперек нее, из его тела торчал острый металлический клинок с эфесом; волкодав грыз заднюю ногу, в неподвижном холодном воздухе слышался только хруст кости.

Олень дернулся еще раз и умер.

Медленно остывая, текла кровь. Из расслабленного тела оленя на холодную землю вылились остатки экскрементов.

– Уберите от меня эту чертову собаку! – слабым голосом проговорила Флора, и тут же с удивлением воззрилась в лицо Аш:

– Что?

Аш уже щелкнула пальцами, призывая к вниманию охотника:

– Ты! Встать! Дай сигнал смерти. Пусть все придут сюда для разделки. note 57Note57
  Церемониальное снятие шкуры и разделка туши убитой дичи, часто делается прямо на месте убийства.


[Закрыть]

Свои пустые руки она заложила за пояс для меча, сама онемев от удивления.

– Флориан, на каком этапе разделки делается предсказание по внутренностям? Когда мы узнаем, есть ли у нас герцог?

За кустами боярышника вспышкой мелькнул яркий цвет: чья-то бархатная шляпа. Через секунду появился всадник, с ним пешие; двадцать-тридцать бургундских дворян и дам; и другие охотники подхватили призыв рога, гудели в свои рога, пока хриплый звук не отразился от скалы и не разнесся далеко и широко по всей чаще.

– Нет у нас герцога, – сказала Флора дель Гиз полузадушенным голосом.

Аш насторожило вот что: внезапно наступившая тишина в голове; никаких хоров не грохотало, только мучительное молчание. И это все объяснило ей.

Флора отвела глаза от своих окровавленных рук, погладила шею убитого оленя. Аш взглянула ей в лицо и увидела в нем: момент прозрения. Она до крови прикусила губу.

– Герцогиня, – объяснила ей Флора, – у нас есть герцогиня.

Холодный ветер свистел в кустах боярышника и разносил запах дерьма, и крови, и собак, и лошадей. За одну секунду умолкли все голоса вокруг Аш, смолкли мужчины и женщины, пешие и конные. Также смолкли рога охотников, провозвестивших смерть оленя. Все молчали, но грудь у каждого вздымалась от глубокого дыхания, в холодном воздухе дыхание каждого превращалось в белый пар. Раскрасневшиеся лица были полны изумления.

По узкому проходу между кустами боярышника въехали на гнедых меринах два тяжеловооруженных всадника в ливреях Оливье де Ла Марша. За ними сам де Ла Марш. Он тяжело спустился с коня. Бросил поводья своим людям. Аш повернула голову, когда бургундский заместитель герцога прошел мимо нее с оживленным грязным морщинистым лицом.

– Ты, – сказал он. – Ты женщина.

Флора дель Гиз сбросила с колен тело оленя. И встала. У ее ног упал черный волкодав. Она оттолкнула его от тела белого оленя носком сапога, и он заскулил, и это был единственный звук, слышный в тишине. В бледном свете осеннего солнца Флора щурилась, глядя искоса на Оливье де Ла Марша.

Вежливо и официально он спросил:

– Кто убил оленя?

Аш заметила, как Флора трет глаза окровавленными руками и оглядывает стоящих вокруг за де Ла Маршем: всех великих дворян Бургундии.

– Это сделала я, – сказала Флора расслабленным голосом. – Я поймала и убила оленя.

Аш озадаченно смотрела на своего хирурга. Шерстяной камзол женщины и рейтузы были грязными, пропитанными кровью животного, разорваны шипами и ветками; в ее волосах застряли сучки, шапочка утеряна где-то в дикой скачке. Щеки Флоры раскраснелись от того, что она оказалась в центре всеобщего внимания; и Аш деловито вышла вперед, схватила свой меч и развернула его клинок, чтобы вытащить из тела оленя; и при этом, прикрываясь этими действиями, тихонько сказала Флоре:

– В чем вопрос? Хочешь, чтобы я тебя вытащила из этого?

– Да уж неплохо бы, – обнаженной рукой Флоры взялась за руку Аш, одетую в холодный металл. – Аш, они правы. Это я уделала оленя. Я герцогиня.

В голове у Аш не прозвучало ни слова от Диких Машин. Надо рискнуть, и она шепнула:

– Годфри, они… тут?

– Велики сетования в доме Врага! Велик…

Сердитые голоса заглушили его слова; голоса, налетающие, как буря, с большими раскатами гнева, но она не понимала ни слова: они гневались на языке, некогда использовавшемся людьми, для которых Гундобад был ясновидящим, – но они слабы, так и буря ослабевает где-то за горизонтом.

– Ну, Карл умер, – заявила Флора абсолютно уверенным тоном. – Несколько минут назад. Я это почувствовала, когда нанесла смертельный удар. Я поняла в тот момент.

Хоть солнце и было по-осеннему слабым, но оно ощутимо грело открытое лицо Аш.

– Кто-то – герцог или герцогиня, – вздохнула Аш. – Кто-то… кто-то снова им мешает. Но я не знаю, почему! Непонятно мне это!

– Я не знала, пока не убила оленя. И только тогда… – Флора посмотрела на Оливье де Ла Марша, крупного мужчину в кольчуге и ливрее, за ним стояли вооруженные силы Бургундии. – Теперь я знаю. Дайте мне минуту, мессиры.

– Ты – женщина, – потрясение произнес де Ла Марш. Он обернулся к своим толпящимся позади него мужчинам и женщинам. – Не герцог, а герцогиня! У нас герцогиня!

От их приветственного вопля у Аш захватило дыхание.

Видно, это какой-то политический трюк, такой была ее первая мысль; но она исчезла при звуке приветственных криков. Все лица – от охотника до крестьянки и до внебрачных детей герцога – сняли неподдельной радостью.

И кто-то делает что-то – что же такое мог делать Карл? Неизвестно что, но оно сдерживает Дикие Машины.

– Христос Зеленый, – проворчала тихо Аш, – эти чудаки не шутят. Ни хрена себе, Флориан!

– Главное – что я не шучу.

– Ну, скажи мне, – предложила Аш.

Она сказала это тем же тоном, каким часто, в течение ряда лет, требовала от своего хирурга доложить ей; требуя от своего друга высказать ее секретные мысли; и она задрожала, под своей подкладкой и доспехом, от неожиданной мысли:

«Смогу ли я теперь когда-нибудь говорить с Флорой таким образом?»

Флора дель Гиз опустила глаза на свои красно-коричневые руки. И сказала:

– Что ты видела? За чем ты охотилась?

– За оленем, – Аш смотрела на тело животного-альбиноса, лежащее на полу. – За белым оленем с золотой короной. Как олень Хьюберта. note 58Note58
  Св. Хьюберт (умер в 727 г. до н.э.) – один из святых, которому приписывается видение оленя с распятой фигурой Христа между рогов.


[Закрыть] Но не за этим, нет, пока не наступил конец.

– Ты за мифом охотилась. А я сделала его реальностью, – Флора подняла руки к лицу и понюхала высыхающую кровь. И посмотрела в глаза Аш: – Это был миф, а я сделала его достаточно реальным, чтобы его почуяли собаки. Достаточно реальным, чтобы его можно было убить.

– И это делает тебя герцогиней?

– Это в крови, – женщина-хирург подавила смешок, рукой вытерла навернувшиеся на глаза слезы, на ее щеках при этом появились пятна крови. Она подвинулась ближе к Аш, та так и стояла уставившись на тело оленя, к которому ни один из охотников не приближался для свежевания.

Все больше и больше охотников, спотыкаясь, поднимались на холм и шли через проход в колючих кустах.

– Это – Бургундия, – наконец объяснила ей Флора. – Кровь герцога есть во всех нас. У кого больше, у кого меньше. Ты можешь уехать как угодно далеко, но оно всегда с тобой.

— О, еще бы. Ты, оказывается, чертовски серьезная роялистка.

Этот сарказм позволил Флоре стать прежней. Она ухмыльнулась Аш, встряхнула головой и постучала костяшками пальцев по миланскому нагруднику.

– Я чистокровная бургундка. Видно, в данной ситуации это – главное.

– Королевская кровь. Подумать только! – Аш усмехнулась, тоже чувствуя невероятное облегчение от разрядки, и указала пальцем в рукавице на тело оленя: – Для королевского чуда это – довольно убогое.

У Флоры вытянулось лицо. Она бросила взгляд на растущую толпу, все в молчании чего-то ждали. Ветер свистел в кустах боярышника:

– Нет. Ты неправильно поняла. Бургундские герцоги и герцогини не совершают чудес. Они предотвращают их совершение.

– Предотвращают…

– Я знаю, Аш. Я убила оленя, и теперь я твердо знаю.

– Найти оленя в лесу, в котором нет дичи, да еще не в сезон, разве это не чудо? – сардонически проговорила Аш.

Оливье де Ла Марш приблизился к оленю на несколько шагов. И сказал своим батальным голосом:

– Нет, мадам капитан, не чудо. Настоящий герцог Бургундии – или настоящая герцогиня, как оказалось в данном случае, – может отыскать нашего мифического геральдического зверя, оленя с короной, и из него создать вот это. Не чудесное, но светское. Истинное животное, из плоти и крови, как вы и я.

– Оставьте меня, – резко сказала Флора. Она жестом попросила бургундского дворянина отойти, глядя на него снизу вверх блестящими глазами. Он тут же склонил голову, отступил к краю толпы и замер в ожидании.

Следя глазами, как он отходит, Аш заметила где-то сзади знакомые ей цвета: синий и золотой. Знамя реяло над толпой.

Со сконфуженным лицом сержант Рочестера пробрался через толпу и встал рядом с Аш, держа ее личное знамя. Расталкивая толпу, в первый ряд пробрались Биллем Верхект и Адриан Кампин, на их лицах было такое же выражение облегчения, когда они увидели ее; а позади них половина людей была из копьеносцев Эвена Хью и Томаса Рочестера.

Несмотря на смущение, Аш обожгла радость. «Значит, не было нападения на лагерь визиготов. Они живы. Слава Христу».

– Том – где эти хреновые визиготы! Что делают?

— Назад полетели стрелой. За ними прибыл посланец. Офицеры их в панике, у них там что-то случилось…

И замолчал, по-прежнему не сводя глаз с хирурга. Флора опустилась на колени перед белым оленем. Дотронулась до разреза в его белой шкуре.

– Кровь. Мясо, – протянула красные руки к Аш. – Что делают все герцоги… И я буду делать… – в этом нет ничего плохого. Это… сохранение. Сохранять настоящее, истинное. Пусть это будет… – Флора в замешательстве заговорила медленно: – Пусть настоящее – золотой свет бургундского леса, или великолепие двора, или сильный ветер, от которого грубеют руки крестьян, когда они зимой кормят поросят. Настоящее – скала, на которой держится наш мир. Вот что истинное.

Аш сбросила рукавицы и опустилась на колени рядом с Флорой. Шкура оленя наощупь была еще теплой. Но сердце не бьется, и кровь из смертельной раны уже не течет. Возле тела нет цветов, одна грязная земля. А возле нее – никаких роз, только зимний терновник и рябина.