Текст книги "1421 - год, когда Китай открыл мир"

Автор книги: Мензис Гевин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

Выйдя из читального зала, я стал прогуливаться по библиотечному двору, тщетно пытаясь взбодрить усталый мозг и что-нибудь придумать. Поскольку ничего путного мне в голову так и не пришло, я вернулся в читальный зал и стал собирать со стола книги. Всего у меня на столе лежало в тот момент семь толстенных фолиантов. Некоторые из них были раскрыты. Тут мое внимание привлек Словарь этимологии (Dizionario Etimologico), в частности, тот его раздел, где говорилось о средневековых кодах. К примеру «у» означало «вот» или «и» (у = «there is» или «and»); «а» означало «туда» или «по направлению к» (а = «towards»); буква «j» подчеркивала, придавала особое значение букве до или после нее; стоявшее перед словом «аn» означало «particular negativa» или «изменение значения на противоположное». К примеру, чтобы описать черноту, в те годы на коде написали бы «anblanco», то есть «не белое», нечто, противоположное белизне.

Обдумав все это, я задал себе вопрос: уж не это ли ключ к разгадке надписей?

Я снова вернулся к географическим картам. Шесть названий на них начинались с частицы «аn», менявшей значение слова на противоположное. Я не стал искать в словаре, к примеру, слово «ansolly», тем более что его там не было, а быстро нашел такое же слово без частицы «аn». То есть слово «solly» – солнце. Первый удачный опыт придал мне оптимизма. Я стал лихорадочно листать словари средневекового каталонского, кастильского и португальского языков, сравнивая их с современными языками. Теперь уже па столе у меня лежало около дюжины различных словарей. Одна надпись на карте Антилии оказалась на каталанском, несколько надписей были на кастильском, но большинство были сделаны на старопортугальском языке. Пользуясь словарями, я начал составлять свой собственный список названий (одновременно пытаясь их расшифровать). Вот что у меня получилось:

63 из 73 надписей на карте были сделаны на старопортугальском языке, 4 из оставшихся 10 – на кастильском, одна, как я уже говорил – на каталонском, а вот 5 я так и не смог расшифровать. Тут уж я дал волю своей фантазии. Чего я только не передумал – уму непостижимо! Сначала я решил, что эти пять не идентифицированных мной надписей сделаны на старовенецианском. А почему бы и нет? Как-никак Пицциньяно был венецианцем. Я снова внимательно просмотрел пять оставшихся слов, но обнаружил только одно слово на старовенецианском. Четыре оставшихся слова я крутил и так и эдак, пока не причислил три из них к итальянскому диалекту района Тревизо (Veneto language of Treviso). Казалось бы, все хорошо – да не тут-то было! Одно слово – «anthub» – не укладывалось ни в какие структуры и схемы.

Я сверил составленный мною список с современной картой Пуэрто-Рико и, порыскав по ней полчаса, неожиданно обнаружил разгадку. Надписи на карте вовсе не были названиями так называемых семи городов, но представляли собой различные короткие характеристики и описания местности. Интересно, что надписи, сделанные на картах Антилии 1448–1489 гг., ни в малейшей степени не противоречили моей гипотезе: горы, водопады, гавани, реки и солончаки были нанесены на карге Антилии именно в тех местах, где они находятся в современном Пуэрто-Рико. В этом смысле расхождений между картами не было: фактически более поздние по времени повторяли более ранние. На позднейших картах бы – ли использованы несколько слов на кастильском наречии, но они были нанесены в тех же, что и прежде, местах. Что ж, моя гипотеза вновь получила подтверждение: острова Антилия и Сатаназес в соответствии с нанесенными на карту краткими описаниями соответствовали только двум островам в Карибском море – Пуэрто-Рико и Гваделупе.

Известное уже слово «кон» (con) было нанесено в юго-восточной части острова Антилия, где на Пуэрто-Рико расположена конической формы гора Пико-де-Эсте (Pico de Este); К северу картограф начертал слово «ansolly», то есть «там, где нет солнца». Как раз в том месте на карте находится поросший буйными тропическими лесами вулкан Эль-Юнке, где ежегодно выпадает до 240 миллиметров осадков. Аналогичные места, где часто идут дожди, обозначенные на карте соответствующими слонами – «choue, choue-due, cyodue», находятся в западной части острова и в районе Кордильера-Сентраль (Cordillera Central). Здесь выпадает в год до 250 миллиметров осадков, что значительно превышает все европейские стандарты. Чертежник пишет о болотах – «ensa» – в районе современного Маягуэс (Mayaguez), где находится устье реки Рио-Гранде-де-Аньяско (Grande Rio de Anasco); но одним из наиболее интересных описаний (названий) является «anthub» или «thub», что в переводе означает примерно: «без дренажных труб». Эта надпись нанесена на северном побережье к востоку от Аресибо (Arecibo). Даже в наши дни эта обширная территория почти целиком занята болотами, где полно змей и комаров, и называется Сиенага-Тибуронес (Cienaga Tiburones). Слово «Тибуронес» – иначе «tiberton» – кастильского происхождения и восходит, по-видимому, к португальскому «tuburo», обозначая «дренаж». Ярко-красные и изумрудно-зеленые попугаи – «ansaros» – помещены на карте в юго-восточной части острова; очень может быть, португальцы носили на головных уборах перья этих экзотических птиц точно так же, как потом это стали делать матросы Колумба. Лес Бокерон (Boqueron), где художник написал эти слова, и по сию пору остается своеобразным заповедником разных экзотических пернатых. Отсутствие пригодной к ведению сельского хозяйства земли также отмечено картографом (между прочим, в Пуэрто-Рико и нынче едва ли наберется 5 % пригодных к ведению сельского хозяйства земель); к примеру, такое слово, как «ansessel» – «нет травы», проставлено 4 раза. Иногда, впрочем, картограф на его месте пишет другое слово – «аn suolo», что означает «неплодородная почва». Плодородные участки отмечены лишь кое-где у побережья и на нешироких прибрежных равнинах.

Труднее всего мне далось слово «asal». В словаре [292]292
  Опубликован Лиссабонской академией наук.


[Закрыть]было сказано, что это слово восходит к латинскому «acinus», что означает «ягоды, виноград или семена в ягодах», но это слово картограф почему-то поместил на горном склоне у порта Πонсе (Ponce). Теперь немного о винограде. Зимы в Пуэрто-Рико слишком теплы для него, а виноградная лоза для вызревания требует легкого морозца. С другой стороны, слово «asal» начертано у города Юауко (Yauco), который зовется в наши дни «кофейной столицей» Пуэрто-Рико. Тут я задался вопросом: уж не кофейные ли зерна имел в виду картограф? Высказанное мною предположение вызвало бурную дискуссию среди тех историков, кто проявлял интерес к моей работе. Некоторые из них говорили, что этого не может быть, поскольку зерна кофе завезли в страны бассейна Карибского моря испанцы, а потому картограф не мог упоминать о кофе до их появления в этом районе. Однако дальнейшие исследования этой проблемы [293]293
  Относительно появления плантаций кофе в Пуэрто-Рико до появления в этой стране первых европейцев см.: D. Maclellan, «Coffee Varieties in Puerto Rico», Puerto Rico Agriculture Station Bulletin, № 30, Mayaguez, Puerto Rico, 1924; PC. Stanley, The Rubiaceae of Central America, Chicago, 1930 (Field Museum of Natural History, Botanical Series Vol. 7, no. 1); e.C. Hill, Coffee Planting, Higginbotham, Madias, 1877, pp. 1–3 and 17–19; E.R Thurber, Coffeefrom Plantation to Cup, American Grocer Publishing Association, New York, 1881, intro, and pp. 4–5. Сельскохозяйственная станция Маягуэс.


[Закрыть]позволили установить, что кофе был известен, по крайней мере в 19 странах бассейна Карибского моря еще до прихода туда испанцев. Кофе рос на горных склонах обычно на высоте от 3 до 4,5 тысячи футов, как раз там, где в тропиках подходящие для него условия: требуемая температура, отсутствие ветра, много солнца в утренние часы. Всем этим условиям соответствовал горный район Кордильера-Сентраль у Понсе, как раз там, где картограф поместил слово «asal». Я, естественно, тут же задался вопросом: уж не китайцы ли в 1421 г. внедрили на островах Карибского моря эту культуру?

Второй яростный спор между моими приятелями-историками разгорелся, когда мы стали анализировать происхождение слова «сиа cusa», то есть «тыква», нанесенного на восточной равнине около Нагуабо (Naguabo). В самом деле, откуда в Пуэрто-Рико в XV в. взяться тыквам? То, что они растут там сейчас, – неудивительно, но вот в XV веке? Короче, все мы при этом известии пребывали в некотором изумлении. Хотя чему тут, казалось бы, удивляться? Когда я приехал на Пуэрто-Рико заниматься своими изысканиями, я сфотографировал по крайней мере 20 сортов местной тыквы и кабачков – они лежали кучами вдоль дороги и отличались и по форме, и по размерам, и по цвету. Боюсь, моих скромных познаний в ботанике вряд ли хватит, чтобы перечислить, используя латинские термины, хотя бы малую часть этих плодов земли, характерных для здешнего края [294]294
  Собранный урожай. Сельскохозяйственная опытная станция в Маягуэсе.


[Закрыть]. Они достигают здесь огромных размеров и из-за жаркого климата, и из-за частых дождей, и из-за сдобренной вулканическим пеплом почвы. Другими словами, на восточном побережье Пуэрто-Рико природа создала для этой культуры просто идеальные условия. Оставалось дело лишь за малым: бросить в землю семечко. И кто-то так и сделал.

Вообще, если хорошенько подумать, и кофе, и кабачки, и тыква, и кокосовые пальмы на островах Тихого океана, и даже манго в Юго-Восточной Азии – это все плоды деятельности мудрых китайцев, которые задолго до Колумба завезли па открытые ими острова и континенты разнообразные сельскохозяйственные культуры, которые отлично там прижились. И если кто и завез кофе и тыкву в Пуэрто-Рико – так это уж точно был хорошо нам знакомый адмирал Чжоу Вэнь.

«Маролиу» (Marolio) было еще одним интересным словом, начертанным на датированной 1480 г. карте Альбину Канепа. Оно было расположено там же, что и слово «marnlio» на карте Пицциньяно. Я предположил, что в этом слове в букве «о» на карте Пицциньяно просто-напросто стерлась нижняя дужка. «Маролио» на старопортугальском обозначает «растения семейства аннона» (кустарники со сладкими крупными ягодами). На обеих картах эти надписи сделаны к северу от современного Понсе, как раз посередине южного побережья острова. А именно эта территория является центром по сбору тропических фруктов на Пуэрто-Рико. Там полно плантаций, где выращиваются практически все виды плодов этого сладкого растения, ну и, конечно, папайя. Их соки и их смеси пользуются чрезвычайной популярностью во всей Южной Америке. Впрочем, у туристов куда большей популярностью пользуется смесь этих соков с изрядным количеством рома. Уж и не знаю почему, но от этого напитка они быстро взбадриваются и приходят в особенно хорошее расположение духа. Сказать по правде, эти фрукты более характерны для Юго-Восточной Азии и Южной Америки. Мне ничего не оставалось делать, как опять прийти к выводу, что эти культуры завезли на Пуэрто-Рико китайцы в 1421 г.

Если с островом Антилия все было более-менее понятно, то остров Сатаназес (Гваделупа) на картах более позднего периода подвергся значительным изменениям. Во-первых, претерпело ряд изменений название острова: то он становился Островом дьявола, то Островом дикарей [295]295
  Альбино Канепа: «saluagio viuadi» – местное наименование бразильцев, переезжающих жить из Бразилии.


[Закрыть]. На последних (до Колумба) картах этого острова лучше прорисовано то, что видно со стороны моря: например, второй вулкан («кон») высотой 1414 метров, именуемый горой Кармишель (Mont Carmichael), а также плато, соединяющее ее с крупнейшим вулканом Суфриер. На карте показаны и водопады, которые низвергаются со склонов вулкана (те самые, которые, по утверждению очевидцев, словно низвергались из-под облаков – помните?) Кроме того, на новых картах им дано название: Карука и Тре-Ривьер. Деревни и сельскохозяйственные земли (aralia у sya) отмечены на западном побережье Гран Тер, как раз там, где их увидел и описал Колумб, когда его корабли через несколько лет проходили мимо. И все-таки остров Сатаназес продолжал оставаться для европейцев ужасным местом: недаром картограф Альбину Канепа начертал на карте несколько характерных слов – «nаr i sua», что означает «ничего, кроме испепеляющей жары». Зато изменилось описание островов Ле-Сент (Всех святых, их еще называли Сайя – помните?) На карте появилась надпись: «все виды тропических птиц», что неудивительно, поскольку этот остров и сейчас является пристанищем многочисленных разноцветных гомонящих птичьих стай. Особенно там хороши зимородки и так называемые райские птички – крошечные комочки ярко окрашенного пера и пуха. Когда они поднимаются в воздух, чтобы перелететь с острова на остров, со стороны можно подумать, что летят ювелирные изделия – до такой степени они ярки, миниатюрны и изящны.

Другое весьма странное слово, которое Пицциньяно поместил на своей карте Антилии (на юго-востоке, в районе острова Вьекес (Vieque), было, на мой взгляд, слово «ига». Дело в том, что «уракано» (Uracano) по-венециански значит «страшная буря», «извержение» или «ураган». Но к 1421 г. все извержения на этом острове, насколько мне известно, завершились. Правда, на западе острова, в районе Маягуэс, землетрясения, судя по всему, случались. Что же касается ураганов, то они обычно появлялись на острове с востока, проносились над территорией острова Вьекес и обрушивались на остров Сан-Хуан. Я был уверен, что именно это и увидели китайские картографы, когда их джонки приблизились к острову в ноябре 1421 г. в разгар сезона бурь и ураганов.

Все эти изменявшиеся названия, написанные на требовавшем расшифровки коде, весьма меня взбудоражили, тем более что графические изображения островов остались почти без изменения по сравнению с картой Пицциньяно. Однако все эти треволнения имели и свою положительную сторону: я раз и навсегда убедился, что Антилия – это остров Пуэрто-Рико, Сатаназес – Гваделупа, а острова Сайя – острова Ле-Сент (Всех святых). Конечно, споры вокруг некоторых нюансов кастильских и каталонских обозначений на картах могут не стихать еще долгое время, зато я уверен, что, начиная с этого дня, необходимость идентифицировать эту группу островов исчезнет окончательно. Лично для меня изменения названий на островах на позднейших их картах есть не что иное, как доказательство того, что португальцы обосновались на этих островах с прицелом на долгую перспективу и пребывали на них вплоть до 1492 г., то есть до времени первого путешествия Колумба. Растения же, обнаруженные на островах и на первый взгляд казавшиеся для них нехарактерными, завезли туда не испанские капитаны, а китайские адмиралы, которые отправились в плаванье на 70 лет раньше Колумба.

Хотя очертания островов даны довольно точно, их расположение (особенно на ранних картах) оставляет желать лучшего. К примеру, они изображены скорее в Атлантике, нежели в Карибском море, то есть за 2 тысячи миль от их реального положения. И эта ошибка повторялась всеми последующими картографами. В 1448 г. интересовавшие нас острова находились на расстоянии 1,5 тысячи миль от Канарских островов (ошибка составила 750 миль), а на картах 1474 г. они передвинулись ближе к западу, что увеличило ошибку миль эдак на 500. В принципе эту ошибку объяснить нетрудно. У капитанов Генриха Мореплавателя в 1431 г. еще не было секстантов (астробусолей), поэтому отклонение в географической широте и долготе у них на картах было еще больше, чем у китайцев. Далее, португальцы не знали, как использовать координаты Полярной звезды вплоть до 1451 г. Только после 1473 г., располагая так называемыми таблицами склонения, португальцам удалось установить подлинную географическую широту места: в 1474 г. на картах Тосканелли Антилия, к примеру, расположена совершенно правильно. Но, как мы уже говорили, проблему представляла не столько географическая широта, сколько географическая долгота. Колумб ошибся в долготе при нанесении Америки на карту на 1 тысячу миль (!) и на 20° в географической широте. Когда он вернулся из своего первого путешествия, он даже не знал хорошенько, куда плавал, и полагал, что его эскадра ходила в Катай (Китай). Это заблуждение сохранилось у него чуть ли не до конца жизни.

В XV в. португальские навигаторы двигались, руководствуясь показаниями компаса. Скорость же они измеряли, сбрасывая с носа корабля бревна. Это уже не говоря о том, что они двигались в массе воды, которая, в свою очередь, двигалась по отношению к другим водным массивам (т. е. были увлекаемы течением). Но португальцы ничего об этом не знали (как в свое время и китайцы). Подобно Колумбу, португальцы не имели правильного представления о месте нахождения своих кораблей в конце того или иного отрезка пути. Когда я сделал нехитрый расчет маршрута португальцев и выяснил, что они шли в течение 10 недель от берегов Мадейры до Гваделупы [296]296
  Используя обычные течения, описанные в «Лоции океанских проливов» Британского адмиралтейства, и услуги его лоцманов.


[Закрыть], я понял, что они просто не могли поместить острова на другое место на своих ранних картах.

Тут у меня к карте Пицциньяно возникло несколько вопросов: первый относился к размерам островов. На ранних картах Антилия была ничуть не меньше Пуэрто-Рико, но значительно уступала размерами острову Сатаназес (Гваделупе). Я решил свести все к современной карте и перевел изображения обоих островов в единый масштаб, учитывая, правда, ошибки, сделанные китайцами при переводе карт в масштаб, обусловленный их системой мер. И еще один вопрос меня мучил: когда и где Пицциньяно начертил свою каpтy? У меня сложилось такое впечатление, что он чертил ее под руководством самого дона Педру, чьи картографы лихорадочно искали информацию о новых землях, чтобы создать карту мира, которую требовал от них высокий гость. Я знал, что император Священной Римской империи Сигизмунд передал дону Педру огромное поместье Тревизо, находившееся в 15 милях от Венеции, которое и стало своего рода базой португальской диаспоры в Италии. Как всегда неожиданно, мне пришла в голову плодотворная мысль: а уж не там ли встречались португальские картографы со знакомым нам «отступником» Никколо да Конти в 1424 году? Ведь именно Никколо да Конти находился на борту китайского корабля из Золотого флота Чжэн Хэ и, весьма возможно, собственными глазами видел Антилию. По моему мнению, карта Пицциньяно, скорее всего, была нарисована именно в Тревизо хотя бы по той причине, что большинство надписей на ней, помимо португальских, сделаны на итальянском диалекте Тревизо, а не на венецианском.

Вернемся, однако, к картам. Карта Антилии у Пицциньяно настолько хороша, что добавить в нее, основываясь на карте современной, практически нечего. Таким умением выполнять картографические работы обладали в XV в. одни только китайцы. Важность этой карты, если так можно выразиться, двойная: во-первых, она является свидетельством в пользу моей теории, что китайцы появились здесь за 70 лет до европейцев. Во-вторых, позднейшие ее карты хотя и были во многом скопированы с карты Пицциньяно, служат важнейшим доказательством того, что остров Пуэрто-Рико (Антилия) находился в собственности португальцев по крайней мере до 1447 г. Слова на тарабарском языке, которые мне так или иначе удалось расшифровать, показывают, что португальцы неплохо изучили остров и составили его описание задолго до появления в тех краях Колумба. Интересно, что расположение островов между собой и по отношению к Карибскому морю (и Атлантическому океану, разумеется) постоянно корректировалось с течением времени; карты с 1463 вплоть до 1470 г. содержат новую информацию относительно острова Антилия: на контуре этой карты появляются неизвестные ранее заливы на северо-западном и восточном побережье. Кроме того, несколько увеличенное по размеру изображение юго-западной оконечности этого острова от карты к карте постепенно уменьшается и начинает все больше соответствовать истинным размерам. Остров Имана (Ymana), расположенный к северу от Пуэрто-Рико, также лучше вычерчен, чем на более ранних картах; кроме того, этот остров изменил название – стал называться Роселлия (Rosellia), а не Имана. Довольно скоро европейские навигаторы отметили по карте отклонение острова от его реального положения, и, по мере повышения качества секстанта и точности измерения времени, эти острова на картах стали помещаться ближе к юго-западу [297]297
  К настоящему времени я изучил лишь копии арабских карт принца Юсуфа Камаля, чтобы определить, какие изменения претерпел в своих очертаниях остров Антилия. До сих пор до похода Колумба я насчитал как минимум 14 различных изменений, внесенных Беккариуссом (Beccarios (1435 и 1436), Андреа Бьянко (Andrea Bianco, 1436 и 1448), Паррето (Parreto, 1455), Бенинкасасом (Benincasas 1463, 1470, 1476 и 1482), Тосканелли (Toscanelli, 1474), Канепой (Cancpas, 1480 и 1489), Хаймом Бертрамом (Jaime Bertram, 1482) и Кристофалем Солиго (Christofal Soligo, 1489).


[Закрыть].

Определив точное положение островов Антилия и Сатаназес, я получил возможность с большей точностью определить местонахождение и других островов Карибского моря. К примеру, на карте Андреа Бьянко 1448 г. мы видим уже северо-восточное побережье Бразилии, а на карте Кристобаля Солиго 1489 г. [298]298
  Prince Youssuf Kamal, Monumenta Cartographica Africae et Aegypti, 16 vols, Cairo, 1926-51 [Принц Юсуф Камаль. «Полная картография Африки и Египта»]. Это огромное собрание дошедших до наших дней карт хорошо демонстрирует исследования китайцами и европейцами Западной Африки.


[Закрыть]отмечаем еще семь островов: кусок Эспаньолы на западе, Тринидад, острова Дев, острова Сан-Винсенти и Санта-Люсия, Барбадос и северное побережье Венесуэлы на юге. Заметьте, все это было нанесено на карту еще до того, как отплыл Колумб!

Я снова вернулся к карте Пуэрто-Рико и стал искать место возможного поселения португальцев. И португальцы, и китайцы должны были приближаться к острову с юго-востока, подгоняемые пассатами. На карте Пицциньяно северное и восточное побережье острова было вычерчено куда четче, точнее и аккуратнее, чем остальная часть побережья, и это наводило на определенные мысли. Я решил изучить эту карту повнимательнее.

На карте Пицциньяно слово «cyodue» (непрерывные дожди) нанесено в западной части, «ansuly» (неплодородные земли) – на юго-западе, «ига» (ураган, буря) – на востоке; короче говоря, эта местность показалась мне мало пригодной для жилья. С другой стороны, слово «marolio» (сладкие, сочные фрукты) нанесено к северу от Понсе, кроме того, сами очертания залива Понсе, где в его восточной части прорисован мыс Ла-Гуанча, поражают на карте тщательностью проработки. В течение веков этот мыс прикрывал от пронзительного ветра со стороны моря заходившие в залив корабли. Море вокруг полно рыбы, а ливней никогда не бывает, поскольку горы защищают это место от дождей. По мне, лучшего климата, чем в районе Понсе на Пуэрто-Рико, не найти. И тогда я вылетел на Пуэрто-Рико, чтобы собственными глазами увидеть остров и выяснить, так ли уж был хорош Понсе для португальских колонистов. Оказавшись в Понсе, я видел грозовые тучи, наблюдал за тем, как на севере – в районе Кордильера-Сентраль – бушевала буря, но, что удивительно, на город при этом не упало ни капли дождя. Нет, Понсе не без причины был назван португальцами жемчужиной юга. Скорее всего, как я и думал, первые португальские колонисты выбрали своей резиденцией именно это место. Здесь они и приветствовали своих соотечественников, которые пришли сюда на корабле в 1447 г. По-видимому, где-то поблизости состоялась и та самая торжественная служба, о которой упоминается в путевых заметках.

Интересно, что река, которая впадает в залив с одноименным названием, носит название Рио-Португеш (Rio Portugues). Выстроенный из белоснежного песчаника собор Божьей матери Гваделупской стоит на одном из ее берегов. Устроившись в гостинице и побродив по окрестностям, я вечером следующего дня вышел на главную площадь города и уселся на лавочке у собора, попивая черный, как деготь, пуэрториканский кофе. Обойдя полгорода в поисках свидетельств китайских и португальских поселений и ничего достойного внимания не обнаружив, я стал наблюдать за вечерней жизнью города. Много народа тянулось в собор на вечернюю мессу. У большинства мужчин были рыжеватые волосы, а у женщин – тонкие заостренные черты лица и куда более светлая кожа, чем на севере острова. Своими движениями, гордой походкой и манерой держаться местные аборигенки напоминали мне португалок старой закваски, из тех, что еще в XIII в. населяли окрестности замка Алгавры. Похоже, подумал я, косточки первых португальских поселенцев и впрямь захоронены в этой земле. Если это так, то Пуэрто-Рико – первая европейская колония в Новом Свете, и рано или поздно, но я это докажу. Потягивая свой кофе, я думал о том, что просто обязан это сделать, чтобы не пропали даром все предшествующие годы тяжких трудов. Потом мной овладела одна, возможно, не слишком благочестивая мысль: уж если искать останки первых португальских поселенцев, то это лучше всего делать здесь, рядом с собором Божьей матери Гваделупской.

Португальцы приступили к созданию своей колониальной Империи раньше других европейских государств и начали делать в этом смысле первые успехи (благодаря китайским картам) еще в XV в. Было, однако, некое психологическое обстоятельство, мешавшее португальцам развернуться в полную силу, – самый обыкновеннейший суеверный страх. Для сознания средневекового португальского матроса было характерно мифологическое восприятие действительности: он верил в сказки, заколдованные замки, в драконов, в упомянутых нами крылатых змеев – короче, боялся всякой нечисти, которая, по глубокому его убеждению, обитала в новых землях за морями-океанами. В общем, это объяснимо: таково было восприятие действительности человеком Средневековья. Если даже Магеллан, ходивший в плавание в первой четверти XVI в., вынужден был в прямом смысле выколачивать предрассудки и суеверия из своих матросов, то что же тогда говорить о португальцах, живших за 100 лет до того, как он пустился в свое плавание?

Летом 1432 г., когда во владениях Португалии уже находились Мадейра, Азорские острова (открыты Кабралом) и Пуэрто-Рико, принц Генрих Мореплаватель приблизил к своему двору в Сагрише некоего Жила Эаннеша (Gil Eannes), своего преданного вассала и сторонника, а главное – опытного капитана и навигатора. Эаннеш хорошо зарекомендовал себя, когда ходил за год до того к Канарским островам. Через некоторое время Генрих решил доверить ему новую миссию, послав в рискованное плавание мимо мыса Будждур (Саре Bojador) на побережье современной Сахары к югу от Марокко. Вокруг этого мыса ходило множество разных легенд и леденящих кровь слухов. Моряки его боялись: считалось, что там живут кошмарные чудовища, с берега низвергаются ужасные водопады, а на дне несутся такие сильные течения, что затягивают корабль в водоворот, и даже сама морская вода время от времени здесь превращается в алую слизь.

Эаннеш следовал всем путевым наставлениям своего патрона: старался идти как можно дальше от берега, при подходе к мысу вообще ушел далеко в море, чтобы избежать «обрушивающихся с берега ужасных водопадов», и старательно избегал воронок, «затягивающих корабли на дно», хотя таковых, признаться, за все время своего плавания он так и не обнаружил, впрочем, как и морских змеев и иных морских чудовищ, которыми его пугали в Сагрише. Эаннеш до того расхрабрился, что, обойдя мыс, позволил себе бросить якорь. Земля в том месте оказалась необитаемой и неплодородной; Эаннеш, однако, умудрился собрать на этой довольно скудной земле букет скромных цветов, который и привез принцу Генриху. Вручая свой дар сюзерену, он сказал: «Сеньор, не обращайте внимание на скудость моего дара. Я считал себя обязанным привезти вам хоть что-нибудь с тех земель, где я был и у которых бросил якорь. Поскольку эти цветы – единственное, что предстало там моему взору, назовем их розами Святой Девы Марии» [299]299
  Цит. по: E.D.S. Bradford, Southward the Caravels, Hutchinson, 1961, p. 107 [Э Д. С. Брэдфорд. «Каравеллы поворачивают на юг»].


[Закрыть]. Возвращаясь на север к мысу Будждур, Эаннеш, на этот раз подойдя поближе к берегу, обнаружил на нем вместо ревущих водопадов вполне мирный ручеек, в котором обитали не драконы и змеи, а маленькая вкусная рыбка под названием лобан. Как выяснилось, за могучие водопады моряки принимали огромные прибрежные скалы особой формы. Что же касается морской воды, которая превращалась якобы в алую слизь, то она и в самом деле была у берега розоватого цвета, но только потому, что содержала в себе большое количество красноватого песка Сахары.

Интересное дело: поход капитана Эаннеша вокруг мыса Будждур в значительной степени изменил отношение моряков к плаваниям в южных морях. Многие предрассудки и страхи отпали как бы сами собой. Если поход Эаннеша и не положил конец бытовавшим в сознании моряков суевериям, то, по крайней мере, нанес им сильнейший удар. Считалось, что уж если человек сумел обогнуть мыс Будждур, то он и дальше может безбоязненно плыть хоть на край света, не опасаясь алой слизи, вырывающихся из-под земли потоков воды и всевозможных морских чудовищ. И уж тем более не опасаясь низвергнуться с края земли в бездну Португальские капитаны, имея копии китайских карт, могли теперь плыть куда угодно: им нужно было только обладать достаточным красноречием, чтобы убедить в безопасности дальнего похода своих матросов. Другими словами, исследование пределов всего подлунного мира было теперь только вопросом времени.