Текст книги "Твой образ для меня (ЛП)"

Автор книги: Мелани Морлэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Вообще-то, я собирался пригласить тебя на кофе. Но, может быть, мы могли бы пойти с Алекс. Заодно и познакомимся. Я провожу ее домой. – Я посмотрел на Алли. – Если ты не против.

Я вздохнул с облегчением, когда она кивнула.

– Да, все в порядке, Адам. Эмма, позвонишь мне позже?

– Конечно. – Она нагнулась и обняла Алли, а затем взглянула на меня. – Была рада встрече, Адам. Надеюсь, скоро увидимся.

– Рассчитывай на это. – Я подмигнул ей.

После того, как Эмма вышла из парка, мы с Алли, молча, пошли к кафе. Я усадил ее за стол, а сам отправился за нашим кофе, заказав ей латте, какой она всегда любила.

Сделав глоток, Алли нахмурилась.

– Тебе не нравится?

– Очень вкусно. Откуда ты знаешь, какой кофе я люблю?

– Я тебя знаю.

Она закрыла глаза и потерла висок.

– У тебя болит голова, Алли? – спросил я, и ее имя сорвалось с моих губ, прежде чем я смог остановиться.

– Нет. – Она покачала головой. – Почему ты меня так называешь?

Я глотнул кофе. Я хотел обнять ее и сказать, что назвал так, потому что она была моей. Потому что я дал ей это имя, чтобы она знала, что она особенная для меня. Вместо этого я пожал плечами.

– Как всегда.

– Больше никто меня так не называет.

– Потому что я придумал для тебя это имя. – Я посмотрел ей в глаза. – Еще я называл тебя Соловьем.

Глаза Алли расширились, и в них что-то мелькнуло.

– Потому что я была медсестрой?

– Да. – Настала моя очередь хмуриться. – Была?

Она покачала головой, прокручивая обручальное кольцо на пальце. Я взглянул на него, чувствуя ненависть не только потому, что это было не мое кольцо, но и потому, что оно ей совсем не подходило. Большое и эффектное, оно было слишком кричащим для ее нежной руки. Это было заявление, а не знак любви.

– Мой жених – врач. Я работала здесь в Торонто.

– Я знаю. Тут мы и познакомились, – как можно спокойнее сказал я, утрамбовывая свой гнев при слове «жених».

Взгляд Алли метнулся по кафе, выдавая очевидную нервозность.

– Ты… ты знаешь Брэдли? Через него мы познакомились?

– Не так хорошо, как тебя, и нет, не через него. Со мной произошел несчастный случай, и ты была моей медсестрой. После этого мы стали друзьями.

– Мне жаль. Я не могу вспомнить это, – печально произнесла она.

Недолго думая, я схватил ее за руку.

– Это нормально. Не волнуйся об этом. Может быть, когда-нибудь ты вспомнишь.

Алли расслабилась, оставив свою руку в моей, и я осторожно погладил пальцем ее кожу.

– Ты можешь рассказать что-нибудь о нашей дружбе?

Я резко вздохнул, зная, что мне придется продвигаться очень осторожно.

– Мы были довольно близки. Тебе нравилось кататься на моем мотоцикле, и мы устраивали пикники.

Ее глаза расширились.

– Правда? На мотоцикле?

– Да, ты любила это.

– Что еще? – нетерпеливо спросила она.

– Ты помогла сделать мой дом уютнее. До того как мы познакомились, он был довольно унылым. А ты… – Я запнулся. – Ты помогла сделать его настоящим домом, Алли.

– Мне нравится, когда ты называешь меня Алли, – прошептала она.

Я улыбнулся, поднял ее руку и поцеловал гладкую кожу на запястье.

– Хорошо.

Алли вытащила ладонь из моей руки, взяла латте, и на ее лице заиграла маленькая улыбка.

Был ли шанс, что мои слова что-то шевельнули внутри нее?

Через некоторое время я проводил Алли к дому, в котором жили ее родители, и, когда мы подошли к зданию, меня охватило отчаяние. Наше время подходило к концу, а я не хотел оставлять ее. Еще мне нужно было убедиться, что Сара и Рональд не узнают о моем возвращении.

Беседуя с Алли, я старался говорить легко и непринужденно, желая, чтобы ей было комфортно со мной. Казалось, это работает, потому что когда мы болтали, напряжение покидало ее. К сожалению, это оказывало обратное влияние на меня, и я был обеспокоен. Особенно сейчас, когда мы должны были расстаться.

Я огляделся и, убедившись, что нас никто не увидел, остановился недалеко от здания.

– Дальше мне не стоит идти, – сказал я.

– Почему? – удивилась Алли.

Немного подумав, я решил быть честным.

– Я не нравлюсь твоей матери. Она не одобрила бы, что мы вместе пили кофе. – Я убрал со лба Алли шальной завиток, не торопясь, чтобы вновь почувствовать шелковистость ее волос. – И Брэдли меня тоже не очень любит. Возможно, тебе не следует упоминать, что мы виделись.

Я понимал, что если они узнают о нашей встрече, Алли исчезнет. Я бы нашел ее снова, но не хотел рисковать.

– И они не любили тебя... раньше? – спросила она.

– Нет. Мы встречались вдали от них. – Я втянул полные легкие воздуха. – Часто с Еленой.

Глаза Алли расширились.

– Ты знал Елену? – выдохнула она.

– Очень хорошо. Я обожал ее. – Я вздохнул. – Она очень тебя любила.

– Я так скучаю по ней, – пробормотала Алли сквозь слезы, и ее губы задрожали.

– Я тоже.

– Не помню, как она умирала, просто знаю, что ее больше нет.

Одинокая слеза скатилась по ее щеке, и я не смог остановиться.

Шагнув вперед, я обнял Алли и притянул к своей груди. Она расслабилась в моих объятиях и зарыдала.

Впервые после ночи в аэропорту несколько месяцев назад я держал в руках свою девушку. Вдохнув ее аромат, я почувствовал такое сильное удовлетворение, которое ощущал только, когда был рядом с ней.

Я держал Алли, слегка покачивая и позволяя выплакаться. И хотя это было всего на несколько минут, это было именно то, что мне нужно. По тому, как Алли цеплялась за меня, я понял, что все еще нужен ей. Ее любовь ко мне была где-то там, и мне оставалось лишь найти ключ, чтобы выпустить ее.

Когда Алли отстранилась, я стер ее слезы большими пальцами.

– Ты пойдешь завтра со мной погулять?

– Да, – не колеблясь, ответила она.

На этот раз я не стал сдерживать улыбку. Она была широкой и радостной, и стала еще больше, когда моя девочка улыбнулась в ответ. На одну короткую секунду передо мной появилась моя Алли.

– Мне пора.

Я отстранился, борясь с желанием поцеловать ее. Попросить ее вспомнить меня.

– Увидимся завтра. Встретимся в кафе около десяти?

Алли кивнула и начала уходить, но потом обернулась.

– Адам? – позвала она.

– Да.

– Я им не скажу. Не знаю, почему они не любят тебя, но мне ты нравишься. Увидимся завтра.

– Ты мне тоже нравишься, Алли.

И она ушла.

~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~

Всю ночь я не находил себе места, волновался, что что-то произойдет. Что Алли случайно проговорится, и ее мать узнает, что я вернулся в город.

Я поговорил с Шоном, который подтвердил, что несколько раз звонили относительно моего местонахождения – один звонок ему особенно запомнился, так как мужчина задавал очень много вопросов. Он сказал, что сделал именно так, как я поручил, заявив, что я больше не работаю в журнале и навсегда покинул страну. Хотя я выразил сожаление, что не оставил имя Эммы на случай, если она позвонит, он сказал, что это было к лучшему. У меня было ощущение, что тем звонившим был Брэдли, он хотел удостовериться, что я вне игры. Если мое исчезновение позволило им расслабиться настолько, что они вернули сюда Алли, значит, я все делаю правильно.

Она еще не потеряна для меня.

На следующее утро я ждал Алли в кафе, как мы и договорились.

Она выглядела немного лучше, но, присев за столик, грустно улыбнулась.

– Боюсь, я не могу остаться надолго. У моей матери запланирована куча вещей, которые я должна сделать для свадьбы.

Я кивнул, помня, что мне нужно действовать осторожно.

– Мы можем встретиться завтра.

Радовало, что Алли не сказала «нет».

– Сегодня ты выглядишь более отдохнувшей.

– Прошлой ночью я лучше спала, – призналась она. – С тех пор, как мы приехали, я плохо сплю. Я продолжаю чувствовать, что…

– Что?

– Что как будто что-то упускаю. Глупо, правда? – Она сделала глоток своего кофе. – Не знаю, почему я так себя чувствую. Я не могу понять, в чем дело.

Я покачал головой, чувствуя, как надежда расцвела внутри меня.

– Совсем не глупо. Я уверен, что ты много чего можешь вспомнить.

Алли вздохнула.

– Моя мать и Брэдли говорят, что я знаю все важное и должна отпустить остальное, чтобы двигаться дальше.

Я крепче сжал чашку с кофе. Даже не сомневался в этом.

– Ты должна делать то, что правильно для тебя, Алли. Не для них.

Она только моргнула на мои слова, но ничего не сказала.

Я показал ей несколько ее фотографий и Елены, которые сделал. Показав, как листать изображения на экране, я, молча, сидел и наблюдал за ней. Когда Алли нахмурилась, и ее пальцы автоматически потерли виски, я наклонился вперед. Я уже знал, это значит, что ее что-то расстраивает и причиняет боль.

– Что случилось?

Она снова взяла камеру и повернула ее экраном ко мне. Это была наша совместная фотография, которую я сделал на расстоянии вытянутой руки. Ее голова лежала у меня на плече, на губах играла теплая улыбка, глаза искрились, а я зарылся носом в ее волосы с глупой улыбкой на лице. Мы только что занимались любовью, и я схватил фотоаппарат, чтобы запечатлеть удовольствие на наших лицах.

– Что это?

– Мы просто дурачились.

Алли изучила фотографию, а затем вручила мне камеру, опустив глаза. Ее пальцы снова начали массировать виски, и я поднял фотоаппарат, тихонько позвав ее по имени.

Когда она взглянула на меня, я нажал на кнопку и не отпускал ее, позволяя камере делать кадр за кадром, пока хмурое выражение не заменила улыбка.

– Что ты делаешь?

– Мы опять дурачимся.

Алли покачала головой, все еще улыбаясь.

– Прекрати.

– Да, мэм, – усмехнулся я и отложил фотоаппарат в сторону.

~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~

Мы виделись каждый раз, когда могли. Кофе. Прогулки. Однажды я уговорил Алли пообедать и отвез в пиццерию, где она так любила бывать – где я когда-то показал ей, как на самом деле едят пиццу. Мне было ненавистно смотреть, как она снова пользуется приборами, но, по крайней мере, я заставил ее съесть больше, чем один кусок. Несколько раз она оглядывалась и хмурилась, но я ее не давил.

В некоторые дни Алли была застенчивой и осторожной. В другие ярко улыбалась. Каждый день я пытался нажимать чуть больше. Я бросал подсказку или воспоминание и смотрел, что происходит. Когда не было никакого отклика на мои слова, это всегда было подобно удару поддых. Но иногда я видел маленькие искры. Часто это были ее пальцы, прижатые к вискам. Я всегда знал, когда остановиться, так как ненавидел видеть ее боль. Но я должен был продолжать подталкивать. Слишком многое стояло на кону.

~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~

Дни, когда я не виделся с Алли, были бесконечными. Я постоянно волновался. Эмма помогала, когда была в городе, и мы поддерживали связь. Брэдли бо́льшую часть времени находился в Калгари, Сара занималась свадебными приготовлениями и другими мероприятиями, а Рональда почти никогда не было дома. Поэтому мне удавалось часто видеться с Алли. А все остальное время я был на краю, беспокоился, что они поймут, что я вернулся, и предпримут что-то радикальное.

Однажды, когда Алли пошла в уборную, я взял со стола оставленный ею мобильный и посмотрел ее номер. Я не осмелился записать в телефон свой, но, по крайней мере, теперь у меня был ее контактный номер.

Я оставался бдительным и старался, чтобы отсутствие Алли не вызывало подозрений. Очень выручало, что Саре было все равно на ежедневные прогулки дочери в парке.

Часто наши встречи были слишком короткими, но я жил этими мгновениями.

Алли больше не отстранялась, когда я прикасался к ее руке, наоборот, часто сама тянулась ко мне. Она принимала мою ласку, когда я наклонялся, чтобы поцеловать на прощанье, и небольшой вздох слетал с ее губ, когда мои губы касались ее щеки. Я не мог дождаться дня, когда снова почувствую вкус ее губ, но никогда не форсировал физический контакт, позволяя Алли чувствовать себя в безопасности.

Мне нравилось смешить ее. Некоторая печаль, которая, казалось, была вытравлена на ее коже, исчезала, когда она видела меня. Я смотрел, как она возвращается обратно каждый раз, когда мы расставались. Мое сердце болело от того, что я должен был стоять и смотреть, как она уходит.

Алли начала задавать вопросы, и я всегда отвечал честно, надеясь и молясь, что она, наконец, задаст вопрос, которого я ждал больше всего.

Мне нужно было, чтобы она спросила, кем мы были друг для друга.

Иногда то, как она смотрела на меня, заставляло меня думать, что она подозревала, что между нами нечто большее, чем просто дружба.

Я хотел сказать ей.

Я сохранял спокойствие, но время поджимало. До свадьбы оставалось всего пять дней, и я понимал, что должен что-то сделать.

Я как раз размышлял об этом, когда Алли приехала в кафе. Она казалась нервной и напряженной.

– Что-то не так, Алли?

– Брэдли возвращается завтра вечером.

Я напрягся, но постарался сохранять голос нейтральным. Его визиты были редкими и короткими.

– Надолго?

– До свадьбы, – ответила Алли, избегая встречаться со мной взглядом.

– Понятно.

– Не знаю, как часто смогу теперь видеться с тобой, Адам. По словам моей матери, мне нужно переделать еще много свадебных дел, – печально сказала она. – А потом я перееду.

Я хотел фыркнуть и сказать, чтобы она не беспокоилась по этому поводу, так как свадьбы не будет. По крайней мере, для нее и Брэдли. И она, блять, никуда не уедет без меня.

Ее следующие слова лишили меня воздуха.

– Послезавтра у меня примерка платья, последняя, слава богу.

Я изо всех сил старался оставаться спокойным. Платье, в котором она должна была выйти  замуж за него.

Этому не бывать. Ни за что на свете.

– Я думал, женщинам нравятся такие вещи.

Алли пожала плечами.

– Все это зрелище для моих родителей и Брэдли. Я не очень люблю подобные мероприятия.

– Нет, я думаю, ты хотела бы что-то простое, – прочистив горло, сказал я, внимательно следя за ее реакцией. – Может быть, свадьбу на пляже в Греции? Или частную церемонию в какой-нибудь крошечной часовне в Англии?

Она закрыла глаза и потерла виски, не сказав ни слова, только кивнула. Когда Алли открыла глаза, в них плескались огорчение и му́ка.

– Откуда ты это знаешь?

– Я же говорил, что знаю тебя. – Я наклонился ближе, решив подтолкнуть еще немного. – Я очень хорошо тебя знаю.

– Как? – Алли пыталась отыскать ответ на вопрос в моих глазах.

Мое время истекало, и я уже знал, что нужно действовать. Я встал, протягивая ей руку.

– Пойдем со мной.

– Куда? – спросила она осторожно, но с явным любопытством.

Я покачал головой, улыбаясь.

– Мне нужно, чтобы ты поверила мне и пошла со мной. Пожалуйста.

Алли тоже встала и вложила свою руку в мою ладонь.

~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~

Мы, молча, стояли у могилы Елены. Встав на колени, Алли провела пальцем по надгробию.

– Я не помню этого.

Я помог ей встать на ноги и усадил на скамейку, где мы сидели в тот день, когда похоронили любимую нами женщину.

– Мы вместе сидели здесь и прощались. – Алли покачала головой, но я видел, как она страдает, ее пальцы беспокойно двигались на висках, но все равно продолжал говорить. – Она любила тебя как дочь, Алли. Самые счастливые моменты ее жизни связаны с тобой. С нами. Мы часто играли в карты и разговаривали. Мы с Еленой пили скотч, а ты смеялась над нами, мы вместе много смеялись. Она любила видеть тебя счастливой.

– Почему ты единственный, кто говорит со мной о ней? Брэдли каждый раз прерывает меня, а мама вообще слушать ничего не хочет. Никто не хочет говорить о ней.

– Им не нравилось, что мы проводили с ней время.

И они не хотят, чтобы ты вспомнила, как она нас поддерживала.

Алли нахмурилась, и ее глаза потускнели от боли.

– Но я хочу вспомнить месяцы перед ее смертью. Я чувствую, что это были хорошие воспоминания. Я хочу вернуть все свои воспоминания.

– Я тоже хочу этого для тебя.

Ее следующие слова были непреложной истиной.

– У меня такое чувство, что ты единственный, кто этого хочет, – прошептала она.

Обняв за плечи, я притянул ее к себе, и она без сопротивления прижалась ко мне в ответ. Несколько минут мы сидели молча, а когда Алли слегка задрожала, я снял куртку и накинул ей на плечи. Она покосилась на меня, и я почувствовал ее внезапное напряжение.

– Что случилось?

Я проследил за ее взглядом, который был направлен на мои голые руки. Обычно я носил одежду с длинными рукавами, но сегодня на мне была футболка, и Алли впервые увидела мои татуировки.

– У тебя есть татуировки.

– Да.

Как и в первый день она протянула руку, прослеживая контуры рисунка. И вновь ее пальцы кружили по моей коже, разжигая огонь потребности внутри меня. Я жаждал почувствовать ее руки на себе. Мне необходимо было почувствовать, как ее губы повторяют чернильные образы. Я сглотнул комок в горле.

– Тебе всегда нравились мои тату, – пробормотал я.

– Они прекрасны, – прошептала Алли, прослеживая узоры. – Твой браслет – он похож на тот, который я ношу вокруг лодыжки.

– Манжета, Алли. Я уже объяснял тебе, что это манжета.

Она засмеялась, как будто вспомнила. Как будто где-то в ее голове эти слова уже были.

Я посмотрел на могилу Елены, молча моля ее о помощи в последний раз.

В свете приближающегося визита Брэдли стало ясно, что мое время истекло. Поэтому я собирался сделать кое-что, что либо толкнет Алли в мои объятия, либо отдалит навсегда. Я встал, потянув девушку за собой.

– Я должен тебе кое-что показать.

~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~

Алли стояла посреди мансарды, оглядываясь по сторонам, и выглядела потрясенной.

– Ты здесь живешь.

– Да.

– Я была здесь раньше.

– Да, была.

– С тобой.

– Обычно да, но иногда ты оставалась здесь, когда я уезжал.

От этих слов руки Алли взлетели к голове. Мы немного говорили о моей карьере, она знала, что я фотограф, хотя я не очень охотно об этом рассказывал.

– Я оставалась здесь без тебя?

– Да. Ты любила быть здесь.

– Ты часто уезжал?

– Слишком часто.

– Но не сейчас?

Я потянулся к ней.

– Нет. Я больше не хочу так уезжать. Один раз я уже совершил эту ошибку и никогда не сделаю этого снова. Я нашел свой дом, и он прямо здесь.

– Эта мансарда?

– Нет, не мансарда.

– Я не понимаю.

Мы стояли так близко, что я чувствовал тепло тела Алли. Слышал, как рвано она выдыхает, как небольшая дрожь сотрясает ее тело.

– Девушка, которая стоит со мной на чердаке.

Ее глаза стали огромными. Она запаниковала. Дрожь усилилась.

– Ч… что?

Медленно я провел руками по гладкой коже ее рук, по дрожащим плечам и вверх по шее, обхватывая ее лицо.

– Ты, Алли. Ты мой дом.

Она яростно затрясла головой.

– Нет. Я не настолько знаю тебя.

– Ты знаешь. Ты знаешь меня. И я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. – Я приблизился. – Лучше всех.

– Нет, нет, нет… – захныкала она.

– Я знаю, что ты спишь на правой стороне кровати, всегда свернувшись калачиком. Ты не можешь функционировать утром без как минимум двух чашек кофе. Я знаю, как сильно ты любила быть медсестрой и помогать людям. Я знаю всю боль и печаль, которые ты испытала, и насколько ты ненавидишь ограничения, с которыми живешь. Я знаю об эмоциональном шантаже со стороны твоих родителей. Я знаю, что ничто не делает тебя счастливее, чем теплое одеяло и хорошая книга. – Я остановился и посмотрел прямо ей в глаза. – И я… я делал тебя счастливой.

– Но как… откуда ты все это знаешь?

Я сделал глубокий вдох.

– Когда любишь кого-то, ты его знаешь. Ты все о нем знаешь.

– Но я помолвлена. С другим.

Я покачал головой.

– Нет, Алли, моей ты стала раньше. Ты просто этого не помнишь. – Ее глаза расширились, когда я опустил руку и погладил ее бедро. – Я знаю, что у тебя есть небольшая татуировка с изображением камеры. Если ты посмотришь на завихрения, то найдешь там мои инициалы. Ты пометила себя мной. Ты принадлежишь мне.

Не раздумывая, я сорвал с себя футболку, выставляя на обозрение соловья, набитого на коже прямо над сердцем. Я сделал его во время последней поездки, поддавшись импульсивному желанию увековечить ее на своей коже. Я позвонил Роду, он прислал мне дизайн и порекомендовал мастера. Мне было необходимо пометить себя ею – носить ее над сердцем до конца своих дней, даже если я думал, что она потеряна для меня навсегда.

– Так же, как я принадлежу тебе. – Алли всхлипнула. – Манжета вокруг твоей лодыжки была моей. Я дал ее тебе. Я отдал тебе свое сердце.

В следующую секунду я атаковал ее губы.

Я держал ее крепко, обволакивая своим телом. Целовал со всей страстью, вливая в этот поцелуй все месяцы боли и мучений, любви и тоски. Я утонул в ее вкусе и ощущении, и простонав ее имя, притянул ближе. Ее реакция была мгновенной и страстной. И это было прекрасно.

Пока она не отстранилась.

Наши взгляды встретились, и я увидел в глазах Алли боль и панику, а она, я уверен, могла увидеть мольбу и страх в моих.

Я потянулся, чтобы прикоснуться к ней, но она отступила.

– Алли, это я. – Мой голос надломился. – Пожалуйста, детка. Пожалуйста, не уходи. Остаться со мной. Ты – мой Соловей.

Последнее, что я увидел, прежде чем Алли развернулась и убежала от меня, было ее шокированное лицо.

Она проигнорировала все мои мольбы и ушла от меня… снова.

Стук захлопнувшейся за ней двери еще долго отдавался эхом в моей голове.

Глава 21

Алли

Капли дождя непрерывно молотили по окнам, ветер дул с такой силой, что прижимал тяжелые ветви деревьев практически к самой земле.

Небо озаряли яростные вспышки молний, а гром гремел так оглушающе и мощно, что казалось, будто пробьет крышу над головой.

Погода снаружи вторила бурному водовороту мыслей в моей голове.

Вернувшись домой, я обнаружила свою мать в ярости. Она хотела знать, где я была, и, когда я рассказала ей частичную правду о посещении могилы Елены, рассердилась еще больше, сказав, что мне нужно прекратить эти бесполезные приступы эмоций и сосредоточиться на том, чтобы двигаться дальше.

– Перестань жить в прошлом, Александра, в нем нет ничего хорошего. Брэдли и твоя жизнь с ним – вот твое будущее.

Я не понимала, почему она так сердится, но чем больше пыталась хоть что-то объяснить, тем больше она злилась. И только когда я сослалась на ужасную головную боль, она немного смягчилась и отправила меня прилечь. Но прежде напомнила, что завтра приезжает Брэдли, а значит, мне нужно хорошо отдохнуть и быть готовой к напряженной неделе.

Которая закончится нашей̆ свадьбой̆.

– И прими какое-нибудь лекарство, – прокричала мама мне вслед.

Ненавижу лекарства. От них я чувствую себя сонной, поэтому использую их только в случае крайней необходимости.

Я попыталась отдохнуть, но не смогла расслабиться. В моей голове было так много всего.

Мысли. Изображения. Голоса. Моменты.

В подлинности одних я не была уверена, но другие были настолько реальны, что я не могла их игнорировать.

Я мерила комнату шагами, хватаясь пальцами за волосы и массируя виски в отчаянной попытке остановить некоторые мысли и образы, которые появлялись лишь на мгновение и исчезали, прежде чем я успевала их расшифровать.

Тупая боль пульсировала в висках, когда слова Адама – его мольбы – на повторе прокручивались у меня в голове.

Зачем он все это сказал? Откуда он узнал?

Если его слова были правдой, почему я не помню этого?

Потом он назвал меня его Соловьем... Неужели я, правда, была его? И почему это имя звучит – ощущается – так знакомо и правильно?

Я коснулась пальцами своих губ, все еще чувствуя поцелуй Адама.

Почему находиться в его объятиях было так правильно? Почему чувствовать его губы было так естественно, как будто я уже давно принадлежу ему, и он, наконец, утвердил права на свою собственность?

Я не понимала этого притяжения к Адаму. С того момента, как я увидела его в бальном зале, меня буквально тянуло к нему, как магнитом. Он разговаривал с Эммой, а у меня возникла необходимость подойти и просто быть рядом с ним. Когда он взял меня за руку, самое странное чувство затопило мое тело – чувство покоя, которое я не ощущала последние несколько месяцев. А когда мы столкнулись с ним в парке, и он сказал, что мы друзья, а затем пригласил в кафе, я тихо радовалась утешению, которые Адам давал мне. В нем была нежность, которую я так жаждала в своей жизни и которую никто, кроме него, мне не дарил. Во время каждой нашей встречи мое тело расслаблялось от его близости, а, когда он уходил, я чувствовала боль, которую не понимала, и, которая растворялась, как только я снова его видела.

Адам постоянно был центром моих мыслей, хотя я очень старалась не думать о нем. О его красивых глазах насыщенного шоколадного цвета, в которых я могла увидеть вкрапления золота, когда он приближался, чтобы сказать что-то, предназначенное только для меня. Мне нравились его густые волосы, в которых нитки серебра переплетались с каштановыми прядями, мои пальцы зудели от желания зарыться в них. Или провести рукой по сильной челюсти, покрытой легкой щетиной в те дни, когда он не брился. Рядом с ним я чувствовала себя маленькой и хрупкой.

Адам никогда ни словом не обмолвился о моей хромоте, но его большие сильные руки всегда готовы были поддержать меня, когда я оступалась на тротуаре, или нежно обхватить мою ладонь, когда мы говорили, и он пытался утешить. С ним я чувствовала себя в безопасности и защищенной. Как будто я должна быть рядом с ним. Это было странное ощущение.

Хотя я всегда была честной, я не колебалась ни секунды, когда он попросил никому о нас не говорить. Я жила моментами, проведенными в его компании, и мне не хотелось, чтобы это заканчивалось.

Сегодня, когда Адам поцеловал меня, все мое тело расслабилось, и впервые с тех пор, как я очнулась в больнице, моя душа была в мире с самой собой. Я ахнула, когда почувствовала обладание в его хватке, а, отстранившись, увидела собственническое выражение на его лице. В тот момент я поняла, что мы пересекли черту, после которой никогда не сможем вернуться назад, и самое страшное было в том, что я не была уверена, захочу ли этого.

А затем я увидела отблеск света, отразившегося от кольца на моем пальце, и реальность обрушилась на меня, ввергая в панику.

На мне было кольцо другого мужчины, я была обещана другому.

Придя в ужас от своего развратного поведения, я развернулась и побежала, игнорируя искаженный мукой голос Адама, зовущий меня, и изо всех сил стараясь отогнать мысль о том, что во время поцелуев с Брэдли не чувствовала и малой доли того, что Адам расшевелил во мне.

«Адам».

Слова, которые он сказал мне о том, что я принадлежала ему, что мы принадлежали друг другу, звучали в моей голове. Как и то, что он знал обо мне.

Откуда он столько знал?

Он был прав, манжета вокруг моей лодыжки соответствовала той, что была на его запястье, а в моей татуировке были его инициалы – переплетенные с узором буквы АК вокруг камеры.

Зачем я ее сделала, если только он не сказал правду?

Почему он будоражил во мне то, что больше никто не мог? Почему его присутствие так успокаивало?

Раскат грома за окном прогремел с такой силой, что я испуганно вздрогнула – никогда не любила грозы.

Я снова начала вышагивать по комнате, чувствуя себя обеспокоенной, нервной и растерянной.

Мы с Адамом были тайными любовниками? Поэтому он сказал мне никому не говорить, что мы виделись?

Я внезапно остановилась, понимая, что если это правда, то я изменяла Брэдли.

Но для меня это не имело никакого смысла. Если мы с Брэдли были безумно влюблены друг в друга, как они с мамой меня убеждали, если мы были так счастливы вместе, зачем мне изменять ему? Зачем тогда я выхожу за него замуж?

Потерев пульсирующие виски, я провела рукой по лицу. Я что-то упускала. Кто-то лгал мне.

Я схватила телефон, чтобы позвонить Эмме. Она была моей лучшей подругой, и кто, если не она, должен знать правду. Похоже, она знала Адама, должно быть, я доверилась ей. Звонок пошел прямо на голосовую почту, и, взглянув на часы, я поняла, что уже два часа ночи. Конечно, Эмма спит и, как всегда, выключила свой мобильный на ночь. Я сбросила звонок, не желая оставлять сообщение на эту тему, и снова легла, пытаясь успокоить свой разум, но так и не смогла.

Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох.

Изображения – возможно, обрывки снов – мелькали в моем сознании.

«Я лежу на удобной кровати в окружении мягких простыней и сильных рук. В комнате темно, а за большими окнами бушует гроза…»

«Нежные губы целуют. Тихий шепот на ухо. Утешительные, успокаивающие слова любви. Обещания, что я в безопасности и больше не одна. Ощущение безграничной любви, которой не будет конца…»

«Вижу небольшую открытую поляну, одеяло на траве. Это пикник. Длинные пальцы держат клубнику, которая касается моих губ…»

«Я сижу в глубоком кресле, теплый плед накинут на мои ноги. Нежные губы целуют мои волосы, сильные руки ставят чашку кофе рядом со мной…»

«Ванная комната. Твердое тело, прижимающее меня к холодной плитке, горячие эротичные проклятия, заполняющие воздух, когда я взрываюсь в экстазе и выкрикиваю освобождение в сильную крепкую шею…»

Я открыла глаза, и изображения исчезли. Я не имела ни малейшего представления, настоящие ли они, но глаза жгли слезы, и я чувствовала, будто потеряла что-то очень дорогое.

Это были сны? Или то, что я испытала на самом деле? Окна напомнили мне те, что я видела в мансарде Адама... Неужели я была там с ним?

Я замерзла, тело била мелкая дрожь, и мне нужно было согреться. Встав, я открыла ящик комода, пытаясь найти теплые носки, но там были только тонкие, которые не предлагали никакого комфорта.

Мой взгляд упал на ящик, стоящий на полу в углу комнаты. По большей части мои вещи уже отправили в Калгари, но этот ящик мама пропустила, и я планировала забрать его с собой при переезде. На крышке было написано «Одежда», и я подумала, что возможно внутри найду пару более толстых носков. Решив, что терять мне нечего, я села на пол, открыла крышку и моментально была вознаграждена грудой ярко окрашенной шерсти. Натянув носки на ноги, я пошевелила пальцами в благодарность за немедленное тепло, и чтобы хоть как-то занять голову и руки, решила перебрать содержимое ящика, высыпав все, что в нем было на пол.

Еще несколько пар носков, пижамы, пара свитеров, различные безделушки и книги, завернутые в бумагу. Затем я обнаружила две футболки и, нахмурившись, вытащила их. Они были огромными. Возможно, они принадлежали Брэдли, и он забыл их, когда оставался на ночь, наверное, в таком случае это имело бы смысл. Я потерла пальцами материал серой футболки, которая от частых стирок стала очень мягкой, швы на ней были изношены, а ворот растянут.

Отзвук любящего игривого голоса раздался в моей голове.

«Ты когда-нибудь отдашь мне эту футболку, Алли? Может быть, я сам хочу носить ее…»

Я покачала головой.

Брэдли никогда не называл меня Алли.

Только Адам.

Должно быть, я снова путаю вещи в голове. В последнее время это часто происходит. Невролог, которого я посещала в Калгари, сказал, что путаться время от времени нормально. Куски и обрывки воспоминаний иногда могут смешиваться, и мне придется поработать над их разделением. Доктор сообщил, что мне нужно продолжать пытаться восстанавливать недостающие месяцы, но была вероятность, что я никогда их не вспомню.