Текст книги "Синяя лилия, лиловая Блу (ЛП)"

Автор книги: Мэгги Стивотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава 17

– Расскажи мое будущее, – сказала Блу той ночью, кинувшись на место напротив Кайлы, которая покрывала стол в гадальной счетами. Весь дом на Фокс Вей 300 был колоссально громким; у Орлы была ещё одна группа, как и у её матери, Джими. Плюс, Тринити – сестра Джими, кузина или подруга – привела с собой около тысячи маленьких кузин или кого-то в этом духе, чтобы готовить мыло. Гадальная была самым тихим местом. – Скажи, сирота ли я в нём.

– Уходи, – отмахнулась Кайла, нажимая на кнопки калькулятора. Она и Мора обычно работали над бюджетом дома вместе, Кайла обращалась с калькулятором, как взрослая, а Мора, скрестив ноги, сидела рядом в центре стола. Но сейчас не было Моры. – Я занята.

– Я думаю, ты на самом деле не знаешь, – продолжила Блу. – Думаю, вот так. Ты и Персефона делаете вид, будто осведомлены об этом и «ох, она должна найти собственный путь в мире» бла-бла-бла, но на самом деле, вы просто говорите так, потому что понятия не имеете ни о чем.

– Это бумажная работа, – сказала Кайла. – А ты язва. Уходи.

Блу собрала горсть счетов и бросила их Кайле в лицо.

Кайла смотрела на неё сквозь порхающие страницы, не двигаясь.

Они осели на стол.

Блу и Кайла пялились друг на друга.

– Мне жаль, – произнесла Блу, втянув голову в плечи. – Правда, жаль.

Она стала поднимать один из счетов, и Кайла схватила её запястье.

– Не надо, – сказала она.

Плечи Блу ещё сильнее поникли.

Кайла выдала:

– Слушай. Это нелегко для всех нас. Ты права. Мы никогда не можем видеть внутри Энергетического пузыря, и сложнее увидеть что-либо ещё сейчас, когда нас только двое. Тяжелее согласиться, когда нет миротворца, особенно, когда речь о миротворце... – Её лицо изменилось. – Вот что я тебе скажу: есть трое спящих.

– Ты уже говорила мне это. Все мне это уже говорили.

– Ну, думаю, твоя задача – разбудить одного из них, и думаю, задача Моры – не разбудить другого.

– Только две задачи и трое спящих.

– Персефона и я немного не сходимся во мнении относительно существования третьей задачи.

Блу спросила:

– О задаче какого рода мы вообще здесь говорим? Типа задания, где мы получаем зарплату, а в конце наши лица размещают на стене магического леса в качестве «Самого ценного работника эпохи»?

– Задание, в конце которого всё приходит в равновесие, и все мы с тех пор живем чертовски счастливо.

– Ну, звучит здорово, кроме: а) что с тем спящим в середине? и б) ты не можешь фактически выполнить негативную задачу, то есть, когда мама узнает, что она успешно не разбудила кого-то. И в) это всё ещё включает смерть Гэнси? Потому что г) я не так представляю себе счастливый конец.

– Я жалею об этой беседе, – созналась Кайла и начала складывать счета.

– Также д) я не хочу больше ходить в школу.

– Ну, ты не освобождена, так что я сожалею о твоей потере.

– Я не сказала, что я освобождена. Просто у меня сейчас очень низкий уровень удовлетворенности работой. Моральный дух низок. Войска не хотят идти в государственный колледж.

Кайла нажала на другую кнопку калькулятора. Её рот принял очень невосторженную форму.

– Войска не должны ныть тому, кто рвал её жопу, чтобы быть способной пойти в государственный колледж.

– Это будет что-то типа: «Я ходила пешком и в школу, и обратно»? Потому что если так...

– Это будет ты-должна-пойти-подумать-о-своих-правах-Блу-Сарджент.

Блу пристыженно фыркнула и встала.

– Без разницы. Где список с церковных наблюдений?

– Это не заставит Гэнси меньше умереть.

– Кайла.

– Думаю, в коробке на холодильнике.

Блу вылетела из комнаты глубоко неудовлетворённая и потащила стул через полчища детей, делающих мыло, к холодильнику. Конечно, она нашла блокноты церковных наблюдений в коробке наверху. Взяв всю коллекцию, она направилась назад сквозь трудолюбивых детей, а затем в раздвижные двери на тёмный задний двор.

Стало мгновенно тише. Двор был пуст, за исключением нескольких хризантем, ожидающих пересадки, массивного бука с большим жёлтым навесом и Серого Человека.

Он так тихо сидел на одном из шезлонгов, что Блу не замечала его, пока не повернулась, чтобы сесть на другой.

– Ой! Извините. У вас момент? Я могу вернуться внутрь.

Выражение его лица было задумчивым. Он переставил свое почти полное пиво на другой шезлонг.

– Нет, это я незваный гость. Я должен спрашивать, хочешь ли ты это пространство для себя.

Она скромно махнула рукой в его направлении и села. Ночь пахла кисло и сыро, дождём и опавшими пожарами из листьев. На какой-то момент они сидели в тишине, Блу зарылась в бумаги, а Серый Человек посасывал пиво созерцательным образом. Ветерок был прохладным, Серый Человек снял пиджак и без каких-то церемоний вручил его Блу.

Когда она накинула его на плечи, он спросил:

– Так что там у тебя? Надеюсь, сонеты?

Блу барабанила пальцами по страницам, думая, как это резюмировать.

– Каждый май мы ведём дежурство и видим духов тех людей, которые умрут в течение года. Мы спрашиваем их имена, и, если они наши клиенты, мы даём живым людям знать, что видели их духи, так что они могут привести в порядок свои дела. Это список имён.

– Ты в порядке?

– А, да, у меня просто... это... веко в глаз попало или типа того, – сказала Блу, вытирая правый глаз. – Для чего нужно лицо?

– Этические и духовные результаты ослепления.

– Правда? – Блу держала самый последний лист над головой, так что свет из кухни освещал её почерк. – Ох, ладно.

– Что?

Она только что нашла то, что искала: ДЖЕССИ ДИТТЛИ.

Написано неправильно, но тем не менее.

Блу откинулась на спинку шезлонга.

– Гэнси и я встретили кое-кого, и я думала, я помню его имя.

– И он там.

– Ага. Дело в том, что я не знаю, умрёт ли он из-за нас в его жизни или умрёт, потому что нас там нет, или он умрёт в любом случае.

Серый Человек положил шею на спинку шезлонга и смотрел на низкие облака, отражающие огни Генриетты.

– Судьба против прогнозирования? Я полагаю, ты знаешь больше о том, как работает экстрасенсорный бизнес.

Блу глубже зарылась в его пиджак, пока ветер трепал листья бука.

– Я знаю только то, что мне говорили.

– И что тебе говорили?

Ей нравилось, как он задавал вопросы. Будто бы ему меньше нужна информация и больше, будто он наслаждался её компанией. Казалось странным, что она чувствовала себя наименее одинокой и беспокойной здесь с ним, а не с Кайлой или Персефоной.

Она ощутила, как веко ещё больше закололо глаз.

– Мама говорит, это как воспоминание, – сообщила Блу. – Вместо того, чтобы посмотреть назад, ты смотришь вперёд. Вспоминая будущее. Потому что время не такое... – Она нарисовала линию. – Оно такое... – Она нарисовала окружность. – Поэтому я предполагаю, если ты думаешь о нём таким образом, то мы не можем менять будущее. То есть если вы видите будущее, оно уже отражает изменения, которые вы могли сделать на основе увиденного будущего. Я не знаю. Не знаю! Потому что мама всегда говорит людям, что её предсказания – это обещания, не гарантия. Так что ты можешь нарушить обещание.

– Некоторые гарантии тоже, – заметил Серый Человек иронично. А затем внезапно: – В списке есть Мора?

Блу покачала головой.

– Она родилась в Западной Вирджинии. Наблюдения в церкви, кажется, показывают нам людей, рождённых здесь.

Или, в случае с Ричардом Гэнси III, перерождённых.

Мистер Грей попросил

– Могу я взглянуть?

Она передала записи и наблюдала за медленным движением листьев над головой, пока он пробирался через имена. Как же она любила это буковое дерево. Так же часто, как и будучи маленькой девочкой, она выходила прислонить руки к прохладной, гладкой коре или усесться в витиеватых оголенных корнях. Однажды, она помнила, она написала письмо буку и положила его в пенал, который втиснула в корни. Они давно проросли вокруг коробочки, совершенно её спрятав. Сейчас же она хотела бы прочитать то письмо, так как помнила только о его существовании, но не о его содержании.

Мистер Грей стал тих. Осторожным голосом он уточнил:

– Гэнси?

Самое последнее имя на самой последней странице.

Она только пожевала нижнюю губу.

– Он знает?

Она качнула головой, лишь чуть-чуть.

– Ты знаешь, сколько ему осталось?

Она снова покачала головой.

Его глаза тяжело смотрели на неё, а затем он просто вздохнул и кивнул, солидарность тех, кого оставили позади, тех, кто не в списке.

Наконец, он сказал:

– Множество обещаний нарушаются, Блу.

Он отхлебнул пива. Она свернула кусок бумаги, чтобы спрятать Джесси Диттли, а потом открыть снова. В темноте она спросила:

– Вы любите мою мать?

Он уставился наверх сквозь тёмное кружево листьев. Затем кивнул.

– Я тоже.

Он мрачно согнул указательный палец. Нахмурившись, произнёс:

– Я не хотел подвергать твою семью опасности.

– Я знаю, что вы не хотели. Не думаю, что кто-нибудь так считает.

– Я должен принять решение, – сказал он. – Или план. Полагаю, я решу к воскресенью.

– Что магического в воскресеньи?

– Это дата, которая раньше была очень важна для меня, – пояснил Серый Человек. – И кажется, уместно сделать её днем, когда я стану человеком, каким, как думает твоя мама, я мог бы стать.

– Надеюсь, человек, каким, как думала мама, вы могли бы стать, это человек, который находит матерей, – отозвалась Блу.

Он встал и потянулся.

– Helm sceal cenum, ond a þæs heanan hyge hord unginnost.

– Значит ли это: «Я собираюсь быть героем»?

Он улыбнулся и перевел:

– Сердце труса – это не приз, но отважный человек заслуживает своего сияющего шлема.

– Так я и сказала, – ответила Блу.

– В основном.

Глава 18

Гэнси не спал.

Так как у Блу не было сотового, у него не было способа нарушить правила и позвонить ей. Вместо этого он начал лежать в кровати каждую ночь с закрытыми глазами, держа руку на телефоне, ожидая увидеть, собиралась ли она позвонить ему из телефоннойшвейнойкошачьей комнаты своего дома.

«Прекрати, – твердил он себе. – Прекрати желать этого...»

Его телефон зажужжал.

Он приложил трубку к уху.

– Вижу, ты всё ещё не Конгресс.

Сна не было ни в одном глазу.

Взглянув в сторону закрытой двери спальни Ронана, Гэнси взял очки, журнал и вылез из постели. Он закрылся в кухне-ванной-прачечной и сел напротив холодильника.

– Гэнси?

– Я тут, – отозвался он тихо. – Что ты знаешь о голубокрылом чирке?

Пауза.

– Вот что вы обсуждаете в Конгрессе за закрытыми дверями?

– Да.

– Это утка?

– Дзынь! Очко на Фокс Вей. Банковский праздник, толпа сходит с ума! Ты знала, что они неспособны летать один месяц за лето, когда линяют одновременно все их перья?

Блу поинтересовалась:

– А так разве не у всех уток?

– Разве?

– Это проблема с Конгрессом.

– Не будь со мной забавной, Сарджент, – сказал Гэнси. – Джейн. Ты знала, что голубокрылый чирок должен съедать сто грамм белков, чтобы восстановить шестьдесят грамм нательных и хвостовых перьев, потерянных за это время?

– Не знала.

– Это около тридцати одной тысячи беспозвоночных, которых они должны съесть.

– Ты зачитываешь конспект?

– Нет. – Гэнси закрыл журнал.

– Ну, это было очень познавательно.

– Всегда.

– Тогда ладно.

Возникла другая пауза, и Гэнси понял, что она повесила трубку. Он прислонился к холодильнику с закрытыми глазами, виновный, успокоенный, сумасбродный, сдержанный. Через двадцать четыре часа он бы ждал этого снова.

Ты благоразумен. Ты благоразумен. Ты благоразумен.

– Что за чёрт, чувак? – раздался голос Ронана.

Глаза Гэнси распахнулись, как только Ронан включил свет. Тот стоял в дверном проёме, закрутив наушники на шее, Чейнсо, словно неповоротливая сиделка гангстера, сидела на плече. Глаза Ронана отыскали телефон у ног Гэнси, но он не спросил, а Гэнси ничего не сказал. Ронан бы услышал ложь за секунду, а правда была не вариантом. Ревность разрушала Ронана в течение первых нескольких месяцев внедрения Адама в их группу; теперь бы ему было ещё больнее.

– Я не мог уснуть, – правдиво сказал Гэнси. Затем, после паузы: – Ты ведь не собираешься пытаться убить Гринмантла?

Подбородок Ронана приподнялся. Его улыбка была крутой и невеселой.

– Нет. Я придумал вариант получше.

– Я хочу знать какой? Это принятие бессмысленности мести?

Улыбка расширилась и стала даже более едкой.

– Это не твоя проблема, Гэнси.

Он был куда более опасен, когда не злился.

И он был прав: Гэнси не хотел знать.

Ронан потянулся открыть дверь холодильника, отпихнув Гэнси на несколько дюймов. Он достал содовую и протянул Чейнсо холодный хот-дог. Потом снова взглянул на Гэнси.

– Эй, я слушаю ту клёвую песню, – сказал он. Гэнси пытался игнорировать звуки фыркающего ворона, поедающего хот-дог. – Хочешь послушать?

Гэнси и Ронан редко сходились в музыкальных вкусах, но Гэнси пожал плечами, соглашаясь.

Сняв наушники с шеи, Ронан надел их на уши Генси – они пахли немного пылью и птицами из-за близости Чейнсо.

Из наушников послышались звуки: «Шлёп раз, шлёп дв...»

Гэнси сорвал их, и Ронан разразился маниакальным смехом, которому вторила Чейнсо, хлопая крыльями, оба жуткие и весёлые.

– Ублюдок, – грубо сказал Гэнси. – Ублюдок. Ты предал мое доверие.

– Это лучшая из созданных песен, – сказал ему Ронан, задыхаясь от хохота. Он заставил себя собраться. – Пошли, птичка, давай дадим парню побыть наедине с едой.

Уходя, он выключил свет, вернув Гэнси в темноту. Гэнси слышал, как он насвистывал оставшуюся часть убийственной шлёп-песни по пути к себе в комнату.

Гэнси поднялся на ноги, забирая телефон и журнал, и отправился в кровать. Вина и тревога к моменту, когда его голова коснулась подушки, уже развеялись, и осталось только счастье.

Глава 19

Гэнси позабыл, как много времени занимает школа. Может быть, потому что теперь у него было больше дел за её пределами, или, может быть, потому что теперь он мог, не переставая, думать о школе, даже когда был не там.

Гринмантл.

– Дик! Гэнси! Гэнси, чувак! Ричард Кемпбел Гэнси Третий.

Гэнси, к которому обращались, шагал вниз по колоннаде с Ронаном и Адамом после школы, направляясь к офису. Хотя он смутно распознал крик, в его мозгу было слишком шумно, чтобы разобрать слова. Часть шума была посвящена Гринмантлу, часть – исчезновению Моры, часть – исследованиям Мэлори перпендикулярной энергетической линии, часть – пещере с воронами, часть – знанию, что через семь часов Блу может ему позвонить. И заключительная, тревожная часть – постоянно растущая часть – была занята цветом осеннего неба, листьями на земле, чувством, что время уходит безвозвратно, что оно утекает и сматывается в катушку до конца.

Это был день свободы от школьной формы в честь победы школы в региональной викторине по метанию мяча, и отсутствие школьной формы каким-то образом сделало тревогу Гэнси только хуже. Его одноклассники растянулись по историческому корпусу в пуховых жилетах, клетчатых брюках и брэндовых свитерах. Это напомнило ему, что он существовал сейчас, а не в другое время. Остальные ученики характеризовали себя как безошибочных жителей этого века, этого десятилетия, этого года, этого сезона, этой группы населения. Человеческие часы. Такого не было, когда они все возвращались к идентичным тёмно-синим свитерам с треугольным воротником, в которых Аглионбай выскальзывал из времени, и все периоды ощущались тогда, как будто фактически были одним промежутком времени.

Иногда Гэнси казалось, что последние семь лет своей жизни он провел в погоне за местами, которые заставляли его чувствовать себя именно так.

Гринмантл.

Каждое утро на этой неделе начиналось с вечно улыбающегося Гринмантла, стоящего напротив них на уроке латинского. Ронан прекратил приходить на первых урок. Не было способа закончить школу, если он провалит латынь, но мог ли Гэнси его обвинять?

Стены обваливались.

Адам спрашивал, зачем Гэнси нужно идти в офис. Гэнси солгал. Он завязал со ссорами с Адамом Пэрришем.

– Гэнсииииии!

Прошлой ночью мистер Грей сказал Ронану:

– Пригрезь мне Грейворена, чтобы отдать его Гринмантлу.

И Ронан ответил:

– Ты хочешь, чтобы я отдал ублюдку ключи от Энергетического пузыря? Вот о чём ты просишь?

Итак, они были в безвыходном положении.

– Гэнси, чувак! ДИК.

Ронан повернулся и зашагал навстречу кричащему. Он широко развел руки.

– Не сейчас, Ченг. Король немного занят.

– Я не говорю с тобой, Линч. Мне нужен кто-нибудь с душой.

Глаз Гэнси уловил огонёк, который вспыхнул в злобном выражении лица Ронана, это вернуло его в настоящее. Он проверил свой шаг и часы, прежде чем вернуться к Генри, который сидел за карточным столом, расположенным между колоннами. Его волосы выглядели как чёрный, словно смоль, огонь.

Оба парня обменялись товарищеским рукопожатием над столом. У них было кое-что общее: перед тем, как Гэнси прошлой осень покинул школьную команду гребли, где был капитаном, Генри однажды записался туда на завтраке и вычеркнул свое имя к ужину. Гэнси был в Эквадоре, Генри однажды сделал фотосессию со скаковой лошадью по имени Эквадор-в-Любви. Гэнси однажды убили осы, бизнес семьи Генри стоял на краю разработки беспилотных роботопчёл.

Оба парня были дружелюбны, но не были друзьями. Генри тусовался с ванкуверской толпой, а Гэнси тусовался с мёртвыми уэльскими королями.

– Что я могу сделать для вас, мистер Ченг? – любезно поинтересовался Гэнси.

Генри набросил на него руку.

– Видишь, Ронан? Вот как ты говоришь с человеком. Я. Рад. Что. Ты. Спросил. Гэнси. Слушай, мне нужна твоя помощь. Подпиши это.

Гэнси изучил документ. Формулировка была довольно официальной, но это, казалось, была петиция о создании выбранного студентами студенческого совета.

– Ты хочешь, чтобы я голосовал за право голосовать?

– Ты уловил тихий смысл моей позиции намного быстрее остальных наших сверстников. Я вижу, почему ты всегда в информационном бюллетене.

Генри предложил ему ручку, а когда Гэнси сразу же её не взял, маркер, а затем и карандаш.

Вместо того чтобы принять инструмент для письма, Гэнси пытался решить, обещало ли подписание петиции какую-то часть его времени.

Rex Corvus, parate Regis Corvi[27].

– Гэнси, давай, – сказал Генри. – Они тебя послушают. Твой голос считается за два, потому что ты кавказец с прекрасными волосами. Ты аглионбайский золотой мальчик. Ты можешь набрать больше очков, только если твоя мама получит место.

Ронан ухмыльнулся Адаму. Гэнси потер большим пальцем нижнюю губу, неприятно осознавать, что Генри не сказал никакой неправды. Он бы никогда не узнал, сколько его место здесь стоил,о и сколько было завещано его позолоченной родословной. Обычно это беспокоило его, немного.

Теперь это сильно беспокоило его.

– Я подпишу, но хочу быть свободным от номинаций. – Гэнси взял ручку. – Я сыт по горло.

Генри потер руки.

– Конечно, старик. Пэрриш?

Адам слегка покачал головой. Он сделал это в такой отдаленной, прохладной манере, которая не побуждала Генри просить снова.

Генри произнёс:

– Линч?

Ронан перемахнул взглядом с Адама к Генри.

– Я думал, ты сказал, у меня нет души.

Он не выглядел как весь остальной Аглионбай со своей бритой головой, чёрной байкерской курткой и дорогими джинсами. Он выглядел в целом очень взрослым. Гэнси думал, будто бы время неслось для Ронана немного быстрее этим летом, чем для остальных.

Гэнси думал: «Кто эти двое? Что мы делаем?»

– Оказывается, политика уже подорвала мои принципы, – сказал Генри.

Ронан выбрал маркер большого калибра и глубоко наклонился над петицией. Он написал «АНАРХИЯ» огромными буквами, а затем бросил орудие войны в грудь Генри.

– Эй! – завопил Генри, когда маркер от него отлетел. – Ты подонок.

– Демократия – фарс, – сказал Ронан, и Адам усмехнулся, личная, маленькая штука, которая была по природе исключительной. Выражение лица, которому, фактически, он мог очень хорошо научиться у Ронана.

Гэнси одарил Генри жалостливым взглядом.

– Извини, он сегодня не получил достаточную нагрузку. Или что-то не так с его диетой. Я сейчас заберу его отсюда.

– Когда меня изберут президентом, – сообщил Генри Ронану, – я сделаю твою морду вне закона.

Улыбка Ронана была тонкой и тёмной.

– Судебная тяжба – фарс.

Когда они возвратились к затемнённой колоннаде, Гэнси спросил:

– Ты когда-нибудь рассматривал возможность, что, должно быть, вырастешь придурком?

Ронан пнул кусок гравия. Тот скользнул по кирпичам впереди, прежде чем прыгнуть в траву на внутреннем дворе.

– По слухам, его отец дал ему Фискер[28] на его день рождения, а он слишком боится его водить. Я хочу взглянуть на машину, если она у него есть. По слухам, он прикатил сюда на велике.

– Из Ванкувера? – поинтересовался Адам.

Гэнси нахмурился, когда пара невозможно молодых девятиклассников пробежали через внутренний двор... Он когда-нибудь был таким маленьким? Он постучал в дверь директора. «Неужели я это делаю?» Он делал.

– Вы подождёте меня здесь?

– Нет, – сказал Ронан. – Пэрриш и я собираемся покататься.

– Правда? – переспросил Адам.

– Хорошо, – согласился Гэнси. То, что они будут делать что-то, не думая о директоре, не размышляя, будет ли Гэнси после всего вести себя как Гэнси, принесло облегчение. – Увидимся позже.

И до того, как они смогли бы сказать что-нибудь ещё, он зашёл внутрь и закрыл дверь.