Текст книги "Синяя лилия, лиловая Блу (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Глава 36
Самым первым сверхъестественным артефактом, который приобрёл Гринмантл, была заколдованная кукла. Он купил её на eBay за 500 долларов (цена включала двухдневную доставку). Перечень аукциона обещал, что кукла провела последние две недели в подвале продавца, рыча и вращая глазами. Иногда, как было отмечено в перечне, из ушей куклы выползал скорпион. Перечень предупреждал, что это не детская игрушка, и, более того, предлагалось ею усилить сатанинские или левые патологические ритуалы.
Гринмантл купил её в равной степени со скептицизмом и с надеждой. К его досаде, но не к удивлению, кукла оказалась ничем не примечательной по прибытию. Она не рычала. Её глаза закрывались и открывались, только когда куклу опрокидывали. Не было никакого признака какого-либо мира насекомых.
Пайпер – на тот момент его девушка – и он проводили вечер, поедая доставленные на дом суши и бросая зелёные соевые бобы в куклу в попытке вызвать хоть какую-то демоническую активность.
Позже Пайпер сказала:
– Если бы у нас был щенок, он мог бы подбирать для нас эти бобы.
Гринмантл ответил:
– А затем мы могли бы принести его в жертву и использовать его кровь, чтобы активировать куклу.
– Ты женишься на мне? – спросила она.
Он подумал над этим.
– Я больше всего люблю себя. Для тебя нормально всегда быть второй?
– Аналогично, – заявила она. Потом порезалась и помазала своей кровью лоб куклы, уровень персонального участия, которого ещё предстояло достигнуть Гринмантлу.
Кукла так и не зарычала и никого не укусила, но той ночью Гринмантл положил её в коробку в запасной спальне, а с утра она лежала лицом вниз у входной двери. Он ощутил соответствующий уровень острых ощущений, страх и восторг.
– Отстой, – сказала Пайпер, переступая через куклу, направляясь на урок фехтования или курсы обнажённой выпечки. – Найди мне что-нибудь получше.
И он нашёл.
Вернее, он нанял людей, чтобы найти что-нибудь получше. Теперь, спустя годы, у него было множество сверхъестественных артефактов, почти все из них более интересные, чем иногда двигающаяся кукла. Он по-прежнему предпочитал, чтобы его артефакты были мягко атмосферными. Пайпер нравилась её тьма.
Что-то происходило с ней здесь, в Генриетте, и это были не просто уроки йоги.
Он не должен был брать её.
Гринмантл зашёл в арендованный дом.
– Пайпер, – позвал он. Ответа не последовало. Он остановился на кухне, чтобы захватить кусочек сыра и виноград. – Пайпер, если тебя удерживает мистер Грей, гавкни один раз.
Её не удерживал никто, кроме зеркала. Она стояла в большой ванной, разглядывая себя, и не отвечала, когда он её звал. В том, что Пайпер была слегка очарована своим отражением, не было ничего необычного. Он вернулся на кухню налить себе стакан вина. Пайпер использовала все стаканы и не помыла их, так что он налил немного ужасного Пугнителло в кружку Академии Аглионбай.
Затем вернулся в ванную. Она всё ещё тщательно вглядывалась в зеркало.
– Прервись, – сказал он, оттягивая её в сторону. Он заметил карту таро, три меча, на краю раковины. – Сейчас время пялиться на меня.
Она всё ещё смотрела в никуда, так что он грубо щёлкал пальцами перед ней несколько минут, а потом, когда он начал уже немного пугаться, опустил её пальцы в кружку с вином, а затем ей в рот.
Пайпер пришла в себя.
– Что ты хочешь? Почему мои пальцы у меня во рту? Ты такой извращенец.
– Я просто здоровался. Привет, милая. Я дома.
– Здорово. Ты дома. Я занята. – И она захлопнула дверь ванной у его лица. Изнутри он слышал мурлыканье. Не похоже на Пайпер, хоть это и должна была быть она.
Гринмантл подумал, что, возможно, пришло время закончить работу и свалить из этого места.
Или, может быть, просто свалить из этого места.
Глава 37
Иногда Гэнси забывал, насколько ему нравилась школа, и как ему там было хорошо. Но он не мог об этом забыть таким утром, как сегодня: осенний туман поднимался над полями и рассеивался напротив гор, Свинья работала дерзко и громко, Ронан вылезал с пассажирского сидения и стучал костяшками пальцев по крыше, сверкнув зубами, покрытая росой трава намочила носы его ботинок, сумка была перекинута через плечо, сощуренный Адам стукнул по их кулакам, когда они встретились на тротуаре, мальчишки вокруг смеялись и обращались друг к другу, создавая пространство для них троих, потому что это давно факт – Гэнси-Линч-Пэрриш. Утро, как это, было создано для воспоминаний.
Ничего бы не разрушило его бодрящего совершенства, если бы не присутствие где-то Гринмантла и отсутствие Моры. Если бы не Гвенллиан, руки Блу и маячащие пещеры, полные обещаний и угроз. Если бы не всё это. Этим двум мирам было так трудно сосуществовать.
Утренние вороны и рабочие на строительных лесах кричали друг другу по всему учебному комплексу, пока парни вместе направлялись через школьную лужайку. Звук молотков эхом отражался от зданий; рабочие меняли часть крыши. Строительные леса нагромождали шиферной плиткой.
– Гляньте на это, – произнёс Ронан. Кивком подбородка он указал на Генри Ченга, который стоял с плакатом на углу лужайки.
– «Принеси пользу после окончания школы», – прочитал Гэнси, когда они подошли к нему. – Господи, ты торчишь здесь всю ночь?
Туфли Генри лоснились от росы, а его плечи подрагивали от холода. Его нос был чрезвычайно розовым. Обычно великолепные и стоящие торчком волосы каким-то образом всё ещё были великолепными и стояли торчком; он чётко расставлял приоритеты. Он посадил другой плакат в горшок позади него, на том читалось: «ХОРОШО ПОДУМАЙ... но не про Аглонбай».
– Ни за что. Только с шести. Я хотел, чтобы они думали, будто я тут всю ночь.
Адам приподнял другую бровь на эту сцену.
– Кто это «они»?
– Очевидно, преподаватели, – ответил Генри.
Гэнси достал ручку из сумки и осторожно добавил «и» к Аглонбаю.
– Это всё ещё про студенческий совет?
– Они абсолютно проигнорировали мою петицию, – сказал Генри. – Фашисты. Я должен что-нибудь сделать. Я стою тут, пока они не согласятся запустить её.
– Похоже, ты на правильном пути к отчислению, – заметил Ронан.
– Тебе лучше знать.
Адам прищурил глаза. Что-то в нём изменилось. Или, может быть, просто что-то изменилось между ним и Генри. Генри был парнем. Адам был...
Гэнси не знал.
Адам поинтересовался:
– На каком основании они проигнорировали петицию?
Генри остановился и закричал через всю лужайку:
– Ченг-два... Если этот кофе не для меня, принеси мне другой! Пожалуйста! Спасибо! Пожалуйста!
Другой Ченг в отдалении поднял чашку кофе в приветствии и проорал:
– Извини! Извини! – после чего исчез в одном из учебных зданий.
– Нет чести, – пробормотал Генри. А Адаму он ответил: – Говорят, потребуется слишком большая утечка административных ресурсов, чтобы организовать совет и контролировать его.
– Звучит, как разумная причина, – сказал Адам, его глаза уже были на учебных корпусах. – А что будет обсуждать совет? Обеденное меню?
Ронан неприятно ухмыльнулся.
Ченг вздрогнул и заметил:
– Ты, Пэрриш, часть проблемы.
– Я принесу тебе кофе. – Гэнси посмотрел на часы. – У меня есть время.
– Гэнси, – выразил недовольство Ронан.
– Встретимся там.
Ченг сказал:
– Ты принц среди мужчин, Дик Гэнси.
– Скорее уж мужчина среди принцев, – проворчал Адам. – У тебя семь минут, Гэнси.
Гэнси оставил их разговаривать с Ченгом и направился в преподавательскую. Если не вдаваться в детали, студентам не разрешалось свободно ходить туда-сюда по преподавательской, но, если вдаваться, то Гэнси от этого был освобождён благодаря грубой благосклонности. Он пошаркал ботинками на коврике у входа, оставив там влажную оборванную траву, и закрыл за собой дверь. Старый пол у двери прогнулся под весом традиций и требовал мощного осведомлённого толчка, чтобы закрыть дверь; Гэнси сделал это, не задумываясь.
Внутри комната была свободной и продуваемой сквозняками и пахла древесным дымом и рогаликами. Здесь были все удобства для причудливой тюрьмы: деревянные скамейки у стен, исторические фрески по штукатурке, паукообразные люстры над головой, длинная россыпь овсяных хлопьев на искривлённом старом столе. Гэнси стоял перед кофейником. Его посетило то необычное чувство ускользающего времени, которое часто дарил ему кампус: ощущение, будто бы он всегда стоял в этой старой комнате этого старого здания, или кто-то стоял, а все времена и люди были теми же. В этом бесформенном месте он обнаружил, что чрезвычайно благодарен за Ронана и Адама, ждущих его снаружи, за Блу и её семью, за Ноа и за Мэлори. Он был так благодарен за то, что, наконец, они все у него есть.
Он размышлял о той яме в пещере воронов.
На долю секунды он думал, что знает... что-то. Ответ.
Но он не задал вопроса, а потом всё, в любом случае, прошло, и тут он осознал, что что-то слышит. Крик, грохот, имя Адама...
Он не помнил, как принял решение двигаться, только ноги уже бежали к двери.
Снаружи внутренний двор выглядел как заготовка для игры: две дюжины студентов усеяли лужайку, но никто из них не двигался. Неторопливое светлое облако медленно оседало на них.
Внимание всех было приковано к углу лужайки, где стоял Генри.
Но Гэнси слышал имя Адама.
Он отметил, что верхняя площадка лесов висела криво, рабочие внимательно смотрели вниз с их позиции на крыше. Пыль. Вот что за облако было. Что-то упало со строительных лесов. Шиферная плитка.
Адам.
Гэнси проталкивался сквозь студентов. Первым он увидел Генри, потом Ронана, невредимого, но усыпанного пылью, как трупы Помпеи. Он встретился взглядом с Ронаном – всё в порядке? – и не понял выражение лица Ронана.
Там был Адам.
Он стоял очень неподвижно, руки по сторонам. Подбородок был осторожно, уязвимо приподнят, глаза прищурены. В отличие от Ронана и Генри, на нём не было пыли. Гэнси заметил резкий рывок его груди, как будто она поднялась и упала.
Вокруг него лежали сотни разбитых шиферных плит. Кусочки разлетелись на десятки метров, зарылись в траву, как ракеты.
Но земля вокруг Адама была пустой идеальным кругом.
Вот на этот круг, этот невозможный круг, и пялились остальные студенты. Некоторые делали фото на телефоны.
Никто не разговаривал с Адамом. Это было нетрудно понять: прямо тогда Адам не выглядел кем-то, с кем бы ты мог поговорить. Было в нём что-то более пугающее, чем в круге. Как в голой земле, не было ничего по сути необычного в его внешности. Но в условиях окружения этими кирпичными зданиями он... не сочетался.
– Пэрриш, – сказал Гэнси, когда подошёл ближе. – Адам. Что произошло?
Глаза Адама скользнули к нему, но голова при этом не повернулась. Вот эта неподвижность заставляла его казаться таким другим
Позади Гэнси услышал, как Ронан сказал:
– Мне нравится, что вы, лузеры, подумали об инстаграмме раньше, чем о первой помощи. Отвалите.
– Нет, не отвалите, – поправил Генри. – Сообщите учителю, что некоторым людям на крыше будет предъявлен иск.
– Леса обвалились, – тихо произнёс Адам. На его лице теперь появилось выражение, но оно тоже было незнакомо: изумление. – Всё упало.
– Ты самый удачливый парень в этой школе, – заявил Генри. – Как ты не погиб, Пэрриш?
– Это твои говённые плакаты, – предположил Ронан, выглядя куда менее заинтересованным, чем ощущал себя Гэнси. – Они создали хреново силовое поле.
Гэнси наклонился, и Адам притянул его ещё ближе, крепко сжимая его плечо. Прямо Гэнси в ухо он прошептал с оттенком недоумения в голосе:
– Я не... Я просто попросил... Я только подумал...
– Подумал что? – спросил Гэнси.
Адам отпустил его. Глазами проследил круг вокруг себя.
– Я подумал об этом. И оно случилось.
Круг был абсолютно идеальным: без пыли, без единой пылинки.
– Ты удивительное создание, – сказал Гэнси, потому что ничего другого он не мог сказать. Потому что он только что думал, что эти два мира не могут сосуществовать, а тут был Адам – два мира в одном.
Живой благодаря этому.
Вот что они делали. Вот что. Сердце Гэнси было зияющей пропастью возможностей, страшных, захватывающих дыхание и приводящих в ужас.
Улыбка Ронана была хитрой. Теперь Гэнси понял выражение лица Ронана: высокомерие. Он не боялся за Адама. Он знал, что Энергетический пузырь спасёт его. Был в этом уверен.
Гэнси подумал о том, как странно так хорошо знать этих двух парней и всё ещё совсем не знать их. Оба намного сложнее и намного лучше, чем были, когда они впервые встретились.
Вот это жизнь делала со всеми ними? Вытачивала из них более жёсткие, истинные версии их самих.
– Я говорил тебе, – сказал Ронан. – Маг.
Глава 38
Вот он, наконец, и наступил.
После всех отсрочек, после месяцев ожидания наступил день рассмотрения дела в суде.
Адам встал, как он обычно вставал в школу, только вместо того, чтобы надеть школьную форму, он надел хороший костюм, который купил по совету Гэнси в прошлом году. Тогда он не разрешил Гэнси заплатить за него. Хотя за галстук, который он сейчас повязывал (галстук был рождественским подарком от Гэнси), Адам заплатить разрешил, потому что у Адама уже был один галстук, когда Гэнси покупал этот, так что это не считалось благотворительностью.
Сейчас это казалось глупой крупицей принципиальности, совершенно оторванной от какого-либо смысла. Он задался вопросом, собирается ли он проживать каждый год своей жизни, думая о том, насколько глупым он был год назад.
Он размышлял о том, чтобы подождать и одеться после завтрака, чтобы не пролить чего-нибудь на костюм, но это было нелепо. Он был не способен ничего есть.
Его дело рассматривали в десять утра, когда школа уже начиналась, но Адам отпросился на весь день. Он знал, что было бы невозможно укрыть от Гэнси и Ронана причину своего отсутствия, если бы ему пришлось уехать из школы перед судом, и точно так же трудно было бы скрыть, где он был, если бы он возвратился прямо после суда.
Часть его хотела, чтобы он не делал этого без остальных – шокирующее желание в свете того факта, что всего несколько недель назад одна мысль о том, что Гэнси может даже узнать о суде, расстраивала Адама.
А теперь – нет. Он всё ещё не хотел, чтобы они помнили эту его часть. Он только хотел, чтобы они видели нового Адама. Персефона говорила ему, что никто не должен знать о его прошлом, если он сам не захочет.
А он не хотел.
Так что он ждал, пока Гэнси, Ронан и Блу пойдут в школу и у них начнётся обычный день. Он сидел на краю матраца и работал над планом шантажа Гринмантла, когда начался первый урок. Он смотрел на свою тетрадь по биологии и думал о круге без пыли у себя в ногах во время второго урока. А потом он поехал в здание суда.
Энергетический пузырь поманил его, но он не мог отступить. Для этого ему нужно было быть тут.
Каждый шаг до здания суда был событием, которое забывается сразу же, как только происходит. Парковка, металлодетектор, служащий, запасная лестница вместо лифта, другой служащий, промелькнувшая комната с низким потолком со скамейками по обеим сторонам от прохода, как в церкви, приземлённая часовня, услуга для тех, кто признан невиновными.
Адам пытался успокоить себя, говоря, что люди работали здесь каждый день, и для них тут не было ничего выдающегося, ничего особенного в этом здании. Но старый запах плесени и клея, ощущение потёртого ковра под ногами, блёклый, колеблющийся свет от флуоресцентных ламп над головой – всё это чувствовалось чуждым. Всё отягощало его ощущения того, насколько этот день отличался от других. Его вырвет. Или он потеряет сознание.
Его отец уже был в здании?
Это был закрытый зал суда для дел о несовершеннолетних, так что единственными людьми в комнате был персонал: служащие, адвокаты, судебные приставы.
Адам провернул различные результаты в голове. Если он проиграет, он знал в теории, что суд не мог бы заставить его вернуться домой. Ему было восемнадцать, и он свободен пойти и провалиться или добиться успеха в жизни отдельно от своей семьи. Но тогда это надолго останется в его деле: мальчик, который сомнительно затащил своего отца в суд? Как скверно это бы выглядело. Как низко. Он представил толкование отца Гэнси: семейная ссора низких классов. Он бы сказал, что таким образом низшие остаются низшими. Драки, выпивка, телевизор в дневное время и ежедневные низкие цены в Волмарте.
Он также не вполне бы смог почувствовать победу, потому что не был уверен, на что это похоже. Вероятно, его отец вернулся бы в тюрьму. А если так, как его мать смогла бы оплачивать счета?
Его не должно это заботить. Но он не мог заставить себя прекратить.
Адам чувствовал, будто играет в притворство в своём хорошем костюме.
Но ты только один из них, белый мусор в алмазах.
Там был его отец.
Он был в пиджаке с логотипом какой-то местной компании на спине и в рубашке поло с логотипом его компании. Адам молился о своего рода ясности, чтобы увидеть своего отца так, как его видели другие, а не как папу. Это Адам...
– У тебя всё ещё есть время, чтобы рассказать правду, – сказал Роберт Пэрриш.
Мать Адама не пришла.
Пальцы Адама онемели.
«Даже если я проиграю, – болезненно подумал он, – он не сможет меня вернуть, так что это не будет иметь значения. Будет только час унижения, а потом всё закончится».
Он пожалел, что не сделал этого раньше.
– Ну, что ж, – вступил судья. Его лицо было воспоминанием, которое пропало в ту минуту, как Адам моргнул.
Энергетический пузырь умыкнул его на блаженную секунду, листья свернулись на его шее, а затем отпустил. Как отчаянно Адам желал прильнуть к Энергетическому пузырю. Тот был знакомым и был на его стороне.
Он ошибся, придя сюда в одиночестве. Почему его беспокоило, что Гэнси и Ронан увидели бы это? Они уже знали. Они знали о нём всё. Какой непостижимой была ложь. Единственным человеком, не знающим Адама, был он сам.
Каким гордым идиотом ты был, Адам Пэрриш.
– Есть какие-либо свидетели по делу? – спросил судья.
Их не было.
Адам не смотрел на своего отца.
– Тогда, думаю, можно начинать.
Шипящий звук раздался от судебного пристава рядом с судьёй – голос по рации. Пристав склонил свою голову, слушая, затем пробормотал что-то в рацию. Приблизившись к судье, он сообщил:
– Ваша честь, судебный пристав Майли говорит, что снаружи есть свидетели по делу, если ещё не слишком поздно, чтобы они вошли.
– Двери ведь уже закрыты?
– Закрыты.
Судья поглядел на часы.
– Они точно по делу Пэрриша?
– Судебный пристав Майли полагает, что точно.
Судья улыбнулся какому-то личному юмору; это была какая-то долгоиграющая шутка, в которую остальные не были посвящены.
– Я далёк от того, чтобы в нём сомневаться. Отправьте их сюда, и я решу, допустить ли их.
Адам несчастно заинтересовался, кто из соседей пришёл встать на защиту отца.
Через час всё закончится. Тебе не придётся делать это снова. Всё, что нужно, это выжить.
Дверь приоткрылась. Адам не хотел смотреть, но, всё равно, посмотрел.
В холле стоял Ричард Кемпбел Гэнси III в школьной форме, пальто, шарфе и перчатках, выглядя, как кто-то из иного мира. За ним был Ронан Линч, Его дьявольский галстук в этот раз был завязан ровно, а рубашка заправлена.
Унижение и радость яростно боролись в Адаме.
Гэнси прошествовал между скамейками, пока отец Адама разглядывал его. Он подошёл прямо к месту перед судьёй. Сейчас, когда он стоял прямо возле Адама, не глядя на него, Адам заметил, что он немного запыхался. Ронан позади него тоже. Они бежали.
Ради него.
Сняв правую перчатку, Гэнси пожал руку судье.
– Судья Харрис, – сердечно сказал он.
– Мистер Гэнси, – обратился к нему судья Харрис. – Вы уже нашли вашего короля?
– Нет, ещё нет. А вы уже закончили веранду?
– Нет, ещё нет, – ответил Харрис. – Что вас связывает с этим делом?
– Ронан Линч присутствовал во время инцидента, – сообщил Гэнси. – Я подумал, его взгляд на эту историю заслуживает внимания. А я был другом Адама с первого дня в Генриетте, и я рад видеть, что это ужасное дело заканчивается. Я бы хотел быть свидетелем, дающим показания о репутации, если можно.
– Звучит разумно, – согласился Харрис.
– Я протестую, – воскликнул Роберт Пэрриш.
Наконец, Гэнси повернулся к Адаму. Он всё ещё держал великолепное королевское лицо Ричарда Кемпбела Гэнси III, белого рыцаря, но глаза выражали неуверенность. Это нормально?
Было ли это нормально? Адам отклонил столько предложений помощи от Гэнси. Деньги на школу, деньги на еду, деньги на жильё. Жалость и благотворительность, как думал Адам. Он так долго хотел, чтобы Гэнси рассматривал его как равного себе, но, возможно, всё это время единственным, кому нужно было так себя рассматривать, был сам Адам.
Сейчас он смог увидеть, что Гэнси предлагал не жалость. А правду.
И что-то ещё: дружбу в её непоколебимом виде. Дружбу, на которой можно поклясться. Которая может сломаться почти до основания и возвратиться сильнее, чем раньше.
Адам вытянул правую руку, и Гэнси пожал её, будто они были мужчинами, потому что они были мужчинами.
– Хорошо, – сделал заявление Харрис. – Давайте начнём.
Глава 39
Обычно, Адам не брал никого с собой, когда работал с Энергетическим пузырем. Он доверял только себе и полагался только на себя. Он уповал на свои собственные ощущения. В пустой комнате он никому не мог навредить. И никто не мог навредить ему.
Он был непостижим.
За исключением того, что одновременно и не был.
Поэтому он попросил пойти с ним Блу Сарджент, когда, наконец, собрался сделать то, о чём его просил Энергетический пузырь несколько недель назад. Он не рассказал ей, опасаясь, что тогда может ничего не выйти, но он подумал, что, если захватит её с собой, тогда Энергетический пузырь, возможно, поможет им найти Мору.
И вот он ждал, сидя в машине на захудалой заправке за пределами Генриетты, и не мог разобрать, то ли пульс стучит в его ладонях, то ли энергетическая линия.
– Понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Ноа с заднего сидения. Он висел на пассажирском подголовнике, словно свитер с телом, всё ещё оставшимся в нём. Адам уже почти и забыл, что Ноа был здесь, потому что того не приглашали. Не потому что он был нежеланным, а потому что был мёртв, а мёртвые не могут показываться, когда им вздумается.
– Ты сейчас ответил на мои мысли?
– Не думаю.
Адам не мог вспомнить, произносил ли он что-то вслух, но ему казалось, что нет.
Машина закачалась, когда фермерский грузовик промчался по трассе. Всё здесь казалось потрёпанным. Заправка, похоже, старалась выжить не одно десятилетие с этими оловянными знаками в окне и курами на продажу за ним. Ферма через дорогу была пустынна, но очаровательна, как пожелтевшая газета.
Он мысленно проигрывал шантаж Гринмантла. Всё должно быть железобетонным. Он не рассказал об этом Гэнси, он не рассказал об этом Блу. Он убедил в нём Ронана и посвятил Серого Человека, но в конце, если Гринмантл узнает, то ответственность ляжет на него.
– Думаю, всё готово, – заметил Ноа.
– Перестань. Прекрати. От этого в дрожь бросает.
Он бросил взгляд на Ноа в зеркало заднего вида и пожалел об этом; отражение мёртвого мальчика стало куда более пугающим. Куда менее живым.
Ноа знал об этом; он отклонился, чтобы не попадаться в поле зрения зеркала.
Снаружи машины раздался голос Блу.
– Как бы вы себя чувствовали, если бы я уменьшила вас до размера ваших ног?
Адам с Ноа отклонились, чтобы выглянуть в заднее окно.
Вновь послышался голос Блу.
– Нет, нет. Как насчет того, чтобы посмотреть на это с моей стороны? Как насчет того, чтобы не уменьшать меня до продукта массового спроса, а потом, когда я вас попрошу этого не делать, вы не станете утверждать, что это комплимент, и я должна этому радоваться?
Ноа сложил губы в форме «оооо».
– Ага, – согласился Адам, выбираясь наружу.
Блу стояла в нескольких футах поодаль. Она была одета в большую квадратную футболку, бирюзовые шорты, военные ботинки и носки, которые доставали ей до колен. Видны были только четыре дюйма обнаженной кожи, но это были поистине милые четыре дюйма.
Старик в молодежной кепке сказал:
– Барышня, когда-нибудь вы вспомните дни, когда люди говорили вам комплименты по поводу ваших ног, и это будут приятные воспоминания.
Адам приготовился к взрыву.
Это были гвозди и динамит.
– Приятные... воспоминания? О, как бы мне хотелось быть такой же невежественной, как и вы! Какое счастье! Есть девушки, которые убивают себя из-за того, каким некрасивым получилось их тело на фото, а вы...
– Какие-то проблемы? – вмешался Адам.
Мужчина, казалось, вздохнул с облегчением. Люди всегда были рады видеть опрятного, сдержанного Адама, почтительный южный голос разума.
– Твоя девушка довольно взрывоопасна.
Адам уставился на мужчину. Блу уставилась на Адама.
Он хотел сказать ей, что оно того не стоит, что он рос с такими людьми и знал, жизнь их ничему не учит, но тогда бы она бросила термос в голову Адама и скорее всего съездила бы мужчине по губам. Было удивительно, что они не ладили с Ронаном лучше, потому что были представителями разных классов одинаково невозможных вещей.
– Сэр, – начал Адам... брови Блу приподнялись... – Мне кажется, ваша мама так и не научила вас общаться с женщинами.
Старик покачал головой, будто жалея Адама.
Адам добавил:
– И она не моя девушка.
Блу сверкнула на него взглядом одобрения, а потом она забралась в машину и с резким ударом, который понравился бы Ронану, захлопнула дверь.
– Послушай, мальчик, – заговорил старик.
Адам прервал его:
– Кстати, у вас бензобак открыт.
Он забрался в свой маленький поганенький автомобильчик, который Ронан назвал «Хондаёта». Он беспричинно почувствовал себя героем. Блу медленно кипела от праведного гнева, когда они выезжали с заправки. В течение нескольких мгновений слышно было лишь трудовое пыхтение его автомобильчика.
А потом Ноа не выдержал:
– И всё же у тебя красивые ноги.
Блу замахнулась на него. Из Адама вырвался беспомощный смех, она ударила по плечу и его.
– Ну, воду-то ты, по крайней мере, взяла? – поинтересовался он.
Она потрясла термосом, чтобы продемонстрировать плеск.
– Я даже пульверизатор прихватила. Это будет неплохой защитой, пока ты будешь смотреть будущее.
– Мы будем смотреть будущее? – Ноа сел прямо.
Адам попытался объяснить:
– Энергетический пузырь говорит на одном языке, а я – на другом. Я могу получить полное представление от гадания на картах. Но более детальную информацию о том, как выровнять линии, получить сложнее. Поэтому мне нужно заглянуть в шар. Я постоянно так делаю. Так просто эффективнее, Ноа.
– Скорее эффективнее силам зла украсть твою обнажённую душу, – прокомментировала Ноа.
Блу обменялась с Адамом взглядом.
– Я не верю в силы зла.
На что Ноа ответил:
– Неважно, веришь ты в них или нет.
Она развернулась на своем месте лицом к нему.
– Я обычно не люблю тебе указывать на то, когда ты ведешь себя так, что от тебя в дрожь бросает. Но сейчас ты именно такой.
Мёртвый мальчик отсел подальше; когда он это сделал, воздух в машине стал чуть теплее.
– Он уже сегодня говорил, что от меня в дрожь бросает.
– Расскажи мне больше про выравнивание, – попросила Блу Адама. – Расскажи, что ты будешь делать.
– Не понимаю, чем это так важно.
Она издала звук, означающий сильное раздражение.
– Даже если оставить в стороне часть, связанную с духами, или, или мифологию, или нечто, что на самом деле может означать что угодно, ты управляешь этим огромным источником энергии, который, похоже, общается с тобой мысленно, напрямую, на другом языке, и, как по мне, то у меня бы возникло дофига вопросов, будь я тобою!
– Я не хочу об этом говорить.
– А я хочу. Ты просто едешь и даже не задаешь вопросов зачем?
Адам не ответил, потому что его ответ был бы нецензурным.
Однако его молчание, похоже, было ещё хуже. Она огрызнулась:
– Если ты не хочешь говорить, то не понимаю, зачем ты позвал меня с собой.
– Может, и не стоило.
– Зашибись, кто же хочет кого-то, кто думает вместе с ним.
Он с усилием осадил себя. С едва уловимой колкостью в голосе он сказал:
– Я просто хочу всё сделать.
– Просто выпусти меня. Я пешком вернусь.
Он ударил по тормозам.
– Не думай, что не выпущу.
– Тогда вперёд! – Она уже потянула руку к двери.
– Ребята, – запричитал Ноа.
Лучшим и худшим в Блу Сарджент было то, что она делала именно то, что озвучивала; она, и правда, собралась прошагать обратно пешком до Генриетты, если бы он сейчас остановился. Он скривил лицо, глядя на неё. Она скривилась в ответ.
Не ссорься с Блу. Не ссорься с Гэнси.
Вздохнув, он поехал дальше.
Блу собралась, а потом включила радио.
Адам даже и не знал, что эта древняя магнитола была в рабочем состоянии, но после нескольких секунд шипения кассета внутри громко заиграла мелодию. Ноа сразу же стал подпевать.
– Шлёп раз, шлёп два...
Адам одновременно с Блу вцепились в радио. Кассета вылетела с такой силой, что Ноа выбросил руку, чтобы поймать её.
– Та песня. Что она делала в твоем проигрывателе? – напористо спросила Блу. – Ты слушаешь её развлечения ради? Как этой песне удалось сбежать из интернета?
Ноа хохотнул и показал им кассету, на которой рукой Ронана было написано: «В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ХОНДАЁТЫ ПЭРРИША». Другая сторона гласила: «ДЕРЬМОКАССЕТА «ПОЙ СО МНОЙ».
– Включи! Включи! – весело сказал Ноа, размахивая кассетой.
– Ноа. Ноа! Забери её у него, – требовал Адам.
Впереди замаячил Скайлайн Драйв. На этот раз Адам был готов; он открыл свой бумажник, когда они подъехали ближе. Внутри лежало ровно пятнадцать долларов.
Блу протянула пятерку.
– Мой вклад.
Повисла пауза.
Он взял деньги.
В окошке он обменял общие средства на карту, которую вручил Блу. Когда он направился на наклонную стоянку, находящуюся сразу же за входом, он неуверенно исследовал свою гордость на предмет нанесённого ущерба и был удивлён, не обнаружив его.
– Это то самое место? – спросила она. – Тебе нужна пятнадцатидолларовая карта?
Адам сказал:
– Я вмиг узнаю. Мы можем выбираться.
Земля перед ними резко упала в бездонное ущелье; горы за ними мрачно восстали. Воздух заволокло приятным и опасным ароматом древесного дыма: где-то полыхала огнём одна из этих осенних гор. Адам внимательно вглядывался вдаль в поисках источника, дым окутывал дальний пик. И, будучи далеким, это казалось скорее волшебным, чем угрожающим.
Блу с Ноа валяли дурака, пока Адам раскладывал свои карты таро. Расставив ноги, чтобы лучше чувствовать пульс линии, он положил случайно выбранную карту на тёплый капот. Его несфокусированные глаза прыгали по размытым картинкам – чёрно-нечёткое изображение рыцаря на коне с посохом, обернутым виноградной лозой – и начал переделывать его во что-то бессловесное и мечтательное. Вид был заменён ощущением. Головокружительным чувством путешествия, восхождения, справедливости.
Он прикрыл картинку рукой, пока вновь не обрёл зрение, а потом убрал карту.
– Рыцарь жезлов? – спросила его Блу.
А Адам уже и не мог вспомнить, что это была за карта.
