Текст книги "Синяя лилия, лиловая Блу (ЛП)"

Автор книги: Мэгги Стивотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава 41

– Я здесь, – сказала Блу, влетая в дверь Фокс Вей 300. Она была потной, раздражённой и нервной, разрывающейся между надеждой на ложную тревогу и надеждой, что это было достаточно важным, чтобы оправдать её просьбу отпустить со смены в «Нино».

Кайла встретила её в коридоре, когда Блу бросила сумку у двери.

– Иди и помоги Адаму.

– А что с Адамом?

– Ничего, – огрызнулась Кайла. – Всё как обычно. Он ищет Персефону!

Они добрались до гадальной. Адам сидел внутри во главе гадального стола. Он был очень неподвижен, а глаза его были закрыты. Перед ним стоял чёрный шар для прорицаний из комнаты Моры. Свет исходил всего от трёх свечей. Желудок Блу отреагировал чем-то неприятным.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сказала она. – В последний раз...

– Знаю. Он сказал мне, – отрезала Кайла. – Но он готов рискнуть. И нас здесь трое.

– Почему он ищет Персефону?

– Он думает, что с ней что-то случилось.

– Где она? Она не сказала тебе, куда ушла?

Кайла наградила Блу испепеляющим взглядом. Ну, разумеется. Персефона никогда ничего не говорила.

– Понятно, – вздохнула Блу.

Кайла закрыла двери гадальной за собой и указала Блу сесть рядом с Адамом.

Адам открыл глаза. Она не очень понимала, о чём его спрашивать, а он просто чуть качнул головой, будто был зол на себя или на Персефону, или на весь мир.

Кайла села напротив и взяла Адама за руку. Она приказала Блу:

– Возьмись за другую. Я буду для него точкой опоры, а ты его усилишь.

Блу с Адамом обменялись взглядами. Они не держались за руки со времени их разрыва. Она скользнула ладонью по столу, и он переплел свои пальцы с её. Осторожно. Не надавливая.

Блу сомкнула свои пальцы вокруг его руки.

Адам сказал:

– Я...

Он умолк. Он смотрел краем глаза в шар для прорицаний, куда-то не в его центр.

– Ты что? – поинтересовалась Кайла.

Он закончил фразу:

– Я вам обеим доверяю.

Блу сжала его руку чуть сильнее. Кайла ответила:

– Мы не дадим тебе упасть.

Шар переливался чернотой, и он заглянул в него.

Он смотрел и смотрел, свечи мерцали, а Блу почувствовала точное мгновение, когда его тело высвободило душу, потому что у свечей появились странные отражения, а его пальцы обмякли в её руке.

Блу пронзительно посмотрела на Кайлу, но Кайла осталась сидеть как сидела, его легкая рука лежала в её загорелой ладони, её подбородок был приподнят, а глаза настороженно смотрели на Адама.

Его губы шевельнулись, словно он что-то бормотал, но беззвучно.

Блу подумала о том, как она усиливала его прорицание, заставляя его всё больше углубляться. Адам теперь блуждал, странствовал вне своего тела, разматывая клубок нитей, который связывал его с телом. Кайла повисла на этих нитях грузом, но Блу их разматывала.

Брови Адама нахмурились. Губы раздвинулись. Его глаза были совершенно чёрными – чёрным зеркальным отражением шара. Время от времени три искривленных язычка пламени, отражённые в шаре, появлялись в его зрачках. Только то два из трёх отражались в одном глазу, а последний – в другом, то все три в одном, а в другом ничего, а то и все три в обоих, а потом чернота.

– Нет, – прошептал Адам. Голос не был похож на его собственный. Блу припомнила ужас той ночи, когда наткнулась на прорицающую Нив в корнях букового дерева.

И снова Блу посмотрела на Кайлу.

И вновь Кайла осталось сидеть неподвижно и внимательно.

– Мора? – позвал Адам. – Мора?

Только изо рта Адама раздался голос Персефоны.

Неожиданно Блу подумала: «Я не смогу». Её напуганное сердце не справится с этим.

Рука Кайлы потянулась через стол, чтобы взять Блу за руку. Они образовали вокруг шара круг.

Дыхание Адама сбилось и замедлилось.

Только не это.

Блу почувствовала, что тело Кайлы сдвинулось, когда она ещё крепче сжала руку Адама.

– Нет, – вновь сказал он и на этот раз собственным голосом.

Пламя было огромным в его глазах.

А потом они вновь почернели.

Он не дышал.

Комната безмолвствовала один удар сердца. Два. Три.

Свечи вышли из шара для прорицаний.

– ПЕРСЕФОНА! – закричал он.

– Сейчас, – велела Кайла, выпуская руку Блу. – Отпусти его!

Блу отпустила его руку, но ничего не произошло.

– Отрежь его, – прорычала Кайла. – Я знаю, ты сумеешь. Я вытащу его!

Когда Кайла воспользовалась свободной рукой, чтобы приложить большой палец по середине лба Адама, Блу лихорадочно представляла, что она сделала, чтобы отрезать от себя Ноа на Монмаут. Только одно дело – заставить Ноа перестать разбрасывать вещи, и совсем другое – вернуть Адама, видя его неподвижную грудь и пустые глаза. Другое – когда его плечи поникли, и лицо упало в ждущие руки Кайлы, прежде чем он резко опустился на шар.

Он верит нам. Они никогда никому так не верил, как верит нам.

Он верит тебе, Блу.

Она резко вскочила со стула и встала у стен. Она попыталась визуализировать белый свет, льющийся, чтобы укрепить их, но это было сложно, так как она видела, как безвольно распласталось тело Адама на гадальном столе. Кайла ударила его по лицу.

– Ну же, ублюдок! Вспомни о своем теле!

Блу повернулась спиной к происходящему.

Она закрыла глаза.

И у неё получилось.

Наступила тишина.

Затем включился верхний свет, и Адам подал голос:

– Она здесь.

Блу развернулась.

– Что ты подразумеваешь под «здесь»? – потребовала Кайла.

– Здесь, – сказал Адам. Он отодвинул свой стул. – Наверху.

– Но мы были у неё в комнате, – возразила Кайла.

– Она не в своей комнате, – Адам нетерпеливо махнул рукой. – Выше... где у вас самое высокое место?

– Чердак, – ответила Блу. – А зачем бы ей подниматься наверх? Гвенллиан?...

– Гвенллиан на дереве на заднем дворе, – сообщила Кайла. – Она поёт каким-то птичкам, которые её ненавидят.

– А зеркала там? – спросил Адам. – Какое-то место, куда она бы пошла искать Мору?

Кайла выругалась.

Она распахнула дверь на чердак и влетела туда первой, Блу и Адам следовали за ней по пятам. Наверху лестницы она вымолвила:

– Нет.

Блу выскочила за ней.

Между двумя зеркалами Нив лежала гора кружева, ткани, и...

Персефона.

Адам поспешил вперёд, но Кайла схватил его за руку.

– Нет, идиот. Ты не можешь оказаться между ними! Блу, остановись!

– Я могу, – ответила Блу. Она встала на колени рядом с Персефоной. Та упала таким образом, который говорил о явной непреднамеренности. Она стояла на коленях, руки за спиной, подбородок задран, зацепившись за подножье одного из зеркал. Её чёрные глаза таращились в никуда.

– Мы её вернём, – произнёс Адам.

Но Кайла уже плакала.

Блу, не заботясь о достоинстве, тащила Персефону за подмышки. Та была легкой и не оказывала сопротивления.

Они бы вытащили её, как Адам и сказал.

Кайла опустилась на колени и закрыла лицо.

– Прекрати, – хрипло огрызнулась Блу. – Иди сюда и помоги.

Она взяла Персефону за руку. Её рука была холодной, как пещерные стены.

Адам стоял, обняв себя, в его глазах читался вопрос.

Блу уже знала ответ, но не могла его произнести вслух.

Кайла сделала это за неё

– Она мертва.

Глава 42

Блу никогда не верила в смерть до этого момента.

Не по-настоящему.

Такое случалось с другими людьми, другими семьями, в других местах. Такое случалось в больницах, в автомобильных авариях или в зонах боевых действий. Такое случалось – сейчас она вспомнила слова Гэнси снаружи гробницы Гвенллиан – с церемониями. С каким-нибудь объявлением происходящего.

Такого не случалось на чердаке в солнечный день, пока она сидела в гадальной. Такого не случалось просто так в один момент, в необратимый момент. Такого не случалось с людьми, которых она всегда знала.

Но так случилось.

И теперь навсегда будет две Блу: Блу, что была до, и Блу, что стала после. Одна, которая не верила, и другая, которая верила.

Глава 43

Гэнси приехал на Фокс Вей 300 после отъезда машины скорой помощи не из-за недостатка поспешности, а из-за недостатка коммуникации. Потребовалось двадцать четыре звонка от Адама на мобильный Ронана, прежде чем убедить Ронана снять трубку, а затем потребовалось ещё немного времени, чтобы Ронан отследил Гэнси на территории школы. Мэлори всё ещё где-то гулял с Псиной, шатаясь по Вирджинии на внедорожнике, но на некоторое время было бы хорошо оставить его в неизвестности.

Персефона была мертва.

Гэнси не мог в это поверить не потому, что не мог поверить в близость смерти – он не мог перестать верить в близость смерти – а потому, что он не ожидал от Персефоны ничего настолько летального, как смерть. Было что-то неизменное в трёх женщинах на Фокс Вей 300 – Мора, Персефона и Кайла были стволом, из которого прорастали все ветви.

«Мы должны найти Мору, – думал он, пока вылезал из Камаро и направлялся вверх по дорожке. Ронан следовал по пятам, засунув руки в карманы, Чейнсо мрачно прыгала с ветки на ветку. – Потому что если Персефона могла умереть, то ничего не могло остановить от смерти и Мору».

Адам сидел в рассеянной тени на крыльце, глаза пустые, морщинка между бровями. Мать Гэнси обычно прижимала большой палец к этому месту между бровями Ричарда Гэнси III и стирала с лица хмурость; она всё ещё делала так с Гэнси II. Он ощутил желание проделать так же с Адамом, когда тот поднял лицо.

– Я нашёл её, – сказал Адам, – но пользы от этого никакой.

Ему нужно было, чтобы Гэнси сказал, что всё было хорошо, хотя всё было не хорошо, Гэнси собрался с голосом и произнёс:

– Ты сделал всё, от тебя зависящее. Кайла рассказала по телефону. Она тобой гордится. Сейчас лучше не станет, Пэрриш. Не жди этого.

Освобождённый Адам несчастно кивнул и посмотрел себе в ноги.

– Где Блу?

Адам моргнул. Он явно не знал.

– Я пойду внутрь, – сообщил Гэнси, и Ронан присел на ступеньку рядом с Адамом. Когда Гэнси закрыл за собой дверь, он услышал, как Адам сказал:

– Я не хочу разговаривать.

И Ронан ответил:

– О какой херне я бы говорил?

Он нашёл Кайлу, Джими, Орлу и двух других молодых женщин, которых он не узнал, на кухне. Гэнси собирался начать с «сожалею о вашей потере» или с чего-то вежливого, чего-то, что имело смысл снаружи этой кухни, но в данном контексте всё это чувствовалось больше лживым, чем нормальным.

Вместо этого он заявил:

– Я собираюсь в пещеру. Мы собираемся.

Это было невозможно, но больше это не имело значения. Всё было невозможно. Он ждал, что Кайла скажет, будто это плохая идея, но она не сказала.

Маленькая его часть всё ещё желала, чтобы она так сделала: часть, которая могла чувствовать маленькие ножки, что поползли по загривку.

Трус.

Он потратил много времени, обучаясь убирать это чувство подальше в мозг, и делал это сейчас.

– Я иду с вами, – произнесла Кайла, сжав крепко костяшки пальцев вокруг стакана. – Достаточно этой самостоятельной чепухи. Я так зла, что могла бы...

Она швырнула стакан на кухонный пол, тот разбился в ногах у Орлы. Орла смотрела на него, а потом на Гэнси, выражение её лица было извиняющимся, но Гэнси достаточно долго жил с горем Ронана, чтобы его опознать.

– Вот! – заорала Кайла. – Вот на что это похоже. Просто уничтожить без цели!

– Я достану пылесос, – сказала Джими.

– Я достану валиум, – сообщила Орла.

Кайла вылетела на задний двор.

Гэнси отступил и, крадучись, поднялся по лестнице в телефонную/швейную/кошачью комнату. Это было единственное помещение, где он был на втором этаже, и единственное место, где, он знал, следует искать Блу. Её там, тем не менее, не было, не было её и в смежной комнате, которая точно оказалась её спальней. Он нашёл её в комнате в конце коридора, которая, казалось, принадлежала Персефоне: тут пахло ею, и всё в ней было странно и умно.

Блу сидела рядом с кроватью, агрессивно отковыривая лак со своих ногтей. Она подняла глаза на него; дневной солнечный свет остро и ярко светил на матрац рядом с ней, заставляя её жмуриться.

– Прошла вечность, – сказала она.

– У меня телефон был выключен. Прости.

Она сковырнула ещё немного лака на мохнатый ковёр.

– Думаю, в любом случае, не было никакого смысла торопиться.

Ах, Блу.

– Мистер Грей здесь? – поинтересовалась она.

– Я его не видел. Слушай, я сказал Кайле, что мы собираемся в пещеру. Искать Мору. – Он поправил на более формальное: – Твою мать.

– Ох, серьёзно! Не надо тут мне Ричарда Гэнси! – огрызнулась Блу, а затем тут же начала плакать.

Это противоречило правилам, но Гэнси присел около неё, одной ногой уткнувшись ей в спину, другой – ей в колени, и обнял её. Она свернулась в его объятиях, руки смяв у него на груди. Он почувствовал, как горячая слеза скользнула в изгиб его воротника. Он закрыл глаза от солнца, светящего в окно, обжигающего его в свитере, нога онемела, локоть вдавился в металлический каркас кровати. Блу Сарджент прижималась к нему, и он не двигался.

«На помощь», – подумал он. Он вспомнил, как Гвенллиан говорила, что это было начало, он чувствовал, как разматывающийся всё быстрее и быстрее клубок ниток поймали на ветру.

Начало, начало...

Он не мог сказать, кто кого утешал.

– Я часть бесполезного нового поколения, – наконец, заговорила Блу, слова звучали прямо на его коже. Желание и страх расположились совсем рядом друг с другом в его сердце, одно обостряло другое. – Компьютерного поколения. Я продолжаю думать, что могу нажать на кнопку сброса и начать заново.

Он отодвинулся, морщась от покалываний в конечностях, и дал ей лист мяты, прежде чем снова усесться спиной к каркасу кровати рядом с ней. Когда он поднял взгляд, то понял, что в дверном проёме стояла Гвенллиан. Было невозможно сказать, как долго она там стояла, её руки были вытянуты вверх по косякам двери, как будто она старалась удержаться, а её толкали в комнату.

Она ждала, пока не стала уверена, что Гэнси смотрит, и тогда запела:

– Королевы и короли,

Короли и королевы.

Синяя лилия, лиловая синь.

Короны и птицы,

Мечи и вещи, 

Синяя лилия, лиловая синь.

– Ты пытаешься меня разозлить? – спросил он.

– Ты злишься, о, рыцарствующий? – сладко ответила Гвенллиан. Она прижалась щекой к руке, раскачиваясь вперед-назад. – Я привыкла мечтать о смерти. Я пела каждую песню, что знала, так много раз, пока лежала в той коробке лицом вниз. Каждый глаз! Каждый глаз, до которого я могла дотянуться, я просила искать меня. И что я получила, кроме глупости и слепоты!

– Как ты использовала глаза других людей, если ты как я? – спросила Блу. – Если у тебя нет никаких собственных экстрасенсорных сил?

Рот Гвенллиан принял самую презрительную форму из всех возможных.

– Это вопрос! Будто спросить, как ты можешь забить гвоздь, если ты не молоток.

– Плевать, – сказала Блу. – Это не имеет значения. Меня, правда, не заботит.

– Артемус научил меня, – сообщила Гвенллиан. – Когда он не работал над раз-два-три для моего отца. Вот загадка, любовь моя, любовь моя, любовь моя, что растёт, любовь моя, любовь моя, любовь моя, от тьмы, любовь моя, любовь моя, любовь моя, к тьме, любовь моя, любовь моя, любовь моя.

Блу сердито вскочила на ноги.

– Не надо больше игр.

– Дерево ночью, – произнёс Гэнси.

Гвенллиан прекратила раскачиваться на руках и изучала его, всё ещё сидящего на полу.

– Много от моего отца, – сказала она. – В тебе много от моего отца. Это Артемус, то дерево ночью. Твоя мать ищет его, синяя лилия? Ну, тогда тебе следует разыскать моего отца. Артемус будет к нему настолько близко, насколько сможет, пока что-нибудь не помешает ему. Лучше шептать.

Она плюнула на половицы около Гэнси.

– Я и ищу его, – признал Гэнси. – Мы идём под землю.

– Прикажи мне сделать для тебя что-нибудь, маленький королевич, – обратилась она к Гэнси. – Давай посмотрим на твою королевскую горячность.

– Вот так твой отец убеждал людей делать что-нибудь для него? – поинтересовался он.

– Нет, – Гвенллиан выглядела этим раздосадованной. – Он их просил.

Даже сквозь всю неправильность и невозможность это согрело Гэнси. Так было правильно: Глендовер должен был править по желанию, не по команде. Вот такого короля он искал.

– Ты пойдешь с нами? – попросил он.

Глава 44

Когда Колин Гринмантл вышел на крыльцо своего ретроспективного фермерского домика и взглянул на поле, раскинувшееся впереди, то увидел стадо коров неподалёку и двоих молодых мужчин, стоящих очень близко.

По правде сказать, это были Адам Пэрриш и Ронан Линч.

Он посмотрел на них сверху вниз.

Они на него снизу вверх.

Ни одна из сторон не произнесла ни слова. Оба парня сбивали с толку – в частности, у Адама Пэрриша было любопытствующее лицо. Не в том смысле, что он был любопытным человеком. Но в чертах его лица присутствовала некоторая особенность. Он был инородно красивым образцом видов, населяющих западную Вирджинию; тонкие кости, впалые щёки, красивые и едва заметные брови. Он был одичалым и костлявым, словно сошедший с портретов времён Гражданской войны. Брат сражался с братом, пока их дома превращались в руины...

А Ронан Линч был похож на Найла Линча, который, надо заметить, выглядел, как мудак.

Ох, молодёжь.

Итак, Гринмантл прервал молчание. Он выкрикнул:

– Пришли сдать свои упражнения?

Они продолжили стоять там, напоминая близнецов из фильмов ужасов, один – тьма, другой – свет.

Адам Пэрриш слегка улыбнулся; и в секунду он помолодел на два года. Что на нижней, что на верхней челюстях у него имелись зубы.

– Я знаю, кто вы такой.

А вот это было интересно.

– И кто же я?

– А вы разве не знаете? – спросил Адам Пэрриш с вежливой беззаботностью.

Гринмантл сощурился.

– Поиграть вздумали, мистер Пэрриш?

– Возможно.

Игры, по крайней мере, были одной из специальностей Гринмантла. Он облокотился на перила.

– В таком случае, я тоже знаю, кто вы.

Ронан Линч протянул Адаму Пэрришу большой, выпуклый конверт.

– О, я так не думаю, – возразил Адам.

Гринмантлу не нравилось бесстрашие на его лице. Даже не бесстрашие: это было отсутствие выражения в целом. Он задумался, что же было в конверте. Исповедь молодых социопатов.

Он сказал:

– Знаете ли вы, мистер Пэрриш, что удерживает бедный люд внизу? Это не отсутствие средств. Это отсутствие воображения. Мечты о пригородном трейлерном парке, пригородные мечты о городе, городские мечты о звёздах и так далее, и тому подобное. Бедняк может вообразить престол, но при этом не знать, что значит царствовать. Бедность воображения. Но вы... вы кукушка, решившая пробраться на этот насест. Вы, мистер Пэрриш, улица Антиетам Лейн, двадцать один, в городе Генриетта, штат Вирджиния, и у вас отличное воображение, и, тем не менее, вы – самозванец.

Пацан был хорош. Кожа вокруг его глаз едва дёрнулась, когда Гринмантл зачитал адрес трейлерного парка.

– И как было бы просто швырнуть вас на землю у этого дерева, – одолжал Гринмантл, во всяком случае, пока он совершенно не нервничал. – Вы бы надолго загремели в свой трейлерный парк.

Адам Пэрриш взглянул на него. Гринмантл тут же осознал, что тот сбивал с толку таким же образом, как и Пайпер, бывало, когда он ловил её, пялящейся в зеркало.

Адам развернул выпуклый конверт так, чтобы Гринмантлу было видно, как через него сочится что-то красно-коричневое, что никогда не являлось признаком чего-то хорошего.

– Если вы не уберётесь из Генриетты к пятнице, всё, что находится в этом конверте, будет обнародовано.

А потом и Ронан Линч улыбнулся, это было его оружием.

Они оставили конверт.

– Пайпер! – позвал Гринмантл, когда они удалились. Но она не откликнулась. Невозможно было знать наверняка, была ли она дома, но медитировала, или ушла охотиться за тем, что ей померещилось в зеркалах.

Это место. Это треклятое место. Они могли бы владеть им.

Он спустился вниз по лестнице, и наконец-то ему удалось найти дверь, которая вела наружу. Он открыл конверт. Кровь сочилась из разлагающейся отрубленной руки. Небольшой. Детской руки. Под ней лежал запечатанный пластиковый пакет, измазанный кровью, содержащий документы и фотографии.

По отдельности они были неприятными.

В совокупности они были убийственными.

Содержимое конверта рассказывало историю Колина Гринмантла, умного серийного убийцы и прирождённого извращенца. Оно представило доказательства того, где могли быть найдены тела или останки тел. Там были скриншоты уличающих текстов и фотографии с сотового – и когда Гринмантл вытащил свой настоящий телефон, то обнаружил, что каким-то непостижимым образом эти фотографии оказались и на его собственном мобильном во всей своей ужасной красе. Там были письма, домашние DVD-диски, фотографии – гора доказательств.

И всё – неправда.

Всё было нагрежено.

Но это было неважно, всё походило на правду. Доказательства были правдивее самой правды.

Грейворен существовал, и он был в руках у этих мальчишек, но это было неважно, потому что они были неприкасаемыми и знали об этом.

Чёртовы сопляки.

На самом дне мерзости лежал кусочек бумаги, испачканный буквами, похожими на почерк Найла Линча, который мог принадлежать только его сыну.

Там было написано: Qui facit per alium facit per se.

Гринмантл знал этот афоризм.

Кто совершает деяние по указке другого, виновен сам.