Текст книги "Подписчики"
Автор книги: Меган Анджело
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
– У тебя потрясающий голос, Флосс. Может, тебе лучше стать певицей, а не…
Флосс подождала, когда она закончит фразу, и, не дождавшись, грустно улыбнулась.
– Сначала я пыталась, – сказала она. – Но как стать певицей? Это совсем не похоже на то, чем мы сейчас занимаемся. Тут нет определенного рецепта. – Она пожала плечами. – Может, если сериал наберет большую популярность, мне позволят записать сингл.
– Нужно было стараться упорнее, – ответила Орла. – И сейчас еще не поздно, если забыть обо всем остальном.
Песня закончилась. Флосс опустила микрофон, взяла бокал и сунула в уголок рта красную соломинку.
– Я не хочу, – проговорила она. – Это бесплодная мечта.
* * *
Через несколько недель, когда после трех показанных по телевизору эпизодов «Флосстон паблик» аудитория сериала стала расти, Орла договорилась встретиться с матерью. Гейл приехала в город с подругами по занятиям зумбой, чтобы посмотреть мюзикл «Парни из Джерси». Женщины не впервые посещали Нью-Йорк ради культурной программы. Орла страдала от похмелья, но заставила себя перед встречей сесть за написание книги. Она давила на разные клавиши, рисуя в рукописи картиночки, которые поначалу были способом оттянуть время, но потом, казалось, обрели смысл – стали вроде как многозначительной схемой, которую можно переработать в сюжет. Орла выделила неказистый парусник, который сделала из строчных букв «г», и посчитала количество слов. Тридцать девять. Недурно.
Едва взглянув на Гейл, Орла поняла, что она привезла новости о Дэнни. Мать практически искрилась, когда собиралась поделиться свежими сплетнями.
Орла села вместе с Гейл и ее подругами в метро и, когда они вышли наружу, повела всех к Малберри-стрит. Женшины впятером шли в один ряд по тротуару, приводя Орлу в ужас, и попались на удочку первого же горлопана в Маленькой Италии, который зазывал клиентов в свою забегаловку. Дамы расселись и стали есть пасту, плавающую в жирном красном соусе. Все, кроме Орлы, объявили блюдо «божественным».
Орла попыталась напустить на себя равнодушный вид. Чем больше ей захочется услышать о Дэнни, тем дольше Гейл будет темнить. Поэтому девушка улыбалась, когда одна из маминых подруг бесконечно пересказывала эпизод из сериала «Король Квинса». Когда другая спросила у Орлы, называют ли еще этот город «Большим яблоком», она серьезно задумалась над вопросом. Когда третья завизжала и опрокинула стул, заявив, что увидела таракана, – это оказалась царапина на плитке, но женщина все же фыркнула, что им полагается скидка за испуг, – Орла принесла извинения от лица Нью-Йорка. Наконец дамы встали и направились в туалет. Орла с матерью осталась за столом.
Гейл размашисто вынула из кожаного бумажника кредитную карту и произнесла:
– Они разводятся. Возможно, тебе стоит напомнить о себе.
Орла, захваченная врасплох, вспыхнула.
– Зачем мне напоминать ему о себе? – спросила она.
Мать закатила глаза.
– Да не Дэнни, а Кэтрин. Чтобы выразить свои сожаления. – Она покачала головой. – Я никогда не могла понять, почему ты к ней так охладела. Может, продолжи вы общаться, ты бы не…
Официант без всякой необходимости долил им воду в стаканы.
– Что бы я не? – У Орлы упало сердце. Мать собиралась тратить время, обсуждая связь дочери с Флосс, вместо того чтобы разобрать по косточкам подробности развода – правда ли это? как и когда она об этом узнала? Орла чувствовала, что недовольство копилось месяцами: материнские сообщения и имейлы становились все короче и отрывистее. Еще до того, как Орлу уволили, Гейл перестала постить ее статьи у себя в «Фейсбуке».
– Ты бы не занялась – как ты называешь то, что делаешь? – Гейл наклонилась вперед. – Я видела тебя по телевизору. Ты производишь очень неприятное впечатление.
Подруги матери начали высыпать из туалета и пробираться к их столику.
– Я думала, ты хочешь стать писательницей, – завершила Гейл.
– А раньше тебя ничто не смущало? – Орла смяла в руках бумажный кармашек от соломинки. – Потому что, если честно, сейчас я занимаюсь тем же самым, просто нахожусь с другой стороны.
Гейл открыла сумочку и начала перекладывать в ней вещи. Она отвечала за билеты, и Орла знала, что мать не успокоится, пока каждая из подруг не сядет на свое место в театре.
– Поверь мне, мама, – продолжила Орла, – благодаря Флосс, благодаря знакомствам, которые дает работа с ней, я быстрее всего стану писательницей.
Тогда Гейл подняла глаза и застегнула молнию.
– Я скажу тебе то же самое, что говорила с тех пор, как тебе исполнилось десять, Орла, – тихо произнесла она, словно старалась не ставить дочь в неловкое положение. – Ничего нет хуже, чем находиться в чьей-то тени.
– Я не нахожусь в тени, – ответила Орла. Фраза прозвучала так же, как в десятилетнем возрасте: пискляво и неубедительно. – Слушай, мама, ты ничего в этом не понимаешь. Ты не знаешь, как сложно добиться успеха.
– В твоем возрасте у меня уже была ты и работа в крупной страховой компании, – возразила Гейл.
– Вот о чем я и говорю, – сказала Орла. – Ты не представляешь, как все устроено в реальном мире.
Гейл растерянно заморгала. Орла еще не видела у нее такого лица: уязвленного, ошарашенного, с совершенно гладкой кожей, словно выражавшего затишье перед бурей. Потом губы у матери задрожали.
– Правда? – спросила она. – Ты думаешь, что стала такой крутой и здесь ты среди себе подобных. Конечно! Если хочешь знать, то это и есть самое смешное. – Она придвинула стул, чтобы пропустить одну из женщин, и Орла вздрогнула от скрежета ножки по полу. – Ты действительно веришь, что твое занятие важнее, чем труд людей во всех других местах, – прошептала Гейл. – Только потому, что ты самоутверждаешься в городе, где на скамейках в парке едят крысы, а в метро гадят бродяги!
– Это было только один раз, – ответила Орла и тут же вспомнила, что испражняющихся в подземке бомжей мать видела дважды.
– Хочу тебе сказать, – проговорила Гейл, наклоняясь к дочери, – что я более интересна дома на своей кухне, чем ты когда-нибудь будешь в этом городе.
И, проговорив это, она резко отпрянула назад, словно дала Орле пощечину. Но не извинилась и не произнесла больше ни слова. Любительницы зумбы окружили их, разбирая свои сумки и громко споря, кто первый видел «Парней из Джерси».
Орле все-таки предстояло отвести их в театр. Она знала, что мать ждет этого от нее, пусть они и не могли больше смотреть друг на друга. Теперь она поняла, почему родители всегда глядели на нее с беспокойством в глазах: они думали, что она ничем не занимается. То, что Орла делала сейчас, Гейл считала возмещением родительских вложений в нее: она хорошо ориентировалась на Манхэттене, умела определять южное направление по небоскребу и находить Гудзон сразу по выходе из метро. В наше время всегда можно рассчитывать на помощь телефона, но в том, чтобы обходиться без него, была своеобразная гордость. Вот к чему приравнивалась Орла в глазах матери: к дорогому собранию инстинктов, бесполезному по другую сторону реки.
* * *
Прошло какое-то время, прежде чем с Орлой заключили официальный договор на постоянное участие в «Флосстон паблик», – предложение должна была одобрить студия, затем телесеть. Когда Орла интересовалась у Крейга, почему согласование длится так долго, он всегда бубнил об отпусках и праздниках. Послушать Крейга, так все начальники в Голливуде постоянно находились на отдыхе. Четвертое июля уступало место Дню труда. Рош а-Шана плавно перетекал в Йом-Кипур, к которому всех «как ветром сдувало». И бесполезно звонить человеку с итальянской фамилией в течение недели до и после Дня Колумба2.
Наконец договор прибыл. Орле причиталось шестнадцать тысяч долларов за эпизод – по словам Крейга, «весьма достойная оплата для актера второго плана». Орла просто кивнула – она не имела возможности торговаться. Крутя в пальцах ручку, она помедлила, вспоминая о злом взгляде матери, потом о Флосс, с такой уверенностью заявившей ей в караоке-баре, что ее настоящая мечта не стоила усилий. Это ведь не навсегда, подумала Орла. Сериал обеспечит ей оплату аренды и послужит стартовой площадкой до того времени, когда она будет готова отправить книгу в издательство и стать писательницей. Как только ее произведение разойдется в продаже, «Флосстон паблик» покажется пустяком, и с годами новые свершения планомерно отодвинут его на посвященной ей странице в «Википедии» в самое начало статьи. Когда-нибудь, будучи знаменитым писателем, она посмеется над этим опытом.
После того как она подписала договор, Астон ударил своей ладонью по ее ладони и сунул ей в ухо слюнявый палец.
Мелисса прислала ей по электронной почте свой прайс и закончила письмо словами: «Конечно, сейчас ты не можешь позволить себе мои услуги, но на будущее имей в виду». И присовокупила смайлик в виде подмигивающей рожицы. Орла взглянула на настоящее лицо Мелиссы, которая разговаривала по телефону в другом конце комнаты. Оно было каменным.
Мейсон вручил Орле очки – блестящие, широкие, в черной оправе. Она неловко взяла их, заляпав пальцами стекла, и сказала:
– Но у меня хорошее зрение.
Мейсон кивнул:
– Неважно. Мы считаем, что это поможет ярче выразить характер твоего персонажа. Ну, знаешь, в триаде ум – сила – красота.
Не было нужды уточнять, какой угол в этом треугольнике занимает она. Орла надела очки, и вокруг ничего не изменилось.
Флосс вальяжно расселась на стуле, чтобы перед следующим дублем ее подкрасили. Она подмигнула Орле и сказала таким голосом, каким обычно разговаривала только с другими людьми:
– Тебе идут очки. Образ будет офигенный.
* * *
В новом году «Флосстон паблик» стал самой популярной программой на телевидении. Рекламный постер, слоганы из которого Мелисса всегда использовала для описания шоу, выражал его фишку так: «Пара раскаленных добела безбашенных знаменитостей и саркастическая лохушка, которая живет с ними в одной квартире». В скобках после слова «лохушка» фигурировало имя Орлы.
Деньги накапливались бессмысленно. Флосс и Астон тратили по-крупному, например нанимали яхту, чтобы посмотреть на приближение редкой кометы (но все напились и забыли взглянуть на небо). Орла разменивалась по мелочам, например скупала товар на четырехзначные суммы в элитных универмагах, отбрасывая мысль о том, что ее разоблачат как мошенницу и у золотых дверей попросят вернуть покупки.
Хотя Орла и Флосс теперь могли себе это позволить, они не переезжали, а оставались в маленькой квартире, где папарацци могли их найти. Пятеро сотрудников – Орла, Флосс, Астон, Крейг и Мелисса – почти всегда находились в 6-Д, каждый был одет в соответствии со своим дресс-кодом. Флосс никогда не вылезала из нижнего белья, Астон вечно расхаживал в дизайнерской майке, Орла таскала велосипедные штаны и фуфайку с капюшоном, а Крейг и Мелисса одевались представительно и даже носили брюки с молнией. Мелисса приезжала первая, ровно в девять, и привозила кофе себе, Флосс и Астону, словно входить в комнату, где находятся четыре человека, с тремя стаканами было самым естественным делом. Астон брал свой напиток и забирался, скрестив ноги, на высокий табурет, перебирал свои кристаллы и что-то бубнил. Флосс рассматривала селфи, которые они сделали в постели утром, обычно те, где ее грудь была искусно скрыта одеялом, и спрашивала у Мелиссы, какой из снимков разместить в соцсетях (и почти никогда не следовала ее совету). Мелисса раздавала Флосс и Астону, как она это называла, «поручения» на день – например, просила их медленно прогуляться по Бронксскому зоопарку в одинаковых вязаных шапочках или в течение пятнадцати минут почерпать кукурузу в бесплатной столовой в Ист-Виллидж. На фотографиях Флосс поскальзывалась и падала рядом с ящерицами, с театральной нарочитостью украдкой пробовала кукурузу. Когда стикер с напоминанием «Не забывай об эмоциональном отклике!!!» отклеивался с дверцы кухонного шкафа, она прикрепляла его назад скотчем.
Крейг являлся попозже, часто с коробкой клубничного замороженного десерта на палочке из супермаркета в соседнем доме. Астон съедал около четырех порций каждый день. Крейг клал коробку в морозилку и бросал на Орлу раздраженный взгляд.
– Кофе есть?
Все вместе они сидели и пролистывали газетные статьи и твиты. Если попадались ядовитые отзывы, Флосс кусала ногти, а Астон просто рычал «о-о-о-о», словно кого-то вызвали в кабинет директора.
Затем в коридоре появлялся Мейсон с группой, и до обеда шли съемки. Со временем Орла заметила, что все сцены были одинаковые: Астон говорил Флосс какую-нибудь скабрезность, Флосс бросала в него подушку, а Орла фыркала и говорила: «Ну вы даете» – со своего обычного места – подушка, на которой она по требованию Мейсона сидела, теперь была помечена крестом из скотча. Единственное замечание, которое она получала, было закатывать глаза сильнее, чтобы утрировать гримасу для камеры.
Днем они ничего не делали, но других занятий у Орлы не было. Ее книга была всегда на экране перед ней, но все вокруг бесконечно ее отвлекало. Сейчас в дополнение к слежке за Дэнни она должна была следить за Флосс и за собой. Она просматривала «Твиттер» и «Инстаграм», чтобы узнать, кто стоит у их дверей; в любое время у ограждения возле дома собиралось человек десять фанатов, надеясь хоть одним глазком увидеть артистов. Теперь они приносили с собой тыквы в знак обожания, и Мелисса в своей меркантильной мудрости заставляла Флосс в сопровождении специально созванных репортеров относить тыквы в приют, расположенный на той же улице. В конце концов в приюте взмолились: пожалуйста, не нужно больше тыкв, – и их стали просто выбрасывать.
В итоге Орла часто спускалась лично взглянуть на поклонников. Пудрилась, красила губы и притворялась, будто ей есть куда идти. Увидев ждущих ее людей, она изображала удивление. Наклонялась к ним, позволяя сделать селфи с ней. Она не могла отрицать, что радость фанатов была ей приятна, хотя знала, что стоит в списке их кумиров всего лишь на третьем месте. Однажды через десять минут после встречи с девочкой, которая назвала ее своим тотемным животным, Орла оказалась за ней в очереди в киоск со свежевыжатыми соками. «Да, обидно, – говорила та кому-то по телефону. – Но нам хотя бы удалось увидеть соседку. Я забыла ее имя».
Однажды в марте Орла, сцепив руки, шла вдоль ряда фанатов, и когда дошла до конца, – невероятно – там стоял он. Его прижали к металлическому ограждению, он улыбался и стискивал перекладину так, что пальцы побелели. «Во плоти», – прозвенело у нее в голове, и она впервые что-то поняла. Нужно внимательно осмотреть его лицо и тело, чтобы убедиться, что это на самом деле он. И это действительно был он, и теперь все сомнения Орлы, не зря ли она связала свою судьбу с Флосс, рассеялись. Итак, модель упала, книга не написана, сама она уволена, а мать ею недовольна. Ну и что с того? Он здесь. Все сбылось.
– Салют, звезда, – сказал он, и она догадалась, что он репетировал эту фразу. Но ей было все равно.
Орла сняла солнечные очки, за которые недавно заплатила триста долларов. Флосс, болтая ногами, сидела на прилавке престижного универмага и поддразнивала ее. «А если я их разобью?» – спросила Орла. «Купишь другие», – ответила Флосс.
Орла на глазах у всех вытащила его из толпы, некоторые выкрикивали ее имя, и все подняли телефоны. Она знала, что нужно сначала войти в дом, но не могла больше ждать ни секунды и обняла его; солнце ослепило ее, когда она положила подбородок ему на плечо. Заговорив, она обнаружила, что Флосс не единственная, кто изменяет свои природные вокальные данные. Прозвучал ее домашний голос, который она не слышала сто лет.
– Дэнни, – произнесла она, как раньше, и горло перехватило. – Дэнни. Привет.
1 Американский комедийный сериал о трех молодых людях, живущих в одной квартире.
2 4 июля – национальный праздник США, день принятия Декларации независимости в 1776 году.
День труда символизирует конец лета, отмечается в первый понедельник сентября.
Рош а-Шана – иудейский Новый год, отмечается два дня в месяце тишрей (приходится на сентябрь или октябрь). В том же месяце празднуется Йом-Кипур, День искупления.
День Колумба – 12 октября, в честь прибытия знаменитого путешественника в Америку в 1492 году. Отмечается итальянцами, чьим соотечественником является Колумб по рождению, испанцами, которые снаряжали экспедицию Колумба, а также выходцами из этих стран во всем мире.
– Разумеется, – согласился Мейсон. – Вот увидишь, получится забавно, в духе «Трое – это компания»1, и зрители будут пищать от восторга…
Американский комедийный сериал о трех молодых людях, живущих в одной квартире.
4 июля – национальный праздник США, день принятия Декларации независимости в 1776 году.
День труда символизирует конец лета, отмечается в первый понедельник сентября.
Рош а-Шана – иудейский Новый год, отмечается два дня в месяце тишрей (приходится на сентябрь или октябрь). В том же месяце празднуется Йом-Кипур, День искупления.
День Колумба – 12 октября, в честь прибытия знаменитого путешественника в Америку в 1492 году. Отмечается итальянцами, чьим соотечественником является Колумб по рождению, испанцами, которые снаряжали экспедицию Колумба, а также выходцами из этих стран во всем мире.
Прошло какое-то время, прежде чем с Орлой заключили официальный договор на постоянное участие в «Флосстон паблик», – предложение должна была одобрить студия, затем телесеть. Когда Орла интересовалась у Крейга, почему согласование длится так долго, он всегда бубнил об отпусках и праздниках. Послушать Крейга, так все начальники в Голливуде постоянно находились на отдыхе. Четвертое июля уступало место Дню труда. Рош а-Шана плавно перетекал в Йом-Кипур, к которому всех «как ветром сдувало». И бесполезно звонить человеку с итальянской фамилией в течение недели до и после Дня Колумба2.
Глава десятая
Марлоу
Нью-Йорк, Нью-Йорк
2051
Когда Марлоу открыла глаза, она была над Нью-Йорком, в иллюминаторе самолета виднелось хмурое лавандовое небо. Вошел пилот и сообщил, что сейчас 5:44 утра. У Марлоу, которая раньше никогда не покидала Калифорнию, закружилась голова. Что бы они там ни делали, Созвездие отставало от нее на три часа. Она сбежала от них в следующий день.
Это было непросто. Ее машина не умела уходить от погони. По пути из города она долго стояла у каждого знака «стоп», как Марлоу ни кричала и ни стучала по рулю. Автомобиль тащился с установленной скоростью шестнадцать километров в час, ни больше ни меньше, пока не проехал под увитой плющом деревянной аркой на краю анклава. «Добро пожаловать в Созвездие», – было написано на внешней части арки, словно это был открытый город. Приближаясь к границе, Марлоу напряглась всем телом, приготовившись – к чему? Получить пулю? Увидеть военную машину, перегородившую дорогу? На контрольно-пропускном пункте человек в униформе посмотрел ей прямо в глаза. Потом высунулся из маленького окна своей будки и поднял руку, но только чтобы сфотографировать с помощью своего девайса, как она выезжает из города.
Прямо за границей Созвездия находился маленький аэропорт. Марлоу остановилась у бордюра и вышла из машины.
– Поезжай домой, – резко сказала она ей, и автомобиль, как послушное животное, развернулся и поехал в город.
В туалете Марлоу переоделась в джинсы и тонкий черный джемпер. Желтое платье она скатала и оставила под раковиной. Затем достала пачку денег, которые они с Эллисом приготовили, чтобы обменять на песо, и направилась к стойке регистрации.
Однако стоявший за стойкой робот не имел представления, что делать с бумажными деньгами. Он позвал на помощь женщину, и та с утомленным видом вздохнула, увидев протянутые купюры.
– Билеты уже лет сто не продаются за наличные, – холодно проговорила она, – кроме того, вы хотите лететь в Нью-Йорк? – Она неловко пересчитала банкноты. – Здесь недостаточно на поездку туда и обратно. – Женщина снова сложила деньги стопкой и глянула в планшет с серым экраном. – К тому же мы не получали одобренного сетью маршрута для вас.
Марлоу беспечно улыбнулась и наклонила голову, хотя сердце быстро заколотилось. Кроме наличности, рассчитывать ей было не на что: без девайса она не могла получить кредит, да и вообще сеть уже наверняка заморозила ее счета.
– Знаете, – медленно проговорила она, – билет должен был купить мой муж, поскольку он много путешествует. Эллис Триест.
Забавно было наблюдать, как изменилось лицо женщины. Оно смягчилось, но вряд ли от радости. Эллис был не из тех, кто во время полетов подмигивал стюардессам и рассыпался в благодарностях. Женщина явно испугалась, и это напомнило Марлоу, что весь мир видел ее мужа одинаково: ему стоило угождать не потому, что он был добр, а потому, что он был влиятельным человеком и не боялся играть эту роль.
– Конечно, – сказала женщина. Она быстро опустила глаза. – Он ценный клиент нашей авиакомпании. Я уверена, что одобрение появится с минуты на минуту. Давайте пока оформим вам билет в одну сторону. – Она подчеркнутым жестом сгребла предплечьем купюры и отдала Марлоу часть из них, сдачу. – Я прослежу, чтобы приняли наличную оплату. – Она постучала по экрану и кивнула. – Рейс 1361 до аэропорта Джона Кеннеди. Место 18-A. Я добавлю ваше имя в путевой лист. Приятного полета.
Марлоу подошла к выходу на посадку, где остальные пассажиры со знанием дела стояли в очереди к сканеру сетчатки. Когда каждый проходил идентификацию, робот кивал и жестом разрешал пройти дальше.
Значит, руководство узнает, что она улетела в Нью-Йорк – ее имя в списке пассажиров, и личность будет подтверждена сканированием сетчатки. Зато когда Марлоу окажется за пределами Созвездия, никто не сможет узнать, где она, уверяла себя женщина. Встав в очередь, она заметила, что к сотруднице аэропорта подошел робот. Он держал в руках планшет и пытался что-то показать на нем.
– Срочное сообщение службы безопасности, – услышала Марлоу.
Но женщина, которая пересчитывала полученные от Марлоу купюры, подняла руку и сказала:
– Помолчи. Я не могу сосредоточиться… Ну что ты будешь делать, надо начинать все сначала.
Она все еще считала деньги, когда Марлоу пошагала по коридору на посадку.
Марлоу сидела одна в восемнадцатом ряду полупустого салона. У нее захватило дух: она никогда не летала. Найдя оба конца ремня безопасности, она соединила их, дождавшись щелчка. Затем закрыла глаза и, забыв о пустом запястье, мысленно спросила: «Что делать в полете?»
Ответа не последовало. Только сейчас, через несколько часов после побега от всех, кого она знала, Марлоу почувствовала одиночество.
* * *
Когда она ждала такси, кто-то коснулся ее плеча. Марлоу обернулась и увидела, что на нее смотрят двое. Девочка-подросток в платье с глубоким вырезом не по возрасту и не для этого времени суток шаталась на высоких каблуках, разглядывая Марлоу одновременно с неуверенностью и восторгом. С ней была женщина за пятьдесят, с суровым взглядом и в футболке до колен с надписью «Я ♥ Нью-Йорк». Девочка потянулась к руке Марлоу, но мать строго глянула на нее.
– Их нельзя касаться, – прошептала она. – Существуют правила.
Марлоу почувствовала себя голой и крепче прижала к себе сумку. Эти люди – настоящие люди – никогда ее не видели, но знали, кто она. Подписчики во плоти. Она поймала себя на мысли, что на самом деле никогда не верила, будто за миллионами никнеймов скрываются живые люди, с сердцебиением и даже с багажом.
Девочка отдернула руку.
– Я ваша большая поклонница, – сказала она. – Раньше я постоянно терла себя стирательной резинкой, но теперь, – она сделала жест в сторону Марлоу, – теперь я спокойна.
Марлоу обрадовалась – к этому она была готова. У нее в запасе имелись десятки фраз, которыми она отвечала подписчикам, сообщавшим ей о своих психических проблемах; ответы были составлены рекламным отделом сети, переработаны Эллисом от имени «Антидота» и заверены сетью в качестве стандарта.
– Как прекрасно, что можно бороться с этим, – сказала Марлоу девочке, – нужна только сила воли и немного «Истерила».
Мать фыркнула. Девочка, казалось, растерялась.
– А что? – спросила она.
– Я рада, что тебе лучше, – поспешила добавить Марлоу, вдруг краснея. – Ожоги от стирательной резинки – это, наверно, очень больно. – Она говорила уже от себя, но те, кто следил за ее речами, находились далеко. При этой мысли Марлоу ощутила душевный подъем. Даже небо прояснилось. Она оказалась в мире, где за твоей жизнью никто не наблюдает. Подумать только, в данный момент ее аудитория – всего лишь два человека. Марлоу опустила сумку.
Девочка приблизилась к Марлоу, поставила ногу в туфле на высоком каблуке на бетон и капризно выставила вбок бедро.
– Но что же было дальше на вечеринке в честь оплодотворения? – спросила она. – Ваш канал закрыт. Это меня убивает!
Мать бросила на нее сердитый взгляд.
– Хватит, Донна, – отрезала она и попыталась потянуть край ее платья, но оно было таким открытым и облегающим, что мать только щипала кожу дочери.
Донна проявила настойчивость, шлепнув мать по руке.
– Правда, – прищурилась она. – Что вы здесь делаете? Где Эллис?
Марлоу почувствовала, что сердце сейчас выпрыгнет из груди на свет божий. Девочка произносила имя Эллиса в точности как она – словно он был ее хорошим знакомым.
– Мама, она не отвечает, – пожаловалась Донна. – А у вас будет мальчик или девочка? – задала она следующий вопрос. – Скажите нам хотя бы это.
Марлоу понятия не имела, что ответить. Она застыла на месте, а на лице у девушки отразилось разочарование, потом раздражение, и мать наконец увела ее прочь, таща в руках оба чемодана. Марлоу повернулась к ряду такси, притворяясь, что не слышит окончания диалога.
– Не нравится она мне, – говорила мать. – Знаешь, у ее одноклассницы остался ужасный шрам.
Марлоу словно ударили холодным кинжалом в грудь, и у нее потемнело в глазах. Гнев напомнил ей о ее возрасте, и привилегиях, и преимуществах дальней дороги. Она встретит еще много таких людей. Они повсюду, ее подписчики, уязвимые по определению. Невозможно постоянно хамить им.
Хотя вот этим ответить не помешало бы.
Она окликнула удаляющуюся пару.
– Кто в наше время имеет шрамы?
Те немедленно остановились и уставились на нее. Мать, как бы защищая, привлекла к себе дочь. Но Марлоу не понизила голос.
– Никто, – громко продолжила она. – Только те, кто не хочет от них избавиться.
* * *
Марлоу заключила, что ее первые впечатления от Нью-Йорка неоригинальны: полно народу. Причем живого. Она ошеломленно смотрела из окна стоящего в пробке такси: всю работу роботов выполняли люди. На бойком перекрестке полицейский управлял движением; у какого-то дома женщина махала метлой, собирая мусор на совок. Марлоу вздрогнула, когда стоящий у одного магазина лохматый голубой зверь – она надеялась, что хотя бы он механический, – расстегнул комбинезон, из него появился потный мужик и оперся о железную ограду.
– Жуткое пекло, – пробормотал он топтавшемуся рядом супергерою.
Тот пожал плечами:
– Мартовская жара.
Сидя одна в такси, Марлоу слушала их разговор. В остальных отношениях Нью-Йорк был спокойным. Ее такси, так же как и остальные, лениво, не спеша двигалось в вежливом молчании, ожидая, пока запруженная транспортом улица освободится. Пожарная машина с высоко поднятым корпусом и широко расставленными колесами, чтобы можно было проезжать над другими автомобилями, приблизилась сзади так беззвучно, что Марлоу заметила ее, только когда она проскользнула над головой, на мгновение затмив небо. Люди, шаркающие по Тридцать седьмой улице, в основном были увлечены своими девайсами, качая головой в такт музыке, которую она не слышала, разговаривая с людьми, которых она не видела. Марлоу обратила внимание на их расслабленные лица, развязные позы, отвисшие животы. Вот как оно бывает, когда людей не снимают постоянно на камеру, подумала она. Из ресторана быстрого питания выбежала издерганная женщина, таща одной рукой собаку на поводке, а в другой засовывая в рот лепешку с начинкой. При этом она закатывала глаза и нетерпеливо дрыгала ногами, раздраженная словами собеседника, с которым ругалась через девайс. Вдруг, забыв про свою еду, она гневно вскинула руку вверх, и начинка веером рассыпалась по тротуару. Крупная капля соуса упала женщине на грудь, и она остановилась, чтобы стереть ее. От этой картины Марлоу занервничала. Ей пришлось напомнить себе, что у этой женщины нет подписчиков, нет целой армии вуайеристов, которые стали бы беспощадно издеваться над тем, как вязкая жижа впитывается ей в рубашку. Тем временем ее собака – Марлоу ахнула и закрыла рукой рот – стала испражняться прямо на улице. Марлоу не сразу догадалась, что это была живая псина, а поняв это, почувствовала себя чуть ли не оскорбленной. Зачем держать настоящее животное здесь, где нет даже травы? Кто будет соскребать фекалии с тротуара? Есть же маленькие роботы-собачки, которых можно разрядить, когда уезжаешь в отпуск!
Марлоу доехала до Таймс-сквер с ослепительной мозаикой знакомых лиц. Изображения актеров Созвездия были повсюду, парили как призраки среди рекламы модной одежды и ресторанов быстрого питания на знаменитых голограммах перекрестка. С одной из них, расположенной на круглой крыше отеля, кокетливо смотрела, потягивая сиреневатый сок, Жаклин – как заметила Марлоу, с существенно зауженной талией; логотип производителя плясал у ее плеча. Справа, на здании из зеленого стекла, под названием таблоида-еженедельника «Созвездие» проецировалось несчастное лицо Иды. «ИДА БРОСИЛА СЕМЬЮ», – кричала подпись. Нос у нее был высотой в весь этаж. Такси проехало несколько метров вперед, и Марлоу увидела свое лицо, смотрящее с выцветшего и облезшего билборда. Это была старая реклама, в которой использовали фотографию с ее свадьбы, хотя Марлоу не помнила, чтобы она для нее позировала. Она безмятежно улыбалась в объятиях Эллиса, прижав голову к его плечу. «Марлоу + Эллис», – было написано около ее левого уха. А справа от подбородка более крупным шрифтом: «Навсегда. Счастье до гроба с „Истерилом“».
Вдруг все образы над головой Марлоу исчезли. Небо неожиданно стало безмятежно голубым, здания оголились до бетона. Только тогда ньюйоркцы взглянули наверх, озадаченные пустотой. Пешеходы застыли посередине улицы. Обедающая толпа на красной пластиковой лестнице оцепенела с поднятыми вилками в руках. Все ждали, и Марлоу ждала вместе с ними, когда вернется многоцветная суматоха. Затем замигала голограмма бескалорийной кока-колы, главного идола всей рекламной индустрии, и над ее логотипом появилось лицо.
Лицо Марлоу.
Марлоу сжалась в кресле и закрыла руками рот, глядя на кончики своих дрожащих пальцев. Между тем разрозненные частицы света постепенно приобретали форму: непокорная грива волос, серьезные синие глаза. Она смотрела, как ее изображение, похожее на снимок преступника – без улыбки, анфас, крупным планом, – многократно повторяется, расходясь по всему кварталу. Теперь она была там, где только что красовались Жаклин и Ида, реклама одежды и ресторанов. Ее лицо было повсюду.






