Текст книги "Подписчики"

Автор книги: Меган Анджело

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Все молчали. Астон часто дышал, так по-детски, что Орла чуть не заплакала.

– Пятьдесят девять миллионов долларов, – снова произнес он. – Если они не подадут на меня в суд, я переведу им эти деньги.

– Он спятил, – одними губами сказала Мелисса Крейгу, а потом прочистила горло. – Это был бы очень щедрый поступок, Астон, – успокаивающим тоном сказала она. – Но прямо сейчас мы не можем сделать пожертвование семье Сальгадо. Пока идет расследование, это может исказить…

В разговор вмешался Мейсон:

– Давай поговорим об этом при встрече, Астон. Пожалуйста. Нас ждет самолет.

– Какой самолет? – раздраженно спросил Астон.

– На Бали, детка. – Флосс наклонилась к телефону. Она прибегла к своему капризно-сексуальному тону, но Орла заметила, что подруга дрожит. – Нам очень нужна эта поездка.

Астон нарочито засмеялся, словно не верил своим ушам.

– С тобой? Я не еду на Бали. – Он продолжал смеяться. – Ни на какой сраный Бали я не еду, – отрезал он.

Раздался легкий отдаленный стук, потом все услышали, как Астон бросил телефон. Едва различимый голос с вежливостью гостиничного персонала о чем-то спросил Астона.

– Нет, – ответил визитеру Астон. – Ничего хорошего. Из-за моей известности умерла девушка. А вайфай у вас тут ни хрена не фурычит.

* * *

Позже в тот же день Орла осталась в квартире одна. Мейсон и Флосс улетели на Бали без Астона, а Крейг и Мелисса разошлись по домам. Орла прилегла вздремнуть. После смерти Анны она очень много спала.

Время от времени в качестве епитимьи она по одному прослушивала сообщения, которыми был забит автоответчик. Часто повторялось слово «тварь», но иногда встречались и более замысловатые варианты: звонившие высказывали предположение, что у нее нет души, или предлагали изнасиловать дубиной.

Однажды она наткнулась на такое формальное и беззлобное сообщение, что ей едва ли не показалось, что оно на иностранном языке. «Орла Кадден? – спросила женщина, нетвердо произнося имя, словно читала его в первый раз. – Я звоню, чтобы… Вы присылали мне письмо в начале года. Вернее, это было в прошлом году, ну, как минимум год назад. Извините, что так долго не отвечала. Если вы еще не нашли представителя, давайте договоримся о встрече. – Женщина помолчала. – Да, это Мария Хасинто. Я литературный агент».

* * *

Помощница Марии пригласила Орлу прийти на следующий день в одиннадцать часов. Утром девушка натянула легинсы, которые сидели на ней теснее, чем раньше, хотя в последнее время она почти не могла есть, и полученную бесплатно слишком свободную блузку с принтами в виде сов из магазина одного хипстера, который не угадал с размером и явно переоценил экстравагантность Орлы. Не забыла она и про бейсболку с логотипом «Янкис».

На улице было тепло, солнце припекало. Орла только сейчас заметила, что на дворе июнь, а потом, бросив изумленный взгляд на часы в витрине аптеки, осознала, что на самом деле уже почти июль.

После смерти Анны около дома снова стали собираться толпы: возмущенные агрессивные люди вперемежку с преданными фанатами, выкрикивающими слова поддержки. После того как суета сошла на нет, полицейские убрали ограждения насовсем. Впервые почти за год весь тротуар на Двадцать первой улице был свободен. Теперь квартал выглядел так же, как до появления в доме Флосс.

Сегодня, однако, Орла выглянула из-под изогнутого козырька и увидела женщину, сидящую там, где раньше стояло ограждение. Ей было около пятидесяти, и она выглядела смутно знакомой. Латиноамериканка со спутанными волосами, выкрашенными в медно-оранжевый цвет, глаза с растушеванными вокруг ярко-синими тенями. Она царапала цифры в клеточках судоку, и ее мягкие плечи при этом слегка тряслись. Женщина принесла с собой складной стул со спинкой и мягким сиденьем – Гейл ставила такой к столу, если на ужин забредал неожиданный гость. Когда Орла вышла из подъезда, женщина подняла голову и закрыла брошюру с головоломками.

У Орлы было еще время заскочить в «Старбакс». Ей хотелось кофе, но она обнаружила, что от этой мысли ее затошнило. Видимо, от нервов. Орла в нерешительности остановилась под навесом с русалкой. Вдруг в стекле витрины она увидела буквально в двух шагах позади себя ту самую женщину. Орла продолжила путь. Пересекла Двадцать третью улицу и оглянулась через плечо. Женщина не отставала и смотрела Орле прямо в глаза.

Орлу прошиб пот. Она хотела поймать такси и сбежать, но улица была плотно забита транспортом до самого «Медисон-сквер-гарден». Чтобы успеть на собеседование, придется сесть в метро. Орла ускорила шаг, перешла через Восьмую авеню и направилась к Седьмой. Женщина следовала за ней без всяких усилий, практически плыла позади.

Когда обе спустились в метро на Двадцать восьмой улице, преследовательница немного отстала, отойдя на платформе чуть в сторону. Непосредственно перед тем, как поезд вполз на станцию, Орла украдкой взглянула на незнакомку, пытаясь вспомнить, где видела ее. И вдруг в мозгу у нее вспыхнула картинка с экрана телевизора: мужчина обнимает за плечи женщину с опущенными глазами, она всхлипывает и разражается рыданиями. Остальные воспоминания всплыли на поверхность и до такой степени потрясли Орлу, что у нее закружилась голова. Двери поезда открылись, Орла в рассеянности замешкалась и влетела внутрь в последний миг перед их закрытием. Женщина уже сидела в другом конце вагона, снова раскрыв свои судоку. Это была миссис Сальгадо. Мать Анны.

Глава четырнадцатая

Марлоу

Нью-Йорк, Нью-Йорк

2051

Марлоу сидела в квартире 6-Д, думая о Хани и глядя на бумагу со своим именем у верхнего края, когда услышала в коридоре шаги, ритмично топающие в ее сторону. Она встала и увидела, как поворачивается ручка входной двери. Человек или робот? Робот или человек?

Робот. Это был Матео из Архива, и Марлоу в сердцах плюнула в знак протеста, отступив от него к невзрачному окну. Если Марлоу приписан к Архиву, как он сюда добрался?

И тут она поняла, что объяснение вот-вот последует: Матео придерживал дверь для кого-то еще.

Странно: перед появлением Хани Митчелл Марлоу не слышала шагов – она как будто материализовалась в дверном проеме из разрозненных искрящихся атомов. Хани пару секунд постояла на пороге, осматривая квартиру: остановила надменный взгляд на диване, на лампе в виде столбика, на неряшливом выцветшем ковре. Где-то в середине осмотра – между кухонными столами и сломанным домофоном, висящим на стене у двери, – она взглянула на Марлоу, так же безразлично, как и на предметы мебели.

Наконец она прочистила горло и быстро произнесла:

– Давай не будем здесь надолго задерживаться. Эта грязища меня нервирует.

Как по приказу, Матео сбросил свой пиджак и накрыл им барный табурет. Хани осторожно забралась на него. Марлоу глядела на нее, избегая смотреть в лицо, на щеку, от которой когда-то отхватила кусок. Хани была в белой накрахмаленной блузке, заправленной в белые бриджи для верховой езды. Белый кашемировый шарф был несколько раз обернут вокруг плеч. Белая шляпа, отдаленно напоминавшая ковбойскую, с белым плетеным кантом, сидела на затылке поверх большого светлого пучка волос. На руках были белые кожаные перчатки, на ногах белые кожаные ковбойские сапоги, безукоризненно чистые. Хотя Марлоу находилась в Нью-Йорке меньше суток, она понимала, признаком какого рода привилегий служит здесь незапятнанная обувь. Икры самой Марлоу были забрызганы уличной грязью.

Наконец она уперлась взглядом в шрам. В этой комнате он казался даже симпатичным – блестящее пятно, словно специально предназначенное улавливать свет. Но Марлоу понимала, что впечатление может быть обманчивым. Однажды она в приступе окрашенного сожалением интереса задавала своему девайсу бесконечные вопросы о шрамах и узнала, что цвет их может меняться, темнеть и бледнеть в течение дня, варьироваться под влиянием различных эмоций, а некоторые из них никогда полностью не теряют своей злой яркости. Возможно, рубец на лице у Хани сейчас не сильно выделялся, потому что с виду она была совершенно спокойна.

– Откуда тебе известно про это место? – спросила Марлоу. Она все еще стояла, оцепенев, в нескольких шагах от дивана, не зная, что делать, сесть или нет. Непрошеные гости чувствовали себя свободнее, чем она. – Как ты узнала, что я здесь?

Хани поморщилась, взглянув на серое пятно на пальце перчатки, появившееся, когда она коснулась табуретки.

– В Нью-Йорке сейчас каждая собака знает, что ты здесь, – проговорила она, махнув рукой в сторону улицы. – Я услышала, что тебя чуть не поймали в Архиве, и попросила посмотреть записи с камер. Мне, знаешь ли, не отказывают. Я очень щедра. – Хани улыбнулась Матео, но робот этого не заметил – он вежливо смотрел в пустоту. – Я видела, как ты записывала этот адрес в зале со старым интернетом. Камеры помогли разобрать твои каракули.

Марлоу покраснела. Она полагала, что в Нью-Йорке, с таким количеством людей, сутулых и безобразно жующих на ходу, видеонаблюдение не очень распространено. Но теперь поняла: их беззаботность говорит лишь о том, что никому не интересно наблюдать за ними. Но это не значит, что их не снимают.

– Это вторжение в частную жизнь, – рявкнула Марлоу.

Хани захохотала. Задорный смех, наполнивший квартиру, напомнил о том, что здесь когда-то жили люди. Потом она вдруг замолчала и задумалась. Она изучала Марлоу так пристально, словно та только что ожила и наконец стала интереснее, чем покрытая пылью мебель.

– Я рада, что ты так думаешь. – Хани встала и хлопнула в ладоши. – Тогда пойдем, – сказала она. – Наверняка кто-то из службы безопасности Архива уже продал информацию о твоем местонахождении.

Марлоу никогда еще так не злилась на саму себя. Надо же было ей писать адрес! Неужели она не могла его запомнить? (В том-то и дело, что не могла. С того дня, когда на нее надели девайс, ничего запоминать уже не требовалось, и теперь соответствующая часть мозга не функционировала.) Чутье ее не подвело: от бумаги одни неприятности. Она взяла с дивана рукописное письмо, неловко сложила его и сунула в карман джинсов.

– Когда я в прошлый раз ездила с тобой, моя жизнь оказалась разрушена, – сказала она Хани.

– Для меня, знаешь ли, та прогулка тоже обернулась не праздником, – ответила Хани. – И все же я пытаюсь помочь тебе.

Она спрыгнула с табурета и подвела Марлоу к окну. Внизу, на Восьмой авеню, сновали туда-сюда люди, все выглядели целеустремленными и вроде бы безразличными к местонахождению Марлоу. Но затем она увидела одно за другим два такси с мерцающей на крышах голограммой ее лица.

– Короче говоря, – сказала Хани, – люди уже в курсе, что ты находишься по этому адресу. Полагаю, ты догадываешься, что будет, если ты выйдешь отсюда одна. Моя машина за углом, у черного хода. Понимаю, что ты мне не доверяешь, но я твое единственное спасение.

Марлоу отвернулась к окну и посмотрела в потолок, притворяясь, что взвешивает несуществующие варианты. Над головой она заметила ряд белых зубцов – остатки снесенной или рухнувшей стены, которая когда-то, видимо, защищала диван от солнца, в конце концов обесцветившего обивку.

Хани наблюдала за ней. Марлоу взглянула ей в глаза.

– Мне было бы легче, – произнесла она, – если бы ты сказала, что тебе надо. Какой твой интерес.

Хани фыркнула.

– Вы, ребята из Созвездия, не видите ничего за пределами сценария. Здесь, в реальном мире, мы иногда делаем что-то просто так и ждем, что будет дальше.

Марлоу внезапно вспомнила урок этнографии в средней школе. Учительница долго распространялась о какой-то стране, где жители поливают спагетти соусом с перцем чили; это сомнительное сообщение вызвало лишь пустые взгляды, поскольку дети из анклава никогда не пробовали ни того, ни другого. Вдруг один ученик спросил у преподавательницы, что уникального, по ее мнению, в Созвездии, какие обычаи существуют только там. Конечно, очевидным ответом было бы «круглосуточная съемка и вещание на миллионную аудиторию». Но поскольку учительница не могла сказать это на камеру, она пустилась в рассуждения о городской архитектуре. У Марлоу имелся другой ответ, хотя она и не подняла руку, чтобы выразить свое мнение. «Мы видим сюжет кристально ясно, – думала она. – Мы относимся к людям как к персонажам. Вот что дает такой образ жизни. Вот что отличает нас».

Может быть, пришло теперь в голову Марлоу, она сумеет использовать эти навыки для собственной выгоды. Ведь она хорошо знала: обычно самый простой сюжет и есть самый лучший. Захватывающие повороты только откладывают неизбежное. Все элементарно. Марлоу изуродовала лицо Хани. Пусть Хани и не признается в этом, она наверняка мечтает о мести. И поскольку Марлоу это известно, она может идти на шаг впереди сюжета. Хани будет персонажем в истории Марлоу, а не наоборот. Марлоу твердо это решила.

– Ладно, – согласилась она. – Идем. – И неохотно добавила: – Спасибо.

Когда они шли следом за Матео к лифту, Марлоу старалась не поворачиваться к Хани спиной. Это ключевое условие, чтобы выбраться из передряги, заключила она, – никогда не терять Хани из виду.

* * *

Здание, где жила Хани, напоминало прямой зеркальный рог цвета розового золота, а квартира располагалась на самом верху. Благодаря стеклянным стенам возникало впечатление, что жилище окутано небом. Все внутри было белым: пол из выбеленного дерева покрывали белые ворсистые ковры, на них стояли белые замшевые диваны. Столы – обеденный, кофейный и журнальный – были в виде кубов из ослепительного цемента с узорчатыми мраморными столешницами. В противоположных концах помещения располагались гигантские островные камины из белой стали. Кухонная утварь фосфоресцировала перламутром. Перед холодильником склонился мужчина и с трагическим видом полировал его. Увидев Хани и Марлоу, он выпрямился и спрятал тряпку за спину, словно чтобы ее неприглядный вид не нарушал всеобщей белизны.

– Здравствуй, Дэвид, – приветливо обратилась к нему Хани. – Это Марлоу. Когда-то она откусила кусок от моей щеки.

Марлоу повернулась и удивленно уставилась на нее.

Но Дэвид только вежливо кивнул.

– Здравствуйте, мисс Марлоу, – ответил он и указал на холодильник. – Хотите воды или содовой?

Марлоу попросила воды и, когда Дэвид принес ее, пригляделась к красным прожилкам в его глазах и к неровной линии волос. Во сколько же Хани обходится живой домработник? Их теперь почти не сыщешь. Марлоу знала, что Хани работает комментатором в средствах массовой информации, – Жаклин, которая маниакально вела учет взлетам и падениям всех, кто когда-либо встречался им, еще много лет назад сообщила подруге, что Хани «этакий Христос для белого отребья – читает, понимаешь, проповеди, навязывает определенный образ жизни». Марлоу тогда поинтересовалась, какой именно образ жизни имеет в виду Жаклин, – к чему призывает Хани? Подруга не смогла вспомнить. Что бы то ни было, подумала Марлоу, потягивая воду, платят за это, прямо скажем, недурно.

Хани выдвинула для Марлоу стул из-за обеденного стола и, когда они уселись, обратилась к Дэвиду:

– Сделай нам, пожалуйста, чизбургеры. Марлоу никогда их не пробовала.

– Ничего подобного, – возразила Марлоу.

Хани пропустила ее замечание мимо ушей. Похожая на мышку чернокожая визажистка с птичьими ножками и падающими на лицо кудрями подошла и схватила Хани за руку.

– Здравствуй, Эльза, здравствуй, дорогая, – поприветствовала Хани девушку. – Знаешь Марлоу? Она укусила меня за щеку.

Эльза почти незаметно прерывисто вздохнула, но не отвлеклась от работы: она осторожно снимала девайс Хани с помощью медицинского спирта. Таким способом можно сделать это безболезненно, если никуда не спешишь, вспомнила Марлоу.

– Приятно познакомиться, – без всякого выражения произнесла Эльза.

– Мне тоже, – ответила Марлоу. – Она меня спровоцировала!

– Конечно! – засмеялась Хани. – В юности я обожала кого-нибудь подразнить.

Эльза не ответила. Она отдала девайс Хани Дэвиду, который отнес его на кухню и положил в ящик стола. Эльза начала натирать белый квадрат на запястье Хани губкой, смоченной в лосьоне для загара.

– Ну так вот, – сказала Хани Марлоу, – ты думаешь, что пробовала чизбургер? На самом деле ты ела толченых сверчков с витаминизированным кешью на булочке из киноа. Поднимите руки, кто бы застрелился, если бы пришлось питаться такими чизбургерами, – повысив голос, произнесла она, крутясь на стуле.

Эльза и Дэвид механически подняли руки, словно это была одна из их обязанностей.

Марлоу почувствовала, как дух противоречия берет над ней власть, словно головная боль.

– Не вижу ничего хорошего в мясе, – рявкнула она, – если только ты не хочешь сократить себе жизнь. – Она и сама услышала, как невесело это прозвучало, насколько мрачной особой она казалась по сравнению с остальными людьми, проворно суетившимся в комнате. Но мясо… в самом деле, мясо – это отвратительно. Она всегда это знала.

Так почему же тогда жадно втягивала металлический, какой-то даже чувственный запах жареного, поднимавшийся от шкворчащей сковороды на плите?

Дэвид поставил перед ними бургеры. Котлета сочилась прозрачным розоватым, как разбавленная водой кровь, соком, который лужицей стек вокруг лежащей на тарелке булочки. У Марлоу свело живот, и ей смертельно захотелось попробовать угощение. Она взяла бургер и вонзила зубы в хлеб, а затем в говядину, соленую и податливую. Когда она оторвалась от чизбургера, от него роскошными нитями потянулся сыр. Марлоу откусила еще и еще, поворачивая голову так и этак, чтобы подобраться к лакомству с удобной стороны. Увидев, что бургер сократился на две трети, она почувствовала, как печаль тоже стремительно идет на убыль. Она подняла голову и увидела, что Хани наблюдает за ней, весело, но с какой-то настороженностью, словно за животным, которое, вопреки здравому смыслу, принесла в дом.

– С ума сойти, – пробормотала она, посверкивая глазами.

– Ты была права, – прочавкала Марлоу с набитым ртом. – Это… Я никогда… – Доев, она вытерла рот и, стараясь говорить будничным тоном, спросила: – Полагаю, у вас тоже обычно едят только по одному бургеру?

Хани засмеялась и дала знак Дэвиду принести Марлоу еще.

– Тебе нужно набраться сил для сегодняшней вечеринки, – заметила она.

Марлоу посмотрела, как Дэвид положил на тарелку очередную лоснящуюся булочку с аппетитной начинкой. Трудно было оторвать от нее взгляд.

– Какую вечеринку? – спросила она Хани. – Я никуда не пойду. Мне нельзя показываться людям на глаза.

Хани пожала плечами.

– Ой, не волнуйся. Мы наденем маски. – Она покрутила запястьем, которое Эльза уже закончила натирать. Бледное пятно на месте девайса полностью мимикрировало под цвет окружающей кожи. – И никаких девайсов, чтобы никто тебя не узнал. А если и узнают, то все равно не смогут тебя сдать.

– Я лучше останусь в своей комнате, – твердо проговорила Марлоу. Потом, осознав, что ведет себя нахально, чуть толкнула ногой сумку, лежащую у ног, и добавила: – Если, конечно, ты пригласишь меня переночевать.

Хани засмеялась.

– Я выделю тебе комнату. Но мои вечеринки обычно распространяются по всей квартире. Спрятаться на самом деле негде. В толпе тебе лучше быть в маске. – Она встала и направилась на кухню, где они с Дэвидом стали обсуждать подготовку к приему гостей; он показал ей коктейльные бокалы, и она объяснила, почему они не подойдут.

Марлоу впилась зубами во второй бургер. «В маске», – подумала она и представила, как инкогнито убивает время на вечеринке, – возможно, она даже проведет здесь достаточно времени, чтобы те люди потеряли интерес к охоте. А если потребуется или появится такая возможность, то выскользнет из квартиры Хани вместе с другими гостями, скрытая толпой, маской и покровом ночи. Сядет в такси, придумает адрес в соседнем штате – нужно, кстати, выяснить, какие поблизости есть штаты, – и поедет, покуда машина не увезет ее далеко отсюда.

Эта вечеринка положит начало – она не знала, чему именно. Но идея стать невидимой, замаскироваться и сделаться неотличимой от остальных, очень привлекала. Как это, интересно, бывает? Наверно, немножко похоже на жизнь вне камер.

Эльза все еще сидела вместе с ней за столом, вынимала из косметичек баночки и расчески и ждала, когда Хани вернется и она сможет возобновить работу.

– А вы идете на вечеринку? – спросила ее Марлоу.

Эльза часто заморгала и быстро оглянулась через плечо. Хани и Дэвид увлеченно обсуждали, какие постелить скатерти. Когда Эльза снова встретилась глазами с Марлоу, всю ее кротость как рукой сняло. Почти со злобным взглядом она мягко провела двумя пальцами по краю лица с безупречной черной кожей.

– Я? – ухмыльнувшись, ответила она Марлоу. – Вряд ли. Я не вписываюсь.

Глава пятнадцатая

Орла

Нью-Йорк, Нью-Йорк

2016

– Извините, – сказала Мария Хасинто, пережевывая кусок слоеной булочки, когда Орла села напротив нее. – Утро выдалось хлопотное. Я не успела позавтракать. – Она склонилась над рукописью, которую Орла накануне прислала ее ассистенту.

– Ничего, – ответила Орла. Она пригладила взлохмаченные кепкой вихры и уставилась на макушку Марии с просвечивающей через редеющие рыжие волосы кожей. Хотелось надеяться, что встреча займет весь день. Когда девушка направлялась к крутящимся дверям здания, миссис Сальгадо вошла в расположенный рядом сетевой обувной магазин, куда, по твердому убеждению Орлы, ни одна женщина за покупками не пойдет, а значит, преследовательница намеревалась ждать ее там.

Мария с энтузиазмом откусила от булочки. По странице рукописи рассыпались крошки.

– Что ж, – сказала она. – Это…

– Скажем так, повесть. – Орла наклонилась вперед, собираясь произнести подготовленную речь. – Сначала я задумывала роман, но мне кажется, лаконичность соответствует замыслу, поскольку это рассказ о девушке с большими амбициями, которая в итоге не добивается вообще ничего.

Мария сморщилась, словно от острой боли.

– В первоначальном варианте у меня там был персонаж, которого воспитали ортодоксальным евреем, – добавила Орла. – Я могу в любой момент вернуть его, если вы считаете…

Мария откинулась на спинку кресла и сложила руки на листах бумаги.

– Это моя вина, – сказала она. – Когда вы согласились прийти на собеседование, я подумала, что вы представите другой проект. Я знаю, кто вы, Орла. И я в курсе, что вы не даете интервью.

Орлу как обухом по голове ударили.

– Хотите сказать, что ожидали увидеть рукопись книги о Флосс? И об Астоне? И… – она понизила голос до шепота, опасаясь, что сквозняк отнесет ее слова в обувной магазин, – об Анне?

Мария села ровно и сложила руки на груди.

– Скажите, зачем вам писать о выдуманной героине, с которой ничего не происходит, когда вы можете рассказать о себе – настоящей девушке с сумасшедше динамичной жизнью?

Орла покачала головой.

– Это не моя жизнь. Это просто нелепая случайность. Странный выдался год. – Она указала на свою рукопись. – Может, я расскажу вам о некоторых событиях, лежащих в основе…

– Но мне это неинтересно, – ответила Мария таким тоном, как будто констатировала, что ее булочка не с черникой, а с сыром. – А вот о той, другой, идее я готова разговаривать.

Орла опустила глаза. Легинсы так плотно облегали бедра, что ткань лоснилась.

– У меня есть только эта книга, – произнесла она. – И все.

Мария пожевала и проглотила кусок булки.

– Если передумаете, звоните, – сказала она.

* * *

Миссис Сальгадо проделала вместе с Орлой обратный путь. У дома она снова уселась на свой стул, а Орла, ни слова не говоря, вошла в подъезд. В квартире она обнаружила Мелиссу, которая рьяно делала уборку.

– Ужасный срач, – сказала она Орле, указав на ржаво-коричневое от грязи бумажное полотенце, которым протирала стол. – И в холодильнике все стухло.

Она подняла над столом бело-голубой пластиковый контейнер. Вспомнив, что это привезенная Гейл несколько месяцев назад курица, Орла чуть не заплакала и отвернулась, чтобы глотнуть воздуха. Мелисса в своих желтых перчатках словно разбередила все, что гнило в этой квартире, и внезапно Орла ощутила все эти запахи: заплесневелая занавеска в ванной, переполненное ведро с преющими помоями под раковиной, вонючие останки курицы в руках у пиарщицы.

– За мной следит мать Анны, – сообщила она.

Мелиса опустила контейнер.

– Что?

– Она сидит у входа в дом на стуле. – Орла указала в окно. – А когда я вышла, она увязалась за мной. Туда и обратно.

Мелисса не стала подходить к окну, а сняла перчатки и аккуратно положила их на край раковины, а потом повернулась к Орле.

– Хочешь совет? – мягко проговорила она. – Не бери в голову.

– Да как же это? – В глазах у Орлы встали слезы. Она рассчитывала на разумный ответ от Мелиссы, которая умела трезво анализировать проблемы.

– Люди справляются с горем по-разному. – Мелисса подошла к кофе-машине, которую уже вымыла и зарядила. Достала из шкафчика две кружки и осторожно наполнила их. – Если бы она собиралась причинить тебе вред, то не стала бы ждать. А она явно хочет тебе что-то сказать, неизвестно, что именно, но после всего, что мы ей сделали, после всего, что ей пришлось пережить… – Она отхлебнула из одной кружки и подтолкнула другую Орле. – Послушай меня – нужно просто быть почтительной.

Орла взяла кружку, понюхала кофе, и ее вырвало в раковину.

– Что такое? Тебя тошнит? – спросила Мелисса, словно это не было очевидно.

Орла покачала головой.

– Это все из-за кофе, – дрожащим голосом ответила она. – Этот запах…

Она увидела, как лицо Мелиссы медленно исказилось ужасом. Сначала она сжала губы, потом нахмурилась, затем широко раскрыла глаза.

– Нет, этого не может быть. – Сердце застучало у Орлы в ушах. – Ерунда какая-то.

В голове у нее вихрем пронеслись воспоминания обо всех соитиях с Дэнни – ночных, дневных, в подпитии, в хмельном беспамятстве, блаженных, окрашенных злостью, скучных. Ни одно из них не выделялось и не могло привести к зачатию.

Мелисса вылила кофе Орлы в раковину.

– И тем не менее, – вздохнула она, – сомнений нет.

* * *

В тот день Мелисса осталась с ней. Орла позволила ей взять инициативу в свои руки и навести порядок. Мелисса разобрала продукты на кухне и выбросила все, что Орла не могла есть и пить: колбасу из индейки, сыр бри, странный чай, оставленный Астоном. Она попросила медицинский полис Орлы и помогла ей найти врача. Когда Орла снова почувствовала утомление – усталость теперь словно жалила все тело, – Мелисса посоветовала ей прилечь и поспать, но не на спине, а на боку.

– Откуда ты все это знаешь? – спросила Орла, помедлив на пороге своей комнаты.

Мелисса ответила не сразу.

– Я однажды была беременна, – сказала она потом.

Орла вспомнила, как в баре она кричала, что у нее не будет детей, и больше ничего не спрашивала.

Когда она проснулась, Мелисса работала за кухонным столом. Рядом стоял пакет с аптечным логотипом.

– Все необходимое для беременных, – объяснила она, кивнув на пакет. – И соленые крекеры. Они помогут от тошноты.

Орла опустилась на табурет рядом с ней.

– Ты видела мать Анны? – поинтересовалась она.

Мелисса кивнула и взглянула на Орлу поверх экрана ноутбука.

– Она что-нибудь тебе сказала? – спросила Орла несчастным голосом.

– Нет. – Мелисса резко дернула головой влево, вскинув подбородок. – Она красила ногти, – добавила она со звуком, напоминающим смешок.

У Орлы зажужжал телефон, и она посмотрела на экран. Гейл.

Мелисса тоже увидела, кто звонит.

– Тебе лучше поговорить с родителями, – посоветовала она. – К врачу ты записана на среду. Почему бы не съездить к ним? Думаю, тебе полегчает.

Орла представила, как сидит за столом в родительском доме, смотрит в окно-фонарик и видит, как миссис Сальгадо пробирается между деревьями у берега.

– Как ты думаешь, она не… – начала она.

Мелисса покачала головой.

– Нет, Орла. Вряд ли она поедет за тобой в Пенсильванию.

* * *

На всякий случай Орла вышла из здания через черный ход. Линус, сын управдома, проводил ее до дверей с уверенностью городского ребенка.

На автовокзале она встала в очередь к выходу девятнадцать и оказалась позади пары, которая рассматривала на световой панели старую рекламу с полосатым сине-серым автобусом «Грейхаунд», гордо припаркованным около газона.

– Какая приятная фотография, – произнес мужчина с легким польским акцентом и без доли иронии.

Орла достала телефон и написала матери сообщение: «Привет, мама. Я еду домой». Она посмотрела, как колеблется серый пузырь, означающий, что мать пишет ответ. Наконец пришло сообщение: «Хорошо. Отец тебя встретит».

* * *

Родители Орлы пили редко, так что объясняться не пришлось. Но, вопреки обыкновению, Гейл вдруг купила на ужин суши. Ради этого она сходила в новый ресторан на главной улице Миффлина.

– Там вообще нет окон, – сообщила она. – А я не доверяю заведениям, из которых невозможно выглянуть наружу.

Однако она все равно купила суши и теперь отложила вилку и уставилась на Орлу, которая возила по тарелке ролл с желтохвостом.

– Я думала, ты любишь суши, – сказала Гейл.

– Мама волнуется, – пробормотал Джерри.

– Не говори ерунды. – Гейл развернула и понюхала «Калифорнию». – Ничего подобного.

– Люблю, – ответила Орла. – Я просто плохо себя чувствую.

Гейл и Джерри переглянулись. Гейл погладила дочь по руке.

– Не расстраивайся, дорогая, – проговорила она и встала из-за стола. Орла догадалась, что она собирается произнести заготовленную речь. – Я никогда не понимала, почему ты связалась с той девушкой, – начала мать, – но, зная тебя, предполагаю, что ты увидела в ней способ осуществить свою мечту. – Она взглянула на Джерри, который подбадривал ее кивками. – Но ты найдешь другой путь, Орла, – продолжила она. – Все пройдет, и ты начнешь заново – здесь, в Нью-Йорке или где захочешь. Ты можешь многого достичь где угодно. – Последнюю фразу она произнесла с особым выражением, тщательно выговаривая слоги, и Орла догадалась, что мать думала об их последнем споре в ресторане. Видимо, она репетировала эту речь с тех самых пор. Вот как все устроено, пришло в голову Орле: родителям иногда приходится извиняться завуалированно, а дети порой не извиняются вообще.

Джерри положил одну ладонь на руку дочери, а другую – на руку жены. Орла смотрела на их руки, на их лица, повернутые к ней, к тому месту, где она сидела всегда. Это на нее они возлагали надежды и в нее вкладывали скромные средства на протяжении двадцати девяти лет. Орла уже и забыла, как приятно быть центром чьего-то внимания, а не второстепенным персонажем.

Мать улыбнулась и предложила:

– Может, лучше съешь курицу по-охотничьи? Я приготовила на всякий случай.

Орла кивнула, хотя от одной мысли об охотничьем соусе ее начало тошнить, и она поняла, что никогда не сможет признаться им в своей беременности. Она все еще их ребенок. Они сидят здесь каждый вечер с тех пор, как она уехала в университет, стараясь не смотреть на пустой стул, и все это время она в основном избегала отвечать на их звонки и по большей части игнорировала сообщения. Она обязана как минимум уберечь их от душевной боли, позволить и дальше надеяться, что из нее что-нибудь выйдет, даже если – она вспомнила, как Мария Хасинто с крошками на губах отвергла ее усилия, – этого никогда не случится.