Текст книги "Подписчики"

Автор книги: Меган Анджело

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Люди тоже смотрели на ее портрет, отводя глаза от голограмм, только чтобы обменяться озадаченными взглядами. Некоторые пошли дальше, с привычным равнодушием отмахнувшись от этого зрелища, но большинство так и остались стоять, ожидая, что последует дальше.

Светофор переключился с красного на зеленый, но машины не двигались с места.

Затем на идеально гладком благодаря компьютерной обработке лбу Марлоу повсюду появилась мерцающая надпись: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ: МАРЛОУ КЛИПП».

Над монотонным гулом мотора такси прокатился исступленный женский голос:

– Поклонники Созвездия! Сегодня особенный день. Пора выйти на охоту! Наша Марлоу Клипп находится где-то на Манхэттене и ждет, когда вы ее выследите. Нашедшего ждет замечательный приз. Вперед, звездочеты, вперед!

Марлоу вжалась в спинку кресла и сползла вниз.

Жаклин была права. Охота не выдумка.

А Марлоу в нее даже не верила, у нее не было на это причин. Никто из тех, кто своим отъездом мог нанести вред всей системе, никогда не покидал Созвездие, по крайней мере на памяти Марлоу. Примерно через два года после открытия анклава многие из изначального состава актеров пытались дезертировать. Некоторым из них – людям вроде Иды, которые мало кого интересовали, – позволили уехать, их каналы закрыли, а внимание их подписчиков аккуратно перенаправили на звезд с похожей внешностью и образом жизни. Других – тех, кто собирал большую аудиторию, – разными способами убедили вернуться. Им повысили гонорары или взяли в залог их сбережения – ведь всех их обслуживал Первый банк Созвездия. Было все же несколько случаев, когда у сети ничего не получилось, и Марлоу помнила, как в начальной школе во время праздников с ночевкой девочки, набившись в родительское джакузи, обменивались за камерой страшными историями. Говорили, что, если ты значим для сети и решил уехать, руководство делает вид, будто тебя отпустили, и не применяет силу. Но потом повсюду размещают твои фотографии и просят подписчиков найти тебя. Это такой трюк – охота представляется как игра. За сообщение о том, где ты находишься, и за твои снимки в бегах назначают награду. А главный приз достанется тому, кто на самом деле тебя изловит – выследит, веря, что все это шутка, схватит и доставит домой.

– Полная хиромантия, – сказала тогда Флосс, сидя на кровати Марлоу, когда малолетняя дочь поделилась с ней услышанной историей и спросила, правда ли это. – Сеть действительно иногда устраивает охоту, но это и в самом деле игра. Никто еще не пострадал. Сеть существует, чтобы защищать нас.

– А почему вообще те люди хотят покинуть наш город? – спросила Марлоу.

Флосс задумалась.

– Они слишком долго жили иначе, – ответила она наконец, – и не привыкли, чтобы подписчики наблюдали за ними постоянно.

– Но ведь вы с папой никогда не уедете, правда? – спросила Марлоу.

– Нет, дорогая, конечно нет, – заверила ее Флосс, подтыкая одеяло. – Нам с папой здесь очень нравится.

Марлоу хотелось, чтобы мама ответила: «Конечно нет, мы никогда не покинем тебя». Она помнила, что никак не могла поймать мамин взгляд, пока та говорила. А на следующее утро, собирая портфель в школу, она вдруг поняла, куда смотрела Флосс, убеждая ее не бояться. Не на дочь, а в желтую сердцевину маргаритки, вышитой в изголовье кровати, – место, известное Марлоу под названием «третья камера в спальне».

* * *

Марлоу так потрясли ее фотографии на Таймс-сквер, что она забыла, куда едет. А такси везло ее на Десятую авеню, 1000, в больницу, адрес которой дала ей Грейс. Машина остановилась, и засаленная щель в заднем сиденье проглотила двадцатидолларовую купюру. Марлоу взялась за ручку дверцы и подождала, пока поредеет проходящая мимо торопливая толпа людей. Когда поблизости почти никого не осталось, она выскочила из машины и бросилась к дремлющему в киоске торговцу, очень старому и почти слепому. Его зеркальные линзы напомнили ей очки, которые она забрала на память из дома Амаду после его смерти. Торговец даже не пошевелился, когда Марлоу положила на его столик деньги рядом со строем сувенирных стеклянных шаров с бронзовыми спиралями внутри. Она схватила синий с серым отливом хиджаб и пару огромных очков в оправе черепахового цвета. Надев покупки, она повернулась к тому зданию, где родилась.

Но оказалось, что оно исчезло. На Десятой авеню, 1000, больницы не оказалось. Адрес она перепутать не могла: он был выбит в металле над воротами забора, окружавшего поразительное сооружение: гигантскую спираль, подобную тем, что находились внутри стеклянных шаров, – бесконечную цепочку оторванных от тел переплетенных рук, покрытых бронзой. Верх конструкции уходил в облака. Пройдя через ворота и приблизившись к инсталляции, Марлоу увидела, что каждая пара рук перекрещивалась у локтей и резко обрывалась на уровне плеч. При внимательном рассмотрении оказалось, что все они уникальны. Одни были сильные, с шероховатостями, похожими на прилипшие к коже волосы, другие – тонкие, изящные, с острыми длинными ногтями или пальцами в кольцах. Марлоу с трепетом заметила и другой тип – маленькие и гладкие ручки.

Марлоу положила свои руки на пару, до которой легче всего было дотянуться, – явно женские руки, с татуировкой «ЭЙДЕН» над костяшкой левого безымянного пальца. Она наклонилась, чтобы взглянуть на внутреннюю поверхность скульптуры. На запястьях правых рук имелись штампы с указанием имени, возраста и места рождения. Рука, которой она касалась, принадлежала Ариэль Лонг, двадцати двух лет, родом из Форт-Пирса во Флориде. На полукруглых газонах, окружающих мемориал со всех сторон, тихо и печально стояли люди в шлемах, закрывающих глаза и уши. Над головой у Марлоу крошечные дроны кружили вокруг спирали и парили над информационными табличками.

Дощечка у основания памятника просто гласила: «Эти руки принадлежали американцам, погибшим от последствий Утечки». Рядом высилась горка предметов, которые люди приносили, чтобы отдать дань памяти: незажженные свечи, высохшие розы, затянутые полиэтиленом фотографии. В землю был воткнут небольшой флаг с изображением узора из белых объемных квадратов и надписью под ними: «БОЛЬШЕ НИКОГДА».

Видимо, какие-то приборы уловили, что Марлоу остановилась здесь. Перед ней появилась голограмма: стрелка указывала на узкое серебристое ячеистое здание, окруженное цепью из рук. «Хотите узнать больше про мир до Утечки? – вкрадчивым шепотом проговорил автоматический голос. – В нашем интернет-архиве расположена бывшая Всемирная паутина. Программисты десятилетиями работают над тем, чтобы восстановить информацию, потерянную или поврежденную во время Утечки, и сегодня мы с гордостью можем сказать, что экспонируем девяносто семь целых шесть десятых процента прежнего интернета, существовавшего со времени его изобретения в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году и до разрушения в две тысячи шестнадцатом».

Марлоу встала в очередь позади семьи из четырех человек. Все они были в оранжевых пончо с изображением на спинах двух серых небоскребов и американского флага под словами «Пятнадцатая годовщина 11 сентября». Девочка-подросток, как догадалась Марлоу, вела безмолвный разговор с приятным ей мальчиком. Она постоянно застенчиво касалась волос, словно собеседник мог видеть ее, и то и дело громко и визгливо хихикала.

– Хватит болтать с бойфрендом. Прояви хоть немного уважения, – строго проговорила мать. – Ты находишься на священной земле.

Девочка закатила глаза.

– Я весь день нахожусь на священной земле, – пробубнила она. – Ты обещала шопинг в реальных магазинах.

Марлоу вошла следом за ними в здание. Робот с женской внешностью в рубашке поло баклажанного цвета, находящийся в эксплуатации как минимум лет двадцать, с тусклыми кругами вокруг глаз и остатками оттертых граффити на подбородке, приветливо кивнул ей. Значит, в Нью-Йорке тоже есть роботы, что логично. Правительство скупает старые модели, списанные медиаиндустрией, и внедряет их в музеи и бесплатные школы.

– В две тысячи шестнадцатом году, – начал робот бесцветным деревянным голосом, – интернет был открытым ресурсом. Каждый мог публиковать в нем все, что хотел. Люди создавали собственные пароли, часто используя знаменательные даты или имена питомцев. Снимите, пожалуйста, солнечные очки, – произнес он, когда мимо прошла Марлоу. – Вам предстоит пройти сканирование сетчатки. Из соображений безопасности мы хотим знать личности посетителей – так мы можем адаптировать работу музея в соответствии с вашими интересами и нуждами.

Снова сканер сетчатки. Марлоу поколебалась. Учитывая объявленную на нее охоту, она не может позволить, чтобы ее опознали. С другой стороны, если реклама не врет и в этом здании действительно находится бо́льшая часть старого интернета, содержащего сведения о прежней жизни ее родителей, возможно, ей удастся узнать, кто ее настоящий отец.

Она медленно направилась к красному лучу. Люди проходили здесь как ни в чем не бывало, не прерывая разговоров, чтобы посмотреть в камеру. Дети легко проскальзывали под ней, и подержанные роботы закрывали на это глаза. В отличие от аэропорта, сканер казался здесь скорее рекомендацией, так что, подойдя к нему, Марлоу притворилась, будто уронила что-то, и поднырнула под веревку.

Когда она выпрямилась с другой стороны, ничего не случилось. Никто не настаивал, чтобы она прошла идентификацию. Кажется, ее вообще никто не заметил. Марлоу ощутила прилив гордости: у нее хорошо получалась роль отступника. Повернувшись спиной к охраннику, она на мгновение сняла очки, чтобы вытереть пот с лица.

Надев их снова, она обнаружила, что девочка-подросток из очереди пристально смотрит на нее.

– Мама, – прошептала девочка. – Мама… – Она приложила руку ко рту и склонилась к уху матери, закрытому пушистыми волосами. Женщина тут же перевела взгляд на Марлоу.

Девочка сильно ткнула маму в бок.

– Перестань, – услышала Марлоу реакцию родительницы. – Экскурсия начинается через пять минут. Не задерживайся.

– Но… – произнесла девочка и неохотно последовала за матерью.

Марлоу двинулась в другом направлении. Она отделилась от медленно шаркающей толпы и пошла по указателю, который вел к «Общему поиску». С двух сторон вдоль стен коридора выстроились роботы-охранники, все обветшалые и конусообразные, с узкими талиями, широкими плечами и предусмотрительно разным цветом кожи. Они были в одинаковых пиджаках баклажанного цвета. Марлоу прошагала через этот строй, как девушка, впервые вышедшая в свет, избегая взглядов, которыми машины дружно провожали ее, – сначала следили за ней только глазами, затем поворачивали головы.

В конце коридора стоял робот с исключительно аккуратной бородкой. На его бейдже было написано «Матео». Как только Марлоу прошла мимо него, он отделился от остальных и потопал за ней, отставая метра на два.

Семена страха и нервозности дали ростки в душе Марлоу. Может, это ничего и не значит, сказала она себе. Вероятно, это просто выборочная мера службы безопасности. Зачем роботу следить за ней? Роботы не участвуют в охоте.

Перед ней открылась гигантская пасть темной комнаты. Марлоу вошла внутрь, направилась к сиреневым квадратам, которые манили буквами WWW, и уселась перед ними на табурет. Матео прислонился к стене.

– Добро пожаловать, – произнес звонкий голос. – Интернет-контент за какой год вы желаете просмотреть сегодня?

Марлоу задумалась.

– Может быть, вы желаете найти информацию о каком-нибудь человеке или о месте? – спросил голос.

– Флосс Натуцци, – обрадовалась Марлоу. – И Астон Клипп.

И голос тут же сообщил:

– Получено сорок шесть миллионов результатов на запрос «Флосс Натуцци» и пятьдесят один миллион на «Астон Клипп». Вот некоторые теги, чтобы сузить параметры поиска.

Перед глазами Марлоу, освещая висящую в воздухе пыль, появились яркие квадраты с фразами внутри – в таком большом количестве, что они заполонили все пространство и стали уменьшаться, чтобы уместиться на нем.

Астон Клипп, новый альбом. Астон Клипп, слова песен. Астон Клипп, Инстаграм. Астон Клипп, Твиттер. Астон Клипп, Руанда, комментарии. Флосс Натуцци, Инстаграм. Флосс Натуцци, уход за бровями. Флосс Натуцци, Паулина Кратц. Флосс Натуцци, свидания. Флосс Натуцци, Астон Клипп. Флосс Натуцци, Флосстон паблик. Флосс Натуцци, прическа. Флосс Натуцци, Анна Сальгадо. Астон Клипп, пожар. Флосс Натуцци, свадьба. Флосс Натуцци, беременность.

Марлоу затаила дыхание, ожидая увидеть собственное имя. Но теги прекратились. Разумеется. Ведь эта версия интернета закончилась во время Утечки.

Марлоу стала погружать пальцы в окошки с тегами. Вызывала статьи и фотографии, пытаясь выстроить хронологию. Искала мужчин, окружавших мать, намеки на то, что их гены могут циркулировать в ее крови. И чем больше она смотрела, тем менее разумным казалось это занятие. Упоминались сотни мужчин, десятки из них появлялись регулярно, и практически все – даже очень похожие на геев – на фотографиях прикасались к Флосс так, словно были ее любовниками. С другой стороны, Астон вроде бы всегда был поблизости, ничуть не волнуясь и не стараясь подчеркнуть свои претензии на девушку, которой все хотели овладеть, потому что она отдавала ему предпочтение.

Марлоу провела за просмотром долгое время и наконец откинулась на спинку кресла и потерла глаза. Поток туристов, с усталым видом тащившихся мимо, схлынул. Марлоу собиралась остаться здесь до закрытия. А что потом? Она не имела представления, что есть, где спать, как избежать взглядов прохожих, знающих об объявленной охоте.

До темноты оставалось еще несколько часов, и Марлоу решила поменять тактику. Она попросила голограмму показать ей сведения о матери в хронологическом порядке и начала сначала.

На экране стали всплывать смутно тревожные снимки: злые молодые люди за металлическим ограждением в городском квартале и видеоряд, который Марлоу не вполне поняла, – короткий текст рядом с маленькой квадратной фотографией девушки, а под ним снимок двустворчатой двери многоквартирного дома. Марлоу прищурилась. «Твиттер», догадалась она. Флосс рассказывала ей об этой соцсети. «Вот где живет шалава, которая столкнула Паулину, – на случай, если кто-нибудь захочет прийти и выколотить из нее дерьмо. Айда, народ!»

И ниже – адрес.

У Марлоу похолодели и напряглись руки. Она нашла в сумке обрывок обоев, который дала ей Грейс, и повернула его исписанной стороной, но вдруг сообразила, что у нее нет ручки. Покопалась в сумке, отодвигая сложенные купальные костюмы и витамины для беременных, в поисках какого-нибудь предмета, которым можно нацарапать адрес, и нащупала незнакомую вещь: прозрачную пластиковую косметичку. Марлоу улыбнулась в темноте. Ну конечно. Хотя для ухода за лицом она использовала только бальзам против морщин, Флосс всегда подкладывала ей косметику в сумку или в тумбочку в ванной, словно вся жизнь дочери пошла бы иначе, найди Флосс правильный оттенок пудры или помады.

Кроме прочего в косметичке лежал карандаш для глаз. Марлоу сняла колпачок и под написанными Грейс словами мелко начирикала адрес: «Западная 21-я улица, 303».

Черный кончик карандаша раскрошился. На боку медными буквами было напечатано «ЛИЦО ОТ ФЛОСС». Дом ее родителей был забит упаковками с окаменевшей тушью и давно расслоившейся на маслянистую жидкость и мутный осадок сывороткой. Марлоу знала только, что эту линию товаров без всякой рекламы выпустили через год после Утечки. Сколько она себя помнила, подвал всегда был заставлен нераспроданными остатками партии, и ее детские велосипеды ютились возле колонн коробок высотой до потолка.

Марлоу убрала обрывок обоев. Она изучала еще только первую страницу с результатами поисков, содержащими рассказы о самых ранних проблесках знаменитости ее матери. Марлоу нажала на ссылку, ведущую к первой истории. Выскочила нечеткая фотография Флосс, причесывающей брови, как она делала всегда: с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Подпись гласила: «Итак, в чем же на самом деле преимущества самого дорогого в мире геля для бровей? Одна девушка из „Инстаграма“ выяснила это». Странно, подумала Марлоу, скользнув взглядом вниз подписи: имя автора сообщения отсутствовало. На его месте зияла только длинная белая графа, словно оттуда что-то стерли. Рядом располагалась крошечная фотография чуть улыбающейся женщины. Надо же, безымянный блогер, удивилась Марлоу. Она наклонилась ближе к изображению, погрузив кончик носа в голограмму. Лицо женщины казалось знакомым.

Марлоу перешла к фотографиям Флосс на красном ковре и почти сразу же увидела эту женщину. Она всегда стояла недалеко от Флосс, держа в руках две сумочки, – ее фигура сутулилась на нечетких краях снимков, пока Флосс надувала губы в центре фото. По обычным меркам женщина была стройной, но не с такой тонкой талией, как у матери Марлоу, и кожа ее по сравнению с цветом лица Флосс казалась бледной, почти пепельной. Марлоу с сочувствием подумала, что незнакомка появлялась на всех снимках всего лишь для контраста, чтобы продемонстрировать, как удручающе выглядит заурядность рядом с красотой. «Флосс Натуцци и гостья вечера», – гласили одни подписи; «Флосс Натуцци и ее подруга Орла», – объясняли другие. Марлоу нашла ролик, где женщина некоторое время стоит вместе с Флосс на ковре. Ее мать, сверкая платьем из чешуйчатой ткани цвета шампанского, положила одну руку на плечо Орлы, а ладонь другой приставила ко рту и что-то кричала в камеру. Слов Марлоу разобрать не могла: аудио здесь было доступно только через девайс. С досадой она отступила на шаг от дисплея и прищурилась, стараясь прочитать по губам.

Вдруг кто-то несколько раз прикоснулся к ее плечу. Она сразу поняла, что это робот: касание было почти незаметным. Машины научились ритму движений, но даже после многократного усовершенствования не умели правильно рассчитывать силу.

Марлоу обернулась. Позади нее стоял Матео и протягивал корзину с пластиковыми голубыми наушниками.

– Рад помочь, – сказал он.

Марлоу покопалась в корзине.

– Они еще работают? – спросила она.

Матео кивнул.

– Архив сейчас использует их для посетителей моложе семи лет и тех, чей доход указывает на низкий уровень жизни, – объяснил он. – Иными словами, для посетителей, не имеющих девайсов.

Марлоу сунула крошечную «пуговку» в ухо и поблагодарила:

– Спасибо.

Матео снова кивнул, заложил руки за спину и не двинулся с места.

– Это все, – сказала ему Марлоу.

– Конечно. – Матео отошел на несколько шагов назад, не отрывая от нее взгляда.

Марлоу услышала жужжание наушника, синхронизирующегося с видео на экране. Флосс застыла в кадре, раскрыв рот и прикоснувшись кончиком языка к верхнему нёбу. Марлоу нажала «Воспроизвести».

«Это моя подруга Орла Кадден, – кричала Флосс. – К-А-Д-Д-Е-Н. Она начинающая писательница». Остальные слова потонули в хаосе громких щелчков и вспышек старых камер.

Марлоу снова вынула карандаш для век и клочок обоев и записала это имя.

– Найди Орлу Кадден, – потребовала она у программы.

За долгие годы, в течение которых она принимала все, что ей говорили, за чистую монету, ей никогда не приходилось слышать подобного ответа. Голос утратил свою звонкость, словно ему испортили удовольствие.

– Ошибка четыреста четыре, – произнес он. – Не найдено.

Глава одиннадцатая

Орла

Нью-Йорк, Нью-Йорк

2016

В течение часа после встречи с Дэнни Орла совершила три поступка, о которых пожалела.

Во-первых, она повела его в бар. Не в один из множества ближайших заведений, которые считались популярными и где бармены знали ее и относились к ней деликатно. Нет, она хотела пойти в какое-нибудь ужасное место, где люди станут вокруг нее суетиться. И они отправились в дешевую забегаловку в районе Восточных сороковых улиц, где туристы ели начос с полурасплавленным сыром и пили «Маргариту» из стаканов объемом с волейбольный мяч. Уселись за столик на диваны из искусственной кожи с высокими стегаными спинками. Орла уже понимала, что никогда не забудет, как он сидел там напротив нее. Но она не могла предвидеть, какими памятными окажутся сами эти диваны. Меньше чем через год, когда город будет все еще приходить в себя после Утечки, Орла пройдет мимо этого заведения и обнаружит, что они выброшены на обочину улицы и приготовлены для вывоза на помойку, – по Америке прокатилась волна уничтожения старого дизайна, подобная изгнанию нечистой силы. Все пытались забыть об обитых белым стеганым материалом стенах.

Дэнни взглянул на двух девушек, пробившихся к их столику, – обе юные, обе азиатки, обе с пятнами от разлитых напитков на шелковых блузках. Они наклонились, обнимая Орлу, и вытянули руки для селфи.

– Я Флосс, – сказала та, что была справа от Орлы, втягивая щеки и делая фото.

– А я Орла, – заявила вторая. Она носила очки.

Глядя на это, Дэнни прикоснулся к своему лицу и недоверчиво помотал головой.

– С ума сойти.

После первого напитка – он внял совету Орлы и взял коктейль «Кактус» со льдом – головы у них слегка закружились. Они улыбнулись друг другу.

– Давай сразу разделаемся с неприятной темой, – предложила Орла. – Что случилось у вас с Кэтрин?

И оба театрально простонали. Это второй поступок, за который ей было стыдно.

– Сказать тебе правду? – Дэнни покрутил в руках второй коктейль. – Мне надоело, и ей надоело. Знаю, обычно разводятся по более сложным причинам, но так уж случилось. – Он сделал большой глоток и откинулся на спинку кресла. – Да, и еще я отказывался ходить в церковь. А ей только это и надо было.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Орла.

– Кэтрин теперь поумнела. – Дэнни оперся локтями о стол. – Она не маленькая ломака – ах, кто, я? – какой была в школе. – Он взглянул на людей за соседним столом, которые пялились на них, и осекся.

Орла догадалась, что он посчитал причиной их повышенного внимания свой громкий голос, но посетители таращились на нее.

– Она больше не желала быть моей женой, – продолжал он, понизив голос. – Но она ведь не идиотка. Она не собирается мне изменять – ей не хочется выглядеть злодейкой. Если в таком городке, как наш, ты изменяешь мужу – удачи в продуктовом магазине. – Он отхлебнул коктейль. – И вместо этого она пошла в церковь. Проводит там все вечера, торчит там все выходные, приходя домой, цитирует Библию и смотрит на меня с таким выражением: «Как, ты не понимаешь?» Словно я ни с того ни с сего стал негодяем, и все из-за того, что не хочу делать татуировку с изображением Христа.

Орла заметила, что он сдерживается, стараясь не сорваться с катушек во время своей тирады. Дэнни глубоко вздохнул.

– На самом деле мне повезло, – сказал он. – Ты не представляешь, сколько раз я пытался разыскать тебя, сказать тебе… – Он побагровел от напряжения, словно пытался прогнать свои мысли, считая, что напрасно тратит ее время. Потом он широко улыбнулся, так, как улыбался в пятнадцать лет. – Я всегда думал, что мы с тобой можем завоевать мир, – признался он.

Если бы Орла пила уже третий бокал или хотя бы заканчивала второй, ее бы, может, и не ужалила внезапная догадка: когда около ограждения он назвал ее звездой, эта реплика прозвучала слишком уж подготовленной. Но она еще не выпила и одного бокала, а потому отбросила эту мысль, прислушиваясь к желанию, а не к интуиции. И это было третье, о чем она пожалела.

* * *

По пути к дому Дэнни сильно отстал от Орлы, и швейцар не понял, что они вместе. Он не произнес своего обычного «Добрый вечер» с опущенными глазами, а пристально взглянул на незнакомого мужчину и по-мальчишечьи вскинул голову. Как решила Орла, он принял Дэнни за человека своего сорта, а не ровню ей. Дэнни стряхнул его руку и поинтересовался его именем. Орла услышала это, отметила про себя и, подойдя к лифту, уже об этом забыла.

Поднимаясь на этаж, она рассматривала Дэнни. Его улыбка все еще была лучше, чем у любого актера, которых она много встречала в этом году, – те с заученной готовностью скалили идеальные зубы, а Дэнни просто ослеплял спокойной приветливостью. Но он сильно потолстел, и от вида его ярко-синих джинсов со множеством карманов ей захотелось немножко умереть. Волосы у него редели, и он явно прикладывал усилия, чтобы скрыть это. Больно было думать, как Дэнни стоит перед зеркалом, кусая губу, и укладывает скудные пряди и так и этак, тогда как в юности он был неотразим без всяких ухищрений.

Квартира, по счастью, была пуста – редкий случай. Флосс и Астон снимались в сцене, происходящей за вторым завтраком, хотя по вторникам его никто не подавал. Ресторан по такому случаю был закрыт на мероприятие, и туда нагнали статистов, которым велели делать вид, что сегодня воскресенье. Накануне вечером звонил Мейсон и спрашивал, из-за чего они собираются ссориться. «На монтаже мы обнаружили, что не хватает конфликтов, – прошипел он через динамики айфона Флосс. – Так что придумайте что-нибудь, ребята. Поцапайтесь, например, из-за внешнего вида Флосс или из-за той девчонки, с которой Астон болтал на церемонии „Грэмми“…» Орла обратила внимание, как Флосс и Астон оба смотрят в пол. Раньше они всегда смеялись, если Мейсон просил их поругаться, и им приходилось выдумывать причину размолвки. Но всю последнюю неделю они лаялись как раз по тем же поводам, которые сейчас предлагал Мейсон. Когда их скандалы переливались через порог комнаты Флосс в гостиную, Орла сидела со своей стороны фальшивой стенки как мышь и удивлялась, почему только она старается, чтобы ее не слышали.

Дэнни вошел в квартиру, и глаза у него загорелись. Он взял со стола кружку, взглянул на нее с изумлением, словно на какой-то артефакт, и осторожно поставил на то же самое место.

– Помещение меньше, чем я себе представлял, – заметил он. – Но говорят, в телешоу всегда так, да?

– Вроде того, – ответила Орла. – Хотя мы здесь живем, так что тут все немного иначе. – Она бросилась в свою комнату, опередив его, и запинала клубок из нижнего белья и спортивных штанов под кровать.

Дэнни последовал за ней и встал в дверях. Поскольку больше сесть было некуда, Орла опустилась на кровать. Он тоже. Плечи их прижались друг к другу.

Он повернул к ней голову. Сердце у Орлы громко застучало.

– Какая она? – спросил Дэнни.

– Кто? – Орле не верилось, не верилось, не верилось, что они сидели так близко.

Он положил руки поверх ее рук, так же, как много лет назад в машине, и словно обнаружил под землей старый электропровод. Орла не могла унять дрожь в коленях.

– Флосс, – уточнил он.

– Ах, она. – Орла старательно пыталась думать. – Такая, какой ты ее представляешь. Что видишь на экране, то и есть. Правда, посимпатичнее. Если можно в это поверить.

Дэнни вытянул шею и кивнул на толстую кипу бумаг на столе. Верхний лист был испещрен красными пометками.

– А вот и твоя книга, – произнес он.

– Откуда ты знаешь о моей книге? – удивилась она.

Он ущипнул ее за руку и объяснил:

– Когда в сериале ты сидишь на заднем плане и что-то пишешь, я знаю, что это.

К щекам Орлы прилила кровь. Она еще не целовала его, она еще не спала с ним, но вдруг осознала, что это кульминация: ласкающее слух признание. Он наблюдал за ней так же внимательно, как и она за ним.

– Ты не ошибся, – проговорила она. – Это моя книга.

– Да, я знал это, – ответил он. – Я всегда это знал.

Он положил руки ей на щеки и притянул ее к себе. Она почувствовала ритм светомузыки на вечеринке в честь выпуска. Она почувствовала серьезный взгляд, остановившийся на ней в первый день старшей школы. Она услышала, как он спрашивает, будет ли она помнить их, – эти слова помогли ей пережить многие годы, направили ее по единственной дороге, по которой она хотела идти: назад, по особой стезе.

Она увлекла его на матрас, отодвигаясь вместе с ним от того края кровати, что касался стола, чтобы не потревожить бумаги, вызвавшие его восхищение. Листы были заполнены майкрософтской тарабарщиной, текстом-«рыбой» и прочим. Когда ее попросили распечатать книгу как реквизит, оказалось, что за все время она написала только сорок девять страниц. Стопка была слишком мала, чтобы показывать ее в кадре. «Не проблема, – сказал Мейсон, подзывая стажера. – Мы сделаем так, что выглядеть она будет внушительно».

* * *

Дэнни не собирался уезжать. Он сказал Орле, что у него накопилось бесконечное число выходных, поскольку Кэтрин не любит ездить в отпуск. Когда он сообщил, что управляет холодильным складом, Орла притворилась, будто слышит об этом впервые, хотя уже давным-давно узнала о роде его занятий в «Фейсбуке» и выслушала его объяснения, что предполагает эта работа. По его рассказам, он контролировал поступление и выдачу замороженной рыбы и медикаментов, требующих хранения при низкой температуре, носил при этом утепленную рабочую куртку, обычно трудился один допоздна, а потому солнце видел только по субботам. Орла хотела ни больше ни меньше как перевернуть его жизнь, увести его из царства холода и темноты к теплу и свету и убедиться, что он осознает: их источник у нее в руках. Она водила его повсюду: на благотворительный раут, для которого Мелисса неохотно взяла напрокат смокинг; на концерт в «Барклайс-центр», который они слушали из ВИП-ложи, и Дэнни удивленно таращился на мерцающий личный бар; на организованную женским журналом вечеринку в честь инфлюенсерши. Дэнни поинтересовался, кто такие инфлюенсеры, и Орла пожала плечами и повернулась, чтобы поздороваться с главным редактором, которая промурлыкала ей на ухо:

– Видел бы тебя сейчас этот планктон из «Дамочек»!

– Давай уйдем отсюда, – прошептал Дэнни, когда редакторша поплыла дальше. – Съедим по пицце.

Орла вспомнила, что раньше она тоже умирала с голоду на всех модных мероприятиях и не сразу научилась удовлетворяться одним мастерским укусом крекера с практически бескалорийным топингом.

– Мы уходим, – предупредила она Флосс.

Флосс, которая делала селфи, издала прерывистый вздох, не отрываясь от телефона.

– Ты теперь каждый вечер будешь срывать роль моей лучшей подруги? – капризно произнесла она в направлении Дэнни, довольно громко, так что уходящая редакторша украдкой бросила взгляд через плечо.

Орла махнула рукой, давая понять Дэнни, чтобы он не обращал внимания на Флосс. Она чувствовала, что Флосс относилась к ее любовнику со сдержанным пренебрежением, словно Орла начала носить безвкусную шляпу и Флосс оставалось только ждать, когда она перерастет эту блажь. Не будь Орла осторожной, ей бы польстила эта демонстрация собственнического чувства. Но она постоянно напоминала себе, что все это только шоу. В том, что они с Флосс были лучшими подругами, она не сомневалась, но именно поэтому знала Флосс очень хорошо – достаточно хорошо, чтобы понимать: дружба для нее – это театр. Флосс визжала от радости, когда Орла входила в комнату, и делала к их совместным фотографиям ядовито-восторженные подписи вроде «Моя лучшая подруга сексуальнее, чем твоя». Оттенок ревности по отношению к Дэнни был очередным актом этого представления, которое люди на галерке могли принять за чистую монету. Но Орла, сидевшая в первом ряду, ясно видела его природу: отвлекающий маневр, маскирующий правду блестками. Сама Флосс, может, и верила, что любит Орлу, но Орла-то знала, что она любит только себя. Она также знала, что Флосс – такой тип эгоистичной подруги, которая есть у большинства женщин в единственном экземпляре. Таких любят, но встречаются с ними всего дважды в год, о таких рассказывают остальным подругам, неизменно начиная со слов: «Знаете, я люблю ее, но…» Орла отдавала себе отчет, что рискованно иметь в качестве единственной подруги девушку такого склада, без подушки безопасности в виде других контактов, помогающих переваривать причуды эгоистки. Но никаких других отношений Орла не нажила. Так что это было все же лучше, чем ничего.