Текст книги "Гонки со смертью"

Автор книги: Мэг Гардинер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– А ты и впрямь собралась ехать?

– Она не может защитить себя. У нее едва хватает сил таскать ноги. Я не могу оставить ее там одну. – Я решительно вскинула подбородок. – К тому же я уже несколько дней пытаюсь до нее дозвониться. Хочу с ней поговорить. А если удастся, и с ее доктором. Или хотя бы с кем-нибудь из службы социальной помощи.

Я подкинула на ладони телефон. Заметив это, Джесси спросил:

– Собираешься позвонить в полицию?

– В ФБР. Хини пригонит туда полицию быстрее меня.

Нортридж-роуд оказалась весьма оживленной улицей, где на каждом шагу попадался зоомагазин или магазин эконом-класса или какой-нибудь выставочный зальчик. У дверей «Кимо» стояла полицейская машина. Я добралась туда за час и три минуты.

Всего одна полицейская машина. Будем считать, что это хороший знак.

Внутри хозяйка заведения, окинув меня оценивающим взглядом, махнула рукой в сторону ресторанного зала. За самым дальним столиком, забившись в угол как можно дальше от женщины-полицейского, сидела Валери. Она куталась в черный плащ с капюшоном и походила на загнанного кролика.

– Вэл! – позвала я.

Глаза ее загорелись лихорадочной радостью.

– Мне прямо не верится, что ты все-таки приехала!

Я села за столик рядом с ней и тронула ее за плечо. Она шарахнулась, словно я ошпарила ее кипятком.

– Извини. – Валери потерла плечо и искоса посмотрела на меня. – Ненавижу, когда до меня дотрагиваются.

– Вэл, у тебя все в порядке?

Она сидела, уткнувшись взглядом в стол.

– Да, у меня все отлично, просто я кретинка.

– Брось, никакая ты не кретинка!

– Нет, кретинка! Никто не взламывал мою электронную почту. И в почтовом ящике у меня нет никакой камеры.

– Ну и хорошо. Рада это слышать.

Она усмехнулась:

– А следят как раз за тобой и за нашим мальчонкой.

Эти слова меня успокоили. Если она еще могла прикрывать панический страх юмором, значит, все-таки пока не до конца растеряла силы.

Женщина-офицер поманила меня. Я извинилась и отошла с ней в сторонку, чтобы не слышала Валери.

– Ваша подруга появилась здесь примерно полчаса назад, перепуганная, с этим вот чемоданчиком. – Она кивнула на чемодан на колесиках, стоявший возле стола. – Ехать в больницу отказывается. Дотронуться до себя не дает. Официантке удалось подсмотреть у нее на медицинском браслете телефон доктора. Теперь мы ждем, когда он приедет.

– Понятно.

– Я выходила за угол позвонить в скорую психиатрическую помощь.

– Она не сумасшедшая, – шепотом проговорила я. – У нее тяжелое хроническое заболевание.

– Это я вижу.

– Но не знаю, можно ли считать ее состояние критическим, чтобы вызывать «Скорую помощь».

– Когда я пришла сюда, она приняла какие-то таблетки и вроде бы немного успокоилась. Только, по-моему, очень напугана.

У нас за спиной раздался звонок. Валери достала мобильник из сумочки и ответила.

– Да, это правда. У меня тут кое-что произошло. – Она распрямилась за столом. – Нет, просто стрессовая ситуация, сейчас все в порядке. Да, я удвоила дозу. – Ее рыжий парик отливал медью. – Нет, никаких… Доктор Херрон, нет! В больницу я не поеду!

Женщина-офицер забеспокоилась:

– Ну вот, так я и думала: она повредилась рассудком!

– Очень может быть. – Я объяснила ей ситуацию, и она озадаченно поджала губы. А я продолжила: – Валери говорит, что перед ее домом разъезжала какая-то подозрительная машина.

Женщина посмотрела в свои записи:

– Зеленый «универсал» последней модели. – Она бросила на меня вопросительный взгляд: – И что это, по-вашему, означает?

По-моему, это означало зеленый «вольво» Бекки О'Кифи, который за последние двадцать четыре часа успели показать по телевизору раз двести.

– Позвольте мне поговорить с ней.

Я вернулась к столику.

Валери отложила телефон в сторону.

– Ну вот, все остается по-прежнему, не так ли? Королева привлекает к себе всеобщее внимание сумасшедшими выходками. Зато публика в восторге.

– Ты не хочешь съездить к доктору?

– Нет, я хочу домой.

– А мне кажется, тебе лучше не быть одной.

Лицо ее казалось еще более бледным, чем тогда, на встрече выпускников. Руки все в пластырях и старческих синяках.

– Домой не в свою квартиру, а в Чайна-Лейк. – Наши взгляды встретились. – Ты меня понимаешь?

Я поняла, повернулась к женщине-офицеру и сказала:

– Я увезу ее.

«Мустанг» пробирался сквозь дневные пробки. Небо над проводами высоковольтной линии казалось почти коричневым из-за чудовищного пекла, но Валери зябко куталась в плащ, не вынимая рук из карманов.

– К себе домой заехать не хочешь? – спросила я.

Она покачала головой:

– Я так и не разбирала чемодан после встречи выпускников. Все необходимое у меня в этом чемодане. – Она печально улыбнулась: – Вот они, преимущества паранойи – ты всегда готов к бегству.

– На самолет сможешь сесть?

– Да.

– А на билет из Санта-Барбары до Чайна-Лейк у тебя хватит?

– Никаких проблем. Мне же только в одну сторону.

Я не стала отвечать на эти пустые словеса, лишь прибавила скорости. Битком забитое шоссе напоминало гигантское варево – обычное дело, полуденный час пик в Лос-Анджелесе.

– Вэл, а у тебя остался кто-то из семьи в Чайна-Лейк?

– Все, тут пелена лжи спадает! – Она как-то по-птичьи нахохлилась и снова поникла. – Забудь, что я там говорила на встрече выпускников. Кто старое помянет, и все такое… Чушь все это. Я с родной матерью не разговаривала целый год. И в Чайна-Лейк-то ехала, чтобы помириться с ней, да все равно тихонько слиняла. Так и не повидались. – Ее бледные щеки окрасил румянец.

Я молча вела машину, и Валери, выждав несколько секунд, спросила:

– Ну? Что-нибудь скажешь на это?

– Нет. – Я глянула в зеркальце заднего вида. – Не возражаешь, если мы поговорим о твоей болезни?

– Я не сплю уже пятьдесят шесть ночей.

Я чертыхнулась.

– Я теперь как паршивая ночная зверушка. – Она смотрела в лобовое стекло перед собой. – Но вижу сны, даже когда бодрствую. Это какое-то странное видение… – Она дотронулась до виска. – Вроде красного восхода, ослепляющего меня. Сначала появляется он, потом галлюцинации. – Валери вздохнула. – Но это не так уж и плохо. Иногда я чувствую себя прямо-таки кинозвездой.

– Ну, об этом ты всегда мечтала.

– А знаешь, я работала с микрофоном. Должна была орать, чтобы расчистили проход. – Она усмехнулась. – А потом выпрыгивали рекламные мальчики. Так что я у них в супермаркете была настоящей дивой, и моя мечта стать кинозвездой, считай, сбылась. Другое дело – эта жуткая паранойя и мерзкие побочные явления. С ними мне совсем не до смеха.

Я взглянула на нее, и она показала на свой парик:

– Ты думаешь, я облысела после химиотерапии?

Я пожала плечами.

– Ничего подобного. Это из-за трихотилломании. Знаешь, что это такое? Волосы себе выдергивала. Прядь за прядью. Я же превратилась в бильярдный шар! – Она на мгновение умолкла, чтобы успокоиться. – А еще я не чувствую боли. Мои мозги искрошились в полное дерьмо, сама я разваливаюсь на части, и при этом мне не больно. Ни в одном месте! Вот ударь меня кирпичом, я и глазом не моргну.

Она засунула руки еще глубже в карманы.

– Почему, думаешь, я ношу длинные рукава? Не только потому, что мне все время холодно. У меня руки сплошь покрыты царапинами и синяками. И ожогами. Я все делаю неосторожно, потому что ничего не чувствую. – Голос ее шелестел как сухие листья. – Поэтому и не выношу, когда до меня дотрагиваются. Ведь, прикоснувшись, меня могут поранить, а я даже не замечу.

– Извини, я не знала.

– Мне делали магниторезонансное сканирование. Оно выявило крахмалистые бляшки и губчатую энцефалопатию. Врачи перепугались не на шутку. Это ж коровье бешенство, и они боятся заразиться. Даже совещались, как им обработать оборудование, при помощи которого меня обследовали. Они делали мне пункцию спинного мозга и теперь трясутся, потому что обычная стерилизация не уничтожает эту заразу. – Она посмотрела на меня: – Я, наверное, напугала тебя до смерти?

– Нет. Неделю назад я бы испугалась, а сейчас нет. – Я собралась с силами, прежде чем сказать: – Дана Уэст умерла от такой же болезни.

У Валери отвисла челюсть.

– И Шэннон Грубер тоже. И Линда Гарсиа, и Фиби Чэдуик. Я думаю, и Шэрлин Джексон тоже.

Она растерянно моргала. Грудь ее вздымалась и опускалась, как у перепуганного воробышка.

– Расскажи мне! Расскажи мне все! – Она устремила на меня молящий взгляд, потом вдруг обратила внимание на дорогу. – Постой, ты куда это? Аэропорт же в другой стороне!

– Да. Только мне надо заскочить домой и взять кое-какие вещи. – Я прибавила газу. – Я лечу с тобой, Вэл.

По дороге я рассказала ей обо всех болезнях, несчастных случаях и пожаре, убившем Дану Уэст.

Лицо Валери было бледнее полотна. Я всю жизнь считала, что правда всегда к лучшему, но, кажется, на этот раз она оказалась слишком уж суровой.

– Ты в порядке? – спросила я.

– По-моему, я сейчас обмочу штаны. Мне бы в туалет.

Я свернула на ближайшую бензозаправку, где имелся магазинчик и туалет. Валери открыла дверцу, почти уже встала на ноги и вдруг снова села.

Голос у нее был совсем слабенький.

– Может, подсобишь?

– Давай провожу тебя.

– Давай. Ты уж извини.

Я распахнула дверцу, и вдруг какое-то смутное чувство опасности накатило на меня. На душе словно кошки заскребли. Я огляделась по сторонам. На бензозаправке жизнь кипела полным ходом. Вроде бы ничего подозрительного, но внутренний голос сказал мне: «Будь начеку!»

Бурча что-то себе под нос, Валери схватилась за дверцу и встала на ноги. Я достала из «бардачка» пистолет. Увидев его, Валери в ужасе воскликнула:

– Боже! Это еще что такое?!

– Не знаю, как ты, а я точно слышу в голове голоса.

Голоса принадлежали мне и Джесси. Они приказывали не останавливаться по пути, а в случае чего рулить прямиком в полицию. Я сунула пистолет в сумочку, вышла из машины и подошла к Валери.

– И эта штука заряжена? – спросила она.

– Полностью.

Она стояла, цепляясь за дверцу машины, рука ее дрожала.

– Ну пошли, поищем женский туалет.

Но она не двигалась, устремив взгляд вдаль. Рука продолжала дрожать.

– Вэл!

По шоссе с шумом проносились машины. Глаза ее бегали по сторонам. Рука тряслась уже целиком, до самого плеча, изо рта потекла слюна. Я по-настоящему испугалась.

– Валери!

Поначалу я приняла это за приступ, но потом поняла, что это как раз те самые галлюцинации. Она погрузилась в нечто вроде сна, хотя бодрствовала и стояла на ногах. Я принялась звать ее по имени и трясти за руку. Наконец она заморгала и попятилась, ударившись о дверцу.

Валери огляделась по сторонам и, тяжело дыша, спросила:

– Я что, вырубилась?

– Похоже на то.

Она пощупала свою голову, выругалась, потом посмотрела на меня и мою сумочку.

– А этот гребаный пистолет мне приснился?

– Нет.

Выставив для равновесия руки, она мелкими неуверенными шагами пошла к магазину. Я взяла ее под локоть.

– Только не трогай меня!

Голос был злой и испуганный. Я открыла дверь, пропустила ее вперед и пошла за ней в туалетную комнату. Голоса в моей голове продолжали зудеть, поэтому я вошла в туалет вместе с ней, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

– Не хотела напугать тебя, – сказала я. – Но ситуация очень серьезная.

– Просто ненавижу оружие. Полиция ходит с оружием. – Она кивнула на пол под раковину: – Положи свою сумку туда.

– Нет, нельзя. Послушай меня! Этот Койот – настоящий хамелеон. Изменяет внешность, чтобы подстроиться под ситуацию. Поэтому мы должны быть очень осторожны.

– Не нужно мне никакого пистолета! Не хочу, чтобы рядом со мной было оружие! – Она сверлила меня сердитым подозрительным взглядом. – Может, я вообще не хочу, чтобы ты ехала со мной в Чайна-Лейк! Я еду туда, потому что там безопасно, и не желаю, чтобы кто-то таскался за мною по пятам с пистолетом!

Я вздохнула.

– Ты заблуждаешься! В Чайна-Лейк не безопаснее, чем в Канога-парке или Санта-Барбаре. Если хочешь знать, некоторые как раз уезжают оттуда.

Мои слова немного умерили ее пыл.

– Врешь ты все! И кто же это так напугался?

– Ну, Эбби, например. Она собирается увезти оттуда детей.

– Хочешь сказать, я не должна туда ехать?

– Нет, просто говорю, что другие люди уезжают из этого города.

– И как далеко они уезжают?

– Очень далеко.

– Это куда же?

– Какая разница?! Речь-то идет о том…

– Неужели где-то может быть безопаснее? Может, мне вызвать маму туда?

– Да ладно тебе, забудь! Я просто пытаюсь прояснить для тебя ситуацию.

– Но если в Чайна-Лейк так опасно, зачем ты сама туда едешь? – спросила она.

«Потому что я в своем уме, здорова и имею при себе оружие», – мысленно ответила я.

– Выходит, ты знаешь более безопасное место? Эбби знает такое место и назвала тебе его?

Успокаивать параноика – все равно что тушить огонь, бросая в него спички. Любая фраза, любое замечание только добавляют масла в бушующее пламя страхов. Я уж даже, признаться, начала думать, что мое милосердие «доброй самаритянки» было дурацкой идеей.

– Нет, но почему же вы не хотите поделиться со мной?! – возмутилась она.

Потому что я, во-первых, обещала Эбби, а во-вторых, не могла поручиться за длинный язык Валери. И она все-таки была в своем уме, чтобы понимать это. Вид у нее был обиженный.

Она вдруг картинно закатила глаза:

– Ну ясно. Ты бы, может, и сказала мне, но тогда тебе пришлось бы меня убить.

Я в очередной раз была потрясена. Эти ее подлые штучки не знали границ и превратились в привычку.

– Ну, что-то вроде того, – ответила я.

– Но ты же не возьмешь пистолет с собой в самолет?

– Нет, Вэл. Конечно, не возьму.

Она кивнула и направилась к кабинке.

– Тогда ладно.

Конечно, я не сказала ей, что собираюсь держаться поближе к Томми. Уж у него-то точно будет пистолет. И не один.

В Санта-Барбаре я заскочила на работу к Джесси, чтобы вернуть пистолет. Он встретился со мной на парковочной стоянке, поскольку через рамку металлоискателя на входе в юридическую фирму оружия не пронесешь. Адвокатскую контору «Санчес Маркс» в шутку называли «Боевое крыло» – из-за левых убеждений владелицы, – но на самом деле эта женщина была настроена против оружия. Джесси обрадовался, увидев меня, и забеспокоился:

– У тебя такой вид, будто ты с кем-то поцапалась.

Я прошлась с ним до его машины, то и дело посматривая назад, дабы удостовериться, что Валери находится далеко от нас, в «мустанге». Она разглядывала горы. После той беседы на бензоколонке она со мной не разговаривала.

– Добрые дела не остаются безнаказанными. Ричард Никсон не был таким параноиком, как она, – сказала я.

– Сажай ее скорее на самолет – и все.

– Кстати, об этом. Я тоже лечу в Чайна-Лейк.

Я объяснила почему. Джесси воспринял новость угрюмо, но с пониманием.

– Тогда я вечерком тоже туда подъеду.

– Отлично!

Я провела пальцем по его новому синему галстуку – к только что купленной рубашке он подходил безукоризненно.

Джесси кивнул:

– Да, за обычной модой я еще могу угнаться, а вот неуважение к суду обходится дороговато.

После нашего разговора я съездила в мотель «Южнобережный» и выписалась оттуда, потом помчалась домой – собрать кое-что из одежды для поездки в Чайна-Лейк. Мистер Мартинес выкладывал в ванной новую плитку. Валери прилегла на диван в гостиной, и я протянула ей пульт от телевизора.

– Спасибо.

Это было первое за последний час слово. Я вышла на лужайку, уселась за столик под дубами и стала звонить Томми.

Он был не очень-то разговорчив, сказал только следующее:

– Хорошая у тебя получилась статья. Сразу видно, что ты умеешь играть на эмоциях. Думаю, она нам пригодится.

– Мне нужно кое-что знать. Келли Колфэкс была беременна?

Гробовое молчание в трубке оказалось лучше всякого ответа.

– Это зафиксировано в результатах вскрытия, но для общественности не разглашалось. А ты как узнала? – спросил он.

– Догадалась. – Это действительно было так. Мне помогли женская интуиция и страх.

Я рассказала ему про Дану Уэст и Шэрлин Джексон. И про Валери. Про коровье бешенство, которым страдали они и, как я подозревала, другие тоже.

Томми в сердцах выругался и надолго замолчал.

– Томми!

– Я просто все это перевариваю. – В голосе его теперь звучало волнение. – Но как Койот узнает, кто из нашего класса болен?

– Моя мать кое-что рассказала. После того взрыва родителей попросили подписать разрешения на допуск к детским медицинским картам для сотрудников Агентства по передовым исследованиям.

– И ты думаешь, они этим воспользовались? И Койот имеет доступ к нашим медкартам? Даже сейчас?

– Думаю, у него есть источник. Кто-то снабжает его информацией.

– И направляет по нужному следу.

– Нет, Томми. Вряд ли он выполняет такое задание. Это скорее похоже на чистку.

– То есть он уничтожает нас, потому что мы – результат их грязной работы? – Судя по голосу, Томми был в ярости. – И думаешь, поэтому он убил Райана О'Кифи?

– Да, я так думаю. Койот убивает женщин, у которых есть дети.

Томми снова выругался.

– Мне надо поговорить с доктором Кантуэллом, – сказала я. – Он тогда принимал участие в этой истории с медицинскими разрешениями. И до сих пор имеет записи на половину семей в городе.

– Ты думаешь, он и есть тот источник?

– Понимаешь, какая странная вещь – я названивала ему в кабинет шесть раз, и он ни разу не перезвонил. Такое впечатление, будто он избегает меня.

– Ну вот что – подобные вещи лучше не обсуждать по телефону.

– Правильно. Поэтому хочу вместе с тобой пойти к нему и поговорить.

Томми собрался что-то сказать, но передумал. Ну а я так и не сообщила ему истинной причины, по которой хотела повидаться с доктором Кантуэллом. Мой собственный врач не знал, в опасности ли мой ребенок. Возможно, это мог сказать доктор Кантуэлл.

– Прекрасно! Я и сам собирался предложить тебе встретиться, потому что «Чайна-Лейк ньюс» собирается напечатать твою статью сегодня. Только я хочу, чтобы перед подписанием в печать ты кое-что туда добавила. Похороны Келли состоятся завтра. Отпевание пройдет в десять утра в церкви Святого Креста. Тебе лучше приехать. Там будут фотографы и репортеры. Поскольку мы хотим вычислить Койота, нам придется прочесать все гостиницы.

Я застегивала в спальне чемодан, когда кто-то постучал во входную дверь и открыл ее.

– Котенок!

Я стащила чемодан с постели и поволокла в гостиную. На пороге стоял отец. Стриженные ежиком волосы блестели на солнце, в руках он держал свою ковбойскую шляпу. Я обняла его и потащила к дивану.

– Я все пыталась до тебя дозвониться. Вот, собираюсь в Чайна-Лейк.

Мы подошли к дивану. Валери осторожно села.

– Пап, ты помнишь Валери Скиннер?

– Мистер Делани, сколько лет, сколько зим! – зябко поежилась она.

– Да уж, это точно.

Он протянул ей ладонь, но она не приняла ее, скрестив руки на груди. Отец насупился, поджал губы. Он явно смутился, даже ужаснулся ее виду.

Я вернулась к чемодану, все еще пытаясь застегнуть до конца молнию.

– У нас рейс в три тридцать. Хочешь поехать?

Он не ответил, только как-то грустно смотрел на меня.

– Что случилось? – спросила я.

Валери встала.

– Пойду посижу на улице в тенечке. Ты сообщи, когда соберешься.

Когда дверь за ней закрылась, отец сказал:

– Ну и ну! Она же похожа на сушеную яблочную дольку!

– У нее то же заболевание.

– Боже ты мой! – Он мял в руках шляпу. – То же, что и у Даны Уэст.

– Да, я знаю. – Я продолжала воевать с молнией на чемодане. – Я просмотрела видеопленку и результаты магниторезонансного сканирования, полученные моим доктором. Она согласна, что это коровье бешенство или, как они называют, передающаяся форма губчатой энцефалопатии.

– А при чем тут твой доктор? – спросил он.

Я распрямилась.

– А чего ты разволновался?

Он вдруг обнял меня и крепко прижал к себе.

– Как мне оградить тебя от опасности?!

Жгучая волна страха окатила меня. Мой отец мог лишь изредка проявлять отдаленное беспокойство, но чтобы так его показывать! Этого еще не бывало. Я прижалась к нему.

– Пап, я буду в безопасности. В Чайна-Лейк меня встретит Томми, и я окажусь под защитой полиции. Да и Джесси туда вечером подъедет. – Я уткнулась лицом ему в грудь, уловив запах «Олд спайс», связанный с образом отца с незапамятных времен. – И пожалуйста, не пугай меня больше, потому что я и так уже трясусь от страха. Я должна поехать туда. Если я могу помочь положить этому конец, то должна сделать это.

– Да уж больно нехорошая история. Никогда не думал, что мне придется столкнуться с такими вещами, поэтому теперь…

Я посмотрела ему в глаза и поняла, что совсем раскисла. Взгляд у него был странный – такого я еще не видела никогда. Он смотрел на меня так, словно мне восемь лет и я в белом платьице иду к церковному алтарю, чтобы получить первое в жизни причастие.

В тот же момент в моей душе и радость, и благодарность, и страх за ребенка сменились стыдом и смущением. В горле что-то сжалось. Может, он и радовался моей беременности, но вряд ли считал это правильным. И я не представляла, как завести с ним этот разговор, не попросив для начала прощения и не взывая к пониманию.

Я освободилась из его объятий и снова принялась воевать с молнией.

– Дай-ка я, – сказал он, наклонился к чемодану, и взгляд его буквально прирос к моей руке. Отец разглядывал кольцо.

– Эван, это то самое? Я не ошибся? – Попал все-таки в точку! – Он взял меня за руку. – Это тебе Джесси подарил?

Я смутилась и покраснела.

– Да. Вчера, когда мы вернулись из Лос-Анджелеса.

– Тогда понятно, откуда полная машина роз. – Он продолжал держать мою руку. – А маме ты говорила?

– Пока нет. Мы с Джесси хотели сообщить вам вместе.

Вид у него сделался усталый и озабоченный. Все внутри у меня похолодело.

– Пап, я же счастлива!

– Да, только вид у тебя не больно счастливый.

– Потому что мне жаль, что ты узнал об этом таким вот образом.

Ну и конечно, меня расстраивал его огорченный взгляд.

Мы с Джесси однажды уже почти дошли до алтаря, но по дороге решили, что еще не готовы к этому. Когда мы отменили свадьбу, я целую неделю не отваживалась поговорить с отцом, поскольку знала, что, несмотря на всякое там сочувствие, услышу в его голосе облегчение.

Я отошла в сторонку, пряча свое раскрасневшееся лицо.

– Я люблю его, а это главное!

– Эван, пожалуйста, не надо!

Я подошла к столу и захлопнула крышку ноутбука.

– Не надо что? Говорить, что я люблю человека, за которого собираюсь выйти замуж? Почему ты не хочешь сказать, что на самом деле думаешь обо всем этом?

– Ты сейчас делаешь поспешные выводы. Просто… просто ты застала меня врасплох, вот и все.

– Нет, давай уж разберемся. Что тебя раздражает? Джесси честный, храбрый, на него можно положиться, он… любит детей и зверушек. – Я убрала ноутбук в специальную сумку. – И любит меня. Все вышеперечисленное не составляет проблемы. Тогда в чем она?

– Да перестань ты, не горячись!

Лицо мое пылало, сердце колотилось. Сплошной вред для здоровья, но я ничего не могла с собой поделать.

– Перестать что? Говорить о сути вещей?

В ванной мистер Мартинес включил музыку. Отец понизил голос.

– Для любого отца разговор о любви дочери является болезненным. – Он совсем смял шляпу. – Даже мучительным, я бы сказал.

– А ты все-таки скажи, папа! Скажи, почему не хочешь, чтобы я за него выходила!

Нет, все же иногда я проявляю чудеса тупости! Как адвокат, прекрасно знаю, что нельзя задавать свидетелю со стороны оппонента вопросы, начинающиеся с «почему». Ни в коем случае нельзя. Ведь такие вопросы только разжигают пламя страстей, открывают ящик Пандоры.

Отец держался спокойно.

– Потому что, по-моему, ты просто не представляешь, во что превратится твоя жизнь.

– Я уже имею эту жизнь. И один только ты не знаешь, что она собой представляет.

– Жить в браке, Эван, – это не то, что просто встречаться. Это совсем другое.

– Боже мой, какое потрясающее открытие!

– Сейчас тебе все кажется восхитительным и все решения правильными, даже если они приняты импульсивно. Тебе тридцать три – очень непростой возраст, возраст нервов и стрессов, – и парень для тебя сейчас многое значит. Но подумай, что будет лет через десять или двадцать.

Мне сделалось нехорошо – не физически, а просто на душе кошки заскребли.

– О Боже! А ты считаешь, мне пора остепениться?

Он сверлил меня своими темными глазами, и я поняла, что попала в точку.

На экране телевизора за спиной у ведущей новостей появился заголовок «Убийца школьных выпускников». Я схватила пульт и увеличила звук.

– …властями разыскивается для дачи показаний бывший солдат военно-морской базы в Чайна-Лейк. По описаниям это белый мужчина щуплого телосложения примерно лет сорока, который может представляться именем Кай Торренс. Любого, кто располагает информацией об этом человеке, просим связаться с полицейским управлением Лос-Анджелеса или с ФБР, – сообщила ведущая. – Сотрудник вневедомственной охраны, подвергнувшийся нападению в деловом центре в Уэствуде, пока находится в тяжелом состоянии под наблюдением врачей городского медицинского центра.

Я пялилась на экран, чтобы не встречаться взглядом с отцом.

– Надеюсь, это как-то поможет.

– Хорошо бы.

С колотящимся сердцем я собрала свои вещи. Отец надел шляпу.

– Я отвезу тебя в аэропорт, – сказал он.

По дороге мы говорили мало, в основном о пустяках. На стоянке он помог нам с Валери вытащить из машины вещи и покатил ее чемодан на колесиках к стойке регистрации.

– Ты точно не поедешь с нами? – спросила я.

– У меня здесь кое-какие дела.

Я обняла его на прощание и повернулась, чтобы идти, но недавняя размолвка и оставшийся после нее осадок не давали покоя. Я догнала отца на выходе из терминала.

– Я не хочу ссориться.

Он взял меня за плечи.

– А мы и не ссоримся.

– Нет?

– Я никогда не ввязываюсь в баталии, если точно знаю, что не смогу победить.

Я вздохнула, а он снова обнял меня.

– Давай там гляди в оба и не совершай опрометчивых поступков.

– Таких, как замужество?

Он поцеловал меня и пошел к машине.

Часом позже, когда мы выруливали на взлетную полосу в убогом самолетике, Валери откинулась на спинку кресла и повернулась ко мне:

– А у тебя с отцом, похоже, близкие отношения.

За окном мелькали зеленые просторы.

– Да.

Она немного помолчала.

– В школе-то я ведь тебя почти не знала.

– Да, но это не помешало тебе стащить мой дневник и прочесть его от корки до корки.

– Да, не помешало.

Я промычала что-то неопределенное. Двадцать лет я ждала этого признания, а услышала его безо всякого восторга.

– Забавная и милая была писанина. Ты и впрямь любила своих родителей и брата.

– Хочешь сказать, что сочла меня тогда удачливой?

– Да какой там удачливой! Ты была абсолютно бестолковая дебилка. – На лице ее изобразилось что-то вроде улыбки. – Правда, я тогда была, конечно, дура. – Она помолчала и тихо прибавила: – Спасибо тебе за все, что ты делаешь сегодня.

И закрыла глаза.

Самолет оторвался от полосы и пошел на взлет. Я смотрела в иллюминатор. Внизу мелькала земля. В конце взлетной полосы, у ограды, я увидела отца, прислонившегося к капоту взятой напрокат машины. Он поднял руку и помахал. Я тоже помахала ему в окошко и, прижавшись лицом к стеклу, смотрела во все глаза, пока это было возможно.

Только когда он скрылся из виду, меня осенило. Это какие еще дела могут у него быть в Санта-Барбаре?