Текст книги "Разрушитель"

Автор книги: Майнет Уолтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава 20

Гелбрайт наклонился вперед с совершенно спокойным, даже несколько расслабленным видом, как у школьника, старающегося подружиться. Он был настоящим артистом. Как большинство полицейских, мог менять свое настроение в соответствии с требованиями обстановки. И он старался добиться доверия Самнера.

– Вы что-нибудь знаете о Лулуез-Коув, Уильям? – произнес он будто невзначай.

Самнер вздрогнул от неожиданности, но то ли от чувства вины, то ли от резкой смены темы, определить было невозможно.

– Да.

– Вы там недавно были?

– Не припоминаю.

– Трудно говорить о том, что забыто, правда?

Самнер пожал плечами:

– Все зависит от того, что вы имеете в виду под «недавно». Я плавал туда несколько раз на своей лодке, но с тех пор прошли годы.

– А что вы скажете об аренде домика на колесах или коттеджа? Может быть, возили туда семью на выходные?

Он покачал головой:

– Мы с Кейт только однажды уезжали отдыхать. Остановились в гостинице в районе Озер. Это был ужас, – произнес он устало. – Ханна никак не могла уснуть, мы вынуждены были сидеть в своей комнате, ночь за ночью, смотрели телевизор, старались успокоить ее, чтобы не мешать остальным гостям. Мы решили подождать, пока она подрастет, а потом уже попытаться выбраться снова.

Это прозвучало убедительно, и Гелбрайт кивнул.

– Ханна – истинное наказание, как думаете?

– Кейт справлялась.

– Возможно, потому, что давала ей снотворное?

Самнер насторожился:

– Мне ничего не известно об этом. Нужно спросить у врача.

– Мы уже спросили. Он сказал, что никогда не назначал никаких успокоительных или снотворных ни Кейт, ни Ханне.

– Тогда все в порядке.

– Вы работаете в этом бизнесе, Уильям. Наверняка можете получить бесплатные образцы каждого лекарственного средства, выпускаемого на рынок. Давайте посмотрим на это так: вы постоянно посещаете конференции. Возможно, нет ни одного лекарственного средства, о котором вы ничего не знаете.

– Вздор! Мне, как и остальным, требуется назначение лечения врачом и рецепт.

Гелбрайт кивнул в подтверждение, будто верит.

– И все же… трудный, беспокойный ребенок совсем не то, о чем вы мечтали, вступая в брак, так? По меньшей мере он отравил вам сексуальную жизнь. – Самнер не отвечал. – Вы, должно быть, думали поначалу, что хорошо женились. Очаровательная жена, которая боготворила землю, по которой вы ступали. Ладно, у вас было не очень много общего, а отцовство оставляет желать много лучшего, но все равно жизнь прекрасна. Хороший секс, закладная, которую вы могли себе позволить, дорога до работы – пустое дело, ваша мать следит за женой целый день, ужин ждет вас на столе, когда вы приходите домой вечером, вы могли плавать куда вздумается. – Гелбрайт выдержал паузу. – Затем вы переезжаете в Лимингтон, и все постепенно меняется в худшую сторону. Догадываюсь, что Кейт проявляла все меньше интереса к тому, чтобы вы постоянно были счастливы, ведь ей не нужно было больше притворяться. Она получила все, что хотела, никакого надзора со стороны свекрови… собственный дом… респектабельность, все это давало ей уверенность, что можно устроить жизнь для себя и Ханны. И это исключало вас. – Он с любопытством разглядывал собеседника. – И внезапно пришла ваша очередь. Вас стали воспринимать как само собой разумеющееся. В этот момент вы начали подозревать, что Ханна не ваша дочь?

Самнер удивил его. Он рассмеялся.

– Я знал об этом с тех пор, когда ей было всего несколько недель. У Кейт и у меня группа крови 0, у Ханны – А. Это значит, что ее отец должен иметь группу крови А или АВ. Я не дурак. Я женился на беременной женщине, и у меня не было иллюзий на этот счет, что бы ни думали об этом вы или моя мать.

– Вы расспрашивали об этом Кейт?

Самнер прижал палец к дергающемуся веку.

– Едва ли это можно назвать расспросами. Я просто показал ей таблицу «Исключения отцовства по системе АB0» и объяснил, что родители, имеющие кровь группы 0, могут дать жизнь ребенку только с кровью группы 0. Она была потрясена, что все так легко выяснилось. Но, учитывая, что единственная цель, которую я преследовал, – показать, что я не такой уж доверчивый, как она думала, то никогда между нами не возникало споров или недомолвок по этому поводу. Я без проблем признал Ханну дочерью, а это было все, что хотела Кейт.

– Она призналась, кто отец?

Самнер покачал головой:

– Я не хотел знать. Полагаю, кто-то из тех, с кем я работаю или работал. Поскольку она порвала все контакты с «Фарматек» после увольнения, кроме странного визита Полли Гаррард, я знал, что отец ребенка больше не фигурирует в ее жизни. – Он ударил по подлокотнику стула, на котором сидел. – Скорее всего вы не поверите мне. Но я не видел смысла психовать из-за того, кто уже не имел к нам отношения.

Он был прав. Гелбрайт не верил ему.

– Вероятно, потому, что Ханна не ваш ребенок, вы не проявляете к ней интереса.

И снова ответа не последовало. Молчание.

– Расскажите, что изменилось в худшую сторону после вашего переезда в Лимингтон, – прервал затянувшееся молчание Гелбрайт.

– Ничего.

– Но вы же говорили, что с определенного дня брак стал похож на проживание с домовладелицей. Это довольно безотрадное занятие, так ведь?

– Все зависит от того, чего ты хочешь, – возразил Самнер. – В любом случае, как бы вы сами относились к такой женщине? Интеллектуальные запросы ограничены просмотром мыльных сериалов, никакого вкуса, зато полно рвения заниматься домашним хозяйством и веры в то, что чистоплотность сродни благочестию. Предпочитает переваренные сосиски с печеными бобами редкому куску мяса и по собственному желанию учитывает каждый проклятый пенни, истраченный когда-либо любым из нас.

В его голосе слышалась издевка. Для Гелбрайта это прозвучало как вина, вызванная необходимостью рассказать о недостатках жены, а не горечь от того, что они у нее были. У Гелбрайта сложилось впечатление, что Уильям так и не понял, любил ли жену или испытывал к ней отвращение. Но делало ли это Самнера виновным в ее убийстве, Гелбрайт не знал.

– Если вы презирали ее до такой степени, почему женились?

Самнер демонстративно уставился в потолок.

– Потому что «кви про кво», или услуга за услугу. За помощь, которую я оказал ей, вытащив из ямы, куда она сама себя закопала, был секс в любое удобное для меня время. – Он повернулся, чтобы взглянуть на Гелбрайта. Его глаза блестели от слез. – Это все, что меня интересовало. Это все, что интересует каждого мужчину. Ведь правда? Секс. Кейт готова была вылизывать меня по двадцать раз в день до тех пор, пока я буду признавать Ханну своей дочерью.

Воспоминания приносили ему мало радости, очевидно, поэтому слезы ручьями текли по щекам, а веки продолжали бесконтрольно дергаться…

Только через полтора часа Ингрем вернулся в дом Брокстон. Он принес что-то завернутое несколькими слоями липкой пленки. Мэгги видела, как Ник прошел мимо окна кухни, и побежала открыть дверь. Он прислонился к дверному косяку, промокший, усталый.

– Ты нашел что-то…

Ингрем кивнул, поднимая сверток.

– Мне нужно позвонить по телефону, но не хочу оставлять мокрые следы на полу в комнате твоей матери. Можно воспользоваться твоим мобильным телефоном?

– Прости, у меня его нет. Я пользовалась им два года назад, но это оказалось так дорого, что я не стала продлевать договор. Уже год, как я без мобильного. Но стационарный телефон имеется. – Она широко распахнула дверь. – Тебе лучше войти. В кухне кафельная плитка не пострадает от воды, – губы нервно дернулись, – думаю, даже станет лучше. Мне страшно подумать, когда там мыли полы последний раз.

Он прошлепал за ней, ботинки хлюпали на ходу.

– А как же ты звонила мне сегодня утром, если у тебя нет мобильника?

– Я пользовалась телефоном Стива.

Он подвинул его на край стола и положил сверток в липкой пленке рядом.

– Почему телефон здесь?

– Я положила его в карман и забыла. Вспомнила только, когда он начал звонить. После того как ты ушел, телефон звонил пять раз.

– Ты отвечала на звонки?

– Нет. Подумала, ты разберешься с этим, когда вернешься.

Он прошел к телефону, висящему на стене, и снял трубку с рычага.

– Ты слишком доверчивая, – пробормотал он, набирая номер телефона полиции. – Допустим, я бы решил не возвращаться, оставить вас разбираться со своими проблемами самим.

– Неправда. Ты не такой.

Ник размышлял, как отнестись к ее словам, когда его соединили со старшим офицером детективом Карпентером.

– Я выловил тенниску в море, сэр… почти наверняка принадлежит одному из мальчиков Спендер. Спереди логотип «Дерби Каунти ФС», Дэнни еще говорил, что Хардинг украл ее… Да, Дэнни мог и случайно уронить… Согласен, это еще не делает Хардинга педофилом. – Он отодвинул трубку от уха, когда резкий лающий голос Карпентера ударил по барабанным перепонкам. – Нет, я еще не нашел рюкзак, но только так, для сведения… у меня есть идея, где он может быть… Да, могу побиться об заклад, он приходил именно за ним… – Ник передразнил Карпентера в трубку. – Да, сэр, могу твердо сказать, что он в бухте Чапмена. – Посмотрел на свои часы. – У лодочной станции через час. Я встречу вас там.

Положил трубку, увидел по глазам Мэгги, что она радуется из-за того, что он почувствовал себя неловко, и сделал неожиданно резкий жест в сторону холла.

– Врач уже осмотрел твою мать?

Она кивнула.

– Ну и?

– Сказал, что этим утром она сглупила, не приняв предложение фельдшера «скорой помощи» лечь в больницу. Потом погладил ее по голове и дал болеутоляющее. – Губы вновь искривились в усмешке. – Еще он сказал, что ей нужна специальная конструкция для ходьбы фирмы «Циммер» и инвалидное кресло. Предложил мне поехать в ближайший пункт Красного Креста сегодня днем, чтобы узнать, чем они могут помочь нам.

– Звучит разумно.

– Конечно, но когда здравый смысл имел значение в жизни моей матери? Она говорит, если я посмею принести в дом хоть одну такую штуковину, она не будет ею пользоваться, а со мной перестанет разговаривать. И мама не только говорит, но именно так и думает. Сказала, будет ползать на четвереньках, но не допустит, чтобы у кого-нибудь сложилось впечатление, будто она пропустила последнюю рекомендованную дату распродажи имущества. – Мэгги тяжело вздохнула. – Идеи о почтовых открытках, о приюте для сумасшедших в доме Брокстон… Что, черт возьми, я-то должна делать?

– Ждать, – отозвался Ник.

– Чего?

– Чудесного исцеления или требования предоставить ей раму «Циммер». Она не глупая, Мэгги. Логика возьмет свое, как только пройдет раздражение на тебя, на меня и на врача. А пока постарайся быть доброй с ней. Она изуродовалась этим утром из-за тебя. Немного благодарности, нежного внимания, возможно, поставят ее на ноги быстрее, чем врачи.

– Я уже говорила, что без нее не справилась бы сегодня.

Ингрем весело посмотрел на нее:

– Яблочко от яблони недалеко падает, да?

– Не понимаю.

– Она не может сказать «извини». Ты не можешь сказать «спасибо».

Внезапно стало темнеть.

– О, я понимаю. Так вот почему ты вспылил два часа назад. Благодарность – вот чего ты хотел. Какая я глупая. Подумала, что ты разозлился, потому что я велела тебе заниматься своими делами.

Мэгги вдруг соблазнительно улыбнулась ему.

– Ну… спасибо тебе, Ник. Я ужасно благодарна за помощь.

Он потрепал себя за вихор.

– Премного обязан, мисс Дженнер. Но такой леди, как ты, не нужно благодарить мужчину за то, что он выполнил свое дело.

Она озадаченно уставилась на него, и вдруг до нее дошло, что Ник расстегивает ширинку.

– Убирайся! – Она в ярости саданула кулаком ему в челюсть и гордо промаршировала в холл, демонстративно хлопнув дверью.

В Дартмуте двое полицейских с интересом слушали француза. Его дочь стояла рядом, от смущения не произнося и слова, лишь нервно перебирая руками волосы. На хорошем английском языке, только с сильным акцентом, этот человек подробно и точно объяснял, где стояла его лодка и где находился он в прошлое воскресенье. «Я пришел, – сказал француз, – потому что прочитал в английских газетах, что женщина, которую нашли на берегу, была убита». Он положил номер газеты «Телеграф» за среду на стойку, чтобы полицейские поняли, о чем он говорит.

– Миссис Кейт Самнер, – продолжал француз. – Вы знаете об этом случае?

Стражи порядка подтвердили. Тогда он вынул видеокассету из сумки и положил ее рядом с газетой.

– Моя дочь сняла на видеокамеру мужчину в тот день. Понимаете, я ничего не знаю об этом человеке. Он, может быть, как вы говорите, невиновен. Но я беспокоюсь. – Он подвинул к ним видео через стол. – Не годится, что он делает. Просмотрите кассету. Да, возможно, это важно.

Мобильный телефон Хардинга, очень дорогая модель, был в рабочем состоянии. Иначе бы Мэгги не смогла позвонить по нему.

На экране телефона появилось сообщение, что пропущены пять звонков и знак «получены сообщения». Бросив осторожный взгляд на дверь в холл, Ингрем вошел в меню, нашел «голосовое оповещение», за которым следовал «почтовый ящик», нажал кнопку «звонок» и поднес трубку к уху. Он нежно потирал щеку, пока слушал, спрашивая себя, имела ли Мэгги хоть какое-нибудь представление о том, насколько тяжелая у нее рука.

– Поступило три новых сообщения, – произнес нейтральный женский голос в трубке.

– Стив? – раздался шепелявый невыразительный голос, хотя Ингрем не мог определить, мужчина это или женщина. – Где ты? Позвони, пожалуйста, мне. С воскресенья пытаюсь дозвониться уже двадцать раз.

– Мистер Хардинг? – Голос мужчины, похоже, иностранца. – Это гостиница «Анжелика», Конкарно. Если вы хотите, чтобы для вас был оставлен номер, подтвердите бронирование сегодня до полудня с помощью кредитной карты. Сожалею, но без вашего подтверждения бронирование не будет предоставлено.

– Привет. – Следующим был голос англичанина. – Где ты, черт подери, глупый идиот? Предполагалось, что ты останешься здесь, во имя всего святого? Будь ты проклят, но это тот адрес, который зарегистрирован, когда тебя брали на поруки. Клянусь Богом, я сдам тебя в химчистку, если втянешь меня в какую-нибудь беду в очередной раз. Не жди, что я буду держать рот на замке и дальше. Уже предупреждал тебя, что проткну тебе шкуру, если еще раз сделаешь из меня козла отпущения. Да, если тебе, конечно, это интересно, не могу отвязаться от тупого журналиста, который везде сует свой нос и вынюхивает, мол, правда ли, что тебя допрашивали по делу об убийстве Кейт. Он действительно достал меня, поэтому давай-ка тащи свою задницу обратно поближе к полиции, пока я не сдал тебя со всеми потрохами.

Ингрем нажал кнопку «выключить», чтобы отсоединиться, затем повторил всю процедуру с самого начала, записывая наиболее интересные сведения на лист бумаги, который взял с полки под настенным телефоном. Затем нажал кнопку со стрелкой, чтобы прокрутить номера последних входящих звонков. Выключил кнопку «голосовое оповещение», записал и их, а также номера телефонов исходящих звонков с мобильника Хардинга, первым из которых был звонок Мэгги ему. Далее, делая все добросовестно, он прокрутил все входящие под рубрикой «имена», записал их вместе с номерами телефонов.

– Делаешь что-нибудь противозаконное? – Мэгги нарисовалась в дверном проеме.

Ник был настолько поглощен своим занятием, что не слышал, как открылась дверь, и взглянул на нее испуганно от неожиданности.

– Нет, если у инспектора Гелбрайта уже есть эти сведения. Возможно нарушение прав Хардинга в соответствии с Актом о защите информации, если они у него имеются. Это зависит от того, находился ли телефон на борту «Крейзи Дейз», когда там проводили обыск.

– А Стивен Хардинг может узнать, что ты просматривал его сообщения, когда ты вернешь ему телефон? Наш автоответчик никогда никому ничего не ответит, хотя его уже прослушивали, если не прокрутить назад ленту.

– Но здесь «голосовое оповещение» другое. Нужно удалить сообщения, если не хочешь снова прослушать их. – Он ухмыльнулся. – Но если у него возникнут подозрения, пусть думает, что ты тайно прослушивала их, когда звонила.

– Меня-то затем втягивать в это дело?

– Потому что он знает, что ты звонила мне. Мой номер остался в памяти.

– О Боже! Надеешься, буду врать, выгораживая тебя?

– Нет.

Ник встал и потянулся, подняв руки над головой. Он был таким высоким, что почти касался потолка. И стоял посреди кухни как Колосс.

Наблюдая за ним, Мэгги спрашивала себя, как она вообще могла назвать его неандертальцем. Вспомнила, это были слова Мартина. Даже сейчас ей было противно оттого, что пошла на поводу у этого прохвоста и позволила себе столь пренебрежительно отзываться о Нике Ингреме.

– Да, обязательно буду, – сказала она с неожиданной решительностью.

Он покачал головой, опуская руки:

– Это не даст мне ничего хорошего. Ты не умеешь врать, даже ради спасения своей собственной жизни, между прочим, – он усмехнулся, заметив, как она помрачнела, – и нет необходимости снова бить меня. Я не в восторге от людей, которые умеют врать.

– Прости.

– Не нужно извиняться. Сам виноват. Не нужно было дразнить тебя.

Ник начал собирать все со стола.

– Куда ты сейчас?

– Домой, переодеться. Потом к лодочной стоянке у бухты Чапмена. Но еще загляну сюда перед тем, как пойду посмотреть на Хардинга. Как ты правильно подсказала, мне нужно получить от тебя заявление. – Он выдержал паузу. – Поговорим об этом позднее, но… ты что-нибудь слышала до того, как он возник перед тобой?

– Как, например, что?

– Звуки падающей глины?

Она покачала головой.

– Я только помню, что было очень тихо. Именно поэтому я так испугалась, когда он внезапно появился. Только что я была совершенно одна, как вдруг передо мной появился он, припадая к земле, как больная собака. В этом действительно было что-то особенное. Не могу представить, что он думал о том, что делает, но там была примятая трава и кусты и вообще вся растительность, поэтому мне кажется, он слышал, как я подхожу, и хотел спрятаться.

Ник кивнул.

– А как выглядела его одежда? Она была мокрая?

– Нет.

– Грязная?

– Ты имеешь в виду до того, как ее залило кровью?

– Да.

Она опять покачала головой.

– Я удивилась, что он небрит, но не помню, что он был грязным.

Ингрем сложил сверток, завернутый в липкую пленку, заметки и телефон в одну кучу, потом все взял со стола.

– Ладно. Прекрасно. Сегодня днем напишешь заявление. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Все будет в порядке. Хардинг больше не вернется.

– Он не осмелится. – Мэгги сжала кулаки.

– Конечно, нет, если у него есть хоть капля здравого смысла, – пробормотал Ингрем, удаляясь от нее. – У тебя есть хоть немного бренди дома?

От неожиданности Ник даже остановился.

– Да-а, – осторожно пробормотал он, опасаясь еще одного нападения, если осмелится спросить, почему Мэгги задает такой вопрос.

Ник подозревал, что четыре года крушения надежд обернутся дракой, но хотел, чтобы мишенью для тренировок она бы выбрала Хардинга, но не его.

– Можешь одолжить мне немного?

– Конечно. Занесу на обратном пути, из бухты Чапмена.

– Если дашь мне еще минутку, я предупрежу маму и пойду с тобой. Обратно дойду пешком.

– Она не будет скучать без тебя?

– У меня есть час. Болеутоляющее подействовало, она хочет спать.

Берти лежал у порога на солнышке, когда Ингрем остановил джип возле ворот. Мэгги никогда не приходилось бывать в доме Ингрема, но она всегда возмущалась ухоженностью его сада. Сад словно служил упреком всем его менее организованным соседям, красуясь аккуратно подстриженной живой изгородью из бирючины, сформированными кустами гортензий и роз, растущими сплошными рядами на фоне желтых каменных стен дома. Ее часто удивляло, каким образом ему удается находить время на прополку и уход, если он большую часть свободного времени проводит в лодке. Но в более критическом настроении она считала его занудой, который распределял всю жизнь в соответствии с разумным графиком выполнения обязанностей.

Пес поднял свою лохматую голову и завилял хвостом, ударяя им по подстилке, потом лениво поднялся, зевая.

– Так вот куда он бегает, – вздохнула Мэгги, – наконец-то выяснила, а ведь не могла догадаться. Сколько у тебя ушло времени, чтобы научить его всему? Просто для интереса.

– Немного. Он сообразительный пес.

– Зачем тебе это?

– Потому что он упорно везде рыл. Мне надоело, что мой сад постоянно перерыт.

– О Боже, – виновато пробормотала она. – Прости. Проблема в том, что на меня он не обращает внимания.

– А ему это нужно?

– Но это же моя собака.

Ингрем открыл дверцу джипа.

– Ты сама объясняла ему это?

– Конечно. Каждую ночь он прибегает спать, правда?

Он протянул руку за стопкой улик.

– Я не спрашивал, кто у него хозяин. Я просто спросил Берти, знает ли он или не знает, что он собака. У тебя он хозяин в доме. Ему первому дают еду, спит он на диване, вылизывает вашу посуду. Бьюсь об заклад, ты даже встаешь с постели, чтобы проверить, удобно ли ему, согласись?

Она слегка покраснела.

– Ну и что? Лучше уж пусть будет в моей постели он, чем та скотина, которая привыкла там быть. В любом случае он почти грелка.

Ингрем рассмеялся.

– Ты войдешь или мне вынести бренди сюда? Гарантирую, Берти не опозорит тебя. У него прекрасные манеры после того, как он получил от меня за то, что моет свой зад на моем ковре.

Мэгги сидела в нерешительности. Она не хотела входить в его дом и раньше, потому что могла бы узнать о Нике то, что не хотела знать. Там будет невыносимо чисто, и это самое малое из того, что ее может ожидать, подумала она, а чертова собака будет стыдить ее, точно выполняя все команды Ингрема.

– Я иду, – произнесла Мэгги вызывающе.

Карпентер принял телефонный звонок от сержанта полиции Дартмута, когда собирался в бухту Чапмена. Он послушал отчет видеозаписи француза и спросил:

– Как он выглядит?

– Среднего телосложения, с небольшим брюшком, редеющие темные волосы, высокий.

– Я думал, ты скажешь, что он молодой человек.

– Нет, ему далеко за сорок, дочери четырнадцать лет.

Карпентер нахмурился, на лбу появились глубокие складки.

– Не чертов француз, – закричал он, – а этот бродяга на видео!

– Простите. С ним все в порядке, молодой. Где-то за двадцать, я бы сказал. Длинноватые темные волосы, тенниска без рукавов и велосипедные шорты. Мускулистый. Загорелый. Красивый, черт возьми. Малышка, которая снимала его, сказала, что он похож на Жан-Клода Ван Дамма. Обрати внимание, сейчас она совершенно подавлена, не может поверить, что не поняла, к чему он был готов, учитывая, что у него торчало кое-что, как чертова салями. Этот парень мог бы нажить целое состояние на порнографических фильмах.

– Хорошо, хорошо, – забурчал Карпентер раздраженно. – Представил картину. Ты сказал, что он мастурбировал в носовой платок?

– Похоже на это.

– Это может быть детской тенниской?

– Возможно. Трудно сказать. Факт, что и удивляет меня, этот французский старикашка зафиксировал на пленке то, к чему был готов негодяй. Это довольно благоразумно. Но только потому, что его пенис такой огромный, вообще ничего нельзя понять. В первый раз, когда я смотрел пленку, подумал, будто он чистит апельсин на коленях. – С другого конца линии раздался утробный смех. – Но ведь мы все знаем, что говорят о французах. Они все мастурбаторы. Я думаю, старикан сам все снял и знал, на что нужно обратить особое внимание. Я прав?

Карпентер, который проводил все свои отпуска во Франции, погрозил пальцем в телефон. Вот еще, проклятый расист нашелся, подумал он, но в его голосе не было раздражения, когда он опять заговорил:

– Ты сказал, что у парня был с собой рюкзак. Можешь его описать?

– Стандартный походный рюкзак для кемпинга. Зеленый. Не создавалось впечатления, что в нем много вещей.

– Большой?

– О да. Обычного большого размера.

– Что он сделал с ним?

– Сидел на нем, пока дергался.

– Где? В какой части бухты Чапмена? Восточной? Западной? Опиши мне местность.

– В восточной части. Француз показал мне по карте. Твой мастурбатор сидел внизу на берегу ниже Эммиттс-Хилл, с той стороны, откуда открывается вид на канал. За ним зеленый склон.

– Что он сделал с рюкзаком после того, как посидел на нем?

– Не могу сказать. Фильм закончился.

Затребовав выслать пленку с курьером, а также имя француза, предполагаемый маршрут остальной части его отпуска и адрес во Франции, Карпентер поблагодарил сержанта и повесил трубку.

– Ты сам это смастерил? – спросила Мэгги, рассматривая модель «Катти Сарк» в бутылке на каминной доске.

– Да.

– Я так и подумала. Как все остальное в этом доме. Итак, – она подняла бокал и взмахнула им, – за хорошее поведение.

Она могла бы сказать «мужественное» или «монашеское», эхом перекликаясь с определением, присвоенным Гелбрайтом лодке Хардинга, но не хотела быть грубой. Все было так, как она и предвидела, – невыносимо чисто, но также и невыносимо скучно. Нечего и говорить, этот дом принадлежал интересной личности: просто метры мертвенно-бледных стен, мертвенно-бледный ковер, мертвенно-бледные занавески и мертвенно-бледная обивка. Монотонность, нарушаемая, словно случайно, орнаментом на полке. Ей и в голову не могло прийти, как Ник привязан к дому и сколько сил вкладывал в его обустройство. Он засмеялся.

– Тебе понравилось здесь?

– Нет, понравилось. Это…

– Шикарно?

– Да.

– Я сделал это, когда мне было двенадцать. Сейчас мне не смастерить такое. – Поправил галстук. – Как бренди?

– Очень хорошо. – Она опустилась в кресло. – Алкоголь произвел именно тот эффект, какой и требовался. Попал в точку.

Он взял у нее пустой стакан.

– Когда последний раз ты пила алкогольный напиток?

– Четыре года назад.

– Тебя подкинуть домой?

– Нет. – Она закрыла глаза. – Хочу спать.

– Загляну, чтобы проведать твою мать на обратном пути из бухты Чапмена, – пообещал он, накидывая куртку. – А пока не разрешай собаке сидеть на моем диване. Это плохо действует на оба ваши характера.

– А что случится, если разрешу?

– То же, что произошло с Берти, когда он вытирал свой зад о мой ковер.

Несмотря на то что солнце ярко сияло уже несколько дней, в бухте Чапмена было безлюдно. Юго-западный легкий ветер нагонял неприятную зыбь, и это отбивало желание у яхтсменов приближаться к ней. Карпентер и двое констеблей проследовали за Ингремом от лодочной стоянки к участку, отмеченному на скалистом берегу кусками и щепками дерева.

– Мы не узнаем, пока не посмотрим видео, конечно, – сказал Карпентер, определяя по описанию, данному ему сержантом из Дартмута, место, где мог сидеть Хардинг, – но кажется, мы на правильном пути. Конечно, он был с этой стороны залива.

Они стояли возле огромного валуна на берегу моря. Карпентер дотронулся носком ботинка до груды гальки.

– Здесь ты нашел тенниску?

Ингрем кивнул, прошлепав по воде и опуская руку в воду, которая плескалась у основания камня.

– Но она была хорошо и надежно закреплена. Чайка хотела вытащить ее и не смогла, а я промок насквозь, пока вытаскивал ее.

– Это важно?

– Хардинг был совершенно сухим, когда я увидел его, поэтому не за тенниской он возвращался. Думаю, она была здесь много дней.

– Ммм… – Карпентер задумался. – А ткань легко застревает между камней?

Ингрем пожал плечами:

– Застрять может все, что угодно, особенно если понравится крабу.

– Ммм… – вновь подал голос Карпентер. – Хорошо. Но где же рюкзак?

– Это только догадка, сэр, притом очень туманная, – произнес Ингрем, вставая.

– Я слушаю.

– Ну ладно, хорошо. Я ломал голову над этой шарадой много дней. Очевидно, что он не хотел оставить его где-то возле полицейского или же отнес его к лодочной стоянке в воскресенье. К тому же рюкзака не было в лодке, когда там шел обыск. Его нигде не нашли. Значит, в нем находятся улики против Хардинга, и ему нужно было освободиться от него.

– Думаю, ты прав, – кивнул Карпентер. – Хардинг хотел, чтобы мы поверили, будто у него был черный рюкзак, который мы нашли в лодке, а сержант из Дартмута сказал, что рюкзак на видеокассете – зеленого цвета. Так что же он сделал с ним, а? Что же он пытается спрятать?

– Зависит от того, насколько содержимое рюкзака представляет ценность для Хардинга. Если бы оно не представляло ценности, он выбросил бы его в океан на обратном пути в Лимингтон. А если бы представляло ценность, то он бы оставил его где-нибудь в доступном, но не слишком видном месте. – Ингрем прикрыл глаза от солнца и указал в сторону склона за своей спиной: – Вон там был оползень. Я заметил, потому что он находится левее того места, где Хардинг появился перед мисс Дженнер, как сказала она. Глина, как всем известно, неустойчива, именно поэтому скалы и опасны, о чем специально предупреждают. А мне кажется, что этот оползень появился совсем недавно.

Карпентер проследил за его взглядом.

– Думаешь, рюкзак под ним?

– Скажем так, сэр, не представляю себе более быстрого и удобного способа спрятать что-нибудь, чем просто вызвать оползень и завалить то, что нужно спрятать. Это совсем нетрудно сделать. Всего-то нужно толкнуть неустойчивый камень, и вот, пожалуйста, вниз сползет все, что хотите, заваливая то, что нужно спрятать. Никто и не заметит. Такие оползни случаются каждый день. Братья Спендер вызвали такой оползень, когда уронили бинокль отца. Ничего не могу с собой поделать, но мне кажется, что Хардинг у них и позаимствовал эту идею.

– Хочешь сказать, он сделал это в воскресенье?

Ингрем кивнул:

– И вернулся сегодня утром проверить, все ли в целости и сохранности.

– Подозреваю, сэр, он вернулся, чтобы забрать рюкзак, – встрял констебль.

Карпентер бросил сердитый взгляд на констебля:

– Тогда почему он не нес его, ведь ты же увидел Хардинга без рюкзака!

– Потому что глина высохла на солнцепеке и уплотнилась. Думаю, он собирался поискать лопату, когда случайно наткнулся на мисс Дженнер.

– Это твое самое лучшее соображение?

– Да, сэр.

– Ты просто заядлый любитель предполагать, маньяк предположений, так ведь, парень? – Карпентер нахмурился еще больше. – Инспектор Гелбрайт уже обрыскал половину Гемпшира только на основании твоих предположений, которые ты послал по факсу прошлой ночью.

– Но это еще не делает их неправильными, сэр.

– Но это также не делает еще их правильными. Целая бригада в понедельник перевернула здесь все до основания, но не нашли ничего.

Ингрем резко повернулся в сторону еще одного залива.

– Они искали в Эгмонт-Байт, сэр, и надо отметить, никто не поинтересовался передвижениями Стивена Хардинга в то время.

– Ммм… Эти поисковые бригады стоят денег, парень, и мне бы хотелось иметь больше уверенности до того, как я буду тратить деньги налогоплательщиков на какие-то догадки. – Карпентер взглянул на море. – Могу понять, что он вернулся на место преступления, чтобы снять напряжение, это соответствует психологии человека, но ты говоришь, что его это не интересовало.