Текст книги "Скульпторша"

Автор книги: Майнет Уолтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Он схватил кончик носа большим и указательным пальцами.

– Кто его знает? Он ни с кем не делился своими мыслями, этот старина Боб. Ведь это Гвен настояла на том, чтобы мальчика в доме не было. Она не могла его видеть. Впрочем, это понятно, если учитывать возраст Эмбер.

– Сколько же ей тогда было лет? Старик нахмурился.

– Мне почему-то казалось, что мистеру Крю все это хорошо известно.

– Ему – да, но я работаю в другой области, я уже говорила. А спрашиваю вас об этом сейчас просто из чистого любопытства. Ведь у них произошла такая трагедия!

– Это верно. Тринадцать, – печально произнес мистер Хейз. – Ей было всего тринадцать лет. Бедное дитя. Она вообще ничего не знала о жизни. За все должен был ответить какой-то негодяй из школы. – Он мотнул головой в сторону задней части дома. – Она находится там. Общеобразовательная Паркуэй.

– И в эту школу ходили Олив и Эмбер?

– Как бы не так! – Старик заметно повеселел. Гвен бы этого не допустила. Она устроила их в шикарную школу при женском монастыре. Там обучают наукам, но, к сожалению, не жизни.

– Почему же Эмбер не сделала аборт? Или они были строгими католиками? – Перед мысленным взором Роз возникли зародыши, которых смывали в канализацию, как утверждала Олив.

– Никто и не знал, что она беременна. Поначалу все решили, что у нее это возрастное, и она просто сильно поправилась. – Неожиданно он хихикнул. – А когда начались схватки, они подумали, что у нее приступ аппендицита. И сразу отправили девочку в больницу. И вот вам! Она родила чудесного парнишку. Но они свято хранили эту тайну. Никто ни о чем не подозревал, даже монахини.

– Но вы-то знали, – напомнила Роз.

– Моя жена догадалась обо всем сама, – уважительно произнес старик. – Было очевидно, что в семье случилось что-то совсем неприличное и ужасное. И это был, конечно, не аппендицит. В ту ночь с Гвен случилась самая настоящая истерика, вот моя Дженни и восстановила всю картину событий. Но мы, конечно, помалкивали. Не стоило усложнять жизнь такой чудесной девочке. Да и не ее это вина.

Роз быстро подсчитывала в уме цифры. Итак, Эмбер была на два года младше Олив. Значит, если бы она была жива, сейчас бы ей уже исполнилось двадцать шесть.

– Ее сыну уже тринадцать лет, – сказала она, – и он должен унаследовать полмиллиона. Странно, почему мистер Крю не может его отыскать. Должны сохраниться записи об усыновлении.

– Да, я слышал, что они уже нашли следы. – Старик прищелкнул вставными челюстями. – Но, может быть, это только слухи. Брауны и Австралия.

Роз оставила загадочное объяснение без комментариев. У нее будет время поразмыслить над этой фразой, а сейчас не стоило лишний раз показывать свою неосведомленность.

– Расскажите мне об Олив, – попросила она мистера Хейза. – Вы были удивлены, когда узнали, что она натворила?

– Я ее почти не знал. – Он шумно втянул в себя воздух. – Но когда знакомых вам людей забивают до смерти, юная леди, тут не удивляться надо. Просто становится больно до слез. От этого можно даже заболеть. Вот это и произошло с моей Дженни. Она не смогла оправиться после случившегося, и через пару лет умерла.

– Простите, я не знала.

Он кивнул, но было ясно, что старая рана уже успела зажить.

– Я видел Олив достаточно часто, но мы никогда не разговаривали. По-моему, она была очень стеснительная.

– Из-за своей толщины?

Он задумчиво сложил губы трубочкой.

– Возможно. Дженни говорила, что ее часто дразнили, хотя сам я знал толстушек, которым это не только не мешало жить, но они становились душой общества. Я думаю, дело было в ее привычке видеть во всем только плохое. Она почти никогда не смеялась. Да у нее вообще отсутствовало чувство юмора. А такие люди редко с кем-либо дружат.

– А Эмбер?

– Ну, она пользовалась огромной популярностью. – Он мысленно вернулся в прошлое. – Она была очень симпатичная.

– И Олив ей завидовала?

– Завидовала? – Мистер Хейз как будто удивился. – Я об этом как-то не задумывался. Что я могу еще добавить? По-моему, они дружили между собой и обожали друг друга.

Роз не могла не удивиться:

– Тогда почему Олив убила ее? И зачем ей понадобилось расчленять тела? Все это очень странно.

Старик подозрительно нахмурился.

– А мне почему-то показалось, что вы представляете ее интересы. Так кому же знать ответы на эти вопросы, если не вам?

– Она мне не говорит.

Мистер Хейз посмотрел в окно.

– Ну и ладно.

«Что значит „ладно”»? – сердито подумала Роз.

– А вы знаете ответы?

– Дженни считала, что это действие гормонов.

– Гормонов? – рассеянно повторила Роз. – Каких гормонов?

– Ну, вы сами знаете, – смутился старик. – Месячных.

– А, это… – разочарованно протянула Роз. Обсуждать такую проблему со стариком было бесполезно. Он принадлежал к поколению, которое слово «менструация» вообще не произносило вслух. – Скажите, а мистер Мартин никогда не говорил о том, почему, по его мнению, все это произошло?

Но старик отрицательно покачал головой.

– Эта тема никогда не всплывала. Что я могу еще добавить? После того дня мы вообще мало его видели. Пару раз он упоминал о своем завещании, потом говорил о ребенке. Больше он ни о чем и думать не мог. – Он снова прочистил горло. – Боб стал настоящим затворником. Никого не принимал у себя в доме, даже Кларков, хотя одно время они с Тедом были как родные братья. Потом за что-то обиделся на Теда и перестал к ним заходить. Ну, и остальные друзья тоже сами собой пропали. Пожалуй, я один под конец у него и остался. Это как раз я понял, что с ним что-то случилось, когда на пороге у него скопились молочные бутылки.

– Но почему он оставался жить в этом доме? Он был достаточно богат и мог вообще наплевать на этот дом и уехать. Я бы так и поступила. Все лучше, чем оставаться вместе с семейными призраками.

– Я сам этого никак не мог понять, – забормотал себе под нос мистер Хейз. – Может быть, ему хотелось все же находиться рядом с друзьями.

– Но вы же сами сказали, что Кларки переехали. Кстати, где они живут сейчас?

Старик печально покачал головой.

– Понятия не имею. Как-то утром они дружно снялись с места и исчезли в неизвестном направлении. А потом, через три дня, приехал грузовик и забрал их мебель. Дом простоял пустой целый год, прежде чем объявились Блэры. А о Кларках я больше ничего не слышал. Они не оставили даже адреса, куда им можно было бы отсылать письма. Ничего. Что я могу еще добавить? Мы все дружили между собой, шестеро соседей, а вот теперь я остался один. Все это, конечно, очень странно.

«Действительно странно», – мысленно согласилась Роз.

– Вы не помните, какое агентство по недвижимости продавало их дом?

– Питерсон. Но у них вы ничего не узнаете. Это настоящие маленькие Гитлеры, – заворчал старик. – Того и гляди взорвутся от сознания собственной важности. Когда я спросил их о Кларках, они велели мне не совать нос в чужие дела. Тогда я объяснил им, что живу в свободном мире, и нет ничего зазорного в том, что я интересуюсь судьбой своих друзей. Ну, что вы! Они начали разглагольствовать на тему, будто им дали инструкции сохранять конфиденциальность и все такое прочее. Что я могу еще добавить? Они все представили так, будто Кларки больше не хотели обо мне слышать. Ха! Скорее, они убегали от Боба или призраков. Я им так и сказал, но они заявили, что если я и впредь буду распространять подобные сплетни, то они будут вынуждены принять соответствующие меры. Знаете, кого я могу обвинить? Федерацию агентов по недвижимости, если такая существует, в чем я сильно сомневаюсь… – И он продолжал вещать дальше, давая выход своему раздражению и унынию, рожденным одиночеством.

Роз стало жаль его.

– Скажите, вы часто встречаетесь со своими сыновьями? – поинтересовалась она, когда мистер Хейз выговорился.

– Время от времени.

– Сколько им сейчас лет?

– Уже за сорок, – ответил он после секундного молчания.

– А что они думают об отношениях Эмбер и Олив?

Он снова ухватил себя за кончик носа и повертел его из стороны в сторону.

– Они их даже не знали. Уехали из дома задолго до того, как девочки подросли.

– А им не приходилось сидеть с малышками и нянчить их или что-нибудь в этом роде?

– Мои ребята? Да ни за что на свете.

Его старые глаза прослезились, и он кивнул в сторону комода, на котором стояли фотографии двух молодых людей в военной форме.

– Прекрасные парни. Солдаты. – Он гордо выпятил грудь. – Послушались моего совета и стали военными. Между прочим, после расформирования полка временно без работы. Мне просто тошно делается от того, что мы получаем после того, как отслужили королеве и стране почти пятьдесят лет, если считать и меня тоже. Я вам еще не говорил, что во время войны находился в пустыне? – Он оглядел комнату пустым взглядом. – У меня где-то была фотография Черчилля вместе с Монти в джипе. Нам всем раздавали такие снимки. Наверное, этот снимок стоит шиллинг или даже два. Где же он? – Старик заволновался. Роз взяла в руки свой кейс.

– Не стоит сейчас его искать, мистер Хейз. Может быть, я взгляну на него в другой раз, когда снова заеду в ваши места?

– Значит, вы вернетесь?

– Да, мне бы хотелось, если вы, конечно, не против. – Она достала из сумочки визитную карточку, одновременно выключая магнитофон. – Вот здесь мое имя и номер телефона. Меня зовут Розалинда Лей. Номер лондонский, но в течение нескольких недель я буду частенько здесь бывать. Так что, если вдруг вам захочется просто поболтать, – она ободряюще улыбнулась и поднялась со стула, – обязательно позвоните мне.

Он смотрел на нее с нескрываемым удивлением.

– Просто поболтать. Боже мой! Такая молодая девушка наверняка найдет лучший способ провести свободное время.

«Это верно, – подумала Роз. – Но мне чертовски не хватает информации».

Ее улыбка была фальшивой, как и у мистера Крю.

– Что ж, тогда мы еще увидимся.

Он неловко поднялся из кресла и протянул свою морщинистую старческую руку.

– Мне было очень приятно познакомиться с вами, мисс Лей. Что я могу еще добавить? Не так уж часто мне на голову сваливаются такие очаровательные молодые дамы.

Он говорил с такой искренностью, что Роз стало неудобно оттого, что сама она ей не обладала. «Почему ну, почему, – размышляла она, – в жизни человека могут наступить такие ужасные времена?»

ГЛАВА 4

Роз нашла женский монастырь с помощью полицейского.

– Монастырь святой Анжелины, – пояснил он. – У светофора поверните налево и потом еще раз налево. Там увидите большое здание из красного кирпича, выстроенное чуть в стороне от дороги. Вы его не пропустите. Пожалуй, это единственный архитектурный памятник этих мест, который достоин внимания.

Монастырь весьма величественно возвышался среди нагромождения серых невзрачных домов, являя собой как бы памятник образованию, чем не может похвастаться ни одна из современных школ, выстроенных по единому проекту. Роз вошла через парадный вход здания, выполненного в викторианском стиле и сразу почувствовала себя как дома. Ей была близка такая школа. Из классов с традиционными партами, досками и книжными шкафами выглядывали внимательные ученицы в отутюженных платьях. В этой тихой обители действительно учили детей, причем те получали достойное образование, поскольку родители могли диктовать свои условия и получить то, что им хочется. Взрослые могли попросту пригрозить администрации тем, что переведут своего ребенка в другое место, и школа перестанет получать за него плату. А условия родителей были и остаются всегда одними: отличная дисциплина и прекрасные результаты по успеваемости.

Наконец, Роз остановилась и заглянула через стекло в одну из комнат, которая, по всей видимости, представляла собой библиотеку. Что ж, теперь становилось понятным, почему Гвен настаивала на том, чтобы ее девочки учились именно здесь. Роз бы, конечно, безрассудно отдала детей в ближайшее среднее общеобразовательное заведение, вроде Паркуэй, представлявшее собой подобие бедлама. В таких школах, как правило, английский язык, история, религия и география преподаются как одна дисциплина, именуемая «Общие знания». Правописание там считается пережитком прошлого, французский язык – факультативным предметом, о латыни никто никогда не слышал, а точные науки сводятся к серии лекций и объяснению парникового эффекта…

– Могу я чем-нибудь помочь вам?

Она обернулась на голос и улыбнулась.

– Надеюсь, что да.

Симпатичная женщина лет шестидесяти остановилась возле двери с табличкой «Секретарь».

– Вы, наверное, хотели бы записать к нам своего ребенка? – поинтересовалась она.

– Хотелось бы. Школа у вас хорошая. Но у меня нет детей, – объяснила она, и женщина изумленно взглянула на нее.

– Понимаю. Но чем же я могу быть полезна?

Роз достала визитную карточку.

– Розалинда Лей, – представилась она. – Можно мне поговорить с директором?

– Прямо сейчас? – удивилась женщина.

– Да, если она, конечно, свободна. Если нет, мы можем договориться о встрече, и я подъеду потом.

Женщина взяла из рук Роз карточку и внимательно изучила ее.

– Позвольте поинтересоваться, о чем вы хотите поговорить? Роз неопределенно пожала плечами.

– Мне хотелось бы узнать общие сведения о школе, а также о том, какие девочки приходят сюда учиться.

– Вы случайно не та самая Розалинда Лей, которая написала книгу «Сквозь зеркало»?

Роз кивнула. «Сквозь зеркало» была ее последней и самой лучшей работой. Книга хорошо продавалась и получила несколько лестных отзывов. Роз удалось провести анализ изменения восприятия женской красоты с годами. Теперь она удивлялась самой себе: как же ей удалось тогда набраться сил, чтобы написать эту вещь? Но она трудилась с любовью и интересом, потому что тема полностью захватила ее.

– Я читала вашу книгу, – улыбнулась женщина. – И могу согласиться только с некоторыми вашими заключениями. Однако она мне понравилась, потому что заставляет хорошенько задуматься. Вы хорошо пишете. Впрочем, я уверена, что вы и сами это знаете.

Роз рассмеялась. Женщина нравилась ей все больше.

– Что ж, по крайней мере, это откровенное признание.

Женщина взглянула на часы.

– Давайте пройдем в мой кабинет. Через полчаса я должна встретиться с родителями одной нашей ученицы, а пока что я с радостью расскажу вам о нашей школе. Пожалуйста, сюда. – Она открыла дверь с табличкой «Секретарь» и попросила Роз пройти в смежный кабинет. – Присаживайтесь, пожалуйста. Хотите кофе?

– Да, если можно.

Роз устроилась на предложенном ей стуле, внимательно наблюдая за хозяйкой кабинета, занимающейся приготовлением кофе.

– Так вы и есть директор школы? – поинтересовалась она.

– Да.

– В мое время директорами были только монахини.

– Значит, вы тоже воспитывались при монастыре? Я так и подумала. Вы пьете кофе с молоком?

– Черный и без сахара, пожалуйста.

Директор поставила дымящуюся чашку на стол перед Роз и села напротив гостьи.

– Дело в том, что я тоже монахиня, – сообщила она. – Сестра Бриджит. Мой орден решил отказаться носить монашеские одеяния несколько лет назад. Мы решили, что наша форма создает искусственный барьер между нами и остальным обществом. – Она усмехнулась. – Не знаю, как это отражается на религии, но простые люди пытаются избегать нас, если им предоставляется такая возможность. При этом они считают свое поведение единственно правильным. Все это вызывает горькое разочарование, а разговор с такими людьми, как правило, становится неестественным.

Роз скрестила ноги и устроилась на стуле поудобнее. И хотя она не сознавала этого, но глаза сейчас выдавали ее: они светились теплом и добрым юмором. Еще год назад так было всегда, но горькая жизнь заметно уменьшила эту способность ее глаз.

– Все дело в чувстве вины, – высказала Роз свое предположение. – А кроме того, нужно следить за своим языком, чтобы не спровоцировать поучение, которое мы заслуживаем. – Она отпила глоток кофе. – А почему вы подумали, что я тоже училась в школе при монастыре?

– Из-за вашей книги. Вы хорошо в ней прошлись по многим установленным религиям. Мне показалось, что вы, должно быть, или бывшая иудейка или бывшая католичка. Протестантское бремя легче сбросить, если учесть, что оно не столь тягостно.

– Дело в том, что я не была бывшей, когда писала эту книгу, – улыбнувшись, пояснила Роз. – Тогда я была доброй католичкой.

Сестра Бриджит сразу уловила нотку цинизма в голосе собеседницы.

– Но не теперь.

– Нет. Для меня Бог умер. – Она снова чуть заметно улыбнулась, обратив внимание на понимающий взгляд сестры Бриджит. – Да вы, наверное, сами читали об этом. В таком случае, не разделяю вашего вкуса в отношении выбора газет.

– Я должна просвещать, дорогая моя. И поэтому здесь мы читаем все: и бульварные газеты, и центральные. – Она не стала ни опускать глаз, ни показывать своего смущения, за что Роз была ей благодарна. – Да, я читала газеты. Я бы тоже отказалась от Бога. С его стороны это было весьма жестоко.

Роз кивнула.

– Если мне память не изменяет, – заговорила она, имея в виду свою книгу, – я посвятила религии всего одну главу. Но почему вы считаете, что с моими заключениями трудно согласиться?

– Потому что все они сделаны с учетом единого исходного условия. Ну, а так как я не принимаю ваше условие, следовательно, мне не подходят и ваши выводы.

Роз наморщила лоб.

– Какое условие?

– То, что красота – понятие поверхностное.

– Разве вы так не считаете? – удивилась журналистка.

– Нет.

– У меня просто нет слов. И это мне говорит монахиня!

– Это тут совершенно не при чем. В жизни я – кладезь мудрости.

Это утверждение прозвучало словно эхо, идущее от Олив.

– Вы действительно считаете, что красивые люди должны быть красивы во всем? Этого я не могу принять. Ведь тогда получается, что омерзительные, гадкие люди также должны оставаться гадкими во всем.

– Это вы сказали, а не я, моя дорогая. – Казалось, сестру Бриджит заинтересовала беседа. – Я просто поставила под сомнение ваше утверждение о том, что красота – величина поверхностная. – Она охватила чашку с кофе ладонями. – Такая мысль весьма удобна, то есть мы все можем сознавать себя добрыми людьми, но вот только красота в действительности является моральным качеством. Богатство позволяет нам стать законопослушными, щедрыми и добрыми. Самые бедные этого лишены. Даже доброта дается с трудом, если вы не знаете, когда и как заработаете свой следующий пенни. – Она как-то странно улыбнулась. – Бедность только тогда может поднять настроение и вдохновить, когда вы сами ее выбираете.

– С этим я согласна. Но я не вижу связи между красотой и богатством.

– Красота смягчает отрицательные эмоции, которые рождаются с одиночеством и отверженностью. Красивые люди постоянно получают разного рода вознаграждения. Так было всегда, да вы о том же говорите в своей книге. Поэтому у красивых людей меньше причин быть злобными, завистливыми и алчными. Они сами становятся центром подобных эмоций, хотя добровольно их никогда не вызывают. – Она пожала плечами. – Разумеется, всегда найдутся исключения, и о них вы тоже подробно рассказали в книге. Но, судя по своему жизненному опыту, могу сказать, что если человек симпатичен внешне, это качество как бы пронизывает всю его сущность. Можно даже поспорить, что первично: внутренняя красота или внешняя, но они, как правило, сопутствуют друг другу.

– Итак, если вы красивы и богаты, то жемчужные врата легко откроются перед вами? – Роз цинично усмехнулась. – Какая-то радикальная философия с точки зрения христианина. Если я все правильно помню, Иисус как раз проповедовал противоположное. Что-то вроде того, что легче будет верблюду пройти через игольное ушко, нежели богачу попасть в царство Божье.

Сестра Бриджит добродушно рассмеялась.

– Очевидно, ваш монастырь был просто великолепен. – Она рассеянно помешала кофе шариковой ручкой. – Да, он действительно говорил так. Но если вы прочитаете эти слова в контексте, они поддержат мою точку зрения. Если вы помните, богатый молодой человек спросил Иисуса о том, каким образом он мог бы получить вечную жизнь. Иисус ответил ему: придерживайся заповедей. Юноша сказал: я с детства их придерживаюсь, но что еще я могу сделать? Если ты хочешь быть совершенным – я подчеркиваю это слово, именно совершенным, – продай все то, что имеешь, и раздай бедным, и только потом следуй за мной. Молодой человек ушел от него опечаленный, поскольку имел много владений и не мог заставить себя продать их. Вот тогда Иисус и сделал то замечание относительно верблюда и игольного ушка. Как видите, он говорил насчет совершенства, а не просто о добродетели. – Она укусила кончик ручки. – Чтобы сказать несколько слов в защиту того молодого человека, могу только добавить следующее. Я всегда полагала, что, продавая свои владения, он должен был также продать и свои дома, и свое дело вместе с жильцами и работниками. Поэтому моральная дилемма здесь не так проста. Вероятно, Иисус хотел сказать вот что: до сих пор ты являлся хорошим человеком, но, чтобы проверить, насколько ты хорош, ты должен довести себя до крайней нищеты. Совершенство наступит тогда, когда ты, следуя за мной и соблюдая заповеди, будешь настолько беден, что воровство и обман станут для тебя почти единственными неотъемлемыми атрибутами жизни, если, конечно, ты хочешь быть уверен в том, что проснешься на следующее утро. Эта цель недостижима. – Она отпила глоток кофе. – Разумеется, это мнение может быть ошибочно. – И в глазах ее блеснул озорной огонек.

– Ну что ж, я не собираюсь спорить с вами по этому поводу и бесконечно перекидываться репликами, – уверенно заявила Роз. – Скорее всего, мы так ни к чему и не придем. Но все же полагаю, что вы идете по ухабистой и очень неровной дороге, утверждая, будто красота является моральным качеством. А как же ловушки, расставленные тщеславием и надменностью? И как вы объясните тот факт, что только некоторые милые люди, которых я знаю, оказываются одновременно еще и красивыми, если оценивать их внешность объективно?

Сестра Бриджит снова весело рассмеялась.

– Да вы просто перекручиваете мои слова. Я не говорила, что для того, чтобы быть милым, надо обязательно быть еще и красивым. Я просто хотела опровергнуть ваше утверждение, что красивые люди не бывают милыми. Мои наблюдения доказывают противоположное. Не вникая во все детали, хочу добавить, что они могут себе позволить быть таковыми.

– Тогда возвращаемся к моему предыдущему вопросу. Не означает ли это, что уродливые люди зачастую не являются милыми?

– Это вовсе не вытекает из моего замечания. Иначе можно было бы утверждать, что бедные люди должны быть неизменно злыми. Это просто означает, что испытания для них становятся сложнее. – Она склонила голову набок. – Возьмем, к примеру, Олив и Эмбер. В конце концов, вы ведь за этим явились сюда, не так ли? Эмбер была очаровательна. Пожалуй, это был самый симпатичный ребенок, которого мне приходилось видеть, и с таким же мягким характером. Все ее обожали. С другой стороны, Олив никогда не пользовалась популярностью среди сверстников. Да и черты лица у нее были какие-то незапоминающиеся. Ее отличали жадность, склонность к обману, а иногда и жестокость. Я считала, что такого ребенка очень сложно полюбить.

Роз не стала отрицать того, что именно этот предмет интересует ее больше всего. В общем, именно этих девочек Роз и имела в виду с самого начала их беседы.

– Значит, вы сами подверглись испытанию, и не меньше, чем сама Олив. И вы не прошли его? Почему вам так и не удалось полюбить Олив?

– Да, это было сложно до тех пор, пока в школу не пришла Эмбер. Пожалуй, лучшим качеством Олив была как раз ее беззаветная любовь к младшей сестре. Здесь не было места корысти. Отношения их выглядели весьма трогательно. Олив суетилась возле Эмбер, как наседка, и зачастую игнорировала собственные интересы ради сестры. Мне раньше не приходилось наблюдать такой нежной любви между сестрами.

– Тогда почему она убила ее?

– Действительно, почему? Наверное, уже давно пора задать этот вопрос. – Пожилая женщина нервно забарабанила пальцами по столу. – Я навещаю ее, когда имею такую возможность. Но она мне ничего не говорит. Единственное объяснение, которое я могу предложить, следующее. Ее любовь, которая была сродни одержимости, переросла в ненависть, причем такую же отчаянную. А вы встречались с Олив?

Роз кивнула.

– И каково ваше мнение о ней?

– Умная женщина.

– Это так. Она могла бы учиться в университете, если бы тогдашний директор смогла убедить ее мать в преимуществах высшего образования. Я в те годы была простой учительницей. – Она вздохнула. – Но миссис Мартин оказалась женщиной чересчур решительной, и Олив находилась у нее под пятой. Поэтому все мы здесь ничего не смогли сделать, чтобы она поменяла свое мнение. Девочки покинули нашу школу вместе, причем Олив с отличными оценками, а Эмбер с весьма посредственными. – Она снова вздохнула. – Бедняжка Олив. Она устроилась кассиром в супермаркет, а Эмбер, насколько я помню, пробовала себя в парикмахерском деле.

– А как назывался супермаркет?

– «Петит» на Хай-стрит. Но он уже год как не работает. Сейчас у них даже нет лицензии.

– Но когда были совершены убийства, она работала в Министерстве здравоохранения и социального обеспечения, верно?

– Да, и была на хорошем счету. Разумеется, это мать ее туда протолкнула. – Сестра Бриджит задумалась. – Забавная случайность. Примерно за неделю до убийств я случайно столкнулась с Олив. Мне было приятно снова увидеться с ней. Она выглядела… – Монахиня снова задумалась, – счастливой. Да, наверное, именно счастливой.

Наступила тишина. Роз не стала нарушать ее, погруженная в собственные мысли. Слишком много всего было в этой истории, над чем стоило подумать, и что никак не соответствовало здравому смыслу.

– Скажите, какие у них были отношения с матерью?

– Не знаю. Но у меня всегда оставалось впечатление, что она лучше ладила с отцом. Разумеется, полноправной хозяйкой в доме считалась миссис Мартин. И если нужно было принять какое-то решение или сделать выбор, ответственность неизменно ложилась на нее. Она главенствовала везде, но я не помню, чтобы Олив открыто выражала недовольство по этому поводу или говорила что-то нелестное в адрес матери. С миссис Мартин было всегда очень трудно беседовать. Казалось, она успевает продумать каждое слово, словно боялась сболтнуть что-то лишнее. – Сестра Бриджит покачала головой. – Но я так и не выяснила, что же такое она могла скрывать.

В дверь постучали, а затем в проем просунулась женская голова.

– Сестра, вас ожидают мистер и миссис Баркер. Вы готовы принять их?

– Через две минуты, Бетти. – Она улыбнулась Роз. – Простите. Не думаю, что смогла вам во многом помочь. У Олив здесь была одна подруга. Ну, наверное, даже не подруга в том смысле, как мы привыкли это воспринимать, но все же девочка, с которой Олив разговаривала больше, чем со всеми остальными. Она вышла замуж, теперь ее фамилия Райт. Джеральдина Райт. Она живет в деревне Вулинг. Это в десяти милях к северу отсюда. Если она захочет с вами поговорить, то наверняка расскажет много интересного. Их дом называется Оуктриз.

Роз быстро записала эти данные в свой блокнот.

– Почему-то меня не оставляет чувство, будто вы ожидали моего приезда.

– Олив показывала мне ваше письмо, когда я последний раз навещала ее.

Роз поднялась со стула и забрала свой кейс и сумку. Перед уходом она задумчиво посмотрела на монахиню.

– Возможно, единственная книга, которую про все это можно написать, будет весьма жестокой.

– Не думаю.

– Это верно. Я тоже так не думаю. – У двери она замешкалась. – Было приятно познакомиться.

– Приезжайте к нам еще и заходите ко мне, – предложила сестра Бриджит. – Мне будет интересно узнать, как у вас продвигаются дела.

Роз кивнула.

– Полагаю, нет никаких сомнений в том, что это сделала именно она?

– Я не знаю, – медленно произнесла сестра Бриджит. – Я много размышляла над этим вопросом. Все произошедшее настолько ошеломляюще, что его почти невозможно принять. – Казалось, она пришла к какому-то заключению. – Будьте предельно осторожны, моя дорогая. Единственное, что я могу вам сказать с уверенностью, так это то, что Олив врет практически всегда.

* * *

На обратном пути в Лондон Роз заехала в полицейский участок. Имя сержанта, который проводил задержание Олив, она выписала из газетной вырезки.

– Я ищу сержанта-детектива Хоксли, – объяснила она молодому полицейскому, сидевшему в приемной. – Он работал здесь в восемьдесят седьмом году. Скажите, он еще служит у вас?

Молодой человек отрицательно покачал головой.

– Уволился. Уже год как, а может, и все полтора. – Он подался вперед и положил локти на стол, одобрительно рассматривая посетительницу. – Может быть, я сойду вместо него?

Губы Роз непроизвольно скривились.

– Может быть, вы подскажете мне, где его найти сейчас?

– Конечно. Он открыл ресторан на Уэнсеслас-стрит. Живет там же, в квартире над рестораном.

– А как мне подъехать к Уэнсеслас-стрит?

– Видите ли. – Он задумчиво почесал подбородок. – Самое простое для вас – это побыть где-нибудь полчаса, пока не окончится моя смена, а потом я вас лично туда провожу.

Роз рассмеялась.

– А как на это отреагирует твоя подружка?

– Главное – молчать, а то у нее язычок – хуже пилы. – Он подмигнул. – Ну, я ей ничего рассказывать не буду, если ты тоже согласна молчать.

– Прости, солнышко, я прикована навек к супругу, который ненавидит полицейских только чуточку меньше, чем тех, кто пытается клеить его жену. – Роз давно поняла, что ложь всегда срабатывает легко и просто.

Он усмехнулся.

– Когда выедете со станции, поверните налево, и через милю доберетесь до Уэнсеслас-стрит. Там, на углу, стоит пустой магазин, а соседнее здание – ресторан сержанта. Он называется «Браконьер». – Он постучал ручкой по столу. – Вы собираетесь там поесть?

– Нет, – махнула головой Роз. – У меня другие дела. Я не хочу здесь задерживаться.

Он одобрительно кивнул.

– Мудрая женщина. Из сержанта повар никакой. Ему надо было оставаться в полиции.

* * *

Чтобы выехать на дорогу в Лондон, ей все равно пришлось миновать ресторан. Роз неохотно припарковала машину на пустой стоянке и вышла из автомобиля. Она чувствовала себя разбитой, да и вообще не планировала беседу с сержантом на сегодня. Кроме всего прочего, легкомысленное предложение молоденького дежурного вызвало у нее депрессию, потому что она осталась к нему абсолютно безразлична.

* * *

«Браконьер» оказался довольно милым зданием из красного кирпича, стоящим в стороне от дороги и с просторным паркингом. С двух сторон внушительной дубовой двери располагались витиеватые фонари в свинцовых переплетах. Весь фасад был увит побегами глицинии, усыпанными бутонами цветов. Как и монастырь св. Анжелы, дом абсолютно не гармонировал с окружающей обстановкой. Магазины по обе стороны ресторана, очевидно, пустовавшие, заключали в своих запыленных окнах рекламные плакаты и дополняли друг друга послевоенным прагматизмом. Это отнюдь не способствовало увеличению привлекательности и без того поблекшего здания, находящегося между ними. Мало того: бестолковый муниципалитет умудрился разрешить предыдущему владельцу дополнить изящный фронтон ресторана безобразной двухэтажной пристройкой. Она мрачно нависала над черепичной крышей «Браконьера» грязным бетоном с каменной крошкой. Это безобразие подразумевалось скрыть побегами глицинии, но растение, лишенное света и тепла, не торопилось укрыть своими побегами безвкусную надстройку.