Текст книги "Скульпторша"

Автор книги: Майнет Уолтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Однако Хейза было не так-то просто запугать.

– Из того, что мне приходится слышать, мистер Хоксли, я понял одно: ваш ресторан закроется в любом случае. Когда это произойдет, он станет для вас обузой и источником неприятностей. Тогда диктовать условия будете не вы, а тот, кто согласится забрать у вас такой груз и переложить на свои плечи.

Хэл только усмехнулся и отступил на шаг назад.

– Все будет зависеть от того, кто первый скатится вниз. Крю предстоит погасить весь долг, и он может здорово погореть за то, что растратил деньги Мартина. Представьте, что все это произойдет раньше, чем мой банк решит наложить запрет на выкуп «Браконьера». Крю делает ошибку, считая, что мое банкротство может пойти ему на пользу. – Он кивнул в сторону телефона. – Он все еще может спасти положение и заключить со мной сделку прямо сейчас. Позвоните ему.

Хейз обдумывал это предложение несколько секунд, после чего перевел взгляд на Роз.

– Я полагаю, у вас имеется магнитофон в сумочке, мисс Лей? Вы многим меня обяжете, если сами покажете его.

Роз посмотрела на Хэла, и тот согласно кивнул. Неохотно она положила сумочку на стол.

– Спасибо, – так же вежливо продолжал Хейз. Он вынул магнитофон, затем бегло осмотрел остальное содержание сумочки, застегнул ее и только после этого достал из магнитофона кассету. Аккуратно вытянув пленку, он тут же порезал ее ножницами, а потом встал со своего места: – Сначала вы, Хоксли. Я хочу убедиться, у вас больше нет для меня никаких сюрпризов. – Опытными движениями рук он обыскал Хэла и ту же процедуру повторил с журналисткой. – Хорошо. – Он указал на дверь. – И скажите своему приятелю, чтобы он переставил стул к приемной и подождал там.

Затем он уселся за стол и терпеливо ждал, когда Хэл передаст Джеффу свою просьбу. Через минуту он позвонил Лайзе и убедился в том, что его больше никто не подслушивает.

– Сейчас, – задумчиво начал он, – у меня есть несколько вариантов, как можно поступить. Первое – это просто принять ваше предложение. – Он взял в руки линейку и согнул ее. – Но я не намерен делать это. Вы могли выставить «Браконьер» на продажу еще полтора месяца назад, однако ничего подобного не произошло. Поэтому теперь, когда вы готовы продать его, меня это настораживает. – Он помолчал и после продолжил: – Второе: можно оставить все, как есть, и дожидаться естественного хода событий. Наш закон иногда напоминает цирк, мне только останется ждать, обнаружатся ли раньше манипуляции Крю с деньгами Роберта Мартина или вы окончательно разоритесь и пойдете ко дну. Здесь шансы я расцениваю как пятьдесят на пятьдесят. – Он согнул линейку до предела и неожиданно отпустил один конец. – Но и это меня не устраивает. Пятьдесят на пятьдесят – мало. – Его бледные глаза стали вдруг жесткими. Третий вариант для меня наиболее желателен: понадеяться на то, что с вами обоими произойдет какой-нибудь несчастный случай. Таким образом, мы убиваем двух зайцев одним выстрелом. – Он метнул взгляд в сторону Роз. – Ваша смерть, мисс Лей, отложит книгу об Олив в долгий ящик. Затея об освобождении Олив также отойдет на задний план, ну, на некоторое время. А с вашей гибелью, Хоксли, «Браконьер» будет автоматически выставлен на продажу. Очень милое решение всех проблем. Вы не находите?

– Действительно, – согласился Хэл. – Но и этот вариант вам не подходит. В конце концов, остается ведь еще ребенок в Австралии.

Хейз усмехнулся и сразу напомнил своего отца.

– Так что вы намерены делать?

– Отдать вам то, за чем вы сюда явились.

Хэл нахмурился.

– Что же это такое?

– Доказательство того, что вас подставили. – Он открыл ящик стола и вынул оттуда прозрачную папку. Взяв ее за кончик, вытряхнул на стол ее содержимое – бланк, когда-то сложенный, а теперь расправленный во всю страницу. Наверху красовался адрес, и им оказался один из самых престижных домов в Саутгемптоне. Далее, почерком мистера Крю, шел текст.

– Это настоящий документ, – уверил Хоксли Стюарт, увидев недоверие на лице визитера. – Здесь вы видите домашний адрес Крю, и записи сделаны его почерком. – Он постучал кончиком линейки по листку бумаги. – И, конечно, найдутся отпечатки его пальцев. Этого документа вполне достаточно, чтобы снять с вас все обвинения, но хватит ли его для того, чтобы убедить Крю, я не знаю. Впрочем, это ваши проблемы.

– Откуда у вас этот документ?

Хейз только улыбнулся и покачал головой.

– Я солдат, и мне известны такие понятия, как отступление и запас. Давайте скажем проще: этот документ попал мне в руки, но, сознавая его важность для вас, я решил передать его вам.

Хэл подумал сейчас о том, насколько хорошо Крю был знаком с этим человеком, раз решил довериться ему. Может быть, этот документ был приобретен с тем, чтобы в дальнейшем иметь возможность шантажировать адвоката?

– Я не совсем понимаю, – честно признался Хэл. – Крю, по всей очевидности, должен мечтать разделаться с вами. То же самое могу сказать о себе и о мисс Лей. Так или иначе, вас и вашего брата скоро выведут на чистую воду. Почему вы хотите облегчить нам задачу?

Хейз ответил не сразу.

– Я стараюсь снизить свои потери, Хоксли. Я возвращаю вам ресторан, и будьте мне благодарны.

– Конечно, что мне еще остается? – сердито буркнул Хэл и подозрительно прищурился. – Так кто стоит за организацией рэкета? Вы или Крю?

– Никакого рэкета тут нет. В настоящее время слишком большая часть недвижимости попадает в заклад. Тот, у кого есть деньги, скупает такие заведения за бесценок. Мистер Крю являет собой часть абсолютно законного синдиката. К сожалению, деньги, которые он использовал, принадлежали не ему.

– Значит, управляете этим синдикатом вы?

Хейз предпочел промолчать.

– Значит, говорите, никакого рэкета? – взорвался Хэл. – Я не собирался выставлять «Браконьер» на продажу, и все же вы купили соседние дома.

Хейз снова согнул линейку.

– В конце концов, вы продали бы его. Рестораны – штука ненадежная. – Он попытался улыбнуться. – Подумайте только, что могло случиться, если бы Крю дождался суда над вами. – Его взгляд похолодел. – Подумайте, что произошло бы, если бы мой брат успел рассказать мне о том, как Крю использовал его. И тогда мы бы никогда не беседовали так, как делаем это сейчас, потому что вы бы не знали, к кому обратиться.

У Хэла встали дыбом волоски на шее у затылка.

– Но афера с гигиеной в ресторане все равно имела бы место? Линейка, согнутая почти пополам, наконец, не выдержала и лопнула с громким хлопком. Хейз улыбнулся.

– Рестораны – штука ненадежная, – повторил он. – Поэтому лучше поблагодарите меня, и если это произойдет, «Браконьер» в самом ближайшем будущем начнет процветать.

– То есть с нашей стороны требуется лишь держать рот на замке и никому не рассказывать о том, что во все это были вовлечены вы?

– Ну, разумеется. – Он выглядел удивленным, словно ответ на вопрос был очевиден. – Хотя бы потому, что в следующий раз пожар не ограничится одной сковородкой, и вам, – тут он пристально посмотрел на Роз, – а также вашей подруге, возможно, не повезет. Понимаете, гордость моего брата была задета. Он ждет не дождется отомстить вам. – Он указал на листок, лежащий на столе. – С Крю вы вольны поступать так, как сочтете правильным. Я не уважаю беспринципных людей. Он ведь адвокат, и у него были определенные обязанности, которыми он пренебрег и пустил в расход деньги доверявшего ему умершего человека.

Хэл, потрясенный услышанным, приподнял документ за край и положил его в сумочку Роз.

– Но вы сами не лучше его, Хейз. Вы же предали его веру в вас, когда рассказали отцу о ребенке Эмбер. Правда, за это нам не пришло бы в голову подставлять Крю. – Он подождал, пока Роз поднимется, и направился к двери. – И я позабочусь, чтобы ему это стало известно к тому времени, когда за ним придут полицейские.

Хейз только улыбнулся.

– Крю не станет ни в чем признаваться.

– Что остановит его?

Хейз провел куском линейки себе по горлу.

– То же самое, что и вас, Хоксли. Страх. – Он оглядел Роз с ног до головы. – Различие только в том, что Крю без ума от своих внуков.

* * *

Джефф проводил их до машины.

– Ну, хорошо, а теперь сдавайся, – потребовал он. – Что происходит?

Хэл взглянул на побледневшее лицо Роз и заявил:

– Нам срочно нужно выпить.

– Это совсем не обязательно, – запротестовал Джефф. – Я помог тебе, Хэл, теперь очередь за тобой.

Хэл схватил его за руку чуть повыше локтя и крепко сжал податливую плоть.

– На полтона пониже! – прошипел он. – Там, внутри, находится человек, который спокойно вырежет у тебя печень, сожрет ее на твоих глазах и примется за почки. И будет это делать, не переставая улыбаться. Где тут ближайшая забегаловка?

Только после того, как вся троица удобно расположилась в углу бара, Хэл согласился говорить. Он излагал историю короткими, отрывистыми фразами, подчеркивая роль Крю и называя тех, кто ворвался в «Браконьер» не иначе, как нанятыми тупыми головорезами. Закончил он тем, что вынул из сумочки Роз записку Крю и аккуратно положил на столик.

– Я хочу нажать на него и привлечь к ответственности, Джефф. Даже не думай о том, чтобы дать ему возможность выкрутиться на этот раз.

– Не много мы имеем против него, верно? – скептически хмыкнул Виатт.

– Вполне достаточно.

Джефф забрал листок и, положив в свой блокнот, спрятал во внутренний карман куртки. – Так какую роль во всем этом играет «СТС-секьюрити»?

– Хейз передал мне этот документ, на этом роль компании заканчивается.

– Но всего минуту назад он готов был съесть мою печень.

– Мне просто хотелось выпить.

Виатт пожал плечами.

– Ты не даешь мне материала для работы. Я даже не могу гарантировать тебе, что мы выиграем дело в суде. Да и Крю, скорее всего, будет все отрицать.

Наступила тишина.

– А ведь он прав, – вступила в разговор Роз, вынимая из сумочки пачку «Тампаксов».

Хэл схватил ее за руку и прижал к столу.

– Не надо, Роз, – тихо произнес Хоксли. – Поверь, мне дороже ты, чем «Браконьер» и абстрактное правосудие.

Она понимающе кивнула.

– Я это знаю, Хоксли. – Ее глаза светились. – Все дело в том, что ты мне тоже очень дорог. Это значит, что мы попали в затруднительное положение. Ты хочешь сохранить меня, я хочу сохранить «Браконьер», а мы двое, по-моему, понятия взаимоисключающие. – Она попробовала освободить руку. – Так что кто-то из нас должен победить, потому что это не имеет никакого отношения ни к абстрактному правосудию, ни к моему личному спокойствию. Я буду чувствовать себя гораздо безопасней, если Стюарт Хейз окажется за решеткой. – Она покачала головой, когда он снова захотел взять ее за руку. – Я не позволю себе быть виновной в том, что ты потеряешь свой ресторан, Хэл. Ты слишком многое вынес ради него, чтобы теперь отказаться от борьбы.

Но Хэл отличался от Руперта, его было невозможно ни запугать, ни обмануть, чтобы заставить сделать то, что задумала Роз.

– Нет, – заупрямился он. Мы здесь собрались не для того, чтобы играть в интеллектуальные игры. То, что говорил Хейз, вполне реально. Он не угрожал тебе смертью, Роз. Он угрожал тем, что искалечит тебя. – Он поднял руку к ее лицу. – Такие люди, как он, не убивают, потому что им нужно совсем другое. Они могут обезобразить человека или оставить его инвалидом, потому что такой полуживой человек будет лучшим напоминанием для остальных, как себя нужно вести.

– Но если его посадят в тюрьму, – начала Роз, но Хэл прервал ее:

– Ты снова становишься чересчур наивной. – Он нежно погладил ее по щеке, убирая в сторону непослушную прядь волос. – Даже если нам удастся добиться суда – хотя это практически невозможно, поскольку он бывший военнослужащий, это первое обвинение, недостаточность улик, да и Крю будет все отрицать – он все равно не сядет в тюрьму. Самое худшее, в чем его обвинят – так это в попытке завладеть собственностью с помощью обмана. Он получит год, а выйдет через шесть месяцев, но, скорее всего, и этот срок окажется условным. Не забывай, Стюарт не врывался в «Браконьер» с бейсбольной битой. Там был его брат, и тебе придется в суде подтвердить это. – В его глазах читалась настойчивая просьба уступить ему. – Я реалист, Роз. Мы займемся делом Крю, и тогда вопрос о гигиене в моем ресторане вряд ли встанет снова. После всего случившегося, – он пожал плечами, – я думаю, нам стоит поверить Хейзу. Мне кажется, теперь они навсегда оставят «Браконьер» в покое.

Роз помолчала несколько секунд, после чего заговорила снова.

– Стал бы ты действовать по-другому, если бы мы с тобой не встретились или если бы я не была замешана в этом деле? И пожалуйста, Хэл, не обманывай меня.

Он кивнул.

– Конечно. Я повел бы себя совсем по-другому. Но ты замешана в этом деле, поэтому вопрос отпадает сам собой.

– Хорошо. – Она расслабилась и улыбнулась. – Теперь я чувствую себя гораздо лучше.

– Значит, ты согласна со мной. – Теперь, когда Хэл успокоился, она смогла беспрепятственно забрать свою пачку «Тампаксов», которую он продолжал удерживать на столе.

– Нет, – простонал Хэл, – не надо.

Но она уже открыла коробку и вынула несколько картонных трубочек, за которыми обнаружился миниатюрный диктофон, включающийся от звука голоса.

– К счастью, у нас имеется еще кое-то, что поможет осудить Хейза. Этот аппарат был включен на полную громкость, а сумочка все время лежала на столе, поэтому его голос должен был записаться.

Она перемотала кассету и, найдя нужное место, включила диктофон. Поначалу послышался приглушенный голос Хэла.

– …То есть с нашей стороны потребуется лишь держать рот на замке и никому не рассказывать о том, что во все это были вовлечены вы?

И ясный ответ Хейза.

– Ну, разумеется. Хотя бы потому, что в следующий раз пожар не ограничится одной сковородкой, и вам, а также вашей подруге, возможно, не повезет. Понимаете, гордость моего брата была задета. Он ждет не дождется, чтобы отомстить вам.

Роз выключила диктофон и подтолкнула его Джеффу.

– Это вам пригодится?

– Если достанете еще что-нибудь подобное, это, конечно, поможет Хэлу на суде, но только в том случае, если вы согласитесь выступить в качестве свидетеля.

– Соглашусь.

Джефф взглянул на своего приятеля, заметил, как тот напрягся, и снова обратился к Роз.

– Но Хэл, конечно, говорил сущую правду, если я все правильно понял и сумел ухватить суть вашего дела. Здесь мы разговариваем только об абстрактном правосудии. – Он взял диктофон в руки. – В конце концов, даже после того, как закончится его тюремный срок, этот человек, раз задумавший отомстить вам, все равно найдет способ отомстить. И тогда полиция не сможет помочь вам. Вы все еще хотите, чтобы я забрал вот это?

– Да.

Виатт посмотрел на Хэла и беспомощно пожал плечами.

– Я старался, как мог, приятель. По-моему, на это раз тебе досталась настоящая тигрица.

Хэл басовито рассмеялся.

– Можешь мне не сообщать, Джефф. Я это понял сразу.

Но Виатт уже не мог остановиться и добавил:

– Везет же тебе, старина!

* * *

Олив, ссутулившись, сидела за своим столом и лепила очередную фигурку. Двуликая Ева и ее младенец погибли под давлением кулака, после чего карандаш продолжал торчать из комка глины, устремляясь вверх, как указующий перст. Священник задумчиво осмотрел новое творение Олив. Это была грубая фигурка человека, лежавшего на спине и словно пытавшегося отлепиться от глиняного основания. «Странно, – размышлял священник, – как Олив, абсолютно лишенная художественных способностей, умудряется делать такие вещи».

– Что ты лепишь?

– МУЖЧИНУ.

Впрочем, об этом он мог догадаться и сам. Священник наблюдал за тем, как толстые пальцы работают над глиной, скатывают колбаски и присоединяют к будущей кукле.

– Это будет Адам? – попробовал догадаться он. У священника сложилось чувство, будто Олив затеяла с ним какую-то непонятную игру. Когда он зашел в камеру, она была чем-то занята, но сразу принялась суетиться, словно ждала его или еще кого-то, кто мог бы скрасить ее одиночество.

У головы глиняной фигурки разместилась вертикальная колбаска.

– Каин, – спокойно произнесла Олив, взяла карандаш и прилепила его к глиняной палочке так, что они образовали прямой угол. – Или Фауст. Или Дон Жуан. Какая разница?

– Разница есть, – резко ответил священник. – Далеко не все мужчины продают души дьяволу. Равно как и не все женщины двулики.

Олив таинственно улыбнулась и отрезала кусок бечевки от клубка, лежавшего на столе. Она сделала на одном конце бечевки петлю, а другой конец привязала к карандашу так, что петля оказалась рядом с головой глиняной фигурки. Наконец, она разместила в петле спичку и надежно затянула ее.

– Ну, и как? – потребовала Олив ответа.

Священник нахмурился.

– Я не понимаю. Это виселица?

Олив раскачала спичку.

– Или Дамоклов меч. Впрочем, когда Люцифер владеет твоей душой, это одно и то же.

Священник присел на край стола и предложил женщине сигарету.

– Но это не абстрактный мужчина, верно? – поинтересовался он, щелкнув зажигалкой. – Это кто-то конкретный. Угадал?

– Возможно.

– И кто же?

Она выудила из кармана письмо и протянула священнику. Он расправил листок на столе и прочитал короткое послание. Это было стандартное письмо-уведомление, которые обычно составляются на компьютере, перед распечаткой в них вставляются только нужные имена и фамилии.

Уважаемая мисс Мартин!

Пожалуйста, примите к сведению, что в связи с чрезвычайными обстоятельствами мистер Крю был вынужден взять длительный отпуск. Во время его отсутствия дела будут вести его партнеры. Пожалуйста, помните о нашем участии в вашем деле.

Искренне ваши и т. д.

Священник оторвал глаза от письма.

– Я ничего не понимаю.

Олив набрала полные легкие дыма и выдохнула на спичку. Она закрутилась, выпала из петли и угодила в лоб глиняной фигурке.

– Моего адвоката арестовали.

Священник, пораженный услышанным, продолжал смотреть на фигурку. Он даже не стал спрашивать Олив, уверена ли она в том, что сказала. Он прекрасно знал, как работает негласный «тюремный телеграф», передавая новости моментально и достаточно надежно.

– За что?

– За грехи. – Она затушила сигарету о глину. – МУЖЧИНА рождается с тем, чтобы грешить. Это касается и вас, священник. – Она пристально посмотрела на него, ожидая какой-нибудь реакции.

Он только усмехнулся.

– Возможно, это так. Но я изо всех сил пытаюсь справиться с этим.

Она взяла у него еще одну сигарету.

– Мне будет нехватать вас, – внезапно произнесла женщина.

– Когда?

– Когда меня выпустят отсюда.

Он озадаченно улыбнулся.

– Ну, это произойдет еще не так скоро. Впереди у нас еще много лет.

Она отрицательно покачала головой и смяла фигурку с окурком внутри.

– Вы меня так и не спросили, кого я изобразила в виде Евы.

«И снова ее игра!» – пронеслось в голове священника.

– Мне и не надо это делать. Я уже догадался.

Она горестно усмехнулась.

– Видимо, это так. – Олив продолжала наблюдать за ним краешком глаза. – Сами догадались? Или вам Господь подсказал? Послушай, сын мой, Олив изображает в глине свой собственный облик! Теперь ты обязан помочь ей справиться с такой двойственностью. Но не надо беспокоиться, я все равно не забуду вас за все, что вы здесь для меня делали, когда выйду отсюда.

Что она от него добивается? Неужели он должен поддакивать ей, уверяя, что она действительно выйдет из тюрьмы в ближайшее время? Или, наоборот, спасти ее от этих фантазий? Он тихо, почти беззвучно вздохнул. Конечно, все было бы проще, если он испытывал к ней симпатию. Но это было не так. И в этом тоже проявлялась его греховность.

ГЛАВА 19

Олив смотрела на Роз с подозрением. Удовлетворение румянцем раскрасило щеки журналистки.

– Вы выглядите по-другому, – обвиняющим тоном начала Олив, как будто то, что она увидела, ей не понравилось.

Но Роз отрицательно покачала головой.

– Нет, все остается по-прежнему. – Да, ложь иногда заставляла ее чувствовать себя в безопасности. Роз подумала, что Олив может посчитать ее предательницей, если вдруг она появится вместе с тем полицейским, который арестовал ее в свое время.

– Вы получили мое послание вечером в прошлый понедельник?

Олив, напротив, выглядела сегодня отвратительно: грязные волосы сальными прядями свисали по обе стороны ее совершенно бесцветного лица. На рубашке впереди виднелось пятно засохшего кетчупа, а запах пота становился почти невыносимым в тесной комнате. Она тряслась от раздражения и сурово хмурилась, словно готова была отвергнуть любое предложение, услышанное от Роз. Олив молчала.

– Что-нибудь случилось? – Роз постаралась, чтобы голос ее прозвучал ровно.

– Я не хочу вас больше видеть.

Роз нервно перевернула в руке карандаш.

– Почему?

– Я не должна называть вам причину.

– Это было бы, по крайней мере, вежливо, – так же спокойно продолжала Роз. – Я потратила на вас огромное количество времени, энергии, чувств. Я считала вас своей подругой.

Олив презрительно приподняла верхнюю губу.

– Подругой? – презрительно фыркнула она. – Нет, мы не подруги. Вы просто Мисс Великолепная, зарабатывающая деньги на Мисс Навозной. Я для вас – тот самый материал, которым можно пользоваться, как только заблагорассудится. – Она положила ладони на стол и расставила пальцы, словно собираясь оттолкнуться и подняться. – Я не хочу, чтобы вы писали эту книгу.

– Потому что вам предпочтительней оставаться здесь и чувствовать, как все вокруг относятся к вам с благоговением, нежели выйти на свободу, где над вами будут смеяться? – Роз в отчаянии замотала головой. – Вы ведете себя глупо, Олив. И трусливо. Я-то думала, что вы полны решимости и отваги.

Олив сжала губы, тщетно пытаясь подняться.

– Я вас не слушаю, – по-детски заговорила она. – Вы нарочно пытаетесь заставить меня изменить решение.

– Конечно. – Роз подперла щеку рукой. – Но я все равно напишу эту книгу, хотите вы того или нет. Как вы видите, я вас совершенно не боюсь. Вы можете проинструктировать своего адвоката, чтобы он добился наложения запрета на мою книгу, но только у него ничего не получится. Я буду оспаривать вашу виновность, а суд меня поддержит, потому что я опубликую эту книгу в интересах правосудия.

Олив, которой почти удалось подняться, снова шлепнулась на стул.

– Я напишу в комитет по гражданским свободам, и они меня поддержат.

– Вряд ли. Очень скоро они выяснят, что я пытаюсь добиться вашего освобождения, и встанут на мою сторону. Они поддержат меня.

– Но существует еще и суд по защите прав человека. Я скажу им, что вы вмешиваетесь в мою личную жизнь.

– Валяйте. Таким образом вы поможете мне заработать целое состояние. Каждый сочтет своим долгом купить мою книгу, чтобы разобраться во всех этих передрягах. А если дело дойдет до суда, на что я тоже рассчитываю, тогда мне дадут, наконец-то, выступить в роли свидетеля.

– Какого свидетеля?

– У меня есть доказательства вашей невиновности.

Олив обрушила кулак на стол.

– Неправда! Это я совершила убийства.

– Нет, не вы.

– Я! – прогремела огромная женщина.

– Нет, не вы, – так же упорно повторила Роз, и в глазах ее мелькнул сердитый огонек. – Когда вы смиритесь с тем, глупая женщина, что вашей матери уже давно нет в живых? – Она, в свою очередь, не менее решительно ударила по столу. – Она не придет за вами. Никогда, Олив, сколько бы вы ни прятались здесь.

Две огромные слезы покатились по щекам Олив.

– Вы мне больше не нравитесь.

Но Роз была беспощадна.

– Вы вернулись домой, увидели, что натворил ваш обожаемый любовник, и впали в ступор. Но, Господь свидетель, я вас в этом не обвиняю. – Она достала посмертные фотографии Гвен и Эмбер из сумочки и швырнула их на стол. – Вы обожали свою мать, верно? Вам всегда нравились люди, которые зависели от вас.

Гнев Олив все возрастал.

– Это чушь! Это просто чушь собачья, не более того!

Но Роз отрицательно покачала головой.

– Нет, Олив. Вы мне были очень нужны. Вот почему мне это известно.

У женщины затряслись губы.

– Вы просто хотели узнать, что чувствуешь, когда убиваешь человека, вот и все. Вот почему я была вам нужна.

– Нет. – Роз потянулась через стол и взяла в руки большую теплую ладонь Олив. – Мне нужно было любить кого-нибудь. А вас любить очень просто, Олив.

Женщина выдернула ладонь и прижала ее к лицу.

– Никто меня не любит, – прошептала она. – И никто никогда не любил.

– Вы ошибаетесь, – твердо произнесла журналистка. – Я люблю вас. Сестра Бриджит любит вас. Мы не бросим вас в тот самый момент, когда вы выйдете из тюрьмы. Вы должны знать это и верить в нас. – Она постаралась заглушить в себе зловещий внутренний голос, который запрещал ей давать подобные обещания или лгать, что всегда было почему-то очень просто. – Расскажите мне об Эмбер, – смягчилась Роз. – Расскажите, почему ваша мать постоянно нуждалась в вас.

Олив вздохнула. При этом все тело ее сотряслось. Журналистка поняла, что женщина поверила ей и готова уступить.

– Эмбер всегда поступала по-своему, и если это у нее хоть в чем-то не получалось, умела превратить жизнь других в настоящий ад. Она рассказывала разные небылицы о людях, распространяла отвратительные слухи, а иногда делала другим больно. Один раз она вылила кипяток на руку матери, чтобы наказать ее. Поэтому мы все старались уступать Эмбер, чтобы хоть как-то облегчить себе жизнь. Пока все ей угождали, она оставалась милым ребенком. – Олив слизнула слезы, которые к этому времени уже дотекли до губ. – Она никогда не брала на себя никакой ответственности, а после рождения ребенка стала невыносимой. Мама говорила, что она перестала взрослеть.

– Чтобы возместить уходящее детство?

– Нет, чтобы мы ей все прощали. – Она положила ладони на колени и переплела пальцы. – Детям часто сходит с рук, когда они шалят, и поэтому Эмбер вела себя, как самый настоящий ребенок. Никто никогда даже не пожурил ее за то, что она не убереглась и забеременела, потому что боялись ее реакции. – Она вытерла нос тыльной стороной ладони. – В конце концов, мама решила показать ее психиатру. Она думала, что Эмбер страдает шизофренией. – Она тяжело вздохнула. – Потом их убили, и этот вопрос отпал сам собой.

Роз передала ей салфетку и подождала, пока Олив высморкается и немного успокоится.

– Но почему она никогда не вела себя плохо в школе? – поинтересовалась журналистка.

– Почему же? Вела, – просто ответила Олив. – Если ее дразнили или брали без спроса ее вещи. Я очень сердилась, когда это происходило, и пыталась предотвратить такие случаи. В основном, мне это удавалось. Когда к ней никто не приставал, она была замечательным человеком. Да-да, – кивнула Олив, – очень милым человечком.

– Двуликая Ева.

– Мама тоже так считала. – Она достала пачку сигарет из открытого кейса Роз и сняла целлофан. – Когда заканчивались уроки, я старалась сделать все возможное, чтобы Эмбер находилась рядом со мной. Она и не возражала. Старшие девочки обращались с ней, как с куклой, и потому она чувствовала себя всеобщей любимицей. А среди ровесниц у нее подруг не было. – Она высыпала несколько сигарет на стол и выбрала одну.

– Но как же ей удавалось уживаться с людьми на работе? Там не было вас и, следовательно, никто не мог ей помочь?

– Она не приживалась ни на одном месте. Самое большее, сколько ей удалось продержаться на работе – месяц. Остальное время она оставалась дома с матерью, делая ее жизнь невыносимой.

– А как же магазин «Глитци»?

Олив чиркнула спичкой и прикурила.

– Там повторилось то же самое. Она проработала в магазине три недели и уже повела разговор об увольнении. Там что-то произошло с девочками. Кажется, Эмбер подставила одну из них так, что ту уволили. Сейчас я это уже не так хорошо помню. Это был предел маминого терпения, и она сказала, что теперь точно поведет Эмбер к психиатру.

Некоторое время Роз сидела в тишине и сосредоточенно размышляла.

– Я знаю, кто был вашим любовником, – неожиданно сказала она. – Мне известно, что вы проводили выходные дни в «Бельведере» на Фарадей-стрит и расписывались в журнале как мистер и миссис Льюис. Владелица гостиницы опознала его по фотографии, как и еще одна служащая в компании «Уэллс-Фарго». Я полагаю, он оставил вас в гостинице в ночь вашего дня рождения, когда вы сказали ему, что пришлось сделать аборт. Тогда он сразу отправился на Левен-роуд, чтобы окончательно разобраться с Гвен и Эмбер. Ведь это их он считал виновными в том, что у него так и не родился ребенок, о котором он мечтал все время. Видимо, вашего отца в ту ночь тоже не было дома, поэтому все получилось не так, как, возможно, хотелось вашему любовнику. Наверное, вы пришли домой поздно, уже после полудня, обнаружили на кухне тела и сильно расстроились, потому что посчитали, что виноваты в произошедшем именно вы. – Она взяла в руки одну из ладоней Олив и нежно сжала ее.

Олив закрыла глаза и тихо заплакала, а Роз продолжала гладить ее по ладони.

– Нет, – наконец, произнесла она, высвобождая руку. – Все было не так, хотя мне бы хотелось, чтобы ваш рассказ был правдой. Тогда, по крайней мере, я бы понимала, зачем я так поступила. – Глаза ее казались рассеянными, словно сейчас она старалась заглянуть внутрь себя. – Мы ничего особенного на мой день рождения не планировали, – начала Олив. – Мы не могли себе этого позволить. Он попадал не на воскресенье, а мы могли встречаться только по воскресеньям. Тогда к ним приходила ее сестра, и он мог немного отдохнуть от своей супруги. Но и жена, и ее сестрица считали, что он посещает клуб в Саутгемптоне. – Она улыбнулась, хотя ничего смешного не сказала. – Бедняга Эдвард. Он очень боялся, что они его выследят, а после развода он останется без единого пенса. Ведь и дом, и все, что в нем находилось, принадлежали ей, и это заставляло его чувствовать себя жалким и несчастным. Для маскировки он придумал нелепый парик. Он казался каким-то сказочным существом, таким беззащитным, худющим и лохматым, будто выскочил из волшебной небесной страны Нарнии. – Она вздохнула. – И хотя парик должен был делать его неузнаваемым на тот случай, если бы нам встретились знакомые, меня он всегда веселил. К тому же, Эдвард мне нравился лысый. – Она снова вздохнула. – Наверное, вы уже догадались, что нашей любимой книгой – моей и Эмбер – было «Серебряное кресло» Клайва Льюиса.

Роз кивнула.

– Именно поэтому вы и расписывались в журнале гостиницы под фамилией Льюис. Кого вы боялись больше: миссис Кларк или собственных родителей?

– Мы боялись всех, но в особенности Эмбер. Она была болезненно ревнива и завистлива.

– Она знала о том, что вам пришлось сделать аборт? Олив отрицательно покачала головой.

– Нет, об этом знала только мать. Я не рассказывала об этом отцу, не говоря уже об Эмбер. Ведь ей одной разрешалось заниматься сексом в нашем доме. И она не упускала случай. Она занималась им, как мне казалось, без конца. Мать заставляла ее каждый вечер принимать противозачаточные таблетки, чтобы она снова не забеременела. – Она скорчила гримасу. – Мать просто с ума сошла от ярости, когда узнала, что я тоже залетела. И мы обе понимали, что Эмбер этого просто не переживет.