Текст книги "Династия Рейкхеллов"
Автор книги: Майкл Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)
– Когда это произойдет, – сказал Чжао с кривой усмешкой, – я-то как раз буду здесь. Кантон – это мой дом, и никакие беды не заставят меня покинуть его.
За неделю, что Джонатан прожил в доме Сун Чжао, его распорядок твердо определился. Каждое утро он и Кай сначала занимались метанием кинжалов, затем древними восточными единоборствами. Потом он купался и проводил остальную часть утра в занятиях языком с Лайцзе-лу, – а сразу после обеда они вновь возобновляли занятия. Ни один из них толком не понимал, что происходит, но они так наслаждались обществом друг друга, что уроки становились все длиннее и длиннее.
Каждый вечер они отправлялись вместе в библиотеку читать, и именно здесь напряженность между ними становилась особенно очевидной. Они уже не могли довольствоваться одним прощальным поцелуем, и подолгу задерживались в дверях библиотеки в жарких объятиях, целуясь вновь и вновь, и их взаимное желание разгоралось все сильнее.
Никто не осознавал создавшееся положение и его опасность лучше, чем Сара Эплгейт. Однажды вечером, когда влюбленные целовались более четверти часа, она поняла, что не может больше молчать, и как только они расстались, направилась в кабинет Чжао, где тот подсчитывал понесенные им убытки.
Лайцзе-лу, знавшая свою гувернантку столь же хорошо, сколь та, в свою очередь, знала ее, заметила Сару, когда та решительно шла по дорожке. По внезапному наитию девушка отступила, сошла с дорожки и направилась через сад к дальней стороне отцовского кабинета. Окна были открыты, и, встав у окна, находившегося как раз позади отцовского стола, она прекрасно слышала беседу.
Разговор уже начался.
– Полагаю, я должна была прийти к вам сразу, когда увидела их целующимися на борту «Летучего дракона», – сказала Сара. – Но я не могла не посочувствовать им. А сейчас я уже боюсь за них. Они проводят все больше и больше времени в библиотеке, целуясь перед тем, как отправиться спать. И они, несомненно, могут потерять контроль, это лишь вопрос времени. Как долго Джонатан вынужден будет оставаться здесь?
– Еще много дней, – сказал Чжао.
– К тому времени будет уже поздно, – сказала Сара растерянно.
Лайцзе-лу была поражена, услышав смех отца.
– Меня не удивляет то, что ты рассказала мне, Сара, – сказал он. – Я видел, как они смотрят друг на друга, когда мы сидим за столом. Но проблема не столь серьезна, как ты ее представляешь.
– Для умного человека, – сказала гувернантка резко, – вы поразительно близоруки.
– Ты не понимаешь, как устроен мужчина, – ответил Чжао. – А решение намного проще, чем ты себе представляешь.
– Каким это образом? – спросила Сара с вызовом.
– Джонатан молод, и у него горячая кровь, как у любого другого здорового мужчины его возраста. Если говорить прямо, то ему нужна женщина. Как только он будет удовлетворен, его пыл по отношению к Лайцзе-лу несколько остынет.
Холодок пробежал по спине девушки. Она никогда бы не подумала, что ее отец мог так по-обыденному говорить о деле, имевшем для нее такую огромную важность.
– Я договорюсь, чтобы к нему пришла женщина, которая удовлетворит его страсть, – сказал Чжао. – Он поддастся своим естественным потребностям и тогда будет смотреть на мою дочь с безразличием. Она поймет, что он переменился, и поскольку она горда, то и она отвернется от него.
Девушка сжала кулачки.
– Эта идея крутилась у меня в голове с той самой минуты, как он был вынужден остаться здесь, и сейчас я должен осуществить ее. Я поручу Каю сделать все необходимое.
– Но почему вы думаете, что Джонатан согласится?
– Природа возьмет свое, – сказал он уверенно. – Лайцзе-лу и Джонатан проводят около двух часов вместе в библиотеке после ужина, так?
– Да, так.
Девушка затаила дыхание, еще ближе приблизившись к окну.
– Завтра вечером, – сказал Чжао, – Кай спрячет женщину у себя. Когда моя дочь покинет библиотеку, я позову Джонатана сюда и задержу его разговором на полчаса. К этому времени Лайцзе-лу уже ляжет спать. Когда Джонатан вернется к себе в комнату, женщина будет уже ждать его.
Слезы негодования выступили на глазах у Лайцзе-лу, но она сердито смахнула их.
– План может сработать, – сказала Сара с сомнением. – При нормальных обстоятельствах я бы осудила такую аморальность, но эта ситуация требует решительных средств. Мне кажется, все будет зависеть от желания Джонатана… э… иметь отношения с первой попавшейся женщиной.
– Это мы должны предоставить самой женщине, – спокойно ответил Чжао. – Кай найдет такую женщину, которая прекрасно разбирается в мужчинах и их желаниях. Думаю, мы можем положиться на ее таланты.
Лайцзе-лу услышала вполне достаточно и неслышно направилась в свои покои. Голова у нее шла кругом, и в этот момент она ненавидела и отца, и Сару, хотя и понимала, что они действуют, как им казалось, в ее интересах.
Но должен же быть способ помешать им осуществить их план! Сейчас она была совершенно уверена в том, что те чувства, которые зарождались в ее душе по отношению к Джонатану, были настоящими: она любила Джонатана Рейкхелла всем своим сердцем.
Лайцзе-лу не собиралась допустить, чтобы какая-то другая женщина встала между ними. Если она предупредит Джонатана или скажет отцу, что знает о его плане, то этот план будет просто каким-то образом изменен. Ее отец был слишком умен, чтобы сразу признать поражение, и она должна найти способ расстроить его планы. Даже не пытаясь заснуть, она пролежала без сна несколько часов.
Наконец она нашла решение и заснула глубоким, спокойным сном. На следующее утро она проснулась так поздно, что ей пришлось поторопиться, чтобы успеть на урок с Джонатаном.
Она обрела спокойствие и сидела внешне застенчивая, но внутренне умиротворенная. Она не показала виду ни отцу, ни Саре, что ей известен их план. Джонатан заметил, что она казалась довольной собой, но не представлял, что его ожидает впереди, и день прошел как и все предыдущие.
В тот вечер, почитав вместе в библиотеке, влюбленные прошли к выходу, как и всегда. Но Лайцзе-лу не задержалась. Вместо этого она позволила Джонатану лишь быстрый поцелуй, а ее улыбка показала ему, что она ничем не расстроена и не обижена на него.
Когда они вышли из библиотеки, Кай уже был рядом, чтобы сообщить Джонатану о том, что Сун Чжао хочет побеседовать с ним в кабинете.
– Доброй ночи, – сказал Джонатан Лайцзе-лу. – Я жду нашего урока завтра утром.
– И я тоже, – ответила она и поспешила в свои покои.
Она сразу увидела, что в гостиной Джонатана горят масляные лампы. У нее было мало времени, и теперь, когда пришло время действовать, ее одолели сомнения и колебания. Но она не могла позволить себе колебаться. С сильно бьющимся сердцем она пересекла дворик и без стука вошла в гостиную.
Молодая женщина, одетая лишь в тонкий короткий халат, с сильно накрашенным лицом встала, и Лайцзе-лу отметила с тревогой, что она была удивительно привлекательной.
Элис Вонг испугалась внезапного появления прекрасной девушки и позавидовала ее молодости и красоте.
– Я Сун Лайцзе-лу. А вы та, которую вызвали сюда, чтобы доставить удовольствие чужестранцу с клипера.
Элис кивнула, пытаясь скрыть свое удивление. Когда Ло Фан и Кай обратились к ней с этим предложением, за которое Сун Чжао щедро платил, они не упомянули, что иностранец, с которым она должна была заняться любовью, был членом команды. «Летучего дракона». Это было нежелательное осложнение. Она регулярно встречалась с Чарльзом Бойнтоном и откровенно признавалась себе, что ее отношения с ним становятся все глубже и глубже. Она не знала, как он отреагирует, когда узнает, что она оказывает услуги одному из его коллег, и эта неуверенность породила в ней тревогу.
Да и вообще она не могла понять, почему дочь Сун Чжао вмешивается в дело, которое не должно касаться леди, и поэтому она лишь молча уставилась на девушку.
– Я-я… хотела просить вас об одном одолжении, – сказала Лайцзе-лу, – и какие бы деньги ни заплатил вам отец, я удвою эту сумму.
Сама того не желая, Элис почувствовала интерес.
– Позвольте мне заменить вас, – сказала Лайцзе-лу прямо. – Я сделаю так, чтобы в комнате было очень темно, и Фань-гуй не узнает, кто с ним в постели.
Элис была настолько поражена, что даже не ответила.
– Я умоляю вас сделать это, – сказала Лайцзе-лу. – И мы должны поторопиться, пока он не пришел.
Элис изучающе смотрела на нее, все еще потрясенная самой идеей.
– Почему вы хотите сделать это? – спросила она. Ей было трудно поверить, что девушка из богатой семьи, принадлежавшей к высокому классу мандаринов, женщина, у которой было все, сама хочет унизить себя.
Лайцзе-лу было трудно встретиться с взглядом другой женщины, внимательно изучавшей ее.
– Я не могу даже вынести мысли о том, что он будет в постели с другой, – сказала она.
Элис поняла и улыбнулась.
– А, значит, вы любите его.
– Как никогда не любила и не полюблю никого другого.
Загадка была решена. Элис тщательно старалась скрыть глубину и силу своих чувств к Чарльзу и от него, и от всех других, включая своих бабушку и дедушку, так что она вполне понимала чувства этой прекрасной и решительной девушки.
– Как вы выдадите себя за меня?
В сердце Лайцзе-лу вспыхнула надежда.
– Мои покои вон там, на дальней стороне дворика, – сказала она. – Мы поменяемся одеждой, и вы пойдете в мои покои. Если хотите, спите в моей постели, а перед рассветом я вернусь. Потом мы опять поменяемся местами, и ни один человек во всем свете не узнает нашей общей тайны.
План был настолько остроумным, что Элис рассмеялась.
– Я соглашусь сделать это для вас, но при одном условии. Мне уже заплатили много серебряных юаней за услуги, которых я не буду оказывать. Я не могу принять деньги еще и от вас.
– Я настаиваю.
– Нет, – сказала Элис. – Лишь женщина, сама полюбившая чужестранца, сможет понять ваши чувства. Я делаю это ради вас. Я делаю вам подарок, как женщина женщине.
Лайцзе-лу была потрясена. Но время было на исходе, и она не могла медлить. Поэтому она сняла чонсам и шелковое нижнее белье, и пока Элис надевала их, она накинула короткий тонкий халатик.
Элис задержалась у двери.
– Да исполнится желание твоего сердца, – сказала она мягко, а затем вышла в темноту и пересекла дворик, направляясь к зданию, в котором располагались покои Лайцзе-лу.
Лайцзе-лу следила за ней, пока та не вошла в дом, а затем бросилась в спальню и убедилась, что все бамбуковые занавески опущены. Чтобы избежать случайностей, она также закрыла окна тяжелыми шелковыми шторами, оставив только щелку для воздуха. В спальне стало так темно, что трудно было различать даже мебель. Лайцзе-лу была довольна. Вдруг она с опозданием сообразила, что Джонатан не оставит комнату в темноте. Он несомненно возьмет одну из масляных ламп в гостиной и принесет ее с собой. Это было осложнение, о котором она не подумала заранее, и ее охватила паника.
Пытаясь успокоиться, она вспомнила лишь об одном месте, где можно было спрятаться. Пробираясь на ощупь в темноте, она прошла к высокому резному комоду, стоявшему в дальнем конце ее спальни. Он стоял примерно в футе от стены, и ей пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы чуть-чуть сдвинуть его, как раз настолько, чтобы она могла втиснуться между ним и стеной.
Задача была решена, и теперь ей оставалось только ждать. Сердце ее сильно билось, кровь звенела в ушах.
Прошла целая вечность, прежде чем открылась дверь и Джонатан вошел в гостиную. Казалось, он оставался там очень долго, и девушка в спальне не представляла, что можно там делать.
Наконец он вошел в спальню, держа в руке масляную лампу, и поставил ее на комод, всего на несколько дюймов выше головы девушки.
Она попыталась присесть еще ниже за комодом, едва осмеливаясь дышать.
Джонатан раздевался быстро, аккуратно сложил одежду и подошел к окну.
В какой-то момент Лайцзе-лу испугалась, что Он намеревается открыть шторы и бамбуковые занавески.
Вместо этого он оставил шторы слегка приоткрытыми, немного раздвинул бамбуковые занавески и посмотрел в окно.
Девушка поняла, что он смотрит в сторону спальни, и сердце ее переполнилось радостью. На секунду ее испугала мысль о том, что поменявшаяся с ней ролями женщина может стоять у окна, но потом поняла, что эта женщина слишком благоразумна, чтобы показаться любому, кто мог в то время проходить по дворику. В ее же интересах было оставаться в безопасном укрытии.
До Лайцзе-лу вдруг дошло, что Джонатан был совершенно обнажен. Чудовищность того, что она собиралась сделать, вызвала в ней дрожь, но одновременно она не могла не испытывать восхищения его безупречным крепким телосложением.
Наконец, он отвернулся от окна и погасил лампу.
Пока он шел к кровати, девушка выскользнула из своего укрытия. Она видела лишь его расплывчатый силуэт и, быстро дотянувшись, обвила его шею руками.
Застигнутый врасплох, Джонатан что-то пробормотал и сделал невольный шаг назад. Но затем он почувствовал обнаженное тело девушки под раскрывшимся халатом.
– Какого черта…
Она заставила его замолчать поцелуем. Темнота придала ей смелости, дерзость ее выходки побудила ее отбросить ту сдержанность, которую она проявляла, когда они целовались в библиотеке. Сейчас она больше не пыталась скрыть, насколько велико было ее желание.
Тело прижимавшейся к нему девушки было стройным, прекрасных форм, и ее страсть была столь сильной, что Джонатан просто не мог противиться ей. Как и предсказывал Сун Чжао, его желание вспыхнуло с огромной силой.
Лайцзе-лу прижалась к нему еще теснее, наслаждаясь этой близостью.
Не в силах противиться этой женщине, чьи жасминовые духи кружили ему голову, Джонатан взял ее на руки и понес к постели. Он вглядывался в ее лицо, пытаясь рассмотреть ее получше в темноте, но она обняла его за талию и притянула его на постель, рядом с собой, а тело ее требовало ласки.
Джонатан не сомневался ни на минуту, что хочет эту девушку, которая была одновременно и дерзкой и нежной, и, отбросив вопрос о том, кто она, погрузился в омут страсти.
Ее руки и рот, тело и язычок столь же активно изучали его тело, как и он сам. Все, о чем она мечтала, сбывалось.
Ее желание быть любимой развеяло последние сомнения Джонатана, и он овладел ею с такой страстью, что даже не заметил ее девственности. Их взаимное желание достигло апогея, и Джонатан понял, что никогда не испытывал такого блаженства ни с одной из женщин. Не было ничего важнее в мире, чем их взаимное необузданное желание.
Казалось, что их вселенная взорвалась, а потом, когда их страсть немного остыла, они тихо ласкали друг друга.
Они немного отдохнули, а потом Джонатан спросил:
– Кто ты?
Она не ответила.
Поняв, что он говорит по-английски, Джонатан повторил свой вопрос сначала на мандаринском, а потом на кантонском наречии.
Лайцзе-лу с трудом подавила желание засмеяться. Ее ученик оказался способным в обоих наречиях китайского языка.
Джонатан сел, собираясь зажечь лампу.
Она догадалась, что он хочет сделать, и потянулась к нему, чтобы вновь предаться любви.
На этот раз они не торопились, и Джонатана поразила нежность этой женщины. Он считал, что она, конечно, женщина легкого поведения, но иногда она казалась поразительно застенчивой, пока, побуждаемая его желаниями, она не становилась вновь смелее. Когда же они вновь достигли верха блаженства, они уже ни о чем не могли думать.
Они лежали рядом, чуть сонные, и вдруг, к ужасу Лайцзе-лу, она поняла, что Джонатан трогает медальон с Древом Жизни, подаренный ей королем Сиама Рамой. Поскольку медальон так понравился Джонатану, она носила его не снимая, днем и ночью, на золотой цепочке. В спешке, меняясь одеждой с Элис, она забыла снять его.
Если бы у него было больше времени, Джонатан мог бы узнать его, поэтому она вновь тесно прижалась к нему, и медальон тут же был забыт. Вскоре девушка притворилась спящей и почувствовала, что мужчина рядом с ней тоже начинает засыпать.
Лишь когда его глубокое, ровное дыхание подсказало ей, что он крепко заснул, она высвободилась из его объятий, надела прозрачный халат и крадучись вышла из дома.
В ужасе от того, что кто-то может ее увидеть, она пробежала босиком через дорожку из гравия к своим покоям.
Элис Вонг обнаружила бутылку рисового вина и потягивала его, когда вошла Лайцзе-лу. Не было необходимости задавать какие-то вопросы: выражение блаженства в ее глазах говорило само за себя.
Не было необходимости беседы между двумя этими женщинами, чьи пути, скорее всего, больше никогда не пересекутся. Элис взяла свое платье и вдруг слегка обняла Лайцзе-лу, прежде чем пойти к дому Кая, ожидавшего ее.
Мажордом поднял голову, когда она вошла. Элис сначала одела свой чонсам и подождала, пока они пройдут к паланкину, прежде чем заговорить.
– Можете передать вашему хозяину, – сказала она, что никогда Фань-гуй не испытывал подобного экстаза. Он запомнит эту ночь на всю свою жизнь.
Ранний утренний рассвет, проникавший в спальню через небольшую щелку в шторах, разбудил Джонатана. Воспоминания о прошедшей ночи заставили его вскочить и протянуть руку к женщине. Но она исчезла. Лишь запах жасмина и след на соседней подушке сказали ему, что она действительно была здесь и они действительно предавались любви.
Он рывком отодвинул шторы, затем тщательно осмотрел все комнаты, но она не оставила никаких следов, исчезнув столь же таинственно, как и появилась.
Пока он ел завтрак, принесенный слугой в его апартаменты, он думал об этом странном случае, не в силах понять, почему именно он был выбран в качестве партнера молчаливой женщины, которая отдалась ему так безоглядно. Она несомненно не могла войти и выйти из сильно охраняемого поместья незамеченной, а это означало, что кто-то, занимавший важный пост, знал о ее присутствии.
Когда он отправился метать индонезийские кинжалы и заниматься искусством боя с Каем, мажордом был спокоен, и ничто в его поведении не говорило о том, что произошло что-то необычное.
Сам же Кай действительно заметил, что Джонатан был, как никогда, метким в метании, а его тело было более подвижно и упруго, когда они обменивались ударами. Очевидно, Элис Вонг говорила правду, когда сказала, что он получил удовольствие. Сун Чжао будет рад услышать это.
Когда Джонатан появился на половине Лайцзе-лу для занятий языком, он сразу заметил, что девушка ослепительна, как никогда. Казалось, что она просто светилась изнутри.
И в то же время она была необъяснимо застенчивой, избегала его взгляда, а встретившись с ним глазами, тут же отворачивалась.
Джонатан уже мог составлять целые предложения, а Лайцзе-лу добавляла новые слова в его словарь, и пока они работали, Джонатан вновь почувствовал запах жасмина. Лайцзе-лу всегда пользовалась этими духами, и Джонатан вдруг понял, что совершенно этот же аромат он чувствовал ночью, когда занимался любовью с той женщиной. Но не может же быть, чтобы ночью у него была Лайцзе-лу!
Потрясенный своей догадкой, он запутался в составлении предложения.
– Простите, – сказала он. – Похоже, что сегодня утром мне трудно сосредоточиться.
Легкая загадочная улыбка тронула краешки губ Лайцзе-лу.
Джонатан посмотрел на нее еще более пристально, и внезапно взгляд его упал на нефритовый медальон с Древом Жизни, висевший под воротничком-стойкой ее однотонного чонсама. Ему сразу вспомнилось, как он коснулся украшения, которое было на шее у той невидимой женщины. Это был резной медальон, в этом он был уверен. А сейчас, когда он задумался над этим, он вспомнил, что нащупал ствол и ветви дерева, хотя в тот момент он этого не понял.
Его сомнения рассеялись, и он был совершенно убежден, что именно Лайцзе-лу приходила к нему и отдалась ему столь безоглядно.
Конечно! Это объясняет поразительное сочетание у нее застенчивости и смелости.
Сейчас ему стало ясно, как все произошло. Она желала его столь же сильно, как и он ее, но их сложное положение не позволило ей прийти к нему открыто. Она была леди, занимала высокое положение и по древним строгим традициям могла принадлежать только мужу. Несомненно, ее отец, узнай он, что произошло, немедленно отослал бы ее без всяких колебаний в их загородный дом, находившийся где-то в провинции.
Она добилась желаемого ими обоими, придя к Джонатану тайно, так, чтобы даже он не мог точно сказать, что это была именно она.
Джонатану оставалось на данный момент согласиться с тем, как она решила поступить с их отношениями. Только когда он получит согласие ее отца жениться на ней, согласие, которого пока нет, да и будет ли оно вообще дано, только в этом случае он сможет признаться в том, что знает, что именно с ней он предавался любви.
И тем не менее ему нужно было показать Лайцзе-лу, как он к ней относится. Он не мог допустить, чтобы она подумала, что он доволен тем, что развлекался в постели с женщиной легкого поведения и что произошедшее не имело для него никакого значения.
Джонатан протянул руку и накрыл ею руку Лайцзе-лу. Затем он медленно проговорил, запинаясь, но все же достаточно членораздельно, на мандаринском наречии: – Есть нечто, что вы должны знать, – сказал он внезапно осевшим голосом. – Из всех женщин, живущих на этом свете, вы самая необыкновенная.
Она не ответила, голова ее была опущена.
Но Джонатан был уверен, что видел слезы счастья в ее глазах. Его решимость окрепла. Препятствия, стоявшие на пути их союза, были огромными, но он должен был преодолеть их. Различие в расах и происхождении не имели для него никакого значения, как и для нее, это было очевидно. Каким-то образом надо убедить ее отца и Сару Эплгейт, что он подходит для нее в качестве мужа, что он будет любить ее и дорожить ею всю жизнь.
Вечерние часы стали особым временем в доме Джеримайи Рейкхелла в Нью-Лондоне. К тому времени, как он возвращался с верфи, его внук уже просыпался после обеда и был готов поиграть. Чаще всего к ним присоединялся и доктор Грейвс, который тоже наслаждался этими вечерами. Оба деда по очереди брали внука на руки, качали его на коленях. Маленький Джулиан захлебывался от восторга, а оба деда громко смеялись.
Луиза как-то сказала матери, что шум, который они создавали своей возней, был просто оглушающим. Она считала, что они невозможно балуют ребенка, принося ему столько игрушек. И все же она не хотела укорачивать эти вечерние часы, потому что это были единственные мужчины в жизни Джулиана. При отсутствии отца он нуждался в замене.
Луизе было непросто присутствовать при этих сценах, но она заставляла себя сидеть даже в такие дни, как сегодня, когда она страдала от такой головной боли, что казалось, будто ей в затылок ударили топориком. Она больше не упоминала о своей головной боли, потому что средство, выписанное ее отцом, не принесло облегчения, и она устала слушать его нравоучения о том, что у нее все пройдет, когда вернется Джонатан.
В душе она считала, что Джонатан не вернется.
– Джулиан, – сказал Джеримайя, – если дедушка Грейвс будет так добр и подержит тебя у меня на спине, я прокачу тебя как на пони.
И вновь довольное гуканье ребенка вызвало громкий смех обоих дедушек.
Луиза решила, что пора обуздать их энтузиазм. Прижав на секунду руки к вискам, она сказала:
– Вы его перевозбудите.
– Чепуха, – сказал доктор Грейвс. – Никогда не слышал, чтобы немного возбуждения могло повредить ребенку.
– Может, и нет, – ответила Луиза, – но его мать это, несомненно, расстраивает.
Джеримайя и Мартин быстро переглянулись.
– Луиза, – сказал ее отец, – хочу дать тебе совет, совет профессионала. Тебе нужно уехать и немного отдохнуть.
– Я предложил отвезти ее за покупками в Нью-Йорк или Бостон, но она и слышать об этом не хочет, – сказал Джеримайя.
– Мне не нужны новые платья, – ответила Луиза вяло. – Я никогда никуда не выхожу, да и нет такого места, куда бы я хотела пойти.
– Я уверен, что твоя мать была бы рада поехать с тобой на курорт, – сказал Мартин.
– Спасибо, папа, но мне будет скучно.
Джулиан дотянулся до цепочки часов из тяжелых золотых звеньев и засунул часть ее в рот.
– У него уже режутся зубы, – довольно сказал доктор Грейвс.
Медленный вздох Луизы как бы повис в воздухе.
И опять мужчины посмотрели друг на друга, и доктор Грейвс откашлялся.
– Дорогая, – сказал он, – ты должна сделать то, что никто не сможет сделать за тебя. Возьми себя в руки и встряхнись.
– Это легко сказать, папа. Я в очень деликатном, скомпрометированном положении, и это невозможно изменить.
– Мы обсуждали это уже много раз, – сказал Джеримайя. – Джонатан женится на тебе. Он захочет жениться на тебе в тот самый момент, когда он появится дома.
– Если он появится.
– Не вижу причины, которая помешала бы ему сделать это, – заявил Джеримайя.
– У каждой семьи в этом городе есть родные, чьи корабли затонули в море. Не вижу, почему так уж необычно мне предположить, что что-то ужасное случилось и с «Летучим драконом».
– Это очень маловероятно.
– Не вижу почему. Одно то, что он Рейкхелл, не делает его неуязвимым перед стихией моря. И никто не знает, как может повести себя в шторм один из этих новых клиперов.
– У тебя развилось болезненное воображение, – строго сказал ее отец.
– Прошло столько времени, – сказала она, – что уже следовало бы получить от него весточку.
Оба мужчины, чувствуя свою вину, старательно смотрели в сторону. Никогда не смогли бы они сообщить Луизе, что уничтожили письмо, в котором Джонатан просил ее разорвать их помолвку.
– Очень мало кораблей из Соединенных Штатов плавает на Восток, – сказал наконец Джеримайя. – А те, что все же ходят туда, остаются там очень надолго, как Джонатан. Понимаешь, доходы могут быть очень высоки.
– Мне это кажется разумным, – доктор Грейвс пытался не быть чересчур словоохотливым. – И потом, мне кажется, я прав, говоря, что большинство американских кораблей, занимающихся торговлей с Востоком, в наши дни приходят в Нью-Йорк или Чарлстон.
– Это верно, – сказал Джеримайя.
– Ну вот видишь, Луиза. Капитаны этих кораблей, может, и не хотят брать почту для жителей Новой Англии. Мало того что им придется отвечать за эти письма в долгом плавании, но по возвращении им еще придется отправлять их почтой. Прошу тебя, будь терпеливее.
– Нелегко быть терпеливой месяц за месяцем, без конца, – возразила раздраженная молодая женщина.
– Ну, а я знаю, что Джонатан жив и здоров, – сказал решительно Джеримайя.
Луиза только посмотрела на него.
Испугавшись, что он высказался необдуманно, Джеримайя был вынужден пояснить:
– У капитанов кораблей есть свои методы поддерживать связь. Они передают новости друг другу, когда встречаются в различных портах, и один из капитанов наших кораблей передал мне, что Джонатана видели в Кантоне и у него все прекрасно.
– Меня лишь волнует, – сказала Луиза, – чтобы он вернулся сюда на тот срок, который необходим, чтобы сделать Джулиана законнорожденным; а потом мне все равно – он может опять плыть на своем любимом клипере хоть на другой конец земли!
Оба мужчины поняли, что независимо от того, что чувствовала Луиза до того, как Джонатан отплыл в Китай, она больше не любила его, как и он ее. Возможно, его письмо с просьбой отменить их помолвку верно оценило те чувства, что они испытывали по отношению друг к другу.
Но сейчас их чувства не имели никакого значения. Джулиан уже существовал, и его дедушки не успокоятся, пока он не станет Рейкхеллом по закону.
