Текст книги "Династия Рейкхеллов"
Автор книги: Майкл Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)
ГЛАВА ВТОРАЯ
Коммодор сэр Уильям Эликзандер, рыцарь города Бата, был не только высокопоставленным офицером английского военно-морского флота, но и с головы до пят соответствовал званию командующего Морской флотилии в Китае. Высокий и худощавый, в безукоризненной синей форме, отделанной золотом, с седеющими висками, с суровым, худым, но не напряженным лицом, он сидел под навесом на кормовой части палубы своего флагмана, семидесятичетырехорудийного английского военного корабля «Отважный», и писал письмо своей жене. Как всегда, он был спокоен и глух к сумасшедшему дому, царящему вокруг него.
«Отважный» встал на якорь в глубоководном проливе дельты реки Жемчужной в двух милях ниже Вампу, и орудийный расчет вставал около орудия на шканцах, когда другие суда двигались в сторону Кантона. Любому странному судну, приближавшемуся к гавани, рекомендовалось остановиться и предъявить документы.
По левому борту владельцы восьми или десяти маленьких сампанов пытались занять выгодное положение около кормового подзора и соперничали друг с другом, пытаясь продать уполномоченному лейтенанту дыни, китайскую капусту и белые коренья. Все они одновременно что-то выкрикивали, стараясь перекричать друг друга, но сэр Уильям их не слышал.
Рядом болтались три джонки с высокими палубами, принадлежавшие Императорскому китайскому военно-морскому флоту. На коротком носу каждой яркими красками был нарисован огромный человеческий глаз. Предполагалось, что эти символы отражают удары дьявола и делают джонки непобедимыми в бою. Но старинные пушки, прикрепленные к палубам джонок, были настолько ничтожными, настолько не соответствовали задаче, стоявшей перед ними, что суда выглядели смешными. А моряки, несмотря на жару, в подбитой хлопком форме толпившиеся на палубах и пялившие глаза на большой военный английский корабль, напоминали недисциплинированную толпу.
Сэр Уильям должным образом игнорировал джонки и их экипажи. А несколько точно посланных пушечных ядер отправят все три судна на дно, а их орудия взорвутся, прежде чем они смогут нанести поражение врагу. Все, что происходило вокруг, его не беспокоило, коммодор писал письмо аккуратным, правильным почерком:
«Ты себе не представляешь, дорогая Молли, как я сильно скучаю по тебе и детям. Я провел почти два года в этом заброшенном месте, для разнообразия было только одно плавание в Калькутту. Морское министерство не оставило мне надежды, что у меня скоро будет преемник. Адмирал Джилберт написал мне из Индии, намекая, что мне придется здесь остаться, по крайней мере, еще на год. Без сомнений, я получу звание контр-адмирала за хорошую службу, но не знаю, стоят ли звезды на моих эполетах страданий, которые я испытываю в этом мрачном месте.
Некоторые старшие офицеры привезли сюда свои семьи, но все без исключения сожалеют об этом. В этой маленькой чужеземной колонии Макао все всё знают. Слухи расползаются так быстро, как воды реки Жемчужной в сезон дождей, который, слава Богу, сейчас уже заканчивается. Москиты, мухи и другие летающие паразиты так же кровожадны, как и двуногие сплетники Макао, которые не теряют времени и вцепляются в тебя зубами. Кроме того, моя дорогая, ты жена порочного негодяя Эликзандера, сделанного из чугуна и не имеющего совести.
К сожалению, я не шучу. Именно таким все меня считают. Я выполняю свой долг, защищая интересы короны и точно исполняя распоряжения военного министерства. Никто не догадывается, что я ненавижу свою работу, и у меня нет выбора в их исполнении. Я бы отдал пять лет своей жизни, чтобы пройтись с тобой вместе по нашему саду в Суссексе.
Сегодня вечером я обедаю с Сун Чжао и его прекрасной, но очень нетрадиционной дочерью, и я жду этой встречи. Они относятся к действительно культурным людям, и в их компании я временно отвлекаюсь от своих забот».
Лейтенант подошел к столу, встал в положение «смирно» и отдал честь.
Коммодор закончил писать предложение и потом посмотрел на него.
– Да, мистер Фостер?
– Капитан того голландского торгового судна доставлен на борт, сэр, и он очень раздражен.
Сэр Уильям аккуратно положил незаконченное письмо в кожаную папку, поместил перо в сосуд с песком и вздохнул:
– Я уделю ему внимание тотчас же. Его корабль обыскали?
– Еще нет, сэр.
– Прикажите обыскать, пока я буду его спрашивать. Вы можете привести его.
Через несколько мгновений два рослых матроса из английской морской пехоты в алых туниках и синих брюках втолкнули бородатого краснолицего голландца в грубой морской одежде, они крепко держали его за руки.
– Добро пожаловать, – сказал сэр Уильям с легкой иронией в голосе. – Не желаете присесть, капитан?
Матросы толкнули голландца на парусиновый стул напротив коммодора.
– Могу я посмотреть ваши документы, пожалуйста?
– Вы не имеете права смотреть их! – закричал голландец. – Это не британские воды! Меня насильно сняли со шканцев моего собственного судна, и…
– Успокойтесь, – спокойно прервал его сэр Уильям. – Английский морской флот имеет право поступать так, как ему будет угодно, потому что ему предоставили это право. Дайте ваши бумаги добровольно, или мы возьмем их силой.
Голландец посмотрел на крепких матросов, он находился в ловушке, потом отдал пакет с документами, достав их из внутреннего кармана.
Коммодор лениво посмотрел документы:
– Итак, вы Хенрик ван дер Грут, капитан судна «Зюйдер Зее», барка водоизмещением две тысячи сто тонн. Что вы делаете так далеко от дома?
– То же самое, что и десятки других капитанов. Пытаюсь заработать на жизнь честной торговлей.
– Честность этой торговли и является причиной нашей короткой беседы. Что за груз у вас на судне?
– Пряности с Индонезийских островов. Они пользуются большим спросом в Кантоне. – Капитан ван дер Грут стал суровым. – Вы найдете среди моих документов и полный манифест.
Сэр Уильям молчал, просматривая документы. Потом он мягко спросил:
– Вы совершенно уверены, что у вас нет опиума?
– Вы сумасшедший, коммодор? – Голландец еще сильнее разозлился. – Любой на Востоке знает, как вы, проклятые англичане, ведете себя в Кантоне. Вы не имеете права захватывать, но вы останавливаете и обыскиваете каждое иностранное судно, приплывающее сюда. Вы конфискуете весь опиум, который находите, избиваете капитана и команду, преподнося им урок. А почему? Потому что вы сами хотите заполучить всю торговлю опиумом. Вы делаете послабления для американцев и французов, потому что их правительства активно протестуют, когда их гражданам досаждают.
– Если вы честны, капитан ван дер Грут, вам нечего нас бояться. Вы сможете продолжать свой путь, продавая качественные, ароматные пряности в Вампу. – Улыбка коммодора была почти приятной. – Пока мы болтаем, ваш корабль досматривают.
– Вы смеете?
– Морской флот его высочества смеет, – сказал решительно сэр Уильям.
– Вы не боитесь, что я пожалуюсь своему правительству?
– Жалуйтесь сколько хотите, – ответил коммодор мягко. – Допустим, вы поплывете сразу же назад в Голландию с грузом чая на борту. Для такого медленного судна, как барк, вам понадобится шесть или восемь месяцев. Допустим, ваше правительство выслушает вас и пошлет протест в Лондон. Министерство иностранных дел сделает запрос в английский военно-морской флот, который в свою очередь обратится ко мне. Или к моему преемнику, – ответил он, вздохнув. – Пройдет еще от шести до двенадцати месяцев. В ваших документах будет отмечено, что вы подозревались в перевозке опиума. Английский военно-морской флот взял на себя задачу остановить контрабанду опиума в Китай. Великобритания заинтересована в том, чтобы законы китайского императора выполнялись. Только таким способом мы сможем поддержать свою торговлю здесь, вы понимаете.
Его словесные ухищрения оказались слишком сложными для голландца, и он издал странный гортанный звук.
– Итак, мой дорогой ван дер Грут, еще через год, добавьте это к тем полутора годам, министерство иностранных дел получит наше донесение и свяжется с правительством Голландии. Протест будет отклонен, независимо от того, были ли вы невиновны или нет. Военно-морской флот Великобритании выполняет свой долг.
Молодой офицер подошел ближе и отдал честь.
– На борту «Зюйдер Зее» нет опиума, сэр. Наши инспектора говорят, что манифест в порядке и они очистили груз от пошлин.
– Спасибо, Фостер. Итак, капитан ван дер Грут, вы видите? Вся эта суета ни к чему. Я желаю вам приятного и полезного пребывания в Вампу. Я вас по-дружески предупреждаю. Не старайтесь попасть в сам Кантон. Китайцы очень быстро отрубают головы чужеземцам, вступающим на их территорию.
Ван дер Грут вскочил на ноги:
– Вы очень чопорны, коммодор, очень самоуверенны. Но вы взяли на себя ответственность, которую не имели права брать. Вы незаконно захватили права самих китайцев. Они ненавидят вас и вам подобных, коммодор, и когда-нибудь полетят ваши головы!
– Проводите капитана ван дер Грута на его корабль, – сказал коммодор двум матросам. – Он не виноват в правонарушениях, я не хочу причинять ему страдания.
Моряки уволокли голландца.
Сэр Уильям посочувствовал капитану, но его суровое поведение было преднамеренным. В следующее свое прибытие в Кантон ван дер Грут хорошо подумает, заниматься ему или нет контрабандой опиума, торговля которым приносит значительно большую прибыль, чем торговля пряностями.
Лейтенант Фостер все еще стоял в положении «смирно».
– Что еще? – печально спросил коммодор.
– Британская шхуна «Русалка» бросила якорь недалеко от нас, сэр, и ее капитан просит разрешения встретиться с вами, чтобы пройти таможенные формальности и войти в Вампу.
– Несомненно. Я встречусь с ним. – Сэр Уильям успокоился. Политика английских военно-морских сил была многосторонней, и британским капитанам, не в пример чужестранным, оказывалось большое внимание. Беседа будет недолгой, и у него будет достаточно времени закончить письмо и принять ванну, прежде чем он сойдет на берег, чтобы пообедать с Сун Чжао.
Высокий, в поношенной одежде человек – золотая тесьма на его бикорне поблекла, борода давно не брита – прошлепал вперед и протянул руку.
– Капитан Фредерик Флинт со шхуны «Русалка», коммодор.
Сэр Уильям был вынужден пожать руку, но он не встал.
– Добро пожаловать в Китай, капитан Флинт.
– Благодарю вас. – Англичанин погрузился на парусиновый стул без приглашения. Какое-то время он смотрел на коммодора, потом отвел взгляд. – Что вы хотите знать обо мне и о моем судне?
– Немного. Английский военно-морской флот надеется, что капитаны британских торговых судов будут честными и правдивыми.
– Конечно. – Взгляд Флинта продолжал блуждать.
Длительное пребывание коммодора в Южно-Китайском море научило его хорошо понимать гражданское население, с которым он имел дело, и он был уверен, что «Русалка» имеет на борту большой груз опиума. Но его руки были связаны, чтобы проверить британский корабль, ему необходима была, как выражалось адмиралтейство, «веская причина». – Сдайте копию вашего манифеста моему главному инспектору, капитан Флинт. Словом, это формальность.
Медленная улыбка появилась на лице капитана.
– Между прочим, какой у вас груз?
Фредерик Флинт заерзал на стуле:
– О, немного этого и немного того. Товары из Бирмингема, Йорка и Шеффилда.
– Я полагаю, вам не пришлось брать какой-нибудь груз в Индии, – сказал сэр Уильям, явно имея в виду опиум.
– Никогда! – Флинт выглядел ошарашенным.
– Я рад услышать это. Если бы вы везли опиум, было бы разумней плыть ближе к входу в дельту. Китайские контрабандисты, не теряя времени, подплыли бы сами на своих джонках, и ваши руки были бы развязаны.
– Коммодор, я никогда…
– Минуту. – Сэр Уильям резко прервал его. – Я обязан объяснить вам, капитан Флинт. Если вы выгрузите опиум в Вампу, вы нарушите китайский закон. Указ был подписан самим императором, и они считают этот закон очень важным. Если вы будете пойманы, наместник провинции пошлет войска схватить вас и доставить в Кантон. Вам повезет, если вас казнят быстро. Обычно они помещают осужденного без еды и воды в тесную корзинку и ее подвешивают. Пытка продолжается, пока человек не умрет. Их понятие о справедливости менее милосердно, чем наше.
Фредерик Флинт содрогнулся.
– Это одна из причин, почему я не разрешаю, чтобы на борту «Русалки» был опиум, – сказал он благочестиво.
– Я рад слышать это, так как я ничем не мог бы вам помочь. И не ставьте себя в глупое положение, веря, что вы разрабатываете безопасную систему контрабанды. Они все пытались. Вампу кишит шпионами и информаторами, и если вы продадите один фунт наркотиков, через час во дворце наместника об этом будет известно.
– Коммодор, я клянусь памятью моей умершей матери.
– Клятвы не нужны, – ответил сэр Уильям с неприязнью. – Отдайте служащему копию манифеста, а остальное – решать вам. – Он достал письмо из папки и погрузил перо в чернильницу.
Флинту потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что он отделался очень быстро. Он начал было говорить, потом в присутствии сурового офицера английского военно-морского флота передумал и встал. Повернувшись, он сдвинул шляпу на затылок и вытер со лба капли пота.
Под навесом было прохладно, и сэр Уильям отметил, что никогда не встречал человека, так тщательно пытавшегося что-то скрыть от властей. Он был готов заключить пари на любую сумму, что в трюмах «Русалки» много ящиков с опиумом. Но ответственность теперь лежала на Флинте. И если его арестуют или накажут, инструкции военно-морского флота требовали, чтобы наместнику был отправлен официальный запрос о его немедленном освобождении. Иногда, после повторяющихся активных просьб, чужеземца освобождали, но бывали случаи, когда его публично пытали в течение двух недель, пока он не умирал в плену. Никто не мог предугадать настроение китайских чиновников или предсказать причины их странных ответов.
Конечно, помогла бы личная беседа с наместником, но коммодор уже давно откладывал эту идею. Китайцы были непреклонны в своем требовании, чтобы все чужестранцы, независимо от положения, совершали земной поклон личному представителю Небесного императора, и ни один уважающий себя англичанин, тем более командующий флотилией, получивший звание рыцаря за проявленную в сражении доблесть, не желал бы себя так унизить.
Сэр Уильям погрузил перо в чернильницу и начал писать письмо, отгородив себя от действительности. Зловоние от портящейся растительности и мусора постоянно распространялось по дельте, а сейчас к этому примешивался запах чеснока и лука, арахисового масла и жареной рыбы, идущий со стоящих рядом военных джонок, на которых китайские повара готовили вечернюю еду. Но самодисциплина коммодора была настолько сильна, что, сочиняя письмо жене, он мог чувствовать запах жимолости, обвивающей стены их сада в Суссексе.
Между тем Фредерик Флинт был доставлен на гичке военно-морского флота на свой корабль. Скрывая свою радость, он с важным видом поднялся на шканцы, потом подмигнул своему взволнованному первому помощнику.
– Все в порядке, – сказал он кратко. – Снимаемся с якоря и идем в порт.
Вскоре «Русалка» медленно двигалась вверх по проливу в направлении уникального комплекса Вампу.
Община была обращена на юг на реку, где более тридцати пристаней и молов выступали в воду. В основном они были сделаны из дерева и построены наспех, но принадлежащие Ост-Индской компании, компании Бойнтона и другим британским концернам были сооружены из камня. Сразу же за портом находилась китайская таможня, где чужестранцам рекомендовалось оставлять копии грузовых манифестов.
На этой территории было так много народа, а места было так мало, что все деревья и кусты были вырублены. В западной части общины находился «скотный двор», где паслись животные, принадлежащие чужестранцам, а в восточной части располагался огород, принадлежавший британцам и обрабатываемый местными работниками.
Ужасные, огромные склады, принадлежащие китайской купеческой гильдии и чужестранцам, растянулись в одну линию на расстояние почти в три четверти мили. Сооружения из камня и дерева в два или три этажа высотой были глубокими и продолговатыми. Два склада принадлежало Сун Чжао, а три других – менее знатным китайским купцам.
Здания, принадлежавшие чужестранцам, были необычными, и их называли «факториями», но никто не мог сказать почему. На первом и втором этажах складировалось огромное количество товаров, а верхние этажи управляющие и их помощники использовали под жилые помещения и столовые. Около двухсот белых людей проживало и работало в тринадцати чужестранных факториях, охраняемых китайцами. В Вампу не было ни женщин, ни детей. Перед каждым домом-складом безжизненно висели флаги различных государств, представители которых жили в этих зданиях. Во второй половине дня не было ни ветерка. Франция, Испания, Дания, Соединенные Штаты, Швеция и Голландия владели по одной фактории. Все остальные принадлежали Великобритании.
Никто из чужестранцев не оставался в Вампу более шести месяцев. Для них Кантон был закрытым городом, и стены запретного города за их территорией не пропускали их. Пройти через ворота Петиции и войти в сам Кантон разрешалось только тем, к кому благоволили. Среди таковых был коммодор английской флотилии. Мужчины вели там мрачную жизнь, отнимающую много нервов, и два раза в год они отбывали в Макао на несколько недель, чтобы отдохнуть. Никаким другим способом Вампу не смог бы выжить.
Но встречались люди, которые находили способы наилучшим образом использовать свою изоляцию, и среди них наибольшую изобретательность отделаться от скуки проявил Оуэн Брюс, дородный владелец и управляющий одним из английских складов. Последние восемь лет из сорока трех он провел здесь и научился жить для себя. В его гостиной и спальне не было напоминаний о Востоке, каждый предмет массивной мебели был привезен из Англии. Он отказался от китайской пищи, научив повара готовить британские блюда, и его любимым напитком было виски, импортируемое им в огромных количествах из родного Глазго.
Его лицо было морщинистым и безобразным, и когда он надевал тонкую рубашку из неплотно тканного шелка, стали видны шрамы, покрывавшие грудь и плечи. Оуэн Брюс знал, как жить хорошо. Заправляя рубашку в брюки, он побрел в гостиную, там было прохладней, и взял стакан крепкого напитка, который ему только что налили.
Молодая женщина лениво развалилась в кресле, ее туфли на высоких каблуках валялись на ковре, сотканном в Лидсе. Она была единственным напоминанием о Китае. Благодаря глубоким боковым разрезам на чонсаме, обнажавшим ее бедра, и очень обильной косметике, она была чрезвычайно привлекательной. Ее звали Вонг Ай-ли, но чужестранцам она была известна как Элис Вонг и пользовалась большим спросом. Ее цена была чрезмерно высокой, но ее клиенты знали, что она стоила этих денег.
В ее руке тоже был стакан с виски, он был наполовину пуст. Брюс не знал, что она вылила часть виски в горшок с комнатными растениями до того, как он вошел в комнату. Ее клиентам часто нравилось, когда она пила вместе с ними, но это не входило в ее обязанности, а так как она ненавидела алкогольные напитки, она распоряжалась ими по-своему.
Элис едва взглянула в сторону Брюса, какое-то время рассматривая его через густо покрашенные в черный цвет ресницы. Он был одет, значит, решила она, сегодня она ему больше не понадобится, он скоро ей заплатит и отпустит. Брюс уставал после одной встречи, чего не случалось с некоторыми молодыми заморскими дьяволами.
Брюс взглянул на свои карманные часы, что-то пробормотал, сдерживая дыхание, и потом слегка улыбнулся, когда раздался громкий стук в дверь.
– Входите! – крикнул он.
Капитан Фредерик Флинт вошел в комнату и снял шляпу из уважения к зажиточному мелкому чиновнику.
– Я слышал, что вы причалили, – сказал Брюс. – Я ждал вас три недели. – Не собираясь представлять молодую женщину, он налил гостю выпить.
– Я задержался в Калькутте, – сказал Флинт, тревожно поглядывая на Элис. – Мой, э… особый товар требовал особой упаковки.
– Были сложности с нашим местным святым, коммодором?
– Да, в сущности, нет. – Снова Флинт посмотрел на девушку.
Брюс небрежно махнул рукой.
– Она не понимает ни слова по-английски, – сказал он. Потом обратился к ней на кантонском диалекте: – Ты можешь идти, когда допьешь.
Недовольная улыбка играла на сильно накрашенных губах, и она протянула изящную руку.
Чиновник достал из кармана и положил ей на ладонь золотую монету.
Она смотрела на него и не двигалась.
Бормоча проклятье, Брюс заплатил ей вторую монету, потом повернулся назад к своему гостю.
– Итак, твой груз не тронут.
– Цел до последней унции, – сказал Флинт. – Джонки и сампаны местных торговцев роились вокруг меня, когда я вошел в дельту. Но я последовал твоим указаниям и сказал, что у меня для них ничего нет.
Элис потянулась и пошла со стаканом в руке к ближайшему открытому окну. Мужчины не обращали на нее внимания, и она медленно вылила большую часть содержимого за окно. Если бы она могла, она задержалась бы здесь подольше. Ее способность понимать английский, французский и голландский была одной из наиболее хорошо скрываемых ею тайн. Она никогда не открывала эту тайну ни одному чужестранцу, за исключением тех, кого она особенно любила и доверяла, но Брюс не входил в их число. Его разговор был занимательным, и ей хотелось отложить свой уход на более длительный срок.
– Вы не будете сожалеть об этом, – сказал Брюс многозначительно. – Цены на товар, разгруженный здесь, почти в два раза выше, чем платят торговцы в дельте.
– Как так?
– Это мое дело, – сказал Брюс отрывисто. – Когда стемнеет, мои портовые рабочие принесут ваш груз сюда на хранение, через неделю вы получите деньги.
– Мы поделим доходы? Пятьдесят на пятьдесят? – В голосе Флинта послышались хныкающие нотки.
– Это наш договор, – ответил Брюс сердито. – Я всегда держу слово.
Элис слышала достаточно. Поставив свой стакан на стол, она медленно пошла к двери мелкими шажками, ее бедра соблазнительно покачивались.
– Ты хочешь, чтобы я пришла сюда в первый день следующей недели в обычное время? – спросила она по-кантонски.
Брюс усмехнулся.
– Да, – сказал он.
Фредерик Флинт облизал губы. Он видел, сколько заплатил мелкий чиновник проститутке, но его доходы от этого груза позволят ему тоже оплатить ее вознаграждение. Он давно не имел женщины, а эта китайская девочка была сладкой.
У Элис появилась цель, и она прибавила шаг, дойдя до улицы Тринадцать факторий в дальнем конце общины около кантонской стены.
Два солдата в форме из желтовато-сероватого хлопка ненадолго задержали ее около Ворот петиции.
Выражения их лиц были ей знакомы. Ясно, что они желали ее, хотя и ненавидели за то, что она продается чужестранцам. Она окликнула старшего носильщика паланкина и, прежде чем задвинуть бамбуковые шторы, сказала, куда ее доставить, но так тихо, чтобы солдаты не услышали.
В конце дня движение было напряженным, и носильщики доставили девушку к одному из боковых входов во дворец только через три четверти часа.
Элис достала из-за воротника тонкую цепочку, на которой был нефритовый медальон с вырезанными двумя быками.
Дежурный офицер посмотрел на медальон, и выражение презрения и вожделения исчезло с его лица, его манеры стали почтительными. Он низко поклонился и повел молодую женщину во дворец через лабиринты тоннелей и коридоров.
Очевидно, путь был не новым для Элис. Она знала без подсказок, где поворачивать, ее шаг был уверенным. И не случайно они никого не встретили на своем пути.
Личная комната Ло Фана была очень простой. Ряды мечей, копий, ножей и огнестрельного оружия, включая пистолеты, изготовленные на Западе, располагались по стенам, на которых не было никаких украшений. Деревянный мозаичный пол очень блестел. Единственными предметами мебели были соломенный тюфяк, покрытый грубым шерстяным одеялом, деревянный стол, возвышающийся над полом на один фут, и небольшой комод.
Мажордом наместника сидел на полу, скрестив ноги, читая объемистый документ, когда девушка вошла в комнату. Лицо его ничего не выражало, он опустил документ на стол текстом вниз, потом указал жестом на соломенный тюфяк.
Прежде чем начать говорить, Элис тщательно расправила юбку и потом пересказала, что она подслушала.
Ло Фан сверлил ее взглядом, но не прерывал. Когда она закончила, он спокойно сказал:
– Расскажи еще раз.
Она повторила свой рассказ.
Он кивнул головой, помог ей встать и неуклюже похлопал ее по плечу.
– Ты поступила правильно, – сказал он. – Иди и никому это не рассказывай. В течение двух дней не возвращайся в общину чужестранцев. Никто не должен узнать о роли, которую ты сыграла.
– Что станет с опиумом? – спросила она, поднявшись на ноги.
Его улыбка напоминала усмешку скелета, и он не шутил.
– Не бойся. Никто не выкурит и трубки.
– Что станет со свиньями, Брюсом и капитаном судна? Как бы мне хотелось увидеть, как им отрубают головы на площади Великого храма!
Выражение лица Ло Фана стало задумчивым.
– Если бы у меня был выбор, – сказал он, – я задушил бы шелковым шнурком сначала одного, потом другого. – Он вздохнул и пожал плечами. – Не обременяй себя этими проблемами. Оставь их тем, кто знает лучше, как с ними поступить.
Девушка покорно склонила голову и сразу же ушла.
Ло Фан быстро поднялся по ступенькам во внутренний рабочий кабинет наместника, крошечную комнату, заполненную статуями, настенными флагами и старинными вещами. Воздух был наполнен запахом фимиама, курящегося из двух бронзовых сосудов в виде головы льва. Хотя вечер еще не наступил, были зажжены две масляные лампы за грудой подушек, лежащих на полу. Дэн Дин-чжань, божественное проявление Небесного императора, сидел на подушках в бесформенном старом халате из выцветшего шелка и в вышитых туфлях, видавших лучшие дни.
Он поднял на лоб очки в металлической оправе и отложил в сторону красивую рукописную книгу старинной поэзии одна тысячного года, которую читал.
– Твое лицо говорит мне, что есть проблемы, Ло Фан. Неужели у меня никогда не будет одного часа, которым я мог бы распоряжаться сам?
Не тратя время на вступление, мажордом повторил, что ему рассказала Элис Вонг.
Наместник снял очки и удалил почти невидимую пылинку длинным ногтем мизинца.
– Брюс – уважаемый член английской общины, имеющий свою собственную факторию, он стал здесь богатым. Что ты знаешь о морском капитане?
– Он – ничто, ваше превосходительство, – сказал Ло Фан с нескрываемым презрением. – Еще один жадный заморский дьявол, который заслуживает, чтобы ему отрубили голову, после того как он будет подвергнут мукам пятидесяти дней и ночей.
– Я знаю тебя. Я уверен, ты хочешь, чтобы я послал войска на факторию к Брюсу, захватил опиум и арестовал виновного.
– Конечно, ваше превосходительство. Они преднамеренно нарушают и пренебрегают законами императора. Такое бесстыдное поведение нельзя терпеть.
Дэн Дин-чжань рассеянно протер очки полой своего длинного халата.
– Мне говорил Сун Чжао, кому я доверяю, что сэр Уильям Эликзандер воспитанный и сочувствующий человек. Тем не менее он командует эскадрой мощных военных кораблей. До настоящего времени только три корабля стояло на якоре в дельте. Сейчас их пять. Их орудия могут убить тысячи наших людей, спалить множество домов, если они будут вести огонь по Кантону. И конечно, Эликзандер вынужден будет сделать это, если мы войдем в Вампу и захватим двух британцев. Он будет выполнять приказы тех, кто стоит над ним, так же как и я подчиняюсь своему хозяину, императору. В своих многочисленных письмах Эликзандер предупреждал меня, что он вынужден будет сделать, если мы захватим англичан, и не будет иметь значения, какое преступление они совершили.
– Вы позволите этим чужестранцам безнаказанно уйти, превосходительство?
Дэн Дин-чжань взял пахучую палочку из сосуда из слоновой кости, разломил ее на четыре части и бросил в курительницы.
– В настоящее время мои руки связаны шелковыми плетями и чугунными оковами. Китай слишком слаб, чтобы начинать войну с англичанами. Их огромные корабли сделают посмешище из наших военных джонок. Прицельный огонь их стрелков уничтожит рядовой состав наших бедных войск, прежде чем они произведут единственный выстрел из своих древних мушкетов. Двор в Пекине знает, я хорошо знаю, и только ты отказываешься понимать, Ло Фан, что Срединное царство понесет большой урон в войне с англичанами.
Вена запульсировала на темени, бритой головы мажордома.
– Тогда никакого вреда не будет причинено этим проклятым чужестранцам, которые осмелились пренебречь указами императора?
– Пока мы не можем их тронуть.
– И никакой несчастный случай не может с ними произойти? – В голосе Ло Фана слышалась просящая нотка.
– Никаких несчастных случаев, – сказал наместник твердо и выдал свое волнение тем, что сначала снял чехольчик с длинного ногтя, а потом надел его назад.
– А что с опиумом, который, возможно, именно сейчас ввозится контрабандой в Вампу?
– А, опиум! Его достаточно, я уверен, чтобы сделать рабами и бедняками многие сотни наших невежественных людей. – Дэн Дин-чжань взял книгу стихов и заботливо трогал ее. – По закону я имею полное право конфисковать его, выбросить в бассейн и дать ему намокнуть, чтобы уничтожить его. Это убьет мою золотую рыбку. Нужна щепетильность для принятия официальных мер в таком деле, как это. Если я буду вовлечен, сэр Уильям Эликзандер будет вовлечен тоже.
Улыбаясь, Ло Фан обнажил свои зубы.
– Существуют другие средства, которые можно использовать, превосходительство.
– Ты слишком смышлен и проворен для меня, Ло Фан. Помни, твое место ниже, и разреши мне дать совет.
Мажордом принял упрек и, опустив голову, пробормотал извинения.
Наместник улыбнулся.
– Я вспоминаю, – весело сказал он, – что читал о поваре из Запретного дворца во времена Мина, который знал более тысячи способов приготовления кожи утки. Все блюда были сочные и вкусные.
Темные глаза Ло Фана загорелись.
– Я понимаю, превосходительство. Будьте уверены, ваши приказы будут выполнены.
– Не мои приказы! – Наместник был слегка раздражен. – Мне ничего не говорили об этом грузе опиума. Я никогда не слышал о его существовании. Но в такой стране, как наша, населенной бедняками, этот груз будет ценной находкой для разбойников, бандитов, воров, которые смелы и бесстрашны.
– Конечно, превосходительство. Разбойники всегда были бедствием Срединного царства.
– Дай мне знать о результате завтра не позднее часа, когда я выпиваю первую чашку чая, – сказал Дэн Дин-чжань. – Известно, что разбойники выполняют все быстро, когда кошельки, которые они срезают, набиты серебром.
Сара Эплгейт сшила себе несколько платьев в западном стиле, и не имело значения, что они были сделаны из специального мягкого шелка, привезенного из Шаньтоу. Ее также не волновало, что они были с широкими юбками и прямоугольными вырезами в стиле, который сделала популярным Долли Медисон двадцать лет назад, когда она была первой леди Соединенных Штатов. Сара всегда надевала одно из западных платьев, когда к ним приходил чужестранный гость.
