Текст книги "Династия Рейкхеллов"
Автор книги: Майкл Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)
Поскольку он был вооружен, Джонатан понял, что перед ними Его Августейшее Высочество король Рама III, внук правителей, расширивший границы Сиама и превративший страну в самую могущественную державу в Южной Азии. Линия рта монарха была жесткой, но глаза были ясными и живыми.
У подножия возвышения лежал ковер, и Чжао с Лайцзе-лу немедленно распростерлись перед Рамой. Сара Эплгейт мгновение поколебалась, а затем последовала их примеру, хотя ее выражение свидетельствовало о том, как ей неприятен этот жест.
Джонатан низко поклонился, но ничто не могло заставить его полностью склониться перед королем.
Внезапно все, кто находился в павильоне, уставились на американца. Мужчины резко сели на своих подушках; девушки, разносившие напитки, от удивления раскрыли рты, а сам Рама резко выпрямился.
Чжао, поднявшийся уже на ноги, выглядел очень обеспокоенным.
Лайцзе-лу от удивления затаила дыхание.
Группа солдат начала медленно продвигаться вперед.
Несколько мужчин на подушках, из тех, что были ближе всего к помосту, что-то бормотали друг другу сердитым шепотом.
– Скажите его августейшему величеству, – произнес Джонатан чистым глубоким баритоном, – что я вовсе не намерен проявить неуважение по отношению к его особе. Напротив, я восхищаюсь его управлением и тем процветанием, которое он принес своим подданным. Но я не склонюсь ни перед кем, даже перед моим президентом Эндрю Джексоном, которого я считаю величайшим человеком на земле.
Чжао быстро перевел эти слова на сиамский язык, при этом тон его был чрезвычайно почтительным.
Король Рама сидел неподвижно. Его блестящие глаза сузились до такой степени, что стали похожи на щелки.
Джонатан осознавал, что у него могут быть серьезные неприятности, но его принципы были важнее для него. Если бы он заранее знал, что может произойти, он нашел бы какой-то предлог остаться на борту корабля.
Группа солдат придвинулась еще ближе.
Вдруг король Рама разразился смехом. С тех пор как он взошел на трон, король принял не так уж много иностранцев, лишь незначительное число белых людей, и этот совершенно неожиданный акт неповиновения позабавил его. Он смеялся до тех пор, пока из глаз не показались слезы, и одна из наложниц вытерла его щеки кусочком разноцветного шелка.
Напряжение спало, и солдаты отступили.
Рама жестом показал, чтобы посетители устроились на подушках, лежащих у подножия возвышения.
– Вы страшно испугали меня, – пробормотала Лайцзе-лу, опускаясь на груду подушек.
– Мне и самому было очень не по себе, – ответил Джонатан.
Наложницы принесли гостям чашки с медовым ликером и тарелки, на которых горкой были уложены ароматные мясные пирожки, завернутые в тончайшие корочки печеного хлеба. Рубленое мясо было таким острым, что Джонатан тут же закашлялся.
– Во имя всего святого, мальчик, – резко прошептала Сара, – прекрати привлекать к себе внимание.
Джонатан проглотил часть своего напитка, который хотя и обжег ему горло, но всё же помог кашлю прекратиться.
Рама долго что-то обсуждал с Сун Чжао. До всех остальных в павильоне ему не было дела, и с таким же успехом два человека, проводившие переговоры о торговом соглашении, могли быть одни.
Тем не менее спустя некоторое время король повернулся к одному из рядом сидящих мужчин, и тот присоединился к обсуждению. Позднее Джонатан узнает, что это был министр, с которым Чжао вел предварительные переговоры.
Джонатану наскучил разговор на непонятном для него языке. Он заметил, что взгляд Рамы постоянно возвращался к Лайцзе-лу. Монарх пристально ее рассматривал и не скрывал своего восхищения.
Вдруг Рама указал на нее и разразился тирадой.
Чжао подождал, пока иссякнет этот поток слов, и уверенно ответил.
Король вновь заговорил, еще горячее и еще дольше.
И вновь Чжао ответил спокойным голосом.
Джонатан видел, что Лайцзе-лу внешне спокойна, но плечи ее тряслись об беззвучного смеха.
Рама отвернулся от нее, и бесконечное обсуждение вновь возобновилось.
Наконец соглашение было достигнуто, и король что-то сказал своим наложницам, которые сразу же исчезли.
Девушки вернулись через несколько минут, принеся подарки каждому из гостей. Сун Чжао получил перо для письма, сделанное из золота и инкрустированное драгоценными камнями. Лайцзе-лу вручили небольшую вещицу из нефрита, которую Джонатан не успел рассмотреть, но было ясно, что девушка была в восторге. Сара получила небольшую мраморную статуэтку.
К удивлению американца, он тоже получил подарок – отрез сверкающей и мягкой золотистой ткани.
Аудиенция подошла к концу, и Чжао, Лайцзе-лу и Сара вновь распростерлись на полу. Джонатан опять лишь поклонился, что вызвало приступ королевского смеха.
– Не испытывайте чересчур королевское терпение, – прошептала ему Лайцзе-лу. – Выходя, мы не имеем права повернуться к нему спиной.
Джонатан чувствовал себя очень глупо, но все же подчинился требованиям.
Лишь когда они вернулись на барку, которая должна была доставить их на корабль, Джонатан узнал, что произошло в павильоне. Король Рама в разгар переговоров с Чжао предложил продать ему Лайцзе-лу в качестве наложницы в обмен на целое состояние в золоте и драгоценных камнях. Когда Чжао отказался, монарх предложил сделать ее одной из своих жен.
– Но мой отец сказал, что уже есть договоренность о моем браке с одним из министров императора Даогуана, – сказала Лайцзе-лу. – Даже Рама боится гнева правителя Срединного царства, так что король больше ничего не предлагал.
– А наш план оказался эффективным, как мы рассчитывали, – сказал Чжао довольно.
Джонатан посмотрел на него непонимающе, затем повернулся к Лайцзе-лу за объяснением.
– Рама известен на весь Восток своим вниманием к молодым красивым женщинам. Их присылают к нему отовсюду, и он очень дорого платит за них. Мой отец взял меня с собой в это путешествие потому, что знал, что Рама захочет купить меня и это скажется на его переговорах.
– И действительно, – сказал Чжао, – условия более благоприятные, чем могли бы быть в противном случае.
– А не слишком ли вы рисковали, сэр? – спросил Джонатан. – А если бы король настаивал?
– Никакого риска не было, – ответил Чжао спокойно. – Я заранее знал, что скажу.
Сара сухо рассмеялась:
– Молодой человек, вам еще предстоит многое узнать о том, как ведутся дела на Востоке.
Сейчас самым главным было то, что Сун Чжао завершил свои дела в Бангкоке. Когда они вернулись на «Летучий дракон», Джонатан узнал от купца, кто из продавцов воды сможет снабдить их чистой питьевой водой. Бочонки с водой были быстро подняты на борт, и команда радостными возгласами приветствовала приказ Джонатана поднять якорь. Все на борту мечтали оставить позади жару и зловоние Бангкока.
Чарльз стал на вахту, и поскольку с наступлением темноты движение судов по реке стало не столь интенсивным, клипер быстро прошел ее в направлений Сиамского залива.
Чжао ушел отдыхать, как и Сара, но Лайцзе-лу задержалась, и довольный Джонатан присоединился к ней на корме.
– Я надеялся, что нам удастся провести несколько минут вместе, – сказал он. – Что преподнес вам король Рама?
Она передала ему искусно вырезанный круглый медальон из очень красивого нефрита.
Джонатан увидел, что перед ним настоящее произведение искусства. На медальоне было изображено дерево с тремя ветвями. Крошечные листочки на ветвях были вырезаны столь умело, что казались настоящими.
– Вам знаком этот символ?
Джонатан покачал головой.
– Во всем Срединном царстве нет символов важнее этого, – объяснила девушка. – Изображенное дерево – это Древо Жизни. Левая ветвь символизирует здоровье. Большая ветвь в центре означает мудрость, а правая свидетельствует о чести. Тот, кто обладает мудростью, здоровьем и честью, имеет крепкие жизненные корни.
Она рассматривала медальон, и в лунном свете ее глаза сияли.
Внезапная мысль осенила Джонатана.
– Недалеко от причала в Вампу я видел мастерскую резчика по дереву. Он очень талантливый человек и делает прекрасные вещи. Если вы не против, я бы попросил его вырезать копию этого медальона, только побольше.
– Я, конечно, не стала бы возражать. Но зачем вам это?
– В моей стране, – сказал Джонатан, – принято украшать нос каждого корабля какой-нибудь фигурой. С тех самых пор, как я построил «Летучий дракон», я никак не мог выбрать такое украшение, которое было бы уместным. Теперь же я знаю. Я хочу Древо Жизни. Потому что оно будет напоминать мне о той минуте, когда лунный свет сиял на вашем лице.
Лайцзе-лу смутилась, но все же постаралась взять себя в руки.
– Это честь для меня, – пробормотала она.
– Есть еще кое-что. – Джонатан потянулся и взял из-за спины отрез золотой ткани. – Я бы хотел отдать его вам.
– Я не могу взять его. Это слишком дорогой подарок. Павлина и павы более чем достаточно.
– Мне самому материал не нужен, – сказал он. – Моя мать умерла, а жены у меня нет. Будет правильно, если ткань станет вашей, и только вашей. Вы осчастливите меня, если примете этот подарок.
– Тогда вы не оставляете мне выбора, – сказала Лайцзе-лу без жеманства. – Ради вашего счастья я должна принять его. – Она положила отрез на рулон толстого каната, и снова повернулась к нему, чтобы поблагодарить его.
В этот момент из глаза встретились, и ни один не мог вымолвить ни слова. Чувства, которые они так долго подавляли, просто захлестнули обоих. В едином порыве они сделали шаг в объятия друг друга, и губы их встретились в долгом поцелуе, страстном и в таком бесконечно нежном, что они забыли обо всем на свете.
Они были так увлечены друг другом, что ни один из них не слышал, как Сара Эплгейт поднялась на палубу.
Ворочаясь без сна, Сара решила, что ей нужно еще немного подышать свежим воздухом, чтобы избавиться от навязчивого зловония Бангкока. Она резко остановилась, увидев крепко обнявшихся влюбленных, и несколько минут стояла неподвижно, а глаза ее выражали нежную заботу.
Они так желали друг друга и были так молоды, так ранимы, что у нее сжималось сердце. Неслышно пробравшись обратно в каюту, она знала, что необходимо что-то предпринять, но не сейчас. Пока достаточно и того, что она была предупреждена.
КНИГА IV
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Неприятности начались после того, как капитан Фредерик Флинт поднялся на своей шхуне вверх по дельте реки Жемчужной и пришвартовался у причала Оуэна Брюса в Вампу. Судя по его торговой декларации, которая была поддельной, Флинт доставил из Англии груз шерсти, и как обычно, коммодор сэр Уильям Эликзандер не отдал приказ о досмотре трюма. Были соблюдены обычные формальности, и грузчики, работавшие у Брюса, начали переносить ящики, весом примерно по пятьдесят фунтов каждый, на склад.
Инцидент вспыхнул из-за незначительного происшествия. Молодой кантонский грузчик, нанятый на работу совсем недавно, положил слишком много ящиков в свою тележку, верхний упал на землю, раскололся, и все его содержимое высыпалось. Грузчик поразился, обнаружив, что в ящике был чистый опиум, и несмотря на попытки английского мастера замять дело, он не стал молчать о своей находке.
Что произошло дальше, не совсем ясно. Рассказывали несколько версий, некоторые из них явно противоречили друг другу. Было точно установлено, что несчастного грузчика затащили на склад, и той же ночью неизвестные лица отвезли его безжизненное тело на один из пустынных островов в дельте.
Небольшое судно, доставившее его – некоторые говорили, что это был сампан, другие же утверждали, что западная лодка с гребцами, – было замечено рыбаками, с опозданием возвращавшимися в тот момент к месту стоянки. Рыбаки решили выяснить в чем дело и обнаружили тело грузчика. Они и сообщили позднее, что он был забит до смерти дубинками.
Пошли слухи, и на следующий день большинство китайцев, работавших у Брюса, отказалось выйти на работу. Оуэн Брюс тут же уволил их и нанял других рабочих. Бедняки Кантона всегда были рады получить работу на складах иностранцев в Вампу. Казалось, что инцидент исчерпан.
Однако две ночи спустя, когда капитан Флинт возвращался на свой корабль из таверны, где пил весь вечер, трое неизвестных, якобы все китайцы, напали на него в тот момент, когда он уже выходил из темного переулка, где находилась таверна. Никто не слышал шума борьбы, а на следующее утро английский мастер нашел тело Флинта. Капитан шхуны умер от множества ножевых ран.
Немедленно поднялся страшный шум. Коммодор нанес официальный визит Сун Чжао и попросил его передать императорскому наместнику требование о том, чтобы немедленно задержали убийц Флинта и передали их в руки британцев. Дэн Дин-чжань проигнорировал эту просьбу.
Убийство английского морского капитана было актом насилия, глубоко обеспокоившим всю колонию иностранцев в Вампу. Никто не был в безопасности, говорили они, и с заходом солнца в этот вечер они отослали всех своих китайских работников через ворота Петиции, строго велев им не возвращаться до утра. Было совершенно очевидно, что ситуация обострится.
Сэр Уильям Эликзандер не питал личной симпатии к покойному капитану Флинту. Но как-никак был убит британский подданный, и обязанности коммодора были ясны. Утром четыре военных корабля заняли позиции недалеко от берега и расчехлили пушки. И вновь сэр Уильям посетил Сун Чжао, но на этот раз он уже предъявил ультиматум. Если убийцы не будут переданы ему в течение двадцати четырех часов, он будет вынужден обстрелять Кантон и продолжит обстрел до тех пор, пока его требование не будет выполнено.
Кое-кто из жителей Кантона в панике бросился бежать в горы, но большинство осталось равнодушным к угрозам.
Наместник собрал на совет своих подчиненных, а затем вызвал Сун Чжао.
– Ты думаешь, англичане действительно выполнят свою варварскую угрозу? – спросил он.
– У меня нет сомнений по этому поводу, – сказал торговец подавленно. – Сэр Уильям цивилизованный человек, но он будет с позором отозван в Лондон, если не предпримет никаких действий. Англичане считают, что запятнана их национальная честь.
– А честно убивать тысячи ни в чем не повинных людей? – гневно спросил Дэн Дин-чжань.
– Конечно, нет, но такова практика англичан. Они знают, что оборона слаба и что наши военные джонки не смогут изгнать их большие корабли. Я уверен, что Эликзандер осуществит свою угрозу.
Наместник подумывал о том, чтобы загрузить пустые лодки взрывчаткой и оставить их дрейфовать вблизи британских кораблей, чтобы они столкнулись с ними. Но это план был нереальным, и наместник, испытывая чувство унижения, был вынужден подчиниться ультиматуму.
Невозможно было установить личность убийц капитана Флинта, и как позднее узнали британские командиры, солдаты императорской армии наугад схватили трех жителей Кантона, и всего за час до истечения срока ультиматума эти растерянные, невинные люди были доставлены в цепях в Вампу и переданы британским военным морякам. Белые были потрясены этим странным чувством справедливости китайцев, и они лишь утвердились в своем мнении о том, что имеют дело с нацией необразованных варваров.
Чуть позже в это же утро «Летучий дракон» вернулся из плавания в Джакарту с перцем и другими специями. Он бросил якорь у одного из причалов Сун Чжао, и пока грузчики начали разгружать трюм, Джонатан Рейкхелл отправился в сопровождении привычного эскорта на доклад в дом Сун Чжао. Он ничего не знал о сложной ситуации в городе, но заметил, что население Кантона более открыто выражало враждебность по отношению к нему, чем ранее. Многие кричали «заморский дьявол», и солдатам в его эскорте пришлось сплотиться теснее, чтобы благополучно добраться до дома Сун Чжао.
Вскоре после этого трое китайцев, арестованных вместо убийц Флинта, были доставлены на борт британского флагманского корабля и в присутствии коммодора сэра Уильяма Эликзандера, с соблюдением должной церемонии, были повешены.
Китайские служащие иностранных факторий немедленно оставили работу и покинули Вампу. Новость о казни распространилась мгновенно, и вооруженные толпы начали сновать по улицам Кантона в поисках иностранцев. В этой трагедии никто не обвинял императорского наместника, люди были единодушны в своем убеждении, что только британцы виновны в гибели трех безвинных людей.
Кай принес новости о последних событиях как раз в тот момент, когда Джонатан завершал свой доклад.
Торговец приказал мажордому усилить охрану вокруг имения, а затем рассказал молодому американцу, что произошло.
– Но это безумие, – сказал Джонатан. – Я не был знаком с Флинтом, но все знали, что он тайно ввозит опиум в Вампу.
– Точно так же, как все знают, что Брюс прячет этот опиум у себя на складе, – со вздохом согласился Чжао.
– Что же теперь будет?
– Кто знает? Когда люди теряют способность здраво мыслить, они превращаются в зверей.
Главной заботой Джонатана была безопасность его команды и корабля.
– Мне кажется, что как только закончится разгрузка, скорее всего сегодня во второй половине дня, я должен выйти в море и оставаться там до тех пор, пока все не успокоится.
– Я согласен, что «Летучему дракону» лучше покинуть Вампу на какое-то время. Но командование кораблем придется принять Чарльзу Бойнтону. А вам лучше задержаться здесь на неопределенное время в качестве моего гостя.
– Но…
– Как только вы выйдете за пределы имения, на вас сразу же нападут. Вы не проживете и нескольких минут. И я не удивился бы, если б мои же охранники набросились на вас. За воротами вас ждет верная смерть. Вы останетесь здесь до тех пор, пока не восстановится порядок. И я убедительно прошу вас не показываться у внешней стены, иначе сюда ворвутся сотни моих сограждан, чтобы растерзать вас, и целый полк императорских войск не сможет защитить вас.
– Но, оставаясь здесь, я буду чувствовать себя трусом, – сказал Джонатан.
– Но ведь вы достаточно взрослый для того, чтобы различить грань между трусостью и благоразумием, – сказал Чжао укоризненно. – Люди сошли с ума. Англичане, убившие грузчика, были просто тварями, как и те китайцы, что убили Флинта. Корень этой проблемы в опиуме, но это такая проблема, которую не смогут решить ни сэр Уильям, ни наместник. Небесный император должен найти пути выполнения своего эдикта, направленного против ввоза в страну наркотиков, и заставить алчных британских торговцев подчиниться его законам. Ваша смерть ничего не решит и не приблизит решение проблемы. Она лишь станет причиной напряженности между Срединным царством и Соединенными Штатами. Что будет хорошего, если американцы пришлют сюда свои военные корабли и будут грозить обстрелом Кантона?
– Боюсь, что вы правы, сэр, – сказал Джонатан, у которого здравый смысл одержал верх над эмоциями. – Я останусь. Похоже, у меня нет иного выбора.
Чжао дал ему бумагу, кисточку и чернила, и Джонатан написал записку Чарльзу, поручив ему выйти в море и оставаться там до тех пор, пока все не успокоится. Один из охранников немедленно понес записку в Вампу.
За обедом Лайцзе-лу выглядела очень довольной тем, что Джонатан неожиданно оказался гостем в доме ее отца, но она промолчала. Сара Эплгейт, не одобрявшая этого решения, отвела гостю покои в небольшом здании, которое находилось как раз напротив гостиной и спальни Лайцзе-лу.
– Кай примерно такой же комплекции, что и вы, – сказал Чжао. – Я прослежу, чтобы он снабдил вас рубашками и брюками. Я дам вам также бритву и ароматические палочки чистить зубы.
Лайцзе-лу хранила молчание до тех пор, пока не подали суп, завершавший обед.
– Меня уже давно беспокоит то, что вы не говорите по-китайски, Джонатан, – сказала она. – Сейчас как раз подходящее время для того, чтобы научиться говорить на мандаринском и кантонском наречиях, и я буду вашим учителем. Мы будем заниматься каждое утро по два часа, и еще два часа во второй половине дня.
Он улыбнулся ей, когда до него дошло, что его «заточение» будет не столь тягостным, как ему сначала показалось. Плюсов было гораздо больше, чем минусов.
Сара нахмурилась, но промолчала.
После обеда Джонатан вместе с Лайцзе-лу прошли в ее гостиную, и занятия начались. Он и девушка были так поглощены друг другом и тем, что делали, что время летело незаметно.
Сара находила предлог несколько раз зайти к ним, но урок не прерывала.
А вечером молодая пара устроилась в библиотеке Чжао и провела вечер за чтением. Чжао отправился на совет во дворец наместника, а Сара села на террасе у своих покоев, откуда могла видеть молодую пару в библиотеке. К ее облегчению, они вели себя благопристойно, но когда встали, чтобы отправиться спать каждый в свою спальню, они обнялись на пороге библиотеки. Гувернантка понимала, что то, что они все время рядом друг с другом, рано или поздно приведет к тому, что они не смогут устоять перед искушением. Но, похоже, она ничего не могла предпринять, чтобы остановить неизбежное. Обстоятельства были против того, что она считала нормой жизни.
Утром Джонатану подали в его покои завтрак, состоявший из отварной рыбы, риса, сыра и чая. Когда он шел в сад, чтобы попрактиковаться в метании индонезийских кинжалов, он встретил Сун Чжао.
– Дела все еще очень плохи, – сказал Чжао. – У Ворот петиции и вдоль всей стены в Вампу поставлены солдаты, чтобы помешать толпе сжечь и разграбить иностранные фактории. Я закрыл свои склады и поставил там сильную охрану, пока беспорядки не прекратятся.
– Чарльз получил мое послание?
– Да, и он вышел в море сразу после того, как взял на борт достаточно воды и продуктов, чтобы продержаться не меньше месяца.
– Вы думаете, беспорядки продлятся так долго? – спросил Джонатан в смятении.
Чжао пожал плечами:
– Страсти так полыхают, что бессмысленно гадать. Два других американских корабля последовали примеру «Летучего дракона» и тоже вышли в море. Однако несколько иностранных кораблей все еще находятся у причалов, и для толпы это большое искушение. Многое будет зависеть от умения наместника убедить или заставить людей больше не нападать на иностранцев. Я намерен сам посетить сегодня сэра Уильяма Эликзандера и выяснить, будет ли он сотрудничать с нами, чтобы предотвратить новые нападения. А в данный момент ни один человек не может сказать, что случится сегодня и завтра.
Успокоенный тем, что «Летучий дракон» и его команда были вне опасности, Джонатан отправился в обнесенный стеной сад. Там он установил старую бамбуковую решетку в качестве мишени и начал метать кинжалы.
Сзади кто-то приблизился к Джонатану и, незамеченный, стал наблюдать за ним. Кай был расстроен, потому что, как и большинство членов Общества Быков, он считал, что настал момент навсегда очистить Кантон от всех иностранцев. Однако Ло Фан настаивал на том, чтобы воля императорского советника была выполнена. Дэн Дин-чжань опасался, что крайности приведут к решительным ответным мерам со стороны чужестранцев, поэтому Общество Быков и другие тайные общества города выступили в роли сдерживающей силы, держа граждан в узде.
Кай подумал, что, возможно, наместник и прав. Этот молодой американец, метавший сейчас кинжалы с поразительной точностью, работает у его хозяина и служит ему верно и честно. Члены Общества Быков проверяли груз «Летучего дракона» каждый раз, когда он возвращался в Вампу, и всегда его торговые декларации были точны и соответствовали грузу на клипере. И что было значительно важнее, корабль ни разу не доставил ни унции опиума. Мажордом видел, что этот иностранец и Лайцзе-лу постепенно влюблялись друг в друга. Сначала он был возмущен, но сейчас был вынужден признать, что меняет свою точку зрения. Этот человек столь же уважал китайцев, как и собственный народ. Так что, по крайней мере, возможно, Лайцзе-лу права.
Кай был готов допустить, что этот «заморский дьявол» иной, но ему самому хотелось убедиться в этом. С этой целью было необходимо получше узнать американцев, и поэтому он намеренно сделал шаг вперед.
Джонатан постарался прибегнуть к нескольким только что выученным фразам из кантонского диалекта.
– Доброе утро, – сказал он, затем показал на рубашку и брюки, которые были на нем. – Спасибо.
Кай слегка улыбнулся, а затем жестом показал, чтобы гость продолжал свои занятия.
– Не хотели бы присоединиться ко мне? – спросил Джонатан по-английски, а затем жестами показал, что он имеет в виду.
Мажордом тут же взял несколько кинжалов, бросил их и вынужден был рассмеяться, когда обнаружил, что ни один не попал в цель.
Джонатан показал ему, как нужно правильно стоять, как прицеливаться и бросать кинжал.
Кай пробовал вновь и вновь, и наконец, у него стало немного получаться. Тем не менее он вдруг утратил интерес к тому, что делал, и покинул сад.
Удивленный его уходом, Джонатан продолжил свою тренировку.
Вскоре Кай вновь вернулся, неся два стеганых жакета, один из которых протянул американцу.
Джонатан был озадачен. В это время в сад вышла Лайцзе-лу и сразу взяла все в свои руки. Пожелав Джонатану доброго утра, она сказала:
– Вы оказали Каю честь, показав ему, как пользоваться индонезийскими кинжалами. Сейчас он в ответ хочет оказать вам честь и научить вас древнему боевому искусству Срединного царства. Он просит, чтобы вы надели этот жакет.
Джонатан надел, не зная чего ожидать.
Кай вручил ему бамбуковую палку, около фута длиной, полая часть которой была заполнена свинцом.
– А теперь, – сказала Лайцзе-лу, – он хочет, чтобы вы ударили его этой палкой. Он просит, чтобы вы постарались ударить его как можно сильнее.
Джонатан взял палку и неуверенно посмотрел на крепкого мужчину. Кай повернулся к девушке.
– Неприлично, чтобы при этом присутствовала женщина, – сказал он на кантонском диалекте.
Лайцзе-лу хотела возразить, но поняла, что он прав.
– Меня отсылают, – сказала она Джонатану. – Позже у вас будет урок мандаринского и кантонского языков. – Она улыбнулась и убежала.
Кай жестами показал, что хочет, чтобы Фань-гуй нанес ему удар.
Джонатан вяло повиновался.
Мажордом был явно раздосадован и жестами показал, чтобы Джонатан ударил его посильнее.
На это раз Джонатан нанес удар изо всех сил.
Однако Кай поднял руку и ответил резким, но одновременно безобидным ударом, попав в руку Джонатана чуть выше кисти, и тем самым отразил его удар.
Он двигался с поразительной легкостью, и казалось, шестое чувство подсказывает ему, куда будет нанесен следующий удар.
Затем Кай взял палку, заставив американца обороняться, и показал ему в замедленном темпе, как защищаться от ударов.
Они занимались около часа: Кай демонстрировал основные движения, а затем заставлял своего противника защищаться. Иногда ему удавалось сломить оборону американца, и тогда он наносил удары Джонатану по груди или по плечам, но тяжелый стеганый жакет защищал его. К тому времени, как Кай объявил об окончании занятия, оба сильно вспотели.
Довольный Кай повел Джонатана к бассейну, огороженному высоким кирпичным забором, и, сбросив одежду, они нырнули в прохладную воду. После купания Кай показал жестами, что на следующий день они сначала будут бросать индонезийские кинжалы, а затем вновь займутся искусством боя.
Переодевшись в чистую одежду, Джонатан отправился на занятие китайским языком с Лайцзе-лу. По крайней мере, он не теряет напрасно времени во время этого незапланированного и неожиданного отдыха, подумал он. Сейчас главной проблемой было сосредоточиться на языке, в то время как ему хотелось только наблюдать за движениями губ Лайцзе-лу.
Он был бы менее спокоен, если бы знал, что именно в данный момент он был предметом разговора между Сун Чжао и сэром Уильямом Эликзандером на борту флагманского корабля в заливе Вампу.
– Оуэн Брюс сообщил мне, – сказал сэр Уильям, – что капитан Рейкхелл гостит в вашем доме.
– Это действительно так, – ответил торговец. – Как вам несомненно известно, он и его команда работают у меня по контракту, перевозя грузы. Самое меньшее, что я могу сделать для него – это предложить защиту под крышей моего дома. Жители настроены столь агрессивно, что он не добрался бы живым до Вампу.
– Между нами говоря, – сказал коммодор, – я приветствую вашу доброту. Но я окажусь в неловком положении, если Брюс обратится ко мне с официальным протестом.
– А по какому поводу он может протестовать?
– Как вы, должно быть, понимаете, Брюсу не нравятся Рейкхелл и молодой Бойнтон. Они заняли такую решительную позицию против перевозки наркотиков, что Брюс невзлюбил их. Он уже дал мне понять, что Рейкхелл – причем уже в качестве вашего подчиненного – активно действует против белых купцов и торговцев.
– Я настаиваю, чтобы Брюс не лез в чужие дела, – заявил Сун Чжао.
– Именно это я ему и сказал. Ведь именно его работники первыми вызвали беспорядки, убив грузчика, и я уверен, что он хочет отвлечь от себя внимание.
– Нам предстоит обсудить более важные вопросы, чем гость в моем доме, – сказал Чжао. – Наместник и я опасаемся, что достаточно еще только одной искры, чтобы начались волнения, которые никто не сможет сдержать.
– Я послал рапорт в Лондон, который должен удовлетворить и Адмиралтейство и Палату Общин, – ответил коммодор. – Каждый иностранец здесь прекрасно знает, что не следует разгуливать по Кантону. Если китайцы, работающие в факториях, вернутся на работу, положение постепенно нормализуется. А пока корабли не могут разгрузиться, и наши люди жалуются, потому что им приходится самим готовить и самим убирать свои постели.
– Даже Дэн Дин-чжань не осмелится приказать жителям Кантона, работающим в Вампу, вернуться на работу, – сказал Чжао. – Иностранцам придется потерпеть неудобства еще некоторое время. А порт останется закрытым до тех пор, пока не улягутся страсти. Я не вижу иного выхода.
– Да и я тоже, честно говоря, – сказал сэр Уильям. – Я сожалею обо всем, что произошло, и не сомневаюсь, что и вы тоже. Мне так жаль, что владельцы кораблей и торговцы терпят убытки, но боюсь, что только время залечит раны, открывшиеся за последние несколько дней.
– Никто не несет больших убытков, чем я, – сказал Чжао. – Шесть моих джонок стоят без дела на якоре, а «Летучий дракон» останется в море до тех пор, пока можно будет возобновить торговлю. Но я в гораздо большей степени предпочитаю ничего не зарабатывать, чем быть свидетелем бессмысленного пролития крови китайцев и иностранцев.
Сэр Уильям серьезно кивнул.
– Я уверен, что в конченом итоге все образуется, – сказал Чжао. – Но семена этих распрей укоренятся и будут расти. Иностранцы должны научиться терпению в ходе развития торговли со Срединным царством, точно так же как Пекин должен понять, что мы не можем больше оставаться в изоляции от Запада. Я молюсь, чтобы не произошло ничего еще более страшного в предстоящие годы.
– Когда это произойдет, – сказал коммодор, – я, надеюсь, уже уйду в отставку и буду проводить время дома, выращивая розы в своем саду.
