Текст книги "Пятая пробирка"

Автор книги: Майкл Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 18

Мы полагаем, что наши стражи – подлинные спасители.

Платон, « Государство», кн. IV

Было бы несправедливым сказать про джунгли, окружавшие Уайтстоунский центр здоровья Африки, что они бывают тихими и спокойными. Впрочем, за прошедшие годы Джо Энсон заметил странное, но вполне предсказуемое временное затишье в их «белом шуме» [33]33
  Белый шум – термин, принятый в акустике для обозначения сплошного шума, покрывающего весь диапазон частот, воспринимаемых человеческим ухом.


[Закрыть]между тремя часами и половиной четвертого утра. В этот небольшой промежуток, полчаса плюс-минус несколько минут, все обитатели джунглей – птицы, жуки, шимпанзе, цикады и вся прочая живность – затихали практически в унисон. Никто из местных жителей не желал подтвердить эти наблюдения, но Энсон был в них уверен.

В это раннее утро он стоял на террасе своей лаборатории, опершись на бамбуковые перила, и слушал, как в окружающей темноте стихает какофония звуков. Воздух был насыщен сотней разных запахов цветущих растений. Энсон медленно и глубоко вдыхал его, наслаждаясь самим процессом.

Жизнь, наступившая после пересадки, была именно такой, как оптимистично предсказывала Элизабет. Сама операция, конечно, оказалась тяжелой, но в последующие два или три дня Джозефа так накачали разными препаратами, что он сохранил об этом времени весьма смутные воспоминания. Единственной серьезной проблемой, с которой столкнулись его врачи, оказался послеоперационный период. Вероятность внутрибольничной инфекции, вызванной патогенными бактериями, вынудила их срочно эвакуировать Энсона из Амритсара, да и вообще из Индии. Его переправили, под анестезией и подключив к аппарату искусственного дыхания, в Кейптаун, где в новой больнице дальнейшее выздоровление протекало нормально. Благодаря почти идеальной совместимости тканей с донором легкого число иммуносупрессоров, подавляющих отторжение, могло быть сведено к минимуму, что в значительной мере уменьшало возможность инфекции из-за снижения иммунитета.

Если бы Энсон знал раньше, насколько эффективным окажется весь этот процесс, вернувший ему способность нормально дышать, он бы любому признался в том, что о пересадке надо было позаботиться еще несколько лет назад.

–     Это твое любимое время, верно?

Элизабет появилась рядом и стояла, положив руки на перила, почти касаясь Энсона локтем. После операции их отношения постепенно вернулись к тем, какими были раньше – глубокой дружбой, основанной на взаимном уважении и постоянно грозящей перерасти в роман. Место работы являлось удобным и надежным, плоды исследований Энсона вот-вот должны были вступить в стадию клинического применения, и никто из них не беспокоился о том, что они перейдут эту грань.

Джозеф напомнил Элизабет о своих мыслях по поводу «белого шума» джунглей и показал на часы. Несколько минут оба молчали.

–     Теперь слушайте, – сказал наконец Джозеф. – Слушай, как просыпается звук. Вот, слышите? Это обезьяны де Бразза [34]34
  Обезьяны де Бразза – уникальный вид бородатых обезьян, названных в честь французского исследователя Африки Пьера Саворньяна Де Бразза. Популяция этого вида насчитывает всего лишь 35 представителей, численность популяции не меняется и всегда остается равной 35.


[Закрыть]. Они не издали ни писка за полчаса и теперь вроде как проснулись. Как будто у них выдалась короткая сиеста.

–     Я верю вам, Джозеф. Вам надо записать свои наблюдения, и мы пошлем их в зоологический журнал. Правда, есть еще одно небольшое дело, которое нужно закончить до этого.

Энсон рассмеялся:

–     Я понял.

–     Английское и французское лекарственные управления уже готовы начать широкие клинические испытания «Сары-9».

–     Это очень хорошо.

–     И американское Федеральное агентство тоже не отстает. Джозеф, вы скоро измените весь мир!

–     Я не часто позволяю себе думать о нашей работе в таком ключе, – ответил Энсон, – но рад, что все складывается так удачно и здесь, и в Уайтстоунском центре в Европе, в этом вы можете быть уверены.

–     Вы вообще сегодня спали?

–     Мне не хочется. Энергии у меня теперь хоть отбавляй. Ваши хирурги и вы, мой замечательный доктор, подарили мне новую жизнь. Ведь мне каждый вдох давался с таким трудом, а сейчас не стоит ни малейшего усилия!

–Это хорошо, Джозеф, но будьте, пожалуйста, осторожны. Если у вас новое легкое, это еще не гарантирует от истощения.

–Нет, вы только подумайте! У нас есть документально подтвержденные факты излечения некоторых форм рака, считавшихся неизлечимыми!

–Я об этом все время думаю, – сказала Сен-Пьер.

–А болезни сердца?! – Джозефа переполнял детский восторг.

–Я еще раз повторю, друг мой, что ваша работа может изменить мир. Простите мой вопрос, но как много вам осталось проверить до того, как вы передадите записи в «Уайтстоун»?

Энсон смотрел в темноту, улыбаясь одними глазами. Последние две-три недели он боролся с собой – с чувством собственности, стремлением к совершенству и недоверием. «Да, – думал он, – время пришло. Время отблагодарить «Уайтстоун» и Элизабет за то, что мне предоставили все необходимое для завершения работы, за больницу и спасенные жизни вылеченных в ней людей, время сесть за стол со специалистами и передать им все оставшиеся секреты «Сары-9», время решить, как жить дальше».

–Вы и ваша организация были очень терпеливы со мной, – задумчиво сказал он.

–Значит, можно организовывать встречу в нашими учеными?

Энсон не торопился с ответом. Он смотрел на небо, которое за несколько минут из черного превратилось в розовосерое. Рассвет в джунглях всегда был необычайно красив. «Да, пришло время сотрудничать с "Уайтстоуном"», – признался себе Энсон. Но имелось еще одно дело, стоявшее под номером один в его жизненной программе, дело, имевшее самое непосредственное отношение к тому, чтобы он мог наслаждаться рассветом в джунглях.

–Понимаете, – начал он, – мне нужно от вас еще кое– что.

–Что-то, что мы еще вам не предоставили?

–     В это, наверное, трудно поверить, но так и есть. Я хочу встретиться с семьей человека, вернувшего мне жизнь, и в финансовом отношении сделать для них все, что смогу.

Сен-Пьер помолчала, а потом твердо сказала:

–     Джозеф, надеюсь, вы в самом деле знаете и цените то, как терпеливо и терпимо к вам относились в «Уайтстоуне».

–     Знаю.

–     У нас права по всему миру на «Сару-9» и на все, что выходит из стен этой лаборатории, но мы позволяли вам хранить секреты своих методов. Мы знаем, что не все емкости с дрожжами в лаборатории используются для производства лекарства.

–     И я благодарен за...

–     Джозеф, прошу, выслушайте меня. Терпение разработчиков и совета директоров «Уайтстоуна» не безгранично. В наших соглашениях было сказано, что весь объем «Сары-9» для исследований здесь и в Европе мы получаем от вас. Вы можете возразить, что производите препарат быстро, но это не так. Каждый день задержки в поступлении этого замечательного лекарства на мировой рынок оборачивается миллионными потерями. Я знаю, что деньги вас не интересуют, но подумайте о тех жизнях, которые мы тоже теряем. Нужно завершить процесс, Джозеф. Нам нужны микробы и источник рекомбинантной ДНК, и нам нужны ваши записи, чтобы закончить клинические испытания и начать массовое производство. Обещаю, что мы объявим всеми миру о том, что вы – создатель «Сары-9».

–     Вы же знаете, что для меня это неважно.

–     Джозеф, я не могу понять, что вообще для вас важно. Если вы хотите, чтобы на рынке появилось ваше лекарство, которое может спасти жизни многих тысяч людей, тогда вы должны предпринять какие-то шаги. Все сводится к этому. Вы хотите чего-то еще от «Уайтстоуна», мы хотим чего-то еще от вас.

–     Точнее, пожалуйста.

–Хорошо. Если вдова вашего донора согласится, мы организуем для вас полет в Амритсар, чтобы встретиться с ней и, возможно, с ее детьми.

–А что требуется от меня?

–После вашего возвращения из Индии сюда прилетит группа исследователей из Англии и привезет оборудование для переправки клеточной линии на наше производство в Европе. Пока они будут здесь, вы покажете им свои записи – не те, фиктивные, которые вы так тщательно изготавливали, а настоящие. Мы заплатили достаточно много за все это, и настало время получить их в собственность.

–Вы можете удивиться, Элизабет, но я считаю, что секретность, которой я окружил свою работу, не только оправдана, но и служит общим интересам. Поскольку я несу личную ответственность за все, то все и делалось по-моему, без привлечения множества помощников и без угрозы похищения материалов фармацевтическими фирмами. Но сейчас я согласен с вами – время секретов закончилось.

–Значит, мы договорились?

–Договорились.

–Спасибо, Джозеф, дорогой! Спасибо от всего мира!

Сен-Пьер обняла его и поцеловала в губы.

–Мы столько пережили вместе, Элизабет, – сказал он.

–Наша работа подходит к концу. Вы должны гордиться тем, что сделали, а я горжусь вами. Но сейчас мне надо немного отдохнуть, у меня сегодня работа в клинике. Да и у вас тоже.

–Я буду готов, – пообещал Энсон, делая замечательный глубокий вдох.

                                                                                          * * *

Сен-Пьер вернулась в свою квартиру – небольшую комнату с душем в том же крытом коридоре, где находилась квартира Энсона. Ее раздражала эта тесная комната и постоянно появлявшаяся на плитках пола в душе плесень, поэтому она старалась бывать здесь как можно реже, предпочитая свой элегантный дом на зеленом холме в Яунде. Останется ли она в Камеруне после того как Хранители закончат работу с Энсоном, или нет, Сен-Пьер еще не решила. В любом случае ей полагались солидные премиальные, которые сделают ее состоятельной женщиной, а пакет акций в новой компании «Уайтстоун фар– масьютикалс» – просто богатой. Неплохой результат за несколько лет работы нянькой у эксцентричного и недоверчивого гения.

По частной линии она набрала лондонский номер.

–     Договоренность достигнута, – начала диктовать Сен– Пьер на автоответчик. – Мы свозим его в Индию на встречу с семьей донора, потом он садится с нашими людьми за стол для окончательной передачи записей и клеточных культур. Я ему доверяю. Он всегда держал слово, а финансовых аргументов для отказа у него нет. Деньги для него не играют решающей роли, но акций «Уайтстоун фармась– ютикалс», которые он получит, будет вполне достаточно для продолжения работы здесь еще на много лет. Это была долгая история, но она почти завершена. Моей самой большой ошибкой в начале работы являлось то, что я не смогла предвидеть глубину паранойи этого человека и того, что он будет защищать свои разработки от тех, кто их финансирует. Хорошо, что мне удалось справиться с сумасшествием и поддержать гениальность. Стоило оттолкнуть моего дорогого Джозефа, и он, несомненно, оттолкнул бы нас.

ГЛАВА 19

Души робеют перед могуществом наук гораздо больше, чем перед гимнастическими упражнениями.

Платон, "Государство", кн. VII

Натали понимала, что за одну тренировку ничего не изменится. С ее стороны было глупо соглашаться начать занятия физиотерапией так скоро после пожара. Она посмотрела на секундомер «бегущей дорожки», а потом на большие часы на стене, так, на случай, если отказала электроника. Семнадцать минут на горизонтали. «Вот черт», – подумала она. Разгадывать загадку дальше не было смысла: ее легкое работало плохо, вот и все. Рэйчел Френч могла говорить все что угодно о заживлении ожогов и восстановлении функций, но ждать этого не приходилось.

«Что ты, милочка! Ты поправишься очень быстро, быстрее, чем поймешь это».

–     Давай, Нат! – поторопила ее физиотерапевт. – Еще пять минут. У тебя отлично получается!

–     Хреново у меня получается, и вы это знаете.

–     Ты ошибаешься. В отделении мне сказали, что твои функциональные тесты в основном стабилизировались и со временем ожидается их улучшение.

–     Никто из медиков никогда не предсказывает улучшения, – резко бросила Натали, переводя дух. – Обычно они говорят, что не рассчитывают на него... или... Тогда они... либо выглядят умными и объективными, героями, если дела в самом деле пойдут на лад.

–     Ты же понимаешь, что с таким настроением не очень себе поможешь.

–     Поправка, – сказала Натали, выключая тренажер. – Я себе вообще никак не помогу... Спасибо, что потратили на меня время... Я позвоню, когда почувствую, что готова продолжать.

Она схватила полотенце и чуть ли не бегом выскочила из кабинета, чувствуя, что врач могла обидеться на нее. Натали знала, что ведет себя, как последняя стерва, но, по правде говоря, ей было плевать. Потерю одного легкого она перенесла стойко, мужественно и даже философски. Но сейчас, даже учитывая то, что и мать, и племянница остались живы благодаря ей, и каждый день приходили все новые и новые карточки с наилучшими пожеланиями, и планировалась какая-то церемония, было ощущение, что у нее просто не осталось ни стойкости, ни мужества, чтобы исправить случившееся.

Она помчалась домой, втайне надеясь, что какой-ни– будь несчастный полицейский рискнет остановить ее и попытается оштрафовать. Возможно, со временем, она справится с отчаянием и перестанет жалеть себя, снова обретя уверенность и оптимизм. А пока что где-то сидел какой-то математик, который, вероятно, не смог устроиться на работу даже в младшие классы школы и, достав из кармана калькулятор, старался определить ее показатель легочной совместимости...

Так, посмотрим. Плюс двадцать два года, она будет до конца жизни ковылять, останавливаясь через каждые пять футов, чтобы передохнуть... Плюс двадцать восемь, она будет мучиться, ожидая порцию яда, разрушающего ее иммунную систему и превращающего поездку в общественном транспорте в смертельно опасную затею...

Эрмина стояла у стола и писала записку для Нат. Внизу, на полу, лежали два пакета с разными моющими и чистящими средствами.

–     Привет, дочь, – сказала она. – Не ожидала, что ты вернешься так скоро.

–     Дженни здесь?

–     Она в машине. Я как раз собиралась отвезти ее в новую берлогу. Думаю, что сегодня мы уже сможем остаться там ночевать.

–     Отлично, мама.

–     Милая, мне и правда очень жаль, что все так получилось... Я очень виновата и знаю, что ты на меня злишься. Ты имеешь на это полное право.

–     Всякое бывает, мама. Хорошо, что вы с Дженни остались целы. Если ты жалеешь о том, что произошло со мной, ты знаешь, что тебе надо делать.

–     Знаю. И пока что у меня получается.

–     Надеюсь.

–     Ты приедешь к нам?

–Не знаю. Возможно, завтра.

–Как твоя терапия?

–Замечательно.

–Прости, но по голосу этого не скажешь.

–Да нет, все нормально.

–Поверь мне, детка, если бы я могла вернуть все назад, я бы либо бросила курить, либо заползла в шкаф во время пожара и сгорела.

–Ерунда, мама. Ты же все-таки бросила курить, и это главное. А теперь я хочу, чтобы ты перестала повторять, что лучше бы сгорела. Этим ты ничего не поправишь.

–Нат, а ты не можешь приехать и помочь мне устроиться на новом месте?

–Обязательно, как-нибудь приеду. Со мной все в порядке.

–Они говорят, что ты поправляешься!

–Есть постепенное улучшение, вот что они говорят.

Уловив в словах дочери плохо скрываемую правду, Эрмина обняла ее, и Натали сделала некоторое подобие ответного движения.

–Я очень виновата, милая моя... Мне так жаль...

–Я верю, мама.

–Ты уверена, что ничего...

–Уверена, мама. Мне надо немного отдохнуть, вот и все.

–Ну хорошо. Я пойду, а то Дженни уже, наверное, устала ждать в машине. Как ты думаешь, сможешь прийти попозже на обед?

–Нет, мам. Мне надо еще позаниматься.

–Да, спасибо за деньги, что ты одолжила нам на квартиру Я отдам их сразу, как получу страховку.

–Да ладно, мам.

–Нет-нет, я так и сделаю.

–Хорошо. Отдашь, когда захочешь.

Когда входная дверь захлопнулась, Натали еще некоторое время стояла в гостиной. Идти в душ не было необходимости – она даже не вспотела на тренажере. Сняв футболку, она бросила ее на пол, подумала о том, чтобы включить какую-нибудь музыку, а потом просто тяжело опустилась в глубокое кресло. Напротив, над мраморной доской, украшавшей небольшой газовый камин, на стене висела цветная фотография в рамке с прекрасной композицией и четко выделявшимися деталями. Ее сделал фотограф-профессионал семь лет назад на Панамериканских играх в Мехико, когда Натали выиграла финальный забег на полторы тысячи метров. Поднятые вверх руки были сжаты в кулаки, а выражение огромной радости на лице невозможно было описать словами.

Никогда больше. Ни на дорожке... Ни в операционной... Ни даже в спальне, черт возьми...

Левой рукой Натали помассировала все еще чувствительный шрам на боку. Как там пелось в этой песне: «Убить себя просто... Убить себя не больно... Убить себя легко...» Просто, не больно, легко... Вряд ли этими словами можно описать процедуру реабилитации после того, как сожжешь себе единственное легкое.

Если бы у нее хватило смелости, как бы она это сделала?

Вообще-то Натали уже не первый раз рассматривала возможность покончить с собой, но это было много лет назад. Жизнь инвалида она себе просто не могла представить, равно как и свою немощь в результате действия иммунотерапии после пересадки легкого. Самое же скверное заключалось в ожидании и наблюдении за тем, как ее показатель легочной совместимости растет и падает, как индекс Доу-Джонса.

Трудно было поверить, что жизнь, столь много обещавшая, приведет к такому печальному финалу. Казалось, на Натали начали со всех сторон надвигаться стены, и не имелось никакой возможности остановить их.

«Может, таблетки?» – подумала Натали. Она вспомнила, как где-то слышала, что общество сторонников эвтаназии рекомендует проглотить кучу успокоительных и болеутоляющих пилюль, чтобы впасть в кому, а перед потерей сознания успеть надеть на голову пластиковый мешок. Все это выглядело не слишком привлекательным, но главное – реально возможным. Может, стоит поискать в сети? Если там есть инструкции, как изготовить термоядерное устройство, то эффективный и безболезненный способ совершить самоубийство и подавно имеется.

Глядя на фотографию с Панамериканских игр, Натали невольно начала прикидывать, где и как найти нужные таблетки, чтобы вызвать кому. Телефон на столе прозвенел несколько раз, когда она наконец обратила на него внимание. Определитель показал только номер и штат Нью-Джерси.

«Опять, наверное, реклама по телефону», – подумала она, усмехнувшись. Надо же, как проза жизни вторгается в такие глубокие размышления... Натали сняла трубку.

–Алло?

–Говорит Джун Харви из «Норт-ист Колониал Хелс». Могу я поговорить с мисс Натали Рейес?

«Норт-ист Колониал» – это ее медицинская страховая компания. Ну что еще?

–Я Натали Рейес.

–Мисс Рейес, мне поручено рассмотреть возмещение расходов, связанных с вашей недавней операцией в Рио-де-Жанейро в Бразилии и с вашей доставкой спецсамолетом в Соединенные Штаты.

–Да?

–Прежде всего, я надеюсь, что вы поправляетесь.

–Спасибо. Не помню, чтобы когда-нибудь кто-то из медицинской страховой компании интересовался моим здоровьем. По правде говоря, в последнее время мне стало немного хуже.

–Очень жаль слышать это. Но я звоню, чтобы сообщить хорошую новость: «Норт-ист Колониал» рассмотрела ваш случай и приняла решение полностью возместить ваши расходы по перелету в Бостон.

Возместить. До этого момента Натали не задумывалась, как было оплачено ее возвращение. Сейчас она поняла, что все организовал Дуг Беренджер. Он, конечно, не разорился, но такой перелет, несомненно, обошелся в кругленькую сумму. Что характерно, Дуг никогда не упоминал, что заплатил за все сам.

–     Что ж, спасибо, – сказала Нат. – Большое вам спасибо.

–     Есть еще один момент, мисс Рейес.

–Да?

–     В наших записях говорится, что вам удалили легкое в больнице святой Терезы в Рио-де-Жанейро.

–     Совершенно верно.

–     К сожалению, мы не получили из этой больницы подтверждающих документов. И, хотя ваши расходы полностью покрыты, из больницы не поступило счетов за ваше пребывание там и за операцию.

–     Видите ли, я некоторое время находилась без сознания, но потом, когда пришла в себя, позвонила домой, узнала номер страховки и сообщила его персоналу больницы. Я не помню деталей своего пребывания там, но совершенно точно помню, что сделала это.

–     В таком случае, – сказала Джун Харви, – возможно, вы напишете или позвоните в больницу святой Терезы. Нам нужны копия вашей истории болезни и счета. Если хотите, я вышлю вам формы этих документов.

–     Да, конечно, пожалуйста!

Джун Харви пожелала ей скорейшего выздоровления, сообщила свой электронный адрес и повесила трубку. Натали еще некоторое время сидела в кресле, размышляя над тем, что этот звонок каким-то образом отвлек ее от суицидальных раздумий. «Еще будет время, – решила она. – Много времени».

Натали поднялась, вскипятила воду, заварила себе чашку чая и взяла ее с собой в маленькую комнату рядом со спальней, которую можно было назвать кабинетом. Вместо того чтобы искать с помощью Google общество сторонников эвтаназии, она решила найти больницу святой Терезы. В списке оказалось 10 504 записи, большинство из них на португальском языке. Машина нашла их за семь сотых секунды.

«Кто же захочет покинуть этот мир, когда в нем возможно такое?» – спросила она себя. Искусственное легкое размером с рюкзак могло оказаться в пределах досягаемости.

Через полчаса у Натали были адрес и номер телефона больницы в округе Ботафого в Рио-де-Жанейро.

Некоторое время она размышляла над тем, стоит ли прибегнуть к помощи матери, чтобы позвонить, но потом решила действовать самостоятельно. Она нашла код Бразилии, потом код Рио и начала набирать номер. Несколько раз разговоры прерывались из-за неполадок при переключении и из-за ее португальского с зеленомысским акцентом. Но мало-помалу поиски начали приносить результаты. Натали связалась с отделом информации о пациентах, потом с бухгалтерией, с архивом и даже с охраной. Через час и пятнадцать минут после окончания разговора с Джун Харви она уже вела оживленную дискуссию с заведующей архивом больницы святой Терезы по фамилии Да Сото, которая говорила по-английски, видимо, так же хорошо, как Натали по-португальски.

–     Мисс Рейес, – сказал она, – Санта-Тереза одна из самых хороших больниц во всей Бразилии. Наша электронная система записей есть очень хорошая. Вы не были поступить в нашу больницу восемнадцатого июля. Вам не было делать операцию в никакой из наших операционных комнат. И вы точно не быть пациент здесь двенадцать дней. Даже один день! Вы спрашивать, уверена я в то, что говорю? Могу ручаться за это моей карьерой. Нет, я могу ручаться моей жизнью.

–     Большое спасибо вам, сеньора Да Сото, – сказала Натали, ощущая, как ее сердце забилось сильнее, но не желая еще полностью поверить в то, что женщина, чем бы она ни ручалась, не проглядела что-то. – Вы были очень любезны, поговорив со мной, не зная даже, кто я такая.

–     Всегда готова помочь.

–     У меня есть еще одна просьба, последняя.

–Да?

–     Не могли бы вы дать мне номер телефона полицейского участка, который, вероятнее всего, занимался делом о моем ранении?