Текст книги "Пятая пробирка"

Автор книги: Майкл Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 27

Что касается рассудительности, мужества, великодушия, а также всех других частей добродетели, надо не меньше наблюдать, кто проявляет благородство, а кто – подлость.

Платон, «Государство», кн. VII

Доктор Санджай Хандури, смуглолицый красавец, вел машину по извилистым, заполненным прохожими улицам города Амритсар, и расхваливал его достопримечательности сидящему рядом Энсону и расположившейся на заднем сиденье Элизабет Сен-Пьер.

–     Мы находимся в штате Пенджаб, доктор Энсон, – говорил он по-английски с характерным для индуса акцентом. – Амритсар – мой родной город, он один из самых красивых в нашей стране. Это духовный центр и объект паломничества сикхов. Вы знаете что-нибудь об этой религии?

По словам Сен-Пьер, Хандури являлся одним из лучших в мире специалистов по пересадке легких. Сейчас, через два месяца после столь успешной операции, у Энсона не было никаких причин сомневаться в этом.

–     Кое-что слышал, – сказал он. – Глубоко мистическая, очень возвышенная... Один бог, никаких идолов, всеобщее равенство, пять символов... Минуту, я попробую вспомнить: не стричь волосы, всегда носить четыре предмета – расческу, стальной браслет, особое нижнее белье и... и, кажется, маленький кинжал. Правильно?

–     Кинжал символизирует меч, а белье – знак принадлежности к воинам – свидетельствует о постоянной готовности сикхов бороться за свою веру. Отлично, доктор, ваши знания впечатляют!

–     Но вы чисто выбриты, поэтому смею предположить, что вы не сикх.

–     Совершенно верно, доктор. Я, хотя и разделю многое из их философии, однако не полностью с ней согласен.

–     Санджай, – спросила Сен-Пьер, – до дома миссис Нарджот еще далеко?

–     Не очень, доктор Элизабет, но, как видите, движение очень плотное. Мы сейчас находимся на Корт-роуд, а нам нужно попасть на Султан-роуд, туда ехать около трех миль. Если бы мы на самом деле ехали, то добрались бы быстро. – Хандури усмехнулся своей шутке.

Послеполуденное солнце припекало. «Тойота» хирурга практически не двигалась, а со всех сторон ее облепили уличные попрошайки, непрерывно галдящие и стучащие руками по стеклам.

–     Я хотел бы дать что-нибудь этим людям, – сказал Энсон.

–     Вы очень добрый человек, доктор. К сожалению, попрошаек гораздо больше, чем у вас для них денег.

–     Могу предположить.

–     И это только в этом районе города... Я очень рад, что ваше дыхание сейчас совершенно нормальное и естественное. Теперь я сам убедился, что доктор Элизабет нисколько не преувеличивала в своих сообщениях ваше состояние.

–Вы проделали замечательную работу, доктор!

–Благодарю. Но должен признаться, что очень беспокоился, когда в больнице, где вы лежали, произошла вспышка пневмонии, и мы вынуждены были срочно переправить вас в другое место.

–Сказать по правде, я очень смутно помню первые дни после операции. Фактически, мое первое впечатление – это больница в Кейптауне.

–Вспышка была опасной, Джозеф, – объяснила Элизабет, – особенно в тот момент, когда вас держали на препаратах, препятствующих отторжению.

–Я не решился переводить вас в другую больницу Амритсара, – добавил Хандури. – Заболевание уже распространилось в городе и поразило пациентов с ослабленным иммунитетом. Кроме того, там не хватало персонала.

–Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Энсон, вдруг поняв, что никогда раньше по-настоящему не осознавал смысл этой фразы Шекспира. И сейчас он не был уверен, что согласен с ней.

–Да, все хорошо, что хорошо кончается, – эхом откликнулся Хандури.

Машины снова тронулись, и попрошайки отстали. Энсон смотрел в окно, удивляясь тому, каким калейдоскопом оказался Амритсар – кварталы богатых домом с вычурной архитектурой то и дело сменялись бедными лачугами. Было просто чудом, что в этом человеческом муравейнике в самый критический момент появился спасительный для него дар – человек, у которого отказал мозг, но имевший практически полностью совместимые с Энсоном ткани.

«Уайтстоун» собирает информацию буквально со всего мира, говорила ему в свое время Элизабет, когда они только обсуждали его все ухудшающееся состояние.

–Мы полны решимости защитить свои инвестиции любой ценой! – именно так тогда сказала Сен-Пьер.

Разумеется, благодаря доктору, который в данный момент выполнял обязанности шофера и гида, инвестиции «Уайтстоуна» были защищены самым лучшим образом. Теперь, когда Энсон успокоит свою душу, встретившись с вдовой и детьми неизвестного ему Т. Дж. Нарджота, он выполнит свои обещания и передаст последние секреты по синтезу «Сары-9».

Хандури повернул машину и провез своих пассажиров мимо позолоченных стен Золотого храма.

–     Озеро, около которого стоит Золотой храм, называется Источник нектара, – объяснил он. – Начиная с пятнадцатого века сикхи постоянно перестраивают и украшают здание самыми разными способами.

–     Вы, похоже, очень гордитесь сикхами, Санджай, – сказал Энсон. – Почему вы не принимаете их религию?

–     Я же индуист, – просто ответил Хандури. – Я твердо верю в кастовую систему, а сикхи ее не поддерживают.

Энсон все еще смотрел на храм, иначе он заметил бы, как Сен-Пьер поймала взгляд Хандури в зеркале заднего вида и строго и выразительно покачала головой.

Спустя четверть часа хирург остановил машину у скромного двухэтажного дома на тихой и относительно чистой улице, где машин было заметно меньше.

–     Нарджот был старшим группы ремонтников, выполнявших работы для электрической компании, – начал объяснять он. – Его жена, Нарендра, как это часто бывает у нас в Индии, сидела дома с детьми. Она не говорит по– английски, поэтому я буду вам переводить. Здесь, в штате Пенджаб, существует свой язык, но и я, и она говорим на хинди. Элизабет, вы пойдете с нами?

–     Да, – ответила Сен-Пьер после некоторого раздумья. – Да, думаю, что мне тоже стоит пойти с вами. Как вы считаете, Джозеф?

–     Совершенно согласен. Доктор Хандури, пожалуйста, скажите миссис Нарджот, что мы надолго ее не задержим.

У дверей дома их приветствовала стройная привлекательная женщина лет тридцати с небольшим. На ней было традиционное сари мягких темных тонов, но никаких украшений на руках или на голове. Длинные черные волосы свободно рассыпались по плечам. Она не проявляла показной застенчивости, а напротив, пожала руки гостям почти по-европейски, и при разговоре не прятала глаза, а смотрела прямо и открыто. Небольшая гостиная, где все они находились, была уютно обставлена, на стенах висело несколько картин, а на столе стояли мелкие национальная безделушки. Там же было несколько фотографий худощавого смуглолицего мужчины с усами и приятной улыбкой. Нарендра позже сказала, что это и есть ее муж. Откуда-то сверху доносились шум и смех детей.

Энсон выразил женщине свое сочувствие, поблагодарил за то, что она согласилась их принять, и спросил про мужа.

–     Мы были женаты двенадцать лет, – сообщила Нарендра. – У нас двое сыновей, девяти и шести лет. Они очень скучают без отца и неохотно говорят о том, что случилось.

–     Я не буду их беспокоить, – пообещал Энсон.

–     Я вам признательна. Вы знаете, до того как произошло это кровоизлияние, у мужа было отличное здоровье. Удар оказался совершенно неожиданным и очень сильным, мне сказали, что у него порвался какой-то сосуд, который был слабым от рождения.

–     Да, врожденный артериовенозный порок, – вступила в разговор Сен-Пьер.

–     Я так и предполагал, – сказал Энсон.

–     Мы обсуждали с мужем, в общих чертах, что бы мы хотели сделать, если нечто подобное случится. Конечно, мы не ожидали, что... – Нарендра прослезилась. Хандури жестом дал понять, что все в порядке и женщине просто нужно дать время, чтобы она овладела собой и смогла продолжать. – ...что кому-то из нас придется принимать такое решение.

–     Я понимаю, – вздохнул Энсон.

–     У мужа взяли для пересадки легкое, роговицы и почки, – объяснила Хандури. – Потом ему устроили пышные похороны – шраддха, – и тело кремировали.

–     Семья Нарджот – не сикхи? – поинтересовался Энсон, видя, что на фотографии у мужчины нет бороды и традиционного тюрбана.

–     Нет, – ответила Хандури. – Они, как и я, индуисты.

–     А разве индуисты не считают, что пересадка органов – это глумление над телом и потому недопустима? – спросил Энсон.

За Нарендру ответил Хандури.

–     Раньше это, безусловно, было так, – сказал он, – но теперь все больше индусов понимают, что пересадка органов – благо для других, и поэтому отдать часть своего тела почетно. К счастью для вас и для тех, кто получил органы Т. Дж., его семья отличалась прогрессивными взглядами.

Беседа с переводом длилась больше часа. Энсон задавал много вопросов о личности Т. Дж. Нарджота, его интересах и образе жизни.

–     Похоже, ваш муж был незаурядным человеком, – сказал он, когда Нарендра закончила свой рассказ.

–     О да, вы правы, – ответила женщина. – Он был особенным человеком, и нам всегда будет его не хватать.

В конце визита Нарендра провела гостей по дому, и Энсон заглянул в детскую к мальчикам. В холле он достал из кармана конверт. Нарендра, сразу догадавшаяся, что это значит, сначала протестовала, но тут вмешался Хандури, и после довольно долгих объяснений на хинди женщина взяла конверт, поднялась на цыпочки и быстро поцеловала Энсона в щеку.

–     Берегите себя, доктор Энсон, – сказала она. – Мой муж живет в вашем теле.

–     Мое тело будет храмом в его память, миссис Нарджот, – ответил Энсон.

                                                                                         * * *

–     Итак, доктор Джозеф, – начал Хандури, когда они ехали обратно в аэропорт, – полагаю, что встреча с вдовой вашего благодетеля оказалась именно такой, как вы ожидали?

–     Вообще-то я привык поменьше ожидать и надеяться, – сказал Энсон, – но эта встреча, безусловно, на многое раскрыла мне глаза. Я ее никогда не забуду.

Кулаки Энсона, когда их не могли видеть ни Хандури, ни Сен-Пьер, сжались так сильно, что ногти до боли врезались в ладони.

* * *

Была половина четвертого утра, когда Энсон вылез через окно своей квартиры на улицу. Джунгли, промытые легким дождем, пахли ароматно и таинственно. Пригибаясь к земле и обходя места, которые просматривались камерами, Энсон по большой дуге обошел густой кустарник, а потом свернул направо к подъездной дороге к больнице. Ночью там ходили охранники, но делали это редко.

Перелет из Амритсара домой с двумя пересадками занял почти целый день. Энсон призвал на помощь своего испытанного друга Франсиса Нгале, и тот сделал все, что от него требовалось. Потом Энсон принял душ, отдохнул, оделся в чистый темный спортивный костюм и наконец вылез в окно. Через двадцать минут он стоял на дороге, которую власти заасфальтировали в благодарность за работу его клиники. Для того чтобы сориентироваться, понадобилось несколько секунд, и доктор понял, что Нгале ждет его совсем рядом, чуть южнее по дороге.

Энсон был человеком выдающегося ума и очень любил разгадывать разные головоломки. Но та, которая занимала его сейчас, шла вразрез с логикой его рассуждений. Он знал, что ночное путешествие в деревню Аконолимба, которое он собирался предпринять, будет важным шагом к ее разгадке. Многие, как он полагал, включая Элизабет, считали его слишком осторожным и подозрительным. Теперь же казалось вполне возможным, что он вовсе не являлся параноиком.

Тучи делали неосвещенную дорогу почти невидимой, но вдалеке мокрый асфальт отражал слабый свет.

–     Франсис! – тихо позвал доктор, пройдя поворот.

–     Я здесь, доктор! – раздался голос охранника. – Идите вперед!

Черный, как ночь, Франсис стоял неподалеку на обочине, держа крепкими руками четырнадцатискоростной велосипед, некогда принадлежавший Энсону, но сейчас перешедший в общее пользование для сотрудников клиники и лаборатории, кто иногда хотел немного покататься. Для Энсона это был первый случай за последние два года, хотя результаты операции не давали поводов для беспокойства.

–     Вы помните, как пользоваться этой штукой? – спросил Нгале.

–     Думаю, что не сложнее, чем ездить на велосипеде, – ответил доктор.

–     Очень смешно. Я смазал цепи, оси, проверил тормоза и переключатель скоростей. Если свалитесь, виноваты будете только сами.

Энсон похлопал охранника по плечу и сел в седло. Нгале сделал несколько шагов рядом с набиравшим скорость велосипедом, потом остановился на обочине.

–     Я передам от тебя привет мэру, – крикнул Энсон через плечо.

–     Я уже его сам передал. Платини ждет вас!

Как всегда, звуки и запахи джунглей гипнотизировали, и дважды Энсон заставлял себя не отвлекаться от дороги. Пятимильная поездка в деревню Аконолимба, расположенную на берегу реки Ньюонг, заняла чуть больше получаса. Дорога, проходившая через деревню, оказалась слишком грязной, поэтому последние четверть мили Энсон шел пешком. Многие дома были построены из шлакобетонных блоков и гофрированного алюминия, но попадались и тростниковые хижины, крытые пальмовыми листьями. В деревне имелись водопровод, электричество и телефон, но пользоваться всем этим могли немногие ее обитатели, а некоторые из тех, кто мог, просто не хотели этого делать.

Платини Катджаоха, мэр поселка, владел магазином и жил в самом богатом доме – оштукатуренном, двухэтажном, с навесом для автомобиля, несколькими комнатами и цистерной для воды. Одну из стен украшала тарелка спутниковой антенны. На тихий стук Энсона вышел сам хозяин. Он был босиком, в красных бермудах и застегнутой на все пуговицы цветастой рубашке, обтягивающей мощный торс. Улыбка открывала безупречно белые зубы, которые, казалось, фосфорецировали на фоне абсолютно черного лица.

–     Господин мэр, – прошептал Энсон по-французски, – я очень благодарен вам за помощь.

–     Вы, доктор, всегда дорогой гость в моем доме, – пробасил Катджаоха, сопровождая свои слова рукопожатием и почти медвежьим объятием. – Дверь наверх закрыта, так что вы никого не разбудите. Моя жена спит, как корова, а дети так набегались за день, что... Могу я предложить вам немного вина, чая или чего-нибудь еще?

–     Нет, только телефон.

–     Я слышал, что вас успешно прооперировали. Мы все очень рады.

–     Спасибо, мой друг. Теперь у меня новое легкое.

–     Откуда-то из Индии, мне говорили.

–     Вообще-то, как раз, чтобы это уточнить, я и пришел к вам. Франсис предупреждал вас, что я хочу позвонить за границу?

–     За все то, что вы сделали для людей моей деревни, доктор, вы можете звонить хоть на Луну, если пожелаете!

–     Спасибо. Напишите, пожалуйста, свой номер. Мой друг перезвонит сюда.

–     Одну минуту!

–     Может быть, мне придется немного подождать.

–     Конечно!

–     Вы чудесный человек, Платини Катджаоха!

–     Тогда вы, доктор, эталон чудесного человека! Я буду наверху. Если понадоблюсь, позовите.

Энсон снова поблагодарил его, уселся в потертое кресло у телефона и вытащил из кармана сложенный лист бумаги. Между Камеруном и Нью-Дели было пять часов разницы во времени, поэтому доктор немного сомневался, где может находиться Бипин Гупта – дома или уже в офисе. Но, хорошо зная шеф-редактора авторитетной «Индиан экспресс», Энсон сначала набрал служебный номер и не удивился, когда Гупта снял трубку после первого звонка.

–Привет из Камеруна, дружище, – сказал Энсон на почти беглом хинди.

–Джозеф? Какая приятная неожиданность! Ты должен звонить чаще, а то твой южноафриканский акцент становится слишком заметным!

Вместе с Гуптой Энсон два года жил в одной комнате в общежитии Кейптаунского колледжа. Хотя Бипин очень хорошо говорил по-английски, Джозеф настоял, чтобы между собой они говорили только на хинди. У него, несомненно, имелись способности к языкам, и скоро родной язык Гупты был добавлен к английскому, африкаанс, голландскому, французскому, испанскому и немецкому.

Во время поездки в Амритсар Энсон с удивлением понял, что никогда не упоминал о своем знании хинди в разговорах с Элизабет. Сначала Джозеф был немного смущен, когда сидел рядом с Санджаем Хандури и слушал, как тот переводит с языка, который и так прекрасно понимал, но думал, что этот маленький обман не зайдет слишком далеко. Однако все резко изменилось после того как Нарендра Нарджот, или кто она там была на самом деле, спросила: «Ну как, вам понравилось наше представление?», на что Хандури быстро и резко ответил: «Пожалуйста, без комментариев».

–Бипин, – начал Энсон после обмена вежливыми приветствиями, – мне нужно, чтобы ты проверил для меня две вещи. Если это возможно, я буду ждать твоего ответного звонка. Первое – узнай про человека по имени Т. Дж. Нарджот, который проживал на Султан-роуд в Амритсаре. Возраст – примерно сорок лет. Предположительно, он скончался в центральной больнице города в течение недели после восемнадцатого июля.

–     А второе?

–     Почти в это же время в стационаре якобы произошла вспышка внутрибольничной пневмонии. Мне надо знать, так ли все было на самом деле.

Журналист попросил продиктовать название бактерии – возбудителя пневмонии по буквам, а потом сказал:

–     Ты знаешь, гораздо труднее определить, что человека не существует или что событие не произошло, чем наоборот.

–     Но я верю, что мой друг Бипин Гупта может все.

–     Дай мне твой номер и час времени, – ответил индиец.

ГЛАВА 28

Если уж идти на риск, так не при том ли условии, что в случае успеха они станут лучше?

Платон, « Государство», кн. V

Черный «мерседес» Родригу Варгаша оказался мощным четырехдверным седаном, пропахшим сигарами. Натали, с трудом двигавшейся от усталости, затрудненного дыхания и глубокой ссадины на бедре, пришлось проехать с четверть мили, пока она не заметила узкую дорожку, уходившую в сторону, прямо в густую сельву. Убедив себя в том, что машину не будет видно с дороги, она четыре раза возвращалась к джипу, чтобы поднять наверх все свое имущество. Когда Натали наконец перенесла к «мерседесу» палатку, рюкзак воду и запас продуктов, был уже вечер. За все это время на дороге не появилось ни одной машины.

Не имея представления, как далеко еще до Дома Анджело, она решила немного проехать вперед. Через полчаса дорога резко повернула вправо и пошла под уклон.

К дереву, стоявшему на повороте, был прибит указатель со стрелкой и незамысловатой надписью: « ДА 2 мили». Проехав еще примерно с милю, Натали увидела дорогу, вернее – колею, уходившую влево, в лес. Она ехала по этой колее, пока та не исчезла у подножия холма, и на этот раз постаралась тщательно прикрыть машину ветками. Ключ зажигания она засунула под правое переднее колесо.

За время поездки Натали сочинила достаточно правдоподобный рассказ американской натуралистки, путешествующей по сельве и в данный момент занятой поисками дальней родственницы, которая по последним сведениям работала медсестрой в Доме Анджело. В эту историю входило и неудачное падение с горы.

Рюкзак вместе с привязанной к нему палаткой оказался тяжелее, чем хотелось, но меньший объем экипировки мог вызвать подозрение. Боль в ноге была довольно сильной, хотя и терпимой, и служила постоянным напоминанием о том, что сам факт ее, Натали, существования представляет угрозу для некоей личности или даже для целой группы. Требовалось решить, что делать дальше.

Вечер в сельве нельзя было сравнить ни с чем – насыщенный кислородом воздух смешивался с тысячью разных ароматов. Двигаясь вперед, Натали пыталась постигнуть невероятность того, как она оказалась здесь, за многие тысячи миль от своего дома. Дорога сделала плавный поворот вправо, и вдруг совершенно неожиданно лес кончился. Прямо перед ней, ниже по склону, в широкой долине показалось то, что было, как предположила Натали, целью ее путешествия. Деревня Дом Анджело.

Некоторое время она сидела, прислонившись к толстому пальмовому стволу и изучала развернувшуюся впереди панораму. Немощеные улицы, вдоль которых стояли дома, большей частью жилые, из глины и гофрированных листов металла. Дым, поднимавшийся над некоторым из них. Слева – нечто похожее на вход в шахту, вырытый в основании высокой горы. К удивлению Натали, в деревне имелось электричество – на нескольких столбах горели фонари, под которыми играли дети. Число жителей она оценила человек в двести-двести пятьдесят.

В сотне ярдов за входом в шахту узкий водопад высотой футов в двадцать наполнял небольшое озерцо. Из него вытекал ручей, бегущий вдоль деревни. Вероятно, эта же вода, подумала Натали, дальше по течению омывает тело Родригу Варгаша. В озере плескались дети, несколько женщин там же стирали белье. Еще дальше двое мужчин в каких-то лотках промывали песок, похоже в поисках золота или драгоценных камней.

«Какая идиллия», – подумала Натали. Как все тихо и мирно. Но именно здесь кто-то знает, почему ее искалечили, а другую женщину убили.

Вздохнув, она поднялась и поплелась вниз к водоему. Первыми ее встретили куры и две рыжие собаки неизвестной породы. Следующими встречными оказались три женщины – все по виду из индейского племени. Самая высокая из них была меньше пяти футов ростом. Они улыбались Натали открыто и без малейшей тени подозрительности.

–     Добрый вечер, – сказала Натали.

–     Добрый вечер! – ответило трио, широко улыбаясь.

Немного пройдя вдоль по улице, Натали остановилась

у маленького магазина и купила немного мясной нарезки, имбирного пива и дыньку, видимо местного сорта. Хозяйка магазина, тоже с индейской внешностью, отрицательно покачала головой, когда Натали спросила ее, не знает ли она Дору Кабрал. Несколько других жителей ответили так же. Двое из них оказались шахтерами, возвращавшимися домой после смены.

Натали чувствовала подступающую усталость – слишком долгим и страшным выдался этот день в горах. Она подумала о том, что надо найти подходящее место и поставить палатку, но тут заметила церковь – небольшое здание из белого камня с красной черепичной крышей и четырехгранным шпилем, увенчанным крестом высотой футов в шесть. Верхняя часть стен и дверь оказались из брезента. Сейчас этот брезент был закатан вверх и завязан. Внутри виднелись два ряда грубо сколоченных скамеек. Алтарь тоже был весьма скромным, без украшений, если не считать керамического распятия на стене.

Натали Рейес, хотя и считала себя верующей в том смысле, что с благоговением относилась к бесконечности божиего мира и чудесам природы, а также полагала, что к ближним надо относиться с уважением и некоторой любовью, никогда не соблюдала религиозные обряды. Однако простота этой церквушки настолько ее тронула, что она не смогла пройти мимо и уселась на одну из скамеек.

Попытки расслабиться и привести мысли в порядок оказались безуспешными – слишком свежими были воспоминания о нападении Варгаша, его ужасной смерти, о загадке гибели Доры Кабрал. Натали просидела в раздумьях минут пятнадцать и услышала за спиной мужской голос, говоривший по-португальски с небольшим акцентом.

–     Добро пожаловать в нашу церковь!

Голос был низким, осипшим, но странным образом успокаивающим. И еще Натали, до того как повернулась, уловила до боли знакомый запах сигарет.

За ее спиной стоял священник в забрызганной грязью черной сутане с белым воротничком и сандалиях на босу ногу. Сухопарый, лет пятидесяти, с коротко стриженными темными волосами и седоватой двухдневной щетиной на подбородке, он внимательно смотрел на Натали. На его груди на толстой серебряной цепи висел простой тяжелый крест.

–     Очень хорошее место, – сказала Натали.

–     Вы американка? – спросил священник на отличном английском, если можно считать отличным произношение жителя Бруклина или Бронкса.

–     Из Бостона, – ответила Натали, протягивая руку. – Натали Рейес.

–     Рейес. Так вы бразильянка?

–     Моя мать с Островов Зеленого Мыса.

–     А я отец Франсишку Нуньеш – Фрэнк Нуньес, из бруклинских Нуньесов.

Священник сел на скамью напротив Натали, и она непроизвольно улыбнулась. Было в нем что-то безусловно притягательное, но в то же время явно ощущалась какая– то грусть, которая, как предположила доктор Рейес, имела отношение к тем причинам, которые забросили отца Франсишку так далеко от Нью-Йорка.

–     Непростой тут у вас, должно быть, приход, – сказала Натали.

–     Вообще-то я провожу службы еще в нескольких деревнях в сельве, но основное мое место здесь. Если хотите, это можно назвать искуплением грехов.

Натали отклонила молчаливое предложение развить тему покаяния дальше, хотя отец Франсишку явно хотел поговорить.

–     Что здесь за жизнь?

–     Дом Анджело – шахтерская община. Добывают в основном изумруды, а еще зеленые турмалины, опалы, топазы, попадаются сапфиры. Я между делом стал даже экспертом по чистоте камней. А вы чем занимаетесь?

–     Я студентка, но сейчас сделала перерыв в учебе. Надо немного разобраться в жизни. Решила побродить по джунглям, пока они совсем не исчезли.

–     До этого еще далеко, но я вас понимаю.

–     Я заметила, что большинство населения здесь индейцы.

Священник засмеялся.

–     Да, многие жители – аборигены здешних лесов, – ответил он. – Правда, есть и другие, которым нравятся такие заброшенные места, где все расчеты идут наличными, а люди, если хотят, называют только одно свое имя.

–     Шахтой владеют индейцы?

Снова ироничный смех.

–     Эти бедные чистые душой люди не владеют практически ничем, – сказал священник, – и, пожалуй, не стремятся к этому. Камни, которые они добывают, приносят хороший доход, а в Бразилии хороший доход часто означает, что в деле участвует военная полиция. Именно ей принадлежит это место. Не всем, конечно, но определенной группе людей. Мы считаем их вроде шерифов, а Дом Анджело – городком на Диком Западе.

Перед мысленным взором Натали промелькнуло окровавленное лицо Родригу Варгаша, когда он напал на нее. Она невольно вздрогнула.

–     Меня сюда привели личные причины, – немного помолчав, она рискнула. – Наша родственница по имени Дора Кабрал, сама из Рио, написала моей матери, что работает здесь медсестрой. Возможно такое?

–     Да, вполне, – кивнул отец Франсишку. – У нас тут недалеко есть больница, и в ней работают сестры из Рио. Я знаю некоторых, но про Дору Кабрал не слышал. Впрочем, можно поспрашивать людей в округе.

–     Я уже пыталась, но безрезультатно. Трудно поверить, что в такой глуши есть больница!

–     И между прочим, вполне современная. Они делают какие-то сложные операции, хотя я не знаю точно, какие.

–     Очень интересно! Значит, ваши прихожане обращаются туда за помощью?

–     Только не за хирургической. Операции проводят врачи и сестры, которые прилетают сюда или приезжают из Рио, и только своим пациентам. Если кто-то из местных жителей нуждается в госпитализации, им предоставляют машину.

–     А кто руководит больницей?

–     Те же люди, которые управляют Домом Анджело.

–     Военная полиция?

–     По существу, да. Когда им нужна помощь, они нанимают местных жителей – поварами, санитарами. Раз в неделю или две при больнице открывается что-то типа амбулатории и доктор или сестра принимают деревенских.

–     Они делают доброе дело!

–Это доброе дело – часть политики управления. Помощь, которую жители получают от больницы, им не смогут оказать больше нигде, поэтому простая благодарность заставит их дважды подумать, прежде чем решиться припрятать камешек-другой для себя. И скорее всего, они сделают разумный выбор. У полиции целая сеть осведомителей и информаторов, порядок наводится быстро и твердой рукой. Если вы говорили с кем-то из местных, то, возможно, что полицейский, дежурящий в больнице, уже знает о том, что вы здесь.

–Ну если так, они скоро узнают, что я здесь не собираюсь задерживаться надолго.

Отец Франсишку вынул из смятой пачки недокуренную сигарету, зажег ее и глубоко затянулся.

–Полагаю, что у меня было много грехов, которые я должен искупить, – сказал он, – но право и дальше грешить этим я оставил за собой.

–Ваш выбор! – усмехнулась Натали.

Священник поднял ее рюкзак и повесил себе на плечо.

–Пойдемте. Я покажу вам хорошее место, где можно поставить палатку.

–Это очень любезно с вашей стороны, святой отец! А я могу посетить больницу? Я недавно свалилась с обрыва и поранила ногу.

–Я могу обработать и перевязать ваши ссадины, а завтра узнаю, как обстоят там дела. Правда, гарантировать, что вас примут, не могу.

–Все равно спасибо. Скажите, а где она, эта ваша больница?

–Не дальше мили к югу. Надеюсь, что, если на завтра не запланировано никаких операций, доктор Санторо сможет вам помочь.

Натали замерла.

–Как вы сказали? – переспросила она, стараясь не выдать своих чувств.

–Доктор Санторо, – ответил священник. – Доктор Хавьер Санторо.