Текст книги "Конан и дар Митры"

Автор книги: Майкл Мэнсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц)

– Ты обещал доставить меня прямо в гавань Шандарата, – недовольно произнес мужчина в сером, – а высаживаешь один Нергал знает где! Отсюда до города день пути!

– Не день, а полдня или даже треть, – возразил капитан, рослый и крепкий моряк со смуглой физиономией, хитрой и алчной. – И я не собирался везти тебя в Шандарат, клянусь милостью Митры! Знаешь, Фарал, я еще не сошел с ума! Раньше шандаратский владетель нам благоволил, но времена переменились: он собирается воевать Жемчужные острова, и всякий вольный капитан, решившийся зайти в гавань, рискует остаться без судна. Солдат-то, понимаешь ли, надо на чем-то перевозить, а кораблей у Ашарата не хватает!

– Мог бы высадить меня поближе к городу, – заметил человек, названный Фаралом. – Я спешу!

– А чем это место хуже всякого другого? – капитан с деланным недоумением огляделся по сторонам. – Шагай вдоль берега прямо на юг, и обедать будешь уже в лучшей шандаратской харчевне! – Он нетерпеливо протянул руку. – Ну, давай, рассчитывайся! Десять золотых, как договаривались! Я тоже спешу!

Фарал вытащил из-под плаща увесистый кошель и отсчитал деньги. Столпившиеся за спиной капитана пираты жадно поглядывали на золото.

– Держи, почтенный! Только не десять, а пять – ты немного ошибся.

Конан, устроившись за камнем, только головой покрутил. Похоже, этот Фарал тронулся умом! Решил прокатиться на пиратской галере, позвенел кошельком с золотом и принялся спорить о цене – тут, на пустынном берегу, один против семи головорезов! Очень непредусмотрительно... Несмотря на юные года и скудный жизненный опыт, киммериец не сомневался в том, как развернутся дальнейшие события.

Как он и предполагал, лицо пиратского вожака начало наливаться кровью.

– Пять, говоришь? – взревел капитан, хватаясь за рукоять длинного прямого меча. (Отличный клинок, подумал Конан, сглотнув слюну.) – Пять, вонючий краб? Выходит, я вру? – он выдержал многозначительную паузу и уже раскрыл рот, но Фарал спокойно прервал его.

– Конечно, врешь. Бери, как договорились, или не получишь ничего.

Капитан внезапно успокоился; вероятно, ярость его была напускной и имела целью нагнать страху на пассажира.

– Значит, так, – деловым тоном произнес он, – ты отказываешься платить. Теперь отдашь и кошелек, и прочее свое добро. Но я не злой человек, нет! Я обещал, что обедать ты будешь в лучшей харчевне Шандарата... Ну, поэтому три серебряных монеты можешь оставить себе: уплатишь пошлину у городских ворот, и еще хватит на жратву и вино.

Фарал, улыбнувшись, молча покачал головой, по-прежнему протягивая капитану на раскрытой ладони свое золото. На купца или богатого рыцаря этот парень не похож, отметил Конан, но деньги у него водятся. Может, помочь? Пожалуй, это принесет больше барыша, чем плавание с этаким выжигой... Он неодобрительно покосился на главаря пиратов.

– Вижу, рассчитываться ты не хочешь, – произнес тот с явным удовлетворением. – Ну, клянусь клыками Нергала, шандаратского винца ты сегодня не отведаешь... некуда будет лить винцо! – Он повернулся к своим людям и резко приказал: – Живо, парни! Раздеть, снять два ремня со спины от плеч до пяток, а потом – чик! – Ребром ладони капитан провел по горлу, и шайка его ринулась вперед.

Конан привстал на коленях, вытягивая из-за пояса саблю. Он не успел еще решить, стоит ли вмешиваться в драку и на чьей стороне, как Фарал уже сунул деньги обратно в кошель, отскочил на пару шагов и сбросил плащ. На спине у него были закреплены два клинка в простых ножнах из кожи (их-то рукояти и оттопыривали накидку), и вылетели эти клинки под свет благого Митры с потрясающей скоростью. Не просто вылетели: правый оказался в горле одного пирата, а левый – в животе другого.

Пораженный таким искусством, Конан вскочил на ноги. Теперь не существовало вопроса, драться или не драться; надо было поспеть вовремя. Капитанский меч казался юному киммерийцу очень соблазнительной добычей; он любил такие клинки, прямые, обоюдоострые и длинные.

С боевым воплем Конан выпрыгнул из-за валуна. Пока он мчался по песку к главарю пиратов, тот, в полном ошеломлении, переводил взор то на нового противника, то на замершего в странной боевой стойке Фарала, то на четверых своих людей, с окаменевшими лицами подступавших к пассажиру. Наконец он с проклятьями потащил из ножен меч.

Пират был посредственным фехтовальщиком, Конан понял это сразу. К тому же этот мужчина, которому стукнуло лет сорок, оказался послабее юного варвара, да и дыхание у него не отличалось должной глубиной. Уступал он противнику и в подвижности, так что Конан, энергично размахивая саблей, отметил: на стенах Венариума с этим вилайетским головорезом разобрался бы любой солдат из Аквилонии, не говоря уж о киммерийских бойцах. Капитана, однако, спасал меч, превосходный клинок раза в полтора длиннее сабли, произведенной на свет стараниями Шеймиса.

Тем не менее, Конан теснил пирата к воде и, прислушиваясь к звону стали за спиной, выбирал момент для смертельного удара. Фарал, этот странник, прибывший на галере, был, конечно, очень ловок и умело провел первую атаку; однако на него наседали четыре бандита. Кроме того, Конан краем глаза заметил, что от судна отвалила вторая шлюпка и быстро пошла к берегу. Это становилось уже серьезным!

Он шагнул к противнику и впервые нанес удар в полную силу. По задумке, гарда и нижняя часть лезвия должны были отбросить меч, а кончик острия войти между пятым и шестым ребром в бок пирата; получилось же нечто совсем иное. Жалобно звякнув, сабля обломилась у самой рукояти, и Конан оказался безоружным – если не считать сточенного ножа. Мало того: капитанский клинок упирался ему прямо под левую ключицу.

Его спасло лишь изумление, отразившееся на лице пирата; тот, видимо, впервые рассмотрел, с кем ввязался в схватку.

– Сопляк, чтоб мне не видеть света Митры! Молокосос, нищий ублюдок! Губы его скривились в презрительной усмешке, и Конан понял, что молодость лет его не спасет; ждать пощады не стоило. – Ну, сучий выкормыш, сейчас посмотрим, какого цвета у тебя кровь! У такого юнца, я думаю, она будет розовой, как у месячного поросенка.

Конан не любил, когда ему напоминали о возрасте. Похоже, эти южане судили о воинах только по лицу и отсутствию бороды, тогда как в Киммерии он считался мужчиной – с того самого дня, как взял на меч первого врага. А под Венариумом он перерезал не одну глотку! Но времени для обид не оставалось, ибо превосходный клинок капитана вот-вот должен был выйти у него из спины. Скрипнув зубами, Конан хлопнул ладонью по своей сумке.

– Ты, недоносок! Твоя сабля сломалась! Сделай что-нибудь!

– Сейчас, хозяин! – раздался в ответ чуть слышный писк, и внезапно предводитель разбойников выпучил глаза и отбросил меч. Затем, схватившись за живот, он заметался по берегу, словно вспугнутый волчьей стаей гирканский заяц, и вдруг ринулся прямо в воду, навстречу второй шлюпке.

– Что ты с ним сделал? – поинтересовался Конан, наклонившись, чтобы поднять вожделенный меч.

Из сумки донесся печальный вздох.

– Я хотел испепелить его на месте, мой господин, но, кажется, переоценил свои силы... Боюсь, у него только легкое расстройство желудка... Так что лучше начинай работать ногами, хозяин! Лихие люди, повторяю тебе!

– Бегать я не привык, – буркнул Конан и повернулся к остальным противникам, удивляясь наступившей за спиной тишине.

Там все было кончено. Фарал неторопливо вытирал свои клинки, легкие, длинные, со странным выгибом у острия; перед ним на песке лежало шесть трупов.

Юный варвар торжественно поднял меч, почтив салютом столь славное деяние.

– Я Конан из Киммерии, – произнес он. – Не рано ли ты начал чистить оружие? Подходит еще одна лодка.

– Я Фарал из Аквилонии, – последовал ответ. – И оружие, киммериец, нам больше не понадобится.

Клинки бесшумно скользнули в ножны, затем Фарал выхватил что-то из-за пазухи и метнул в приближавшуюся лодку. Конану показалось, что в воздухе просвистело нечто смертоносное – не то метательный нож, не то диск с заточенным краем или шипастая стальная звездочка. Эта штука впилась в левый борт рядом с гребцом, вызвав его испуганный возглас.

– Эй, капитан, у меня еще много таких, – громко произнес Фарал, – и все они будут сидеть в черепах твоих людей, если ты не повернешь обратно. Понял?

– Понял, – мрачно донеслось с лодки, куда уже успел вскарабкаться пиратский вожак.

– А раз понял, так поворачивай! И спасибо, что ты подарил мне пять золотых.

Теперь с лодки полетела брань. Фарал отвесил насмешливый поклон.

– Еще раз благодарю! Пусть и с тобой тоже пребудет милость Митры! Не обращая больше внимания на море, странник поднял свой плащ и лежащую под ним котомку, затем, взглянув на Конана, усмехнулся. – Ну, вот и все, дружище! Хорошо, что ты мне помог... Не окажешь ли теперь еще одно благодеяние – не проводишь ли в город?

Улыбка у него была хорошая, открытая, и Конан понял, что странник довольно молод; вряд ли ему стукнуло больше тридцати. Он выглядел крепким мужчиной, светловолосым и статным, типичным аквилонцем, но Конан, с полгода назад выпустивший в Венариуме немало аквилонской крови, не испытывал к нему никакой враждебности. Скорее, наоборот; солдаты и рыцари Аквилонии были славными бойцами и справиться с ними оказалось нелегко. Достойные люди!

И юноша, улыбнувшись в ответ Фаралу, произнес:

– Провожу. Хоть я и не из местных, но путь туда знаю неплохо. Вот только...

Он замялся, с тоской пощупав свой живот, в котором с утра не было ничего, кроме сухой краюшки. После боя есть хотелось особенно сильно, а в лодке пиратов – в той, первой, что доставила на берег Фарала – могло найтись что-нибудь съедобное.

Странник, видно, понял его и развязал котомку.

– Не разделишь ли со мной завтрак? – Он сунул Конану основательный шмат сала на половинке хлебного каравая. – Но давай поедим по дороге, киммериец. Я тороплюсь, а главный мошенник с этой посудины, – Фарал бросил взгляд на галеру, – меня обманул. Теперь придется идти в Шандарат пешком.

– Тут недалеко, – Конан жадно вцепился в еду и, прожевав первый кусок, махнул рукой. – Пойдем!

Они зашагали к скалам, за которыми находилась северная дорога в Шандарат, называемая также Гирканской. Шла она по невысокому плоскогорью, постепенно спускавшемуся к городским окраинам; слева открывался вид на зеленовато-голубые дали моря Вилайет, справа и сзади тянулась пустынная степь, над которой высоко в небе парили коршуны. Преодолев подъем, путники выбрались к тракту и, повернув на юг, ускорили шаги – оба рослые, длинноногие, быстрые. Конан, несмотря на юные свои годы, был повыше и помощнее аквилонца, но тот удивлял какой-то гибкостью, мягкостью и стремительностью движений; казалось, тело его лишено костей. Разумеется, это было не так; чтобы прикончить шестерых отчаянных головорезов, требовались и умение, и могучие мышцы, что наверняка крепились к не менее мощным костям.

Сильные мышцы и крепкие кости, однако, не могли удивить юного киммерийца. Этакого добра хватало и на его родине, и в северных землях Ванахейме и Асгарде, да и в южных тоже, в той же Аквилонии, к примеру, или в Немедии! Тут повсюду жили люди со светлой кожей, с рыжими, золотистыми или черными волосами, воинственные и гордые, любившие поиграть мечом, метнуть копье или выпустить в ближнего стрелу из арбалета. Хорошие стрелки, равно как и копейщики, ценились высоко; выше же всех – мастера фехтования, владевшие мечом и кинжалом с такой виртуозностью, что оружие казалось продолжением их рук. Фарал, судя по всему, был из настоящих мастеров.

У такого не худо бы и поучиться, размышлял Конан, шагая рядом с аквилонцем по плотному песку и жадно расправляясь с остатками хлеба и сала. Спутник его, напротив, ел неторопливо и каждый кусок жевал чуть ли не в пять раз дольше; поэтому, когда юный варвар решил продолжить разговор, они оказались уже в доброй тысяче шагов от места стычки.

– Ловко ты разделался с этими недоумками! Вроде бы они тебя и царапнуть не успели?

– Не успели, – подтвердил Фарал.

– Хмм... – протянул Конан. Его очень хотелось расспросить странника, кто он и каким делом занят, почему торопится в Шандарат и где научился так мастерски владеть оружием. Все эти вопросы – и дюжина других – вертелись у Конана в голове, не срываясь, однако, с языка. По его понятиям мужчине не полагалось проявлять любопытство – разве что в самой минимальной степени и весьма завуалированном виде. Он покосился на сумку, висевшую на поясе. Может быть, Шеймис, прятавшийся в ней, сумеет проникнуть в мысли этого аквилонца?

Вдруг ладонь Фарала коснулась его плеча.

– Мне кажется, у тебя кое-какие трудности, киммериец?

– Никаких, – прищурившись, Конан следил за уходившей на восток, в открытое море, галерой. На ней было пять или шесть десятков пиратов, но их главарь даже не попытался высадить на берег большой отряд и отомстить за смерть своих людей. Видно, догадывался, что голова Фарала будет стоить ему половины экипажа.

Тут Конан перевел взгляд на своего попутчика и повторил:

– Никаких! Я пришел сюда из Гипербореи, после изрядной драки, в которой нас здорово потрепали... пришел через горы и степь... Сам понимаешь, после этого ни холод, ни голод, ни стычка с парой-другой ублюдков особо не испугают. А теперь, – он с довольной усмешкой похлопал себя по бедру, – теперь у меня есть меч! Отличный меч!

Фарал покивал головой, словно бы соглашаясь, но глаза его буравили сумку на поясе Конана – ту, где затаился дух сумерек.

– И все же мне кажется, что у тебя намечаются трудности, – странник вздохнул и отвел взгляд. – Ну да ладно: захочешь – скажешь... Значит, ты ходил в набег на гиперборейцев? – решил он переменить тему.

– Да.

– И куда направляешься сейчас?

– Еще не знаю. Может, вернусь домой или пойду на юг. Хочу попасть в Замору. – План завербоваться к пиратам провалился, и идея насчет воровского братства Аренджуна вновь овладела Конаном.

– Что ты хочешь делать в Заморе? – поинтересовался Фарал. Кажется, ему и в голову не приходило, что мужчине неприлично так любопытствовать, но Конан почему-то на него не обижался. Он пожал плечами.

– А что можно делать в Заморе? Поброжу, посмотрю, поучусь....

– Ничему хорошему там не научишься. – Становилось жарко, и странник, не останавливаясь, стянул плащ, свернул его и перебросил через плечо. Да, ничему хорошему там не научишься, особенно в Аренджуне и Шадизаре, повторил он.

Конан придерживался иного мнения, но спорить не стал; коли начался разговор про учение, у него было о чем спросить.

– Я – человек свободный, – заявил он. – Могу отправиться в Замору, а могу – в Бритунию, Немедию или Аквилонию... К примеру, если ты мне скажешь, где навострился так драться, я...

Фарал, прервав его, рассмеялся.

– Ты думаешь, я обучался в Аквилонии?

– А разве нет? Мне говорили, что там много славных воинов... рыцарей, как их называют. – Он не собирался информировать Фарала, что при штурме Венариума снял головы с пары этих воинов, а может, и с большего числа.

Аквилонец покачал головой, и его светлые, оттенка зрелой пшеницы волосы рассыпались по плечам.

– Все правильно, в Аквилонии много хороших воинов и много учителей фехтования, особенно в столице, в Тарантии... есть там и конные рыцари, и знаменитые стрелки из Боссома, чьи луки бьют на четыреста шагов... Только я, Конан, не солдат, не рыцарь и вообще не воин, и учиться мне довелось не в Аквилонии.

– Ты – не воин?! – юный киммериец был поражен. – Странно слышать такое от человека, уложившего недавно шестерых! Ну, если не воин, так кто же?

Попутчик задал ему уже немало вопросов, и Конан полагал, что наступила его очередь. Фарал, казалось, не имел возражений и, улыбнувшись, признался:

– Я не воин, друг мой; я – боец.

– А разве есть разница?

– Конечно! Подумай сам: воин воюет, и он – рыцарь ли, простой солдат – обязан подчиняться командирам. Обязан, понимаешь? А это значит, что ему приходится не только защищаться, но и нападать, атаковать, рубить и колоть кого прикажут, ибо это обычное дело на войне.

– А боец?

– Боец, само собой, бьется. Может воевать, а может заниматься совсем другим делом... скажем, наняться в охранники или показывать свое искусство народу на базарной площади. В отличие от воина, боец свободен, Конан... во всяком случае, так я понимаю эту разницу.

Киммериец хмыкнул.

– На базарных площадях много не заработаешь, – заявил он. – Война другое дело, хотя стать солдатом и подчиняться приказам я бы не хотел... Можно найти занятие и подоходнее – как у тех парней, что привезли тебя сюда.

– Ты разумеешь – разбой? – спросил Фарал и, дождавшись кивка киммерийца, вымолвил: – Грязный промысел!

– Это смотря у кого грабить, – не согласился Конан. – Если у путников вроде тебя, то грязный, но можно ведь и к владыке Ашарату в сокровищницу наведаться. Думаю, он-то не бедняк!

– Не бедняк, разумеется. Но видишь ли, дружище, мой Учитель, – Фарал произнес это слово так, что стало ясно: речь идет об очень уважаемом человеке, – мой Учитель запретил мне разбойничать. И мне нельзя ни на кого нападать, только защищаться...

– Да ну? – синие глаза Конана распахнулись. – Защищаешься ты здорово! – он махнул рукой назад, где на морском берегу остались шесть трупов. – А если б напал, так перерезал бы всю банду на галере, а?

– Возможно. Только я никогда этого не сделаю. Я дал слово Учителю...

– Удивительное дело! – Киммериец покачал головой. – Этот твой Учитель, видать, знатный мечник, а запрещает драться?

– Нет. Запрещает нападать первым – такое уж у него условие, иначе не учит. Можно обороняться самому и защищать других, если они нуждаются в помощи.

– Защищать других? – Конан в раздумье наморщил лоб, потом лицо его прояснело. – А, понял! Твой Учитель готовит телохранителей! И продал тебя какому-нибудь богачу в Шандарате! Может, самому владыке?

– Твои догадки близки к истине, – ухмыльнулся Фарал. – Правда, Учитель меня не продавал, потому что я не виделся с ним уже лет шесть или семь... Но меня послали – правда, не к Ашарату, местному повелителю, а к другому человеку. – Тут улыбка сбежала с губ странника, и лицо его омрачилось. Немного помолчав, он добавил: – В этом городе, понимаешь ли, непорядок...

О шандаратских непорядках Конан слышал довольно много, все на той же свалке к северо-западу от городских стен. Они его не тревожили – если не считать платы, что взималась с путников у ворот Шандарата. Говорят, раньше с пеших не брали ничего, с конных – мелкую серебряную монету, с купцов же и торговцев – тридцатую часть товара. Но времена, увы, меняются, и теперь даже пешие платили за вход серебром, а оборванцев и нищих в город вообще не пускали. Для самых подозрительных имелось другое место – на Обглоданном острове, что лежал в половине дня пути от городской гавани. О нем на свалке ходили жуткие истории.

Дорога тем временем вильнула к востоку, огибая шандаратские предместья, потом опять потянулась на юг. Теперь слева и справа можно было заметить стоявшие в некотором отдалении лачуги и дома поприличней, но тоже не слишком богатые. Конан пояснил спутнику, что восточнее, на самом морском берегу, располагаются верфи, а за ними, ближе к тракту, которым они сейчас шли, поселок местных корабелов. Он был довольно велик, и обитал в нем рабочий люд самого разного пошиба: сразу у верфей селились подрядчики и мастера побогаче, за ними – плотники и столяры, кузнецы и резчики по дереву, а уж дальше – плетельщики канатов, подмастерья да грузчики. Их хижины тянулись и за дорогу, до самой свалки, куда веками вывозили из Шандарата отбросы и всякий ненужный хлам, так что расстояние от врат верфи четко определяло статус каждого обитателя поселка. Те, что жили в западной его части, промышляли уже на свалке, а не трудились на верфях.

Путники миновали отходивший вправо Окружной тракт, потом еще несколько перекрестков, где ответвлялись тропинки к верфям. Хотя полдень давно миновал, но до вечера было далеко – самый разгар рабочего дня; по этой причине Гирканская дорога, по которой они шли, выглядела почти безлюдной. Она редко использовалась купцами, ибо торговля с Северной Гирканией, землей заснеженной и скудной, больших богатств не сулила; даже дерево на верфи везли с запада, со склонов Кезанкийских гор. Дорогу, однако, поддерживали в приличном виде, поскольку она имела важное военное назначение – раз в два-три года владыке Ашарату приходилось спешно перебрасывать войска в степь, отбивая очередной набег гирканских орд.

Наконец, убив время за неспешной беседой, путники добрались до северных городских ворот, и Фарал, словно так и полагалось, бросил стражам две серебряные монеты – входную пошлину за себя и за Конана. Они прошли под высокой каменной аркой, попав сразу на базарную площадь – однако, не самую большую; в Шандарате, городе обширном и многолюдном, базаров и торговых рядов было несколько.

– Пора бы нам и пообедать, – заметил Фарал. – Наверно, ты знаешь тут какую-нибудь харчевню поприличнее?

Киммериец только развел руками.

– В поселке корабелов я бывал, и у верфей, и на свалке, но в городе первый раз.

– Ты, я вижу, не любопытен, – заметил странник.

– При чем здесь любопытство? У меня нечем было заплатить пошлину! проворчал Конан. – Да и одежда моя... – не закончив фразы, он только махнул рукой.

– У тебя же приличная туника... и сапоги...

– Э! Я обзавелся ими недавно. Прежде было одно рванье.

Фарал окинул юношу с ног до головы пристальным взглядом, особо задержавшись на сумке, и улыбнулся.

– Похоже, вчера к берегу пригнало еще один корабль, и ты содрал одежонку с какого-то бедняги-морехода.

– Вроде того, – проворчал Конан, подумав, что это утверждение недалеко от истины – ведь демона к нему и в самом деле принесло море.

Они пробирались вдоль длинных прилавков, заваленных рыбой; потом пошли ряды с овощами, с фруктами, с яйцами, творогом, медом и свежим хлебом. Тут же торговали лепешками, мясом, жареным на вертеле, острым рыбным варевом, приправленным луком и специями. Голова у Конана закружилась, в животе заурчало, но он держался рядом с аквилонцем, который, будучи человеком опытным, ориентировался на более мощные и устойчивые запахи. Протолкавшись сквозь шеренги покупателей и продавцов, Фарал повлек юного варвара вдоль улицы, что ограничивала базарную площадь с юга.

Тут находилось несколько заведений вполне пристойного вида, под вывесками, украшенными прихотливой вязью туранских букв – "Приют странника", "Свиная голова", "Башни Шандарата" и прочие в таком же духе, как сказал Фарал; сам Конан на туранском – как и на прочих языках – читать не умел. Из всех харчевен истекали упоительные ароматы, отовсюду доносились звуки музыки и лязг сковородок, везде слышалось громкое бульканье и стук глиняных кружек. Однако никого из этих кабачков не выбрасывали, никому не резали глоток, не звенели сталью: судя по всему, посетители развлекались мирно – едой, вином да игрой в кости.

– Сюда! – Фарал, подхватив Конана под локоть, направил его к ведущим вниз ступеням, над которыми висела бронзовая рыба. Лестница заканчивалась широким проемом, не меньше, чем в пять длин копья, занавешенным бамбуковыми палочками, нанизанными на веревки. Преодолев эту колеблющуюся и шуршащую преграду, путники очутились в обширном подвальчике, где помещалось десятка два столов, одни побольше, другие поменьше. К большим были приставлены лавки, к малым – тяжелые табуреты; справа на козлах лежали бочки, слева, на огромном очаге, что-то булькало в котлах и шипело на сковородках, распространяя вокруг соблазнительные запахи. Посетителей в харчевне оказалось немного: неторопливо насыщались шесть или семь мужчин, по виду – мелких торговцев; три солдата пили вино, лениво перебрасываясь фразами; компания парней за дальним столом играла в кости.

Завидев новых посетителей, хозяин, суетившийся у бочек, мгновенно подскочил к ним. Кланялся он исключительно Фаралу – видно, посчитал Конана мальчишкой-слугой старшего из путников.

– Что угодно господину? Обед, вино, комнату, девочку?

– Все, кроме девочки, – заявил аквилонец, принюхиваясь. – Подашь нам рыбную похлебку, мясо, тушенное с овощами, и вино получше... во-он на тот стол, в углу. Комнату я сниму дней на десять для своего друга, – Фарал положил руку на плечо киммерийца. – И я хочу, чтобы все это время он столовался у тебя. Ясно?

– Ясно, мой господин, – содержатель таверны отвел глаза. – Но друг твой молод, здоров и наверняка прожорлив...

– Этого хватит? – Фарал сунул хозяину пару золотых и направился к приглянувшемуся ему столику.

– О, мой господин!..

Хозяин метнулся к бочкам, громким криком призывая служанку и повара. Солдаты и обедавшие торговцы не обратили на этот вопль никакого внимания, но игроки, бросавшие кости, проводили двух путников профессионально-настороженными взглядами. Было их около десятка – крепких парней и молодых мужчин в неброских темных куртках с откинутыми на плечи капюшонами, с кинжалами у поясов. Ждут какого-нибудь простака, решил Конан, заметив, как стремительно мелькают кости над столом. Тут, несомненно, играли настоящие мастера.

Фарал опустился на табурет, бросив к стене свою котомку, плащ и мечи, вытянул под столом длинные ноги и негромко сказал Конану:

– Прости, что решаю за тебя, дружище. Разумеется, ты волен остаться тут или уйти... У меня же есть кое-какие спешные дела и, когда мы поедим, мне надо отправиться в другое место. Если хочешь, договоримся так: через десять дней, на восходе солнца, я буду ждать тебя у южных ворот.

– И что дальше? – спросил Конан.

– Можешь пойти со мной. Тот наставник, что меня обучал... ну, он, пожалуй, заинтересуется тобой. Он любит заниматься с молодыми. Что скажешь?

– Посмотрим, – пробормотал киммериец. Сейчас его внимание было приковано к подносу, который тащила служанка; вернее, одним глазом он косил на этот поднос с похлебкой и жарким, а другим пытался оценить емкость кувшина, с которым поспешал хозяин.

В следующие полчаса Конан молча ел и пил, размышляя над сделанным ему предложением. С одной стороны, поучиться у великого мастера клинка казалось довольно соблазнительным, с другой его не устраивали обеты, которые тот накладывал на своих учеников. Не нападать первым! Что за нелепица! Ожидающий удара долго не живет...

Правда, сидевший напротив Фарал служил живым опровержением этого правила. Он был жив – и не просто жив, а еще и наворачивал жаркое в три горла, то и дело прикладываясь к кружке. Наконец, отодвинув деревянное блюдо, аквилонец подмигнул Конану:

– Надеюсь, за десять дней ты тут отоспишься и отъешься. А чтобы не пришлось скупиться на мясо и вино, вот, возьми...

Положив на стол руку, он сосредоточился и на миг прикрыл глаза; когда Фарал поднял ладонь, под ней блеснула большая золотая монета с ястребиным профилем шандаратского владыки. Динарий! Настоящий полновесный динарий, который с почетом принимали во всех странах, от Асгарда до Стигии! Такие Конан до сих пор видел только издалека.

Раскрыв рот, он с изумлением наблюдал, как в пальцах Фарала сверкнула вторая монета, третья, четвертая... Казалось, они появляются прямо из воздуха!

– Магия! – прошептал Конан, когда аквилонец пододвинул к нему пять блестящих кружков.

– Магия, – согласился тот. – Но совсем простая.

– Ха, простая! – юный варвар судорожно сглотнул, подумав о перспективах, открывшихся перед ним, если б Шеймис мог повторить этот фокус. Он сграбастал монеты и поднял взгляд на Фарала: – Так ты не только боец, но еще и колдун?

– Ну, разве совсем немножко... – серые глаза странника смеялись. Видишь ли, бойцу тоже надо есть, и тогда его подкармливает такое вот чародейство.

– Ты сотворил это золото прямо из воздуха? – прошептал Конан, придвигаясь поближе к аквилонцу.

– Нет, – тот покачал головой, призадумался на мгновение и сообщил: Динарии доставлены прямо из сундука некоего Хеолота Дастры, местного ростовщика и менялы. Богатый человек, дружище! У него не убудет.

Юноша уставился на Фарала, с иронией скривив губы.

– Разбой – грязный промысел, а?

– Это смотря у кого и как грабить, – ухмыльнулся Фарал. – А также для чего.

– Но твой наставник...

– Учитель запрещает разбойничать и творить зло. Но ради благой цели его ученикам дозволяется взять там, где много, и переложить туда, где мало.

– Ради благой цели?

– Конечно! – В серых глазах Фарала мелькали искорки смеха. – Разве подкормить человека, прошедшего долгий путь из Гипербореи – не благая цель? К тому же, я твой должник... ты спас мне жизнь...

– Спас жизнь? Тебе? – Губы Конана растянулись чуть ли не до ушей.

– А разве нет? Капитан этих мерзавцев мог нанести мне удар в спину!

Киммериец сильно подозревал, что над ним посмеиваются, но явное дружелюбие Фарала не давало повода для ссоры. Кроме того, от сытной еды и вина Конана потянуло в сон; веки его отяжелели, приятная усталость сковала члены.

– Э, да ты никак дремлешь! – услышал он голос аквилонца. – Ну, запомни: встречаемся на десятый день у южных ворот.

Фарал окликнул служанку и распорядился доставить молодого господина наверх, в его комнату; потом странник, собрав свои вещи, торопливо покинул харчевню под бронзовой рыбой. Выглядел он человеком опытным и бывалым, а потому не вызвал особого интереса у компании игроков, метавших кости за длинным столом. Но юного Конана они проводили пристальными взглядами.

3. ВЛАСТИТЕЛЬ И МАГ

Шандарат, город богатый и сильный, стоял у моря на самой границе между Гирканией и империей Туран. По этой причине владыка его Ашарат, славный и блистательный повелитель из рода Ратридов, человек мудрый и искушенный в делах власти, до сих пор ухитрялся сохранять относительную независимость. До Аграпура, имперской столицы, было далеко; не всякое войско сумело бы пройти сквозь степи, пустыни и горы или добраться морем в шандаратские пределы. Да и зачем? Владыка Ашарат признавал себя вассалом великого императора Турана, не забывая подтверждать это каждый год почтительными посланиями и щедрой данью.

С Гирканией было сложнее. Раз в два или три года оттуда накатывались орды диких всадников, весьма многочисленных, но не имевших понятия ни о воинском строе, ни о доспехах, ни о том, как обращаться с длинной пикой или арбалетом. К счастью! Ибо шандаратские воеводы раз за разом били этих дикарей в меховых безрукавках и колпаках, вооруженных лишь луками да кривыми мечами весьма посредственного качества. Тем не менее, полки Ашарата терпели существенный урон, так как гирканцы были злы, неукротимы и числом раз в пять превышали отряды обороняющихся. Уже много лет владыку не оставляло опасение, что однажды северные степи выхлестнут такое воинство, с которым не справятся его полководцы, солдаты и наемные войска. Это стало бы концом для Шандарата; хотя сам город был надежно укреплен, но верфи, мастерские и обширные поля, лежавшие к югу от города, неминуемо оказались бы разграбленными.