Текст книги "Конан и дар Митры"

Автор книги: Майкл Мэнсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

Конан с Рагаром шли впереди; за ними, тяжело отдуваясь, поспешал кушит, и стремительной походкой двигалась Калла, иногда оскальзываясь на камнях. Киммериец повернул голову.

– Тебе не страшно, Хафра?

– Нет, Амра.

– А почему?

Темнокожий великан пожал плечами.

– В Черных Королевствах на границе с Кушем горы часто плюют пеплом и огнем... Я насмотрелся такого еще в те времена, когда не мог поднять отцовскую секиру. Я не боюсь! Земля немного потрясется, с гор сойдут огненные реки, потом застынут... Вот и все!

– Не все, – мрачно промолвила Калла. – Остров может расколоться и потонуть. Уйти на дно океана, понимаешь?

Хафра хмыкнул.

– Понимаю. Куш – на большой земле, большая сила нужна, чтобы ее расколоть. А здесь... Но я все равно не боюсь! – Огромной пятерней он взлохматил свои жесткие курчавые волосы, подняв облако пепла. – У нас корабль, навалимся на весла и уплывем!

Они продолжали подниматься – четыре крохотные фигурки на склоне исполинского каменного конуса. Доносившиеся сверху рев и рычанье сделались громче; темная завеса, маячившая перед глазами, вдруг озарилась багровым видно, раскаленная лава уже подступила к самым краям кратера. Воздух, насыщенный сернистыми испарениями, обжигал горло и легкие при каждом вздохе; Калла вдруг мучительно раскашлялась и замедлила шаг.

– Иди на корабль! – крикнул Конан, бросив на нее сердитый взгляд.

– Нет!

– Уходи! Задохнешься!

– Нет! Нет!

Выпрямившись, девушка ухватила Хафру за ремень перевязи; лицо ее было бледным, но в глазах по-прежнему горел упрямый огонек, а пальцы стискивали рукоять меча. Похоже, она решила сопровождать Рагара до самой вершины и там схватиться с огненными демонами... Только туда ей не дойти, подумал Конан, втягивая едкий воздух. Никому не дойти, и Рагару тоже! Он поднял глаза вверх: солнечные лучи уже не могли пробиться сквозь черную мрачную тучу, застилавшую небеса. Итак, демоны Кардала скрыли от глаз Митры его слугу, идущего в бой; чем же Владыка Света сумеет ему помочь? Разве что заупокойной молитвой...

Рагар внезапно остановился и вытянул руку.

– Все! Тут мы расстанемся, капитан. Дальше я пойду один.

– Ты не заблудишься в этой тьме? – Конан покрутил головой, разглядывая склон, похожий на Серые Равнины царства мертвых. – Ничего не видать! Один Нергал знает, где тут вершина, где огненные демоны и где твои дубы!

– Я их чувствую, – Рагар коснулся пальцами виска. – Они готовы к сражению... ждут, чтобы слить свою Силу с той, которой наделил меня Митра, Податель Жизни.

– Пусть не оставит он тебя своей милостью! – киммериец сделал знак, и Хафра, сунув им чаши, начал поспешно разливать вино.

– За победу! – провозгласил Рагар, и голос его, сильный и звучный, далеко разнесся над засыпанным пеплом склоном.

– За победу! – клич Конана походил на рычанье льва.

– За победу! – от рева Хафры дрогнул воздух.

– За победу, – отчетливо произнесла Калла, не сводя глаз с посуровевшего лица аргосца.

Они выпили вино, смешанное с пеплом – словно причастились к плоти огненных демонов, трубивших наверху боевой вызов; затем Рагар, отстегнув мечи, сунул их в руки Конана.

– Эй, а это зачем?

– Сохрани их для меня. Там, – аргосец махнул в сторону вершины, – мне не понадобится сталь. Вернусь – отдашь... а не вернусь, считай эти клинки платой за место на корабле.

– Кром! Я не возьму с тебя платы! – Конан насупил брови.

– Тогда пусть они будут даром, капитан. И знай, это не простое оружие. Если я не вернусь, тебе придется...

Внезапно Калла, придвинувшись ближе к Рагару, робким жестом коснулась его груди.

– А ты можешь и не вернуться?

– Могу. Но стоит ли сейчас думать об этом?

Он кивнул; потом, отступив на пару шагов, поднял взгляд на лицо Конана.

– Помнишь дорогу к Учителю?

– Помню.

– Если свидишься с ним, передай поклон от аргосца Рагара по прозвищу Утес.

– Если свижусь, передам.

Три человека в молчании глядели, как четвертый уходит вверх по склону, исчезая в серой круговерти, погружаясь в пепельную метель. Шаг Рагара был тверд, но спина, без привычных длинных клинков, казалась голой и беззащитной; серые хлопья ложились на его плечи и голову, тонкими струйками стекали вниз. "Да поможет тебе Митра", – неслышно произнес Конан. Он не взывал к грозному Крому – тому были безразличны дела людей; тем более, увидевших свет не в суровой Киммерии, а в солнечном Аргосе.

– Все! Идем к кораблю! – повернувшись, Конан начал спускаться. Мечи аргосца он пристроил на плече; свисавшие с ножен перевязи мерно стучали в спину. Он впервые держал в руках это оружие, и оно показалось ему почти невесомым – легче, чем привычный тяжелый клинок или киммерийская секира.

Доносившееся сверху рычанье сделалось громче: видно, огненные демоны Кардала собирались вот-вот вырваться из кратера. Внезапно раздался долгий протяжный гул, земля вздрогнула, и в пяти шагах от киммерийца рухнул камень величиной с кулак. Он оглянулся; в сгущавшейся тьме фигуры кушита и девушки маячили позади слабыми тенями.

– Эй, Хафра! Начинается камнепад! Брось бурдюк и чаши, помоги Калле!

– Я сама! – В ее хриплом голосе звучала прежняя неукротимость. Сама!

– Сама так сама, – проворчал Конан. – Давай бегом к берегу, пока нас не пришибло камнями!

Он бросился вниз, каждое мгновение ожидая тупого удара по голове, плечам или ребрам, но камни падали еще не очень густо. Впрочем, у самой вершины мог идти настоящий каменный град, а это значило, что Рагар уже мертв. Едва Конан подумал об аргосце и его предполагаемой гибели, как вверху снова громыхнуло, и камнепад прекратился. Пепел, однако, падал по-прежнему, и в двух шагах не было видно ни зги.

Теперь, сквозь давивший сверху рев, он разобрал звонкие удары корабельного била. Видно, Сандара сообразил, что надо помочь возвращавшимся отыскать дорогу! Звуки колокола раздавались где-то совсем близко, и киммериец, довольно кивнув, обернулся и крикнул:

– Эй! Слышите?

– Да, хозяин! – долетел ответ Хафры.

– А-а-а! – несомненно, то был голос Каллы.

Конан замедлил шаги. Тут, у самого берега, дышалось полегче, чем наверху; ему даже почудилось, что с моря потянуло свежим бризом. Возможно, и в самом деле поднимался ветерок, относивший пепел в глубь суши – теперь он падал не так густо, но светлее от этого не становилось. Наступил вечер.

Впереди замелькали факелы, послышались возбужденные голоса, и вскоре Конан уже стоял у трапа, переброшенного на берег. Его ждал Сандара с четырьмя моряками; остальные толпились на палубе. Одни, вытягивая шеи, внимали отдаленному реву огненных демонов; другие пытались смыть пепел с разгоряченных потных тел; третьи, самые стойкие, собрались у бочонка с вином и огромных мисок с солониной и сухарями. Бросив на них одобрительный взгляд, Конан пробормотал:

– Чем сильнее пес, тем больше он ест... – Затем киммериец хлопнул Сандару по спине и ухмыльнулся. – Ну, как дела, косоглазый? Похоже, у вас все в порядке?

– Можно сказать и так, господин мой Амра. Но чем быстрее мы выйдем в море, тем лучше. Как бы этот островок не...

Кормчего прервал Хафра, внезапно вынырнувший из темноты. Лицо кушита казалось растерянным; размазывая пепел по щекам ладонью, он кривил толстые губы, словно пытаясь сдержать дрожь, сотрясавшую его огромное тело. Конан с удивлением уставился на него.

– Эй, парень! Что с тобой? Напугался огненных демонов? Ты же хвастал, что не боишься ничего?

– Кроме тебя, хозяин, – пробормотал кушит, пряча глаза. – Как бы ты не содрал шкуру с бедного Хафры...

– Что случилось? – протянув руку, Конан ухватил чернокожего за ворот. – Ну, говори!

– Твоя женщина, господин... Ты велел за ней приглядывать... Я... я ее потерял...

– Где?

– Неподалеку... где-то у берега... – забормотал Хафра. – Была рядом со мной, и вдруг исчезла... словно ее Нергал проглотил... Я только отвернулся, а ее уже нет... в двух шагах ничего не видно...

– Хмм... Странно... – отпустив кушита, Конан покачал головой. Только глухой не услышит звон корабельного колокола, да и факелы можно разглядеть... Кром! Эта женщина сведет меня с ума! Куда она делась?

– Может, ее и в самом деле Нергал проглотил? – произнес Сандара, опасливо таращась в темноту. – Или огненный демон?

– Слишком она тощая, эта Калла, – киммериец в раздумье поскреб в голове. – Демон скорее выбрал бы Хафру... в нем мяса втрое больше...

– Так что будем делать?

– Пошли людей с факелами на поиски – только пусть не отходят от берега и долго не ищут. Думаю, Хафра не виноват... эта стигийская ящерица сама решилась удрать...

– Но почему?

Конан пожал плечами.

– Женщина! – Он выговорил это с изрядной долей недоумения, а затем, оглядев свой засыпанный пеплом корабль, распорядился: – Останемся здесь! Будем ждать Рагара; возможно, он вернется ночью.

– А если не вернется? Если остров треснет и начнет тонуть? – Сандара был полон сомнений.

– Кардал велик и быстро не развалится, так что мы успеем отплыть, утешил Конан своего кормчего. – Пошли людей на гребную палубу. Пусть дремлют там, пьют или играют в кости, но будут готовы навалиться на весла с первым же ударом барабана! Я пойду к себе, посплю... разбудишь, если случится что интересное...

Он направился в свою каюту, недовольно хмурясь и покачивая головой. Великий Кром! Куда же исчезла эта стигийка? Свалилась в море, поскользнувшись на камнях? Или, удрав от Хафры, отправилась к вершине вслед за Рагаром? Прямо в пасть огненным демонам? Зачем? Кто знает... Даже боги не распутают клубка женских капризов... разве лишь одна Иштар...

Не раздеваясь, Конан повалился на ложе и закрыл глаза.

Цепкие руки Сандары трясли его, теребили за плечи.

– Амра, Амра! Проснись! Взгляни, что творится!

Оттолкнув кормчего, Конан сел, потер ладонями лицо, приходя в себя, ощупал железный обруч на голове. Воздух в каюте был душным, жарким; в распахнутое окно били горячие порывы ветра. Вытянув руку, он нашарил в ларе кувшин с вином, вытащил зубами пробку, сделал несколько больших глотков; потом протянул сосуд Сандаре.

– Возьми-ка, освежись... да успокойся! Каллу нашли?

В ответ послышалось громкое бульканье – кормчий следовал его совету. Наконец он оторвался от горлышка, вытер губы и отрицательно покачал головой.

– Нет. Пропала! Да и что тут сыщешь, в этакой-то тьме?

– Тогда зачем ты меня разбудил, косоглазый краб?

Сандара громко перевел дух.

– Поднимись наверх, мой господин, взгляни на гору! Двадцать лет плаваю по морям, много чудес повидал, но такое... То ли драка там идет, то ли колдовство творится... Похоже, Нергал со всем своим воинством сейчас вырвется из-под земли, и остров взлетит к небесам! Говорю тебе, лучше весла на воду, парус на рею – и отчалить от этих проклятых берегов!

Но Конан уже не слушал его бормотанье; еще раз приложившись к кувшину, он торопливо направился на палубу. Берег и подножье горы скрывал непроницаемый мрак, но два десятка факелов освещали судно и людей, сгрудившихся у борта; тут были почти все, а значит, приказ держать гребцов у весел оставался невыполненным. Громко выругавшись, киммериец отпустил пару затрещин – тем, кому повезло попасться под горячую руку.

– Эй, Керда, Фрибат, Синдул, Гараста! Вы, ленивые псы! Вниз, к веслам! И ждать команды! Я скажу, что вам делать – когда грести во всю мочь, а когда вылезать наверх!

Люди, страшась его гнева, ринулись к люку, что вел на гребную палубу; теперь у борта остались только марсовые и рулевые. Довольно хмыкнув, Конан направился к мачте, легко вскинул свое огромное тело на нижний рей и, выпрямившись, устремил взгляд вверх.

Да, тут было на что посмотреть! Хотя берег и море тонули в непроглядной тьме, вершина огромного вулкана была ясно видимой, ибо вокруг нее колыхалось голубоватое зарево. На фоне этой завесы, похожей на одноцветное северное сияние, вырисовывался мрачный иззубренный конус; трещины в нем светились багровым, и эти зловещие отблески, смешиваясь с нижней частью голубой завесы, придавали ей странные фиолетовые и серые оттенки. Эта игра красок происходила в полной тишине; казалось, красное и багровое стремятся вырваться наружу, выстрелить из жерла вверх, словно из гигантской катапульты, а голубой полог противодействует им, вжимает обратно в недра земли. Со стороны это действительно напоминало битву некое магическое сражение, в котором свет боролся со светом.

К удивлению Конана, темная туча пепла рассеялась, небо было чистым, и яркие звезды горели в нем точно глаза бесчисленных божеств, собравшихся полюбоваться поединком. Хотя серая метель прекратилась, в воздухе, однако, ощущалось какое-то напряжение; он был плотным, словно бы сгустившимся, и порывы жаркого ветра, налетавшего с моря, не освежали кожи. Глубоко вздохнув, Конан почувствовал слабый сернистый запах. Вероятно, если бы не морской бриз, отгонявший ядовитые пары в глубь суши, запах был бы сильнее.

– Амра, господин мой! – кормчий, стоявший внизу, у мачты, дотянулся до колена Конана. – Ты видишь это... это голубое... этот туман, что висит над вершиной?

– Я не слепой, – буркнул киммериец.

– Как ты думаешь, что там творится? Красным светит раскаленный камень... такое я видел и прежде... когда подземные духи гневаются, со склонов гор текут огненные реки. Но вот эта голубая штука... и небо... Сандара вытянул шею, всматриваясь вверх. – Небо, ты погляди! Чистое, звездное! А должно быть все в тучах! И ни пепел не падает, ни камни! Как такое возможно? Я говорил с Хафрой и другими... с теми, кому тоже доводилось видеть огненных демонов... они не понимают...

– Чего не понимают? – Конан плотнее прижался к мачте, обхватив ее рукой. – Этот голубой туман словно крышка над котлом... Горячее варево рвется наружу, а крышка не пускает!

– Думаешь, Рагар? – спросил кормчий, помолчав.

– А кто же еще? Клянусь Кромом, вряд ли у этого котла колдует наша Калла!

Внезапно над горой прокатился грохот, словно подземные духи огня разом ударили в свои чудовищные барабаны. Багровое свечение у краев вулканического жерла стало ярче, налилось алым; потом в самой глубокой из расселин – той, что минувшим утром показывал Рагар – возникло пламенеющее щупальце. Медленно, будто бы в нерешительности, оно направилось вниз по склону, вытягиваясь змеей; вслед за ним в других трещинах меж зубцами кратера начали высовывать безглазые головы десятки красных червей.

Пираты, рулевые и марсовая команда возбужденно загалдели. В их возгласах звучал страх; пожалуй, только Хафра да кормчий Сандара, мертвой хваткой вцепившийся в колено капитана, хранили угрюмое молчание.

– Драконы! Огненные драконы!

– Сейчас поползут вниз, к кораблю!

– Митра, спаси и защити!

– К демонам Митру! Надо отваливать, да поскорее!

– Амра! Где Амра?

И снова:

– Капитан! Амра!

Конан спрыгнул вниз, затем в четыре огромных скачка взлетел на кормовую надстройку, где у трапа пылали два факела.

– Молчать, трусливые псы! Кто собрался отвалить, того не держу! Клянусь Кромом, дорога свободна – с борта прямо в воду! – Сейчас его гулкий голос перекрывал яростное рычанье вулкана. – Я остаюсь здесь, и прирежу каждого, кто коснется паруса или весла!

Крики смолкли; люди поглядывали то на вершину горы, то на грозное лицо своего капитана, точно взвешивая, откуда можно ждать больших неприятностей. Конан презрительно сплюнул, отвернулся и шагнул к бортовому ограждению; надстройка поднималась выше прибрежной скалы и отсюда все было видно так же хорошо, как с рея.

Он твердо решил досмотреть представление до конца. Если потоки лавы и в самом деле начнут угрожать "Стреле" или гора расколется напополам, тогда можно и выйти в море... Только тогда, не раньше! Должен же он увидеть, на что способен этот аргосец... правда ли то, о чем толковал этот странный человек... Подняв взор к вершине, Конан отметил, что алых языков стало больше и движутся они быстрее; самый длинный уже прошел четверть склона и теперь чуть загибался вправо, в сторону кардальских долин и прибрежного городка. Пожалуй, решил киммериец, самое время Рагару воззвать к Пресветлому – не то огненная река испепелит и слугу Митры, и дубы, на помощь которых тот рассчитывал.

Замерев в жарком и душном полумраке, киммериец уставился вверх, на голубое марево, что колыхалось над кровавой раной жерла. От вершины его отделял океан тьмы, скрывавшей и море, и ближний берег, и подножие вулкана; где-то там, невидимый и неощутимый, затаился Рагар, где-то там бродила Калла... Или уже лежала в горячем пепле, мертвая, как высушенные серой метелью травы?

Конан стиснул кулаки, мышцы его напряглись, ноздри раздулись, втягивая воздух с мерзким привкусом серы. Кровь вечного воителя бурлила в нем; сейчас ему хотелось бы очутиться не здесь, на палубе своего корабля, а в горах, рядом с Рагаром, с мечом в руке. Он машинально ощупал обруч, слабо давивший на виски. Дайома говорила, что сей талисман способен защитить от злого колдовства... Может быть, и от гнева огненных демонов тоже? Может, ему стоило пойти с Рагаром?

Нет, подумал киммериец, стиснув зубы. Даже если б железное кольцо на голове спасло его от палящего жара и сернистых испарений, чем и как он сразился бы с демонами? Ни меч, ни секира, ни копье для такого дела явно не подходили, а метать молнии, подобно аргосцу, он не умел...

Молнии!

Едва он подумал о них, как с середины склона, тонувшего в кромешной тьме, ударили яркие синие сполохи. Они летели непрерывным потоком, широким расходящимся пучком, словно стрелы, выпущенные разом сотней лучников, и каждая поразила цель. Алые щупальца, что со зловещей неумолимостью тянулись от жерла вулкана вниз, к домам, рощам и городку, внезапно вскипели; Конан видел, как огненные фонтаны поднялись там, куда ударили призрачные синеватые копья молний. Они взметнулись к небу и опали багряным дождем – побуревшие, бессильные, меркнущие... Молнии, летящие из темноты, продолжали хлестать огненных змей, пронзая их пылающие тела; столбы пламени, целые светящиеся колонны поднялись вверх, дотянувшись до голубой завесы, и киммерийцу померещилось, что она словно высасывает жаркую кровь чудищ: они тускнели, замирали, расплывались, не в силах продолжить путь.

Загрохотало. И, повинуясь раскатам чудовищных барабанов, над кратером поднялась новая огненная волна, выплеснула на склон несокрушимым грозным валом и покатилась вниз, сотрясая воздух. Это был уже не поток, не река: жаркое и бездонное озеро изливалось наружу, и его, казалось, не мог остановить никто. Огнедышащая гора вздрогнула; с громоподобным шумом рухнули обрамлявшие кратер утесы, и над ними встала вторая багровая стена, а за ней – третья, четвертая... Не озеро, пламенный океан с ревом струился на равнины Кардала!

Но молнии продолжали сверкать, беззвучные и сокрушительные, превозмогая натиск огненного воинства. Они словно бы слились в сине-фиолетовое зарево, в огромный сверкающий веер, сотканный из тысяч и тысяч стрел; и Конан наконец догадался, где был его центр. Там, в дубовой роще на середине склона, против самой глубокой трещины, рассекавшей кратер! В том месте, что выбрал Рагар! И где он теперь держит оборону!

Значит, аргосец не погиб? Он жив и сражается? Конан уже не сомневался в этом и знал, что взирает на настоящую битву, божественный поединок, в котором человек, деревья и демоны, молнии и раскаленная лава, серая пепельная метель и голубая завеса, ярко сиявшая в ночных небесах, были лишь орудиями сошедшихся в схватке богов. Их доспехом и щитом, мечом и разящим копьем!

Задрав голову, киммериец вгляделся в зарево над багровой пастью вулкана, и на миг ему почудилось, что в сверкающем тумане проступают контуры гигантского лица – выпуклый лоб, подобный материковой тверди, глаза-пропасти, сурово сжатые губы, бескрайние равнины щек... Видение мелькнуло и исчезло, оставив томительное ощущение неопределенности, и Конан почувствовал, как, несмотря на жаркие порывы ветра, его окатила волна холодной дрожи. Действительно ли он узрел лик божества? Великого Митры, Владыки Света, Подателя Жизни? Могущественного бога, взиравшего с небес на битву, что вел его слуга?

Тянулось время; беззвучно сверкали молнии, грохочущие раскаты дьявольских барабанов вздымали огненные валы, что с ревом выплескивались на склон, катились вниз и замирали, выбрасывая к звездным небесам фонтаны жаркой крови. Вулкан рычал и выл на тысячу голосов, но киммериец, полуоглохший, со слезящимися глазами, стал замечать, что атаки пламенных ратей слабеют. Видно, Рагар побеждал; грозная Сила Митры превозмогала мощь подземных богов, что бесновались в недрах огромного вулкана. Они еще ревели, выхлестывали волны кипящей лавы, с шумом рушили скалы, сотрясая многострадальный Кардал; но сверкающие копья аргосца разили без устали и без промаха.

– Похоже, он крепко прижал этих огненных демонов, – произнес про себя Конан, прикрывая ладонью воспаленные глаза. Затем, окликнув Хафру, киммериец велел подать вина и остался на палубе досматривать огненный спектакль. Тут он и заснул, когда грохот стал потише, и сияющий фиолетовый веер превратился в редкие вспышки молний.

Солнце еще не поднялось, когда кормчий снова разбудил Конана. Небо начало светлеть, и на его розовато-жемчужном фоне темный конус вулкана, притихшего и молчаливого, был отчетливо виден – иззубренные стены кратера, уступы на западном склоне, напоминавшие гигантскую лестницу, травы и деревья с наполовину облетевшими листьями, запорошенные пеплом, дубовая роща... Она казалась на удивление яркой и чистой, словно серая метель и жар от лавовых потоков совсем не коснулись ее; темно-зеленые кроны сливались на расстоянии в одну огромную шапку, подпертую десятками темных стволов.

Бросив взгляд на эту картину, киммериец повернулся к Сандаре, отметив, что глаза у него налились кровью и смотрят совсем уж в разные стороны света – видно, кормчий, как и большая часть команды, не спал всю ночь.

– Рагар?..

Шкипер отрицательно помотал головой.

– Нет, мой господин, он не вернулся. И я не знаю, что с ним. Люди боятся ступить на берег... да и, по правде говоря, после такой ночи им надо хоть немного подремать.

Конан кивнул, пригладил взлохмаченные волосы, осмотрел палубу. Большинство его молодцов валялись у шпигатов и громко храпели; те же, кто бодрствовал, напоминали осенних мух. Мощный храп доносился и со скамей гребцов.

– Ладно, пусть спят, – решил он, – а то не смогут ворочать веслами. Я поднимусь к роще. Жив Рагар или мертв, он должен быть там.

Спустя недолгое время он шагал по склону, с флягой и ломтем мяса в руках; мечи аргосца были пристегнуты за спиной, их ножны, поскрипывая, терлись о кожаную куртку. Еще Конан прихватил увесистый мешок Рагара, подумав, что там, кроме одежды и монет, могли оказаться какие-нибудь лекарства. Сам он не слишком хорошо разбирался в искусстве врачевания, но сумел бы приложить бальзам к ране и замотать ее тряпицей.

Отрывая кусок за куском крепкими зубами, киммериец жевал мясо и прихлебывал вино, пока фляга не опустела наполовину; тогда, помня о Рагаре, он прицепил ее к поясу. Он чувствовал себя бодрым и свежим, хотя не спал половину ночи; пища прибавила сил, и он знал, что без труда дотащит аргосца до койки в каюте "Громовой Стрелы". А может, и тащить не придется; может, Рагар даже не ранен, а просто спит, свалившись на траву в смертельной усталости.

Как бы то ни было, слуга Митры выиграл этот бой! И одержанная победа весьма радовала Конана. Не потому, что он считал себя соратником аргосца или беспокоился о жизнях обитателей Кардала; нет, у него имелись свои резоны. Рагар победил, и это значило, что все рассказанное им – правда. И то, что он толковал о Силе, даруемой Митрой, и о наставнике, умеющем ее пробуждать, и о дороге, что вела к его обители... После ночного сражения, после этой битвы божественных молний с дьявольским огнем, все сказанное аргосцем приобретало иное звучание и иной смысл, превращаясь из вероятного в достоверное, из предполагаемого в доказанное, из сказки в реальность. Он, смертный человек, сокрушил тьму огненных демонов, отродий Нергала; он загнал их под землю, обескровил, лишил силы! Он, крохотный ничтожный червь, совладал с гневом вулкана, огромного и, казалось бы, несокрушимого; в глазах Конана это являлось куда большим подвигом, чем снести голову колдуну. Даже Тот-Амону, главе Черного Круга!

Когда до дубовой рощицы оставалась едва ли сотня шагов, Конан разглядел человеческую фигурку, стоявшую на коленях. Сверкнул первый солнечный луч, отразившись от полированной бронзы шлема, и киммериец, узнав Каллу, припустил бегом. Тяжелое предчувствие вдруг сжало его сердце; стремительными скачками он мчался вверх, не обращая внимания на то, что тяжелый мешок Рагара колотит его по спине.

Аргосец лежал под дубом, в круге опаленной травы, и Конан сразу понял, что он мертв. Лицо его и могучее мускулистое тело казались словно бы усохшими; кожа почернела, на висках бледными тенями просвечивали вены, темные зрачки широко раскрытых глаз уставились вверх, в наливавшееся синевой небо. Шелковый камзол, штаны и сапоги аргосца были прожжены во многих местах, как будто он простоял всю ночь у стреляющего искрами костра; руки, сложенные на груди ладонями вверх, еще поддерживали невидимую чашу, средоточие божественной Силы.

Смерть, однако, не изуродовала его. Благородные черты остались привычно строгими и спокойными, на полураскрытых губах затаилась улыбка, и даже обгоревшая кожа не портила облик погибшего; воин, нашедший смерть в бою, показался Конану прекрасным.

Калла, согнувшись, стояла на коленях рядом с аргосцем и легкими быстрыми движениями гладила его по щеке. Она выглядела осунувшейся и усталой, но Конан не заметил ни ран, ни ожогов; видно, ей хватило ума не приближаться ночью к изрыгающему пламя кратеру. Да и кто, кроме Рагара, мог бы подойти к нему? Кто мог выстоять здесь, под опаляющим жаром огненных валов?

Когда киммериец окликнул девушку, она подняла застывшее лицо и, точно продолжая начатый еще вчера разговор, сказала:

– Он был еще жив, когда я его нашла. Я пряталась у берега, хотела подняться наверх, помочь ему, но... но не смогла... – Головка Каллы удрученно качнулась. – Жар... огонь... я поняла, что сгорю, не добравшись до него...

– Сколько ты здесь сидишь? – спросил Конан.

– Не знаю... Наверно, половину ночи... Как только смолк грохот и сделалось не так жарко, я сразу пошла сюда... Ты видел – голубое, огромное колыхалось в небе... было достаточно светло, чтобы искать... и он... он стонал...

Конан сбросил мешок на землю, отцепил флягу и сунул ее девушке; затем, не прикасаясь к телу Рагара, быстро осмотрел его. Как и у Каллы, на нем не было ни ран, ни сильных ожогов; кожа, показавшаяся киммерийцу обгоревшей, была просто серой от пепла. Тем не менее, Рагар выглядел страшно истощенным, словно не ел пятнадцать или двадцать дней.

– Отчего он умер? И что успел сказать?

Девушка сделала глоток вина, закашлялась, и Конан осторожно похлопал ее по спине.

– Он... он... Ему пришлось отдать все силы... отдать столько, что плоть уже не могла удержать душу... Он сказал, что так бывает всегда, когда человек прикасается к божественной мощи... она сжигает его изнутри...

– Значит, Митра использовал его, как меч в своей деснице, – медленно произнес Конан. – Битва кончилась, клинок выщерблен и выброшен на свалку...

– Нет! Нет! – Отчаянный крик Каллы прервал киммерийца. – Он бился сам, испрашивая у Митры столько сил, сколько требовалось для победы! И Митра давал, посылал ему силу через эти деревья, давал и жалел его, и плакал над ним, но даже бог – бог, ты слышишь! – не может даровать победу... просто даровать... даром... – Ее голос стих, и последние слова Конан едва расслышал.

Немного помолчав, он спросил:

– Чего ты хочешь, Калла? Вернешься на судно или...

Губы девушки упрямо сжались.

– Я останусь здесь! Хочу похоронить его... Знаешь, – она подняла взгляд на киммерийца, – я ведь дочь рабыни и не знаю своего отца... Может, я стигийка, может, нет... Но в Стигии у меня не осталось родных могил... тело моей матери просто бросили псам, когда пришел срок... А здесь... Она снова бережно погладила мертвое лицо Рагара.

– Хорошо, – произнес Конан, поднимаясь. – Вот его мешок, Калла; в нем его вещи и кошели с золотом, которого тебе хватит надолго. Мне – мечи, тебе – мешок... – он мрачно усмехнулся. – Мы с тобой его наследники, девочка.

– Не только мы, – лицо Каллы вдруг просветлело. – Не только мы, повторила она, – но и все люди на этом острове. Тысячи людей!

– Ты так думаешь? Что же он им завещал?

– Жизнь! И я расскажу им об этом! Он их спас, и они – все и каждый! должны узнать истину!

Кивнув, Конан наклонился, неловко поцеловал девушку в перемазанную пеплом щеку и начал спускаться вниз, к кораблю.

Рагара похоронили на склоне вулкана, прорезав толстый слой дерна, продолбив неподатливый базальт; холмик над могилой получился невысокий, зато рядом, в десяти шагах, шумела дубовая роща. Кряжистые великаны, закованные в темную кору, тянули ветви к своему мертвому предводителю, негромко напевали что-то печальное, мерно шелестя листвой. Над рощицей возносилась вершина вулкана; черная, оплавленная, гигантская, она казалась памятником, воздвигнутым самим Митрой, желавшим почтить павшего слугу.

"Громовая Стрела", подгоняемая ударами десяти пар весел, уходила от берега, направляясь на юго-запад. Свежий ветерок раздувал паруса, галера все ускоряла и ускоряла бег, горный склон откатывался назад, таял в беспредельной небесной синеве. Однако Конан, обладавший зрением орла, долго еще следил за крохотной фигуркой девушки, скорчившейся у могильного холмика. Она сидела там, пока солнце не поднялось на четыре локтя над кратером побежденного вулкана; затем встала, забросила за спину мешок и медленно направилась к берегу, к плодородным долинам, к городку, раскинувшемуся у бухты, к людям, спасенным от гнева огненных демонов. Она шла, чтобы поведать им правду.

Но захотят ли спасенные услышать истину о спасителе? Впрочем, аргосцу Рагару по прозвищу Утес это было безразлично; он не искал славы – даже посмертной.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ИСКУССТВО УБИВАТЬ

14. СТРАНСТВИЯ

Границу меж степью и пустыней Конан преодолел на одиннадцатый день после выезда из Дамаста. Эта граница не была четкой и определенной; просто последнее время равнина, по которой он странствовал верхом на мохнатом гирканском коньке, становилась все более засушливой и каменистой, неприветливой, жаркой и угрюмой. Сочные травы жухли, сменяясь верблюжьей колючкой и жалким кустарником; деревья, изредка попадавшиеся прежде, исчезли совсем; зато теперь встречались большие участки почвы, покрытые песком или мелким щебнем. Даже небо изменилось: над травянистой степью оно было голубовато-блеклым, сейчас же цвет его начал отдавать желтизной, словно в нем, как в огромном вогнутом зеркале, отражались раскинувшиеся где-то впереди застывшие волны барханов.