Текст книги "Конан и дар Митры"

Автор книги: Майкл Мэнсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

Он ощутил тепло в ладонях, в кончиках пальцев; спустя мгновение кожу стало жечь, и это чувство было новым – раньше он не подходил к опасному пределу, когда скопившуюся в теле эманацию требовалось непременно извергнуть в пространство. Теперь дороги назад не было.

– Давай! – раздался резкий голос Учителя. – Давай, Секира!

"Рази!" – послышалось ему; и Конан с хриплым яростным стоном изверг два огненных острия, два синеватых полупрозрачных лезвия, стремительных и смертоносных, как стальные клинки. Они сшиблись друг с другом, оторвались от его ладоней, закружились, слились, вспыхнули, источая пламенный жар... Поспешно убрав руки, киммериец откинулся назад, расширенными глазами уставившись в очаг – туда, где под днищем бронзового котелка повисла сияющая сфера. Шарик этот казался крохотным солнцем, струившим потоки света и тепла, и камни рядом с ним стали наливаться багровым.

– Ты не поскупился, – заметил наставник и прищелкнул пальцами сияние сразу сделалось слабее. – Да, ты не поскупился, Секира! Еще немного, и камни расплавились бы вместе с котлом! – Он поглядел на Конана, в изнеможении сидевшего на полу. – Но я доволен! Омм-аэль! Великий щедро отпустил тебе свои дары, и ты отдаешь их с той же щедростью! Но не всегда это полезно... ты можешь низвергнуть замок нечестивых, прибежище Зла, или сварить похлебку... и каждое дело требует ровно столько Силы, сколько нужно для его исполнения, не меньше, но и не больше. – Прикоснувшись к плечу Конана, он поинтересовался: – Сумеешь встать? Ноги держат?

Киммериец поднялся. Ноги держали его, но плохо; несколько мгновений он стоял, покачиваясь, борясь с подступившим головокружением.

– Много отдал, – заметил Учитель. – Но ты ведь знаешь, где взять? А, парень?

Полузакрыв глаза, Конан сделал глубокий вдох, пытаясь вызвать знакомое покалывание в висках. Оно пришло почти мгновенно; затем теплая ласковая волна прокатилась по всему телу, смывая утомление и слабость. Немигающие глаза под темными бровями, распластанными, словно крылья хищной птицы, смотрели на него. Видно, наставник остался доволен; его маленький крепкий кулак подтолкнул киммерийца к выходу.

– Пойдем! Пусть варево кипит в котле, мы же займемся кое-чем полезным.

– Да, отец мой.

Они покинули пещеру, подошли к огромному дереву, что росло у стрельчатой арки; старец, опустившись на скамью, велел Конану встать поодаль.

– Не чувствуешь усталости или тревоги?

– Нет, Учитель.

– Смотри! А то можем прогуляться к яблоням.

– Кром! Со мной все в порядке!

Против обыкновения наставник не принялся выговаривать ему, словно не услышал имени киммерийского бога. Чуть раздвинув ладони, он сотворил голубоватую сферу, небольшой шарик размером с куриное яйцо; затем вытянул руку к Конану, баюкая в ней крохотную искру Силы.

– Можешь повторить?

– Попробую, Учитель.

Между расставленными ладонями Конана тоже вспыхнул тусклый шар, почти не источавший жара – только приятное тепло, словно нагретый на солнце камешек. Старец кивнул.

– Хорошо. Я вижу, ты способен соразмерять усилие с желаемым результатом... А теперь – гляди!

Внезапно шарик в ладони Учителя дрогнул и отправился в путь. Маленькая голубоватая сфера прокатилась от ладони к плечу, потом – вокруг шеи и к другой ладони; вернулась, угнездившись в ямке над левой ключицей, поползла вниз по груди и животу к ноге, застыла на кончиках пальцев. Старец соединил ступни, и шарик, перебравшись на правую ногу, двинулся вверх, поднялся на плечо, переполз на предплечье и, словно прирученный жук-светлячок, покорно возвратился на ладонь. Конан, чуть прищурив глаза, следил за этим путешествием.

– Теперь ты, – велел наставник. – Прикоснись к нему мыслью и заставь прогуляться.

Шарик в огромной руке киммерийца затрепетал, дернулся и медленно пополз по смуглой коже, то взбираясь на горные хребты могучих мышц, то спускаясь в долины и ущелья меж ними. Движения его, вначале неуверенные и неровные, становились все более плавными, и Конан, даже закрыв глаза, мог следить за странствиями маленькой сферы – кожу под ней слегка пощипывало и опаляло теплом. Наконец он вернул свою искорку Силы в ладонь и вопросительно посмотрел на Учителя.

– Преврати ее в стрелу, – сказал тот. – Сделай это одновременно со мной.

Две руки вытянулись в сторону каменной скамьи, две крошечные молнии, сверкнув синим, ударили в нее. Конан, шагнув к базальтовому блоку, опустился на колени, напряг глаза, но на полированной темной поверхности не было заметно ничего – ни щербинки, ни трещины. Камень без следов отразил удар, ничтожный и слабый, как комариный укус.

Старик поднялся, потрепал Конана по плечу.

– Ничего, киммериец! Когда ты впервые взял в руки меч, то навряд ли сумел расколоть толстое полено, а? – Он подтолкнул ученика ко входу в пещеру. – Идем. Похлебка, должно быть, уже сварилась.

Они сидели на плоских каменных глыбах у ручья, струившего хрустальные воды в маленький пруд. День угасал; на западе солнце неторопливо опускалось к горизонту, окрасив небо темно-синим лазуритом – такого же глубокого цвета, как зрачки Конана; на востоке негромко шумел ветвями сад, уже темный и загадочный, как джунгли Кхитая. За ручьем, напротив Учителя и ученика, тянулись вверх чудовищные живые колонны секвайн; казалось, Стражи Неба застыли в нетерпеливом ожидании, мечтая поцеловать звезды тысячами листьев-губ.

– Чувствуешь? – нарушив молчание, старец повернулся в сторону сада.

– Чувствую, – шепнул Конан.

От зеленого оазиса тянулись тонкие дрожащие нити, робко гладили кожу, незримыми пальцами массировали плечи. Он умел уже различать ласковое прикосновение яблонь, мощный ток Силы, что шел от буков и дубов, и обратное течение, струившееся к соснам, кипарисам и елям; сосредоточившись, можно было различить некую мелодию, в которой каждое дерево и каждая травинка звучали в согласии друг с другом на фоне мерного гула небес, похожего на океанский прибой.

– Все связано со всем, – Учитель плавно повел рукой, словно обнимая и медленно тускневшее небо, и недвижные пески пустыни, и горы, чьи пики возносились на севере, и свой сад, и весь мир, все Мироздание, покоившееся на плечах гигантов. – Все связано со всем в круговращеньи времен, медленно повторил он. – Боги и люди, вода и твердь, деревья и травы, рыбы и звери, огонь и лед, и даже камни...

– Камни? – переспросил Конан. – Такие, как этот? – Его ладонь коснулась шероховатой поверхности базальтового валуна.

– Такие, как этот, и другие, Секира. Совершенные камни, являющие свою красоту человеческим глазам. Омм-аэль! Каждый из них – талисман, хранящий частицу света, коим Великий ежедневно благодетельствует землю.

– А! Ты говоришь о драгоценностях? Об огненных рубинах и сияющих алмазах, о зеленых изумрудах и аметистах цвета морской волны, о сапфирах, синих, как небо на закате, о золотых топазах и кроваво-красных гранатах? Я не ошибся, отец мой?

По губам Учителя скользнула слабая улыбка.

– Я вижу, ты неплохо разбираешься в самоцветах, парень.

– Еще бы! Эти камни легки весом, дороги ценой... Но в любой стране, от Побережья Пиктов до Кхитая, их можно обратить в золото и серебро, в добрый меч, теплый плащ и быстрого коня.

– В золото и серебро... – старец покачал головой. – Возможно, возможно... Но ты должен знать, Секира, что не каждому из них найдется достойная цена в золоте и серебре – ибо есть камни и есть Камни!

Он явно выделил последнее слово и вдруг смолк, не то размышляя, что и как рассказать ученику, не то сомневаясь, стоит ли вообще продолжать рассказ. Конан, затаив дыхание, ждал. Самоцветы, таинственные и манящие слезы земных недр, всегда интересовали его; и киммерийцу было известно, что встречаются среди них непростые камни.

– Совершенный кристалл – тот, что способен накапливать силу, задумчиво произнес Учитель. – Иногда магическую, иногда божественную, благодетельную, безразличную или злую... так же, как мы с тобой собираем Силу Митры... Но есть и разница, – он устремил немигающий взгляд на солнечный диск, уже коснувшийся горизонта. – Да, есть и разница...

– Какая же, отец мой?

Янтарные глаза старца затуманились.

– Человеку на земле отведен недолгий срок, Секира... камень куда долговечнее... Представь, что некто умелый и знающий вдохнул в него колдовскую мощь в давние-давние времена; представь, что этот кристалл переходил из одних искусных рук в другие, и каждый из его хозяев добавлял что-то свое, накладывал новые чары... Понимаешь? Год от года, век от века! Проходит время – бездна времени! – и красивый камешек, пустая побрякушка, превращается в великий талисман. Тот же, кто им владеет, способен вершить свою волю над странами и народами – иногда наперекор богам!

Киммериец кивнул. Подобные талисманы – может быть, не самые могущественные из существующих в подлунном мире, но наделенные тайной властью над судьбами и обстоятельствами – ему встречались. Он знал, что камни эти не были сами по себе средоточием зла или добра; такими их делали люди, ибо черный маг, владеющий талисманом, стремился поработить человеческие души, а белый использовал его во благо, обороняя и исцеляя. Но сам камень оставался холоден и безразличен – и в том, кроме неподвластности времени, заключалось еще одно его отличие от человека.

Конан высказал эту мысль наставнику, и тот довольно усмехнулся.

– Ты прав, парень! Запомни же то, что ты сейчас сказал! И если в твоей власти окажется талисман великой силы, не обращай его во зло!

– Случалось мне находить волшебные амулеты, – заметил киммериец, пожав плечами, – но все они ускользали от меня, словно вода меж пальцев. Ведь я не маг! Но, быть может, то, чему ты меня научил, поможет в следующий раз справиться с таким камешком?

– С камешком! – старик приподнял бровь. – Будь почтителен, Секира! Есть камешки, что могут поколебать мир! Сердце Аримана, к примеру!

Конан покачал головой.

– Никогда не слышал о нем, Учитель.

– Еще услышишь... и не только услышишь... – На миг старец прикрыл глаза, всматриваясь в туман грядущего; уже знакомая картина мелькнула перед ним – высокий черноволосый мужчина в короне, с огненным самоцветом в руках. Камень пылал, рассыпая яркие искры, и в их кроваво-красных отблесках лицо человека казалось еще более грозным, суровым и величественным. Омм-аэль! – привычное восклицание едва не сорвалось с губ наставника. Этот великий король, будущий владыка прекраснейшей из стран мира, сидел рядом с ним, опустив могучие руки на колени, всматриваясь в багровый диск заходящего солнца. Там, на западе, простиралась его держава, там сверкал его трон, там высились его города и замки, там ждали его верные рыцари... Но не сейчас, еще не сейчас! Этому варвару предстояло многое пережить и многое познать, прежде чем бог доверит ему бремя власти... И лучше, если он не будет догадываться о предначертанном судьбой...

Киммериец кашлянул, прервав размышления Учителя.

– Прости, отец мой, хочу спросить... Бывало ли так, что Митра направлял своих слуг против черных магов, владеющих великими талисманами, о которых ты говорил?

– О том мне неведомо, – произнес старец, и в голосе его Конан уловил оттенок сожаления. – О том мне неведомо, ибо ученики уходят от меня, и я не знаю их путей... Но, думаю, по воле Пресветлого им приходится вступать в бой и с теми, о ком ты сказал.

– Могущество таких чародеев очень велико...

– Да! Но и Сила Митры беспредельна! Зачерпни ее столько, сколько нужно для победы, победи и...

– ...умри, – закончил Конан. – Сила Митры беспредельна, Учитель, но ты сам говорил, что человек, даже обученный тобой, может принять лишь малую ее частицу. Взяв больше, он сгорит.

– Собираешься жить вечно, Секира? – Учитель усмехнулся. – Поверь, это еще никому не удавалось! И вспомни об Утесе, о его гибели! Он умер, но победил!

Наступило молчание. Странное чувство охватило Конана; на миг он ощутил себя оружием Судьбы, разящим клинком в руках бога. Возможно, он и в самом деле должен распрощаться с мечтами о власти, о могуществе, о славе? О том, ради чего он добрался сюда, на край мира? Возможно, он обязан вступить в это странное братство воинов-скитальцев, посвятивших себя богу? Как и они, странствовать по свету, поддерживать Великое Равновесие, о коем толковал Учитель, исполнять волю Митры? Усмирять демонов, сражаться с нечистью, не требуя взамен ни золота, ни благодарности, ни почета? И пасть где-нибудь в далекой стране, спалив свою плоть в жарком дыхании астрала? Так, как сгорел Рагар?

Он стиснул огромные кулаки. Нет, такое его не устраивало! Он не желал становиться игрушкой в руках богов – даже величайшего бога и даже во имя самых благих целей! Превыше всего он ценил свободу; и тем умением, которым ему довелось овладеть тут, он распорядится так, как пожелает, по собственной воле, а не по приказу Митры!

Конечно, были еще и обеты, принятые им – плата за обучение, как сказал наставник. Митра повелевает, ученик должен исполнять... Что там еще? Великий бог дает ему Силу... ученик – Его орудие; он – гиря, которую бог бросает в чашу, чтобы поддержать Равновесие... Ученик может убивать, защищаясь или защищая других – тех, кто нуждается в помощи и покровительстве. Однако и в том надо знать меру: не трогать бегущего, щадить того, кто просит пощады, не поднимать руки на сдавшегося, сохранить жизнь раскаявшемуся... А главное – помнить, что бог взвешивает и судит каждое деяние своего слуги! Он добр, он милостив, но не простит отступника, нарушившего клятву!

Ладно, решил Конан, с божественным гневом он как-нибудь разберется. Главное, ему удалось добиться своего – молнии, вылетавшие из его рук подобно разящим огненным стрелам, с каждым днем били все дальше, и под их ударами плавился камень и песок. Вряд ли когда-нибудь он превзойдет Учителя в этом искусстве и сможет послать струю пламени на десять тысяч шагов, но того, что он уже знал и умел, хватит, чтобы сокрушить ворота любой крепости и привести ее гарнизон в ужас. Вполне достаточно, чтобы царский престол свалился ему в руки, как спелое яблоко! А там... там он приступит к искоренению Зла – но в собственной своей державе! На таких условиях он был готов служить Митре и выполнять обеты Ученика.

Однако же в делах с учениками не все казалось ему ясным, а кое-что выглядело странным и даже подозрительным. Наставник обучал их; бог делился со своими бойцами частицей астральной Силы и посылал в сражение... Омм-аэль! Хорошо! Но разве у Митры не было иных способов вершить свою волю? Он мог делать это сам; а если по какой-то причине желал использовать смертных, то к его услугам была целая армия жрецов и чародеев; несомненно, с божественной помощью они сумели бы совладать со всеми черными магами Стигии, Кхитая и Гипербореи.

Конан снова прочистил горло и покосился на Учителя. Тот сидел в задумчивости или просто наслаждался вечерним покоем; брови его, обычно чуть изломанные посередине, расправились, распрямились – видно, коршун парил сейчас в неведомых далях, не высматривая добычи, не плеща в воздухе крыльями. Взгляд ученика однако был замечен, и старец кивнул головой.

– Хочешь еще спросить, Секира?

– Да, отец мой.

– Спрашивай.

Жестом, ставшим уже привычным, киммериец сложил ладони перед грудью, вызвал крохотный сияющий шарик, потом протянул руку вверх, к небесам, на которых начали загораться первые звезды. Синеватая призрачная стрела сорвалась с его пальцев и исчезла; искорка Силы вернулась в беспредельный океан, что мгновением раньше породил ее.

– Митра даровал нам это, Учитель, сделав своими бойцами, – тихо произнес Конан. – Но почему ему угодно было избрать воинов? Воинов, а не магов? Маги и мудрецы не хуже нас распорядились бы таким даром... и, к тому же, они владеют силой заклятий и чар...

Учитель хмыкнул, и брови его вдруг надломились, словно хищная птица ринулась в полет.

– Ты сам дал ответ на свой вопрос, парень – и дал его дважды. Понимаешь?

– Не понимаю, – Конан встряхнул своей темной гривой.

– Смотри же – ты спросил, почему Митре угодно было избрать воинов? И в словах этих первый ответ: так было угодно Ему! Нам ли гадать о намерениях бога?

Киммериец усмехнулся.

– Похоже, наставник, ты как раз этим и собираешься заняться. Что там насчет второго ответа?

На губах Учителя тоже появилась улыбка.

– Да, ты прав, Секира. Люди устроены так, что всегда пытаются доискаться до истины... тем более, что здесь она видна столь же ясно, как галька на дне этого ручья. И я не составляю исключения... – Он помолчал, затем снова улыбнулся. – Думаю, пресветлый Митра избрал нас во имя Великого Равновесия. Ты верно сказал – колдуны владеют силой заклятий и чар... Так стоит ли давать им еще большее могущество? Даже белым магам, склонным к добру? Сегодня они белые, завтра, ощутив свою силу, станут серыми, а там, возгордившись и не встречая сопротивления, превратятся в черных... Нет, Податель Жизни поступил с большой мудростью, распределив свои дары меж людей! Одним – частица его Силы, другим – заклятья и чары!

– А камни? Совершенные камни, о которых ты говорил? Могущественные талисманы, что могут очутиться в злых руках?

– Их век долог, но, к счастью, они редко появляются на свет. Нас, слуг Митры, больше, гораздо больше, так что мы можем приглядеть за ними... И в этом тоже наша сила, киммериец.

Конан стоял на арене обнаженный, в одной набедренной повязке и легких сандалиях; мечи Рагара, разбрасывая серебристые искры, вращались в его руках. Свежий ветерок играл волосами киммерийца, их длинные плотные пряди то змеились по его плечам, то взмывали вверх, окружая голову темным ореолом. Было позднее утро; солнечные лучи косо скользили над садом, над площадкой, прилепившейся к пещере, и этим ристалищем, окруженным столбами и рвами.

– Довольно, Секира! – Наставник взмахнул рукой, и клинки замерли, словно две гибкие змеи: правый выставлен вверх и вперед, левый опущен к бедру. Старец довольно хмыкнул и, оглядев своего ученика, заявил: Сегодня устроим небольшой поединок.

– Мои мечи против твоей трости? – Конан ухмыльнулся. В последнее время старцу часто приходилось заменять свое деревянное оружие – ученик вошел в силу, и клинки в его руках стали двигаться втрое быстрей, чем раньше.

– Нет, я выставлю против тебя настоящего бойца, – немигающие глаза Учителя сверкнули. – Великого воина, не хуже, чем ты сам!

Конан бросил взгляд на равнину, калившую свои пески под жарким солнцем. Среди застывших барханов не замечалось никакого движения.

– Мы ждем кого-то, отец мой? Врага или одного из твоих учеников?

Голова старца качнулась в отрицании.

– Врагам сюда забредать небезопасно, а ученики не сражаются друг с другом, – произнес он. – Я выбрал тебе другого противника. Смотри!

Руки его задвигались, странно изгибаясь, и налетевший неведомо откуда вихрь взметнул песок. Желтая колонна поднялась перед Конаном; внутри нее проскакивали яркие искры и сполохи, словно скреплявшие воедино непрочную и сыпучую плоть. Затем огни погасли, песок побледнел, уплотнился и вдруг с тихим шелестом опал на арену – подобно занавесу из плотной белоснежной кисеи, скрывавшему мраморное изваяние.

Оно походило и, в то же время, не походило на человека. Могучие плечи, мощная грудь, руки с двумя сверкающими клинками, пластины мышц, бугрившиеся на спине и животе... В первый момент Конану почудилось, что он видит свое отражение. Однако незнакомец, вызванный таинственным искусством Учителя, оказался бледнокожим и беловолосым, словно лишенным красок жизни; а главное – у него не было лица! Ни глаз, ни носа, ни бровей, ни губ одна белая равнодушная маска, обрамленная снежными потоками волос! Выглядело это не слишком приятно, и Конан, не меняя боевой стойки, сплюнул на песок.

Его Учитель, протянув руку, похлопал статую по плечу.

– Голем! Вот с ним ты и будешь биться. Да учти, что он драчун не из последних!

Старец обошел вокруг мраморного изваяния, тыкая его крепким кулаком то в ребра, то в живот, будто проверяя на прочность.

– Ну, – он повернулся к киммерийцу, – лицо можешь придумать ему сам. Надеюсь, у тебя есть враги, с коими ты хотел бы скрестить оружие?

Несколько мгновений Конан разглядывал равнодушную белую маску, торчавшую над широкими плечами. Разумеется, у него были враги – _б_ы_л_и_, ибо они не заживались слишком надолго. Врагов он убивал и не старался сохранить в памяти их лица – возможно потому, что это оказалось бы нелегким и зряшным трудом. Их было так много! Пожалуй, ему удалось бы припомнить кое-кого, но зачем? Мертвый враг – уже не враг, и ни к чему рядить этого бледнокожего монстра в обличье побежденного!

– Если я должен биться с ним, – меч Конана качнулся в сторону застывшей на ристалище фигуры, – пусть он останется безымянной тварью без лица.

– Ты думаешь, так будет лучше?

– Да, Учитель. Мои враги мертвы, и не стоит тревожить их тени.

Хмыкнув, старик пожал плечами и попятился к краю ристалища.

– Как хочешь. Ты только усложнил свою задачу – ведь ты не сможешь следить за его глазами.

– Я буду смотреть на его клинки.

– Ну что ж... Ты готов?

Конан кивнул, и мраморная кукла перед ним ожила.

Звонко лязгнула сталь, лезвия мечей протяжно заскрежетали, застонали, как смертельно раненные звери, что выискивают, куда нанести последний удар клыка... Две фигуры, цвета бронзы и цвета мрамора, метались по арене, играя серебристым сиянием; оно вспыхивало меж ними, мерцало в лучах солнца, разбрасывая искры, гудело набатным колоколом. Человеческий глаз не смог бы уследить за быстрым полетом клинков, движениями рук, незаметным поворотом кисти; да и лица сражавшихся не привлекли бы внимания ни знатока, ни жадного до крови ротозея. Одно, с твердо сжатыми губами, казалось неподвижным, и лишь зрачки, горевшие синим огнем, оживляли его; другое... Другого просто не было.

Шло время. Два бойца, смуглокожий и бледный, как снега Ванахейма, кружились в стремительном танце; два вихря, неразличимых человеческим взглядом... Учитель, однако, смотрел с интересом и видел все.

Его питомец защищал свою жизнь.

С первого касания клинков Конану стало ясно, что поединок сей проверка, а не игра. Смертельная проверка! Успеет ли наставник остановить выпад, нацеленный ему в горло или в сердце? Да и захочет ли? Ученики должны побеждать или умирать; тут не было иного выбора.

Тварь, с которой он обменивался яростными ударами, была быстрой, как всплеск молнии. Нечеловечески стремительной! Прежде ему не удалось бы справиться с таким темпом; но теперь поток Силы, падавший сверху, с небес, поддерживал его, а клинки Рагара, раскрывшись двумя стальными веерами, хранили от ран. От серьезных ран, но не от царапин, которых было уже получено немало.

Правда, и он дважды поразил плоть бледнокожего безглазого монстра: первый раз – пробив его защиту мощным ударом наискосок, от правого плеча к бедру, и второй – коварным выпадом из-за спины, после ложной атаки. Жидкость, сочившаяся из этих порезов, не походила на кровь; она была густой и желтоватой, точно сосновая смола. Киммериец не знал, насколько чувствителен его противник к таким ранениям и можно ли рассчитывать на то, что он ослабеет. Пока бледнокожий не выказывал признаков усталости; Конан, впрочем, тоже.

Удар, отбив, шаг в сторону... Правый клинок идет вверх, левый – прямо от бедра, в грудь голема... Выпад, обманный финт, лязг металла... Сверкающая полоса проносится над головой, срезая прядь волос...

Бледнокожий казался неутомимым. И он превосходно владел оружием! Он бил из любого положения, с левой и правой руки, с поразительной точностью посылая меч в любую уязвимую точку тела. На плечах Конана багровели царапины, кровь сочилась из ранки в бедре, алыми точками пятная песок; клинки противника серебристыми всполохами мелькали перед глазами. Парируя атаки безглазой твари, он, словно в танце, провел голема по кругу – раз, другой, третий. Потом ему стало некогда считать.

Выпад, еще один! Прыжок! Оба клинка идут вперед словно бивни нападающего слона, сверкающий веер раскрывается перед ними... Удар! Лезвие звенит, обрушившись на подставленный эфес...

Отбив очередную атаку, Конан стремительным нырком ушел в сторону, затем резко выпрямился. В следующий момент его меч грохнул о клинок монстра, скользнул вдоль лезвия, змеей метнулся к горлу; выпад был опасен, почти неотразим, и противник, похоже, это понял. Защищаясь, он подставил рукоять второго меча, чтобы ослабить удар – и киммериец, торжествующе взревев, пнул врага в колено. Голем отпрянул, приоткрывая бок.

Укол! Прямо под ребра, в желудок и печень! Быстро дернув меч на себя, Конан не сомневался, что лезвие вышло на ладонь из спины бледнокожей твари. После такой раны дорога одна – на Серые Равнины, в царство Нергала... Он высоко занес клинки, готовясь добить противника.

Сталь лязгнула о сталь.

Возможно, душа человека уже отлетела бы в небытие, а плоть его, пронзенная насквозь, корчилась на земле в последних конвульсиях, но это безглазое чудище не было человеком. Монстр снова шел в атаку, и мечи его свистели в опасной близости от лица Конана. Похоже, смертельная рана лишь раззадорила его.

Удар, обманный финт, прыжок... Теплый воздух овеял щеку... Острая боль в бедре – вторая царапина алеет рядом с первой... Капает кровь... Сконцентрироваться, закрыть ранку... Не время! Сила течет с небес, омывает мышцы, вливается в клинки... Они полыхают, как два колдовских факела...

В какой-то миг Конан понял, что колющие удары не дадут ничего. Ему противостояла кукла, а не человек; он мог поразить бледнокожего в сердце или печень – вернее, в те места, где полагалось находиться сердцу или печени – и все же проиграть. Тут требовалось нечто иное...

Упав, он быстро перекатился по песку, вытягивая вперед руки; кончики лезвий чиркнули по левой лодыжке голема. Тот пошатнулся.

– Кром!

Киммериец был уже на ногах, и его боевой клич заставил дрогнуть воздух над ареной. Клинки Рагара взлетели и ринулись вниз, неотразимые, как молнии Митры; раздался тупой звук, словно сталь врезалась в дерево. Левый меч лишь задел ребра безглазого, правый же опустился прямо на его плечо, рассекая неподатливую плоть, прочную, как ветвь дуба.

Конан с гневным рычанием замахнулся снова. Одна рука голема валялась на земле, но он, видно, не собирался сдаваться; приволакивая ногу, монстр даже сделал шаг вперед. Но тут клинок киммерийца с размаху врезался в страшное безглазое лицо, раскромсав его от лба до шеи, а в следующий миг победитель внезапно ощутил, что меч его не встречает сопротивления. Где-то за спиной раздался резкий хлопок в ладоши; затем мраморная фигура как бы осела, стекла вниз и с едва слышным шорохом исчезла. Перед Конаном высилась лишь куча песка.

– Неплохо! – подошедший сзади Учитель похлопал его по плечу. – Ты неплохо бился, Секира... Вот только зачем кричал?

Киммериец смахнул пот со лба.

– Привычка, наставник. Люди моего племени ревут и воют, когда сражаются, да и все другие тоже. Воин всегда шлет проклятья врагу – и побеждая, и умирая.

– Лучше забудь об этом, парень. Тот, кто вопит во время боя, зря теряет дыхание; тот, кто злится, обречен на поражение... И ты теперь не разбойник-варвар, а слуга Митры, коему пристало исполнять Его повеления без ярости и гнева.

Склонив голову к плечу, старик уставился на груду песка, словно коршун на добычу, потом ткнул ее босой ногой.

– Ну, ты понял, с кем скрестил мечи?

– С великим воином, как ты и говорил, – Конан усмехнулся и в свою очередь ткнул песок. – С таким же, как я сам.

– Верно! Он ничем не уступал тебе, и все же ты победил. Победил самого себя! Ты доволен?

– Да, Учитель.

– Это хорошо. Если ты доволен, значит сердце твое спокойно. – Покачав головой, наставник провел ладонью по плечам Конана, и его раны стали закрываться. – В каждом человеке, Секира, доброе бьется со злым, и побеждает то одно, то другое. Как и во всем мире, понимаешь? – продолжал он. – Нельзя искоренить зло, ибо чем станет без него добро? Может быть, еще большим злом? Того не ведает никто, даже светозарный Митра... А посему стремится Он не уничтожить зло, но лишь установить Равновесие... Равновесие между тьмой и светом, ночью и днем, водами и твердью, печалями и радостями... И ты, Его боец, Его слуга, должен хранить Равновесие в собственной душе. Не становись злым, сын мой, и не становись добрым; будь справедлив и верен долгу.

Помолчав, старец обратил немигающий взгляд к жаркому полуденному солнцу и тихо произнес:

– Омм-аэль! Вот тебе мое последнее поучение.

Привалившись спиной к шершавому древесному стволу, наставник следил за крохотной фигуркой, медленно взбиравшейся по склону бархана. Несмотря на возраст, он обладал орлиным зрением и мог без труда разглядеть темноволосую голову и широкие плечи карабкавшегося вверх человека, мечи, закрепленные на его спине, да увесистый тюк, что висел меж ними. Впрочем, даже с закрытыми глазами он не потерял бы связь с этим шагавшим на юг путником; ниточка Силы, соединявшая их, будет тянуться еще долго, два или три дневных перехода – возможно, и все четыре.

Вот и уходит его Ученик... Уходит в огромный мир, овладев тем, чего так жаждал, к чему стремился, ради чего принес нерушимый обет... Что сулит ему дар Митры? Радость служения великому богу? Горечь вечных скитаний? Страдания? Победы? Поражение? Гибель?

Не спуская глаз с темной фигурки на вершине бархана, старец задумчиво покачал головой. Как бы то ни было, подумал он, путь этого северного варвара окажется непрост, очень непрост! Туманны грядущие дни и годы, но на нем, на этом киммерийце, без сомнения, почиет взгляд богов! Что было там – в той картине, сложившейся из обрывков и мимолетных видений? Корона... да, корона и сверкающий талисман... Великая власть и великая сила – земная сила! – что позволит сокрушить Зло... Нет, не сокрушить урезать! Урезать настолько, насколько желает того божественный хранитель Равновесия... Омм-аэль!

Он повернулся и пошел к пещере.

...Прошло восемь иди десять дней; может быть, половина луны. В саду наставника, в его пещере и на учебной арене ничего не изменилось; все так же цвели и плодоносили деревья, благоухали травы, и шальной ветер, прилетавший то с пустынных просторов равнины, то с северных гор, доносил запах накаленного солнцем песка или свежие ароматы снегов. Казалось, время не властно над обителью старца; за пределами ее весну сменяло лето, потом наступала осень, за ней – зима, но тут, на трех нависавших друг над другом террасах, все оставалось прежним. Волею Митры сей уголок на краю мира не ведал холодов и зноя, бурь и снегопадов, леденящих зимних ветров и жарких ураганов пустыни. Лишь изредка, раз в десять-двенадцать дней, по ночам выпадали дожди – теплые, прозрачные, ласковые.