Текст книги "Американский пирог"

Автор книги: Майкл Уэст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Я выплеснула остатки кофе в раковину. Было слышно, как Элинор в гостиной кромсает какие-то новые газеты. Ее ножницы то поскрипывали, то замолкали – в эти моменты она, несомненно, вклеивала вырезки в свой альбом. Эти звуки стали раздражать меня, и я отправилась наверх.

Я заглянула в старую комнату Джо-Нелл: стены оклеены серовато-зелеными обоями, на окнах соломенные жалюзи. Железная кровать выкрашена в белый цвет, а лежащее на ней пушистое одеяло в полоску небрежно скомкано, словно сестрица только что встала с постели. Все стулья и велотренажер завалены одеждой. Отовсюду торчат пачки печенья «Гурме» и бутылки из-под диетической колы. Дорожка из шелковых чулок ведет к платяному шкафу, битком набитому платьями и свитерами, пестрые слои которых напоминают «многоэтажный» бутерброд со сладким перцем. Музыкальный центр стоит прямо на полу среди кучи компакт-дисков.

Я подошла к мраморному туалетному столику и увидела телефонную книжку, открытую на букве «Б». Там значились Эдди Баскум, Ронни Белл, Карл Бауман и Джо Рэй Браун, а остальные имена были вычеркнуты лиловыми чернилами. Я провела рукой по мраморной крышке. Между бутылочками с лаком для ногтей и тюбиками с румянами примостился винный бокал. Подняв его, я увидела кружившую внутри диковинную золотую рыбку. Держать бедняжку в неволе – как это похоже на Джо-Нелл! В детстве она ловила светлячков в банки из-под майонеза, а теперь охотится на мужчин. Но они ведут себя в точности, как прежде букашки: либо удирают на волю, либо умирают. Я поднесла бокал к свету. Он был узенький, похожий на тюльпан – и как это рыбка в нем выжила?! Я поискала глазами какую-нибудь крупную миску, но ничего не нашла. Понося своих полоумных сестер, я отнесла бокал к себе в спальню, где на чугунной подставке журчал старинный аквариум. Казалось, он бурлит уже сотню лет, словно какой-то заколдованный котел. Я установила его лет двадцать назад; неудивительно, что водоросли так сильно разрослись и уже вовсю карабкались вверх по стеклянным бортикам. В его сумрачной глубине стоял сундучок с кладом, который открывался и закрывался, как ракушка, выпуская при этом мириады пузырьков. Я опустила бокал в воду, и рыбка уплыла.

На ночь я надела Минервину фланелевую ночнушку, светло-бежевую в фиолетовый цветочек. В моей старой спальне все было так же, как в тот день, когда я уезжала. Из соснового книжного шкафа торчали учебники по биологии, а стены были абсолютно голые, без единого постера или фотографии. По обе стороны от складной кровати стояло по торшеру. Окна выходили на Ривер-стрит, причем портьер на них не было, а только пыльные венецианские жалюзи. Сэм сказал бы, что это комната буддистки.

Садясь на пуховую перину, я почувствовала, что ужасно тоскую по нему. Я твердила себе, что на меня просто действует холодный ветер с гор – по всей видимости, близкий родственник ветров из Санта-Аны. Мне страшно хотелось позвонить ему в Мексику; уже сам звук его голоса напомнил бы мне, что мир гораздо шире Таллулы.

И я сосредоточилась на мыслях о Северной Калифорнии. Для меня это как чтение мантр; воспоминания о Дьюи успокаивают не хуже пения «ом». Тамошний климат далеко не сахар: дожди зимой, туманы летом и в любое время года землетрясения. Но мне-то нравятся бури и все прочие ненастья: они служат благовидным предлогом для того, чтобы валяться в постели, читать триллеры и детективы, дремать у окна и слушать завывание ветра. Иногда балки перекрытий начинают скрипеть, и я вспоминаю про «Мисс Фредди» и наши поездки на юг.

Ранчо мистера Эспая стоит у самого берега Тихого океана, прямо на прибрежных скалах. Поросшая травой тропинка, длиной всего в полмили, ведет к лодочному сараю, в котором мы храним каноэ, байдарку и парусник. По утрам во время тумана, когда мы с мистером Эспаем считаем овец, я слышу лай морских львов.

Мои мысли снова вернулась к Сэму и Мексике. Сейчас он, скорее всего, в лагуне и наблюдает за беременными самками. Ранним утром киты подплывают близко-близко к берегу, словно в свою очередь наблюдают за нами. Можно встать практически в любой точке дюн или взобраться на обзорную вышку и в бинокль увидеть, как в воде шевелятся их широкие лоснящиеся спины. Порой молодые самцы выпрыгивают из воды, стараясь привлечь внимание свободных самок. При этом они фонтанируют, словно гейзеры, и оглашают воздух шумными всплесками. Когда в лагуне сгущаются сумерки, а воды окрашиваются в пурпурные тона, эти знакомые, но немного жутковатые звуки становятся еще громче.

Я просто изнемогала от тоски. Меня занесло в Таллулу, а мой любимый остался за миллион миль от меня. Мы оказались на противоположных концах страны, и меня не оставляло чувство беспомощности. Пока состояние Джо-Нелл не стабилизируется, о том, чтоб вернуться назад, не могло быть и речи. Ведь я люблю своих близких. И, даже будучи физически далеко от дома, я все равно с ними связана сотней невидимых ниточек. Пусть даже главными в своей жизни я считаю последние восемь лет.

Неожиданно из комнаты Минервы донесся какой-то странный скрип, словно кто-то раздирал пополам кусок ткани. Я скинула одеяло и прокралась на цыпочках через холл. Стоя у двери ее спальни, я взялась за стеклянную ручку. Мои пальцы легли в ее прохладные на ощупь углубления. Тут скрип прекратился, и послышался протяжный стон. Такие жутковатые звуки, как правило, слышишь лишь в черно-белых фильмах ужасов. На миг меня словно парализовало: я не могла ни постучать, ни уйти прочь. Поэтому я просто приникла к стене и опустилась на корточки. Какую-то секунду я была готова пойти к Минерве и поплакать вместе с ней, но сидеть и слушать оказалось куда спокойнее. У меня возникло ощущение, что все на свете вот-вот рассыплется на кусочки: стены, фундаменты, штукатурка. Всякая материя в конце концов дряхлеет и распадается – так стало с папой, мамой, Уайаттом Пеннингтоном и его матерью. Обветшал даже наш старый дом на Ривер-стрит. Время изранило всю мою жизнь, и с этим ничего не поделать; бессмысленно даже пытаться остановить его.

Минуту спустя я встала и возвратилась в свою комнату. Забравшись в постель, я не могла отделаться от мыслей о Сэме. Он настойчиво представлялся мне в «Лас Брисас» вместе с Ниной. Хотелось убедить себя, что он тоже по мне скучает, но, скорее всего, он был рад отдохнуть от моего хмурого и тревожного характера. Наконец-то он мог нырять даже при сильном волнении, плавать среди акул и ставить «Мисс Фредди» на песчаные отмели. Ведь в случае чего никто не станет шипеть: «А я тебя предупреждала!» А Нина небось будет только подзуживать: «Давай-давай, она же ни о чем не узнает».

Взойдя на борт «Мисс Фредди» в Сан-Диего, Нина тут же направилась ко мне.

– А ты, надо думать, жена Сэма Эспая, – сказала она и, взяв мою руку, энергично пожала ее. Затем ее взгляд скользнул по моим коротким взлохмаченным волосам.

– Добро пожаловать на борт, – ответила я.

В своих шерстяных шортах и залитой вином футболке с надписью «Бедовая девчонка с Дикого Запада» я показалась себе просто оборванкой. На мне были поломанные темные очки, скрепленные уродливым куском проволоки.

– Для меня большая честь – быть ассистенткой Сэма, – заявила Нина, и я невольно заморгала. Она уже дважды (а я не забывала вести счет) назвала моего мужа Сэмом, вместо того чтобы употребить более официальную форму – «доктор Эспай». В этом мне почудился зловещий знак, как, впрочем, и в ее безупречной улыбке. Нинины зубы казались неправдоподобно ровными, словно изготовленный с виртуозной тщательностью фарфоровый шедевр какого-то протезиста. На ней были белые холщовые тапочки и белые же аккуратно закатанные носки. Ее джинсы были обрезаны чуток коротковато, а на футболке значилось: «Конвенция Менса, 1994».

В первую же неделю на полуострове Нина уговорила Сэма выйти на «Мисс Фредди» в открытый океан. На протяжении многих миль нам не встретилось ни единого кита. Серые самки, как правило, держатся в лагунах, рядом с молодняком и самцами. Мы с Ниной сидели на правом борту, потягивая «Сидралс». Сэм же выключил мотор, открыл холодильник и достал себе банку пива. После пары глотков он принялся болтать обо всех наших знакомых исследователях, работающих в Скэммоне в паре со своими женами или мужьями в течение многих лет. Большинство из них уже перестали приезжать. Загибая пальцы, Сэм перечислял, кто теперь где. Один из них – в заливе Фанди, изучает какой-то вымирающий подвид китов. Другой обосновался на Карибах, причем китов он забросил и замеряет количество планктона в разных слоях воды во время прилива. А еще один умер: в возрасте сорока лет у него случилась церебральная аневризма.

Он так разглагольствовал, что я даже отложила журнал «Пипл» и уставилась на него: эта тема привлекла мое внимание. И Нинино, кстати, тоже. Она благоразумно делала вид, что увлеклась стареньким атласом морских раковин, но при этом ни разу не перевернула страницу, из чего явствовало, что она прислушивается к разговору.

– Просто многие теряют интерес, – бросила я, – да и правительственные гранты.

– Видимо, так, – отозвался Сэм.

– Простите, что прерываю вас, – сказала Нина, опуская книгу, – но мне просто до чертиков любопытно взглянуть на трахающихся китов. Как думаешь, Сэм, мне повезет?

– Если будешь внимательна.

– Еще как буду! – Она откинула назад непослушный локон и улыбнулась. – А ты-то сам такое видел?

– Только из лодки, – рассмеялся он, – ближе не подобраться: они поднимают такое волнение!

– А я бы подобралась. – Нина нагнулась над столом, и ее волосы свесились вперед. – Но вот что меня удивляет: здешние ученые просто свихнулись на китовом потомстве, а вот сами размножаться не спешат. Так странно! Ведь могли бы.

– Могли бы что? – спросил Сэм.

– Обзавестись детьми. Сюда, конечно, малышню привозить нелегко. – Она откинула волосы с лица. Пшеничного цвета пряди зацепились за золотую сережку, и она согнула палец, чтобы высвободить их. – Но, будь у меня малыш, я бы взяла его с собой. Стала бы местной Джейн Гудолл, а мой маленький Граб носился бы по дюнам. А у вас-то дети есть?

– Нет, – ответил Сэм. Он покрутил в руках банку и глянул на меня.

– У меня-то будет штук пять карапузов, – заявила Нина, – и постоянная няня.

Не знаю, о чем в ту минуту подумал Сэм, но я представила, как Нина расхаживает по дюнам, а за ней трусит целый выводок белобрысой мелюзги. Я хотела было сказать, что дети помешают работе, но осеклась. И правда, странно, что я бездетна, в то время как дело всей моей жизни – изучать размножение у китов. Обычно я не думаю о детях: не зная, чего лишен, не особенно тоскуешь. У меня было три выкидыша, причем в последний раз плод умирал во мне постепенно, словно залитый дождями росток люцерны. На эхограмме был виден эмбрион с остановившимся сердцем; плацента же усиленно выделяла гормоны. Потом у меня началось кровотечение, а груди набухли, став сизыми, как перезрелые баклажаны. Беременность была и исчезла. Мой доктор назвал это «спонтанным абортусом» – в Таллуле никто бы не понял этого термина. Там бы лишь заметили созвучие со словом «аборт» и заклеймили меня как детоубийцу. И в каком-то смысле они были бы правы: ведь мое тело отказывалось давать жизнь новым существам, предпочитая убивать их.

После каждой детородной неудачи я приезжала в больницу и врач выскребал мое лоно. Я напоминала самой себе тыкву под Хэллоуин, в которой моя мама копается ложкой, выгребая семечки, пленки и жилки. В детстве это казалось милой детской забавой, но теперь стала закрадываться мысль: а вдруг это было знамением? По какой-то странной причине обе мои сестры так же бесплодны, как и я. Клан Мак-Брумов вымирает, и ни одна из нас не в силах этому помешать.

На следующий день, вечером, мы сидели в пустынном дворике ресторана «Маларримо» и пили текилу. Звезд не было, и дул сильный ветер, обрывавший листву с миндального дерева. Я прижалась к Сэму и нежилась в его объятиях, радуясь, что Нина все это видит. Она же перемывала косточки одной особе, которую мы встретили пару дней назад в лагуне Скэммон. Эта рослая брюнетка по имени Келли Как-ее-там бросила мужа и детей ради работы в «Биологических путешествиях», компании, делавшей деньги на экотуризме, который процветал в здешних краях.

– Она из Огасты. – Это прозвучало как объяснение безрассудного поведения женщины. К ужину Нина приоделась: ее точеные ножки были едва прикрыты джинсовой мини-юбкой, а упругие грудки отлично просматривались под полупрозрачным топом. Не переставая теребить свои мочки и торчащие в них золотые колечки, она надкусила лимон и прослезилась.

– Этакая огневая огастчанка, – рассмеялась Нина. – Говорят, южанки в постели просто огонь!

– Что правда, то правда, – кивнул Сэм и, смеясь, приподнял бокал.

– Знаешь по собственному опыту? – Нинина светлая бровь скользнула вверх.

– Еще бы. Фредди – южанка.

– Вот это да! Черт меня побери! – воскликнула Нина и улыбнулась мне: – А откуда ты?

– Из Теннесси, – буркнула я.

Она снова улыбнулась и, тряхнув головой, ткнула пальцем в мою сторону:

– То-то я слышу, что у тебя провинциальный выговор.

– У меня?

– А я все думаю, где ты его подцепила! – Она склонила голову набок. – Скажи, а тебя саму не смешит этот кондовый акцент? Да, я знаю, что ты жутко умная, но этот говорок…

– Ну а тебя не смешат твои блондиночьи ляпсусы? – спросила я.

Сэм стиснул мое колено. В ответ я ущипнула его за бедро, причем изо всех сил надавив ногтем, чтоб показать, насколько я зла. Но он даже не дрогнул, и я подумала, что текила снижает у него всякую чувствительность, включая тактильную.

Нина оставила мою реплику без ответа. Вместо этого она облизала тыльную сторону кисти и посыпала ее солью. Словно зачарованная, я смотрела, как она дергает подбородком, посасывая свой лимон, опрокидывает стопку текилы и снова принимается за соль. Я от души пожелала ей участь Лотовой жены. Как-то раз я видела Нину на пробежке по дюнам: за плечами у нее прыгал мокрый хвостик, локти прижаты к ребрам. Она выглядела такой молодой и самоуверенной, что у меня аж екнуло сердце.

– Был у меня один южный паренек, – сказала Нина, – кажется, из Луизианы, хотя, может, и из Кентукки. Просто симпатяга, но говорил так, что я не разбирала ни слова.

– Так как же вы объяснялись? – спросил Сэм.

– На языке телодвижений. – И Нина бросила на него пугающе обольстительный взгляд, а затем обернулась ко мне: – И что же привело тебя в Мексику?

– Киты. – Я пожала плечами.

– Она поехала за мной, – улыбнулся Сэм.

– Интересно. – Нина прикрыла рот рукой, словно пряча ухмылку. Где-то за двором солнце уже садилось, и декабрьский вечер таял во тьме. Кусочек неба над отштукатуренной стеной стал темно-лиловым и пошел рыжеватыми полосами. Нина по-прежнему посмеивалась в кулачок.

– Стало быть, Сэма привели сюда киты, а тебя – Сэм? – уточнила она, приподняв одну бровь.

– Все было чуть сложнее. – Я потерла палец об оправу очков.

– Ну разумеется. – Она надкусила еще один ломтик лимона, а затем нахмурилась, отчего на лбу у нее обозначились две складочки. – А можешь обучить меня южному акценту?

Скажу без обиняков: мне б и в голову не пришло защищать ненавистное место, а Таллулу я ненавижу всей душой, но в тот момент мое сердце так и подпрыгнуло. Я даже глянула на Сэма, чтоб увидеть его реакцию, ведь сама была просто в бешенстве, и не из-за какой-то местечковой гордости, а просто потому, что выпила лишнего. Но вместо того чтоб залепить ей пощечину (что сделала бы с наслаждением), я гордо вскинула голову и с утрированным акцентом протянула:

– Уж прости меня, милочка, но это должно быть в крови.

– Да ты покраснела! – Она расплылась в улыбке, обнажив свои идеально прямые резцы. – Что это: девичья скромность, или я задела слабую струнку?

– Если заденешь, я тебе сообщу.

– Это правда: еще как сообщит. – Тут Сэм рыгнул, и Нина заржала.

– Вот это точно по-южному, – хохотнула она и, подтолкнув его локтем, расплескала текилу.

– Прошу прощения. – Он отставил стопку и облизнул запястье. Выпустив меня из объятий, он встал на ноги и побрел в темный уголок двора. Вскоре послышалось, как струя мочи плещет о ствол миндального дерева, а Сэм с облегчением вздыхает. Нина чуть наклонила голову и улыбалась своим мыслям. Так я обнаружила грань между психологией и физиологией: слушать, как Сэм писает, в присутствии посторонней бабы было просто дико.

– А в Ла-Холле у тебе есть парень? – спросила я Нину нарочито громко и без тени акцента.

– Был, но между нами все кончено. – Нина встряхнула пустую бутылку. Стрельнув голубыми глазами, она уставилась на моего ненаглядного, который шел к нам, то и дело спотыкаясь и застегивая ширинку.

– Текила кончилась, – объявила она, протягивая ему пустую бутылку. – Но гляди: я оставила тебе червячка!

ЭЛИНОР

Когда мы с Фредди вошли в палату, медперсонал, подхватив Джо-Нелл под мышки, пытался поставить ее на ноги.

– Мне больно! – орала она. – Ей-богу, ужасно больно!

– Так надо, иначе будут неприятности, – сказал ей медбрат Дуэйн. У него были заостренные ушки и хитрые зеленые глазки. Недоставало только фетровой шапочки, а так – вылитый пряничный эльф.

– Обожаю неприятности, – буркнула Джо-Нелл.

Это правда: любит и постоянно их себе создает. Она зажала рукой, согнутой в локте, шею Дуэйна и стала душить его. Бедняга начал задыхаться и запищал голоском Дональда Дака:

– Прекратите, немедленно прекратите!

– Не желаю ходить! – рявкнула она.

– Ради бога, – проскрипел он медсестре, – уложи ее в кровать!

– Поосторожнее там, – предупредила я, едва они заковыляли обратно. Я засучила рукава, показывая, что тут же пресеку любую их выходку.

– Боже, я чуть жива, – простонала Джо-Нелл и, глядя в потолок, откинулась на подушку. Когда медики отошли, я наконец-то оглядела сестренку с ног до головы. Ее светлые волосы потускнели и свалялись, словно шерсть дворового котяры после сотни кровавых побоищ.

– А можно помыть ей волосы?

– В реанимации не положено, – отрезал Дуэйн, а затем присел на корточки, поднимая ограничитель кровати.

– Но хоть косичку-то можно заплести?

– Не советую, – не уступал он.

– А может, посоветоваться с доктором и спросить, как он считает? – ввернула Фредди. Какой у нее все же приятный и тихий голосок! Китам-то от этого ни холодно ни жарко, но каким бы она стала врачом!

– Здесь не салон красоты, – завопил Дуэйн, – а больница! Не вздумайте и притрагиваться к ее волосам: там столько трубочек, что вы обязательно какую-нибудь сорвете. Вам ясно?!

– А вдруг у нее заведутся вши? – И я показала рукой, как они ползают.

– Вши?! – вскричали Джо-Нелл и Дуэйн, а Фредди зажала рот рукой, словно стараясь не рассмеяться.

– Вот послушайте, – начала я, – я-то знаю, о чем говорю. Мне рассказывали про одну тетку, которая развела на голове такое воронье гнездо, что туда наползли тараканы. Видать, их привлекли перхоть и запах пота. Когда на лоб побежала кровь, волосы сбрили; да только было уже поздно: тараканы прогрызли ей череп до самых мозгов.

Джо-Нелл фыркнула, а Фредди сказала:

– Но это же глупые выдумки!

– И вовсе нет! Истинная правда! И даже если не верите, волосы все равно надо мыть.

– Они что, и правда такие грязные? – Лицо Джо-Нелл скривилось и стало почти таким же плоским, как у меня. Она подняла руку и ощупала челку.

– Хм-м-м, а может, вы и правы. – Дуэйн почесал подбородок своим наманикюренным ногтем. – Ее прежних фотографий у меня нет, так что судить, конечно, сложно, но я понимаю, о чем вы. Волосы и правда смахивают на паклю, да еще все эти колтуны и запекшаяся кровь…

– Да уж, – кивнула я, – эти слипшиеся лохмы ей совсем не идут.

– Но их же ничего не стоит сбрить, – шепнул мне Дуэйн, – это-то хоть сейчас.

– Оставьте в покое мои волосы, – взревела Джо-Нелл.

– Миленькая моя, но я ж добра тебе хочу, – я было хотела потрепать ее по головке, но во время отдернула руку. – И потом, не в волосах счастье.

– Разок обреем, а потом еще и лучше вырастут, – убеждал ее Дуэйн, а затем слегка дотронулся до ее простыни. – Поклонников-то у вас, думаю, нету.

– Есть! – Джо-Нелл вскинула подбородок и хмуро поглядела на него. – У меня их пруд пруди.

– Как и у меня, – подмигнул он ей.

– Да заткнись уже, Дуэйн!

– Сами начали, – пропел он и, похлопав себя пониже спины, выпорхнул из палаты.

– Слава богу, – вздохнула Джо-Нелл.

– А мне он понравился, – сказала я ей.

– Тебе-то разумеется.

Мы помолчали. Фредди подошла к окну и загляделась на ряды машин. И тут я заметила, как вылупилась на меня Джо-Нелл.

– Что?! – Теперь настала моя очередь вскинуть подбородок.

– Ну ты и вырядилась! Фредди, ты только глянь на нее: коричневый шерстяной свитер, синие рейтузы и черные башмаки!

– И что с того? – Я взглянула на свои ботинки, а потом снова на нее.

– Немного не в тон!

– А я тебе не хор, чтобы в тон попадать!

– Но вид-то страшенный.

– Просто слегка эксцентричный. – Я пожала плечами.

– Слегка? – хмыкнула Джо-Нелл. – Так вот это как называется!

– Слушайте, я знаю, что нам нужно, – быстро заговорила Фредди, стараясь замять скандал.

– И что же? – выкрикнула Джо-Нелл. При этом она брызнула слюной, которая разлетелась во все стороны.

– Шахматы. Сыграть в шахматы.

– Я не умею.

– А я тебя научу.

– Так это надо мозгами шевелить. Это сложнее, чем шашки? – Джо-Нелл приподняла брови.

– В общем-то, нет.

– Ну, тебе-то все легко. – Джо-Нелл улыбнулась, а затем повернулась ко мне: – Элинор, может, сгоняешь в «Кей-Март» за шахматами?

– Я? – изумилась я. Не понравился мне этот приказной тон. Кто я ей, служанка? Разве Минерва не твердила нам, что все люди равны? – По-моему, шахматы – игра для умников. А таких в «Кей-Марте» не держат.

– Тогда привези «Колесо Фортуны», – упрашивала Джо-Нелл.

– Или купи «Скрэббл», – вторила ей Фредди.

– Так это же твоя идея, – подмигнула я ей, – тыи поезжай.

– Но я даже не знаю, где тут «Кей-Март».

– Я нарисую тебе карту. – Открыв сумку, я стала рыться в бумагах. Когда мои пальцы добрались до самой подкладки, на дне зазвенели просыпанные монетки. Интересно, догадывается ли Джо-Нелл о моем секрете, и если да, то как много ей известно? Уже довольно давно мой мир начал стремительно сужаться. Я не могу отправиться в Нашвилл, потому что сразу представляю, как наш драндулет ломается. Машина-то старая, да и стартер неисправен. К тому же я терпеть не могу проезжать мимо того поворота, где разбился наш папа (его грузовик заскользил на льду и кубарем скатился на набережную).

– Я бы съездила, – сказала Фредди, – если б не эта усталость от смены часовых поясов.

– Я тоже устала, – кивнула я и попыталась сменить тему: – Сыграем в следующий раз. Теперь ведь нам пора домой: Минерва там зажарила цыпленка и напекла пирожков.

– Для кого? – с издевкой протянула Джо-Нелл. – Для тебя или какого-то покойничка?

– Для нас с Фредди. И как тебе не стыдно смеяться над бедной Минервой! А она-то так за тебя волнуется! Стыдно, юная леди!

– Не называй меня «юной леди». – Джо-Нелл бросила на меня просто-таки ледяной взгляд.

Ее тон снова поразил меня; я поняла, что надо хорошенько взбесить ее, чтоб все наконец забыли про эти чертовы шахматы.

– Ты права, – ответила я, – ведь теперь ты даже не юная, а настоящей леди ты и раньше-то не была.

– Что ты посмела сказать?!

– Но ведь ты действительно уже не очень-то юная!

– Помоложе некоторых…

– Не ссорьтесь, – вмешалась Фредди, – прекратите!

– … у которых к тому же мозгов с гулькин нос, – орала Джо-Нелл, – зато зад как у коровы!

Эти нападки я оставила без внимания, хотя от них у меня аж затылок взмок. Надо было проваливать.

– Нам пора, не то мы опоздаем на ужин.

– Надеюсь, Минерва угостит тебя компотом, – цедила Джо-Нелл, – компотом с большим количеством чернослива. Тебе он просто необходим.

– Зачем мне чернослив?

– Да чтоб прошиб понос и вымыл шило из твоей задницы!

На следующее утро, объезжая парковку «Кей-Марта», я заметила типа, которого полицейские назвали бы «подозрительной личностью». На нем была вязаная оранжевая шапочка и защитного цвета куртка. Когда он закурил, дым стал подниматься из-под его воротника, словно шел из ушей. У меня как-то странно заныло в желудке, хотя, возможно, это было просто несварение. Ведь я позавтракала зеленым лучком и репкой. Но, как бы там ни было, ходить по магазину в одиночестве мне не особо хотелось. В компании старушек куда веселее: они меня подбадривают, да и вообще всем вместе как-то надежнее. К тому же десять пар глаз куда быстрей найдут уцененный товар, чем одна.

Я покатила прочь по Саут-Вашингтон, а затем вывернула на Профит-стрит. Подъехав к клубу пенсионеров, я припарковалась у самого поребрика и метнулась ко входу. Старушки тут же сбежались ко мне и принялись расспрашивать про Джо-Нелл и автокатастрофу. Они страшно разгалделись, и пришлось поднять руку в знак того, что я беру слово.

– С Джо-Нелл все в порядке, – объявила я им, – а я сейчас еду в «Кей-Март» за покупками. Может, прихватить кого-нибудь?