Текст книги "Беглец. Трюкач"

Автор книги: Майкл Диллард

Соавторы: Пол Бродер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Жуткий всплеск падающей в воду машины заглушил его нечеловеческий вопль. На мгновение он ослеп, оглох и онемел. Заморгал, обрел голос и тут же стал выкрикивать Нинино имя. Расстегнув ремень безопасности, перелез через переднее сидение, потом через заднее и стал рвать на себя перегородку, отделяющую багажник от салона. Машина медленно погружалась носом вперед. Наконец, перегородка поддалась. Нины в багажнике не было.

Вспомнив инструкцию, он быстро приоткрыл передние окна с обеих сторон. В салон хлынула вода, и уже через пару секунд он был в ней до пояса. Господи, где же она? Видимо, в последнюю минуту струсила и выбралась из своего укрытия, или ее обнаружил этот вездесущий да Фэ. Может, она вот сейчас, в эту жуткую для него минуту, спокойно лежит на кровати в объятиях любовника-ученого и смотрит телевизор? Пусть так, лишь бы она была в безопасности…

Вода поднималась все выше. Он влез на переднее сидение и по инерции взялся за руль, полностью закрытый водой. Течение медленно разворачивало машину боком. Сквозь лобовое стекло Камерон увидел, что на мосту столпились зрители, едва не сметая установленную на пьедестал камеру, за которой стоял Бруно да Фэ, победно размахивающий левой рукой. Рядом с ним стоял чернокожий сержант, чуть поодаль, уперев руки в боки – начальник полиции, рядом с ним – молоденький патрульный, чью жизнь Нина спасла одним своим взглядом.

Хорошенькое дело! Он тонет, а они с интересом наблюдают за этим захватывающим зрелищем, боясь упустить момент агонии. Фильм снимают, видите ли. Его охватило отчаяние. Он с силой навалился на Дверцу, но та не поддавалась. Все верно, и в инструкции сказано, что открыться она может только тогда, когда машина опустится на дно. А еще сказано, не паниковать.

Поразительно, но радио еще работало. Он прислушался:

– Пятьдесят шесть секунд – полет нормальный! Неужели не прошло и минуты с момента его страшного падения? Вот и приемник замолк, теперь он слышал лишь шипение вытесняемого водой воздуха и жужжание кинокамеры. Камерон повернул голову и с ненавистью посмотрел на нее. Разбить ее, что ли, к чертям собачьим? Да нет, какой теперь смысл ослеплять Циклопа?

Мост, облепленный зеваками, исчез из виду. Вода поднималась все выше, и Камерон задрал голову, дыша воздухом, оставшимся под потолком. На поверхности лопаются пузыри, о которых с таким восторгом вещал оператор, вдруг подумалось ему.

Как там говорил этот тип – зрение, слух и воображение? Должно быть еще что-то… Обоняние, вот что! Чем же еще объяснить резкий запах обивки, который он уловил еще тогда, в той машине, а теперь явственно ощущает в этой, хоть воздуха осталось совсем немного?

Так или иначе, но все случилось так, как задумал режиссер, словно он, Камерон, действительно лишь марионетка в его руках. Вот ведь дурак! Вот идиот! Размечтался, что с легкостью проведет этого хитрого лиса! А что там, с астронавтами, мелькнула мысль. Перед тем, как радио вышло из строя, диктор произнес что-то невнятное, но голос был каким-то неспокойным. Или ему показалось? Господи, взмолился он, сделай так, чтобы и у них, и у Нины все было в порядке! Но тут сознание его помутилось, в ушах раздался колокольный звон, и он вместе со своей машиной мягко опустился на дно.

В себя он пришел достаточно быстро и сделал несколько быстрых глубоких вдохов. Окончательно очухавшись, лениво подумал, что народ уже, наверное, разошелся со своих наблюдательных постов на мосту. Сейчас он все-таки выбьет дверь, и ищи его свищи! Нормально, все будет нормально, парень, только спокойно, только не теряй сознание. Еще совсем немного, и ты будешь на свободе… В полуобморочном состоянии он ногами вышиб дверцу, выскользнул из-за руля и быстро поплыл вверх, к свету.

На поверхность его в буквальном смысле вытолкнуло. Чудовищная боль пронзила барабанные перепонки, легкие едва не разрывались от недостатка воздуха, сердце выпрыгивало из грудной клетки и колотилось где-то у горла. Несколько минут он в полном изнеможении покачивался на волнах, набираясь сил, подобно снулой рыбе, относимой течением. Стараясь унять лихорадочное биение сердца, он глубоко дышал, перемежая вдохи и выдохи с отплевыванием смеси солоноватой воды, которой все-таки успел наглотаться, и крови, потоком льющейся из носа.

Потом он оглянулся на мост и поразился, как далеко его отнесло. Течение было таким сильным, что мост почти скрылся из виду. Он осмотрел берег с обеих сторон. Никого. Когда течение вынесло его за очередной поворот, Камерон перевернулся со спины на живот, энергично подплыл к берегу и, цепляясь за скользкие водоросли, стал выбираться из воды, но сорвался и снова с головой плюхнулся в реку. Когда же вынырнул, понял – все, с ним кончено: его затягивало течением в отверстие дренажного канала.

Он затрепыхался и отполз подальше. И тут до него дошло, что его с такой силой выбросило со дна на поверхность, что он, видимо, повредил слух. До него не доносилось ни единого звука – ни плеска волн, ни шуршания камыша, ни пения птиц. Ничего, одна мертвая тишина. С превеликим трудом он выбрался из протоки, по которой неминуемо попал бы в канал, и, то полувплавь, то по колено в грязи, то ползком зашлепал к болотам. Там он оторвется ото всех и будет вне пределов досягаемости. Носом снова пошла кровь.

Под ногами что-то копошилось. Приглядевшись, он чуть не умер от страха и отвращения – к нему со всех сторон ринулись пираньи, привлеченные запахом крови. Сверху жарило безжалостное солнце. Грязь, облепившая тело, стала подсыхать. Камерон пополз дальше, стараясь не смотреть вниз, Впереди простирались болота, казавшиеся бесконечно прекрасными в обрамлении зеленых камышей и высоких кедров и дубов. Он снова огляделся и понял, что ползет не в ту сторону. Если он и выберется, то попадет прямо в руки полиции.

В полном отчаянии он плюхнулся в осоку и глухо зарыдал. Над головой беззвучно вились полчища комаров. Не в силах больше терпеть зной, Камерон заворочался в грязи, как это делают бегемоты. Это немного помогло, и он поднялся на четвереньки. Где-то река сделала непредвиденный поворот, поэтому он и ошибся. Он погрозил реке кулаком и им же размазал по лицу слезы.

Так, надо взять себя в руки. Выжду часок-другой, отдохну и начну сначала. Прилив кончится, течение поутихнет. А пока направлюсь назад, к реке. Внезапно он наткнулся на цаплю, неподвижно вытянувшуюся на одной ноге, словно застывший часовой посреди болота. Заприметив Камерона, цапля шумно снялась с места, а он, в свою очередь, шарахнулся от нее. Через несколько минут он понял, что потерял ориентацию и не знает, куда ползти дальше. Реки не было видно, кедров и дубов тоже. Куда все это делось?

Беспорядочно размахивая руками, разбрызгивая вокруг себя грязь, он ошалело поворачивался из стороны в сторону, все больше убеждаясь, что окончательно потерялся. Куда идти? Куда? А, вот его собственный след, примятый в осоке, надо идти по нему. Но ведь и преследователи, если они еще не отказались от мысли разыскать его, могут заметить этот след. Скорее, скорее к реке, в ней его спасение. Переплыть ее и спрятаться в лесу, только и всего.

Вот и протока, теперь по ней. Вода поднялась до колен, потом до пояса, и вот уже он поплыл против несильного течения и вскоре достиг того места, где ошибочно свернул к болотам. Еще немного, и перед ним появилась река. Друг она ему или враг? Она сделала его глухим, она обманула его. Или он сам обманулся? Но переплыв ее, он окажется на том берегу. На том берегу…

По воде скользнула большая тень, и, задрав голову, он увидел вертолет, совсем, как тогда, кружащий над рекой.

Камерон сделал глубокий вздох, зажал рукой нос и погрузился в воду с головой. Осторожно вынырнув, чтобы сделать глоток, воздуха, он увидел, что вертолет уже далеко, но, сделав круг над далеким теперь болотом, стал снова возвращаться. Камерон опять нырнул. Нет, долго он так не продержится. Он вылез из воды и, пока вертолет делал третий заход, пополз в камыши, чтобы сделать полую трубочку для дыхания. Вертолет, с которого он ни на секунду не спускал глаз, так как мог, ориентироваться только зрительно, снова стал приближаться, и он опустился на живот и пополз, как уж.

Ну, еще немного. Десять футов… восемь… пять… Он совсем уже дотянулся рукой до камышей, но его накрыла тень от вертолета. Он замер. Все, силы были на исходе. Полуслепой, оглохший, с измазанным кровью лицом и саднящими кровоточащими коленями – не слишком ли много для одного человека?

Из последних сил он раздвинул заросли камыша и с замиранием сердца увидел идущих к нему цепью людей. Они были далеко, но он узнал начальника полиции, чернокожего сержанта и оператора. Кто-то нес кинокамеру. Господи, так они и это собираются снимать? Камерон озверел. Хотел было броситься назад, но сообразил, что только того от него и ждут, да и сил осталось ровно столько, чтобы напасть на первого приблизившегося к нему и вцепиться ему в глотку. Господи, молил он, пусть это будет да Фэ! И тут почувствовал, что его затягивает трясина.

Вертолет перестал бесцельно кружить над болотом и пошел над протокой. Камерон смотрел, как он приближается к нему – он летел по его следу. Вот он уже совсем близко, вот завис прямо над головой. Осока и камыши полегли от поднятого винтом ветра. Камерон, задрав голову, глядел на него, как на спустившегося с небес ангела. Из открытой кабины ему улыбался Готтшалк. Боже праведный, вот оно, спасение!

Камерон в невероятном прыжке ухватился за сверкающий полоз, вертолет рванул вверх и выдернул его из трясины, как пробку из бутылки, и взмыл к слепящему солнцу – прочь от болота и от всех невзгод.