Текст книги "Беглец. Трюкач"

Автор книги: Майкл Диллард

Соавторы: Пол Бродер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Кимбл! Пора остановиться… Хватит скрываться…

Кимбл, обходя тележки, продвигался к громаде стиральной машины на звук голоса Джерарда. Но вдруг остановился, увидев на полу под рельсом, по которому ездили мешки, неподвижное тело.

Он опустился на колени и подполз к нему, уклонившись от очередного мешка с бельем, пронесшегося над ним. Кимбл попытался оттащить этого человека – судя по карточке на куртке, федерального инспектора – подальше от этой опасной трассы, потом наклонился над ним, пощупал пульс и быстро осмотрел.

Никаких других повреждений, кроме зияющей раны на голове. Кимбл быстро ощупал ее, но повреждений черепа не обнаружил.

(Только не думать об Элен. Не сейчас… На это нет времени…)

Пульс был ровным и хорошего наполнения, дыхание нормальное. Кимбл осторожно приподнял оба века кончиками больших пальцев и низко нагнулся, чтобы рассмотреть зрачки в тусклом свете.

Зрачки были одинаковой величины и слабо реагировали. Вероятно, легкое сотрясение мозга – он скоро очнется. В отделении «скорой помощи» его могли бы подержать пару часов просто на всякий случай.

Зловещим было другое: пустая кобура подмышкой. Кимбл осмотрелся вокруг, хорошо понимая, что Николс где-то поблизости и что у него пистолет.

Джерард опять громко прокричал:

– Кимбл, если ты не выйдешь, ты знаешь, я буду вынужден тебя схватить…

Кимбл низко нагнулся и крадучись двинулся дальше на звук голоса своего преследователя вдоль бесконечных металлических рядов стиральных машин, мимо пустых тележек и длинных стальных шестов, при помощи которых мокрое белье перекладывали на ленту конвейера. Он притаился за одной из машин. Слева, в нескольких метрах от него, Джерард продвигался вдоль другого сверкающего коридора с пистолетом в руке. Инспектор остановился, оглянулся через плечо и стал спиной к дальней стене прачечной. И все это время он не замечал Кимбла рядом с собой.

В этот момент у дальней стены бесшумно появился Чарли Николс и прицелился в него из краденого пистолета.

Кимбл схватил один из металлических шестов и закричал, по привычке называя его так, как называл много лет назад, когда они были еще практикантами:

– Эй, Чак.

Николс резко обернулся, готовый выстрелить. Кимбл замахнулся со всех сил, со всей злостью и болью, накопившимися в нем. Шест ударил Николса по шее, сбив его с ног. Падая, он ударился головой о стальной бок машины и свалился без чувств, как мешок. Пистолет выпал из его руки и скользнул по полу.

В то мгновение, когда упал Николс, Джерард повернулся на звук удара и поднял свой пистолет. Кимбл вышел вперед и стал на освещенное место – прямо на линию огня – тяжело опершись о шест, который все еще держал в руке.

Какую-то долю секунды Кимбл наблюдал колебания Джерарда, готового по чисто профессиональной привычке выстрелить в того, кто представлял для него угрозу – в данном случае, в Кимбла. И в эти мгновения глаза инспектора были холодны как лед, в них не было ни капли сожаления или участия, так же, как когда он стрелял в Кимбла в здании федеральной тюрьмы.

И тогда Кимбл решил, что все, что Джерард говорил о Чарли, о его машине, о ключах было ложью. Он это делал с одной целью – схватить Кимбла.

Или, возможно, Джерард и знал правду, но ему это было безразлично.

«Это меня не касается».

Чарли был мошенник и убийца, а Кимбл настолько наивен, что верил ему. Может, он и сейчас был слишком наивен и зря поверил Джерарду. И теперь Джерард его застрелит.

И вдруг ему все стало безразлично. Он ссутулился, опершись на шест, словно из него вышли все жизненные силы.

Все это произошло менее чем за секунду. И тут Джерард замер, увидев безжизненное тело Николса. Холод в его глазах исчез. Вместо этого появилось глубокое облегчение, чего Кимбл не мог понять. Джерард медленно и неуверенно опустил руку с пистолетом.

Кимбл не двигался. Заторможенно, как во сне, Джерард засунул пистолет в кобуру, достал передатчик и сказал в микрофон:

– Открывайте выходы. Все кончено.

В считанные секунды комната наполнилась народом: инспекторами, полицейскими, сотрудниками службы безопасности отеля. Все были вооружены и большинство – в бронежилетах.

Кимбл попытался разыскать глазами Джерарда, но тот исчез в массе народа. Кимбл хорошо понимал создавшуюся сейчас ситуацию: они полагали, что он убил полицейского в вагоне, и должны были свести с ним счеты. Может быть, и Джерард тоже так думал?

Они направили на Кимбла весь свой арсенал, приказали ему бросить шест и поднять руки вверх. Они не придали значения его словам, что у раненого инспектора сотрясение мозга. Они просто велели ему вытянуть вперед руки и надели на него наручники. Они толкали его, давали команды, велели ему двигаться вперед в сопровождении вооруженных мужчин и женщин с суровыми лицами, спустились с ним в лифте в вестибюль отеля, откуда через стеклянную дверь он увидел, как в машину «скорой помощи» загружали носилки, к которым был ремнями пристегнут Чарли Николс, все еще без сознания.

Двери распахнулись, его обдало ледяным ветром. В окружении бесчисленного множества людей в форме Кимбл вышел на покрытый снегом тротуар. В воздухе кружились густые белые хлопья. За заградительной лентой толпились журналисты, операторы, сверкали вспышки фотоаппаратов. Светили яркие лучи прожекторов, отражаясь в белых снежинках.

Кимбл шел, не поднимая головы, глядя на снег под ногами, мимо всей этой толпы, мимо настойчивых репортеров. До него доносились обрывки их сообщений:

– …история о бывшем известном чикагском хирурге Ричарде Кимбле, который сбежал из специального автобуса, перевозившего его в тюрьму, сегодня неожиданно приобрела новое звучание…

– …по еще не подтвержденным сообщениям полиции, имеются новые свидетельства, благодаря которым Ричард Кимбл может быть освобожден, но в деле может оказаться замешанным одно имя, широка известное в медицинском мире…

– …не представлял, чего от него можно ожидать. Моя жена была жутко напугана. А полиция…

Какая-то женщина с микрофоном в руках прорвалась сквозь живой барьер из сопровождавших Кимбла мрачных полицейских и прокричала:

– Доктор Кимбл, это правда, что вы можете доказать вашу невиновность?

– Уберите их! – рявкнул сбоку знакомый голос, и Кимбл увидел рядом Джерарда. Поток людей в форме обогнул их и раздвинул толпу, освободив для них проход к машине.

Высокий широкоплечий инспектор открыл заднюю дверцу и жестом велел Кимблу сесть.

– Осторожнее, не ударьтесь головой, доктор Кимбл, – тихо сказал он.

Кимбл уставился на него, удивленный вежливым вниманием и даже уважением, которое светилось во взгляде этого человека. Он неловко забрался на заднее сидение – ему мешали наручники. Инспектор поддержал его под локоть и захлопнул дверцу.

Оживленный молодой человек сидел за рулем. Когда Джерард опустился на переднее сиденье рядом, водитель обменялся с ним заговорщическим взглядом, смысл которого Кимбл не мог понять.

Он уже не знал, чего ожидать. По каменному лицу и безразличному взгляду Джерарда трудно было сказать, считает ли он Кимбла виновным в смерти полицейского, убитого в поезде. Но, в любом случае, он был бы рад скрыться от шума и яркого света камер. Устало он откинулся на спинку сиденья.

Джерард опустил переднее стекло и махнул кому-то в толпе.

– Пул, где эта штука?

Чернокожая женщина подошла к машине и протянула Джерарду что-то голубое и квадратное. Джерард поднял окно и повернулся к Кимблу.

– Дайте-ка мне ваши руки.

Кимбл неуверенно протянул. Джерард отомкнул наручники ключом и бросил их на сиденье, а на отекшие pyки Кимбла положил голубой предмет. Кимбл дернулся от резкого холода и понял, что это – пакет со льдом.

– Берегите руки, доктор. Они вам очень скоро пригодятся, – с какой-то странной игривой легкостью в голосе сказал Джерард.

Кимбл в упор взглянул на него, переполненный чувствами: он наконец осознал, что Джерард поверил ему, и все, что он сказал о Николсе, было правдой. А если Джерард поверил ему, то он не успокоится, пока Николс не будет осужден, а Кимбл свободен.

Он посмотрел на пакет со льдом, на синяки на руках и снова поднял глаза на Джерарда.

– Кажется, вы говорили, что это вас не касается…

Молодой водитель с любопытством наблюдал за ними в зеркало заднего вида. Джерард заметил это, и его лицо сразу приняло обычное непроницаемое выражение. Он отвел глаза.

– Да… ну, в общем, – в его голосе была некоторая неуверенность. Кимбл даже улыбнулся краем губ. – Никому не рассказывайте об этом.

Он снова посмотрел в глаза Кимблу, а Кимбл, в свою очередь, внимательно всматривался в лицо инспектора. Ему хотелось как-то выразить свою благодарность, показать, какая тяжесть свалилась с его плеч, сказать что-то… но он не мог вымолвить ни слова.

Джерард, казалось, понял его состояние, углы его губ насмешливо дернулись. Он отвернулся и удобно устроился в кресле.

Кимбл незаметно для всех улыбнулся и, откинувшись на сиденье, посмотрел за окно, где быстро проносились уличные фонари. Только сейчас он обратил внимание на то, что ветер утих и снег прекратился. Облака исчезли, все небо сверкало яркими звездами.

Ночь была тихой.

Пол Бродер
ТРЮКАЧ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Камерон мечтал скорее двинуться в путь, в то время как его спутникам несомненно нравилась неожиданная остановка. Его раздражало воцарившееся в автобусе веселье, а тут еще нестерпимая жара. Как только произошла поломка, автобус начал наполняться горячим воздухом, накатывавшим волнами с раскаленного асфальта шоссе, слишком удаленного от моря, чтобы купаться в его соленом запахе, и вместе с тем слишком близкого к берегу, чтобы ощутить тень настоящих деревьев. По обеим сторонам шоссе росли чахлые дубки и низкорослые – сосны., какие обычно растут в песчаных прибрежных районах, где солнце проделывает свои трюки. Теперь, по прошествии двадцати минут, Камерон вытащил из нагрудного кармана рубашки письмо, вложил его в детектив, который начал читать в дороге, и положил книгу рядом на свободное сиденье. Письмо было написано на бледно-голубой почтовой бумаге, и на полях, не поместившихся в книгу, можно было прочитать колонку слов, выведенных аккуратным круглым почерком. Некоторое время его тянуло почитать письмо снова, но он уже делал это так часто, что знал текст наизусть. Вместо этого он прочитал колонку слов, и, поменяв их немного местами, составил нежное неуклюжее предложение, которое стоило всего остального. Затем он откинулся в своем кресле, закрыл глаза и попытался отключиться от притворного веселья, которое вместе с удушающей жарой, казалось, накаляет автобус изнутри до точки взрыва. Не забывай, это всего-навсего стайка ребят, говорил он себе, но то, что он старше своих спутников, поэтому держится особняком, да и они сохраняют определенную дистанцию, приводило его в отчаяние. Разве он не сознавал, что все они теперь в одной лодке и связаны общей участью? Да, в этом промежутке времени, Камерон, все еще в штатском, чувствовал себя на пути из одной жизни в другую, обещавшую ему, отчаянно хотевшему продолжить путешествие, невыносимое заточение.

Теперь он открыл глаза и мрачно уставился на унылый пейзаж за окном. Подходящая обстановка для размышлений о будущем, где ему предназначено проводить бесконечные дни в ожидании писем от нее. В таком настроении он ждал своего прибытия в тренировочный лагерь, где, включившись в работу какого-то механизма и поселившись в бараке, будет в изнеможении валяться на койке и осознавать, лежа без сна в темноте, что прошлое – его книги, его учеба и его маленькая квартирка около института, в которой они вместе жили, ушло окончательно и бесповоротно.

В это время дежурный сержант – огромный негр, выходивший из автобуса взглянуть на мотор вместе с водителем, влез обратно и посмотрел воспаленными глазами вниз на проход между рядами. Власть, подумал Камерон с упавшим сердцем, когда смех и пение внезапно прекратились, и в автобусе воцарилась тишина.

Сержант, взмокший от пота, достал дорожный список личного состава, прикрепленный к плотному картону, и начал читать.

– Абрамс?

– Здесь.

– Андерсон?

– Здесь.

– Барриентос? – сержант, поднимал глаза на каждого, чье имя выкликал, делая ударение на последнем слоге мелодичным голосом, берущим на-чало на басовых низах и кончающимся высокими визжащими нотами.

Камерон следил за перекличкой с ожиданием и интересом. Как прореагирует сержант, если кто-то сбежал, подумал он, когда услыхал свое имя, произнесенное фонетически на манер названия африканской республики.

– Здесь, – сказал он.

Закончив перекличку, сержант, изучал список еще несколько минут, как бы проверяя, не пропустил ли кого-нибудь. Затем он поднял глаза.

– Камерун? – позвал он.

– Все еще здесь, – ответил Камерон, вызвав взрыв смеха своих спутников.

– Я хочу поговорить с тобой, Камерун, – сказал сержант ласково.

Камерон прошел вперед, вместе с сержантом вышел из автобуса и подошел к шоферу, гражданскому человеку, пристально всматривавшемуся в корпус двигателя в задней части машины, от которого шел дым и смрад горящего масла.

– Мы застряли, – сказал сержант. – А потому кто-то должен найти телефон. Нам с шофером надо присматривать здесь, так что придется идти тебе.

– Куда мне идти? – спросил Камерон.

– Откуда я знаю? – ответил сержант. – Ни он, ни я не бывали здесь раньше. – С этими словами сержант достал дорожную карту, развернул ее и ладонью прижал к стенке автобуса. – У меня есть идея относительно того, где мы, – продолжал он, водя указательным пальцем. – Но мы должны были бы быть ближе к лагерю. Во всяком случае тебе надо найти телефон и вызвать помощь.

– Куда мне позвонить? – сказал Камерон, заметив, что шоссе, идущее примерно параллельно берегу, было ближе к морю, чем он предполагал.

– В ближайшее военное расположение, – ответил сержант. – Возможно, это будет лагерь, Спроси Д.О. в транспортном центре.

– Д-О.?

– Дежурный офицер, – сказал сержант терпеливо. – Послушай, Камерун, ты должен передать ему точную информацию… Во-первых, скажи ему, что мы сломались. Затем окажи, где мы находимся, но поскольку мы этого не знаем, сначала это тебе надо выяснить, так?

– Так, – ответил Камерон, его раздражая менторский тон сержанта.

– Выяснить, где мы находимся, означает, что тебе надо смотреть хорошенько по сторонам, нет ли указателей и выездных дорог. Таким образом ты сможешь дать Д.О. наши правильные координаты, верно?

– Верно, – сказал Камерон и, глядя на сверкающую орденскую ленту на груди сержанта, с трудом подавил улыбку. Сержанту следовало бы вернуться в джунгли и продолжать доблестно служить там, думал он.

– Ладно, что тебе надо сделать после? – спросил сержант, кося своими воспаленными глазами на Камерона.

– Возвратиться в стойло, – . сказал Камерон, покорно пожав плечами.

Сержант одобрительно кивнул головой и сложил карту.

– Какая жара, – пробурчал он. – Ты постарше, у тебя больше сознательности. И последнее, Камерун. Скажи Д.О., где ты сам находишься. Когда они пришлют новый автобус, мы будем знать, где подобрать тебя, верно?

– Верно, – сказал Камерон, неожиданно одобряя методичный подход сержанта к военным проблемам.

– Что мне делать с моим имуществом?

– Что тебе будет угодно, – ответил сержант.

– Насколько я понял, лучше взять его с собой, – сказал Камерон, быстро вошел в автобус, достал маленькую спортивную сумку со своими личными вещами с полки над сидением и поспешил по проходу обратно. Разгадав смысл поручения» кое-кто из его спутников стал просить ради них не торопиться. Камерон ответил улыбкой и помахал рукой, когда спускался по ступенькам к выходу.

Сержант ждал его снаружи, мрачно уставившись на ленту шоссе» убегающего вдаль сквозь чахлые кустарники.

– Постарайся сесть на попутную машину, если хочешь, только сначала скройся из виду, – сказал он. – Я не хочу подавать этим цыплятам идею. И еще вот что, Камерун. Нам всем чертовски жарко, так что не изнуряй себя» но и не трать время попусту.

– О’кей, – сказал Камерон. – Что еще?

Сержант зажмурился от яркого солнца и вытер рукавом лоб.

– Проваливай, – ответил он.

Только когда оглянулся, он вспомнил, что оставил на сиденье автобуса ее письмо. Какое-то время он собирался вернуться, но мысль о неудовольствии сержанта остановила его, а кроме того было слишком жарко, чтобы позволять себе сентиментальные жесты. Автобус– ковчег, севший на мель, все еще маячил на горизонте» тленом от жары и дымкой мглы. Может быть, это мираж, думал он. И вдруг почувствовал облегчение моряка, доплывшего до берега с потерпевшего крушение корабля. Он больше не был в одной лодке с другими. Ему случайно удалось отклониться от курса. А почему бы не изменить и свою судьбу? Идея увлекала Камерона, чьи литературные вкусы тяготели к насмешничеству и зубоскальству, и он более решительно зашагал вдоль шоссе. Когда Камерон оглянулся еще раз, автобуса уже не было видно, и вдруг он осознал, что последние слова сержанта можно понять двояко и ничто не мешает ему интерпретировать их в просторечном смысле. Проваливай… Да, абсолютно ничто не может помешать ему немедленно выполнить команду и исполнить свое заветное желание. Тогда почему он выбрал именно этот момент, чтобы снова вспомнить о ее письме? Оно дразнило его, это письмо! Оно тянуло его назад. Он отверг его скрытый смысл. Почему он должен чувствовать себя связанным с письмом и, еще шире, с будущим, в котором каждое письмо неизбежно станет самым важным событием в бесконечной череде скучных дней? Нет, лучше оставить ее письмо, где оно было – закладкой в детективе, который у него не было ни малейшего желания дочитать до концами, закрыв эту историю, отправиться навстречу новому будущему. Однако, беспристрастность, с которой он готов был от письма отказаться, дала ему время поразмышлять, любил ли он ее когда-нибудь? Сможет ли в будущем? Способен ли он на это? Слишком рано судить. Слишком много случилось в дороге. Слишком много препятствий в настоящем, и не последнее из них эти сентиментальные размышления относительно письма. Еще немного Камерон шел по обочине шоссе, гадая, удастся ли ему остановить какую-нибудь машину из тех, что с шумом и свистом проносились мимо. В перерывах между стонущими звуками пролетающих автомобилей он слышал жужжание насекомых в лесу. Повернув, он приблизился к укрытию из скрюченных деревьев и вдруг быстро спрятался за ними.

Он сам удивился, как внезапно легко исчез. Мир с его уродливыми звуками успокоился, как будто какая-то спрятанная в панцире ошибка открылась за его спиной, зевнула и проглотила геологические пропорции. Теперь, решительно шагая, он устремился вперед через хрустящее мелколесье лавра и кустов черники, которые скоро уступили место густым причудливым зарослям сосны и дуба. Если не считать случайного ствола, почерневшего от давнего пожара, возвышающегося обуглившейся мачтой, остальные деревья были вдвое ниже него самого. Казалось, все расползается по сторонам в этой пересохшей пустыне, как будто солнечный – зной словно колпаком закрывает возможность вертикального роста.

Камерон продирался вперед, с помощью спортивной сумки прокладывая путь сквозь кустарник, высохшие нижние ветки которого ломались при малейшем прикосновении, но постепенно заслон становился толще. Поняв, что напролом не преодолеть его, он пошел в обход, припадая к земле и пробиваясь сквозь узкие улочки, открывавшиеся в лабиринте стволов. В конце концов он просто пополз по толстому ковру из иголок и упавших шишек, которыми была устлана земля. Остановившись передохнуть и взглянуть на часы, он с удивлением обнаружил, что прошло всего полчаса. Он едва видел над собой небо. За ним по иголкам тянулся длинный след его продвижения вперед, извивающийся, как серпантин. Глупо, подумал он, глупо…

Он двинулся дальше, ступая с большой осторожностью, чтобы не оставить следов. Но его новая предосторожность была утомительна. Ему стало тяжело дышать. Пот застилал глаза. Моргая, он полез в спортивную сумку, вытащил оттуда рубашку, разорвал ее пополам и повязал одну половину вокруг лба. Затем он пошел дальше, пока не вышел на поляну, где, как ему показалось, напал на стершуюся колею бывшей дороги. Идя по следам, пока они не исчезли, он подошел к куче иголок, под которыми, когда он разбросал их, оказалась гора консервных банок. Камерон дотронулся до одной носком ботинка, и она рассыпалась. Дальше лес стал гуще. Он вернулся на поляну, которая теперь показалась ему меньше, чем раньше. Остановись и подумай, сказал он себе и, глядя в небо, попытался собраться с мыслями. Но солнце над головой не подсказало ему ничего. Неужели нет надежды вырваться из этого безлюдного лабиринта? Он вспомнил вычитанное где-то, что с южной стороны ветки деревьев более длинные, и некоторое время изучал скрюченный и скособоченный кустарник, окружавший его со всех сторон. Это было бесполезно. Тщетно искать экологическую истину в этой богом, забытой дикости. Только мысль о том, что море может быть где-то неподалеку, вселяла надежду. Он углубился в чащу. Через двадцать минут, потраченных зря, он снова присел отдохнуть.

Белка, неизвестно откуда взявшаяся, напугала его до смерти. Это была рыжая белка, которая, занимаясь все утро поисками шишек, прячущихся в россыпях иголок, просто остановилась посмотреть на него. Потерялась, сказал Камерон утомленно, будет лучше, если ты поищешь себе другой дом. Белка вспрыгнула и исчезла. Через мгновение Камерон услышал, как она щелкает шишками в густых зарослях сосны. Внезапно он представил себе, как сержант замирает над его следами, широко открыв свои воспаленные глаза, и, прислушиваясь к щелканью белки, следит за каждым шорохом в лесу. Не будь смешным, сказал себе Камерон, сержант все еще в автобусе пасет свой выводок. Но он неподвижно сидел, не смея дышать, вглядываясь в окружавший его лес.

Как он мог не заметить яркий свет прямо перед собой, он не представляя. Возможно, белка напомнила о возможности преследования, разбудила его страх и отвлекла «го. Или, может быть, то, что он увидел на уровне глаз за деревьями, не было поляной, а только иллюзией. Нет, это была поляна, все в порядке, и, судя по количеству света, большая поляна. Встав на четвереньки, Камерон пополз сквозь кустарник, пока, уже выбравшись из-за деревьев, не обнаружил, что находится на краю большой впадины, вырезанной в лесу. Ложбина состояла из песка и была лишена какой-либо растительности. Ни травинки. Черная асфальтированная дорога разрезала ее пополам, и на середине этой дороги, под флагом, неподвижно повисшим на столбе в ужасающей жаре, стоял куб из стекла и бетона. Камерон не верил своим глазам. Это караульная будка, подумал он, я наткнулся на лагерь…