Текст книги "Беглец. Трюкач"

Автор книги: Майкл Диллард

Соавторы: Пол Бродер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

– Последняя часть самая трудная, – продолжал режиссер. – Когда герой доплывает до места, где волны обрушиваются на берег, он выплывает из-под пирса, чтобы не разбиться о сваи. Затем его волной выносит на песок. В этом месте трюкач заканчивает

свою работу и снова появляется актер, а герой спасается.

– Вы уверены? – спросил Камерон. – Что он спасается?

– Абсолютно. Поверь, мой друг.

– Вера, – сказал Камерон с ядовитым смехом. Это крещение – только начало, а не конец, подумал он.

– Кроме того, где герой может быть в большей безопасности, чем со мной? – продолжал режиссер. – Короче, что может быть лучше для беглеца, чтобы остаться не пойманным, чем быть одновременно актером и зрителем в развитии своей собственной истории?

– А герой всегда спасается? – спросил Камерон.

– Всегда, – ответил режиссер. – Снова и снова. Начиная с целой серии захватывающих дух и останавливающих сердце приключений. Похоже, ты сомневаешься, мой друг. Как мне убедить тебя, чтобы ты поверил?

Камерон посмотрел вниз на воду и невольно вздрогнул.

– Я поверю, – ответил он, – когда увижу фильм.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

За ужином он ел немного и в одиночестве. После, в своей комнате, он лежал на кровати, сцепив руки за головой, и пытался вызвать в воображении свой облик, каким он был прежде. Куда он ушел – студент, любивший сидеть ночи напролет в кафе, рассуждая о будущем и гневно выступая против войны?

Короткое, думал Камерон, смехотворно короткое, но необратимое путешествие, во время которого, став сначала Ричардом Джексоном, а затем Артуром Коулмэном, он перестал существовать… Чего бы он не отдал в этот момент, чтобы оказаться с маленьким подносиком в руке в бесконечной очереди за едой! Вместо этого… Постарайся не думать об этом, сказал он себе, отдохни. Но сейчас, когда подкрался вечер, и за окном погас на небе свет, он услышал, как плещется прибой и, закрывая глаза, представил себя парящим в ночи, ныряющим в холодную» воду и выплывающим на берег, одинокий пловец в темноте. Ролик кончился яркой вспышкой на экране. Камерон открыл глаза. Наступила ночь. Лежа над вздымающимся почти под самым окном морем, как приговоренный в ожидании своего палача, он слышал биение собственного сердца.

Стук в дверь заставил его встать. Он мог ждать кого угодно, только не оператора, который сейчас с'гоял перед ним, впервые так близко и крупным планом. Секунду он едва верил своим глазам, которые, вылезая из орбит, наткнулись на пристальный взгляд невероятного злорадства, производимого выражением лица, обезображенного шрамами и оспинами, оставленными, казалось, не болезнью, а горстью картечи. Оператор ответил на вызванный им шок улыбкой, обнаружившей еще один недостаток – желтоватые собачьи зубы.

– Так ты трюкач! – воскликнул он мягко. – Позволь представиться. Я Бруно да Фэ.

– Я знаю, – сказал он. – Вы указали на меня.

– Говори громче, саго[2]2
  Дорогой (итал.) – Прим. перев.


[Закрыть]. Да Фэ несколько глуховат.

– Я сказал, я видел вас раньше!

– Да, каждый когда-то видел кого-то раньше. Позволь мне тебе сказать. Я восхищен твоей работой.

– Очень забавно, – сказал Камерон.

– Не беспокойся, саго. Все, что случилось, забыто. Все изменилось.

Защищать виноватого? Камерон был удивлен.

– Пошли, – сказал он.

Город ночью был одет в огни, наподобие придурковато-гротескной женщины, густо намалеванной, чтобы скрыть явные дефекты и привлечь к себе внимание. По всей длине улицы, с которой Камерон впервые обозревал береговую линию, ярко сверкали пузыри, тянущиеся вдоль пирса и опоясывающие облезлый фасад казино; вертящиеся, карабкающиеся, кружащиеся аттракционы луна-парка были освещены по контуру разноцветными огнями, сливающимися в сплошное пятно. Какофония этой сверкающей вакханалии имела в верхнем регистре визг возбужденных от страха пассажиров центрифуги, над басовой частью доминировал рокот самолета, сталкивающегося с бимпмобилем на площади, а в среднем регистре такая смесь рок-н-ролла, шарманки и голосов зазывал, которая, усиленная громкоговорителями и мегафонами, достигла почти оглушающей степени.

– Son et tumiere (звук и свет), – говорил оператор, пока они шли сквозь толпы людей, тусующихся в каждой подворотне. – Как себя чувствуешь, саго?

– Нормально, – ответил Камерон.

Да Фэ читал по его губам.

– Ты знаешь, что тебе предстоит сделать?

Камерон, искавший глазами начальника полиции или сборщика налога, отсутствующе кивнул.

– Ты уверен?

– Да, почему вы спрашиваете?

– Понимаешь, не было времени репетировать, поэтому нам придется импровизировать. В конце концов, от трюкачей можно ждать чего угодно. Когда они в работе, они не подконтрольны. Это не имеет смысла, саго. Если автомобиль падает с моста или надо выпрыгнуть из горящего здания…

Они прошли по аллее, заполненной бильярдными автоматами и подошли к входу на пирс – воротам, охраняемым парой полицейских. Здесь да Фэ вытащил пропуск, позволивший им пройти через заграждение; затем он и Камерон направились к казино. Под ними, облитая лунным светом, собралась огромная толпа на берегу

– Видишь, саго, они пришли посмотреть, как будет прыгать трюкач.

Смотреть, как будет прыгать трюкач, подумал Камерон. Теперь, слушая неугомонный рокот толпы, он решил, что это, возможно, тот сорт зрителей, которые ждут с растущим нетерпением самоубийства или беглеца, предпринимающего свою последнюю отчаянную попытку спастись. Он помахал им рукой. Затем вдруг заметил сборщика налога. Сборщик налога стоял прямо под ним на песке, одетый в спортивную рубашку и слаксы, и всматривался в толпу. Мы смотрим не в том направлении и не за тем человеком, подумал Камерон…

– Что с тобой? – спросил оператор. – Что ты там увидел?

– Комедию, – ответил Камерон.

Готтшалк суетился позади камеры и штатива на парапете казино. На нем был белый льняной костюм и белое яхтсменское кепи, лихо сползшее набок, придавая ему вид жуликоватого моряка, он выкрикивал наставления техникам, которые вставляли батарейки в прожекторы, установленные на перилах и крыше. Когда Камерон и да Фэ пробирались сквозь спутанные электрические провода, режиссер скомандовал дать свет и, внезапно залитый потрясающим сиянием, наклонился и посмотрел в глазок камеры. Затем, распрямляясь, увидел Камерона и приветственно помахал рукой.

– А вот и ты, – сказал он.

– Да, – ответил Камерон. – Давайте с этим кончать.

– Терпение, мой друг. – Сначала мы дадим тебе переодеться. – И, провожая Камерона в казино через боковую дверь, дал ему пару теннисных тапочек, хлопчатобумажные штаны и белую майку. Камерон переоделся в мужской комнате. Выйдя через несколько минут, он увидел, что режиссер разговаривает с Ли Джорданом, одетым в точности, как он, и узнал спокойное красивое лицо и обезоруживающую мальчишечью усмешку героя из еженедельного телевизионного сериала «Хоудаун»[3]3
  Название негритянского танца. – Прим. перев.


[Закрыть].

– Неплохое сходство, – сказал актер, в свою очередь изучая его. – Хотя достаточно отдаленное, чтобы снимать тебя крупным планом.

– Он здесь только для того, чтобы выполнить трюк, – ответил режиссер.

– Тогда удачи тебе. Я бы попытался сделать его сам, но я плохой пловец, и мой агент не хочет, чтобы я делал что-то опасное.)

– Мне бы такого агента, – ответил Камерон.

Актер широко улыбнулся и показал полный рот искусственных зубов.

– Будь смелым. Думай о моей репутации героя. Думай о моих поклонниках.

– Не беспокойся, – сказал Готтшалк. – Мы заставим твоих поклонников сидеть, как на иголках.

– Я знал, что могу на вас рассчитывать.

– Разумеется, – сказал Камерон. – Только прыжки в воду оставьте нам.

Режиссер вышел из-за парапета.

– Первая часть легкая, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты вышел из двери, быстро посмотрел в сторону камеры и затем побежал к прожекторам на перилах.

– Я не смогу ничего увидеть!

– Это именно то, что мне нужно! – сказал режиссер ободряюще. – Ты – в панике улепетывающий беглец. Пробегая от авансцены под сильным контровым освещением, ты будешь казаться пойманным. Твоя тень гротескно распластается на глазах удивленной публики. Через минуту она будет подобрана двумя полицейскими, которые тебя преследуют, стреляя из пистолетов.

Камерон взглянул в сторону камеры и увидел пару мужчин, похожих на продавцов мороженого, в униформе городских сил полиции.

– Оки и вправду выглядят достоверно, – сказал он.

– Они и должны, – ответил Готтшалк. – Их взяли напрокат у Бруссара. За тобой будут охотиться настоящие полицейские.

Настоящие полицейские, подумал Камерон.

– А чем они будут стрелять? – спросил он.

– Холостыми патронами, предоставленными почтенными людьми. На самом деле выстрелы так же, как всплески будут озвучены позже. Холостые выстрелы просто для эффекта, чтобы все выглядело по-настоящему. Для удовольствия толпы.

Камерон посмотрел в сторону моря, но яркий свет мешал рассмотреть толпу, собравшуюся на пляже. Невидимая аудитория, думал он, откладывая на потом свое недоверие к озвучиванию всплесков и холостым патронам. Теперь, вспоминая, что начальник полиции и сборщик налога повсюду здесь за ним рыщут, он улыбнулся и тряхнул головой.

– Когда ты подойдешь к перилам, постой и посмотри в другую сторону, – говорил Готтшалк. – Ты увидишь еще двух полицейских, бегущих к тебе. Затем взберись на перила и прыгай по свистку. Итак, ты все понял?

Камерон кивнул.

– Ты уверен?

– Да, – сказал Камерон. – Все.

Но спустя несколько минут, когда он бежал навстречу умопомрачительному сиянию прожекторов, слыша звуки шагов своих преследователей и затаив дыхание в ожидании их выстрелов, он вдруг осознал, что ничего не понял. Безумие, думал он, это безумие…

При звуке первого выстрела он споткнулся и чуть не упал. Безумие, продолжал думать он, безумие… Потом он стоял на перилах, глядя вниз на темное, вздымающееся море. Под собой он смог разглядеть да Фэ, суетящегося позади камеры, установленной на носу маленькой моторной лодки. Оператор поднял руку. Перед ним вспыхнули огни, ослепившие его. Да, Готтшалк был прав. Он стал одновременно актером и зрителем в развитии своей истории. Какая возможность для драмы! Камерону было интересно, следит ли за ним сборщик налога. Не забудь прыгнуть, сказал он себе, ты должен прыгнуть. Прыгай!

Он сразу среагировал, когда раздался свисток – Икар, от лунного удара воспаривший в ночь, где, в один прекрасный момент, увидел самого себя, залитого светом, как бы глазами толпы, собравшейся на пляже.

В ушах стоял гул, когда он выбирался на поверхность. Затем, выплывая из темноты в сверкании прожекторов, он вдохнул много воздуха и начал молотить руками, чтобы держать голову над водой. Сверху раздался град выстрелов. Кто-то кричал, чтобы он нырял. Раздался всплеск в воде рядом с ним, потом другой и, сделав глубокий вдох, он снова ушел под воду. Когда он выплыл во второй раз, то оказался под пирсом, окруженный лабиринтом свай, которые стояли во мраке, как деревья в чаще леса. Он ухватился за ближайшую опору и обнаружил, что она покрыта слизью. Несколько мгновений он жадно пытался найти, за что схватиться, затем снова попал в луч света, и тяжелая волна оторвала его и понесла дальше во мрак внутреннего пространства. Следом за ним плыла лодка, освещая путь. Кто-то кричал ему, чтобы он продолжал плыть. Выбившись из сил, он поднял руку в сторону прожектора, бьющего прямо в глаза, и позвал на помощь; затем, болтая руками, ушел под воду. Вынырнув снова, он захлебывался от морской воды. Волна несла его к другой свае, и, цепляясь ногтями за скользкое дерево, он успел снова позвать на помощь. Когда он начал соскальзывать обратно, неясная фигура спустила лестницу с парапета казино. Кто-то из лодки велел ему нырнуть. Со стороны лестницы сверкнуло несколько вспышек и вокруг него раздались выстрелы. Беспомощный, он потерял свою точку опоры и стал тонуть. Они хотят заставить меня утонуть, думал он, пока, отчаянно размахивая руками, не выбрался на поверхность. Снова он звал на помощь, но, хотя лодка теперь была ближе, он сам едва слышал свой голос сквозь тяжелые удары волн, бьющихся о бревна, и скрип пола казино, сотрясающегося над головой. Он впал в панику, когда увидел в темноте прямо над головой перекладину, соединяющую две соседние сваи, и ухватился за нее. Минуту он просто держался за нее, как за толстую ветку дерева, затем, собрав последние силы, рывком выбрался из воды и перевесился через перекладину. Раздался свисток. Кто-то что-то кричал из лодки, но, часто и тяжело дыша от усталости и облегчения, он не мог пошевелиться. Вдобавок, перекладина была покрыта острыми ракушками, которые, впиваясь ему в ладони, колени и голени, скоро превратилась из места отдыха в место пыток. В то время, как лодка поравнялась с ним, он поднял голову, поморгал сквозь слезы мучения и, взглянув наверх, увидел обезображенное лицо оператора, улыбавшегося ему в полном восторге.

– Все идет замечательно, саго. Сверх наших ожиданий.

– Помогите, – умолял Камерон. – Помогите.

Да Фэ сделал ужасную гримасу:

– Нет времени, саго. Начинается прилив.

– Послушайте, я не могу больше плыть! Не могу!

– Пользуйся перекладинами, – ответил да Фэ, направляя один из прожекторов так, чтобы показать всю сеть горизонтальных опор, которые, соединяя одну группу свай с другой, тянулись в пространстве под казино, как нескончаемая цепь препятствий.

– Слушайте, Готтшалк сказал, что патроны будут холостые.

– Конечно, саго. Только холостые!

– Но я видел всплески!

Оператор появился в луче света, поднял руки и, оттянув назад резинку рогатки, выстрелил из нее Камерону под ноги.

– Видишь, саго? Вот так мы делаем всплески. Детской игрушкой.

– Но ведь я истекаю кровью, – сказал Камерон, делая отчаянные попытки оттянуть время. – Ракушки разодрали меня в клочья.

– Прости меня за ракушки, саго. Мы их как-то не учли. Однако, они оказались очень кстати и добавили еще одну деталь к ужасу твоего спасения. Итак, когда я снова дам свисток…

– Нет! – закричал Камерон.

– …ты услышишь еще выстрелы. Ныряй, а затем, хватаясь за перекладины, двигайся к пирсу. Как можно быстрее. Готов?

– Ничего не поделаешь, – сказал Камерон.

– Все по местам!

– Нет!

Но когда раздался пронзительный свисток и снова послышались выстрелы, он автоматически отшатнулся и спрятался за сваю, пока все не стихло; затем, переходя от одной перекладины к другой, раскинув для равновесия руки и хватаясь за бревна, как пьяный за столбы, он двинулся к берегу. Сначала он двигался медленно из-за боязни упасть в воду, но вскоре сообразил, что может перепрыгивать с одной перекладины на другую, пока они свободны от набегающих волн, и так добираться от сваи к свае, пока гребень следующей волны не накроет его.

С этой минуты его действия были безошибочны и соответствовали прекращению выстрелов и ритму моря, пока, согревшись от напряжения, уверившись в своей технике и вдохновившись ловкостью, он не начал перескакивать с одной перекладины на другую с легкостью самоуверенного ребенка, пробирающегося через игрушечные конструкции. Когда через несколько минут раздался свисток, он поднял глаза и был поражен, что уже находится под пирсом. Я на полпути, думал он радостно, я сделаю это…

Но в следующий момент он услыхал звук разбивающейся о берег волны, почувствовал, как задрожали бревна, и в беспокойстве обернулся к лодке, плывущей рядом с ним.

Да Фэ был в приподнятом настроении.

– Ты не представляешь себе, саго! Тени на потолке, внушающий невероятный страх свет, череда свай и постоянно вздымающееся море. Это потрясающе! Как спасающийся бегством человек в кошмарном сне!

– Прислушайтесь к прибою! – сказал Камерон,

– стуча от дрожи зубами. – Мне не нравится этот звук.

Да Фэ приставил руку к уху и потряс головой.

– Прибой! – прокричал Камерон.

– Подожди, пока мы сделаем такой звук, как надо, саго. Прибой будет грохотать. Он поглотит все. Он будет в самом деле страшным.

– Вы ненормальный, – ответил Камерон. – Вы понимаете это? Вы чертов сумасшедший!

Но оператор не слушал.

– С этого момента, саго, пути назад нет. Впереди волны, обрушивающиеся на сваи. Вверху по пирсу бегает полицейский. Внизу начинается прилив. Скоро тебе не за что будет уцепиться. Твой единственный шанс – это море. Ты будешь колебаться мгновение, затем нырнешь в воду и поплывешь прочь от пирса. Мы будем снимать, как прибой в лунном свете выносит тебя на берег.

– Дайте мне, по крайней мере, спасательный круг.

– Но это испортит весь эффект! Кто поверит, что у беглеца мог случайно оказаться спасательный круг?

– Прислушайтесь к прибою, – сказал Камерон.

– Меня подхватит обратным течением.

– Не борись с прибоем, саго. Качайся вместе с ним. А теперь слушай внимательно. Когда раздастся свисток, плыви пятнадцать или двадцать ярдов. Потом поворачивай к берегу. Это не очень далеко, и тебя будет вести луч света. Постарайся попасть прямо в него, так как луч покажет тебе точку, с которой мы будем тебя снимать, когда ты выплывешь на берег.

– Подождите. Вы же не собираетесь меня вот так бросить?

Оператор скорчил гримасу:

– Да, саго, последнюю часть ты должен пройти один. С этого момента трюкач остается без контроля.

– Дайте мне кусок какой-нибудь деревяшки. Доску. Что-нибудь, за что можно уцепиться…

– Вспомни о зрителях, саго. Это ОНИ должны испытать твой ужас. Если мы дадим им за что ухватиться…

– Не оставляйте меня! – закричал Камерон. – Останьтесь хоть на минуту!

Но лодка стала отплывать, и теперь, когда ее мотор зафыркал, да Фэ поднял руку в благословляющем жесте. Камерон наблюдал, как лодка вместе с оператором исчезает во мраке; затем, окинув пройденный им путь через сваи, он увидел, что прилив перевалил за перекрытия. Без контроля, думал он, прижавшись к столбу и слушая прибой, как человек, дошедший до середины деревянной эстакады, ощутивший вдруг, как зашатались под ним опоры, и остановившийся как вкопанный, зная, что пути назад нет.

Когда раздался свисток, он встал на перекрытие, по колено в воде, и крепко уцепился за бревно. Раздался еще один свисток – настойчивый, резкий, приказывающий, а он все не хотел покидать свой насест. Но прилив нарастал и волны стали с еще большей силой разбиваться о сваи и теперь, взглянув на бревно, которое находилось над ним, он увидел, что линия отметки прилива уже намного выше его головы. Бесполезно, сказал он себе, им остается только ждать, когда ты… Свисток продолжал издавать резкие, спорадические звуки; затем послышались равномерные порывы ветра в унисон волнам. Наконец весь этот свист совсем прекратился. Камерон подождал еще немного, затем оторвался от перекрытия и кинулся в море. Шок от холодной воды вызвал в нем странное чувство облегчения. Худшее позади, сказал он себе, плывя от пирса энергичными взмахами. Затем посмотрел в сторону берега и обнаружил луч света, пробивающийся к нему сквозь волны.

Последний отрезок, думал он, просто качайся вместе с волной.

Некоторое время он плыл твердым курсом к свету, но, когда подплыл ближе к берегу, начал терять его из виду, потому что провалился вниз между волнами. Вдруг длинный гребень накрыл его и, подхваченный вверх, он увидел свет в последний раз, затем гребень обрушился вниз, а сильное обратное течение подхватило его за ноги и поволокло под волну и вот, пойманный двумя чудовищными альтернативами – течением к берегу и обратным течением, борющимися за обладание им – он вступил в бессмысленный бой за выживание, глотая воздух, оказываясь наверху и ныряя под волну, влекомый навстречу очередной набегающей волне. Наконец, сокрушительная сила обрушилась на него и толкнула в глубокий водоворот, где началось бесконечное кувыркание. Он старался сдерживать дыхание, сколько мог. Затем, сделав один-единственный глоток, попытался поплыть обратно в море. Голова раскалывалась, глаза болели, легкие были на грани разрыва. Когда он сдался, мгновенно нахлынула вода и воцарилась темнота. Изгнанный из тела, его дух отлетел. Тело неуклюже вертелось в морской пучине. В этом состоянии он какое-то мгновение висел между небом и землей. Затем, в состоянии какого-то молитвенного экстаза, как бы через увеличительные стекла, он увидел себя воссоединенным огромной волной, которая вырвала его из пучины, высоко подняла над завивающимся гребнем пены и, вышвыривая его из моря, как из трехмерного сита, вынесла его на берег. И вот он неподвижно лежал на песке лицом вниз. Перед ним был темный экран – фильм кончился. Едва заметные толчки безысходности в последний раз пробежали сквозь него. Ничего не осталось. Даже иллюзия волны прошла. Снова и навсегда кончилось – trompe esprit (обман рассудка) в финальном кадре утопающего, где все было озвучено.

Он оставался в полуобмороке, смутно убежденный

в своей смерти, до тех лор, пока кто-то не сел на него верхом и не начал ритмическими движениями давить на его спину. Затем, булькая водой, давясь воздухом и пытаясь вызвать рвоту от пенистого сочетания того и другого, он стал медленно приходить в себя, почувствовав боль. Он сделал попытку вздохнуть, вскрикнул и его снова стошнило. Кто-то постукивал его между лопаток. Давясь, он встал на четвереньки и открыл глаза. На секунду его ослепил яркий свет; затем он увидев человека в нескольких ярдах от себя, одетого, как он, выползающего из моря, вскакивающего на ноги и бегущего к свету. Камерон встал и, спотыкаясь, последовал за ним. Волна разбилась о берег. Пелена воды накрыла его, течение завертелось вокруг коленей. Объятый ужасом, он наблюдал, как прямо на глазах его следы растворяются в пузырьках.

– Подождите! – кричал он слабым голосом, падая. – Подождите меня!