Текст книги "Святая кровь"

Автор книги: Майкл Бирнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

16

– И что – у вас нет никаких сомнений? – спросила Шарлотта.

После того как она узнала, какой целительной силой обладали скрывавшиеся в мощах гены… Было ли вообще хоть одно сомнение в том, что именно останки Иисуса она тайком изучала в музее Ватикана?

– Всегда есть шанс для ошибки, но… – Донован покачал головой.

– Вы… священник… – запинаясь, проговорила она. – И вы, по сути, говорите мне, что не было воскресения или вознесения?

– В физическом, материальном смысле – нет.

– А как же тогда Евангелии? – резко спросила Шарлотта. – Выдумки?

– Подлинность библейских толкований событий, последовавших вскоре после погребения Христа, вызывает, осмелюсь сказать, большие сомнения.

– Как же так?

Доказательство было чрезвычайно сложным, но Патрик начал от простейшего. Он объяснил, что самое древнее Евангелие – от Марка – первоначально заканчивалось пустой гробницей и что стихи с 16:9 по 16:20, где Иисус является Марии и ученикам, а затем возносится в небеса, – это дополнение, написанное рукой совершенно другого человека. В старейшие, четвертого века, манускрипты Ватикана – «Ватиканский кодекс» и «Синайский кодекс» – эта пространная концовка не включена, но к пятому столетию в Евангелии от Марка появляются уже четыре различных окончания, в которых рассказывается о воскресении и вознесении.

Шарлотте показалось, что Донован спокойно относится ко всему этому, однако тоже чувствует себя обманутым. По ее мнению, такое давно должно было быть открыто людям.

– Неужели никто не обратил на это внимания? – поразилась она.

– Так это никогда не было секретом, – настаивал Донован. – В любой добротно изданной Библии есть сноска на данное упущение. Не говоря уже о том, что, даже если читать эти стихи слово в слово, явления Иисуса после его погребения все еще описываются в метафизических выражениях.

О том же ей говорил и Джованни Берсеи. Но Шарлотте была интересна точка зрения священнослужителя. Поэтому она попросила привести примеры.

Донован продолжил с примерами из всех четырех Евангелий, отмечая, что каждое толкование, как многие из опущенных недостоверных текстов, католическая церковь посчитала еретическим. Он рассказал ей, что незамедлительно после упоминания воскресения у Иоанна в 20-м и у Марка в 16-м стихах Иисус явился Марии Магдалине и не был узнан ею – она ошибочно приняла Его за садовника. И у Луки (24) двое учеников не поверили, что видят Его, когда Он явился им, и даже когда Христос буквально исчез у них на глазах – растворился!

По мнению Донована, в 20-м стихе у Иоанна повествуется скорее о метафизическом воскресении.

– Иоанн утверждает, что ученики прятались в запертой комнате, и Иисус внезапно появился прямо там, среди них… буквально из воздуха.

Он показал пальцем вверх.

– Как видите, в текстах всех четырех Евангелий содержится предположение о том, что Иисус, появившийся после воскресения, был не тем самым Иисусом, которого погребли в пещере. Позвольте спросить вас, Шарлотта, как ученого: воспринимаете ли вы это как повествование о физическом теле?

– Нет.

«Слишком много факторов свидетельствует об этом», – подумала она.

Но исчезновение из поля зрения? Появление в закрытой комнате буквально из воздуха? Как вообще это можно объяснить? Еще одна волна смешанных чувств нахлынула на нее, когда она вдруг осознала, что живущая в ней ДНК взята, по всей вероятности, у Христа.

– Хотела бы я вот так явиться в следующей жизни, – произнесла она.

Для ученого это все же имело определенный смысл. В конце концов, «дух» тела можно рассматривать как электрический заряд его нервной системы. Ведь исходным принципом Эйнштейна было утверждение о том, что для замкнутой материальной системы сумма массы и энергии остается неизменной при любых процессах. Если рассматривать мертвое тело как батарею, потерявшую свой заряд, то, по логике вещей, энергия тела должна быть возвращена системе. Но – какой системе?

– Главный вопрос здесь вот какой: в состоянии ли это знание пошатнуть чью-то веру или дискредитировать учение Христа? Его миссию? – размышлял Донован. – Физическое тело не отвергает учения, содержащегося в Евангелиях. А также не преуменьшает значение того, что Божье царство, в самом деле, сулит вечный покой для праведников. Но Ватикан на протяжении многих столетий продолжает делать особый акцент на архаичности интерпретации физической смерти Христа. Так что можете теперь вообразить, какую угрозу будет представлять тело.

Все свое умение собрал Донован, чтобы объяснить, как Ватикан веками спекулировал на теме физического тела Христа и страшился, что некогда его – тело – могут обнаружить. Порой шарлатаны пытались шантажировать Ватикан анонимными реликвиями, данные о происхождении которых отсутствовали. Но при нынешнем уровне развития научных методов, подчеркнул Донован, если поднимут подлинную реликвию из тайника под Храмовой горой, угроза станет очень, очень реальной.

Он замолчал на несколько секунд и сказал:

– Сейчас нам надо всего лишь выяснить, чего ради эти двое так хотят заполучить кости.

Шарлотта беспокойно поерзала на сиденье. Одна мысль не покидала ее: чтобы спасти ей жизнь, Эван Олдрич использовал те кости. И вот сейчас эти же самые кости принесли ему смерть. И хотя Донован старательно подбирал объяснения в теологической области, логика подсказывала единственную мотивацию убийц.

– Кажется, я знаю, что надо этим людям.

17

Шелестела на холостых оборотах замершая у обочины «вольво», с высоты Горбатой горы открывался живописный вид. Двое сидящих в машине только что поменялись ролями: теперь Донован слушал признание Шарлотты. И то, что она должна была сказать – и сбросить с себя бремя, – было несравненно более удивительным, чем-то, что отягощало его душу.

Далеко-далеко внизу, в долине, где нереально зеленые лоскуты полей для гольфа были зажаты беспорядочно разросшимися пригородными застройками, опустошенный взгляд Донована отыскал сверкающее монументальное здание БМС, высоко вздымавшееся над рассыпанными вокруг него домами, – безбожная Вавилонская башня, закованная в сталь и стекло, где люди бросали вызов Господу на абсолютно новом уровне.

– Вам необходимо знать кое-что еще о наших открытиях, – сказала Шарлотта. – В июне я была тяжело больна…

– Я догадывался, – устало ответил Донован. – Мне сообщили, что в своем номере вы оставили вещи. И лекарства. От рака?

– Множественная миелома, – кивнула она.

Не первый раз уже он слышал об этом агрессивном заболевании и не смог сдержаться – лицо его помрачнело. Какая ирония: этот недуг поражал кости.

Встревоженная его реакцией, Шарлотта быстро добавила:

– Но я уже поправилась.

Он удивленно поднял на нее глаза.

– Хвала Господу! – воскликнул он, просияв. – Невероятно! Это просто чудо.

– Да… И нет, – сказала она. – Все дело в том, что тот самый ген, о котором я вам только что рассказала…

Ее голос прервался.

– Продолжайте, – подбодрил ее Патрик.

Это слово он несчетное количество раз произносил на исповедях.

Глядя на Донована, она была уверена, что он до конца не поймет ее.

– ДНК… ДНК Иисуса? У нее особенные свойства.

Шарлотта помедлила. Генетический синтез чрезвычайно сложен, она сама была не в состоянии до конца постичь его, поэтому надо было постараться объяснить как-то попроще.

– Это как вирус, но хороший, полезный. И, будучи внедренным в тело больного человека…

Она попыталась нарисовать в его воображении картину мгновенного уничтожения злокачественных клеток рака во всем организме.

Донован сгорбился в кресле.

– Его ДНК во мне, – сказала она, благоговейно понизив голос. – Вот что исцелило меня. Буквально минуты спустя после инъекции в мою кровь.

Теперь Донован едва не задыхался от волнения. Он порывисто перекрестился.

– Выходит, мы оба носители тайн!

У Донована был такой вид, будто его вот-вот хватит удар. Шарлотта потянулась и успокаивающе положила руку ему на предплечье.

И вновь пальцы его правой руки потянулись к дрожащим губам. Вот и нагрянули осложнения, которых он ждал после иерусалимской находки.

– Что мы наделали…

– Разве это все не Божий замысел? – парировала она, желая смягчить чувство своей вины.

Когда-то, наверное, он и сам верил в это. Было бы очень удобно считать, что Господь выступал в роли кукловода, когда Донован убивал Конте и Сантелли. И с большим утешением можно было бы узнать, что на осквернение оссуария Иисуса была Божья санкция. Но мог ли Господь планировать такие последствия?

– Нет у меня ответа, Шарлотта. Я просто не знаю.

Он посмотрел на горизонт.

– Зато я знаю, что мы оба в этом с головой, – мрачно договорил Донован.

– Я вот о чем думаю: что, если эти люди каким-то образом прознали о моих генетических исследованиях?

Такое казалось невозможным при жесточайшем режиме секретности, которым они с Эваном оградили исследования. Она убрала руку.

– Может, поэтому они охотятся за нами?

Выпрямившись, Донован задумался. Вполне возможно, поначалу решил он. Затем покачал головой.

– Вы же видели, как легко они вошли к вам в здание. Чего ради они теряли время и сначала заявились ко мне?

– Верно подмечено.

– Может, потому, что костей у меня нет? – предположила она.

– Но вы же только что сказали, что кости не нужны. Что для пробы достаточно одного крошечного образца, который легко копируется, правильно?

– Я понимаю, о чем вы, – сказала она. – Значит, считаете, им неизвестно о ДНК?

Вспомнив, как происходило их «общение» в Белфасте, Донован ответил:

– Не думаю, что они охотятся именно за этим, – во всяком случае, не в первую очередь. Но один из нас им явно нужен, чтобы показать, где спрятаны кости.

В глазах Шарлотты сверкнуло любопытство. Она совсем забыла об этом.

– А где вы на самом деле их спрятали?

– Лучше мне было бы умолчать об этом. Ради вашей же безопасности, – настоял он и заметил, как разочаровал ее такой ответ. – Но обещаю: как только все это закончится, я вам покажу.

– Согласна, – сказала Шарлотта. – Ну а теперь куда?

– Здесь нам точно нельзя оставаться, – вздохнул Донован. – Куда бы мы ни подались, они в состоянии всюду отследить нас.

– А почему просто не позвонить в полицию? Они же убили…

Горло сдавили рыдания, из глаз вновь полились слезы.

Донован покачал головой.

– Эти люди профессионалы. У нас на них ничего нет: ни имен, ни убедительного мотива. Их не найдут. Согласитесь, нам просто-напросто не поверят. Полиция здесь бесполезна. Мы же станем легкой добычей, – трезво рассуждал он.

Заглянув в заплаканные глаза Шарлотты, он понял, что она согласна.

– До тех пор, пока все не выясним, мы должны находиться в таком месте, где они, даже если прознают, не смогут нас достать. В месте, где безопасность на высочайшем уровне.

– Придется нанимать телохранителей. Целую армию.

– Не придется, – возразил он, неожиданно улыбнувшись. – Кое-кто уже позаботился о нас.

Донован явно что-то придумал.

– Скажите, прошу вас!

– Я слишком долго находился в творческом отпуске, – просто ответил он.

18

Храмовая гора, Израиль

Шейх Галиб Хамзах ибн Муадх аль-Намаир занял кожаное кресло во главе тикового стола для переговоров. Сводчатое окно за его спиной было приоткрыто, впуская свежий ветерок в тесную комнату для собраний. Из окна открывался вид на ослепительно сияющую мечеть «Купол скалы», расположенную на той стороне эспланады: визуальное подкрепление силы духа и чувства долга в деле защиты святыни Харам эш-Шариф. [46]46
  Мусульманское название Храмовой горы.


[Закрыть]

Дабы подчеркнуть значимость этого долга, он пригласил членов совета ВАКФ ранним вечером, [47]47
  Религиозный совет мусульманских организаций Иерусалима.


[Закрыть]сразу же после асры, четвертой из пяти дневных молитв, предшествовавших закату солнца. И Галиб настоял, чтобы собравшиеся произнесли про себя молитву внутри «Купола скалы». Он полагал, что это укрепит их дух.

Галиб сидел неподвижно и прямо, локти словно слились с подлокотниками кресла, но кисти жилистых рук оставались расслаблены. На голове – белая молитвенная шапочка, или куфия. Черные как смоль волосы обрамляли широкое лицо и незаметно переплетались с терпеливо выращенными и тщательно ухоженными бородой и усами. Лицо Талиба было приметным: губы и правую щеку кривила постоянная ухмылка. Для занимаемого поста он был необычайно молод – всего тридцать девять лет. А, как известно: молодая кровь хранит в мужчине боевой дух.

– Ассалам алейкум, – приветствовал Галиб известных старейшин и мусульманских духовников.

Он склонил голову, прикрыл глаза и сказал:

– Хвала Аллаху, милостивому и благодетельному. Да укажет он нам путь и хранит нас.

Шейх выпрямился и открыл глаза. Проветривание требовалось не только душной комнате.

– Мне хорошо известно, что кое-кто из вас выражает обеспокоенность по поводу моего назначения.

Взгляд карамельного цвета глаз миновал невиновных и, задержавшись на недовольных, стал жестким и осуждающим.

Как блестящий ученик реакционной ваххабитской ветви ислама, Галиб был красноречивым фундаменталистом, обладавшим сильными связями с воинствующими исламскими формированиями, и регулярно преподавал в университетах по всему арабскому региону. Его называли новым великим глашатаем в деле освобождения Палестины.

– Что ж, давайте, побеседуем, – сказал он. – Озвучим наши беспокойства. Обсудим нашу нынешнюю миссию в деле сохранения ислама и его святынь.

Он склонил голову вправо и устремил осуждающий взгляд на человека, сидящего почти напротив.

– А начнем мы с тебя, Мухаммед.

Шестидесятилетний мужчина в чалме заерзал на стуле и смущенно кашлянул.

– Израильтяне продолжают копать под Харамом, а ВАКФ сидит, сложа руки… И наблюдает, наблюдает. – Тон Талиба сделался резким. – Так и будем дожидаться? Или вы считаете, что наши молитвы остановят их бульдозеры?

– Разумеется, нет, – запротестовал Мухаммед. – Вы же знаете, что не в этом дело.

Галиб развел руками:

– Тогда защищайте свое дело.

Мухаммед еще раз сухо кашлянул.

– С того самого июньского похищения… После того как ваш предшественник был обвинен в соучастии, наша власть существенно ослабела, – напомнил он Талибу.

Кривая губа шейха вздернулась выше. Его предшественник, Фарух бин Алим абд аль-Рахман аль-Джамир, все еще находился под охраной израильских властей. Ему грозили серьезные обвинения в организации похищения, в результате которого погибли тринадцать израильских полицейских и солдат. И хотя единственная санкционированная государством смертная казнь состоялась в мае 1963 года – тогда был повешен глава СС Адольф Эйхман, захваченный агентами «Моссада» в Аргентине, где он скрывался, – многие высокопоставленные израильтяне в парламенте настаивали на том, чтобы Фарух был приговорен за измену к смерти.

Галиб покачал головой и опустил уголки рта.

– Ваша власть не изменилась. А вот что существенно уменьшилось – так это ваше желание.

Он знал, что могло сделать этого человека мягким и уступчивым. Будучи палестинцем по крови, по паспорту Мухаммед являлся израильтянином. И было очевидным, что поменялся не только цвет обложки его иммиграционного документа – с зеленого на синий. В отличие от страдающих собратьев благочестивый Мухаммед жил на благополучном Западном берегу, отделенном израильскими разделительными ограждениями от Газы сотнями километров бетона, стали и колючей проволоки.

Чувствуя, как растет в душе тревога, Мухаммед с надеждой ожидал, что кто-нибудь из сидящих за столом выступит в его поддержку. Все молчали.

– Дело в том, что произошло землетрясение. Несильное. И когда это случилось в первый раз, нам дали разрешение посмотреть, что произошло. Я своими глазами видел туннель… И вы, Сафан, тоже, – добавил Мухаммед, указав на сухопарого араба в куфии, сидящего напротив. – Вы ведь видели его, скажите им.

Сафан безмолвствовал, опустив угольно-черные глаза на свои руки.

Мухаммед настаивал:

– Получены значительные повреждения…

Галиб прервал его:

– Должен ли я напоминать вам, что повреждения появились уже давным-давно, пока вы целую декаду пассивно наблюдали за тем, как евреи копали туннели под мусульманским кварталом?

– Это был компромисс, – упорствовал Мухаммед. – Они получили туннель, нам разрешили восстановить мечеть Марвани.

Он изобразил руками чашки весов.

– И что в итоге получилось? Вы дали зеленый свет ворам, и те пробили в стене мечети дыру.

Мечеть Марвани послужила похитителям точкой доступа к подвалам под горой, в потайную комнату, замурованную за стеной мечети: они проломили в ней брешь пластичной взрывчаткой С-4.

Лицо Мухаммеда покраснело. Он только играл на руку Талибу. Этот человек явно решил наказать его в назидание другим. Ясно было одно: назначение Талиба было признаком скрытой антиправительственной политической программы, разворачивающейся на куда более высоком уровне. При нынешнем положении дел Мухаммед по-прежнему не понимал, как могли израильтяне позволить Талибу даже въехать в страну. Скорее всего, просочиться Талибу помогли его ливийские связи в «Хезболле». А еще этому человеку пришлось поступиться харамом, отказаться от всех появлений в СМИ, а переписку вести под вымышленным именем Талал бин Омар. Однако израильтяне далеко не глупы: видимо, им было нужно держать Талиба в удобной близости.

– Мы всегда стремились к разумному решению – к миру. Сотрудничеству. Сосуществованию. Именно этому учил нас Пророк, – отчаянно пытался оправдаться Мухаммед.

– К миру? – хмыкнул Галиб. – Сосуществованию?

Он с издевкой протянул руки к Мухаммеду и обвел взглядом сидящих за столом.

– В Иерусалиме нет никакого мира. Мир – безнадежный идеал, к которому взывают слабые. Никогда не бывать миру в том месте, где евреи, как вредители, роют ходы под священной мечетью великого Пророка. А сосуществование – это оправдание вашему страху перед их армией и ядерным оружием. Только победа принесет мир. И во имя Аллаха мы ее одержим.

В нем сейчас ярко преобладал учитель, всегда готовый нести тафсир ал-Куран, [48]48
  Толкование Корана.


[Закрыть]поощряющий джихад.

– Или у вас другое мнение?

Хмурые лица повернулись к Мухаммеду. Вопрос был как заряженное ружье. Мухаммед помедлил, обдумывая достойное возражение.

– Я вовсе не мирюсь с тем, что происходит, но…

– Да я своими ушами слышал, как они там роют! – не выдержал другой старейшина. – Молюсь в мечети… и прямо у меня под ногами… Отбойные молотки!

Он приложил к уху ладонь лодочкой и попытался повторить звук:

– Шух-шух-шух, шух-шух-шух. Своими ушами. Истинная правда. Евреи хотят разрушить харам!

Комната взорвалась.

С улыбкой Галиб наслаждался моментом. Полминуты спустя он наконец воздел руки, призывая к молчанию.

– Инвазия. Нашествие термитов. Вот с чем мы имеем дело. Здесь возник очаг эпидемии, который надо ликвидировать. Мы должны очистить наш дом от скверны. И это не выбор. Это наш скрепленный присягой долг.

Члены совета единодушно прокричали слова поддержки.

– Мы должны удерживаться от радикальных мер, – мягко упрашивал Мухаммед, поднявшись со стула и опустив ладонь на стол. – Враждебные действия приведут только к невинным жертвам.

Он дважды хлопнул ладонью по столу.

– Разве не подтверждается это раз за разом?

Его голос потонул в криках порицания. Талибу пришлось вновь вмешаться, чтобы утихомирить собрание. Длинным тонким пальцем он ткнул в сторону Мухаммеда и скомандовал:

– Сядьте!

Решимость на лице Мухаммеда сменилась отчаянием. Он вскинул вверх руки, сдаваясь.

– Я отказываюсь поддерживать это…

Он намерился было выйти из комнаты.

Правая рука Талиба, словно лезвие рассекла воздух.

– Я еще не закончил! – проревел он, раздувая ноздри.

Мухаммед остановился и повернулся к нему.

– Евреям не место здесь! – Галиб сжал кулак и рубанул им как молотом. – Это истина, которая не оспаривается! Будьте уверены: наш ответ на недавние события будет скорым и конкретным. И голос наш должен быть единым. Совершенно очевидно, что произнесенные вами слова – исключительно ваши собственные и не смогут отравить наши уши. Поэтому совет больше не нуждается в ваших услугах. А теперь ступайте и больше не возвращайтесь.

Рука резко описала в воздухе дугу в сторону двери.

– И разрешите напомнить вам, что все, что вы вынесете за эти стены, может возыметь серьезные последствия. – Он скривился. – Крайне серьезные.

19

Кумран

К тому времени, когда Амит повернул лендровер с Кальях-Седом на дорожку к пустынной автостоянке, солнце уже опускалось за горы Иордан, зажигая Мертвое море янтарем и сапфиром. Он выбрал место рядом с посаженной рощицей пальм, граничившей с крохотным импровизированным оазисом – Кумранским туристическим центром.

– Романтично, – сказала Жюли. – Все здесь в нашем распоряжении.

– Жаль, вина не захватил.

– Отстаете от жизни, – поддразнила она, покачав головой.

Амит натянуто усмехнулся, зная: покажи он египтологу то, что нашел в горах, она бы так не сказала.

Оба вышли из машины.

Амит обошел машину и открыл пятую дверь, чтобы достать продукты.

Жюли воспользовалась моментом и стала любоваться живописным морем с его белым от корки минералов берегом, суровыми темно-коричневыми горами, подпирающими залитое аметистовым свечением небо.

Лендровер мигнул фарами и, тоненько чирикнув, щелкнул замками. Амит убрал ключи в карман и подошел к Жюли с фонариками и черным рюкзаком.

– Господи, какая красота, – сказала она.

– Красота. А чем пахнет, чуете?

Он сделал ровный и долгий вдох носом, ощутив различимый аромат глины, поташа и брома.

Она тоже принюхалась, ее тонкие ноздри трепетали.

– Историей пахнет… Библией. Эти запахи зовут меня сюда вновь и вновь, – признался он.

– Ага. Очень напоминает запах в бассейне, – чуть задиристо с французским акцентом сказала она. – Ну, так в ковчеге чего только не было…

– Как же вы немилосердны.

Покачав головой, он вручил ей фонарь.

Амит повел Жюли мимо приземистой сувенирной лавки и кассы к гравийным тропинкам, что бежали к отвесным скальным склонам, формировавшим сплошную стену. Слева виднелись раскопки деревни, в которой ессеи жили вплоть до первого столетия нашей эры. Чуть дальше темнело глубокое ущелье, протянувшееся от моря к внушительной расселине, врезавшейся в скалы водостоком зимних паводков. Амит и Жюли шли к зигзагообразной тропинке, взбиравшейся вверх по расселине.

– Еще далеко? – спросила она, глядя на вздымающиеся скалы.

– Порядком, – спокойно ответил он.

– Великолепно, – тяжело дыша, фыркнула она.

Амит вел Жюли к приставной лестнице под зевом пещеры. Уже совсем стемнело, и казалось, будто мерцающие вокруг узкого серпа молодой луны звезды сейчас просыплются сквозь чернеющее небо.

Насквозь промокшая от пота, Жюли не уставала жаловаться на жужжащих мух и поддразнивать Амита по поводу того, как они будут выбираться отсюда обратно – вниз по скале, в темноте. Ей не нравилось, что в некоторых местах приходилось перелезать через валуны.

– Прогулка вниз с горы менее утомительна, – погрешил против истины Амит.

Несмотря на жалобы спутницы, он знал, что награда будет щедрой. Он включил фонарь и направил луч вверх на пещеру.

Жюли задрала голову, и ее фонарь подсветил полукружия груди – в том месте, где к ней прилипла промокшая от пота футболка.

Пещера – значит, опять карабкаться, но только совсем не так, как через валуны.

Резко переведя взгляд на Амита, она успела заметить, как он смущенно отвел глаза от ее набухших сосков.

– Не хотелось бы думать, что вы притащили меня сюда, чтобы таращиться на мои сиськи.

Она скрестила руки и сжала груди вместе, желая добить израильтянина.

Он густо покраснел.

– Да нет, я… Я просто… – замялся Амит, но тут же решил, что сам не настолько привлекателен, чтобы извиняться.

– Очень трудно не смотреть. Примите это как комплимент.

– Комплимент принят.

Жюли тоже порозовела.

– Вперед? – Она махнула ему идти к лестнице.

Эпизод куда-то унес страх перед подъемом, и Амит совершенно спокойно сошел с лестницы и забрался в пещеру. Он не удержался еще от одного взгляда украдкой, когда ухватил Жюли за руку, помогая подняться.

– Дальше будем двигаться по пещере, – уверенным голосом профессионала сообщил он. – Шагайте осторожно: местами коридор неожиданно петляет.

– Ведите, я буду ориентироваться по вашей заднице, – съязвила она.

– Что ж, приятного просмотра, – ответил он и начал карабкаться по тесному проходу.

– Ага, двойной сеанс, – сказала она, наведя луч на его крестец.

Коварный туннель вынуждал Жюли сконцентрироваться на подъеме. Когда Амит выбрался наконец в просторную, высеченную в скале камеру, предвкушение чуда еще не проснулось в ней.

– Вы в порядке? – спросил он, направляясь к осветительной мачте.

– Oui.

Жюли провела лучом по аккуратно сложенной на полу стопке кирпичей. В этот момент включился свет, и ее взору предстало большое отверстие в дальней стене. Она подошла ближе.

– Здесь придется на карачках. Пару метров, не больше.

Он заметил, как в ее скептическом взгляде мелькнуло беспокойство.

Амит вновь отправился первым. На четвереньках пролез в потайную камеру, поднялся там во весь рост и сразу же направился ко второй осветительной мачте, стоявшей у самого пролома. Когда из прохода выбралась Жюли и поднялась на ноги, комната осветилась.

Несколько секунд она, словно потеряв дар речи, молча вышагивала по периметру квадратного помещения, оставив без внимания угол, где были свалены инструменты и оборудование. Кое-где Жюли приостанавливалась и проводила пальцами вдоль длинных отметин-рубцов на каменных стенах.

– Кто же сотворил все это? – наконец спросила она.

– Представьте себе, ессеи, – скептически ответил он. – Да, наши с вами старые знакомые, составители свитков. Вот трудяги!

А он ведь еще даже не показал ей, какими на самом деле трудягами они были.

– Вон те кирпичи, – Амит показал на пролом, – замуровывали вход сюда и были замазаны слоем земли и глины, чтобы никто никогда не обнаружил это место.

– Ну, хорошо. Допустим, они вырубили в скале эту комнату. – Приуменьшив значимость находки, она пожала плечами. – И что? Чего ради?

Однако по скривившейся физиономии израильтянина она поняла, что он знал больше, намного больше.

– И потом: я так и не вижу иероглифа.

– Самое интересное внизу, – пообещал он, подойдя к ящикам с инструментами, лежавшим вокруг дыры в полу, дабы никто не свалился в нее.

Амита сдвинул какое-то оборудование, освобождая проход к ступеням.

– Хотите первой? – предложил он.

Она замешкалась в нерешительности, а потом подошла ближе и направила луч фонаря вниз.

– Хочу.

Губы Амита расползлись в улыбке, растянув козлиную бородку. Теперь ей предстоит мерзкое занятие – подавление своего азарта.

– Осторожнее на ступенях.

Спускаясь, Жюли держалась правой рукой за стену, и кончики пальцев поднимались и опускались, окунаясь в бесконечные борозды в камне; туристские башмаки негромко поскрипывали в такт осторожным шагам. На нижней ступени она чуть посторонилась, позволив археологу стать рядом.

Пока она стояла, разинув от изумления рот, Амит потянулся и включил очередную осветительную мачту, растворив тьму в просторном квадратном помещении. Когда он оглянулся на спутницу, ее груди часто вздымались и опадали, только саму Жюли не очень волновал тот факт, что Амит это заметил.

Ее зачарованный взгляд был прикован к огромному рисунку, покрывавшему стену напротив ступеней. Это был изумительный экземпляр – белый, с красочными узорами, и казалось, будто его нанесли на стену только вчера. Она подошла ближе.

– Надеюсь, я не должен вам напоминать, что ничего трогать нельзя, – поддразнил Амит.

– Ха-ха, – ответила Жюли, не сводя глаз с изображения. – С ума сойти…

В самом центре настенного рисунка была маленькая сводчатая ниша, высеченная в песчанике. Пустая. Расходящиеся от нее концентрические окружности символизировали солнечные лучи, как бы наложенные на более крупную композицию – равностороннее распятие, обвитое виноградной лозой. Концы креста имели ложковидные расширения, и каждое украшали иудейские символы. Сверху и снизу это были шофары, церемониальные горны, возвещающие о приходе еврейского Нового года. А справа и слева – напоминающие по форме лимон этроги, фрукты, которые иудеи использовали во время праздника Суккот в священном табернакле.

Но самыми удивительными были четыре четвертинки круга, изогнувшиеся меж плечей креста, в каждой из которых помещался необычный символ – дельфин, обвивающий трезубец.

– Интересно, что же здесь было? – спросила Жюли, приблизив лицо вплотную к пустой нише.

– Здесь был глиняный сосуд, – со знанием дела сообщил Амит. – А в сосуде – три свитка.

Ее изумленные глаза наконец уделили и ему немного внимания.

– Шутите! Где они?

– Вы же понимаете: оставлять здесь свитки было бы неразумно, – ответил он. – Я передал их в Музей Рокфеллера для транскрипции.

– Господи! – охнула Жюли. – Это уму непостижимо.

Прижав пальцы к губам, она изучала рисунок еще несколько мгновений, то и дело косясь на символ дельфин-трезубец.

– Этот символ… Он-то как тут оказался?

Амит подошел к ней, встал рядом и в который раз оглядел изображение.

– В голове не укладывается. С виду прямо как варварский.

– Вот-вот.

Еще пару секунд она смотрела на стену и, наконец, покачала головой, сдаваясь.

– Здесь есть еще и жертвенный алтарь, – добавил он, отходя к возвышению в центре комнаты, на которое был водружен огромный камень в форме куба.

В центре было выдолблено углубление, напоминавшее древнюю раковину.

– Жуть, – обронила она, лишь бегло осмотрев алтарь.

– А там – микве.

Амит показал в дальний угол, где виднелись еще ступени, спускавшиеся к широкому прямоугольному углублению, высеченному в полу. Когда-то оно было наполнено водой и служило для ритуальных омовений и очищения от скверны. Эта находка была идентична другим миквам, обнаруженным в поселении у моря, что лишний раз подтверждало практику строгой гигиены ессеев.

– Они, похоже, использовали это место как храм, – предположила Жюли с легким сарказмом.

Именно об этом подумал и Амит.

– Интрига закручивается, – просто ответил он.

– А иероглиф?

– Ах да. Вон там. – Он махнул в сторону ближайшего к ступеням угла. – На стене.

Амит показал на гравировку, различить которую можно было, только находясь в метре от нее.

Жюли нацелилась фонарем прямо на изображение, выгоняя из линий тени.

– Так вы полагаете, что это дело рук ессеев?

– Это подсказывает логика. Комната была замурована. Когда мы ее вскрыли, сосуд находился на своем месте. Если б кто-то здесь до нас побывал, то, по меньшей мере, взял бы его, вы не находите?

– Грабители есть грабители.

– Понимаю, что вы хотите сказать. – Она провела пальцами по линиям. – А вот здесь все просто и ясно. Прямым текстом. Даже несмотря на то, что поместили его у лестницы… Как бы последнее, что попадается на глаза при выходе из комнаты.

– Тогда вопрос: зачем было оставлять иероглиф, обозначающий Гелиополис?

– Может, адрес для отправки писем? – подумав, предположила Жюли.

Такая мысль не приходила ему в голову.