Текст книги "Страж сумерек (СИ)"

Автор книги: Марья Фрода Маррэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Ларс вспомнил, как человек у которого «нелады со здоровьем» залпом расправился со стаканом крепчайшего алкоголя.

– Ну, поселился, Бьярне нанял себе в помощь, за домом приглядеть, за лошадью. Платит щедро, Тильсены, считай, на жалованье Бьярне и живут – из отца-то работник так себе. Деньги, значит, водятся. Живет спокойно, никого не трогает. Все привыкли уже. В городе тоже ни с кем особо не дружится, разве что с советником Реннингеном. Знаете же советника?

Ларс кивнул. Рольф Реннинген, вальяжный господин со знаком ордена Коронации, единственный, кто предложил поощрить отставного капитана не только морально, но и звонкой монетой, производил впечатление человека приветливого и, пожалуй, слишком веселого для той серьезной должности, что он занимал.

– И что он делает?

– Кто, Реннинген? Так лесом же торгует…

– Кнуд Йерде.

– Так я же говорю. Живет. По большей части по окрестностям бродит. Сам я не видел, но Бьярне рассказывал: мол, вернется и что-то в тетради пишет по полночи. Сочинительствует, как видно. А то на пианино наигрывает. Бьярне говорил: красиво играет, но как-то чудно́… Иногда уезжает дня на два, на три. Куда, никто не знает. А так человек вежливый, без надменности. Если деньжонок занять – не откажет. Или вот когда наши… Альдбро, то есть, задумали судиться с Дальвейгами, то что получилось: поверенный единственный на весь Гёслинг – и того баронесса давно наняла. А кто бумаги-то в суд будет составлять⁈ Блюмквист и обратился: мол, выручайте, гере Кнуд! Думали, откажется, а он согласился. Все по-грамотному сделал, иначе бы давно проиграли. А так держимся покуда.

Вот оно как! Теперь понятно, отчего герсир так дорожил гостем. На кону стояло куда больше, чем добрососедские отношения.

– А сестрица-то как? – продолжал Аксель. – Вот она-то вся этакая… – Он сопроводил свои слова неопределенным жестом ладони и добавил: – Не подступишься.

Это уж точно. Ларс и сам почувствовал за внешней приветливостью Эдны Геллерт тщательно отстроенную внутреннюю стену.

– Гере Ларс, – Аксель словно бы чуть смутился, но продолжил: – А вы случаем не спрашивали: она как – замужем или вдовая? А то у меня люди в Гёслинге интересовались…

– Да что я ей допросы с пристрастием устраивал⁈ – возмутился Ларс. – Констебль Линд, отставить сплетни! За лошадьми смотри лучше!

– Слушаюсь, – с деланной покорностью вдохнул Аксель.

Констебль понял, что начальство не в настроении, и умолк, но ненадолго. Спустя минут десять он приподнялся и уставился вперед, приложив ладонь ко лбу.

– Скачет кто-то…

Навстречу повозке крупной рысью шел серый жеребец. Во всаднике Ларс без труда узнал Руди Торпа – лучшего в гёслингской полиции наездника. Он ловко осадил Воробья и вскинул руку к лихо заломленной на затылок фуражке.

– Преступление, гере ленсман! – зычно провозгласил он.

– Что такое? – Ларс не на шутку встревожился.

– Покушение на барона Дальвейга!

– Неужто пришибли⁈ – живо заинтересовался Аксель.

Руди осклабился в черную густую бороду.

– Пришибить не пришибли, но гордость задели и кровушку пустили. Гере Иверсен, вас ждут в Сосновом утесе.

Вот они и начались, обещанные обер-полицмейстером неприятности. А ты что думал, Ларс Иверсен: век будешь лошадям да коровам хвосты крутить⁈

Поместье барона Дальвейга Сосновый утес лежало в нескольких милях от Альдбро, в местности, полностью оправдывавшей название усадьбы. Узкая дорога змеей вилась по горному клыку, склоны которого щетинились сосновой чащей.

Лес вокруг казался совершенно первобытным, нетронутым, и лишь когда повозка подкатила к вершине клыка, завалы бурелома исчезли, уступив место расчищенным просекам. Вскоре за деревьями мелькнула кованая ограда. Ворота были открыты, и Аксель, не задерживаясь у будки привратника, направил лошадей к особняку по усыпанной мелким гравием дорожке. Воробей рысил рядом, кося глазом на сидевшего в возке ленсмана. Боишься, мол, долговязый, меня оседлать? Поджилки дрожат, портупея грудь сдавливает? Правильно. Только попробуй, вот я тебе…

Зараза серая. Ларс отвернулся и сплюнул.

Повозка остановилась у широкого крыльца, которое стерегли угрюмые каменные львы. Навстречу уже спешил слуга – да не простой: в черной ливрее и галстуке. Ленсман с тоской взглянул на нечищеные сапоги, пригладил волосы и, приняв независимый вид, спрыгнул на землю.

– Её милость ожидает в гостиной, – провозгласил лакей, делая величественный жест, касавшийся только Ларса. Подчиненные остались ждать снаружи. Счастливчики!

Ларс поправил кобуру и отправился за слугой по мраморному крыльцу, за белые колонны портика, к резным тяжелым дверям.

– Все, пропал гере ленсман! – заявил Руди Торп, садясь на выщербленную ступеньку и вытягивая из кармана трубочку. – Изведет его вдовушка и косточек не оставит!

Аксель с неодобрением взглянул на особняк.

– С чего ты взял? – возразил он. – Гере Иверсен – человек крепкий. Что боевому офицеру гонористая баба, пусть и с титулом?

– Много ты понимаешь, – Руди набил трубку крупно нарезанным табаком и вытянул из кармана спички. – Баба бабе рознь, заруби на носу. Дагмар Дальвейг и не такого в бараний рог скрутит. Бургомистр, даром, что рычит, аки лев, перед ней – шелковый. А Леннвальд, медведь полярный? А Кетиль Амундсен? Он же отсюда не вылезал… Цветы помнишь? Говорят, под ноги сыпал…

– Дело прошлое, – пробормотал Аксель. – Гере Иверсен из другого теста…

Руди Торп хмыкнул и запыхтел трубочкой на манер маленького парового котла.

– Спорим? – промычал он в усы. – Если сожрет она нашего Ларса, будешь месяц за меня в трактире платить. Но учти, ем я много, пью еще больше.

Аксель призадумался.

– Спорим! – решился он. – На твою подзорную трубу!

– Кто про что, а тролль – про цацки! – рассмеялся Руди. – По рукам!

Ларс не имел ни малейшего понятия, как правильно разговаривать с баронессами.

Он вообще недолюбливал дворян. Слишком надменные, слишком уверенные в своей избранности.

Лакей провел его в просторную гостиную. Сапоги слегка скользили – дубовый паркет был натерт до блеска. Ларс смотрел прямо перед собой, не слишком разглядывая обстановку, заметил только, что в комнате много света и зеркал, но мало мебели.

У горящего камина стояли кресла, обитые синей тканью. В ближнем, попирая туфлями шкуру белого медведя, сидела женщина. Заслышав шаги, она повернулась и неторопливо поднялась с места.

Баронесса Дагмар Дальвейг была не молода (Ларс дал бы ей лет за сорок), но все еще красива – ледяной, полной достоинства красотой. Стройная, изящная, словно фарфоровая статуэтка, с пепельными волосами, уложенными в строгую прическу, она лишь слегка склонила голову, когда Ларс представился. Выверенным движением протянула руку и вежливо предложила присесть.

– Рада приветствовать вас, гере ленсман. Сожалею, что наша встреча вызвана столь чрезвычайными обстоятельствами…

– Как раненый? – перешел сразу к делу Ларс. Он не переносил излишнего кружения вокруг да около.

– Мой сын вне опасности. Пуля лишь слегка задела руку. Доктор Бёве уже сделал перевязку. Надеюсь, виновные понесут наказание, гере ленсман?

Она произнесла последние слова с тем сдержанным негодованием, с каким до́лжно представительнице высшего света воспринимать такие низменные поступки, как стрельба из засады. Ни растерянности, ни испуга, лишь твердое желание покарать недостойного, осмелившегося на столь грязный и дерзкий поступок, – вот что прочитал Ларс на правильном, точно со старинного портрета, лице.

– Мы приложим все возможные усилия, госпожа баронесса. Прежде всего мне нужно побеседовать с вашим сыном.

– Разумеется. Свейн сейчас спустится. А пока позвольте предложить вам чаю.

Отказаться Ларс не успел. Баронесса дотронулась до серебряного колокольчика, и в гостиной со скоростью нечисти из табакерки появился знакомый лакей. Он бесшумно скользил по комнате, и спустя пару минут на столике у камина в боевом порядке выстроились фарфор и серебро. Ларс, пряча раздражение, взирал на такое великолепие. Сейчас он с бо́льшим удовольствием оказался бы где-нибудь в поле, под обстрелом, чем за одним столом с аристократкой. С винтовкой он, по крайней мере, знает как обращаться, а вот как быть со всеми ложечками, блюдцами и прочей ерундой⁈ Эти высокородные бездельники не чихнут без этикета!

Лакей разлил по чашкам черный душистый чай. Ларс собрал волю в кулак и попытался воскресить в памяти все уроки, полученные в офицерском собрании. В конце концов, он начальник полиции. Нужно соответствовать.

– Госпожа баронесса, – Ларс осторожно взял чашку и решил сделать отвлекающий маневр, – вы кого-то подозреваете в нападении?

– Разумеется, – уверенно ответила Дагмар Дальвейг. – Разве могут быть сомнения?

Даже так! Ларс удивленно взглянул на знатную даму.

– Простите, я забыла, что вы человек новый и, возможно, еще не в курсе событий здешней жизни. Что ж, я объясню. Это, несомненно, сделали те ужасные люди из Альдбро. Они ненавидят моего сына и желают запугать его перед заседанием суда.

– Они просчитались, матушка! Я не собираюсь сдаваться!

Ларс обернулся. Молодой человек в элегантном светлом костюме небрежно поклонился, встретившись взглядом с ленсманом, и прошел в гостиную, оттолкнув дверь забинтованной кистью левой руки.

– Барон Свейн Дальвейг, к вашим услугам.

– Ларс Иверсен, ленсман, к вашим.

Рукопожатие – ладонь у барона оказалась мягкой и маленькой, словно у женщины, – и сын встал за креслом госпожи Дагмар. Огонь камина бросал отсветы на волнистые, того же пепельного оттенка, что и у матери, волосы, и правильное безмятежное лицо юноши. На вид барону было не больше двадцати, но вся внешность молодого человека прямо-таки источала сознание собственного высокого положения.

Порода. В каждом движении, в каждом жесте. Аж бесит, право слово.

– Вы уже рассказали гере ленсману о нашей неприятности, матушка?

– Мы ждали вас, Свейн. Думаю, гере Иверсену важнее выслушать участника событий.

– Конечно, – поспешно кивнул молодой человек, – но по мне: какая разница? Я же так подробно изложил вам это глупое приключение…

Баронесса ничего не ответила. Она отставила чашку в сторону и выпрямилась в кресле все с тем же невозмутимым выражением лица. Молодой человек осекся и тут же предложил:

– Итак, задавайте вопросы.

– Я бы предпочел услышать ваш рассказ, – ответил Ларс.

– Ну что ж, – барон прошелся по комнате. – Честно говоря, банальная и пакостная история. Я собирался в город. У меня были намечены визиты. Надеюсь, советник Маншельд извинит меня за отсутствие на сегодняшнем вечере…

Баронесса щелкнула щипчиками для сахара.

– Но это к делу не относится, – тут же проговорил Свейн Дальвейг. – Я отправился очень рано, просто до безобразия рано. Как оказалось, требовалось еще встретиться с нашим поверенным и подписать счета. Обычно все эти скучные вопросы решает наш управляющий гере Леннвальд, но он накануне отправился в Свартстейн по делам. Я миновал лесной перекресток, когда раздался выстрел. Мой конь испугался и поднялся на дыбы. Я пытался его сдержать, но тут последовал второй выстрел. Я почувствовал боль и увидел кровь на ладони. Вот и все.

– Вы кого-нибудь заметили?

– Нет, не успел. Лишь слышал, как трещали ветки, когда этот трус убегал.

– Вы кого-то подозреваете?

Барон поморщился, словно откусил от недозрелого яблока.

– Я не могу назвать никого конкретного. Но матушка права: здесь видится попытка заставить нас отказаться от нашего исконного права. Есть люди, которые противятся торжеству справедливости.

– Вы имеете в виду вашу тяжбу? – прямо спросил Ларс.

Молодой человек снова поморщился, что отнюдь не придало красоты точеным чертам. Он искоса взглянул на мать и подтвердил:

– Именно.

Что ж, надо будет узнать об этом деле подробнее.

– Вы сопроводите меня на место покушения?

– Если угодно, то я готов. Едем прямо сейчас?

– Я прикажу заложить коляску, – сказала баронесса.

– Не стоит, матушка, я вполне смогу удержаться в седле. Такая мелочь, – Дальвейг приподнял перебинтованную руку, – мне не помешает.

– Тогда, – скрывая облегчение, поднялся Ларс, – мне остается только поблагодарить вашу милость за чай и двинуться в путь.

– Здесь, – Свейн Дальвейг ткнул хлыстом в пространство. – Я как раз миновал камень…

Ларс угрюмо кивнул: наконец-то добрались. Полчаса в седле стали для ленсмана испытанием, какого и врагу не пожелаешь. Мозоли пониже спины обеспечены вместе с ломотой в пояснице.

Воробей подергивал ушами, неспешно топая за гнедым барона. Сейчас он вел себя пристойно, и лишь ленивое фырканье намекало: жеребчик испробовал не все штуки и выверты. Ой, не все! Так, размялся только: то останавливался, не желая идти дальше, то пытался бить задом, так что седок едва не кувыркнулся головой вперед, то принимался объедать зеленые ветки. Умения совладать с упрямой животиной Ларсу не хватало, он вцеплялся в поводья и сквозь зубы проклинал того, кто выделил начальнику полиции личного мучителя. А заодно и себя – за то, что постеснялся садиться в повозку.

Воробей презирал седока. Откровенно и нагло.

И не он один. Свейн Дальвейг, отличный наездник, к концу пути поглядывал на Ларса, словно на убогого калеку. Молчал – видать, дворянская вежливость не позволяла высказаться, но время от времени презрительно морщился. Не поездка – позорище.

Ларс спешился и неловко (ноги ныли) прошелся по лужайке. Руди, забрав поводья, поглаживал жеребчика по крупу и шепотом выговаривал строптивцу за непочтительное обращение с начальством.

Ленсман осмотрелся. По правую сторону от дороги синела чащоба, по левую плавно спускался склон неглубокой промоины. Дна не видно из-за плотной стены орешника. На развилке камень – замшелый обломок скалы. Вокруг безмятежная тишь.

– Откуда стреляли? – спросил Ларс у барона.

– Из леса. Все случилось очень быстро.

Удобное место, ничего не скажешь. Заранее разглядеть укрывшегося в чаще не выйдет. Зато у засевшего на позиции стрелка развилка, будто на ладони, и достаточно времени прицелиться.

– Аксель! Руди! – позвал ленсман. – В лес! Осматривайте все вокруг!

Он и сам полез в чащобу. Барон замешкался, с гримасой взирая то на бурелом, то на щегольской светлый пиджак и начищенные до блеска высокие сапоги. Любопытство пересилило. Вскоре Свейн Дальвейг осторожно пробирался по ельнику, шипя сквозь зубы, когда наглые ветки осмеливались задевать его лицо.

Далеко лезть щеголю не пришлось.

Здоровенная ель раскинула колючие лапы, словно шатер. На хвойной подстилке валялись обрывки бумаги. Ларс нагнулся, поднимая улику. Подошедший барон щелчком сбил с рукава кусочек коры.

– Что такое?

– Кажется, остатки бумаги для пыжа. Возможно, он стрелял отсюда. Смотрите, дорога видна отлично. Выпустил пули и дал деру. Парни, ищите следы!

Они шарили вокруг, раздвигая лапы елей и заглядывая в ямы, но больше ничего достойного внимания не попадалось.

– От пары псов из моей своры было бы больше толку, – с иронией заметил барон.

Ларс мысленно ругнулся: как же он сам не додумался! Собаки! Конечно, нужны собаки!

Ленсман еще раз обошел вокруг ели. Что-то словно не отпускало его с этого пятачка почвы. Что-то здесь было…

В путанице нижних полузасохших сучьев блеснул металл. Ларс нагнулся и двумя пальцами вытянул из желтизны иголок цепочку.

Глава 8

Расследование

Руди повертел находку, поцокал языком и вернул начальству.

– Серебро, – только и сказал он.

– Дешевая работа, – заметил барон Дальвейг. – Наверняка из местной лавки.

Да уж, с неприязнью подумал Ларс, не для аристократа делалось. Грубые звенья, простое плетение. Проволочная застежка – видимо, настоящая отлетела. Молоточек, оберег от грозы – крупный, как носят мужчины, потемневший, давно не чищеный. Вот разве что на обороте что-то нацарапано…

Сквозь подлесок, треща сучьями, словно медведь, проломился Аксель.

– Ничегошеньки, одни камни… А что это у вас, гере Иверсен?

Ларс протянул ему украшение. Аксель небрежно взял, покрутил. Привычная усмешка враз слетела с его физиономии.

– Ты что? – спросил Руди.

Констебль слегка помялся и, опустив глаза, пробормотал:

– Это Бьярне Тильсена вещичка…

– Да ладно, – возразил Руди. – С чего ты решил?

– А вот, – Аксель перевернул молоточек и ткнул пальцем в царапины. – Это он сам гвоздем выскреб еще мальчишкой. Я помню.

Констебль встретился глазами с Ларсом.

– Да нет, – пробормотал он. – Быть не может…

– Появился подозреваемый? – любезным тоном осведомился барон, с интересом наблюдавший за всей этой сценой.

Ларс забрал улику и спрятал в карман. Может, не может, они обязаны проверить.

– Барон, мы сопроводим вас до поместья и отправимся в Альдбро. Посмотрим, что скажет этот Бьярне.

Предзакатное солнце золотило вершины сосен, когда полицейские во второй раз за день пересекли мост. Альдбро выглядело почти безлюдным, редкие встречные оборачивались вслед поспешающей повозке и всаднику, что, гордо подбоченившись, скакал на сером жеребце.

– Где люди? – спросил Ларс.

– На берегу, – угрюмо пробормотал Аксель. – Слышите, скрипки. Сегодня танцы.

– Правь к дому Тильсена, – велел Ларс, сидевший рядом с возницей.

Аксель молча свернул в проулок, распугивая кур. Повозка остановилась у домика на самой окраине, обнесенного покосившейся жердяной оградой. В маленьком огороде, среди гряд с капустой возилась крупная женщина в белом платке.

– Тетка Астрид! – негромко позвал Аксель, спрыгивая на землю. – Доброго здоровьичка!

Женщина разогнула спину, вытерла руки о передник и, держась за поясницу, подошла к изгороди.

– Здравствуй, Аксель, – приветливо произнесла она. – Что-то ты давно не появлялся…

Женщина оглядела повозку и Ларса, осеклась. Констебль оперся локтями о жерди ограды, помолчал.

– Тетка Астрид, – выдавил он наконец. – А где Бьярне?

Фру Тильсен испытующе вгляделась в лицо констебля. Тяжелая, крупноносая, рано постаревшая. Ларс чувствовал, как в женщине поднимается тревога.

– А на что же он тебе, Аксель?

Констебль отвел глаза в сторону.

– Дело к нему… у гере ленсмана. Срочное и важное.

Женщина посуровела.

– Нет его. Работает, – отрезала она.

Ларс вытащил из кармана цепочку и на ладони протянул фру Тильсен.

– Знаете эту вещь?

Фру Астрид кивнула:

– Да как же не узнать? Я ж сама ее Бьярне на именины подарила. – И упавшим голосом добавила: – А вы где взяли?

Начиналось самое неприятное. Ларс кашлянул. Аксель скривился и пробурчал:

– Вот что, тетка Астрид, пошли-ка лучше в дом…

Фру Астрид молчала. Ругань, которой она разразилась в первую минуту, иссякла, словно вода, вытекшая из треснувшего кувшина. Тильсен-старший сидел у стола и ковырял пальцем скатерть. Он сгорбился и казался еще более щуплым и несчастным, чем при первой встрече. Из темного угла в четыре глаза таращились младшие братишки Бьярне.

Ларс мерил шагами темную, бедную и не слишком опрятную комнату. От очага до двери и обратно. Аксель сутулился, привалившись к косяку. Руди поглаживал бороду.

На столе лежало двуствольное ружье с клеймом фабрики Эмерсона. Еще недавно оно висело на виду – честное оружие охотника, теперь же хозяева избегали касаться его, словно оно вмиг стало проклятым. Но двустволка ведь не виновата. Тут же были пули и пороховой рожок.

Ларсу было душно и тесно здесь. Скорее бы со всем покончить.

– Так, значит, вы не можете сказать, где был ваш сын сегодня ранним утром?

Фру Астрид только шумно вдохнула и стиснула зубы. Тильсен понурился и помотал головой:

– Он вчера домой забежал, переоделся – и на улицу. Поздно вернулся. Мы уже и огонь потушили, и заснули, да я слышал сквозь дрему, как он у себя за перегородкой шуршит. А поутру встали – он уже на работу отправился.

– И вы не интересуетесь, где он бывает?

– Что мы, сторожа, что ли? Парень молодой, друзья-подружки… Может, в трактир забрел…

Тильсен безнадежно скривился: мол, чего вам, меднолобым, такие вещи объяснять⁈

– Где вещи вашего сына? Где он спит?

Личного имущества у Бьярне кот наплакал. Узкая, покрытая лоскутным одеялом лежанка за перегородкой у двери да одежный сундучок. Констебль мрачный, словно грозовая туча, с каменным выражением лица поворошил рубашки и носки, ничего не обнаружил и поспешно затолкал ящик обратно под кровать.

– Постель тоже, – подсказал Ларс, чувствуя себя довольно мерзко.

Аксель дернул уголком рта, но оспаривать приказ не посмел. Отогнул одеяло вместе с тощим соломенным тюфяком. Дернул плечом. Извлек смятый газетный листок и, не поднимая глаз, протянул ленсману.

Ларс вернулся в общую комнату и разгладил газету на столешнице. Страница «Свартстейнского вестника» месячной давности с небрежно оторванным краем. Ленсман достал бумажник, в который припрятал найденные в лесу обрывки. Всмотрелся, сравнивая.

Руди и Аксель выглядывали из-за плеча. Аксель понял первым. Выругался вполголоса, со смесью злости и беспомощности.

Ларс выпрямился, убирая улики назад в бумажник.

– Руди, составь протокол, – приказал он. – Изымешь ружье, припасы и вот это, – Он ткнул пальцем в рваный газетный лист. – Пусть распишутся, как полагается. Аксель, за мной!

Проселочная дорога вывела на обширную вырубку, по краям заросшую ежевикой. Совсем близко шумел водопад, но сейчас его рокот перекрывали скрипки.

Вечерние танцы пользовались у местного люда ничуть не меньшей популярностью, чем на юге. На вырубке было полно народа: на ошкуренных бревнах устроились старушки и степенные фру и, щелкая орешки, болтали, пересказывая свежие местные сплетни. Дальше, у грубо сколоченного стола расселись мужчины, там стаканы неторопливо наполнялись и столь же неторопливо опустошались, и слышалось шлепанье карт о доски.

А в центре поляны не теряли времени даром – там плясали, там били о землю подкованные каблучки, там руки то вздымались к небу, то сплетались, там развевались широкие юбки, и слышался звонкий хохот парней.

Окинув взглядом поляну, Ларс не сразу нашел Бьярне за пестрой толпой танцоров. Парень сидел в отдалении на старом пне, держа в руке пивную кружку. Белая рубашка с отложным воротом и вышитая красной нитью черная жилетка придавали ему нарядный вид, но волосы были растрепаны. Бьярне то и дело прикладывался к кружке, пошлепывая ладонью по колену в такт музыке, щеки его разрумянились, но в лице читалась задумчивость.

– Гере Иверсен, – нерешительно проговорил Аксель, – разрешите, сначала я потолкую. Ну, чтоб без лишнего шума…

– Давай, – согласился Ларс.

Они вышли на край вырубки. Аксель направился к Бьярне, а ленсман остался ждать у ежевичника. К некоторому удивлению, он обнаружил неподалеку Кнуда Йерде. Музыкант, как и сам Ларс, наблюдал за деревенским весельем, однако вел себя с большей непринужденностью. Он удобно устроился на сосновом корне, упираясь спиной в смолистый ствол, и посматривал вокруг сквозь стекла очков, напоминая благодушную сову. Меж пальцев тлела сигарета, и Ларс слышал привкус дыма, плывущий по ветру. Заметив ленсмана, Кнуд Йерде ограничился коротким приветственным кивком, но не сделал попытки продолжить вчерашнее знакомство. Казалось, усилия крошечного деревенского оркестрика привлекают его куда больше светской беседы.

Аксель подошел к Бьярне. Как назло, танец закончился, скрипачи решили сделать перерыв и промочить горло, и молодежь группками разбрелась по поляне. Ларс стал замечать на себе недоуменные взгляды.

– Добрый вечер, гере Иверсен!

Ларс вздрогнул. Он и не заметил, когда рядом появилась фру Геллерт. Женщина держала букетик мелких белых цветов. Волосы ее были не покрыты и слегка взъерошены. К подолу темно-зеленого платья прилипли нити паутины.

– Добрый вечер, фру Геллерт, – ответил он, делая вид, что сгоняет с шеи комара и скашивая глаза на Акселя, присевшего на корточки рядом с Бьярне.

– Не ожидала, что вы вернетесь так быстро. Что-то случилось?

– Ничего особенного, – уверил он. Ларс не знал, дошли ли вести о покушении до жителей Альдбро. Скорее всего, еще нет.

– Что это? Ландыши? – спросил он. – Разве они уже не отцвели?

– Это особые ландыши, – ответила фру Геллерт. – Местные называют такие цветы «горными бубенцами». Говорят, они вырастают там, где ульдра пасут свой скот…

– Красивые, – заметил Ларс.

– Красивые, – подтвердила женщина. – И полезные. Лечат сердце. Но и ядовитые…

Яростный вопль прервал ее слова. Ларс обернулся, и глазам предстала застывшая, словно на фотографии, сцена: Бьярне Тильсен, одной рукой сграбаставший за грудки Акселя Линда. Оцепенение длилось лишь миг. Бьярне отшвырнул констебля от себя и со всей дури ударил его пивной кружкой по лицу. Аксель шлепнулся на траву, зажимая физиономию руками, а Бьярне ринулся вперед с явным намерением продолжать избиение.

Ларс рванул на подмогу, бесцеремонно расталкивая изумленный народ.

Но первым успел не он и даже не местные, а Кнуд Йерде. Каким-то образом он вклинился между Бьярне и Акселем и, держа трость, словно преграду, резким движением оттолкнул своего работника от констебля. Какой-то рыжий парень вцепился Бьярне в плечи, оттаскивая прочь.

Аксель поднялся на ноги. Правая скула у него была рассечена, между пальцев капала кровь, пятная мундир и траву.

– Дурень! – обиженно выпалил он. – Дурень несчастный! С тобой, как с человеком…

Бьярне снова рванулся, отметая рыжего, словно ненужную ветошь. Ларс, внезапно разозлившись, выдрал из кобуры револьвер и шагнул вперед.

– Стоять! – рявкнул он. – Стоять, я сказал!

Бьярне замер, едва не ткнувшись грудью в наставленное дуло. Глаза у парня были дурные.

– Назад! – приказал Ларс. – Умерь пыл!

Бьярне отодвинулся, озираясь с видом затравленного зверя. Вокруг уже собралась гудящая толпа. Ларс не торопился опускать оружие. Аксель прав, по-человечески не вышло, так нечего больше церемониться.

– Гере Иверсен, – Кнуд Йерде опустил трость и теперь опирался на нее обеими руками, словно предыдущий резкий рывок лишил его сил. Фру Геллерт остановилась позади брата, внимательно наблюдая за ситуацией. – Гере Иверсен, что здесь творится?

– Арест, – резко ответил Ларс. – Бьерн Тильсен, ты подозреваешься в покушении на барона Дальвейга, раненого сегодня утром. Сейчас ты отправишься с нами в Гёслинг, где будешь взят под стражу и помещен в камеру полицейского управления до решения судьи.

Толпа зашипела, точно на горячую сковороду плеснули масла. Утренняя новость для Ларса стала свежей вечерней новостью для Альдбро.

– Тише! – заорал Ларс, понимая: если не унять болтунов сейчас, дело может кончиться дурно. Люди стояли близкой плотной стеной, и под прицелом десятков глаз ленсман внезапно почувствовал себя очень неуютно. Аксель, прижимая к скуле платок, подвинулся поближе к начальнику.

– И вы имеете веские доказательства его вины? – спросил Кнуд Йерде.

– Достаточные, – отрезал Ларс. – Однако вы не судьи не присяжные, чтобы я предъявлял их здесь и сейчас. Все в свое время.

– Однако и не поголовно преступники, – спокойно заметил Кнуд Йерде. – Прошу, опустите револьвер, гере Иверсен. Это лишнее. Мы здесь все разумные люди, и Бьярне уже успокоился. Так ведь, Бьярне?

Бьярне мрачно кивнул. Ларс неторопливо вложил револьвер в кобуру. Ситуация его раздражала. Кнуд Йерде явно брал инициативу в свои руки так, словно имел право это делать. Еще чуть-чуть, и ленсман из представителя власти превратится в школьника, стоящего у доски. Ладно, поиграем по другим правилам!

– Если уж вы требуете доказательств… Скажи-ка, Бьерн Тильсен, где ты был сегодня поутру, часов этак около семи?

Парень внезапно побледнел и потупился.

– Давай, Тильсен, отвечай! – потребовал Ларс.

Парень молчал, набычившись.

– Ну же, дурак! – прошипел Аксель. – Говори.

Парень сжал кулаки и пробормотал:

– Нет…

– Бьерн? – с нажимом в голосе произнес Кнуд Йерде.

– Не буду я говорить.

– Так. Ну, а вы гере Йерде, вы можете подтвердить, что ваш работник был в это время у вас на подворье?

Кнуд Йерде помедлил.

– Я работал полночи, – негромко проговорил он. – Лег очень поздно. Я не могу подтвердить, что он был на месте в семь. Но не могу и подтвердить, что его не было.

– Фру Геллерт?

Брат и сестра обменялись быстрым взглядом.

– Нет, – коротко ответила она и отвернулась.

Ларс направился к Бьярне.

– Пошли! – приказал он.

На вершине Рандберге еще тлели закатным огнем снега, но на дорогу уже опустились серые сумерки. Лес казался бесконечным и неуютным. Засыпали птицы, и лишь белки изредка порскали по веткам сосен. Повозка еле тащилась по проселку: лошади утомились за долгий день, да и возница подремывал. Пленник сидел понурый и безразличный. Руди молчал. Даже Воробей не пытался взбунтоваться против неумелого наездника и лениво рысил по дорожной пыли.

Ларс едва держался в седле. Поясница ныла, а тут еще и дремота: то накатит теплой волной, то вновь отступит. Долгий день, тяжелый, муторный. Все мешается в мозгу: босой Аксель Линд, баронесса с ледяными глазами, ругающаяся фру Астрид и ее муж, Кнуд Йерде – в руках трость, в зубах – сигарета, Эдна Геллерт…

Эдна Геллерт. Ландыши. Горные бубенцы. Они и впрямь словно бубенчики, и так же звенят: легким серебряным перезвоном… Как быстро смеркается! Вон уже и звезды шатаются в вышине. С чего они так шатаются, а? Или конь идет неровно, покачивая боками, и он покачивается вместе с конем. Тогда почему он лежит на траве? Да-да, на росистой траве, и дышать очень трудно, и сердце бьется о ребра, словно обезумевшая птица о прутья клетки. А бубенчики все рассыпаются нежным звоном, заглушая надсадное дыхание. Руки шарят по траве, натыкаются на что-то твердое и гладкое, сжимают в кулаке. Камень? Тяжесть, сдавившая грудь, исчезает, перезвон удаляется, и ландыши колышутся, и плечо болит, и темнота зовет, темнота шепчет…

– Му-у-у-у!

Ларс дернулся и едва не полетел вниз с седла.

Они выбрались туда, где горный клык выдавался вперед, почти нависая над дорогой. Скала бросала на проселок глубокую тень, и, подняв голову, Ларс увидел высоко-высоко над собой женскую фигуру с фонарем в руке и силуэты коров, бродящих вдоль изгороди над пропастью. Дорога вильнула, скрыв зрелище, но еще долго среди сосен и мглы гере ленсману слышалось насмешливое мычание.

Глава 9

Шорохи и скрипы

Изнутри здание суда выглядело бедновато: то ли у городской казны хватило деньжат только на фасад, то ли законники намекали, что презирают житейские удобства.

Ларс прошелся по узкому мрачному коридору от входной двери до зала заседаний. Тишина и пустота. Тогда, он, натыкаясь на дряхлые скамьи для посетителей, вернулся к лестнице, что вела на второй этаж. Ступени жалобно поскрипывали под сапогами, а на перчатке, которой Ларс по недомыслию коснулся перил, остался четкий след пыли.

Наверху было светлее. Лучи утреннего солнца отважно пробивались сквозь мутное стекло единственного окна и освещали три двери, покрытые облезлой зеленой краской. Рядом с первой висела табличка, желтая от старости.