Текст книги "Страж сумерек (СИ)"

Автор книги: Марья Фрода Маррэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Я? – удивился Мерк и внезапно шмыгнул носом. – Я буду. Я человек пропащий…

– Гере Эсбен, – подал голос Кнуд Йерде. – Право слово, глупо так убиваться из-за камней и металла, пусть даже они и трижды драгоценны.

Эсбен Мерк открыл глаза и ошеломленно уставился на гостя.

– Что⁈ – пробормотал он. – Откуда вы знаете…

– Оттуда! – рявкнул Ларс. – Ты зачем котел выкопал, дурень? Решил разбогатеть? Про последствия не подумал?

– Последствия? – слабо откликнулся учитель. – Какие еще последствия?

– Дерьмовые! А ну, рассказывай, где вторая половина клада?

– Вы и это знаете⁈ – простонал Мерк. – А где моя половина⁈ Я требую найти вора!

– С законного владельца спроси, – Ларс нагнулся и посмотрел на учителя так, как обычно смотрел на новобранца, вздумавшего перечить начальству. – Он тоже очень желает отыскать воришку…

– Какого законного владельца? – промямлил несчастный бакалавр.

Внезапно он позеленел и зажал рот рукой.

– Догадался? – спросил Ларс. – Давай выкладывай, приятель. Без увиливаний. Четко, ясно и по делу.

Эсбен кивнул и принялся каяться.

Всю жизнь Эсбен Мерк считал себя обделенным судьбой. Нагло и несправедливо обделенным. Ну, рассудите сами: куча народу по всему миру живет в роскоши и неге только потому, что по странной прихоти случая они родились в семье какого-нибудь напыщенного аристократа или захапистого богача, что сделал состояние на людском поте и непосильном труде. И вот эти везунчики порхают по жизни, словно бабочки, и пьют, так сказать, нектар мироздания, в то время как он, обладатель гораздо более развитого интеллекта, влачит полунищенское существование в полной безвестности.

Эсбен Мерк был рожден рабочей пчелой. Это бесило.

Нет, он не был из той породы людей, которые жалуются на жизнь, не предпринимая попытки исправить положение вещей. Напротив, едва вступив в пору юности, он начал вести борьбу с судьбой – борьбу отчаянную и утомительную, но, увы, практически бесплодную.

Да, он, сын простого канцеляриста, сумел закончить столичный университет и, по утверждению профессоров, подавал весьма большие надежды, которые реальностью так и не стали. Лишения столичной жизни изрядно подкосили и без того не очень крепкое здоровье молодого человека, и он вынужден был вернуться в провинцию и занять скромную должность учителя в деревенской школе. Честолюбие протестовало, разум, жаждавший интеллектуальной деятельности, страдал.

И тогда Эсбен Мерк решил заняться научной работой – просто для того, чтобы наполнить свою тусклую жизнь неким проблеском смысла. Тут-то все и началось.

Легенды, сказки и смутные слухи окружали склоны Рандберге, словно предрассветный туман. Эсбен ездил по древним деревням и маленьким хуторкам, и каждая рассказанная байка все глубже погружала его в некий странный мир, не имеющий ничего общего с обыденной скукой и оттого заманчивый и прекрасный. Мир, где возможно преодолеть злую судьбу.

Так было вначале, но затем, когда первое очарование миновало, мысли учителя вернулись к практической стороне жизни. Перебирая свои записи, он не мог не заметить истории о Брусничной пустоши, и однажды в голову ему пришла простая мысль – а вдруг среди мешанины поверий есть зерно истины. Сначала идея показалась наивной и смешной, но чем больше он размышлял, тем сильнее она въедалась в мозг. Нет, он не уверовал, что альвы, тролли и прочие потусторонние обитатели гор есть на самом деле – полно, оставьте чудеса несмышленым детям! – но курганы и пустошь существовали. Кто знает, а вдруг когда-то буйные предки нынешних суровых фермеров и припрятали в тайном месте добычу после набега? И если эту добычу отыскать…

Эсбен принялся за дело. Он рассортировал записи и составил, наверно, самое полное собрание легенд о Брусничной пустоши. Он подверг истории тщательному анализу, дабы выявить общие места и закономерности. Это помогло несколько сузить район поиска, но, увы, не давало однозначного ответа, где именно искать клад. Дело застопорилось, но на помощь внезапно пришел случай. Учителя пригласили в поместье Роттеров – разобрать библиотеку, и он наткнулся на записки некого Сиварда, где упоминалось о пергаментной карте, ведущей к сокровищу.

– Ты же сказал, что не нашел ее? – удивился Ларс. – Или…

– Я солгал, – ответил Эсбен. Говорил он с каждой минутой все четче и сейчас выглядел почти трезвым. – Карта существует. Взгляните, если не верите – она в письменном столе. Нижний ящик, под бумагами.

Узкая полоса кожи выглядела столь ветхой, что Ларс опасался, как бы она не рассыпалась. Пергамент был испещрен надписями, сделанными старинным трудно читаемым шрифтом, под которыми располагался полустертый рисунок.

Ларс протянул пергамент Кнуду Йерде. Тот оторвал ладонь от виска и осторожно взял раритет.

– Половины слов недостает, да и сама кожа изрядно обтрепалась. Наверно, вы долго провозились с расшифровкой?

– Несколько месяцев, – ответил Мерк с некоторой гордостью. – Настоящая загадка, достойная ученого.

– Несколько месяцев, говоришь, – переспросил Ларс. – А когда ты ее нашел?

Учитель задумался.

– Где-то в середине мая, – уверенно сказал он. – Помню, чудесный день стоял, теплый.

– Та-а-к, – многозначительно протянул Ларс. – Понятно.

Вот он, тот самый наглец, стянувший документы из-под носа дремлющей гримихи!

Учитель опасливо взглянул на ленсмана, но тут вмешался Кнуд Йерде:

– Продолжайте, Эсбен. Итак, вы расшифровали надписи и определились с местом раскопок?

– Определился – громко сказано, – ответил Мерк. – Все-таки эти расчеты весьма приблизительны, и вряд ли тот средневековый Роттер добился практического результата. Однако, умер он скоропостижно… Но все же пришел день, когда я решился опробовать свои выводы на практике. Однако возникла проблема. Как мог я – учитель и, можно сказать, главный оплот научного мировоззрения в этом суеверном краю – среди бела дня ковыряться на пустоши, отыскивая мифические богатства? Оставались ночи – темные и холодные, так как дело шло к ноябрю. И вот однажды я взял инструменты и отправился к старому кургану с камнем на вершине…

Кнуд Йерде сдернул с носа очки, и уже не таясь, закрыл лицо руками.

– Ларс, можно мне воды? Голова кружится…

Ларс отыскал на столе стакан и зачерпнул из ведра. Кнуд Йерде принялся медленно пить. Лоб его блестел от пота.

– Вам дурно? – спросил Ларс.

– Мне омерзительно, – слабо отозвался музыкант. – Эсбен, что вы употребляли?

– Пиво, акевит, потом вино, потом снова акевит, – принялся перечислять Эсбен Мерк. – потом…

– Что-то из этого списка явно было паленым, – пробормотал Кнуд Йерде. – Да и в целом, тот еще коктейль…

– Постойте, – сообразил Ларс. – Вы что же…

– Если он трезвеет, кто-то должен принимать последствия. Такова суть заговора. Продолжайте, пока я еще что-то соображаю. Вы пришли на пустошь, Эсбен, и?

– Нашел болото, – коротко ответил Мерк.

– Откуда болото? Сплошные камни же…

Эсбен вздохнул.

– Это было как в кошмаре, – ответил он. – Только что под ногами твердая земля, и вдруг – ледяная жижа, и туман, в котором пляшут болотные огни… Я едва не утонул, а если бы не карта, точно бы погиб. Плутал в тумане, замерз до полусмерти, а когда набрел на маленький островок, то так и сидел до самого рассвета. Когда занялось утро, туман понемногу разошелся, оказалось – я сижу на валуне всего-то в паре десятков шагов от кургана. Вот тогда-то я и поверил в колдовство…

Ларс понимающе кивнул. Не одного его проклятые горы окунули в бесовщину с головой: сможешь – выплывешь…

– Но ты не отступился? – проговорил он.

– Нет, – признался Мерк. – Сначала, конечно, перепугался, но потом даже как-то раззадорился. Ведь если легенды не врут насчет колдовства, то и сокровище существует! Оно не просто вымысел, не просто моя безумная мечта! Оно – правда!

Серые глаза бакалавра заблестели, и Ларс поневоле задумался, чего больше в страстном взгляде – жажды богатства или исследовательского пыла.

– Но я не смог пробиться через болото, – взгляд Эсбена потускнел. – Той осенью не смог. А зимой и думать было нечего – морозы усиливают чары, клад опускается в глубины земли. Пришлось ждать полгода, до новой весны. Но и тогда ничего не вышло. Я либо блуждал по самому краю пустоши, либо выбирался на тропу, но тут начинались всякие мерзостные наваждения. В конце концов, я понял, что в одиночку до клада не добраться.

– А ты разве не знал, что следы нужно будет замести? – поинтересовался Ларс.

– Пока считал заклятья выдумками – нет, а после задумался. Поэтому и пошел…

Эсбен Мерк запнулся. Отвел глаза. Кнуд Йерде и Ларс ждали.

– Это необходимо? – уныло протянул Мерк. – Я обещал сохранить дело в тайне и…

– Дело жизни и смерти, – подтвердил Кнуд Йерде. – Возможно, вы спасете жизнь своего напарника. Выбирайте.

Бакалавр покусал губы.

– Я пошел, – слова из него словно вытягивали кузнечными клещами, – к барону Дальвейгу.

– Поворот! – Ларс даже вскочил. – А почему к нему?

– Он тоже интересовался сокровищем. Точнее, они – Дальвейг и его приятель советник Амундсен. Не так как я, более сдержанно, исподволь, но интересовались. Я ведь сразу объявил, что мои интересы чисто научные, этнографические, и ни от кого не скрывался. Как позже оказалось, они меня даже в расчет не брали как конкурента, думали, мол, ездит чудак, сказки собирает. А я, я более наблюдателен, чем кажусь.

– Но все же – почему именно к нему? – уточнил Кнуд Йерде.

– Я же сказал, я наблюдателен, – с некоторым раздражением ответил Эсбен. – Как-то раз в «Золотом гусе» я заметил, что они угощают Снорри Прищура. Ну, знаете, того болтливого старика, что любит травить байки. Я сидел за крайним столиком, а они – с другой стороны перегородки, поэтому я услышал почти весь разговор. Прищур пересказывал легенду о Рагнаре и еще кое-какие подобные истории, почти все мне уже известные. Упоминал и сплетни про таинственную карту. Когда Снорри наконец ушел, Амундсен указал барону, что главная сложность именно в уничтожении следа, на что тот ответил: «Уж это не проблема. Я знаю, кто все устроит». Я тогда только подивился, как могут образованные люди так буквально воспринимать фольклор. Еще я немного испугался, что они меня опередят. А потом я отыскал карту, и все внимание посвятил ее изучению, но все же продолжал при случае приглядывать за соперниками.

– И что, углядели что-нибудь важное? – спросил Ларс.

– Вскоре Амундсен погиб, а барон погрузился в уныние. Целыми днями сидел в «Гусе» и пил. Мать его несколько приструнила, но тут они начали тяжбу с Альдбро и, видимо, Свейну Дальвейгу сделалось не до поисков. До нынешней весны, по крайней мере.

– И вы поладили? – удивился Кнуд Йерде.

– Вполне. Барон при всем своем снобизме честен в ведении дел. У меня была расшифрованная карта и ценные сведения, у него – человек, который помог преодолеть мороки и замести следы. Мы заранее договорились, как разделим клад, и договор свой выполнили в точности…

– Человек⁈ – поразился Кнуд Йерде. – Следы заметал человек⁈ Не альв или другой представитель той стороны? Вы уверены, Эсбен?

– Нет, – сознался бакалавр. – Я ведь его почти не видел. Барон привел его с собой, уже ночью, и в тумане лица было не разглядеть. Я запомнил темный плащ, полностью скрывавший фигуру, и более ничего. Он не сказал ни слова, лишь молча выполнил приказы Дальвейга…

– Тогда скорее всего и впрямь человек, – пробормотал Кнуд Йерде. – Народ очень обидчив и откликается на просьбы, но никак не на приказы. Что именно он делал?

– Не знаю. Он жестами велел мне и барону держаться подальше. Кажется, я слышал странные звуки: такие зловещие, заунывные… Вскоре туман разошелся, и мы довольно быстро отыскали тайную тропку, ну, а потом…

Он замолчал, закусил губу.

– Все случилось, когда я был почти у дома. Мы разделили добычу, и я взял свою часть в котле. Погрузил на лошадь. Я шел медленно и все оглядывался: мне казалось, будто за мной следят. А у околицы они напали и отобрали котел… Я даже не видел, кто – представляете? Просто слышал, как смеются два голоса… Глупо. Я ведь так надеялся, и все в одночасье…

– Если вас это утешит, – проговорил Кнуд Йерде. – Те, кто отобрал ваш клад, так же не смогли воспользоваться украденными плодами. Все должно вернуться на круги своя.

– Да, – уныло ответил Эсбен Мерк. – Наверно. Но что мне теперь делать?

– Без понятия. Свои новые цели найдете только вы. Но что бы вы не делали, Эсбен, никогда, слышите вы, никогда больше не смешивайте вино с акевитом. Это невыносимо.

И Кнуд Йерде согнулся, словно от желудочного спазма.

Уже стоя на пороге, Ларс обернулся. Эсбен Мерк, трезвый и взъерошенный, сидел на диване, сгорбившись и глядя на беспорядок и разбитую раму.

– Чуть не забыл! Скажи, приятель, а для чего тебе понадобились пули?

– Пули? – простонал Кнуд Йерде. Он в этот момент очень медленно и сосредоточенно продвигался по стенке к дверям.

– Пули, – подтвердил Ларс. – Серебряные. Те, что ты держишь в кладовке.

– А-а, те пули, – безразлично протянул учитель. – Это я пробовал против мороков на пустоши. А вы откуда…

– Ну и как, помогает?

– Не очень, – признался Мерк. – Говорят, серебро убивает оборотней и прочую нечисть из плоти и крови, но на мороки оно не действует. Проверено.

– Надо запомнить. Бывай, приятель.

Они медленно тащились деревенской окраиной. Кнуд Йерде практически висел на ленсмане, стремительно утратив способность к самостоятельному передвижению. Вид у него был, как у заправского пьянчуги, однако говорил и мыслил он пока еще довольно здраво.

– Могли бы предупредить, – ворчал Ларс. – Я покрепче, я бы и выпил это ваше зелье…

– А как бы я вас тащил, спрашивается, – со стоном ответил музыкант. – Как же мне дурно-то… просто невероятно дурно…

– Ничего, сейчас до дома доберемся. Отлежитесь, кофе выпьете.

Утешение возымело противоположный эффект. Кнуд Йерде резко остановился и отцепился от ленсмана, словно баржа от буксира.

– Вы с ума сошли⁈ Дома Лив! Как можно в таком виде?

– Вы же не пьяный, – уверил Ларс, но Кнуд Йерде, покачиваясь, облокотился на изгородь, явно намереваясь остаться ночевать под забором.

– Тогда к Тильсенам, – решил Ларс, вытаскивая непокорную баржу из крапивы и принимая обратно на буксир.

Там, конечно, ждала Эдна, и ленсман сомневался, что она обрадуется, увидев брата в таком состоянии, но выберем меньшее зло, как говорится.

Желтый фонарь горел над крыльцом дома Тильсенов. Ночные мотыльки вились вокруг, тычась в стекло, и Снорри Прищур, куривший трубочку на ступеньке, напоминал идола, вырезанного из дубового бревна и поставленного отпугивать нечистую силу – столь бесстрастным и неподвижным было лицо старика. Когда ленсман вынырнул из темноты, таща за собой Кнуда Йерде, Снорри степенно кивнул и с интересом уставился на музыканта.

– Просыпаются, – доложил он. – Фру Астрид уже и один ребятенок. Ничего не помнят, кроме как чай пили и как Бьярне сказал, что не будет жениться… Тетка причитает: Бьярне-то исчез. Но она сонная еще, не оклемалась до конца.

Кнуд Йерде поднял голову, щурясь на свет фонаря.

– В конюшню, – с усилием скомандовал он. – Меня – в конюшню.

– Это где ж вы, господин скьольдинг, так успели нарезаться? – участливо спросил Снорри.

– Где надо, – ответил Ларс. – Слушай, Снорри. Передай фру Астрид: жив ее сынок, здоров. Счастлив. Прощения просит. Чуть позже я зайду и все объясню. И позови сюда госпожу Геллерт да побыстрее и без шума.

– Будет сделано, – Прищур выпустил из трубочки колечко дыма и отправился в дом.

Шальной мотылек врезался Ларсу в лоб, отпрянул. Трепещущие крылья понесли его навстречу горячему стеклу фонаря. Ленсман сгреб своего норовящего осесть наземь спутника и потащил в конюшню – прятать от чужого взора.

Ночь заканчивалась.

Глава 21

Поиски

– Барон в отъезде, в городе, – лакей произнес слова так надменно, будто замещал молодого Дальвейга в роли господина усадьбы, если не в титуле. Он смотрел прямо в лицо Ларсу, и ленсман подозревал, что слуга категорически не одобряет щетинистые щеки и мятый мундир.

– А баронесса? – спросила Эдна Геллерт.

Слуга вздернул нос выше и сделал вид, что не расслышал. В Сосновом Утесе Кнуд Йерде и члены его семьи были персоной, как это… и не вспомнить, иностранное слово больно мудреное. Короче, персонами нежелательными.

– Что баронесса? – повысил голос ленсман. Оставить без внимания вопрос представителя власти лакей не посмел.

– Баронесса также в Гёслинге.

– Гере Леннвальд?

– Отбыл вместе с работниками на сеттеры. Можете оставить вашу визитную карточку, я передам…

Ларс поморщился. Визитная карточка! Да он в жизни не имел ничего подобного, и вряд ли заведет.

– Увы, любезный, – ответил он, состроив независимое выражение лица, – не прихватил с собой. Так что будь добр передай словами через рот, если господа вернутся, что ленсман Иверсен желал уведомить о ходе расследования и уточнить некоторые обстоятельства. Запомнишь? Или у тебя память только от серебряной монетки просыпается?

Слуга с кислой физиономией заверил, что обязательно передаст. Дверь закрылась. Ларс и Эдна неторопливо отправились к коляске.

– Нужно отправляться в город, – сказала Эдна, оглядывая дом и парк. Госпожа Геллерт сочла нужным сменить брата при особе ленсмана, словно почетный караул. Сам Кнуд Йерде, придя за эти часы в относительно пристойный вид, отправился домой отпаиваться кофе и бороться с головной болью.

– Вы думаете, они увезли сокровища туда? – Ларс рассеянно разбирал вожжи.

– Не знаю. Возможно, клад еще где-то здесь. В большом доме легче спрятать.

– Мы могли бы обыскать особняк.

Ларс забрался на кучерское сиденье. Воробей, привязанный к коляске, фыркнул. Жеребцу не нравилось топать размеренной рысцой, которую предпочитала лошадь Йерде.

– И как вы себе представляете такой маневр? Без санкции судьи?

Никак. Ларс и сам прекрасно понимал, что это план из области фантазии. Даже если они проберутся в дом незаметно, то вряд ли смогут быстро отыскать драгоценности в незнакомом здании. К тому же Дальвейг не дурак – если он и оставил такое богатство без присмотра, то наверняка упрятал, как следует. А может, и вовсе в банк увез.

Коляска тронулась с места и, шурша гравием, двинулась к парковой ограде. Утреннее солнце пятнало землю резными тенями листьев. В гуще кустарника безмятежно пересвистывались сойки.

– Мы должны разделиться, – заявил Ларс, когда лошадь повернула в лес. – Я отправлюсь в город и буду искать Дальвейга, а вы останетесь присматривать за усадьбой. Вдруг мы разминемся, и они вернутся сюда. Если ваш брат сможет, пусть присоединяется.

Эдна обдумала предложение.

– Вы правы. Но не думаю, что Дальвейги обрадуются моему обществу. У баронессы мигрень просыпается, если я или мой брат попадаемся на глаза. Она не станет разговаривать.

– Еще бы. Гере Йерде, как видно, сильно подействовал ей на нервы во время тяжбы. Но вы должны использовать весь свой дар убеждения.

Лицо Эдны омрачилось.

– Боюсь, дело не только в тяжбе, – проговорила она. – Есть и иные причины.

– Вот как? – изумился Ларс. – Какие же?

Эдна помолчала, словно укоряя себя за неуместный порыв откровенности.

– Это не имеет ни малейшего отношения к нынешнему делу, гере Ларс, – наконец произнесла она, забирая из рук Ларса вожжи. – Это просто прошлое. Возможно, я объяснюсь, но позже. Сейчас мало времени. Поезжайте.

День тянулся неимоверно долго. Лив управилась с домашними делами, а стрелки часов в гостиной только-только подобрались к полудню. Да и управилась – громко сказано. Омлет она пересолила, кофе едва не убежал, мука просыпалась на чисто подметенный пол, а на заботливо выполотой клумбе с цветами Сигурд устроил очередную засаду, помяв все, что было можно и нельзя.

Что-то надвигалось, Лив это прекрасно понимала, просто-таки чуяла, а интуиция для человека сумерек – вещь первейшая, почти столь же важная, как знание Сумеречного Свода, который малышам вдалбливают вместе с запретом совать руки к кипящему чайнику. Очень обидно понимать, что взрослые тебя недооценивают, не понимая, что ты в сущности уже почти готовый настоящий скьольдинг.

Тетушка Эдна домой не вернулась. Отец пришел утром, усталый и какой-то сам не свой. Сидел у себя в комнате, молчал, пил кофе и курил, курил, курил. При маме он столько не курил. Лив не приставала – когда меркман работает, под руку не лезут. Чтобы отвлечься, она взялась за проклятую алгебру, но гадкие уравнения не решались. Завалит она этот экзамен, вылетит из школы, устроится к дяде Эгилю секретарем в контору. Чего проще. Если бы не обещание данное тетушке Эдне… восемь баллов, она и на половину от этого не рассчитывает. Ужас.

А что если они не сумеют раздобыть этот троллий клад до полуночи? Тогда каменноголовые явятся в Альдбро и придется отбиваться. Как отбиться от тролля? Силой – никак, это Лив помнила еще по сказкам. Сказки – великое дело, именно они учат основам обращения с той стороной.

Но на всякий случай молоток из сарая она принесла и спрятала. А вообще, надо бы скопить карманные деньги и приобрести дамский револьвер. Или у дяди Эгиля занять: в его коллекции какого только оружия нет, и стрелкового, и колющего, и режущего. Все и не упомнить.

Калитка заскрипела, и Лив насторожилась. Шаги были непривычные: не мягкая поступь тетушки, и не быстрая, четкая – гере Ларса.

В дверь постучали – с перерывами, будто гость и сам не был уверен: а нужно ли ему сюда.

Лив открыла.

На пороге стояла Кара Фратсен. Бледная, с зареванными глазами. В руке вчерашняя невеста сжимала смятый кружевной платок.

– Тетка твоя дома? – не здороваясь, спросила она.

Городской дом барона встретил Ларса строгой тишиной и закрытой дверью. На резкое дерганье колокольчика и громкий стук долго никто не отзывался, потом дверь приоткрылась и на крыльцо выползла древняя старушенция в чепце-одуванчике.

– Юноша, – прошамкала она, – почему вы так тихо стучите? Если бы я не спустилась на кухню поставить чай, то ни за что бы не услышала. Право, такая скромность офицеру не к лицу, – заметила она, посмотрев на запыленный мундир.

– Могу, я поговорить с бароном? – довольно громко и не слишком учтиво осведомился Ларс.

– Да вы неужто больны? – участливо спросила престарелая дама. – Еле-еле сипите. Не разберу ничего.

– Я должен увидеть гере Дальвейга! – повысил голос ленсман.

– Простуда? – покачала головой старушка. – Или даже ангина? Так пойдемте в дом, я как раз малиновое варенье достала. Выпьете чайку, авось полегчает, и голос появится.

Ларс едва не взвыл. Почти час дня, а дело еще не сдвинулось с мертвой точки, а он тут жарится на солнцепеке посреди Гёслинга и тратит время на тугую на уши, как глухарь на току, экономку.

– Господа где⁈ – заорал он, утратив всякое почтение к старости. – Барон? Баронесса? Дома?

– А-а, юноша! – на лице старушки засветилась улыбка. – Вы к госпоже Дагмар? Так бы сразу и сказали. Она еще вчера отправилась в Энтдален – навестить подругу. Может, слышали – почтенная фру Гильденстерн, жена лесопромышленника…

До Энтдалена был почти день пути. Одна ниточка рвалась – догнать баронессу до вечера уже невозможно.

– А барон? – простонал ленсман, надеясь и одновременно страшась. – Он вместе с матерью?

– Ветреник Свейн? – расцвела экономка. – Так вы его приятель? То-то мне кажется, будто я уже видела вас в нашем доме… Наверно, на приеме по случаю именин…

– Где он, добрая женщина⁈ – вопли Ларса начинали привлекать внимание – в окне соседнего дома отодвинулась кружевная занавеска.

– Как где? – удивилась старушка. – Веселится где-то, как и полагается в молодости! О, юность, вот помню, когда мне было шестнадцать…

Ларс понял, что пора ретироваться. Не тратя времени на ненужные слова, он отвесил престарелой даме поклон.

– Как, уже убегаете? – она всплеснула руками. – И не попробуете варенье? Как жаль! Берегите горло, юноша! Наденьте шарф!

– Обязательно!!! – пообещал Ларс сердобольной экономке и половине квартала. Занавески дружно расправились.

– Кто там, Лив? – окликнул со второго этажа отец. Кара Фратсен вздрогнула и подалась назад, словно пугливая лань, готовая сбежать при малейшей опасности.

– Тетушки Эдны нет, – быстро сказала Лив. – На что она тебе?

По правилам вежливости следовало сказать «вам», но Кара была всего-то лет на пять старше. Перебьется.

– Снорри Прищур сказал, что она дама знающая. Что поможет. Подскажет, как быть.

Ого, подумала Лив. Кажется, тетушка начала обретать неизбежный шлейф репутации.

– Конечно, – обнадежила она. – Фру Эдна, она такая. Подожди, она скоро придет. Наверно. Пройди в дом. Кофе будешь?

– Нет, я позже приду, – Кара отступила назад.

– Да кто там, Лив? – отец спустился вниз, прежде чем Лив успела ответить, а Кара – сбежать. – Фрекен Фратсен, вот так сюрприз. Чем обязаны?

– Я… я…

Кара заметалась на месте, не зная, что делать. Руки мяли кружевной платок.

– Гере Кнуд, а вы правда видели Бьярне? – внезапно выпалила она.

Отец прищелкнул пальцами.

– Прищур, – раздраженно проговорил он. – Что за болтливый старик… ничего нельзя доверить.

– Нет, – торопливо ответила Кара. – Он не болтал. Он только мне. Только мне, по секрету. – Так вы видели Бьярне, да?

– Видел, – признался отец. – Как вас сейчас. Бьярне ушел из Альдбро, фрекен.

– И он не вернется? – упавшим голосом проговорила Кара.

– Думаю, нет. Не вернется. Не ждите его, фрекен.

Губы Кары задрожали. Лив стало ее жаль. Над брошенной невестой станут смеяться, пойдут пересуды. Не только в Альдбро, а по всей округе. Такое долго не забывается.

– Значит, он наврал, – с внезапной злостью пробормотала Кара. – Поганец! И я зря молчала! Все зря… все без толку. Вся ворожба. Колдун называется! Обманщик он, а не колдун! Мошенник…

Лив навострила уши.

– Что вы такое имеете в виду, фрекен? – негромко сказал отец. – Какая ворожба⁈

– Ничего, – торопливо пробормотала Кара, подаваясь назад, но Кнуд Йерде быстрым движением захлопнул входную дверь, отрезая девице путь к отступлению.

– Вот что, фрекен Кара, пойдемте-ка побеседуем, – не терпящим возражений тоном произнес он. – Прошу, присаживайтесь. Лив, дочка, погуляй немного.

Отлично, подумала Лив. Я снова не у дел.

Подслушивать она, разумеется, не стала – за такое отец был устроил мощнейшую выволочку. Вышла во двор и отправилась искать Сигурда, но кот, получив с утра трепку за клумбу, удрал в неизвестном направлении. Он-то может себе позволить.

Беседа вышла недолгой – четверть часа не больше. Затем Кара Фратсен вышла на крыльцо. Лив демонстративно отвернулась и углубилась в смородину.

– Родители ваши правы, фрекен, – донесся до Лив голос отца. – Пройдет время. Люди забудут, и все вернется на круги своя. И вы вернетесь, если не устроите свою жизнь в городе.

Кара что-то неясно пробормотала в ответ. Заскрипела, отворяясь и затворяясь, калитка.

– Лив!

Что-то изменилось. Прямо сейчас за эту четверть часа, что отец говорил с Карой Фратсен. Лив почуяла, что время спорить и перечить прошло. Отец говорил спокойно, взвешивая каждое слово.

– Лив, послушай, я сейчас уйду. Пока ты остаешься здесь, но в случае, если мы с Эдной или гере Ларс не вернемся до заката…

– Знаю, – уныло перебила Лив. – Идти к герсиру Блюмквисту и торчать там весь вечер за вышиванием. Ночевать тоже там?

– Нет, – сказал отец. – Неверно. Если мы не вернемся к закату, ты отправишься в киркью и поднимешься на колокольню. Там будет ждать Снорри Прищур, я договорился.

– Зачем? – растерянно спросила Лив.

– На случай, если появятся тролли. Будете следить за округой. Если только заметите, что тролли спускаются с гор, звоните в колокол. Колокольный звон отпугнет. Помни, Снорри не увидит никого из волшебного народа, если они не решат показаться сами. Единственный скьольдинг – это ты, поэтому принимать решения и отдавать команды придется тебе. До утра вы продержитесь, а затем ты отправишься в Гёслинг и попросишь Акселя Линда отправить кого-то за перевал и послать телеграмму Эгилю. Текст на столе. Там еще записка гере ленсману, на случай если он здесь появится.

Лив стояла, замерев, не веря самой себе.

Наконец-то она это услышала. Наконец-то. Особой радости от этого Лив не ощущала, напротив, внезапно ее поглотила неуверенность и тревога.

Единственный скьольдинг – это ты. Принимать решения и отдавать команды тебе.

А куда, спрашивается, денутся отец, тетушка и гере Ларс? От одной этой мысли Лив сделалось страшно. Не нужно об этом думать. Ничего не случится.

Щелкнула крышка часов. Кнуд Йерде посмотрел на стрелки, закрыл часы и убрал в карман жилета.

– Принеси мне трость, Лив. – сказал отец и когда она медленно пошла в дом, добавил: – Не ту, что у двери. В моей комнате, на столе.

Лив поднялась на второй этаж.

Футляр лежал на столе – узкий, длинный, точно оружейный. Замок был открыт, но ключа не было – как видно, отец достал футляр как раз перед появлением Кары Фратсен. Лив отбросила крышку и взяла трость в руки.

Очень тяжелая. Совершенно не по руке тринадцатилетней девчонке. Пришлось с усилием сжать ладонь в кулак, но все равно рука дрожала от напряжения. Набалдашник на восемь граней был вырезан из красноватого смоляного камня. Кое-где на камне виднелись сглаженные временем трещины. Ободок, охватывающий ствол, казался гораздо старше самой трости. На тусклом серебре были вычернены летящие птичьи силуэты, перемежающиеся полустертыми рунами. Наконечник утяжелен свинцом.

Теперь Лив твердо знала – все всерьез. Очень всерьез.

Сидеть в засаде – весьма скучное дело, особенно если солнце ни с того ни с сего вдруг взялось припекать на южный манер. Эдна быстро поняла эту незамысловатую истину.

Она укрыла коляску в орешнике, в самой сердцевине зарослей, чтобы лошадь могла срывать листья, не двигаясь с места. Сама Эдна расположилась чуть поодаль, на старом поваленном дереве. Здесь было довольно душно и сыро, но зато, если раздвинуть ветви, открывался вид на изгиб дороги и парковые ворота. Особняк, расположенный в глубине парка, был не виден, однако, как здраво рассудила Эдна, главное – вовремя заметить, кто подъезжает к дому.

Время двигалось лениво, словно не выспалось. Дорога была пустынна, лишь однажды мимо орешника прогромыхала крестьянская повозка. Эдна сидела, борясь с дремотой, и пересчитывала растущие над головой недозрелые орехи – исключительно от нечего делать. Когда плоды закончились, ожидание стало еще более гнетущим.

Зашелестела листва, поблизости раздались мягкие шаги, и Эдна вздрогнула, когда на плечо осторожно легла ладонь.

– Тише, это всего лишь я, – сказал брат, присаживаясь рядом.

– Ты меня напугал, Эйрик, – пробормотала Эдна. – Как ты меня отыскал?

– Поспрашивал в деревне. Там не видели, чтобы ты пересекала мост. Если бы вы нашли барона, вы бы сообщили. Значит, не нашли, и ты осталась где-то у особняка. Следы на дороге разделяются. Ленсман отправился в город, верно?