Текст книги "Страж сумерек (СИ)"
Автор книги: Марья Фрода Маррэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
У старинного, в стиле позапрошлого столетия, дома Кнуд Йерде натянул вожжи. Вороная послушно встала, и Ларс спрыгнул на тротуар, чтобы подать руку Эдне. Окна особняка светились яркими огнями, у ограды уже стояло несколько экипажей.
– Что ж, – Кнуд Йерде вытащил из кармана часы. Щелкнула, откидываясь, крышка. – Мы вовремя. Идемте, гере Иверсен. Нам всем предстоит занимательный вечер.
Скрипка в последний раз взвизгнула, точно поросенок-сосунок, и умолкла. Раздались аплодисменты, довольно сдержанные. Высокий юноша в модном фраке склонился в поклоне и приложил ладонь к груди, всколыхнув пышный шейный платок. Русые кудри до плеч придавали облику музыканта одухотворенность, а изящная бледность лица намекала на тонкость натуры. Это шепотом (который услышал весь ряд) сообщила Кнуду Йерде пожилая дама с ярко-алым веером. Кнуд вежливо кивнул, а Ларс подумал, что юноше просто следует чаще бывать на свежем воздухе, а не мучить несчастную скрипку.
– Браво, Арнульф, – сказала председательница собрания госпожа советница Реннинген, – Ваше исполнение весьма усовершенствовалось с нашей прошлой встречи.
По ее любезному тону невозможно было понять: комплимент это или тщательно спрятанная язвительность. Ларс с некоторым трепетом принялся размышлять, каким же было звучание инструмента в прошлый раз, но Эдна отвлекла его от столь печального занятия.
– Мне кажется, или вы заскучали, гере Иверсен? – шепнула она, пока советница отвлеклась на подошедшего слугу, а остальные слушатели, около тридцати мужчин и женщин самого разного возраста, оказались на несколько минут предоставлены сами себе.
– Да как сказать, фру Эдна, – улыбнулся Ларс. – Боюсь прослыть тупым солдафоном, но, знаете, те песенки, что наяривали скрипачи на вечерних посиделках в Альдбро, мне понравились больше.
Кажется, дама с алым веером услышала его слова. Она обернулась, приставила к лицу лорнет и смерила ленсмана испепеляющим взором.
– Не обращайте внимания, гере Иверсен, – карие глаза Эдны смеялись, – я с вами совершенно согласна. Более того, я бы сказала, ребята из Альдбро и играют куда мастеровитее бедняги Арнульфа.
Она произнесла последнюю фразу едва различимо, так что Ларс скорее прочитал слова по губам. Дама с веером бросила в их сторону полный страшных подозрений взгляд, но госпожа Геллерт уже приняла невозмутимый вид.
Ларс и вправду скучал. Еженедельное собрание Общества любителей искусства оказалось вовсе не такой пугающей штукой, как ему представлялось. Сначала Кнуд Йерде представил его хозяйке дома. Фру Ида Реннинген – маленькая дама, напомнившая Ларсу спелое яблоко (такая же круглая, свежая и румяная) – весьма приветливо отнеслась к новому знакомому.
– Надеюсь, вы станете постоянным участником нашего маленького кружка, – сказала она. – В провинции так мало людей, которые бы любили подлинно глубокое искусство. Но Кнуд время от времени отыскивает в нашей глуши истинные таланты и приводит к моему порогу.
– Увы, я лишь скромный ценитель, лишенный какого-либо творческого дара, – произнес Ларс заранее заготовленную фразу. Советница позволила себе усомниться в этом факте, ленсман был допущен к руке и познакомлен с чертовой прорвой народа – «цветом умственной деятельности города и всего герада», по выражению дамы. Ларс пожимал руки и кланялся, тщетно пытаясь запомнить все лица и имена. Встречались и знакомые: ленсман увидел в гостиной судью и пару влиятельных и богатых купцов – членов городского совета.
Ларс уже знал, что собрания Общества были одним из самых излюбленных развлечений для жителей Гёслинга, чем-то вроде клуба, открытого для любого, имеющего вес в обществе, образование или талант (или призрачный намек на оный). После разношерстного концерта, организованного силами участников собрания, обычно подавался легкий ужин, а иногда устраивались и балы, приуроченные к праздникам.
Сам советник Реннинген, как всегда вальяжный и добродушный, бродил по гостиной с бокалом виски и развлекал то одну, то другую группу гостей беседой.
– Наконец-то! – сказал он, завидев Кнуда Йерде и компанию. – Явился. За тобой должок, друг мой. Помнишь?
– Еще бы, – в тон ответил Кнуд Йерде. – Вот принес средство оплаты.
Он указал на скрипичный футляр, который держал в руке. Реннинген рассмеялся и сделал знак слуге, чтобы тот подал гостям поднос с напитками.
– Надеюсь, из северного запаса? – непонятно поинтересовался Кнуд Йерде, подцепляя бокал с виски.
– Разумеется. Источник еще не иссяк, так что пользуйся случаем, дружище.
– Здесь очень сложно достать настоящий виски, – пояснил Кнуд Йерде, когда хозяин, обменявшись любезностями с Эдной и Ларсом, отправился дальше. – Разве что у Кеннета в «Гусе». Остальное – подделка. Реннинген привез с севера партию дорнлесского, так что можно пить, не боясь за последствия.
Все это было прекрасно, но Ларс, явившийся в изысканное общество отнюдь не развлекаться, беспокойно ожидал, что спутники подадут ему сигнал о прибытии нужного человека. Однако время шло впустую.
Через некоторое время гости проследовали в небольшой зал, где было устроено подобие сцены и расставлены в несколько рядов стулья с мягкими спинками. Зрители рассаживались, и Эдна то и дело будто невзначай посматривала на задние ряды и каждый раз отрицательно качала головой.
– Странно, – наконец произнесла она. – Обычно он пунктуален. Может быть, что-то задержало в пути?
… И вот ленсман уже добрый час выслушивал томных поэтов и одухотворенных певцов. Кое-что ему понравилось, например, немолодая уже дама в черном, читавшая старинные баллады и собственные стихи, и парнишка, что душевно играл на гитаре, но в большинстве своем высокое искусство оказалось вещью весьма занудной.
Фру Реннинген вернулась к обязанностям председательницы собрания.
– Итак, – спросила она, – кто же продолжит наш концерт?
Кнуд Йерде поднялся с места.
– Думаю, настало наше время искушать терпение почтенной публики, – заявил он. – Не так ли, Эдна?
Госпожа Геллерт обреченно вздохнула, но взяла скрипичный футляр и направилась к сцене.
– Могу я попросить об одолжении? – обратился музыкант к Иде Реннинген. – Если не трудно, пусть убавят свет. Для вещи, которую мы будем играть, желателен полумрак.
Слуги принялись гасить лампы, и вскоре зал погрузился в сумерки, подсвеченные лишь огоньками свечей в канделябре у фортепьяно. Кнуд Йерде и Эдна что-то негромко обсуждали.
Женщина вынула из футляра скрипку и смычок и отступила к окну. Туда почти не достигали отсветы пламени, и ленсман видел лишь высокий силуэт на фоне черного стекла. Эдна подняла скрипку к плечу. Кнуд Йерде сел за фортепьяно, опустил руки на клавиши.
Нот на пюпитре не было.
Мелодия расплывалась по залу. Звуки, что рождались под пальцами Кнуда Йерде, словно кружились в полумраке, сплетаясь между собой, и, казалось, даже огоньки свечей колышутся в такт музыке. Медленно, грустно и волнующе.
Ларсу редко доводилось слышать игру на фортепьяно, а от серьезной музыки, как он только что убедился, его клонило в сон. Но сейчас расслабленную скуку, как рукой сняло: мелодия словно отыскала некую дверцу в его душе, и, легко отворив ее, тянулась к самому сердцу. Она словно звала за собой, обострив все чувства, и Ларс с радостью поддался зову.
Скрипка лишь вторила основной мелодии – так дальнее горное эхо отдается по скалам и ущельям, не имея собственного голоса. Скрипка отступила в тень, и звуки фортепьяно заполнили все вокруг.
Смотри! – шептали звуки. И он смотрел то на огонь свечи, то на пальцы музыканта, но видел совсем другое: серые горы, бегущие вдаль облака, и сосны над речным обрывом.
Слушай! – требовали звуки. И он слушал, и мелодия фортепьяно сливалась с шелестом ветра, и перестуком дождя по траве, и криком коршуна в серой вышине.
Помни! – просили звуки. Ибо мир так непрочен и так прекрасен, и бег облаков может прерваться, и крик коршуна станет лишь памятью. Все на свете однажды станет лишь памятью…
И Ларс был готов вобрать в сердце весь этот пасмурный мир до последней пылинки…
И вдруг что-то случилось.
Скрипка смолкла, оборвав тихое эхо, и внезапно обрела голос.
Почти исподволь; звенящие ноты сначала лишь усилили мелодию фортепьяно, как постепенно усиливается, расходясь, дождь. Словно холодные брызги, звуки скрипки, разлетелись по залу, обжигающе неприятные, но сильные и страстные.
Ларсу вспомнилось недавнее купание в реке, и мороз продрал по спине. И это воспоминание выдернуло его из иллюзии в обычный мир, разрушая очарование.
Он снова взглянул на музыкантов и вдруг ясно понял, что не так.
Эдна больше не играла.
Она стояла, еле различимая в темноте, и смычок послушно взмывал в руке, но – Ларс был убежден – не касался струн. Рука ее дрожала. А фортепьяно и скрипка по-прежнему вели мелодию, с каждой нотой все более напоминающую противостояние.
Ларс обернулся – единственное движение в зачарованном музыкой зале.
И увидел скрипача.
Он остановился на пороге зала, и полоса света из гостиной косо падала на голое плечо. Незнакомец был облачен лишь в кожаные штаны и бос. Ларс не видел лица – оно было скрыто гривой волос, в которые были вплетены темные нити, но почувствовал на языке острый привкус тины и влаги.
Незнакомец играл, слегка склонив голову, небрежно дергая смычком и быстро прижимая струны пальцами, и звуки, издаваемые скрипкой, казались такими же резкими и причиняющими боль. Ледяными и в то же время жгучими, словно прикосновения волн.
Спор нарастал, мелодия будто раздваивалась, рвалась и дробилась, чтобы на мгновение слиться воедино и тут же с новой силой начать борьбу. И Ларс уже против воли окунулся в водоворот звуков.
Фортепьяно прибивало его к берегу, скрипка тянула за собой в глубину, фортепьяно успокаивало бушующие волны, но скрипичные струны рвали покой в клочья и разражались безумной и жадной песней стихии, которая выше любого закона, любого порядка.
Ларсу стало трудно дышать, будто его вновь несло на Троллью челюсть.
Скрипка спорила, скрипка била наотмашь, отвечая на каждую ноту противника хлесткими ударами струн. У бури нет цели, смеялась скрипка, нет ни прошлого, ни будущего. Есть только свобода и страсть, которая разрушит все преграды, сметет все препятствия…
Только сила. Только свобода. Только вечное падение в пропасть.
Фортепьяно сдалось и умолкло. Скрипка властвовала. Скрипка торжествовала. Звуки пенились и разлетались ледяными уколами, потоки мелодии били в окна, стекло звенело, не сдерживая дикой силы.
И Ларс кожей ощутил невероятный напор кипящей воды, которая обрушивалась, спеша затопить зал и увлечь все живое и неживое за собой…
Музыка оборвалась. Исчезла. Сгинула.
Дала дышать.
А когда Ларс открыл глаза и вновь обнаружил себя в полутемном зале, то понял – вместе с музыкой сгинул и таинственный скрипач.
Глава 15
Как рождаются бредовые идеи
Зал словно очнулся. Раздались робкие аплодисменты, которые мгновенно усилившись, волной заполнили пространство вокруг. Опомнившись от наваждения, люди спешили выразить чувства, и Ларс не сомневался: сейчас они были совершенно искренни. Восхищение. Потрясение. И где-то в самой глубине души – легкая, почти призрачная опаска. Боязнь неведомого.
Кнуд Йерде неподвижно сидел у фортепьяно, опустив пальцы на клавиши, и смотрел прямо перед собой невидящим взором. Эдна вышла на свет. В полумраке Ларс почти не различал ее лица, но ее фигура, резкие движения и вскинутая голова словно излучали напряжение и гнев. Она наклонилась и что-что сказала брату.
Кнуд Йерде медленно, точно через силу, поднялся и шагнул вперед, к сиянию свечей, которые по одной зажигали слуги. Он отвесил залу легкий поклон и улыбнулся обычной слегка насмешливой улыбкой, но Ларс готов был поклясться, что музыканту не до веселья. Слишком уж бледен он был, слишком заторможен.
– Браво, Кнуд, – проговорил Реннинген. – Ты умеешь отдавать долги. Но Эдна… сегодня вы меня сразили наповал… просто наповал. Отныне я ваш верный поклонник.
– Спасибо, Рольф, – донесся до него усталый голос Кнуда Йерде. – Мы старались. Не так ли, Эдна?
То ли его тон, то ли то сдержанное выражение на лице Эдны Геллерт заставили Реннингена насторожиться. Они с женой обменялись быстрым многозначительным взглядом.
– Что ж, дамы и господа, думаю, это был потрясающий финал нашего сегодняшнего собрания! – провозгласила хозяйка. – А теперь прошу проследовать в столовую.
Люди поодиночке и парами покидали зал. Некоторые подходили к Кнуду и Эдне, что-то говорили. Музыкант вежливо отвечал, словно невзначай опершись рукой о фортепьяно.
Наконец зал опустел. Остались лишь они трое и Рольф Реннинген.
– Ну, дружище, – виноватым и расстроенным тоном протянул он. – Ты, пожалуй, перестарался. Как себя чувствуешь?
Кнуд Йерде буквально рухнул на стул.
– Ничего, – прошептал он, прикрывая глаза. – Скоро пройдет… Иди к гостям, Рольф. Не привлекай лишнего внимания. Мы разберемся.
Реннинген покачал головой и не двинулся с места.
– Что такое? – встревоженно спросил Ларс у Эдны. – Сердце⁈ Может, послать за доктором?
– Нет. – сквозь зубы проговорила женщина, нервно потирая правое запястье. – Принесите выпить. Воды или виски – без разницы…
Выскочив в смежную с залом малую гостиную – безлюдную: гости уже собирались в столовой, Ларс заметался по комнате. На журнальном столике обнаружился поднос с бокалами шампанского. Сойдет…
– Гере Иверсен, куда вы так спешите?
Ларс дернулся, выплеснув добрую четверть бокала на ковер. Знакомый голос. До противного памятный мурлыкающий тон, при одном звуке которого рука потянулась к револьверу.
– Право слово, к чему так волноваться?
Кресло в дальнем углу гостиной скрипнуло, освобождая гостя из мягкого плена. Некто не спеша поднялся и встал, скрестив руки на груди, в высокомерной позе, словно говорившей – смотри, убогий, вот он я!
Ларс смотрел и не мог поверить. Невысокий – едва до плеча ленсману – паренек, облаченный в старинный расшитый золотой нитью камзол и туфли с пряжками. Золотистые волосы по плечи. Бледное лицо и темные, точно спелые вишни, блестящие глаза. Надменно вздернутый нос. А уж сложение! Ларс мог бы перешибить тонкие косточки парня с одного удара…
И это – альв⁈ И вот от этого сопливого щенка он бегал полночи вне себя от испуга⁈
Гримаса на лице Ларса пришлась альву не по нраву, ибо житель тайного мира раздраженно скривил тонкие губы.
– Чего тебе, юнец? – с нарочитой грубостью бросил Ларс. – Если решил поразвлечься за мой счет, то лавочка прикрыта. Я тебя вижу.
Альв улыбнулся, и на нежной коже щек проступили девичьи ямочки.
– Я и не сомневался, гере ленсман. Ведь как гласит поговорка, даже зайца можно приучить стучать в барабан. Правда, это не сделает его ни музыкантом, ни просто разумным существом…
Шампанское – приятная вещь, когда оно пенится в бокале, искрясь шипучими пузырьками. А вот когда эта жидкость летит в лицо и на белоснежные кружева рубашки… Альв явно не ожидал подобного ответа. Он запоздало отпрыгнул, пытаясь стряхнуть растекающиеся по одежде капли.
– Дрянь! – прошипел он, меняясь в лице. – Да я тебя…
– Давай! – оскалился Ларс. Гнев подкатил к горлу, и слова слетали с губ отрывистыми плевками. – С радостью надеру тебе задницу, мелкий пакостник!
– Оставь, Фреки, – раздался сзади мелодичный, но более твердый голос. – Смертный невежа не заслуживает вспышки твоего гнева.
Ларс развернулся и узрел точную копию своего оскорбителя. Второй альв сидел на краю стола в самой развязной позе и болтал ногами – огоньки свечей блестели на начищенной коже башмаков. С ленивой небрежностью он вытянул руку. На запястье искрился медно-красный браслет. Он замерцал, и внезапно по металлу пробежала волна дрожи. Маленькая змейка, держащая во рту собственный хвост, приоткрыла бусины-глаза и с пристальным, голодным интересом уставилась на ленсмана.
– Не буди мою Совесть! – заявил альв. – Она очень больно жжется!
Ларс отшатнулся… и столкнулся с Эдной Геллерт, которая стремительно вошла в комнату.
Она оглядела комнату, на миг задержав глаза на Ларсе, который все еще сжимал в руке бокал, на мокрой рубашке Фреки, и словно бы в момент оценив и вникнув во все увиденное.
– Вон! – коротко и резко произнесла она. – Вы оба – пошли прочь отсюда!
Альвы встрепенулись. Тот, что сидел на столе, поспешно вскочил на ноги.
– При всем уважении, госпожа, – светским тоном ответил Фреки, приложив ладонь к сердцу и тут же отдернув ее от липкой влажной ткани. – Указывать нам здесь вы не в праве. Мы пришли сюда в надежде насладиться музыкой…
– О да, – подтвердил близнец. – И обсудить с вашим почтенным братом возможность возвращения некоей вещи…
– Эйрик не будет с вами разговаривать, – перебила Эдна. – Не здесь и не сейчас.
Альвы переглянулись.
– Проклятый никкер, – разочарованно пробормотал Фреки. – Заявился сюда и все испортил.
– Не ваше дело, – прервала его Эдна. – И на будущее: прежде чем появиться снова, подумайте: может, стоит что-либо изменить в манере вести беседу с людьми? Меньше распускать языки и руки?
– Право, мы не ожидали, что наши шалости могут вас так расстроить, – почти ласково произнес Гери. – Всего лишь шутливая перепалка. Не правда ли, гере ленсман?
Ларс одарил владельца браслета злым взглядом и получил в ответ не менее мрачную усмешку.
– Не смею вас больше задерживать, господа, – отрезала Эдна, подхватывая с подноса еще один бокал. – Идемте, гере Иверсен.
Ларс отвел взгляд от альвов – всего на секунду – а когда повернулся, близнецов уже не было в гостиной. Лишь у выхода колыхались портьеры.
Копыта звонко постукивали по мостовой. Свет фонарей, просачиваясь сквозь густые кроны, становился нежно-зеленым. Тени листвы пятнали тротуары под фонарными столбами, а дальше, в глубине парка лежала мягкая ночная мгла. Публика уже оставила аллеи, и лишь комариные хоры звенели в темноте.
– Остановите здесь, – проговорил Кнуд Йерде. Ларс, занявший место возницы, молча натянул вожжи. Править одной рукой было неловко, но лошадь пока подчинялась.
Кнуд Йерде откинулся на сиденье. Тяжелое дыхание его не предвещало ничего хорошего. Ларс дивился про себя, как музыкант нашел в себе силы не только вежливо попрощаться с Реннингенами, но и твердым шагом дойти до коляски. Поистине, этот человек поражал его все больше и больше.
Почему они едут по парку вместо того, чтобы искать доктора, Ларс не понимал. Но когда он попытался задать этот вопрос Эдне, она только покачала головой.
– Нет нужды, – был весь ответ.
Поэтому Ларс помогал и не вмешивался. Последние дни изрядно отбили у него охоту к самостоятельным свершениям. Открывшийся мир оказался слишком непредсказуемым и зыбким, чтобы исследовать его в одиночку и настаивать на своем. Порой Ларсу чудилось, что он вновь стал подростком-рекрутом, который понятия не имеет о солдатской службе и с трепетом прислушивается к наставлениям и приказам капрала.
Не слишком приятно чувствовать себя сопляком, когда тебе скоро тридцать.
Кнуд Йерде выбрался из коляски и медленно побрел по аллее к ближайшей скамье. Сел, достал портсигар и привычным жестом вытянул сигарету.
Ларс остановился чуть поодаль, под старой березой. Эдна села рядом с братом, но смотрела не на него, а себе под ноги. Она горбилась, словно внезапно утратив силы, и тени, что легли на лицо, на миг придали ее коже странный зеленовато-бурый оттенок.
– Мог бы предупредить, – внезапно сказала Эдна. – Я не марионетка, чтобы дергать рукой по чужому приказу.
– Я не знал, что он явится, – ответил Кнуд Йерде. – Иначе не попросил бы тебя играть. Не злись.
– Но ты его искал?
– С чего ты взяла…
– Не отпирайся. Ты его искал. Все это время. Ты для этого здесь и поселился⁈
Последовало недолгое молчание. И короткий ответ.
– Возможно.
Эдна выругалась такими словами, какие Ларс в жизни не ожидал услышать от светской дамы. Да и просто от женщины. Смущенный донельзя, он кашлянул, напоминая о своем присутствии.
– Простите, Ларс, – негромко произнес Кнуд Йерде. – Мою сестру за несдержанность, а меня за то, что втягиваю вас в не относящиеся к нашему делу истории.
– Кто он такой? – напрямик спросил Ларс.
– Никкер. Повелитель водопадов Серебряной реки. Существо, состоящее из воды, магии и музыки.
– Можно сказать иначе, – мрачно добавила Эдна Геллерт, выпрямляясь и складывая руки на груди. – Он зло.
Кнуд Йерде не ответил. Докурил сигарету, глядя на звезды, мерцавшие сквозь листву.
– Пойдемте. Ларс, мы отвезем вас домой, и вернемся в Альдбро.
– В Альдбро? Ночью⁈ Не самая лучшая идея, если учесть ваше состояние. Лучше я провожу вас в гостиницу. Думаю, там еще не спят.
– Мы должны вернуться, – повторил Кнуд Йерде. – Я оставил Лив на попечение жены герсира. Вы думаете, я смогу спокойно спать, думая, что где-то вокруг деревни бродит драугр?
– Вы же говорили, что он не сунется за черту, – напомнил Ларс.
– Он не должен сунуться за черту. Но сердце-то все равно не на месте…
– Ладно, – произнес ленсман. – Раз вы так настаиваете. Но я еду с вами. И не вздумайте протестовать. Как начальник полиции я имею право назначить сопровождение любому жителю герада, а путь по ночному лесу не столь безопасен, как раньше.
Кнуд проворчал что-то себе под нос, но возражать не стал. Эдна тоже промолчала, и ленсман счел, что его доводы приняты.
Проснулся Ларс поздно. Спал он в кои-то веки без кошмаров, голосов и прочей гадости. Не помешали даже горланившие на заре петухи. Полный покой – то, что нужно человеку, когда дни забиты службой, а ночи – нечистой силой.
Но счастье не вечно. Посетовав на сей неоспоримый факт, Ларс в конце концов выполз из-под одеяла. В доме было очень тихо – не один он нуждался в отдыхе. Ночевал Ларс все в той же комнате, что и вчера.
Первым живым существом, увиденным ленсманом, был черный кот. Он мягко запрыгнул на подоконник и невозмутимо наблюдал, как Ларс проделывает привычные гимнастические упражнения, одевается и умывается.
Вторым встреченным обитателем дома оказалась Лив. Она возилась на кухне, взбивая венчиком яичные белки. На доске рядом дожидалась мелко покрошенная зелень.
– Омлет и гренки, – бодро заявила она, поздоровавшись. – Больше я ничего готовить не умею. Будете?
– Обязательно, – согласился Ларс. – Как твои дела? Не простыла после купания?
– Я⁈ – изумилась Лив. – Да ни в жизнь! Я на Цепи дважды купалась в океане и ничего. А тетя Эдна меня напоила какой-то травой…
– Ты бывала на Цепи? – переспросил Ларс. Цепь, или как ее иногда в просторечии называли Хребтина, была островным архипелагом далеко на северо-западе. Можно сказать, краем света. Как могла девочка попасть в столь дикие места?
– А то! Давно, правда, – Лив примолкла и закусила губу, словно что-то вспомнив, и ожесточенно застучала венчиком по миске. – Вы идите, а то у меня всегда все сгорает, когда за мной наблюдают. Я позову, как все сделаю.
Ларс улыбнулся и вышел на крыльцо. Все же непринужденная легкость, с которой Лив общалась с людьми, поражала. Вряд ли ее учителя в чопорной старинной школе были в восторге от такой манеры поведения.
К удивлению Ларса, Эдна Геллерт уже проснулась. Более того, она уже возвращалась откуда-то с улицы, поскольку именно в этот момент закрывала калитку. Завидев Ларса, она коротко улыбнулась, но глаза остались серьезными. Женщина казалась уставшей и чем-то очень озабоченной.
– Я прошу у вас прощения за вчерашнее, – произнесла она после короткого приветствия, – Я вела себя не слишком вежливо, но, поверьте, на то есть причины.
– Все в порядке, – заверил ее Ларс. – Надеюсь, и с гере Кнудом тоже. Вчера он выглядел не лучшим образом.
– Вечернее происшествие выбило его из колеи, – ответила Эдна. – Но, надеюсь, все образуется. До следующего раза.
Она сжала губы, словно сдерживаясь от нового резкого выражения.
– Я в жизни не думал, что музыка может быть такой, – напрямик признался Ларс. – И представить себе не мог ничего подобного.
– Музыка способна на многое. Музыка, слова, краски – был бы человек талантлив. А мой брат слишком талантлив. Боюсь, то, что вы видели вчера, было только разминкой. Если эта тварь появилась, просто так она не уймется. Добром не кончится.
– Я не очень понимаю, где именно опасность, – признался Ларс. – Вы объясните?
– Придется. Но чуть позже. По пути у нас будет время. Вы уже позавтракали? Лив не спалила свою стряпню?
– Еще нет. Она в процессе. Вы сказали, по пути? По пути куда?
– Учитель вернулся. Мы не встречались, но я видела, что его лошадь привязана у ограды школы.
В окне появилась голова Лив, повязанная косынкой, словно у заправской хозяйки.
– Все готово! Идите уже!
Завтрак оказался вполне сносным. Гренки чудом удержались на грани простой румяности, не скатившись к подгорелости. За столом они сидели втроем – Кнуд Йерде, как оказалось, куда-то ушел еще рано утром. Эдну не слишком встревожило это известие – казалось, она была в курсе.
Когда они выдвинулись со двора, Лив, пропустив мимо ушей приказ вымыть посуду, увязалась следом.
– Не желаю упустить ничего интересного! – заявила она. – Вы ведь идете узнавать всякие страшные легенды, чтобы разобраться с драугром. Я собираюсь участвовать.
Ларс даже закашлялся от такого поворота.
– Тебе бы стоило озаботиться не сданным экзаменом по алгебре, – ответила Эдна без раздражения в голосе. Казалось, она забавляется болтовней племянницы, не видя особого повода сердиться.
– Что мне с той алгебры! Я, может, вообще не вернусь в школу! Я должна учиться настоящему делу. Кто-то же должен будет продолжать семейные традиции!
Эдна резко остановилась посреди улицы.
– Надеюсь, у тебя достало сообразительности не сболтнуть это отцу?
Лив тоже остановилась. На лице ее появилось упрямо-сосредоточенное, почти взрослое, выражение.
– Нет, конечно. Пока нет. Но он и сам понимает. Факт есть факт. Кто, если не я?
Эдна молчала, меряя племянницу задумчивым взглядом. Здесь был какой-то подтекст, непонятный Ларсу. Какой-то давний напряженный спор.
– Вспомни наш разговор. Ты можешь думать себе что угодно. И строить какие вздумается планы. Но в Сколлфьелль ты вернешься вовремя. И экзамен ты сдашь не ниже восьми баллов. Сначала ты принимаешь правила игры, и лишь когда придет пора, решаешь, что изменить и отвергнуть. Не заставляй меня повторять третий раз, Лив Агнетт.
Ларс ожидал протеста, но Лив внезапно покорилась.
– Я поняла, тетушка, – проговорила она.
– Сомневаюсь. А сейчас ты идешь с нами – ведь я собираюсь попросить у гере Эсбена учебники для тебя.
Лив вздохнула так, словно из нее жилы тянули, и молча кивнула.
– И будь добра не шаркай ногами, поднимая пыль, и дай нам с гере ленсманом перемолвиться словом.
Лив вздернула нос и, засунув руки в карманы кофты, зашагала вперед, демонстративно наддавая носком обуви камешки.
– Деточки, – пробормотала Эдна Геллерт. – Никогда не знаешь, что взбредет в юные безалаберные головы.
– У вас нет детей? – вопрос вырвался прежде, чем Ларс сообразил, что он бестактен.
– Нет, к сожалению.
– Все еще может измениться, – полушутливым тоном проговорил Ларс, чувствуя, что разговор смещается куда-то не туда.
– Вряд ли. – Она остановилась и посмотрела прямо в лицо ленсману. – Вот что, гере Ларс, давайте проясним некоторые моменты относительно моей скромной персоны. Итак, Эдне Геллерт скоро тридцать пять, она три года как в разводе и вероятность повторного брака для себя не рассматривает. У нее дурной резкий нрав, туманные перспективы на будущее и практически никакого приданого.
– Я, собственно, и не претендую, – слегка обиженным тоном ответил Ларс.
– Вы нет, вы человек умный, но думаю, вопросы вам уже задавали. Ведь задавали?
– Да, – признался Ларс. – И не раз.
Это было чистой правдой.
– Ну тогда можете с чистой совестью передать все сказанное. И оставим этот разговор навсегда. Договорились?
– Договорились, – ответил Ларс, и Эдна вновь улыбнулась своей широкой теплой улыбкой.
– Мы отвлеклись. Вы ведь желали узнать, кто таков никкер?
Ларс кивнул. Он бы многое желал узнать, да только чувствовал, что далеко не на каждый вопрос получит ответ.
– Итак, никкер. Он же нэк. Он же фоссегрим. Названия разные, но суть общая. Эти существа повелевают водопадами.
– Вы сказали, что он зло, – напомнил Ларс.
– Не совсем верно выразилась. Он хищнический хаос. Никкеры – одиночки, отшельники. Они вне общества, как человеческого, так и сумеречного. Все, что занимает такое создание в его долгой жизни – это движение водопадов и музыка. Чем мощнее энергия падающей воды, тем сильнее магия ее владыки и тем волшебнее его музыка. Это воплощение первозданной силы природы. Дикая энергия, какой она была в начале времен. Энергия бескомпромиссного разрушения. И он способен при желании заразить этой энергией все окружающее. Он очень опасен, уж поверьте. Людское счастье, что никкеры всегда стремятся забиться подальше в глушь.
– Но этот явился в заполненный людьми дом. Что ему нужно от вашего брата?
Эдна вздохнула.
– Вы неверно расставили акценты. Что моему брату нужно от никкера – вот где вопрос. В давние времена музыканты, желающие превзойти свои скромные силы, специально искали встречи с этими существами. Говорят, они приносили в жертву овец, надеясь, что повелитель водопада снизойдет и обучит их своей неистовой музыке.
– Если так, то отчего в каждой здешней деревне нет своего музыкального волшебника? – усомнился Ларс. – Дела-то: швырнул овцу в водопад и стал круче вареного яйца.
– Вы правы. Все далеко не так просто. Овцы не помогут. Чтобы никкер обратил внимание на человека, тому нужно очень постараться. И боюсь, мой брат именно это и делал все эти годы здесь. Но это еще не все. Мало просто привлечь внимание владыки водопадов, нужно еще выдержать его музыку. Вы ведь слышали?
Ларс поежился, вспомнив бешеное движение звуков, бьющее в сердце и ускоряющее его ритм до нестерпимого.
– Такая музыка способна изменить человека. Вывернуть наизнанку его мозг и душу. Истощить, лишить разума, довести до смерти. Музыкантов, которые выдержали науку никкера, можно, наверно, пересчитать по пальцам одной руки. Музыкантов, которые оказались способными переиграть его, нет вообще. И Кнуд это прекрасно знает.
– Тогда ради чего идти на подобный риск? Ваш брат настолько амбициозен, что надеется победить это исчадие волн? Ему, что, нужны деньги и признание? Так отчего он не вернется на побережье? Я, конечно, профан и ни черта не смыслю в искусстве, но, думается, он бы прославился в два счета. Так, как он играл вчера, не стыдно сыграть и перед королем.
– Вы, правда, так считаете? – подняла брови Эдна. Показалось, или в голосе звучала скрытая ирония?
– Считаю. Я не знаток изящного искусства, но уши имею. Его музыка со мной будто говорила. А потом явился этот босоногий дикарь и устроил истинное избиение… Зачем связываться с соперником, который заведомо размажет тебя по стенке?
