Текст книги "Страж сумерек (СИ)"
Автор книги: Марья Фрода Маррэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Телега потерпевшего тронулась с места. Ларс потянулся, еще раз бросил взгляд на первую в его ленсманской жизни официальную бумагу. Да уж, великое дело – искать крестьянскую животину!
– А что, гере ленсман, – сказал Линд с зевотой в голосе, – не пора ли прерваться? Моя сестрица, поди, уже обед сготовила. Сейчас малый прибежит, притащит.
Малый – так Аксель звал своего племянника, белобрысого постреленка Кая.
– Да, пожалуй, – кивнул Ларс. – Скажи, констебль, что думаешь?
Он потряс бумажным листом.
– Чушь, – повторил Линд. – И если желаете знать мое мнение, то вы вовсе зазря велели писать эту самую жалобу. Нету бумаги, нету и дела. А теперь проверять придется.
И проверим. Все же какое-то занятие. От чтения Ларса уже воротило до невозможности.
– Корова-то пропала, – заметил он. – Привязанная.
– Детишки пошутили, – отозвался Линд. – В Альдбро могут.
– Может и так, – Ларс поднялся. – Вот что, констебль, надо бы туда съездить.
– Зачем⁈ – сдержанно возмутился тот. – Очень нужно ради коровы буераки считать! Да и ребята все при деле.
– Ребята при деле, а мы – нет. Мы и поедем. Осмотримся.
– Ладно, – покорился Линд. – Но только после обеда!
Отправились они ближе к вечеру, отяжелевшие от кушаний фру Магды и оттого несколько сонные, ленивые и не склонные к разговорам. Двигались без спешки.
Старая повозка, запряженная парой кобыл, была основным транспортом полиции. По должности ленсману полагался конь – серый жеребчик по кличке Воробей, но Ларс старательно оттягивал тот момент, когда придется забраться в седло. Наездником он был никудышным, и лошади это всегда чуяли. Вот и Воробей при первом знакомстве нагло фыркнул, принимая предложенную морковку.
Аксель правил лошадьми. Ларс сидел рядом и смотрел, как над скалами ползут пушистые серые облака. Неширокая дорога с глубокими впадинами-колеями шла частым сосновым бором. Прямые стволы, казалось, упирались прямо в небо, гордо раскинув щетинистые кроны. Пересвистывались синицы.
– Тишь какая, – заметил Ларс примерно через час. – И голоса человечьего не слышно.
– Тишь, – зевая, подтвердил Аксель. – Здесь еще ничего, люди ездят, вот дальше, за Альдбро – там редко-редко кто селится. Дикий край. Раньше, говорят, здесь торговая дорога была. Давно, еще при прапрадеде моем. Тогда богато жили, даже городские права имели. А после граница отодвинулась, тракт забросили, так что пустеет селение. Уезжают. Мои родители вот тоже в Гёслинг перебрались, когда Магда замуж вышла.
– И где тебе больше нравится?
– Знамо дело, в Гёслинге. Там народу больше, веселее. В городском саду танцы бывают, и книжная лавка есть, а в Альдбро книги и газеты только у учителя да еще у гере Йерде.
Ларс подивился про себя: уж кого-кого, а Линда было трудно подозревать в пристрастии к чтению. Казалось бы, простоватый парень.
– А те, что остались? Они как живут?
– Как живут? – Аксель снял фуражку и подставил ветру лицо. – Да как везде. Скотину разводят, землю ковыряют. Только мало ее земли-то. Камни кругом. Каждый лужок на счету. Вот и судятся…
– Судятся? – рассеянно проговорил ленсман.
– Ага, – отозвался Линд. – Альдбро с молодым бароном Дальвейгом. С полгода как сцепились. Вы с бароном познакомились? Нет еще? Ну, невелика потеря. Веселый господин, весь в отца. В «Гуся» зайдите, там все общество, он там часто в карты режется. Только старый-то барон, говорят, выигрывал часто, а гере Свейн больше пролетает.
Аксель улыбнулся с нескрываемым злорадством.
– А за что судятся? – уточнил Ларс.
– А за восточный сеттер. Там луга – загляденье! Трава сочная, густая. Отродясь наши были… ну, то есть местные…
Констебль замолчал, досадливо поморщился и причмокнул, понукая лошадей. Помолчали.
– Тепло, – сказал Ларс, стаскивая китель и ослабляя узел галстука. – На юге сейчас вовсю купаются.
Аксель воззрился на него с нескрываемым изумлением.
– Вы вот только не вздумайте в реку сунуться! – торопливо заявил он. – Сулвэлвен – это не озерцо, здесь водица ледяная, а течение бешеное. А то полез один такой в прошлом году, а мы с ребятами умаялись тело искать. А тоже не последний человек был: целый городской советник.
– Что же он, не знал про опасность?
– Да как не знал, коли здешний. По пьяни полез. А ведь не дурак был, и для города много чего доброго сделал. Только пил – жуть как пил! Через то и смерть принял.
– Многие пьют, – заметил Ларс, вспомнив свое состояние после вечеринки в Миллгаарде. – Ты ведь тоже не трезвенник.
– Пьют, да не все спиваются. – твердо сказал Аксель. – Меня батюшка наставлял: пей, сынок, только по праздникам да себя помни.
– А в Миллгаарде, значит, праздник был? – спросил Ларс, вспомнив, как констебль с кружкой в руке стоял на крыльце и громко считал звезды.
Аксель повернулся.
– Праздник, – с улыбкой подтвердил он. – Большой праздник.
Герсир деревни Нильс Блюмквист – жилистый мужчина лет сорока с обветренным грубым лицом – воткнул топор в наполовину обтесанную жердину и, не торопясь, подошел к нежданным гостям. Смотрел он прямо, но настороженно: словно ждал от визита какой-то неприятности. Впрочем, едва Аксель объяснил, что за дело привело нового ленсмана в Альдбро, герсир заметно успокоился.
– Стоило из-за болтуна в такую даль тащиться! – заметил он, проводя рукой по жесткому седоватому ежику волос. – Ты ж его знаешь, Аксель! Ну да ладно, что за беда! Прошу в дом, гере ленсман. Познакомимся!
Сказано это было приветливо, но без всякого угодничества. Видно, герсир был из той породы людей, у кого спина трудно гнется. Ларс такое поведение одобрял, а потому не стал отказываться от приглашения.
И вскоре понял, что знакомиться здесь принято основательно.
Блюмквист велел жене накрывать к ужину. Через десять минут на широком деревянном столе появились густой мясной суп, копченый окорок, сладкий козий сыр, варенье из клюквы и всяческие другие закуски. Ларс с беспокойством глядел на миски и тарелки. За последний месяц он растолстел, а если так пойдет и впредь, то, пожалуй, станет жирным, как праздничный гусь. Аксель же явно чувствовал себя как дома, даже помогал расставлять угощение и раскладывать ложки.
Герсир тем временем разослал сыновей за самыми почтенными жителями общины: пригласить для знакомства. Званые не замедлили явиться, и вскоре Ларсу представляли троих зажиточных фермеров, местного фельдшера и владельца лесопилки. Некоторые пришли с женами. Гости здоровались и чинно устраивались за столом, то и дело исподтишка поглядывая на ленсмана. Разговаривали вполголоса, и оттого тенор гере Блюмквиста казался особенно громким.
– А что ж это гере учитель не идет? – вопрошал он на крыльце Нильса-младшего, долговязого проворного подростка.
– Да нет его дома, – звонко докладывал сын.
– А ты в школе смотрел? – не унимался отец. – Нет⁈ Иди да посмотри!
Наконец расселись. Учителя так и не смогли отыскать, а для кого оставлено место по правую руку от герсира, Ларс не расслышал.
Блюмквист вышел и вернулся с объемистой бутылью, в которой плескалась мутная жидкость. Ларс обреченно вздохнул и переглянулся с Акселем.
– Праздник, – едва слышно прошептал тот, пряча улыбку.
Герсир еще раз громко поприветствовал ленсмана. Выпили. Затем Ларсу пришлось встать для ответного слова, желая процветания Альдбро, его добропорядочным жителям и хозяину гостеприимного дома. Краткая и не особо складная речь, однако, вызвала одобрение. Выпили и приступили к ужину. Гости начали поочередно предлагать тосты и здравицы, и акевит полился еще не рекой, но вполне окрепшим ручейком.
Так что когда в дверь постучали, Ларс не обратил внимания. Мало ли, явились припоздавшие гости, что такого.
– Добрый вечер! – произнесли почти в унисон два голоса.
Ларс поднял голову от тарелки.
Женщина, что стояла на пороге, спокойно глядя на застолье, отличалась от прочей компании, как отличается дикая птица, с ленивой плавностью чертящая круги в небе, от пестрого разноголосого собрания птичьего двора внизу.
Красива ли она была? Ларс затруднился бы сказать однозначно. Высокая и статная – несомненно, но черты лица лишены миловидности, крупноваты и чуть неправильны. Карие глаза смотрят прямо и пристально. Волосы светло-соломенного оттенка острижены невероятно коротко, практически по-мужски.
Темно-серое строгое платье, черная шаль, сколотая крупной брошью, черные кружевные перчатки. Но все это Ларс отметил почти мельком. Главное, от чего ленсману стало не по себе, заключалось в другом.
От женщины исходило почти осязаемое ощущение потаенной, дикой и тревожной силы. Глубокая, буро-красная от торфа вода, полная луна, крик совы в чащобе, черные ветви, что тянутся в небо…
Все эти бессвязные образы словно сами собой родились в голове Ларса за те короткие мгновения, что он пялился (иного слова и не подберешь) на незнакомку, не понимая, что, собственно, стряслось. Ни один человек в его жизни не производил на него такого впечатления чего-то нездешнего, почти чуждого.
– Прошу, прошу! – радушно возгласил Блюмквист. – Заждались мы!
Наваждение сгинуло. Собравшиеся радушно загудели, и тут Ларс наконец вспомнил про манеры: торопливо отложил вилку с недоеденным ломтем ветчины и поднялся на ноги.
– А это фру Геллерт, гере Иверсен, новый наш ленсман, – представил его Блюмквист.
– Лавранс Иверсен, – торопливо добавил Ларс. – Рад знакомству.
– Эдна Геллерт.
Женщина протянула Ларсу руку. За кружевом перчатки на запястье тускло блеснул серебром браслет. Ленсман поклонился и осторожно пожал тонкие пальцы так, как когда-то учили его в офицерском собрании. Вроде справился, подумал Ларс, и тут же внезапно обнаружил, что Аксель, до того сидевший рядом, куда-то сгинул вместе со своей тарелкой и стаканом. Стул по правую руку от Ларса был пуст, на скатерти ждал чистый столовый прибор.
– Фру Геллерт, прошу за стол! – возгласил Блюмквист, и Ларсу ничего не оставалось, как снова выдавать манеры и отодвинуть гостье стул.
Аксель, предатель, когда только успел смыться?
Женщина села. Ларс, слегка озадаченный, посмотрел вокруг и внезапно натолкнулся на острый, словно бритва, взгляд. Карие, столь же пристальные, как и у Эдны Геллерт, глаза смотрели из-за стекол очков внимательно и насмешливо, будто видели его насквозь.
Невысокий полноватый человек в строгом черном костюме занял место по правую руку от герсира. Где они встречались раньше?
– Кнуд Эйрик Йерде, – представился человек. – Музыкант.
Музыкант! Барабанщик, столь ловко отбивавший ритм на двери суда.
– Очень рад, – пробормотал Ларс, пожимая протянутую ладонь – неожиданно крепкую.
– Опоздавшему – штрафную! – выкрикнул кто-то.
Ничего себе здесь нравы! Еще бы даме предложили…
– И тост! – добавил Аксель. Ларс оглянулся: констебль, отселившись на другой край стола, уже неслабо напраздновался и вовсю наслаждался жизнью.
– Тост так тост, – невозмутимо согласился Кнуд Йерде. Он дождался, пока герсир наполнит его стакан акевитом (герсир не скупился и края видел четко), поправил очки на переносице и произнес с легкой улыбкой.
– Желаю вам, гере ленсман, на вашем важном поприще большей удачи, чем вашим предшественникам!
Глава 6
Белая ночь
Застолье продолжалось, но Ларс уже не вслушивался в разговоры вокруг. Он торопливо перебирал в уме темы для беседы с соседкой, но как назло – ничего толкового и любезного не придумывалось.
Удружил Блюмквист, ничего не скажешь! С женами сослуживцев по полку Ларс ограничивался поклонами да замечаниями о погоде, там требовалось быть почтительным и вовремя кивать. С разбитными девчонками, что запросто подсаживаются к солдату в кабачке, нужно было быть веселым и щедрым.
А вот как развлекать такую вот даму? А она непроста, ой, непроста. Одна прическа чего стоит. Короткая стрижка и в столице-то считалась признаком экстравагантности, а здесь и вовсе, можно сказать, попирала устои общества. Не всякая осмелится. Ларс искоса посматривал на Эдну Геллерт и все глубже ощущал собственную неловкость.
Женщина заговорила первой.
– Вы ведь здесь недавно, гере Иверсен, – негромко спросила она. – Как вы находите Гёслинг?
– Приятный городок, – выдавил Ларс, с затаенным подозрением взглянув на собеседницу: не смеется ли она над солдафоном. Женщина казалась вполне серьезной.
– Говорят, вы много путешествовали, бывали за границей…
– Кто⁈ Я⁈ – растерялся Ларс. Норланд он покидал ровно один раз в жизни на десять миль вглубь чужой земли – это если считать неделю перестрелок на спорной территории Южный Горнштадт. Правда, по итогам стычек заграница быть таковой перестала и сделалась вполне себе норландской, но особого отличия Ларс так и не заметил. Поле и поле, кочки и кочки. Правда, был еще Линветтен, но он же изначально был норландским. Не считается.
Кажется, личность нового ленсмана обрастала небылицами.
– Да, я бывал за границей, – небрежно ответил Ларс. – А кто говорит?
– Все, – дама слегка улыбнулась. – О вас все говорят. Вы знаменитость, гере Иверсен. Разве вы не в курсе?
– Я не сделал ничего особенного, – честно сказал Ларс. Нет, правда, его уже утомила всеобщая настойчивая любезность. Ведь везение, чистое везение – не наткнись он на след подковы, еще не известно, как обернулось бы дело.
– Уле Карлсен был далеко не самым приятным соседом, – заметила фру Геллерт. – Благодарность естественна.
Наверно, естественна. Вот только в время от времени у Ларса возникало странное чувство: казалось, люди смотрят на него как-то… выжидающе.
Блюмквист собрался провозгласить очередной тост.
– Могу я предложить вам… – Ларс быстро оглядел стол (нет ли чего-нибудь послабее акевита?) и подцепил одинокую маленькую бутылку с длинным узким горлышком, – вина.
– Предложить можете, – серьезно сказала фру Геллерт. – Вот только я, пожалуй, откажусь.
– Тогда я тоже не стану, – Ларс пресек попытку герсира наполнить его стакан. – За компанию с вами.
Фру Геллерт рассмеялась коротко и резко. Сколько ей лет, подумал Ларс. Тридцать? Или больше? Лицо казалось еще свежим и молодым, но этот ироничный взгляд, этот смешок, от которого у рта и глаз появлялись морщинки, делал ее старше.
– Вы уже познакомились с городским обществом? Где-нибудь бывали?
– Только с бургомистром и членами совета, – признался Ларс, понятия не имевший, с чего бы ему сдалось это самое общество. – Совершенно не знаю, куда податься. Возможно, вы могли бы меня сориентировать?
– О, мне довольно сложно судить. Я, видите ли, здесь немногим дольше вашего. Всего лишь с месяц. Приехала из Федериции подышать горным воздухом…
– Так, значит, вы южанка? – удивился Ларс. Странно, в женщине совершенно не чувствовалось некой расслабленной мягкости, обычно свойственной обитателям южного Норланда.
– Отнюдь. Наша семья родом с северо-запада. Но вот брат решил осесть здесь… и я временно составляю ему компанию.
Вот оно как получается: дама-то и впрямь оказалась столичной штучкой. Значит, брат и сестра…
– Но какое-то впечатление вы составили? – улыбнулся Ларс.
– Разумеется. Так что вам по вкусу, гере Иверсен? Если любите бильярд и карты, то лучше «Золотого гуся» не найдете.
– Да я как-то не картежник, – ответил Ларс. – Разве что в бильярд по мелочи.
– Балы на праздники здесь дают в ратуше или по очереди у кого-то из советников. На Мидсоммар судья даже устроил фейерверк – вполне приличный…
Вот еще загвоздка, подумал Ларс. Балы! Ведь ленсмана, пожалуй, будут зазывать. Надо заранее придумать отговорку.
– Что еще осталось? – продолжала фру Геллерт. – Музыка. Вы любите музыку, гере Иверсен?
– Да, – убежденно сказал Ларс, – очень.
Мечтой его солдатской юности было стать полковым барабанщиком. Но в сигнальный взвод его не взяли – сказали, что пальцы недостаточно быстрые и гибкие. Но все равно при звуке барабана или трубы сердце Ларса каждый раз начинало биться чаще.
– В прошлый раз у фру Реннинген недурно играли сонаты Кольбурга. Вам нравится ранний Кольбург?
И здесь засада! Зыбкая почва разговора заколебалась, грозя поглотить ленсмана. О Кольбурге он не имел ни малейшего понятия, ни о раннем, ни о позднем. Позориться не хотелось, врать, чтобы пустить пыль в глаза, – тоже. Как бы выкрутиться?
– Я предпочитаю духовые оркестры, – наконец сказал он, ощущая себя безнадежно серым человеком. – Знаете: трубы, тромбоны… барабаны.
Дама чуть приподняла брови. Ты бы еще литавры вспомнил, дурень, мысленно выругал себя Ларс.
– Замечательно, – сказала она. – Музыкальное общество Гёслинга собирается по четвергам в пять вечера, в доме фру Реннинген. Считайте, что вы приняты. Брат предупредит госпожу советницу…
Вот так поворот! Не успеешь оглянуться, а ты уже посчитан и записан.
Ларс невольно посмотрел на Кнуда Йерде. Стакан акевита, казалось, не возымел никакого воздействия на музыканта, даже щеки не порозовели. Йерде казался весьма увлеченным беседой с фельдшером, но внезапно бросил быстрый взгляд в сторону сестры и ленсмана и едва заметно улыбнулся. И Ларс почуял: с этим человеком нужно быть настороже.
Кнуд Йерде и фру Геллерт пробыли на ужине недолго. Когда речь гостей начала становиться громче и несвязнее, а вокруг стола закружился табачный дым, они распрощались. Фру Эдна, приветливо улыбнувшись напоследок, оставила ленсмана в одиночестве.
Ларс расслабился, радуясь прекращению непростого разговора, огляделся… и как-то сразу заскучал. В комнате было тесно, душно и шумно. Надвигался тот момент в застолье, когда все трещат вразнобой, не слишком прислушиваясь к собеседнику, а стаканы наполняются и опустошаются механически.
Ларс поднялся, кивнув герсиру:
– Пойду проветрюсь.
И вышел за дверь, в мягкий июньский сумрак.
Фонаря на крыльце не было, но свет из окон яркими полосами падал на подворье. Звенели комары. У ворот разговаривали вполголоса.
– … трудно составить определенное мнение за столь краткий срок, – различил он женский голос.
Ларс, стуча каблуками, сбежал с крыльца. Разговор прервался.
– Гере Иверсен! – окликнула Ларса фру Геллерт, выступая из тени. – Решили прогуляться?
– Да, – неловко отозвался он. – Дай, думаю, пройдусь.
Альдбро светилось редкими огнями окон. Коротко взлаивали собаки. Улица была пустынна и словно мерцала серой пылью в сиянии луны. Разговор не клеился.
– Не желаете? – Кнуд Йерде протянул Ларсу портсигар. Тот вытянул сигарету – больше за компанию – курил он нечасто и без особого желания. Помял между пальцами – дорогая тонкая бумага, такие в полку позволяли себе только старшие офицеры.
Кнуд Йерде поднес зажженную спичку. Ларс затянулся – да, и табак тоже недешев.
– Славный вечер, – заметил Кнуд Йерде, выпуская сквозь зубы струйку дыма. – Луна еще сильна.
Луна и впрямь была на загляденье, пусть и на ущербе. Она висела невысоко над крышами и заливала селение невесомым сиянием, делая ночь еще прозрачнее.
Фру Геллерт поправила наброшенную на плечи шаль и подставила лунному свету лицо. Изящные браслеты, украшавшие оба ее запястья, слегка поблескивали, словно искрясь.
– В этой силе мало покоя, брат.
– Сила не нуждается в покое, Эдна. Это удел слабости и растерянности.
Огонек сигареты вспыхнул чуть ярче, и Ларс уловил на лице гере Йерде грустную усмешку. Эдна промолчала. Она смотрела на луну, чуть щурясь, словно пыталась рассмотреть нечто, видимое лишь ей.
Неужели они впрямь брат и сестра? Разница в возрасте лет пятнадцать, а то и больше. Да и внешность составляла разительный контраст, словно между темным декабрем и теплым августом. Если бы не пристальные карие глаза, Ларс бы в жизни не поверил, что эти двое близкие родственники.
– Ну, вот мы и добрались, – Кнуд Йерде остановился у ворот, за которыми виднелся бревенчатый дом – небольшой, но высокий, в два этажа. Стоило приоткрыть калитку, как со ступеней крыльца поднялся человек.
– Это вы, гере Кнуд? – послышался юношеский басок.
– Да, Бьярне, – откликнулся тот. – Мы вернулись.
Человек зажег фонарь и, держа его в руке, подошел ближе к ограде.
– Мой работник Бьярне Тильсен, – пояснил Кнуд Йерде.
Тильсен? Не родич ли утреннего жалобщика? Может, сын?
Если так, то природа знатно расщедрилась, полной мерой отсыпав младшему Тильсену все то, чего недодала старшему. Бьярне был настоящим красавчиком, из той породы, которую принято называть «кровь с молоком». Высокий, плечистый, полный животной силы – клетчатая красно-черная рубашка так обтягивала мощный торс, что едва не трещала при каждом движении – он, пожалуй, сознавал свое физическое превосходство над прочими людьми. Уж больно гордо нес голову, уж больно уверенно, чуть вразвалочку, шел. Да и щеголеват был явно напоказ: иначе с чего бы в будний день таскать на себе широченный кожаный пояс с медными заклепками.
Заметив ленсмана, парень недоуменно поднял брови.
– Что ж, гере Иверсен, доброй ночи, – коротко распрощался Кнуд Йерде. Эдна Геллерт слегка кивнула.
Ларс откланялся. Фру Геллерт и ее брат скрылись в доме, Бьярне задвинул засов, и ленсман остался один на деревенской улице.
За огородами начиналась березовая рощица. Июньские ночи и без того ясны и коротки, а тут еще и луна постаралась: тонкие стволы словно светились молочным светом. Далеко внизу слышался плеск воды: река в своем каменном ложе не знала покоя ни днем, ни ночью.
Ларс брел, засунув руки в карманы. Трава шелестела под сапогами, звенели комары. Тишина лилась на деревню с усеянного неяркими звездами неба, и в душе постепенно родилось грустное спокойствие.
Отчего-то вспомнилось детство, темноватая квартира над лавкой, вечно занятые отец и мать, узкие улочки родного городка, которые так быстро сделались скучными и тесными… Как далеко теперь все это!
Ларс никогда не жалел о сделанном выборе, совсем нет, но иногда, в такие вот теплые прозрачные вечера накатывало странное чувство отчужденности. У каждого вокруг был кто-то еще, он же всегда в итоге оставался в своем беззаботном и вольном одиночестве. Это не пугало и не раздражало, разве что удивляло немного…
Тени сделались гуще. Ларс поднял голову и обнаружил, что прошел березняк насквозь. Впереди стеной вставали сосны. Шум потока сливался с легким гулом ветра. Сосновая мгла казалась непроглядной, лишь кое-где свет луны выделял то гладкий ствол, то приземистый куст можжевельника, то искореженный пень. Лес полнился шепотками и скрипами.
Ларс помедлил немного и совсем было собрался повернуть назад, когда из чащобы донесся напористый хруст веток. Кто-то тяжелый пробирался через бурелом, медленно, но верно приближаясь к опушке.
Зверь? Или человек? Березняк полон лунного света – не скроешься. Ленсман отступил за ствол сосны, слившись с ее тенью. Вовремя.
Из-под покрова древесной мглы выбралась странная фигура. Несомненно человеческая и в то же время имеющая в себе что-то неправильное и отталкивающее. Ларс, прижавшись к сосне, всматривался в силуэт, замерший на границе тьмы и сумерек. Что-то было не так.
Фигура зашевелилась и двинулась по кромке бора, держась в гуще подлеска. Словно избегает лунного света, подумал Ларс, напряженно следуя взглядом за тенью. Что его так насторожило? Разум еще не сумел осознать причину, но чувства кричали о близкой опасности, а Ларс привык доверять себе.
Шум шагов сделался почти неслышным – ленсман едва улавливал шелест травы под ногами незнакомца. Но вот фигура остановилась у самого края березовой рощи, и лучи плывущей по небосводу луны на мгновение коснулись ее. Ларс обмер.
Да, это было человеческое существо, но какое уродливое! Крупное тело казалось скособоченным и искореженным. Широкая спина горбилась, одно плечо торчало выше другого, руки болтались, словно плети вьюнка. Какие-то лохмотья свисали, цепляясь за ветки. Но это было не самым главным…
Глаза существа светились. Не блестели отраженным светом луны, нет, они горели внутренним бледно-зеленоватым огнем. Ларс ясно видел две точки – будто кто-то разом зажег фосфорные спички. Что же это?
Ветер зашелестел березовой листвой и бросил в лицо ленсмана волну запаха. Ларс словно подавился. Этот сладковатый, всепроникающий, липкий душок он не спутал бы ни с чем и никогда.
Смрад разложения. Аромат смерти.
Ларс вжался в ствол сосны. Он утратил всякое мужество. Он забыл про револьвер в кобуре и желал лишь одного: чтобы немыслимая тварь убралась отсюда, все равно куда, лишь бы подальше. Живое существо не может источать такое зловоние, а значит перед ним нечто, отмеченное смертью. Нечто жуткое.
Он попытался вспомнить слова молитвы и не смог. Зубы стучали. Паника почти захлестнула его, как водоворот, и тут откуда-то всплыли иные слова. Сказанные очень давно, когда Ларс еще был сопливым юнцом и отпраздновал труса в первой драке. Вот он, сержант Йозеф, гроза новобранцев, бережно обтирает штык после рукопашной. Тряпка красная, штык красный, и руки у сержанта тоже.
– Мертвецы не встают, парень, – хмыкает Йозеф бледному от долгой рвоты мальчишке. – Живого бойся. А покойнички тебя не достанут.
Мертвецы не встают. Мертвецы не встают. Мертвецы не встают, слышишь, трус. Не встают.
Паника отхлынула, словно вода в отлив. Ларс сжал пальцы на рукояти револьвера и осмелился взглянуть в сторону опушки.
Фигура исчезла. Растворилась в ночной мгле. Сразу стал яснее шум воды и шелест берез. Где-то в чаще вскрикнула птица. Переливались звезды.
Ларс выждал несколько минут. Рискнул расстаться со спасительницей-сосной. Сделал несколько шагов назад, неотрывно смотря на стену леса.
На траву рядом с его тенью упала еще одна – громадная, изломанная.
Глава 7
Сосновый утес
Тварь тянула ручищи к его горлу.
Ларс рванулся в сторону, едва увернувшись от захвата, но чудовищный по силе удар в плечо догнал его и швырнул на землю. Револьвер вылетел из ладони, упал куда-то в травы. Лунный свет померк от боли. Ларс попытался вскочить, однако существо не мешкало, и тяжелая, будто могильная плита, ступня, надавив на грудь, прижала ленсмана к траве. Ларс забился, зашарил вокруг, пытаясь дотянуться до оружия, но под руку попался лишь мелкий плоский камешек…
Тварь наклонилась.
Смрад гниющей плоти, смешанный с вонью стоячей воды и тины, стал невыносимым, ребра затрещали, перед глазами поплыли зеленые круги, а в уши ворвался настойчивый колокольный перезвон…
– Нет! – крикнул Ларс, но из стиснутого спазмами горла вырвался лишь стон. – Нет! Нет!!!
– Гере ленсман! Гере ленсман! Да проснитесь же вы!
Ларс еще раз дернулся и очнулся. Непонимающе вытаращился на Акселя Линда, бледного и испуганного.
– Ты чего⁈ – прохрипел он, касаясь рукой груди.
– Вы кричали во сне, – проговорил Линд. – Орали просто…
Ларс огляделся, начиная осознавать окружающее. Он лежал на кровати в комнатушке под косым скатом крыши. Сквозь круглое окошко сочился бледный свет – солнце еще не встало. Под окном была еще одна кровать – лоскутное одеяло сползло на пол, рядом валялись сапоги.
Аксель посмотрел на начальника странным взглядом и пошлепал к столу, что стоял посреди комнаты. Взял кувшин, плеснул в кружку воды.
– Вот выпейте. На вас лица нет.
Ларс глотнул. Ужас постепенно отступал.
– Спасибо, констебль.
Аксель кивнул и вернулся к своей кровати, подобрав одеяло. Ларс поправил сбившуюся подушку, улегся, закинув руки за голову. Внизу слышались шаги и приглушенные голоса. Он, что перебудил воплями весь дом? Или просто здесь, в деревне, принято подыматься до рассвета? Какой же мерзостный был сон. Нарочно не придумаешь. Не надо было вчера пить и шататься по деревне…
Шататься по деревне.
– Аксель, – прошептал Ларс, – когда я вернулся?
– Не помню, гере Ларс – пробормотал констебль, не отрывая головы от подушки. – Что-то я напраздновался вчера… А что?
– Да ничего, – ответил Ларс. – Спи.
– А вы у Блюмквиста спросите, – сквозь зевок посоветовал Аксель, завертываясь в одеяло, точно в кокон. Через минуту парень уже вовсю посвистывал носом.
Ларс пялился в потолок. За окном медленно румянилась заря. Мычали коровы.
Поговорить с герсиром удалось лишь после завтрака. Пока Аксель, очнувшись от спячки, бойко наворачивал за обе щеки хлеб с ветчиной и козий сыр, Ларс глотал кофе и маялся сомнениями.
С одной стороны, и дураку ясно: ничем иным, кроме пьяного кошмара, видение быть не могло. Вот только он слишком четко помнил подробности: и ночную тишину, и прозрачный от лунного света березняк, и зеленоватые точки, горящие во мраке. Во сне он дрался с чудовищем, смердящим мертвечиной. Дрался страшно. Наутро обнаружился здоровенный синячище на плече, ребра побаливали, а пальцы левой руки были слегка рассажены. Может, он неловко упал? Нет, определенно, пора прекращать пьянки. Добром не кончится.
– Что же вы не едите ничего, гере Иверсен? – спросила фру Блюмквист. – Может, яичницу пожарить?
– Не беспокойтесь, – Ларс поднялся, отставив кружку с кофе. – Я сыт.
Вошел хозяин.
– Ну, гере ленсман, – улыбнулся он, потирая свежевыбритый подбородок. – где ж вы вчера так загулялись?
– А что, я припозднился? – небрежно спросил Ларс.
– Да уж, не то слово. Уж и гости все распрощались, а вас все нет и нет. Я собирался искать, а глядь – вы идете!
Значит, вернулся он сам. Наверняка, сильно навеселе.
– Я прошелся до березовой рощи. И, кажется, заметил крупного зверя в чаще.
– Надо же! – изумился герсир. – Медведи сюда не забредают. Если волк… Здесь большая стая бродит, да наши ребята капканы наставили, отогнали. Может, лось к водопою спускался.
Слова герсира успокаивали: где бы он ни шатался вчера ночью, все ужасы только привиделись. Иначе как бы он смог так спокойно вернуться назад.
– Да, гере Иверсен, зря вы беспокоились, – веселым тоном продолжал Блюмквист. – Вернулась ведь к Тильсену его коровенка!
Полицейская повозка катила в обратный путь. Констебль щурился на утреннее солнышко, Ларс же уныло потирал плечо и старательно вбирал в легкие смолистый аромат леса, надеясь, что голова прочистится.
– Как вы вчера с фру Геллерт побеседовали? – весело спросил Аксель. – Я специально пересел, чтоб не мешаться. Думаю: она с юга, вы с юга, найдете про что поговорить… а может, и знакомые общие сыщутся…
Ну это уж вряд ли, усмехнулся Ларс. Что общего у бывшей гарнизонной крысы с образованной столичной дамой? Разного поля ягоды…
Которые, как ни странно, вместе оказались на сельском застолье. Это влекло за собой неизбежный вопрос.
– А что они вообще здесь забыли? Этот Кнуд Йерде музыкант, так ведь? Кому ж он в глуши играет – коровам⁈
– Здесь тоже люди живут, – слегка обиделся за малую родину Аксель. – Здесь, в часовне даже орган есть, правда, расстроенный. И скрипачи здесь талантливые. Я сам слышал, как гере Йерде это нашему доктору говорил в прошлом году у Кари Ингвольсена на свадьбе. А уж он в этом толк знает.
Аксель чуть понизил голос, словно лошади и сосны могли подслушать и пересказать сплетню.
– Вообще, гере ленсман, наши поначалу дивились. Появился он здесь года два как. Дом купил. Прикиньте только – люди в город уезжают, а он вздумал селиться! Я бы понял, коли он усадьбу бы настоящую господскую приобрел, как иные, а то обычный дом. Но после дело прояснилось. Вроде со здоровьем у него нелады, вот врачи и прописали наши места.
