Текст книги "Ночной полдник"
Автор книги: Марта Акоста
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Глава третья
На укyc и цвет товарищей нет
Если на следующее утро я и оделась лучше, чем накануне, то лишь потому, что у меня была новая одежда, а вовсе не для того, чтобы произвести впечатление на вампиров. Поймав себя на том, что в моей голове всплыло слово «вампиры», я быстренько загнала его в самый замшелый уголок своего мозга и принялась натягивать на себя розовые капри, белую блузку с завышенной талией, а потом дополнила все это длинными сережками. Я никак не могла придумать, что же сделать с волосами, и поэтому просто оставила их распущенными, понадеявшись, что день не будет слишком ветреным.
Освальд взял отгул, чтобы мы могли провести день с его родителями. Я, конечно, подтруниваю над Освальдом по поводу его избалованной клиентуры, но он часто занимается и общественно-полезным трудом, помогая людям с серьезными проблемами. Он лечит волчью пасть малоимущим пациентам, восстанавливает лица тем, кто попал в аварии, а также выручает покалеченных солдат, вернувшихся из горячих точек.
В то утро я обнаружила его на выгоне за осмотром лошадей. Я увидела его раньше, чем он меня. На нем была линялая футболка с надписью «Рассвет мертвецов», [25]25
Фильм ужасов, снятый режиссером Дж. А. Ромеро в 1978 г. В 2005 г. по его мотивам был сделан ремейк с тем же названием.
[Закрыть]севшая после многочисленных стирок, – впрочем, это придавало ей особую прелесть. Он потянулся, чтобы почистить гнедого коня, и его футболка слегка задралась, обнажая аппетитный фрагмент гладкой кожи на спине.
– Надеюсь, ты помазал спину солнцезащитным кремом? – крикнула я.
Он взглянул на меня, и на его лице показалась кособокая улыбка.
– Я весь намазался им.
– Думаешь, твоим родителям понравится эта футболка?
– Мои родители считают, что я все делаю правильно.
– Наверное, это здорово.
– Да. Но иногда мне хочется слезть с пьедестала.
– Я с удовольствием подам тебе руку, если ты решишь спуститься, – заверила его я. – И вообще – в любой ситуации, когда тебе понадобится рука помощи. – Я смахнула солому с его пятой точки, обтянутой джинсами. – Или даже две руки. Сейчас я готова помочь тебе в чем угодно.
Один уголок его рта приподнялся выше другого. Я люблю эту ассиметричную улыбку.
– Не соблазняй меня. Стэнли припадал на одну ногу, и я решил проведать его, прежде чем мы уедем.
Чтобы присматривать за животными, Освальд даже изучал ветеринарию.
Я почесала гнедого между глаз.
– Ладно, это дело поважнее будет. Я собираюсь позавтракать в Большом доме.
– Я только что оттуда. Сказал родителям, чтобы ждали нас в половине одиннадцатого, а заодно зарезервировал столик на время обеда.
– Отлично. До встречи, малыш.
Все родственники, за исключением Уиллема и Сайласа, попивая на кухне кофе, лакомились выпечкой и свежими фруктами. Они болтали о том, как красиво за городом, а отец Сэма, помахивая фотоаппаратом, сообщил, что сделал уже больше ста фотографий ребенка.
Мама Освальда налила стакан темно-красного сока и передала его мне. Члены семьи предпочитают сок красного апельсина и вообще едят много красной пищи, так как красные пигменты сдерживают их тягу к крови.
– Спасибо, госпожа Грант, – поблагодарила я. – Освальд сказал, что он будет готов к выезду в половине одиннадцатого. Он зарезервировал столик в ресторане при винодельне.
– Это очень любезно с его стороны. Освальд безусловно очень внимательный человек, – заметила она. – Мой сын не любит разочаровывать окружающих.
С этим трудно поспорить, ведь Освальду было непросто расстаться с Уинни, когда его вдруг одолела лихорадка по имени Милагро.
– Освальд говорит, что вы приезжали сюда всего один раз.
– Да, и тогда он жил в доме, а не в гостевом коттедже.
– Знаю, это может показаться странным, но там действительно очень уютно.
Мама Освальда нахмурилась. Я изо всех сил старалась выдумать какую-нибудь приятную фразу, но тут Гэбриел, подойдя ко мне, обвил рукой мою талию.
– Тетушка, я собираюсь вывести свою лапусю на прогулку.
– До встречи, госпожа Грант. – Странное обращение, особенно если учесть, что ее свекровь я зову просто Эдной.
Гэбриел был в широкополой шляпе, солнцезащитных очках и рубашке с длинными рукавами, поскольку у него очень светлая кожа и он отличается особенной чувствительностью к солнцу.
– Милагро, можно тебя кое о чем попросить?
– Выкладывай.
– Уверен, что ты изнемогаешь от желания схлестнуться с Уиллемом, но, пожалуйста, не делай этого. Хочешь верь, хочешь нет, однако он пошел на большую уступку, позволив тебе оставаться здесь.
– Позволив мне оставаться здесь?! Я тут живу! – начала кипятиться я. – Он фанатик!
– Я не собираюсь за него извиняться, просто наши родственники из Старого света до сих пор хранят память обо всех тех зверствах, которым мы подвергались. Если он посчитает, что ты представляешь угрозу нашей безопасности, моя работа еще больше усложнится. – Гэбриел вздохнул. – Поверь, мне и без того несладко.
Поскольку Гэбриел говорил на полном серьезе, я согласилась:
– Ладно, не стану ничем огорчать тебя. Я не собиралась нарываться на неприятности.
– Я знаю, но, похоже, они сами тебя находят.
– Не всегда. Это только с ОТБРОСом так получилось. Кстати, есть о нем какие-нибудь новости?
– ОТБРОС по-прежнему в отбросах, – ответил Гэбриел. – КАКА окончательно развалилась, а Себастьян, судя по всему, пока осел в месте своего изгнания.
– Никогда не подумала бы, что он согласится жить в Небраске.
– Если бы ты увидела центр Омахи, ты бы изменила свое мнение, – заверил меня Гэбриел. – Себастьян купил склад, имеющий историческую ценность, и полностью отреставрировал его. Отличное место, а виды – просто обалдеть.
– Ты получил эту информацию от своих разведчиков?
– Я просто увидел разворот в «Архитектурном дайджесте», но мы наблюдаем за всеми его передвижениями. Мне кажется, пока он там всем доволен.
Стоя на берегу ручья, мы смотрели, как вода отражает ясное утреннее солнце.
Покончив с важным делом, мой рыжеголовый приятель был не прочь посплетничать.
– Говорят, Иэн приедет, – улыбнулся Гэбриел. – Ка-акой мужчина!
– Он знает, что ты в него влюблен? – рассмеявшись, поинтересовалась я.
– Не думаю, но ведь из того, чего я не знаю об Иэне Дюшарме, можно составить целые тома.
– Темный лорд! – зловеще воскликнула я, вспомнив прозвище, которое Гэбриел когда-то дал Иэну.
Улыбка застыла у него на губах.
– Пожалуйста, забудь о том, что я сказал, это была просто глупая шутка.
– Ладно, – согласилась я. – Я знаю, что это была шутка. Вообщето я думала, ты встречаешься с кем-нибудь.
Гэбриел отвел взгляд в сторону.
– Уже нет. Этот «кто-нибудь» все время спрашивал, когда я познакомлю его с родственниками, и в чем состоит моя работа. Поскольку я постоянно ездил в секретные командировки, он начал подозревать меня в измене.
– Мне очень жаль, Гэбриел.
– Ничего страшного. Я ведь знал, что это когда-нибудь случится. Такое всегда случается.
Он весело рассмеялся, когда я предложила помочь ему в сексуальном плане – «только чтобы расслабиться, не более того», из чего можно заключить, что боль расставания мучила его не слишком сильно.
Я быстренько смоталась в город, чтобы получить и отправить почту, а когда вернулась, Освальд уже принял душ и оделся – на нем были широкие брюки, зеленые с оливковым оттенком, и рубашка цвета морской волны. Родители Освальда ждали нас возле его машины. Госпожа Грант села на переднее сиденье, а господин Грант и я устроились сзади. Мне так и не удалось разговорить его. Поэтому, когда мы проезжали мимо поля, усеянного желтыми цветами, я сообщила:
– Это турнепс. Вообще-то он считается сорняком, но я так и не научилась его ненавидеть.
– Освальд говорил, что вы любите растения, – ответил господин Грант с таким видом, будто любовь к растениям – признак серьезного расстройства мозга.
– Да, я занимаюсь садоводством ради удовольствия и за деньги, – выдала я идиотскую фразу. – Хорошо, наверное, быть на пенсии. Много времени на путешествия и э-э… увлечения. У вас есть какое-нибудь хобби?
Повернувшись ко мне, господин Грант одарил меня долгим взглядом, который напомнил мне его мать – Эдна всегда смотрит так, перед тем как сказать что-нибудь обидное.
– Я люблю путешествия и гольф.
Мой папа тоже любит гольф, но не саму игру, а поля – бескрайние изумрудные лужайки, которым необходим тщательный уход, вода и удобрения. Я могла бы, конечно, высказать свое мнение по поводу лужаек для гольфа в засушливом климате, но решила, что разумнее будет смолчать.
Сидевшая впереди госпожа Грант радостно болтала с Освальдом. Ее часть диалога состояла в основном из фраз: «Как интересно!» и «Какой ты умница!» Она так веселилась, будто работала за поулыбочную оплату.
Освальд вел машину по умеренно извилистым дорогам, мимо виноградников и садов. Остановившись, мы прогулялись по дубовой роще. Освальд шел впереди и, держа в руках палку, ощупывал ею почву.
– Что ты делаешь, Оззи? – поинтересовалась его мать.
– Змей ищу, – пояснил Освальд. – В этом году к нам в конюшню уже одна заползала.
– Не стоит беспокоиться, сынок, – сказал господин Грант. – Твоя мама боится рептилий, но от змеиного укуса с ней ничего не будет.
– Зато Милагро не защищена, папа, – ответил Освальд. – Насколько мне известно.
– Так пусть гремучая змея укусит ее, и ты узнаешь наверняка, – с невинным смехом заявила госпожа Грант.
Я хотела было разразиться своим презрительным «ха-ха-ха», но Освальд поддержал мамину шуточку. Интересно – это я слишком остро реагирую, или все-таки Конраду и Эвелине недостает умения общаться, которым обладают мои друзья с ранчо?
Дорога сузилась, и я оказалась позади Освальда и его родителей. Воздух, который становился все теплее, пахнул ароматом шуршавшей под ногами листвы, землей и ручьем. Мы остановились возле лежавшего под сенью сосны валуна. Господин Грант вынул из кармана куртки серебряную фляжку. Сделав глоток, он предложил:
– Эвелина?
– Спасибо, – взяв фляжку, поблагодарила его жена. А потом, минуя меня, передала ее Освальду.
Заметив выражение моего лица, он пояснил:
– Это телячья кровь, Милагро.
– Ой, извините, – проговорила его мать. – Я просто не знала, пьете ли вы.
– Только не кровь, – ответила я, изо всех сил стараясь быть учтивой. – Когда-то я пила ее, но теперь не испытываю никакого желания.
– Ох, очень жаль, – сказала она.
Когда мы нагулялись, Освальд отвез нас в одну из виноделен, излюбленное туристическое местечко.
– Там есть канатка! – возбудилась я.
Слово «канатка» я готова повторять целый день. Обожаю открывающийся с высоты вид и покачивание вагончика, движущегося по канатной дороге.
– Мы на нем не поедем, – сообщил Освальд, минуя соответствующую автостоянку.
– Я не люблю высоту, – объяснила госпожа Грант.
Ну и что интересного в посещении винодельни, которая стоит на вершине горы, если нельзя прокатитъся на канатке? Пока мы ехали по дороге, вдоль которой росли оливковые деревья, я с тоской смотрела в окно на скользивший над нами вагончик канатной дороги. Минуя прудик с фонтаном, мы прибыли на мощеную стоянку у абсолютно белого современного здания с узкими окнами.
Температура в помещении винодельни была достаточно низкой. Мы присоединились к группе, у которой только-только началась экскурсия. На такой экскурсии я уже была. Винодельня с ее стальными барабанами из нержавейки, металлическими дорожками и высокими технологиями производила мощное впечатление. Однако я отдаю предпочтение прикольным дегустационным зальчикам, помещающимся в переоборудованных конюшнях и гаражах; в таких местах виноторговец собственноручно открывает бутылки для посетителей.
Гранты стояли в авангарде туристической группы, внимательно слушая лекцию экскурсовода, которая превращала виноделие в такую же интересную тему, как, например, контрольная по термодинамике. Она даже дважды употребила это самое слово – «термодинамика».
– Конденсированные танины, которые используют в виноделии, являются полимерами мономерных процианидинов, – выдала экскурсовод. И это меня доконало – я отстала от группы, опасаясь тех пыток, которым гид собиралась подвергнуть мои уши.
Поэтому, когда ко мне, улыбаясь во весь рот, с важным видом подвалил мускулистый румяный блондин, я улыбнулась ему в ответ.
– Здравствуй, лапуля. Где тут, ваще, бухло наливают?
– А что, если говорить с австралийским акцентом, проще подцепить телку?
– Тебе виднее, красавица, – сказал он, одарив меня таким преувеличенно плотоядным взглядом, что я рассмеялась.
Тут откуда ни возьмись возникли его друзья, и мне стало абсолютно ясно: это был далеко не первый их визит на винодельню. Им всем было примерно под тридцать; внешне они были несколько грубоватыми, но симпатичными – высокими, загорелыми, мускулистыми; одеты все были в футболки и шорты.
– Дегустационные залы внизу. Там есть указатели.
Один из парней драматично покачал головой.
– Он не умеет читать, дорогуша. Покажи нам, где это, а?
Я оказалась в кольце умоляюще смотревших на меня мужчин.
У меня было два варианта – либо я догоняю экскурсионную группу, либо помогаю этим шкафам. Когда группа сворачивала за угол, Освальд даже не обратил внимания на то, что меня нет рядом.
– Хорошо, – поддалась я. – Пошли.
Пока я вела их вниз, они забавлялись дружескими пинками и оплеухами.
– Как тебя зовут? – поинтересовался блондин. – Меня – Лимон.
– Лимон?
Его улыбка стала шире:
– Сожми меня.
– На самом деле его зовут Линдон, а не Лимон, – пояснил лохматый парень со светло-голубыми глазами. – Я Брайс.
– А я Милагро. Можете звать меня Мил.
Брайс попытался было взять меня за руку, но я отпихнула его.
– Веди себя прилично, – сказала я, и парни, сопровождая свой спектакль взрывами хохота, принялись изображать меня и пихать своего дружбана.
– А где ты живешь, Мил? – спросил Лимон.
У тебя есть комната для гостей?
– Я здесь со своим парнем. Мы живем по другую сторону горы.
– Что-то я не видел никакого парня, – возразил Лимон. – Кто-нибудь видел каких-нибудь парней?
В ответ ему все хором прокричали «нет».
– Вот и дегустационный зал, – сообщила я. – Желаю хорошо повеселиться.
За широкой дверью располагался сувенирный магазинчик, а за ним – ярко освещенная комната, в глубине которой размещалась длинная барная стойка. Мысль о том, что мне придется снова примкнуть к экскурсионной группе, наводила уныние.
– Как же мы будем веселиться без тебя? Выпей с нами немножко, – предложил Брайс.
– Ну… – Я почему-то посчитала невежливым отказать туристам. Мне не хотелось, чтобы они, вернувшись домой, рассказывали о том, какие противные калифорнийцы, ведь это может привести к эффекту домино и в результате крайне негативно сказаться на туристическом бизнесе в нашем штате. – Думаю, один бокал я выпить успею.
Парни отправились прямиком к бару, где два стройных опрятных бармена символическими дозами разливали по бокалам красное вино, пытаясь при этом описать букет и свойства каждой жидкости. Расслышать их было невозможно, потому что Лимон сразу же принялся отпускать замечания по поводу маленьких порций и анатомических особенностей бармена.
– Ты, жадная сволочь! – рявкнул Брайс. – Налей даме побольше!
Я догадалась, что «дамой» он обозвал меня, потому что всех остальных посетителей мы оттеснили. После вчерашнего сражения один на один с Уиллемом я была счастлива, что есть люди, поклоняющиеся солнцу низших земель и готовые встать на мою защиту.
– Спасибо, – сказала я, – мне хватит.
Лимон бросил на стойку несколько мятых купюр, остальные парни поддержали товарища.
– Начните наконец наливать, ребята, – подмигнув, приказал он барменам.
Когда бармены под завязку наполнили наши бокалы красным вином, австралийцы настояли на том, чтобы мы выпили за меня, за австралийско-американские отношения, за Диснейленд, за нудистские пляжи, пиво и смоляные ямы Ла Бреа. [26]26
Смоляные ямы, – природные асфальтовые колодцы. В Лос-Анджелесе они расположены в центре города, в районе Ла Бреа (brea (исп.)– смола), и служат туристским аттракционом. Во избежание несчастных случаев ямы обнесены изгородью.
[Закрыть]Они обладали обезоруживающей австралийской харизмой, которая изрядно усилилась после второго бокала вина.
Где-то на краю моего сознания болталась мысль о том, что я слишком надолго покинула Грантов, но у меня не было большого желания возвращаться к ним, так как в этом случае мне снова пришлось бы мучительно вытягивать слова из молчаливых родителей Освальда.
– Есть тут еще такие же малышки, как ты? – спросил Лимон, прижимаясь ко мне. – Кто-нибудь из твоих сексуальных подружек? Мы возьмем тебя с собой вечером, куда – скажешь сама. Похоже, я тебя хочу… то есть это… люблю. – Его взгляд сполз на переднюю часть моей блузки.
Оттолкнув его, я рассмеялась.
– Вам придется развлекаться самим.
Они уже развлекались и делали это весьма успешно: один из парней схватил несколько открытых бутылок с вином, и ребята принялись перебрасывать их друг другу. Бутылка цинфанделя (если верить бармену – «глубокий вкус ежевики, кедра и пряностей»), выскользнув у кого-то из рук, разбилась об пол.
Именно в этот момент я заметила в дверях Освальда и его родителей. Двое мужчин в темных костюмах, пробираясь к моим новым друзьям, оттеснили Грантов в сторону.
Быстренько ретировавшись к стенду с брошюрами, я сделала вид, что читаю буклет о виноградарстве. Когда австралийцев, выкрикивавших слова прощания, выпроводили из здания, я подошла к Освальду.
– Извини, пожалуйста, – прошептала я ему. – Видимо, они решили, что обмикимаусить барменов – это прикольно.
– Что сделать? – не понял Освальд.
– Ну, я не знаю… Думаю, это как-то связано с их визитом в Диснейленд.
– Ваша блузка, – проговорила госпожа Грант.
Поглядев на себя, я увидела, что вся передняя часть блузки обрызгана вином и влажная ткань прилипает к моим пышным девичьим прелестям. Я была похожа на участницу массовки из фильма «Техасская резня бензопилой». В глазах господина Гранта впервые блеснуло любопытство.
Чтобы мужчины в темных костюмах позволили мне остаться, Освальду пришлось купить ящик мерло. Когда мы оказались в кафе под открытым небом, я попыталась занять один из стульев, стоявших спиной к прочим посетителям, но оба места достались родителям Освальда, потому что им хотелось полюбоваться видом с веранды.
Я сгорала от стыда под пристальными взглядами окружающих. Мне так и хотелось сказать им: «Вы, конечно, думаете, что я плохая, но этот мужик в годах, такой приличный с виду, вообще хлещет кровь из серебряной фляжки, которая висит у него на бедре!»
– Надеюсь, мы не помешали общению с вашими мускулистыми друзьями, – глядя на меня поверх меню, проговорила госпожа Грант.
При этом она не добавила «ты, дешевка», но это уже было необязательно.
– Вовсе нет. Я всего-навсего старалась быть гостеприимной, – пояснила я, пытаясь говорить спокойно. – Люди так редко бывают по-настоящему вежливы друг с другом.
– Так вы проявляли вежливость? – с натянутой улыбкой осведомилась она.
Я бросила взгляд на Освальда, но они с отцом так внимательно изучали меню, будто перед ними лежали по меньшей мере свитки Мертвого моря.
– Возможно, ситуация немного вышла из-под контроля, – призналась я. – У носителей различных культур представления о нормах поведения могут не совпадать. Мы же здесь очень терпимо относимся к другим, даже если их поведение кажется… э-э… странным и пугающим.
Освальд поднял на меня взгляд, и я предложила скороговоркой:
– Давайте начнем с итальянских закусок. Они очень хороши.
Взгляд у Освальда был раздраженным, и я поняла, что зашла слишком далеко.
Мне пришлось проглотить свою гордость; после этого я поняла, что уже насытилась и еда не доставит мне большого удовольствия. Я ковырялась в своей тарелке, слушая рассказы Освальда о его медицинской практике, капиталовложениях и научной работе, опубликованной в профессиональном журнале резальщиков и кромсальщиков.
Госпожа Грант развернулась к Освальду всем телом и вела беседу только в этом направлении. У меня имелись серьезные подозрения, что в ближайшем будущем она не станет отзываться обо мне как о «чудесной девушке» своего сына. Глядя вдаль, господин Грант то и дело отпускал соображения по поводу того, какие мудрые решения принимает его отпрыск. Со мной никто не разговаривал.
Дорога домой была напряженной, по крайней мере для меня. Я молча сидела рядом с Конрадом Грантом на заднем сиденье, в то время как Эвелина Грант с упоением слушала рассказы Освальда о ремонтных работах на ранчо, таких, например, как рытье нового колодца. Во время поездки я из всех сил сдерживалась, чтобы не пнуть ногой сиденье Освальда.
Когда мы наконец оказались на ранчо, я оставила Освальда и его родителей на улице и быстро направилась в дом.
В малой гостиной я нашла бабушку Освальда – Эдна читала итальянскую поваренную книгу.
– Углубляете познания о кухнях низших земель? – поинтересовалась я, плюхнувшись рядом с ней на бархатный двухместный диван.
– В том, что касается меню, мне никто не указ, – ответила Эдна. Она заметила, что произошло с моей блузкой, но нарочито умолчала об этом. – Как вы поладили с моей невесткой?
– Она глубоко и страстно ненавидит меня.
– Ну, а кроме этого? – На губах Эдны промелькнула улыбка.
Ни внешним видом, ни поведением Эдна не была похожа на мою abuelita, бабушку, которая вырвала меня из когтей моей матери Регины и подарила несколько счастливых коротких лет. Но, когда Эдна говорит со мной вот так, я чувствую те же тепло и любовь.
Я нежно прижалась к ней.
– А кроме этого, все хорошо. Правда, ваш внук ни разу не защитил меня от враждебных выпадов своей матери.
– Освальд понимает, что ввязываться в ссору двух женщин не стоит. Не надо заставлять его делать выбор.
– Я и не заставляла… – начала было оправдываться я. – А может, и заставляла. Кажется, она возненавидела меня заранее.
– В момент нашей первой встречи вам было все равно, как я к вам отношусь.
Это правда. Тогда она была холоднее блендера с Маргаритой.
– Знаете, я ничего не имею против открытой неприязни. Однако у меня большие проблемы с завуалированной враждебностью и безразличием. – Моя мать Регина игнорировала меня на протяжении почти всей моей жизни. Как будто считала, что если не признавать факт моего существования, то его, этого существования, не будет в принципе. – Но как же мне завоевать Эвелину?
– Думаю, это вопрос не ко мне.
– Она не любит вас, или это вы не любите ее?
– Мы очень любим друг друга, юная леди, особенно когда нас разделяют большие водные пространства, – сказала Эдна. – Вы как никто должны понимать, что родственников не выбирают.
Я вздохнула.
– Если бы я могла выбирать между моей матерью Региной и Эвелиной, я выбрала бы последнюю. Эвелина обожает Освальда. Думаю, это взаимно.
– Но ведь так и должно быть. Она всегда была для него хорошей матерью, а для Конрада – хорошей женой. И я благодарна ей за это.
– Жаль, что с ней не повеселишься.
Эдна сузила свои потрясающие зеленые глаза.
– Но в тот момент, когда вы испортили свою блузку, вам было весело?
Я улыбнулась.
– Если честно, да. Хотите, расскажу?
– Нет уж, спасибо. Очень скоро я узнаю это со слов Эвелины.
Представив, какой оттенок придаст Эвелина этому совершенно невинному происшествию, я поморщилась.
– Вероятно, мне стоило вести себя приличнее.
– Не стоит уповать на несбыточное, – похлопав меня по колену, обронила бабушка Освальда.
– Очень смешно, Эдна. Что значится в меню сегодняшней не-вечеринки?
Я надела другую блузку и принялась варить несколько десятков перепелиных яиц – малюсеньких, в коричневую крапинку. В меню была представлена красная еда, столь любимая вампирами: французские тосты с сыром маскарпоне и ягодами, салат из свеклы с апельсинами, почти сырая нога ягненка, малиновый шербет; из напитков предполагались коктейль «Кровавая Мэри» и мерло, купленное Освальдом накануне.
– Яйца, «Кровавая Мэри» и французские тостики, – догадалась я, – это же полночный полдник!
– Да, можно сказать и так. Юная леди, сделайте что-нибудь, чтобы Дейзи не вертелась у меня под ногами.
Я заранее отложила для Дейзи краюшку багета, поэтому мне осталось только выпихнуть собаку за дверь кухни и бросить туда же угощение.
Исполнив все поручения Эдны, я отправилась в Хижину любви. Я не сомневалась: Освальд непременно обругает меня за то, что я доставала его мамашу и пьянствовала с буйными иностранцами. Самоуверенность моя растаяла без следа вместе с остатками алкогольного опьянения. Но Освальд повел себя так, словно ничего и не случилось, за что был вознагражден радостным тисканьем.
– Освальд, прости меня за историю на винодельне, – тая от нежности, проговорила я. – Меня одолел приступ глупости, и…
– Ничего страшного. Наверное, за это время ты уже успела истосковаться. Я ведь знаю, что, по сравнению с твоей прежней жизнью, здесь, в тишине, ты словно в изоляции.
Моя прежняя жизнь, которая проходила на грани бедности, включала в себя следующее: квартиру с крысами, недостаток времени для творчества, острое желание иметь потрясающие отношения с каким-нибудь мужчиной и не менее острое желание жить в доме с дорогими моему сердцу обитателями, которые тоже любили бы меня.
– Нет, мне здесь очень нравится. – Я и вправду была в восторге от жизни на ранчо, но, возможно, мне действительно не хватало некоторых городских радостей.
– Если ты устала, на сегодняшний ужин можно и не ходить.
– Почему мне кажется, будто ты хочешь меня сбагрить? – возмутилась я, освобождаясь из его объятий. – Похоже, это нормально, когда уроженка низших земель занимается готовкой, уборкой и удовлетворением сексуальных потребностей хозяина, но не суется общаться с великими и могущественными…
– Хватит, хватит. – Освальд взял меня за руку. – И вовсе я тебя не сбагриваю. Я просто… Я просто даю тебе возможность отдохнуть, раз ты сама этого хочешь, тем более что ты и так поработала на славу.
– Но я ведь уже сказала, что хочу присутствовать.
И все равно я ничего не могла с собой поделать: когда Освальд уходил на церемонию присвоения имени, я была обижена и чувствовала себя изгоем.
Я улеглась в пенистую ванну, прихватив с собой «Городок» Шарлотты Бронте. Джен Эйр я любила как подругу, а вот Люси Сноу меня порой возмущала. Я как раз дочитала до сцены, в которой ужасной, сексуально подавленной Люси якобы является призрак монашки, когда у двери в ванную раздался зловещий шум. Он повторился. Уронив книгу в воду, я приняла сидячее положение – и тут в комнату ворвалась Дейзи.
– Лучше бы уж ты так не делала, когда я читаю страшные эпизоды. – Я выловила книжку из воды и уложила ее на пол, поверх полотенца.
Я по собственному опыту знаю, что неспешные методы сушки книг в мягкой обложке помогают гораздо больше, чем если засунуть их под печку-гриль, подставить под фен или, положив в микроволновку, нажать на кнопку «попкорн».
Когда пальцы на моих ногах сморщились, я вылезла из ванны и натянула одно из своих новых платьев – с хорошеньким цветочным рисунком и маленькими пуговками на груди. Расчесав волосы и накрасив глаза и губы, я отыскала темную накидку, как раз подходящую для маскировки, и сунула ноги в кожаные туфли без каблука.
Прихватив с собой фонарик, я вышла в ночь.
Вокруг коттеджа произрастали кустарники и вьющиеся растения, так что, стоя за ними, я могла спокойно наблюдать за Большим домом и бассейном. Дом был темным, и только на деревьях, окружающих внутренний дворик, сверкали разноцветные фонарики. Здание бассейна было освещено. Наверное, они раздвинули крышу.
Дейзи хотела пойти со мной, но, поскольку она ничего не понимает в конспирации, пришлось оставить ее в саду за оградой. Луна была полной, и я без труда находила дорогу, даже не пользуясь фонариком. Кратчайший путь к бассейну мне не подходил, потому что там лежал гравий, который имеет обыкновение хрустеть под ногами.
Я даже разок споткнулась на неровной дороге, но сумела удержаться на ногах. Найти в темноте выпадающий сучок оказалось непросто. Я прикрыла фонарик рукой, чтобы немного затемнить луч света, и включила его. Нащупав пальцами деревянный кругляшок, я выключила фонарик. Медленно и осторожно я вытащила выпадающий сучок, а потом прислонила глаз к отверстию.
Я ожидала увидеть этакую встречу-вечеринку членов провинциального клуба. Но вместо этого перед моим взором предстала группа людей в алых одеяниях с капюшонами и черной окантовкой. Они сидели в круге колышущегося света, исходившего от свечей и факелов; их лица утопали в тенях и казались жутковатыми.
Я принялась искать Освальда, полагая, что сразу узнаю его, но он оказался таким же безликим, как и остальные. Когда я наконец признала его в мужчине во втором ряду, он оказался совсем непохожим на того человека, которого я знала и любила, будто бы кто-то другой, серьезный и бездушный, вселился в его телесную оболочку.
Гораздо лучше мне было видно Уиллема Данлопа, стоявшего на возвышении; его лицо выглядело так, словно было сделано из желтоватого воска. Одеяние Данлопа было абсолютно черным. Уиллем слегка покачнулся, бросив горсть листьев в металлическую чашу, которая стояла на жертвеннике. Легкий ветерок подхватил горький дым и понес в мою сторону. Само возвышение было покрыто слоем березовых веток.
Рядом с Уиллемом, держа на руках моего любимого младенца, стоял Сайлас. Язык, на котором говорил Уиллем, напоминал звон стекла и скрежет металла, – короче, совершенно не походил на человеческую речь.
Затем вперед выступили две фигуры; из-под капюшона одной выпала прядь светлых волос, и я поняла, что эти двое – Уинни и Сэм. Они монотонными голосами повторили какую-то длинную и отвратительно звучавшую фразу. Люди, сидевшие за их спинами, повторили эту фразу три раза, как молитву.
Я в страхе замерла.
И тут мое внимание привлекло движение, возникшее позади стульев. Там стоял Иэн Дюшарм в элегантном светлом костюме и кремовой рубашке. Он коротко остриг свои черные кудрявые волосы, тем самым подчеркнув черты отъявленного бездельника. У него были темные глаза с полуприкрытыми веками, мощный нос и пухлые чувственные губы. Иэн не отличался высоким ростом, поэтому его сшитая на заказ одежда скрывала широкую грудь и мускулистый торс.
Иэн с вялым любопытством наблюдал за Уиллемом. Затем он полез в карман, вынул золотой портсигар, открыл его и вытащил сигарету. А потом побрел в темноту, на другой конец территории бассейна.
Я снова взглянула на Уиллема. Тот подал знак Сайласу, который держал ребенка над стоявшей на столе каменной чашей. Что-то сверкнуло в тусклом свете свечей – бокал из тонкого стекла.
И тут вдруг впервые заговорил Сайлас:
– Кровь – это река, кровь – это жизнь. – Видимо, он переводил слова Уиллема. – Кровь должна братьс-ся и должна отдаватьс-ся, ибо так запис-сано.
Уиллем потянулся к столу и взял какой-то предмет. Его дрожащая рука повисла в воздухе. Это был нож с рукояткой из драгоценных камней.
Рядом с малышкой, моей малышкой, был нож – я должна прекратить это безобразие! Только я открыла рот, как чья-то рука зажала его, и я оказалась в железных объятиях. Я пыталась вывернуться, дать сдачи и чуть прикусила руку, даже несмотря на то, что почувствовала знакомый пряный аромат одеколона, которым пользовался Иэн, и услышала его шепот:
